Эллиот Аронсон. Макроскоп

себя идиотом. Он пробрался через стену в коридор и, опять сквозь стену, в
общий зал.
SPDS, естественно, отсутствовал, но пьедестал оставался на месте. На
нем лежал лист бумаги. Анонимное послание, подумал Иво, отправитель
которого неизвестен.
На листе было напечатано большими телетайпными литерами: СРОЧНО.
КОРАБЛЬ ПРИВЕДЕН В БОЕВУЮ ГОТОВНОСТЬ. ОТПРАВЛЯЕТСЯ С ЛУННОЙ БАЗЫ СЕГОДНЯ
13:00 ПО СТАНЦИОННОМУ ВРЕМЕНИ. ВООРУЖЕН. ПРИГОТОВЬТЕСЬ К УСКОРЕНИЮ.
- Боже, они у нас на хвосте, - отчаянно сказала Афра. - А я тратила
драгоценное время на...
- Вооружен?
- Это означает бортовой лазер. Совершенно секретно, но мы все знали
об этом.
- Значит, вы все-таки немного подглядывали?
- В целях самообороны. Космос должен быть свободен от оружия, и ООН
вроде бы следит за этим, но Брад подозревал финансируемый ООН промышленный
комплекс на Луне - очень уж неэффективное расположение, все приходится
доставлять с Земли. Ну мы и подсмотрели. Может, и с благородной целью -
для поддержания мира, - но ООН строит там нечто вроде армады будущего. А
бортовой лазер действует в космосе на очень больших расстояниях, и мы
вскоре почувствуем это на своей шкуре, если не начнем действовать.
- Почему они не сожгут нас прямо сейчас? Наверняка, они уже давно нас
засекли.
- Потому, что они хотят сохранить макроскоп. Будьте уверены, после
официального демонтажа последует неофициальная сборка. Преступная
группировка получила контроль над вооружениями ООН или получит его, и мы
единственные, кто об этом знает, поскольку мы... шпионили. Флот кораблей и
макроскоп становятся для них все более близкой целью, чем больше у них
власти. По-видимому, это и была истинная причина расследования Борланда. У
него нюх на подобные вещи.
- И они хотят сохранить свой лазер в секрете, - вставил Гротон. -
Если они его применят, все об этом узнают и разразится скандал.
- А единственный в мире прицел, который позволит точно направить луч
лазера на большое расстояние, находится у нас, - сказала Афра. - Они
должны подойти довольно близко, чтобы уверенно поразить нас с одного
выстрела, особенно если мы будем маневрировать.
Такие политические реалии огорчили Иво.
- Почему же они не передадут нам по радио ультиматум?
- И признать перед всем миром, что кто-то спер у них из-под носа
макроскоп? Все находится в тайне, коль скоро мы молчим. Вы сможете
наблюдать за станцией при ускорении?
- Вы имеете в виду, что как только мы тронемся... ну, если в
компьютер введены необходимые параметры... - сказал Иво. - Разве он не
отслеживает перемещения и не вводит поправки?
- Естественно. Он все это делал, пока вы тренировались. Иначе
изображение бы постоянно менялось при нашем удалении от станции. Но при
ускорении будет смещение из-за смены нашей ориентации. Вы уже достаточно
освоились для его компенсации?
- Я попытаюсь, - сказал Иво.
Она пристегнула его, а он все время пытался удерживать изображение в
фокусе.
- Нам придется провести серию ложных маневров, чтобы они не смогли
правильно определить наш курс, - сказала Афра.
- И куда мы летим? - спросил Гротон.
- К Нептуну, - сказал Иво без тени юмора.
- Два миллиарда восемьсот миллионов миль в кругу друзей? - сказала
Афра, тоже, впрочем, без особого юмора. Иво знал, что пройдут годы, прежде
чем они туда доберутся и то по экономичной траектории. Миссия 1977 к
четырем газовым гигантам была выполнена лишь наполовину.
- Ну подурачим мы их недолго, предположим, несколько часов - но что
это изменит? - спросил Иво.
- Ничего не изменит, если мы не начнем настоящее ускорение. Иначе, в
конце концов они нас настигнут.
Иво все удерживал в фокусе послание в общей комнате станции.
- О-о! - воскликнул он. - Кто-то его меняет!
Техник, как ни в чем ни бывало, подошел к пьедесталу, взял рукой в
перчатке послание и положил новое.
Иво прочел его: СРОЧНО. В ПОГОНЮ СНАРЯЖАЕТСЯ РОБОТ. НЕМЕДЛЕННОЕ
УСКОРЕНИЕ.
