Эльдарова Татьяна. Год охотника

   Что-то он хотел уточнить у Степнова...
   Но не успел сосредоточиться: из-за угла дома вынырнул Бурханкин и отчаянно замахал.
   - Фима, скорее... - Бурханкин показывал рукой на дом.
   Франц поторопился: егерь был ужасно встревожен, даже при посторонних назвал его Фимой!..
   - Тимофеевне плохо!
   Со словами: "Кому сейчас легко?.." - Франц отодвинул Бурханкина, ворвался в дом, распахнул спальню и увидел на проклятой кровати сведённое судорогой тело медсестры...
   Избавлю вас от натуралистических подробностей! (Они уместны при описании погоды или фасона нового платья.) Скажу только, что Игорь Максимильянович подоспел вовремя...
   *** Пирожки с начинкой
   Вечером, возле палаты интенсивной терапии, где только что промыли желудок Тимофеевны, доктор Рубин терпеливо объяснял Францу:
   - Явная случайность. Поела чего-то. Продукты ведь почти полдня стояли в открытую. - Он вытер испарину, крупными прозрачными каплями выступившую на массивном лбе. - Тут на такой жаре кто хочешь испортится!
   Франц смолчал, но ушёл, не убеждённый. Дома выпустил Фомку погулять и решил пообщаться с компьютером. Намучавшись с форматированием и сохранением текста, от имени Степнова составил доверенность на ведение хозяйства и пользование домом.
   Когда под дверью раздался звонкий лай, почти всё было сделано.
   - Фомка, иду-иду! Оголодал, дружочек?.. - Франц, открыл собаке. - Я тебе вкусненького припас... О-о, да ты, я вижу, тоже обо мне подумал!
   Аккуратно, чтобы не порвать ручки, он вынул из собачьих зубов пакет, отнёс его в кухню на стол.
   Фомка бросился к миске, будто неделю не был кормлен. Нос утонул в пластмассовом детском горшке, кончики ушей подметали пол, стройные сильные лапы чуть согнулись и дрожали от напряжения.
   - Это любезная Евдокия Михайловна о моём Фомушке "позаботилася". Знай, дружочек, кого благодарить!
   (Франц с удовольствием вспоминал мягкий говорок поварихи. Даже в песне на поминках прозвучало: "...с могилой обвеньчаться молодцу".)
   - А что ты мне принёс?.. - Игорь Максимильянович вдруг понял, что голоден. На поминках он и поесть-то толком не успел.
   Пока Фомка трапезничал, он открыл пакет, где оказался завязанный узлом целлофановый мешок. Сквозь него просвечивался масляный пергамент.
   Франц вынул угощенье, перевернул пакет вниз ручками. Начав с дна, стал распрямлять целлофановые швы (терпеть не мог мятые сумки). Тут на пол выскользнул прямоугольник меню из "Охотного".
   На чистой оборотной стороне было выведено фиолетовым карандашом: "Приятного аппетита!".
   - Фомушка, если бы ты так не спешил, вместе б сейчас поели! - он достал из серванта фаянсовую тарелку с выпуклыми рыбками и крабами.
   Как только раскупорил целлофан и развернул пергамент, пёс тут же забеспокоился.
   - Ага, дружочек, завидуешь! - злорадничал хозяин, живописно выкладывая произведения кулинарного искусства: кусочки мяса в тесте, украшенные крупными смородинами. - Ладно уж, так и быть, понюхай!
   Тот отвернулся.
   - Да ты что, обиделся? Или ошейник раздражает?.. На, смотри, как вкусно!
   Охотник разломил пирожок и стал тыкать в коричневый нос.
   Но Фомка уже не просто отвернулся. Он зарычал, он ушёл в угол, у него шерсть на загривке встала дыбом.
   Франц возмутился.
   - Ах, ты, волчья сыть, травяной мешок! Ешь сейчас же! Что тебе не нравится?
   Спросил - и вдруг задумался, вдруг вспомнил: так же скалился Фомка, когда они нашли издохшего сторожевого пса...
