Эллиот Аронсон. Макроскоп

телескопа.
Прежде всего его слова были обращены к Афре, так как они уже начали
синхронизацию с орбитой Шена. Ледяной утес приближался, ямы и выбоины на
его поверхности увеличивались. Он уже заполнил весь экран, и, казалось,
они совершают посадку в арктических торосах на полярном самолете, с той
лишь разницей, что почти отсутствовала гравитация.
Афра осторожно подводила ракету к Шену, направляя корабль
миниатюрными маневровыми двигателями, расположенными по борту. Иво
подумал, а что произойдет, если они столкнутся? Ведь макроскоп довольно
сильно выпирает за обводы корабля, - но тут же вспомнил, что гравитация
отсутствует, и удар будет незаметен. Это была скорее синхронизация орбит,
чем приземление, посему неплохо было бы укрепить корабль - силы притяжения
Шена будет явно не достаточно, чтобы надежно удерживать Джозеф.
Со скоростью сорок миль в час они подходили к спутнику снизу, затем
скорость снизилась до десяти миль, до пяти... До Шена, казалось, можно
было дотронуться, а иллюзия того, что подплываешь "снизу", исчезла, теперь
Иво рисовал себе это, как посадку на дирижабле.
Со скоростью одна миля в час корабль прошел последние футы и уткнулся
в спутник. Они сели.
- Давайте разомнемся, - предложил Гротон, когда женщины вошли в
рубку. - Испаряющаяся влага замерзнет и прихватит корабль, это не так уж и
долго, но все равно нам пока делать нечего.
Они вышли на поверхность, отдавшись свободному парению. Бегству от
реальности. Вода испарялась теплом их скафандров, и легкие струи пара
поднимали их над стылой равниной; приходилось использовать газовые движки
для корректировки курса. Толчок - и Иво проплыл над десятифутовым утесом,
чувство всесилия и страха смешались в нем. "Земля" была близко, но не
притягивала его...
Шен, как и Тритон, сохранял ориентацию по отношению к своей планете.
Они находились на "нижней" стороне, и это подчеркивало фантастичность
ситуации. Тритон был слишком большой, он находился слишком близко; когда
они смотрели на него, то представлялось, что именно он находится "внизу",
и когда они поднимались слишком высоко, это воспринималось, как падение,
хотя на самом деле они падали ВВЕРХ относительно Шена. Это было нечто из
снов, вернее кошмаров.
Иво приблизился к горизонту, неожиданно оказавшемуся досягаемым. Он
проплыл над ребром скалы и опустился на резко уходящую вниз плоскость -
еще один горизонт возник в миле от него. Он пересек эту милю, и вот уже
перед ним третий горизонт, в полумиле. Еще один, подумал он, и хватит.
Сознание устало воспринимать все это.
Но, зачарованный внеземным ландшафтом, он прошел еще два и увидел
Нептун. Он понимал, что планета не стала больше с тех пор, как он смотрел
на нее с корабля. Он напоминал себе об этом. Но там находился под защитой
корабля, здесь же он был открыт, и, казалось, сейчас сверзится в газовую
пропасть гиганта. Пылающее лицо Нептуна было так близко, так яростен был
его оскал - это было воистину материальное воплощение разрушителя. Бог
морей - ужас мореплавателей. Иво включил двигатель и поспешил назад.
Нужно было отвести корабль снова в космос, хотя бы на милю, чтобы мог
отделиться планетный модуль. Афра управляла модулем, а Гротон пришвартовал
Джозефа обратно к Шену. Иво и Беатрикс наблюдали за всем с уже отделенного
шара макроскопа, и трудно было сказать, кто из них волнуется больше.
Авария, малейшая неточность - и они останутся на куске льда, пока смерть,
и довольно скоро, не разлучит их. Аварии не случилось. Они загрузили
минимум припасов на модуль, и все вместе направились к Тритону. Иво хоть
немного стал соображать только после жесткой посадки - он буквально
потерял рассудок от страха, утешало лишь то, что Беатрикс чувствовала то
же самое.
Наконец-то появилась гравитация. Надев скафандры, они вышли на
поверхность своего новообретенного дома и осмотрелись. Они находились в
долине, образованной кромками двух соседних кратеров, которые
представлялись им двумя огромными хребтами, уходящими вдаль. Рядом с
местом посадки проходила огромная расселина, геологический разлом,
расположенный между кратерами, дно которого было покрыто жидкостью. Почва
была запорошена пылью, напоминающей твердый снег, то тут, то там выступали
камни. Могучий Нептун давал мало света, ничего похожего на солнечное
освещение на Земле здесь не было.