- Понятно, - сказал Гротон. - Одно G, пока не придумаем что-нибудь
получше.
Иво услышал, как он стал пробираться к люку.
- Почему мы не можем пока отправиться к Нептуну? Там никого нет, это
черт знает где, и мы сможем там скрыться... Это займет, конечно, не
немного времени, но мы будем в безопасности, пока что-нибудь не придумаем.
- Вы правы, - коротко ответила Афра. - При скорости миллион миль в
час, при оптимальном маршруте, это займет не больше четырех месяцев. При
ускорении один G мы достигнем этой скорости примерно за полдня. Запасов у
нас на год для пятерых.
Сила тяжести прижала их, когда Гротон включил двигатели.
Они были в пути - неизвестно куда. Иво поначалу потерял фокус
изображения, но ему удалось вернуть его, тщательно компенсируя вращение.
Компьютер делал свое дело - держал заданную точку пространства в центре
экрана, но не заботился о том, как развернуто изображение, и было
очевидно, что масса корабля вносила погрешности в вычисления. Компьютер не
пользовался макроскопом, он исходил из абсолютного значения скорости и ее
направления, известных из наблюдений в обычный телескоп. Ручная коррекция
требовалась постоянно.
- Что же плохого в моем предложении? - спросил Иво, стараясь не
выглядеть наивным.
- Во-первых, робот может развить гораздо большее ускорение, чем мы,
так как он не ограничен пределом выносливости человека. И он нас
перехватит, если это не удастся главному кораблю. Во-вторых, если мы туда
отправимся, то несколько проголодаемся через год.
- Ох! - проклятое чувство опасности стало уже хроническим. - А мы не
сможем, к примеру, вырастить себе немного пищи? Использовать естественные
ресурсы, выращивать зерно - я тут видел мешки...
- На НЕПТУНЕ?
Иво не настаивал.
- Но мы можем вернуться через год. Ситуация может измениться к тому
времени.
- Думаю, что она изменится и мы вернемся. Осталось только убежать от
робота.
- Ох! - он совсем забыл об этом. - Я думал, что Джозеф - это не
обычный корабль. Атомный, тепловой щит, что-то еще. Брад говорил мне...
- Мы толчем воду в ступе, - оборвала его Афра. - Джозеф способен
развить ускорение десять G, даже груженый макроскопом. Тут нет проблем. У
робота просто кончится горючее, если он попытается догнать нас.
- А как долго лететь до Нептуна с таким ускорением?
Ответом была тишина, и он понял, что она считает на логарифмической
линейке. Еще одна задача, которую она не в состоянии была решить в голове
или ответить по памяти. Он не стал говорить, что уже знает ответ.
- Предположим, начинаем замедляться посередине, с постоянным
ускорением, максимальная скорость тринадцать тысяч двести миль в час - ого
- это одна четырнадцатая часть скорости света! Весь полет займет пять
дней.
- Почему бы и нет? - спросил он, удовлетворенный ответом.
- Одна маленькая неприятность. По прибытии мы будем давно мертвы.
- Мертвы?!
- А как вы планируете пережить непрерывное воздействие десятикратной
перегрузки?
Иво вообразил, каково весить три четверти тонны без передышки.
Мощность, решил он, это еще не все. Он мог бы и сразу сообразить, она уже
об этом упоминала, но только теперь до него дошел весь смысл. Он ведь
думал о минутах, а не о днях десятикратных перегрузок.
- У вас имеется слишком много "нет" на мои предложения, - сказал он.
- Допустим, мы направимся к Нептуну с ускорением один G. Сколько времени
потребуется крейсеру ООН, чтобы нас перехватить?
- Тут много различных факторов. Наша основная и требующая срочного
решения проблема - это крейсер. Если они быстро сориентируются и пойдут на
перехват, то мы встретимся с ними через два дня. Если же они пойдут
поосторожней и будут экономить горючее, да и мы будем маневрировать, то
это займет несколько больше времени. Так как они знают, что горючее для
нас не проблема, то последний вариант более вероятен. Они не станут
рисковать макроскопом и попытаются отвлечь нас роботом, это будет длиться
несколько дней, пока у него не кончится горючее.
- А откуда они знают о нашем двигателе? Я думал, это частное дело
Брада...