   - Я понял, дружочек, - извинился Игорь Максимильянович, покосившись на аппетитное блюдо. - Что, опять к доктору обращаться?.. - Он взял "меню" из ресторана, начал рассматривать. - Нет, прежде наведаемся в этот заповедник...
   В "Охотном" гостям были рады. Диким вепрем, смертельным подручным богини охоты, оскалилась на стене кабанья морда - новоприобретение ресторана.
   - Поужинать, Игорь Максимильянович? - осведомился метрдотель.
   Франц огляделся.
   В углу, на любимом месте Франца, ужинала обширная пара Хорошеньких. Супруги увлечённо пополняли энергию, затраченную на медсестру Тимофеевну. Между ними с трудом втиснулись Тарас Григорьевич и Селена.
   Все четверо одновременно склоняли головы над столом. Челюсти и губы шевелились в такт.
   - И давно они тут?.. - поинтересовался Франц.
   Метрдотель всей душой стремился угодить.
   - Да, ваш столик занят, уж извините. Если хотите, можем вас вон там посадить. Зато у окна - сквознячок!
   - Я, пожалуй, займу соседний кабинет.
   Он ещё не успел развернуть крахмальный конус салфетки, как повизгивающий голос Ляли, казалось, проник не только в уши, но и в ноздри...
   - Нет, за что ему?! За длинный нос?!.. Суёт его везде...
   - Мало ему что ли квартиры?! - грозно поддержал жену Хорошенький. - А откуда сведенья?
   - Лешак мой принёс, - возбуждённо тряхнула чёлкой Селена.
   Тарас Григорьевич её успокоил:
   - Ничего, надо ещё проверить, так ли это. Мало ли, что он ляпнет!..
   - А если правда? - окончательно расстроилась Ляля. - Степнов овдовел. Что делать? Кто ж виноват?.. Но зачем этому?.. За что?..
   - Не волнуйтесь, у меня в столице есть свои люди... - похвастал Тарас Григорьевич, - не позволим ему тут шахер-махеры устраивать!
   Франц завис над перегородкой.
   - Не утруждайтесь. И сведенья абсолютно точные, и документы уже подготовлены: осталось лишь подписи проставить. - Он взмахнул карточкой меню с фиолетовым пожеланием аппетита и пошёл к служебному помещению искать метрдотеля.
   Он был сыт по горло!..
   Квартет заговорщиков неприязненно смотрел ему вслед.
   - Не успеет! - прищурил единственный глаз Тарас Григорьевич. - Будет надо - подключим кого надо!.. Идёмте, Леночка! - Он красноречивым взглядом жадно прогладил оборки и рюши на высокой груди мадам Бурханкиной... - Я вас провожу...
   Глава шестая
   Свадебный марш
   Едва рассвело - Франц уже был на ногах.
   - Фомушка, потерпи ещё немного, - обещал он своему любимцу, - скоро переберёмся из этой пылюги на летнюю квартиру. Придётся поскучать, ничего страшного: еду-питьё я тебе оставил, клозет - тоже в абсолютном твоём распоряжении. Надеюсь, за пол дня я управлюсь... Ну, если очень уж затоскуешь - сгрызи что-нибудь ненужное. Только не мои туфли!
   Собираясь в город, Игорь Максимильянович ещё раз подробно вспоминал поминки... И пришёл к выводу, что всё-таки Марк Анатольевич не прав.
   Опять всё произошло, якобы, самым естественным образом. Но ведь не успела медсестра поесть ни грибов, ни мяса! А если и ела, почему всем не поплохело?.. Фомка, вон - не отказался!
   - Я сам виноват, дурак, побрезговал взять содержимое её желудка на анализ, - размышлял он вслух. - Зато Рубин обнаружил медкарту фермерши: в шкафу прежнего главврача Посередника!.. Оказывается, всё время, пока Шуру искали, она преспокойненько лечилась в больнице! А последние два дня - они с мужем находились там одновременно, только на разных этажах... Вот так вот!