- Ну вот, это наш мир, - неуверенно произнесла Беатрикс, когда они
вернулись на модуль. - И что нам с ним делать?
- Придется оставаться в модуле, пока не соорудим постоянное жилище, -
задумчиво ответил Гротон. - Но прежде чем этим заниматься, давайте-ка
выберем подходящее место.
Афра сняла верхнюю часть скафандра в шлюзе и вытирала от пота тело
адсорбирующей материей. Иво осознал, что она нага по пояс, и что в данной
ситуации их группа настолько сплотилась, что он заметил это не сразу. Он
подумал о том, что четыре кубических ярда на четверых - это все, на
большее в ближайшее время трудно рассчитывать, и для соблюдения приличий
места явно маловато. Макроскоп был просто роскошными апартаментами по
сравнению с модулем.
- Я хотела бы знать для начала, как долго мы тут собираемся
оставаться, - сказала Афра. - Если Шен-человек собирается нас здесь
разыскать, то когда это произойдет? Нет смысла строить что-то
основательное, если это вопрос нескольких дней. - Она не прерывала свой
туалет.
Иво вспомнил скелет в протоплазме, и его потянуло подойти и пощупать
ее еще раз, чтобы убедиться в реальности существования этого тела. Но он
сдержался.
- Иво? - обратилась к нему Беатрикс.
Он встрепенулся:
- Не думаю, что Шен придет, мы должны сделать все сами.
- Так вы можете его найти, или нет? - требовательно спросила Афра,
стягивая нижнюю часть скафандра. - Или связаться с ним? Вы тут все
напускаете туман, да еще и вопрос с этим поэтом...
Беатрикс прервала зарождающуюся тираду:
- Афра!
- Он же отказывается сотрудничать. Я просто не могу примириться...
Наступила очередь Гротона:
- Когда вы все успокоитесь, я сам займусь проблемой Шена и все вам
подробно изложу, когда будет что рассказывать. А пока нам ничто не мешает
немного здесь обустроиться. С Шеном или без, но нам нужна постоянная база.
Давайте будем действовать разумно и не торопясь, а там видно будет.
Афра явно осталась недовольной, но молча влезла в шорты и надела
свежую блузку. Она не утруждала себя бюстгальтером при четверти нормальной
гравитации.
- Предположим, мы найдем подходящее место, а как вы собираетесь
возводить "постоянное жилище"? У нас есть лишь один строительный материал
в изобилии - дикие камни да холодная пыль в придачу, и они имеют
определенные недостатки.
- Я знаю о трудностях, но, полагаю, Иво сможет еще раз заглянуть в
скоп и выдать нам пару галактических технологий. Это скорее всего типичная
ситуация по галактическим меркам, и должны быть какие-то пособия по
выживанию. Почему бы нам не воспользоваться?
- Я могу попытаться. Скажите, что нам нужно, и я поищу. Я не могу
использовать компьютерный поиск, так как это интеллектуальный поток, но...
- Прекрасно. Я разработаю план, мы с вами все обсудим и через
несколько дней перевезем вас на скоп. Думаю, что следует установить предел
пребывания в невесомости, скажем, не больше одного дня из трех. Это
реально?
Афра и Иво кивнули. Если в их команде и мог быть лидер, то им явно
становился Гротон, так как в создавшейся ситуации их первостепенными
задачами стали вопросы конструирования и строительства, да и не последнюю
роль, подумал Иво, играет уравновешенность Гротона.
- Он один там будет? - спросила Беатрикс.
- М-да... это как-то... - согласился Гротон. - Наверное, надо
установить еще одно правило - никого не оставлять одного. Макроскоп
опасен, и мы это прекрасно знаем, но Тритон опасен не менее. Мы должны все
время следить друг за другом, так как при гибели одного меньше шансов
выжить у остальных.
- Нужно, наверное, разделить обязанности? - спросила Афра. - Вот Иво,
например, единственный, кто разбирается в скопе. Гарольд и я умеем
управлять кораблем...
- Так не пойдет, - отреагировал Иво. - На самом деле не имеет
значения, кто из нас что делает. Либо мы работаем как коллектив, либо не
работаем вообще.
