Страница:
Дитрих взял в руки пепельницу и загасил сигарету:
— И ты мне даже не позвонил?! Не сообщил о таком важном прорыве в деле?!
— Фальстарт, виноват, сэр.
— Не очень все это похоже на правду. Почему ты сначала не поговорил с хозяйкой дома? Полсон говорит, что, по словам Найлза, та женщина первой все обнаружила.
Дэнни пожал плечами, сделав вид, что не придает этому особого значения:
— Я стучал к ней, наверное, бабуля не слышала.
— Полсон говорит, что она не производит впечатление старой развалины. Дэнни, ты не шатался там по дневным сеансам?
Дэнни не понял:
— Что вы имеете в виду, кино?
— Нет, бабу. Твой бабец живет возле того киоска, где ты вчера услышал полицейское радио, а Тамаринд — как раз рядом. Шляешься по бабам в служебное время?
Голос Дитрих помягчел. Вранье Дэнни получилось убедительным.
— Сначала работал, потом шлялся. — Я отдыхал в машине, когда появился Найлз.
Дитрих скривил лицо в полуулыбке, в полугримасе. На столе зазвонил телефон. Капитан снял трубку:
— Да, Нортон. Он здесь. — Послушал, потом сказал: — Один вопрос. Те двое у вас опознаны?
Последовало долгое молчание. Дэнни беспокойно топтался у двери. Дверь отворилась, вошла Карен, молча положила на стол пачку бумаг и вышла, не подымая глаз. Главное, думал Дэнни, чтобы капитан не проговорился ей, что у меня есть женщина, и чтоб она не сболтнула ему, что приняла звонок из Лексингтона.
Дитрих сказал:
— Подожди, это Нортон. Дай мне сначала с ним поговорить. — Закрыл трубку рукой и обратился к Дэнни: — Трупы опознали. Это — отребье, поэтому приказываю: никакого взаимодействия с полицией. На Гойнза у тебя пять дней. Потом я тебя с дела снимаю. Сегодня ограбили «Сан-Факс маркет»; если не успеешь закончить с Гойнзом, займешься этим делом. Я закрою глаза на то, что ты не доложил об адресе Гойнза, но предупреждаю: полиции дорогу не перебегать. Том Полсон мне близкий друг, мы остались друзьями несмотря на Микки и Бренду, и я не хочу, чтобы ты нас поссорил. Теперь возьми трубку, Нортон Лейман хочет поговорить с тобой. Дэнни схватил трубку:
— Да, доктор.
— Это говорит дружественный вам источник информации. Карандаш под рукой?
Дэнни вытащил из кармана блокнот и карандаш:
— Давайте.
— Тот, что выше ростом, — Джордж Уильям Уилтси, дата рождения 14.09.13. Дважды арестован за мужеложство, в 43-м изгнан из ВМФ за моральное разложение. Второй — знакомый Уилтси, возможно его «кочегар». Дуэйн Линденор, дата рождения 05.12.16. Один арест за вымогательство — в июне 1941-го. Дело до суда не дошло — заявитель отозвал иск. О местах работы Уилтси ничего не известно; Линденор сочинял диалоги для «Вэрайэти Интернэшнл пикчерз». Оба жили по адресу: бульвар Вентура, 11768, мотель «Лесная поляна». В данный момент туда направляется полиция, так что сидите тихо. Ну что, довольны?
— Не знаю, доктор, — снова солгал Дэнни.
Из своего закутка Дэнни позвонил в архив и городское бюро статистики и опознания и отдел транспортных средств, там ему дали полную информацию о жертвах два и три. Джордж Уилтси арестовывался за совершение непотребных действий в коктейль барах в 40-м и 41-м; за отсутствием свидетельских показаний окружной прокурор в возбуждении уголовных дел отказал. У него был также длинный список нарушений ПДД.
За Дуэйном Линденором ни одного нарушения ПДД не числилось, имелось одно закрытое дело за вымогательство, упомянутое доктором Лейманом. Служащая архива ознакомила Дэнни с географией арестов. Задержания Уилтси подпадали под юрисдикцию города, Линденор подвергался аресту в южном районе округа, на участке Файрстоун. Запрос на Линденора вывел его на сотрудника, который его задерживал, — сержанта Фрэнка Скейкела.
Дэнни позвонил в кадры и узнал, что Скейкел по-прежнему работает дежурным вечерней смены. Он позвонил на коммутатор и его соединили с дежуркой.
— Скейкел. Слушаю.
— Сержант, это помшерифа Апшо, Западный Голливуд.
— Да, помшерифа.
— Я веду следствие по убийству — оно связано с двумя 187-ми. Одного из убитых вы арестовывали в 41-м. Дуэйн Линденор. Не припоминаете такого?
— А как же. Шантажировал богатого юриста по имени Хартшорн. Денежные дела я хорошо запоминаю. Что, пристукнули Линденора?
— Да. Само дело вы помните?
— Неплохо. Истцом был юрист Чарлз Хартшорн. Он любил мальчиков, но был женат. Дочь обожал. Линденор познакомился с ним через службу знакомств педов, закрутил с ним, а потом стал грозить рассказать все его дочери. Хартшорн обратился к нам, мы задержали Линденора, но потом Хартшорн не пожелал давать показания в суде и забрал заявление.
— Скажите сержант, Хартшорн высокого роста и седой?
— Нет, — рассмеялся Скейкел. — Коротышка и плешив, как луковица. Как ваше расследование? Есть версии?
— Линденор живет на территории города, и пока крепкой версии нет. Что думаете о Хартшорне?