   Пёс склонил голову набок, будто копировал хозяина, когда тот хотел лучше расслышать. А Франц всё рассуждал:
   - Лучше сообрази, слухач, каков молодец твой учитель Вилли! Первый обнаружил, первый сообщил... Губернский криминальный вестник!.. Ну, что ж, спасибо ему за пирожки. Отменное угощенье: опять бы Рубин констатировал пищевое отравление... И никаких следов!.. Но смысл?!.. Сам ведь ко мне с этим пришёл... Для отвода глаз, что ли?..
   Он застегнул сумку, задумался с горькой усмешкой в глазах.
   - Эх, Вилли!.. Обойдусь сегодня без машины его дружков. Пусть все думают, что я дома. Сожри мы с тобой с голодухи эти соблазнительные шарики - вот уже вроде и не одна Тимофеевна пострадала... Ведь ты, партизан, ни за что не подтвердишь, что пакет с ними всучил тебе егерь?...
   Фомка гавкнул разочек.
   - Да?!.. И что?.. Говорить не можешь - хоть бы печатать научился!
   На всякий случай хозяин ещё раз проверил, хорошо ли запер обувь. Он понял, что Фомка прекрасно справится с поручением: "Можешь повыть... Чем громче, тем лучше. Посмотрим, кто прибежит!" - Франц запирал за собой дверь под тихое поскуливание.
   Чем дальше он удалялся по лестнице от квартиры, - тем громче звучали возражения пса.
   *** Провидение
   Домой из города Франц вернулся лишь к вечеру.
   На коврике, на корточках, положив голову на скрещенные руки, неподвижно сидел Егор Сергеевич Бурханкин. Парусиновая кепка валялась рядом. Из-за двери тихо подвывал Фомка.
   Франц наклонился, пощупал у егеря на шее жилку. Подумал: "В норме..."
   Тихо вставил ключ в замок, отпер квартиру. Освобождённый из плена пёс первым делом "умыл" Бурханкина, который оказался ближе.
   Егерь подобрал кепку, вытер ею Фомкину слюну с наждачных щёк, поморгал выгоревшими ресницами и закричал:
   - Фима! Как я рад, что ты дома! Волнуемся, не случилось ли и с тобой чего!.. Чего ты осерчал? Я тебя со вчера ищу! - Франц даже на месте замер от подобного нахальства... - Ой, идём скорее в больницу! Моей совсем худо...
   Пф-ф!.. Шарик-игрушка вдруг обмяк, съёжился. Остался несчастный человек. Круглые плечи Бурханкина мелко-мелко затряслись, веснушки на щеках и носу заходили ходуном, глаза-дробинки от непролитых слёз сверкали агатами...
   Злости у Франца не осталось. Он обнял егеря.
   Бурханкин с придыханьем зашептал охотнику в рубашку:
   - Пришлось делать операцию, но надежды, говорят... Если б сразу после ушиба обратилась, а то... почти сутки... разрыв желчного...
   Франц сильнее стиснул плечи, поникшие от горя и страха за любимую жену-мегеру.
   Повёл своего Вилли на кухню, налил Егору Сергеевичу воды и под аккомпанемент громких жадных глотков вперемежку со всхлипами спросил про медсестру Тимофеевну.
   - Оклемалась... - сквозь рыдания пробулькал Бурханкин. - Идём, моя хотела знать, что с тобой! Вчера сразу после поминок для тебя специально спекла, эти... как их... нет, не вспомню... Ты попробовал?.. Я Фомке сказал, чтоб тебе нёс...
   По странному стечению обстоятельств, Селена отходила на той самой койке, где незадолго до этого лежала Александра Степнова.
   На жёлтом лице не было ни кровинки. Вместе со свистящими болезненными стонами и позывами к рвоте, изо рта вырывались отдельные слова:
   - ...Жалки... мелки!.. Копошатся... пьют без просыпа... Осознание и высшая цель... Жила себе... Посчастливилось... поняла!.. И Лешак... не случайно... в своё логово. - Селена вдруг приподнялась, заговорила лихорадочно: - Величие порученной мне задачи в том и заключалось, чтобы всё здесь привести в соответствие. Не довела до конца, успела лишь первую часть... порушила несочетаемое! Одиночки быстрее поймут, насколько я права! - Она опять без сил рухнула на постель: - А Шурка... Сама виновата. Счастье было ей послано, когда мы снова встретились... - Тут затухающий взгляд её остановился на Франце...