- В этом есть смысл, - согласился Гротон. - Если допускать, что
кто-то из нас вдруг станет временно нетрудоспособным. И все же давайте
пока распределим обязанности, и пусть каждый обучает кого-нибудь другого,
по возможности. Иво - вы, разумеется, на скопе, Афра - пилот, потому что я
буду инженером-строителем, Беатрикс...
- Кухарка и прачка, - сказала она, и все засмеялись.
Именно Беатрикс дежурила с ним в первую вахту на скопе. Афра отвезла
их с Тритона, аккуратно пришвартовав модуль к макроскопу, высадив их, и
умчалась назад помогать Гротону в поисках места для строительства. Гротон
остался в скафандре один, но никто не стал напоминать ему про
установленное им же второе правило. Иво внимательно выслушал кучу условий
и требований и теперь должен был найти нужную станцию, которая все это
передавала бы. Он едва ли понимал все эти термины из электроники, но
надеялся, что сможет хотя бы составить общее представление о соответствии
запросов Гротона предложению галактических цивилизаций.
Первое задание было не из простых: обзор галактических технологий. Но
Беатрикс была рядом, и когда он выныривал из бездонной пропасти космоса,
она встречала его своей приветливостью, поддержкой и участием. Теперь он
понимал, почему Гротон, вообще-то парень не промах, среди наверняка многих
женщин-инженеров выбрал именно эту. В ней было что-то неуловимо знакомое,
родное, то, в чем больше всего нуждается человек, когда все новые открытия
века потрясают основы мироздания. Она несла с собой аромат далекой
матери-Земли.
Опять он вспомнил замечание Брада о том, что быть средним не стыдно,
и эта мысль еще больше поразила его. Интеллект можно определить, как
способность решать задачи - но это лишь один талант среди многих,
необходимых в жизни. И если называть талантом умение уживаться с людьми,
то Беатрикс, несомненно, была в этом талантливее всех.
- Теперь я понимаю, что имел в виду Ланье, когда говорил о связи
музыки и поэзии, - сказал он, когда снял шлем и окуляры, а в голове все
еще звучала музыка космоса, ритм информационных потоков. - Правила одни и
те же.
- Ланье? - переспросила она. - Сидней Ланье, который писал про
болота?
Он взглянул на нее и понял, что проболтался.
- Вы знаете его?
- Немного. Никогда не могла понять тех интерпретаций его поэзии, что
талдычили нам в школе. Но некоторые его стихи мне нравятся. Думаю, мне
нравятся больше американские поэты, потому что они ближе. Помню, как я
загрустила, когда прочла об Анабель Ли.
- Анабель Ли?
- Это мистер По написал. Я раньше думала, что он итальянец, ну из-за
той речки. То есть, я хочу сказать, он написал поэму об Анабель Ли. Я
заучила стих, потому что плакала, прочитав его.
Иво посмотрел на нее и увидел женщину тридцати семи лет, которая лишь
раз за период их недолгого знакомства загрустила.
- Вы помните его?
- Не уверена. Давно это было. Хотя, дайте попробую, - она задумалась:

Она была дитя, и я был дитя
В этом царстве моря
Но наша любовь была больше,
чем просто любовь
Я и моя Анабель Ли

Она покачала головой:
- Она умерла - ветер унес облако - но он любил ее всю жизнь.
- Я и не знал, что вы любите поэзию, - сказал Иво. - Какая ваша самая
любимая поэма?
- О, есть одна, - ответила она, и лицо ее оживилось. Иво дал ей лет
сорок, или даже больше, во время первой встречи, затем узнал ее истинный
возраст, сейчас же она, казалось, сбросила лет шесть. Люди кажутся более
ЖИВЫМИ, когда говорят о том, что любят. - Это очень грустная поэма, но все
выглядит так, как в жизни. Я не помню ее наизусть, но она все же моя
любимая. Это про Иисуса Христа, как они убили его, когда он вышел из лесу.
Как бы я хотела вспомнить хоть немного...

В лес вошел хозяин мой
Полон любви и стыда,

- "Баллада о Хозяине в Лесу", - сказал он. - Ланье.
- Да, да, я все забыла, но это она! А откуда вы знаете?
- Я немного знаком с его поэзией. Ну, это длинная история, сейчас это
не имеет никакого значения.
- Да конечно же имеет, Иво! Он такой прекрасный поэт, я точно знаю...
вы должны досказать стих. Думаю, я вспомню... Когда Смерть и Позор добьют
его...

Они притащили его под деревья
И на дереве его распяли
Когда он вышел из леса

На глазах ее были слезы, но они не капали в невесомости.