- От организации, которая подписывает счета, не может быть больших
секретов. К тому же, спектроскопический анализ исходящих газов разрушит
все их сомнения, если таковые еще есть. Это заставит их вести себя
осторожнее, приближаясь к нам, но вряд ли остановит. Более того, у них
есть еще один повод захватить нас целыми - тепловой экран, - она
остановилась. - Правда, мы можем немного поблефовать. Направимся в сторону
Солнца, а если нам будут угрожать - разыграем самоубийство.
- Но Нептун дальше от Солнца, чем мы. Нам вроде бы нужно лететь от
Солнца.
- Нептун в другом склонении.
- Склонении?
- Он на противоположной стороне относительно Солнца.
- Я думал, что наоборот.
- Братишка! - отчаянно воскликнула она. - И на что вы собираетесь
потратить последние два дня свободы?
Иво снова удержался от резкого ответа.
- На макроскоп.
- У меня уже сложилось впечатление, что вы активно этим заняты.
Правильно, всю жизнь надо учиться.
- Я имел ввиду разрушитель.
- О-о! - На сей раз была ее очередь почувствовать себя идиоткой. Но
уже через пару секунд она опомнилась: - Мне кажется, для нас уже все
решено. Нам не удастся сбежать от кораблей ООН, и мы вряд ли сможем
соорудить что-нибудь, способное помешать им. Уж не хотите ли вы
приспособить разрушитель в качестве личного оружия?
- Нет, но я уверен, что именно по этому каналу можно получить
галактическое знание, если только перешагнуть барьер. Ведь никто не
заглядывал за начало программы.
А есть ли что-нибудь после этого начала, или программа просто все
время повторяется, вдруг пришла ему в голову мысль.
- Нет, - сказала она упавшим голосом. Он знал, что Афра опять думает
о Браде. - Иво, вы уверены, что вам нужно войти в него?
В первый раз она проявила какое-то участие к его судьбе, и он ценил
это безмерно.
- Он меня не тронет. Это уже известно.
- Он не тронул вас - пока. К чему этот риск? Что вы надеетесь узнать?
- Пока не представляю.
В этом был комизм ситуации. У него не было никаких свидетельств того,
что в программе разрушителя есть что-то еще.
- Но если что-то и способно помочь нам, так это программа. Галактоиды
или кто там еще, что-то скрывают. Иначе зачем вообще нужна эта программа?
Они вовсе не хотят нас уничтожить, ведь это система с обратной связью. Я
хочу сказать, это отпугивает в небольших количествах, как было с пробами.
Но отпугивание максимально эффективно, если сигнала нет вообще. Сигнал сам
по себе есть доказательство того, что там скрыто что-то интересное. А
разрушитель - это что-то вроде помех.
- Помехи?! - воскликнула Афра, ухватив его мысль. - Чтобы чья-нибудь
чужая программа не заняла диапазон!
- Так я это себе представляю... Это должно быть что-то очень ценное,
раз принимаются такие предосторожности.
- Да. Но это может быть совершенно отвлеченная передача, философская,
например. А нам нужен немедленный выход. Что-то совершенно невозможное,
типа компенсатора инерции или телепортатора, - а этого просто не может
быть.
- Думаю, стоит попробовать.
Они направлялись к Нептуну по оптимальной траектории. Впрочем, было
все равно куда лететь, лишь бы подальше. Корабль развернулся и лег на курс
к Солнцу - на самом деле его траектория представляла собой эллипс, как у
кометы, их орбита, проходя через орбиту Меркурия, уносила их дальше в
космос, к Нептуну.
Иво решил рискнуть. Ему не мешали беспорядочные толчки и смены
направления, предпринимавшиеся для того, чтобы сбить с толку
преследователей, так как разрушитель был все время в фокусе.
Найти внеземной сигнал не представляло никакого труда. Иво знал его
частоту, вернее - его повадки, - на него легче было нарваться, чем
избежать. Тело покрылось испариной, когда он наконец настроился на волну
разрушителя, и программа пошла. Он играл со смертью; со смертью мозга, а
может и тела.
Началось: та самая программа-разрушитель, которая оставляла после
себя мертвый мозг. Стали появляться зрительные образы, выражающие понятия,
понятия формировали идеи...
Почему всегда все начинается с начала? Даже в записи бесконечно
повторяющаяся программа должна начинаться, если входить случайным образом,
с середины или вообще с конца, с той же вероятностью, с какой попадаешь на
начало. Как же удавалось излагать зрительный материал в необходимом
порядке, независимо от того, когда начался просмотр?
Конвульсивным движением пальцев он повернул ручку настройки и,
изменив частоту, прервал передачу. Подождал несколько секунд, затем
вернулся опять.