   Охотник бесстрастно спросил:
   - Зачем вы это сделали?..
   Селена опять забормотала всё бессвязней: - Законнику поделом... Он вообще ни с кем не сочетаемый... Можно поискать среди Ирин... Приблизительно, конечно, а всё же... - Взгляд её снова стал осмысленным, она заметила мужа: - Будильник верни Ляле, я без спросу взяла... Ёжик, не могу... больно...
   Бурханкин запрокинул голову, выстрелил в потолок криком:
   - Зачем, Фима?!. Зачем?!.. Если б ты знал, какая она была!..
   Францу вдруг вспомнилось из дневника Дианы Яковлевны: "Щедрое солнце живое! Но древо - кривое. Всех соков земли хватило, но тень - паутина."
   *** Будильник с музыкой
   А днём, в городе, Игорь Максимильянович первым делом удостоверился, что документы Рубина попали в отдел лицензий к кому надо. Освободился в полдень и, прежде чем найти адрес, написанный ему доктором Рубиным на обрывке рецепта, на минутку застрял у стенда "Передовики района".
   Он не ошибся: именно эту экспозицию видел недавно.
   Рекламный трюк магазина был неожидан и остроумен: в самом центре обильно политых осадками, выцветших, оборванных снимков "Передовиков" красовался Аркадий Петрович Хорошенький. Его за верную службу сам глава района награждал! И, как водится, часами. Да не простыми, а музыкальными. Чтоб не от петуха утром спросонок вздрагивал, а от "Свадебного марша" Мендельсона!..
   На раскалённой улице находиться было невозможно. Природа, видимо, не услышала утреннюю информацию синоптиков о понижении температуры. Жара держалась.
   Деревья стукнуло по макушке солнечным ударом, и они отбрасывали на тротуар уродливые карликовые тени. Листья, чтобы не получить ожог, стремились развернуться к светилу ребром. В полуденном мареве тонуло ленивое чириканье птиц. Даже сигналы машин трансформировались в полуобморочные стоны.
   "Пить... Воды..." - умоляло вокруг всё живое и неживое.
   Одна только пыль на асфальте сохранила живость: когда её взбивали колёса и ноги, она высоко пробивала густой воздух, забивала поры, ноздри, пока не сбивала кичливый блеск с лакированных автомобильных крыльев, начищенных ботинок или разноцветного педикюра. Прибить бы её хорошим ливнем!..
   Ну, что ж, на этом можно закончить.
   Не ожидали?.. Вы правы: это не конец. Хотя история фермера Степнова и его жены - почти вся.
   Франц с упорством Бурханкина давил на кнопку звонка, а сам размечтался о пиале с восточным узором и горячем зелёном чае Дианы Яковлевны.
   Он обессилено снял пеньковый шлем, кинул на кафель кожаную папку, уселся на неё, прислонившись мятой спиной пиджака к двери с мягким огненным дерматином. Вдруг щёлкнул замок...
   - Вам плохо? - раздался участливый голос. - Зайдите.
   Обладатель голоса был по виду моложе Франца почти вдвое (любая интеллигентная дама, застрявшая на возрасте "тридцать девять с небольшим", - могла бы обратиться к нему: "Молодой человек!..").
   Это был Александр Степанович Посередник бывший главврач больницы, и проговорили они с Францем до вечера. А о чем был разговор - потом, дальше, нескоро, в свой час...
   *** Следы
   На обратном пути Францу было чем заняться в автобусе. Он с наслаждением вдыхал вместо бензина необычайно тонкий, терпкий, изысканный аромат, пропитавший кожу, и листал страницы: по странной случайности, дневник Дианы Яковлевны оказался в его сумке.
   "От чего пронзительно щемит сердце... Когда видишь три жёлтых листика на новорожденном клёне."
   "Каплю воды - не подделать..."
   "Бьёт в глаз, не в бровь - всегда наверняка - на бедность духа Жесткая рука! Но, коль тебе протянута она, цепляйся и выныривай со дна."
   "То, что непостоянно: белизна сметаны для борща..."