- Он нашел покой в лесу, а они распяли его на дереве. Какой ужас, -
она на секунду задумалась. - Но вы не сказали мне, откуда знаете Сиднея
Ланье.
Иво был тронут ее искренним вниманием и интересом.
- Это была просто детская игра. Видите ли, никто из нас не знал
настоящих родителей.
- Вы не знали? Иво, где же вы были?
- Участвовал в проекте. Они собрали представителей всех рас и
смешивали их в течение двух поколений, в результате получились дети,
которые были чем-то средним. Идея была следующая - получить реликтового
человека, по крайней мере его эквивалент, по крайней мере до того, как
произошло разделение на расы. Чтобы узнать, будет ли он лучше, чем... ну,
белые, черные, желтые или коричневые. Они стремились уменьшить культурное
влияние и уравнять всех, так что у нас не было родителей. Только
воспитатели.
- Это же кошмар, Иво! Я ничего об этом не знала...
- Все было не так уж и плохо. На самом деле жилось нам здорово. Мы
были сыты, одеты, ухожены, у нас было все самое лучшее. Все это
способствовало развитию способностей, как и предполагалось. Но только
когда я покинул проект, я осознал себя не нормальным американцем.
- Не...
- Нас считали цветными.
- Это же не имеет никакого значения, по крайней мере, в Америке.
Он не стал развивать тему.
- Как бы там ни было, у нас не было родителей или родственников, и
некоторые из нас выдумали их. Все было всерьез. Мы выбирали персонажи из
истории и достраивали свою родословную, начиная с них. Можно было,
разумеется, выбирать со всего света, из любых времен и народов. И каждый
должен был показать, что чем-то похож на своего предка, а чем-то - нет.
Моим белым предком был Сидней Ланье.
- Это так мило, Иво. Но почему вы выбрали именно его?
- Причиной, думаю, была игра на флейте. Ланье был прекрасным
флейтистом, наверное, лучшим в мире на то время. Прежде, чем стать
серьезным поэтом, он несколько лет зарабатывал на жизнь как флейтист в
одном известном оркестре, хотя у него был туберкулез.
Она нахмурилась:
- Флейта? Я не понимаю, Иво. Вы что, играете на флейте? Вы взяли ее с
собой? Вы, должно быть, хороший музыкант?
- Да. Флейта - единственное, что я взял с собой. Ланье поступил бы
так же. Думаю, что у меня способности к музыке. Еще одна моя врожденная
способность, наряду с логическим мышлением, и хотя я над ней не работал,
на флейте играю лучше, чем любой другой.
После очередного сеанса макронной связи, уступив ее просьбам, он
собрал флейту и заиграл. Звуки странно искажались в ограниченном
помещении, но она слушала восхищенно.
Для нее? Он играл для себя, потому что любил флейту. Он лелеял
инструмент, звуки лились из него, казалось, что он и флейта это всего лишь
две промежуточные остановки на пути мелодии от композитора к слушателю. Он
жил каждой нотой, его душа очищалась и рвалась наружу, он воскресал вместе
с мелодией. Эта музыка приближала его к Сиднею Ланье.
После этого случая музыкальные паузы стали постоянными - он получал
удовлетворение от игры, а Беатрикс искренне восхищалась. Он играл для
холодных равнин Шена-спутника, для гигантского Нептуна, нависшего над
горизонтом Тритона (Тритон всегда был повернут одной стороной к Нептуну, а
вращение Шена давало возможность иногда наблюдать эту впечатляющую
картину) - он привнес в их ссылку дух Земли.
Иногда он отвлекался от галактических потоков и рассматривал Землю,
читал заголовки газет, так как Беатрикс всегда живо интересовалась делами,
происходящими дома. По многим причинам эти вахты с ней становились для
него настоящим отдыхом.
А в это время внизу происходили значительные перемены. Если коньком
Иво была игра на флейте, то Гротон всей душой отдавался строительству.
- Проблема в следующем, - пояснял он. - Информация - это еще не все.
Объемы конкретной работы, необходимой для возведения элементарного убежища
в таком месте, принимая во внимание температуру, гравитацию и атмосферный
состав, колоссальны. Резка, подгонка, доводка, уплотнение, подъемные
работы, испытания - все вместе многие тысячи человеко-часов, не говоря уж
о необходимости механизации! Так вот, я хотел бы знать, как колония типа
нашей, имея макроскоп, атомный двигатель и планетарный модуль может
преобразить мир вроде Тритона, скажем, за шесть месяцев. Где-то должна
быть такая программа, вот и найдите ее!