Программа вновь началась со вступления, но не так, как в прошлый раз.
Она шла быстрее, на максимальной скорости, с которой можно было
воспринимать информацию. Казалось, что это повторение пройденного, - а
судя по всему, так оно и было.
Вздрогнув, он опять прервал прием. По крайней мере, его опыт
позволяет ему самостоятельно выходить из программы. Неужели она
подстраивается под него? Сигнал, который идет четырнадцать тысяч лет?
Смешно даже подумать!
Он вновь вошел - образы замелькали так быстро, что можно было лишь
бегло просмотреть часть материала. Но когда он дошел до того места, где
остановился в прошлый раз, скорость потока информации замедлилась, и
обучение стало более глубоким. Однако это было быстрее, чем то, что он
видел на станции.
Он опять прервался, то, что он осознал, было важнее, чем содержание
передачи. Это не было, просто не могло быть записью в обычном понимании.
Это был как будто программируемый текст. Последовательность уроков имеет
обратную связь, так что ученик мог все время проверять себя и обдумывать
ошибки. Все сориентировано на отдельную личность и управляется
способностями обучаемого.
Этот текст был чем-то средним между печатным и живым словом,
максимально приближаясь к последнему. Но именно растущее знание "студента"
направляет ход обучения, что создает иллюзию разумности программы.
Странно, что он не додумался до этого раньше! Очевидно, что это
сознательно заложено в программу. Нужно только понять разницу между...
Эта штука потрясающе развивала интеллект! Его мозг, как губка,
впитывал знания, обрушившиеся из программы. Это были знания о нем, о
Вселенной, конкретные и четкие. Философия, психология, даже астрология
приобретали для него новое значение, когда он смотрел на них с высоты
галактического знания.
- Афра, - позвал он, закрыв глаза и остановив поток программы.
Она была рядом:
- Да.
- Возможно ли выразить что-то так, чтобы это было справедливо всегда?
- В смысле, в большинстве случаев? - попыталась она помочь ему.
- Нет. Ко всем ситуациям. Я хочу сказать, что это вечная истина. Это
истинно для человека, для камня, для запаха, для мысли.
- Ну, выражаясь фигурально... Ко всем этим предметам применимо
определение "хороший" или "необычный", - но это субъективные термины...
- Да! С точки зрения наблюдателя. Но истина должна быть объективной.
Чтобы все согласились. Все, кто понимает.
- Я не уверена, что понимаю вас, Иво. Невозможно прийти к полному
согласию, сохраняя индивидуальность. Двое - уже источник противоречий.
- Нет - личностный аспект. С точки зрения обучения. Каждый, кто
поймет эту истину - поймет все. У него будут ориентиры. Я бы назвал это -
запрограммированный разум.
- Это звучит почти как Объединенная теория поля обобщенная на
психологию.
- Не понимаю. Что это?..
- Работа жизни Альберта Эйнштейна. Свои последние двадцать пять лет
жизни он провел, пытаясь свести все законы Вселенной к единому уравнению.
Гравитация, магнетизм и сильное взаимодействие должны были стать частным
случаем главного уравнения. Практическое значение этой теории трудно себе
даже представить.
- Значит, теоремы одной области науки могут быть применимы в любой
другой?
- По-видимому, так оно и есть.
- Все равно, что применять астрономию к человеческой психологии? И
также к музыке, искусству, любви?
- Я и вправду... - пауза предвещала ссору. - Вы что, за Гарольда?
- Не знаю. Что бы это ни было, мне говорит об этом макроскоп.
- Великое объединение? Вы уверены?
- Да. Это группа понятий, которые объединяют все наши знания, какими
бы мы ни были и когда бы мы ни жили.
Она задумалась, прежде чем ответить.
- Это может быть ответ на все загадки Вселенной, Иво.
- Нет. Это идея, лежащая в основе разрушителя разума. Я не все до
конца понял, но еще несколько заходов...
- Остановитесь! - закричала она. - Не делайте этого, Иво!
В ее голосе была боль, то ли за судьбу макроскопа, то ли за его.
- Я не собираюсь идти до конца. Только достаточно далеко, чтобы...
- Чтобы он вас захватил! Попытайтесь пойти другим путем. Окольным
каким-нибудь. Попробуйте выйти в середину.
- Я не могу. Я не смогу его понять, если не войду. Иначе я не смогу
применить эти знания.
- Знания... Безумие!