   Вернув тетрадь, Франц сидел на тихой веранде флигеля напротив бабушки-подростка по имени Диана Яковлевна. Он рассказывал о покойной фермерше.
   Со всех сторон их окружали нежно-розовые глаза яблонь.
   Игорь Максимильянович вдруг ощутил себя актёром на сцене. Но роль его не была продумана. Чувствовал он себя непривычно неуверенно...
   Франц. Шура узнала Виктора Зуевича в то время, когда он уже три года вдовствовал. Причём, вначале познакомилась с его сыном. Тот часто забегал к её крёстной - поговорить о жизни. Своих детей Александре врачи запретили иметь, а у Вани мать погибла при невыясненных обстоятельствах, почти как...
   Диана (тихо). Почти как кто?.. Егор Сергеевич говорил, что с матерью вашей Лизхен тоже...
   Франц (запасмурнел). Про мою жену - это совсем другая история... Так вот, Александра - ко всему руки имела. Три года они тут прожили, а как усадьба расцвела! Вы были на поминках?..
   Диана (покачала головой в ореоле жемчужных волос). Я даже отца не провожала. Давным давно он сам меня предупреждал: "Не надо, лучше помни, какой я есть! Это гораздо важнее..." - И он был прав: о нём, таком живом, напоминают мелочи.
   Франц. Он у вас кто был?
   Диана. О, мой отец имел великий талант: он умел ценить людей. И всегда кого-нибудь спасал. Правда, в отличие от вас, не всегда пользовался законом...
   Франц (вдруг засобирался). Мне же давно пора! Ещё раз простите за тетрадь: нечаянно утащил...
   Диана. Да будет вам! Там чистых-то листов оставалось... Но спасибо, что вернули. Записи я помню, а вот тетрадь - подарок отца. И вообще, неудобно писать на клочках. Я уж было новую завела... (Франц продолжал сидеть. Помолчали.) Игорь Максимильянович, вы не знаете, сельсовет сегодня работает? Хотела к ним зайти, поговорить насчёт музея Охоты. Ему здесь самое место. (Франц машинально кивнул.) Я тогда с вами!..
   "Странная фрау, - размышлял по дороге Игорь Максимильянович. - Кто же она?.. Музейный работник?.."
   Он задумчиво и тесно прижал к себе локтем маленькую ладонь, ещё острее почувствовал ребром костяшки согнутых пальцев. Тепло, исходившее от руки было таким... таким... Обнаружил, что определённо не знает слов, характеризующих подобное прикосновение.
   "Что, старый дурак, - поражался он, - седина в бороду, а бес... Да нет, какой же это бес?" - немедленно оборвал он сам себя.
   Диана Яковлевна тем временем что-то мягко говорила.
   Диана. ...Учиться у детей...
   Франц (удивился). Учиться у детей?
   Диана (рассмеялась). Вот задачка-то!.. Почему-то считается, что родители всегда поймут, простят, утешат.
   Франц (воскликнул). Конечно, всегда! (И тут же уверенно добавил.) А разве не так?..
   Диана. А разве не дети нам великодушно всё прощают, пока они ещё не повзрослели?.. Где вы видели ребёнка, который мог бы дуться на маму или папу два-три дня?.. Представьте ситуацию: не прошло и получаса после их нотации. Маленький человек переживает. Но вот что-то поразило его воображение, и он, уже забыв обиду, слёзы - кидается со своим открытием к любимым близким. Так нет! Родители помнят о провинности!.. Они холодно отстраняются, строго спрашивают, как он днём вёл себя в садике.
   Диана Яковлевна движениями повторила сказанное: сложила руки на груди, нахмурилась, пристроив на ясном челе парочку недовольных бороздок, бросила из-под очков суровый взгляд.
   Франц был настолько потрясён охватившим его ощущением сиротства, что не уследил за собственным выражением.
   Диана Яковлевна вслух считала с его лица реакцию ребёнка:
   Диана. "Помилуйте! - говорят его беззащитно-изумлённые глаза. - При чём здесь поведение?! Успокойтесь, я зла не помню. Да и некогда злиться: ведь пузыри от дождя! Почему они?.."