Иво нашел ее. Одна из дальних галактических станций передавала полное
описание, от А до Я, начиная с того, как направить тепло работающего
ракетного двигателя технологии первого типа для использования его на
планете и кончая правилами этикета на дружеской вечеринке.
Гротон целый месяц возился, создавая электронное чудовище - что-то
вроде управляемого дистанционно галактическим лучом робота. Это устройство
существенно облегчало сборку других машин, и дела пошли лучше. Небольшая
фабрика плавила скалы Тритона, смешивала расплав с веществом, извлекаемым
из океана, в результате получался твердый, прочный, газонепроницаемый,
непроводящий материал, который образовывал надежное соединение с куском
такого же материала за несколько часов, при любой температуре, достаточно
было только прижать поверхности.
Другие устройства подтаскивали огромные блоки "галактита", легкие в
условиях неполной гравитации, но обладающие все той же инерцией - ведь
гравитационная и инерционная массы равны, к месту на берегу озера, которое
Гротон избрал в качестве форпоста человечества на Тритоне. Вскоре здесь
вздымалась уже пирамида из блоков сорока футов в поперечнике, полностью
герметичная. Со шлюзами было несколько сложнее, но через неделю работ,
направляемых галактической передачей, они были изготовлены.
Затем замок был накачан воздухом, освещен, обогрет и, в конце концов
мог принимать земную колонию под свои гостеприимные своды.
К тому времени пришло время дежурств Афры. Беатрикс отстояла
несколько вахт подряд, и все решили, что необходимо сменить ее. В это
время Иво разгребал завалы информации, необходимой для программирования
машин Гротона. Он с трудом представлял себе значение многих терминов и
вынужден был часто брать уроки по элементарной электронике у Гротона. Но
он не осмеливался черпануть хоть немного знаний из самой программы, ведь
рядом находился разрушитель. Он вынужден был действовать в полном
неведении, и это было чертовски утомительно.
Кроме того, было нелегко оставаться наедине с Афрой. Она была слишком
красива, слишком умна, слишком остра на язык. Иво вряд ли бы смог ее в
чем-то обвинить, но невозможно было воспринимать равнодушно ее утонченную
холодность.
- Вы никогда не знали своих родителей? - спросила она во время одного
из перерывов.
- Никто из нас не знал.
Очевидно, Беатрикс рассказал остальным об их беседах. Ну что ж, он не
просил ее молчать.
- Сколько вас было там?
- Триста тридцать. Разумеется, были и другие группы, других
возрастов; все были собраны по годам, разница в возрасте не превышала
несколько месяцев.
Почему она вдруг так заинтересовалась его прошлым? Праздная болтовня,
желание просто убить время?
- Так значит вы, Брад и Шен одного возраста?
- Да. - Он увидел ловушку лишь после того, как ответил. Брад говорил
ей, что группы были разные, а он только что признал обратное.
Повисла томительная тишина, и он в конце концов решился прервать ее:
- Замысел был в том, чтобы соединить...
- Я знаю, - и затем, как бы заглаживая резкость. - Трудно поверить,
что Брад был цветным. Я об этом даже не подозревала.
Рудиментарный шовинизм Афры, о котором Иво боялся догадываться,
проявил себя, и для Иво это было потрясением.
- Мы выглядели по-разному, но в среднем пропорции были одинаковы.
Брад, например, получился светлокожим, а были и намного темнее меня.
Неужели это имеет значение?
Дурацкий вопрос.
- Да. Имеет, Иво.
Она отвернулась и долго смотрела на лед за иллюминатором.
- Ах, да. Я знаю, я должна сказать, что я - девушка, выросшая в
двадцатом веке в Джорджии, воспитанная без предрассудков. Я знаю, что
важно, каков сам человек, а не каково его происхождение, и что все равны в
нашем обществе. И что кажущаяся неполноценность цветного населения
является следствием их социального и экономического положения, а не
генетической основы. И я понимаю, что когда черные устраивают пожары в
своих гетто и грабят магазины, то это находит выход разочарованию в жизни
- они видят, что самодовольное белое большинство более века правит всем. И
все мы должны работать вместе, все расы и народности, чтобы построить
новое общество и искоренить пережитки прошлого. Но я же хотела выйти замуж
за него! - она повернулась к нему, ухватившись за поручень: - Я просто не
могу любить негра! Не знаю почему. Вся моя жизнь... - Она отпустила
поручень и поплыла, закрывая руками лицо. - Брад, Брад. Я ведь любила
тебя.