- Я все понял. Это то, чего человечество не видело никогда ранее. То,
что находится вне нашей реальности. Необходимо избавиться от этого
разрушительного аспекта, прежде чем я смогу пойти дальше.
- Иво, вы не можете следить за огнем, если жаритесь на нем. Вы должны
управлять этим дистанционно и не заходить далеко. Другие уже пытались...
- Не думаю, что информация обязательно разрушает разум. Она
многолика. Если подойти с нужной стороны...
- Иво, - упрашивала она, и ее голос заставил его трепетать, как
подростка. - Вам нужно было изучить математическую теорию спраута, прежде
чем вы победили в турнире?
- Нет. Просто я вижу путь, как тропинку в лесу, и, шаг за шагом,
выигрываю. А математику я совсем не знаю, честное слово.
- Зачем же вам тогда понимать разрушитель? Не достаточно ли только
знать, как его избегать и обходить? Думайте о нем, как о плохом ходе.
Привлекательная, но проигрышная стратегия. Перескочите через него и идите
дальше.
Иво задумался.
- Надеюсь, мне это удастся.
- Только не включайте сознание. Зажмурьте глаза перед огнем. Закройте
свой разум для разрушителя.
- Да, я смогу это сделать. Но все, что мне удастся узнать, можно
будет использовать... ну, как при сборке радио по схеме: соедините провод
А и контакт В. Это не истинное знание.
- Немногие из нас обладают истинным знанием, Иво. Одна из проблем
нашей цивилизации в том и состоит, что она слишком сложна, чтобы каждый
мог освоить все области знания. Мы вынуждены многое знать поверхностно, мы
вынуждены просто поворачивать ручки и бездумно заполнять бланки - мы
пользуемся всем готовым, и этого хватает. Нужно смириться с тем, что любой
из нас в состоянии охватить лишь малую толику человеческого знания и
культуры. Не обязательно все понимать, достаточно принять как должное.
Иво опять был зачарован. Эта красноречивая женщина - не она ли совсем
недавно пререкалась с Гротоном? Каково же ее истинное лицо?
Он ответил только одной фразой:
- Шен мог бы все понять.
- Он мне отвратителен, как когда-то был отвратителен Брад. Но это
чувство - выражение восхищения. Каждый из нас должен занять свое место в
структуре общества, иначе все рухнет. Каждый должен быть как гвоздь
Сандбурга [по-видимому, поэтич. образ амер. поэта Сандбурга].
- Что за гвоздь?
- Огромный гвоздь, который стягивает небоскреб. Может показаться, что
быть гвоздем не так уж благородно, но гвоздь не менее важен, чем шпиль
небоскреба.
- Выходит, я так же важен, как и Шен?
- Конечно, Иво.
- Если даже Шен в состоянии вернуть Брада, а я нет?
Афра не ответила, и он горько пожалел, что сказал это.
После молчания, показавшегося ему очень долгим, она опять заговорила:
- Сожалею. Я говорила банальности. Не такая уж я объективная, как это
выходит из моих слов.
Но банальности в ее устах были для него приятней истины.
- Думаю, я смогу добыть некоторую информацию. Что бы это ни было,
даже не понимая ее. Я попытаюсь.
- Спасибо вам, Иво.
Она заставила его сделать перерыв, а сама в это время меняла Браду
белье и кормила его с ложки, как ребенка.
- Я могу помочь, - предложила свои услуги Беатрикс, но Афра
отказалась.
Затем все четверо обедали холодными концентратами из прихваченных
запасов. Это была печальная трапеза - никто не ждал от макроскопа
спасения, а присутствие Брада напоминало об опасности поисков такого
спасения. Побег со станции был, конечно, красивым жестом, но, увы,
авантюрным. Как им реально оторваться от реального преследователя, какие
теории тут помогут? Техника позволяла это сделать, но слабость
человеческого тела превращала ее в бесполезное орудие.
Отдохнув, Иво одел шлем и вернулся к управлению. Он знал, что
придется совершить невероятно сложный маневр, ведь разрушитель был
пылающим Солнцем, затягивающим его в огненный ад. Он должен подойти к
нему, пройти по кромке и выйти невредимым с другой стороны.
Точно так же, как их кораблю предстояло проскользнуть перед Солнцем
на пути к Нептуну и оторваться от кораблей ООН. Еще один общий
знаменатель.
Фигуры на экране задрожали, пронося его через смертельный порог
разрушителя. Если бы только суметь следовать за ними не доходя до
финала...