   Игорь Максимильянович некоторое время молча обдумывал сказанное.
   Франц. Значит, надо учиться у детей умению прощать?
   Диана. Не только этому. Вот вам пример... Вы же - охотник, должны понять. Мы любили маленькими пройти по нетронутому снегу. Помните? У вас так было?
   Франц (воодушевлённо). И не раз!.. Особенно хорошо получалось на реке: там было такое ровное снежное покрывало - ни одной морщинки!
   Диана. Как вы думаете, зачем?
   Он опять помолчал, анализируя.
   Франц (неуверенно). Может, чтобы почувствовать себя Первым...
   Диана. Молодец! Конечно!.. А ещё?..
   Новый экзаменационный вопрос поставил Франца в тупик.
   Диана (подсказала). А потом вы издали любовались следами...
   Франц (вспоминая). Точно! И иногда возвращался протоптать ещё кружок-другой для симметрии.
   Диана. Всё правильно... А замечали, что внутри самого следа?
   Франц (пожимая плечами). Что там можно увидеть? Каблук, подошва... (Его вдруг осенило.) Иногда удавалось так впечатать, чтоб их по отдельности было видно.
   Диана. Вы специально старались? И не скучно было разглядывать?..
   Франц недоумённо вздохнул. Ей пришлось терпеливо объяснять.
   Диана. Вскоре все ваши труды шли насмарку: ведь выложенные рисунки торопливо перечёркивались и растаптывались такими же плоскими подмётками деловых взрослых...
   Франц (пока так и не понимая, куда она клонит). Ну и что из того?..
   Диана. А как быть в городе? Там вообще почти нет нехоженого снега и уж конечно шанс стать первым - равен нулю.
   Франц (горячо, будто речь шла не о детских играх, а о проекте закона). Но, тем не менее, любой ровный островок или бугорок всегда отмечен чьим-нибудь ботинком: "Здесь был Я!" А чаще - несколькими. Хотя по тротуарам ходить удобнее и спокойнее.
   Диана (обрадовалась). Слава Богу, вы начали думать! Причём, заметьте, следы эти не обязательно детские. Зато какие разные!..
   Франц. И что же?..
   Диана. Вот! (Она сделала выразительную паузу.) Теперь мы подошли к самому главному!.. Однажды посмотрел какой-то взрослый ребёнок на плоский след, расстроился и... напридумал уйму рифлёных узорчатых подошв!.. Здорово, да?.. Я обожаю все невидимые глазу секреты: все донышки, изнанки, внутренние стенки... Это же - целая жизнь!
   Игорь Максимильянович, казалось, только что вылупился из скорлупы.
   - Я всегда был слишком занят делами... И дочка из-за меня рано повзрослела.
   Диана Яковлевна очень просто, без кокетства спросила - будто под руку взяла:
   - Что значит стать взрослым? Жить с пустым сердцем?.. Нет уж, извините!..
   ЧАСТЬ ВТОРАЯ шатун
   "Как это прекрасно, когда снег не ляжет за ночь высокими буграми, но лишь припорошит землю тонким слоем!
   А если повсюду вырастут горы снега, находишь особую приятность в задушевном разговоре с двумя-тремя придворными дамами, близкими тебе по духу."
   Сэй-Сёнагон "Записки у изголовья".
   Январь стоял в самом разгаре (если так можно выразиться о зимнем месяце). Сезон ружейной охоты закончился, но Игорь Максимильянович с Фомкой "пропадали" без егеря.
   Франц не очень уж и соскучился. Напротив, в отсутствие Бурханкина он должен был подготовить ряд очень важных документов: разработать проект закона (который один депутат должен был представить в областные органы власти), проработать устав совместного предприятия (которое возглавила бы жена того депутата), доработать программу, выработать концепцию...
   Но вместо изготовления бумажных деликатесов "законник" Франц устроил себе настоящий праздник: Большую стирку, Большую сушку, Большую глажку вопиющую оргию чистоты. (С кем не бывает?..)