Проклят всюду. Иво не раскрывал рта, памятуя о тысячах гадких
способах напомнить ему о его расовой неполноценности, он их хорошо изучил
с тех пор, как вышел из проекта. Либералы любили объявлять дискриминацию
достоянием истории, но что-то никто из них не жил по соседству с
негритянскими семьями. Официально сегрегация не существовала, но он быстро
обнаружил, что в жизни все по-иному. Он знал, что вакансии, объявленные
как рабочие места "равных возможностей", вдруг оказывались "занятыми",
когда появлялся цветной аппликат, и вновь открывались для белых. Брад
решил проскочить, пошел слишком быстро и оказался слишком высоко, чтобы
пострадать, когда просочилась правда.
И, по-видимому, правда не достигла на станции ушей Афры. Иво
проскакивать не рискнул и получил свое. Он был на одну треть кавказоид, на
одну треть негроид и на одну треть монголоид, а это означает - негр.

1/3C + 1/3M + 1/3N = N

Он был глупее, чем чистокровный белый, хотя даже придуманные белыми
тесты показывали обратное, он был менее чистоплотен, хотя мылся не реже,
чем они, и чистил зубы популярной пастой; он был цветным - и все тут, и
каждый в Америке знал это, что бы там не заявляли публично. В жизни это
выглядело, как "Убирайся, нигер!" в 1960, или твердая вежливость отказов в
1970, или спонтанная слепота в 1980, - он был чужим в этом обществе.
На это просто нельзя было реагировать. Ненависть порождала ненависть,
и каждый раз, когда он видел мертвенно-бледную кожу у незнакомца, он тут
же напрягался и думал: "Белый!" - каким бы объективным он не старался
быть. Тем не менее, он безоглядно влюбился в женщину с самой белой кожей в
мире...
Афра опомнилась и продолжила:
- Я знаю, я не права. Но не могу изменить это так быстро. Я могу
называть себя белой шовинисткой, чувствовать вину - но это внутри меня,
это моя природа. - Она посмотрела на него так, что ему стало больно.
- Вы, Брад и Шен были вместе?
- Да.
- Цвет, коэффициент, пол - все одинаковое?
- Да.
- Почему он мне лгал! - с болью воскликнула она.
Ответ был ни к чему.
- И вы, Иво, - вы тоже лгали мне!
- Да, - полуправда все равно что полуложь.
- Вы тоже были в этой колонии свободной любви и видели все это...
- Проект закрыли, когда нам было четырнадцать.
- Постойте! Я же читаю ваши мысли, Иво. Скажите правду. Расскажите о
себе, о Шене, о Браде.
- Это... - он запнулся. В конце концов, она получит, то что хочет,
это лишь вопрос времени. - Нас было сто семьдесят мальчиков и сто
семьдесят девочек. Мы все вместе росли с младенчества, одно большое
общежитие, никакого разделения по полу. Мы сами выбирали себе комнаты и
соседей, никакого режима не было.
- Коммуна, - коротко заключила Афра.
- Коммуна. Взрослые появлялись, если только грозили крупные
неприятности, и каждый знал, что они все время подсматривают. Но это
ничего не значило, большинство ребят были умными бестиями.
- Их отбирали по этому признаку, - сказала Афра. - Совершенный
человек должен быть гением.
- Генетические данные, окружение, статистика - все указывало на то,
что в группе появятся гении. Обучение шло каждый день, оно начиналось в
раннем возрасте, как только ребенок начинал реагировать на внешние
стимуляторы. Может быть и раньше, не помню. Нас кормили согласно особой
диете и защищали от всех известных болезней, постоянно стимулировали
умственно и физически. Думаю, воспитателей было не меньше, чем детей, но
мы видели их только на уроках. Почти все могли писать и читать уже в
возрасте трех лет - даже самые отстающие.
- Групповая динамика, - сказала Афра. - Элемент соревновательности.
- Наверное. Но они ведь всегда подглядывали, я имею в виду взрослых.
И у нас была игра - дурачить их. Подделывать оценки, притворяться спящим -
ну, все такое. Они были так доверчивы, наверное, потому, что были слишком
образованны, слишком доверяли своим тестам, "жучкам" и статистическим
распределениям.