Сесть на электрический стул и не погибнуть. Частично остаться
невеждой перед потоком информации разрушителя. Взять мед и избежать
пчелиного жала...
Вновь и вновь он выходил из программы, чувствуя, как растет его
знание. Все было так логично! Каждый шаг открывал новые горизонты,
подготавливал его к следующему, вызывал неудержимое желание дойти до
конца. Это был зов сирены, манивший его в ловушку, на верную гибель. Но он
учился с каждым разом и выработал у себя если не иммунитет, то, по крайней
мере, панцирь, защищающий мозг от ударов разрушителя.
С каждым проходом он все глубже погружался в программу, остерегаясь
отчаянного броска в ее бездну. Необходимо было только контролировать свои
эмоции, держать их в руках и не позволять программе завладеть сознанием.
Он уже почти возвел преграду для разрушителя...
Она захватила его. Чудовищное притяжение клубка информации потащило
его в свои недра, прежде, чем он успел что-то предпринять.
Он узнал слишком много!
Прошел слишком близко, слишком многое увидел, потоки информации смяли
все когнитивные барьеры мозга, его медленный интеллект не справлялся с
ними.
Он не мог уже противиться силе, которая влекла его в пылающее горнило
разрушителя.
Вниз, сопротивляться бесполезно.
Вселенная взорвалась.


Милосердие женщины спасло его - он выжил, хотя должен был умереть.
Словно он попал в чистилище и вышел обновленным - видения ада остались с
ним на всю жизнь.
Не совсем еще оправившись, он, покинув корабль, пешком отправился
домой. Путь от побережья Вирджинии к городу Макон, Джорджия, был долгим.
Он добрался туда только 15 марта 1865 года и три месяца отходил после огня
св.Антония [огонь св.Антония - гангрена]. В то время, как тело страдало от
физических недугов - головных болей, рвоты, озноба и жара, его душе был
нанесен сокрушительный удар - Макон был взят армией генерала Вильсона 20
апреля, а вскоре в его окрестностях был схвачен и сам президент Дэвис
Джеферсон. Надежда померкла и угасла - война была проиграна.
Гусси Ламар - девушка, которую он любил, - вышла замуж за
состоятельного пожилого человека. Осталась Джим Хопкинс, но страсть его к
ней почему-то увяла. Внешне беззаботные дни юности прошли; с войной
закончилась его молодость.
Несмотря на боль в суставах, он писал стихи, хотя, излагая их на
бумаге, он понимал, что поэзией не выразишь все страдание...
Поэзия, как и музыка, - красота, но о какой красоте может говорить
человек с воспаленной красной кожей и распухшими суставами? Поняв, что
поэзия не для него, он временно перебрался в Веслейн Колледж.
В конце концов он выздоровел, но не совсем. Воспаление здорово
потрепало легкие, и они уже не работали так, как прежде. Это мешало ему
вновь заняться преподаванием, хотя он отчаянно нуждался в деньгах. В конце
концов он присоединился к своему брату, который работал бухгалтером в
Эксчейндж отеле и получил хоть какие-то средства на сносное, но серое
существование.
В стране шла реконструкция [имеется в виду период переустройства
южных штатов после войны]. Несправедливые законы и коррумпированное
правительство ускоряли загнивание общества. Закон повсеместно попирался.
Великие надежды нации рухнули, оставались лишь апатия и отчаяние.
Его личное состояние постепенно увеличивалось. Нью-Йоркский
еженедельник "Круглый стол" напечатал его стихи, и, хотя и небольшой,
литературный успех вдохновил его. Весной 1867 преподобный Р.Дж.Скотт,
редактор "Ежемесячника Скотта", остановился у них в отеле. Это была
возможность, упускать которую было нельзя.
Скотту понравилась его рукопись. На самом деле, его брат - Клиффорд,
сыскал себе успех как новеллист. Издатель, отвергший его опусы, напечатал
новеллу Клиффорда "Тернистый Плод" в 1867. Это была замечательная вещь, и
он искренне радовался за брата, но как же он сам стремился к успеху!
Как всегда, он не сдался. Несмотря на слабое здоровье, он поехал в
Нью-Йорк, где его поддержала богатая кузина. Он искал издателя.
В его новелле было горячее желание рассказать все, передать читателю
все свои мысли и идеалы. Это была автобиография его души... - и никто не
заинтересовался.
Отчаявшись, он решил издать новеллу самостоятельно, хотя едва ли был
в состоянии покрыть расходы.
Он встретил Мэри Дэй и, не любивший всем сердцем никогда, был пленен.