   Игорь Максимильянович вполне обжил новое жилище. Матрасы от злосчастной кровати отправились на чердак. Вместо спальни был организован кабинет: сюда из квартиры Франца перебрались письменный стол с компьютером и списанное офисное кресло на пятиногом винте. В чуланчике была устроена полноценная ванная со всеми прочими удобствами.
   Покончив со стиркой, Франц разложил на столе и долго перекладывал с места на место странную коллекцию из четырёх предметов... Но вовсе не головоломку решал (хотя "дело фермера" тоже начиналось с мелочей).
   Он опять, как было неоднократно, вспоминал женщину-подростка. Исчезла так же неожиданно, как и появилась...
   Вот уже несколько месяцев Игорь Максимильянович не знал покоя.
   "Нас бэдит полет мотылька над колыханьем свечи..."
   Он провёл над дневником не один час, не один вечер, не одну ночь... Многое перечитывал десятки раз.
   Диана Яковлевна невольно добилась того, что его интерес к законотворчеству изрядно поугас.
   Зато к Францу вернулась способность видеть сны... Юношески пылкие сны, наполненные страстью к воображаемой героине - нежной, прекрасной, недоступной, как заря.
   Франц. Свет мой! Что мне для тебя сделать?..
   Она. Зачем спрашиваешь? Раскрой глаза... Мало ли дел? Любое - для меня...
   Франц. Что мне будет в награду?
   Она. Я... В твоих мыслях, чувствах, желаниях...
   Франц. Всегда ли так будет?
   Она. До последнего мгновения...
   "И в последнем листе - совершенство земли..."
   Нет, тетрадь в кожаном переплёте была честно возвращена ещё тогда, во время "дела фермера", в огнедышащем мае...
   Но в середине сентября - поразительно! - снова попала к Францу.
   Глава седьмая
   Родовое гнездо
   Осеннее утро выдалось прозрачным - как слеза младенца.
   - Фима! - прокричал в окно Бурханкин. - Идём скорее к Диане!..
   Игорь Максимильянович и сам не понимал, почему так сопротивляется визиту. Кратковременное майское знакомство чиркнуло по нему спичкой. Лучинка прогорела, ощущение вспышки - осталось...
   - Почему я должен этим заниматься? - возмущался Франц. - Кто я вам: плотник, кровельщик?.. У любого из местных - знаний и практики на порядок больше, чем у меня. Флигель по швам расползается - пусть она мастеровых наймёт. Только рады будут заработать. А я всего-навсего юрист. У меня своей работы - конь не валялся...
   Бурханкин не отставал:
   - Во-во-во, ей нужнее всего твой опыт. Дырку-то заделать, это... проще простого. Но надо же проверить вначале, что там. У тебя столько случаев было! Твой опыт...
   - Мой опыт бережёт меня от грубых ошибок, - перебил Франц, - именно потому, что я убежден: браться нужно за дело, в котором разбираешься. Или, по крайней мере, не можешь испортить.
   - Так она и просит: чтобы ты разобрался!
   - Во-первых, не ори. Я прекрасно слышу! Во-вторых, флигель и в мае на ладан дышал, там не разбираться надо, а разобрать: аккуратно, по брёвнышку, чтоб в один прекрасный момент на её голову не свалился. Разобрать и продать, как стройматериал... А в третьих, сказал же ясно: не пойду.
   - Просто, это... душа болит, - промямлил Бурханкин. - Третий день одно и то же: как вечер, начинает из угла дуть... А потом, это... Сыплется...
   - Вот пусть тогда уезжает!.. Откуда она вообще тут взялась на нашу голову?!..
   - Ну что ты злишься, Фима!.. Не может она оставить флигель в таком состоянии! Без неё же за ним, это... никто не присмотрит! Может, сходим, просто посмотрим - и всё! А ты просто подскажешь, к кому обратиться, а?
   Франц и сам бы не сказал, почему так раздражён:
   - У тебя всё "просто"! Русским языком ему говоришь, - нет, не понимает.
   - Я тоже, между прочим, не на немецком, - обиделся егерь.
   Франц глянул на него подозрительно.
   - С какой радости ты о ней так печёшься? Кто она тебе - родственница, приёмная дочь, внучатая племянница? Что, особый интерес?.. - И тут же пожалел о сказанном.