— Он не убийца, Апшо. Он богат, пользуется влиянием, видал всех в гробу. Разборки у педрил — дело шумное, но редко заканчивается убийством. А Линденор был к тому же шпаной. Как говорится, се ля ви, не тронь дохлого педа — не завоняет.
У ворот в студию выстроились пикеты соперничающих профсоюзов; Дэнни припарковался на противоположной стороне улицы, выставил за стеклом табличку «Служебная машина полиции», пригнулся и нырнул в толпу пикетчиков, размахивающих флагами и транспарантами. Охранник у ворот читал бульварную газетку, печатавшую колонку криминальных новостей о его трех убийствах — леденящие кровь подробности из «надежных источников» городского морга. Пока Дэнни неторопливо доставал свой жетон, он успел пробежать глазами полстраницы. Поглощенный чтением охранник жевал сигару. Газета — это была городская сплетница «Тэтлер» — объединила оба дела в одно, что сулило новые сенсационные статьи, радио— и теленовости, ложные откровения, фальшивые версии и груды всякого дерьма. Дэнни постучал по стене. Жевавший сигару охранник отложил газету, посмотрел на жетон и сказал:
— Да? Вы к кому?
— Мне надо поговорить с людьми, которые работали с Дуэйном Линденором.
При упоминании имени охранник и глазом не моргнул: фамилия Линденора в газеты еще не попала. Он просмотрел список и сказал:
— Двадцать третья площадка, офис рядом с павильоном, где снимается «Окровавленный томагавк».
Охранник нажал кнопку, ворота открылись. Дэнни пошел по длинной асфальтовой дорожке, по которой сновали актеры в гриме и костюмах. Дверь, ведущая на двадцать третью площадку, была настежь открыта; у входа три мексиканца наносили на лица боевую раскраску. Они бросили на Дэнни беспокойный взгляд, а он увидел дверь с табличкой «РЕДАКТОР», подошел и постучался.
— Открыто, — услышал он голос. Дэнни вошел. Худощавый юноша в твидовом костюме и роговых очках укладывал бумаги в портфель. Он спросил:
— Вы вместо Дуэйна? Он уже третий день не появляется, а режиссер срочно требует дополнительные диалоги.
Дэнни сразу перешел к делу:
— Дуэйн умер, как и его друг Джордж Уилтси. Убиты.
Молодой человек уронил портфель, нервно поправил очки:
— У-у-у-ббиты!
— Совершенно верно.
— А вы из п-п-полиции?
— Помощник шерифа. Вы хорошо знали Линденора?
Юноша поднял портфель и рухнул в кресло:
— Н-нет, не совсем. Вот только по работе, шапочно.
— Виделись с ним за пределами студии? — Нет.
— Знали Джорджа Уилтси?
— Нет. Знаю, что жили вместе, так мне Дуэйн говорил.
Дэнни сглотнул слюну:
— Они что, были любовниками?
— Мне в голову не приходило интересоваться их отношениями. Знаю только, что Дуэйн был человек тихий, что ему удавались диалоги и что работал он за очень скромные деньги, а это большой плюс на этой рабовладельческой плантации.
За дверью послышались шаги. Дэнни обернулся и увидел, как в сторону метнулась тень. Он выглянул из комнаты и увидел, как какой-то человек быстро удаляется к платформе с камерами и осветительной аппаратурой. Дэнни пошел за ним. Человек стоял сунув руки в карманы, как бы говоря «Мне нечего скрывать от вас».
Дэнни схватил его за руку и с огорчением увидел, что тот был молод и среднего роста, никаких шрамов на лице, в лучшем случае тянул на мелкого торговца наркотой.
— Зачем вы подслушивали у двери?
Это был почти мальчик — худой, прыщеватый, с тонким шепелявым голосом:
— Работаю здесь. Занимаюсь реквизитом.
— И это дает вам право совать нос в официальные дела полиции?
Парень поправил прическу и ничего не ответил.
— Я задал вам вопрос.
— Нет, это не дает мне…
— Тогда зачем вы это делали?
— Я слышал, вы сказали Дани и Джордж умерли, а мы знакомы. Вы знаете…
— Нет, я не знаю, кто их убил. Иначе бы меня здесь не было. Как близко вы были знакомы?
Мальчик еще поправил свою прическу:
— Мы вместе с Дуэйни ходили на обед. Ну с Дуэйном то есть. А Джорджа я знал мало, здоровались, когда он приезжал за Дуэйном.
— Я так понимаю, что у вас было много общего, верно?
— Да.
— Вы общались с Дуэйном и Джорджем вне работы?
— Нет.
— Но вы разговаривали, учитывая, что у вас было чертовски много общего. Верно говорю?
Парень смотрел в землю и лениво выводил на полу восьмерку:
— Да, сэр.
— Ну так скажи, что они делали вместе и с кем они это еще делали, потому что раз тут все об этом знали, знаешь и ты. Разве не так?
Мальчик ухватился за стоящий софит и стал спиной к Дэнни:
— Они давно были вместе, но любили компанию других ребят. Джордж был крутой, жил в основном За счет Дуэйна, но иногда работал в службе сопровождения. Больше я ничего не знаю. Можно мне теперь уйти, а?
Дэнни вспомнил свой разговор в отделении Файрстоун: Линденор шантажировал человека, с которым сблизился через службу знакомств педов.
— Нет. Как называлась служба сопровождения?
— Не знаю.
— С кем еще водили дружбу Уилтси и Линденор? Назови имена.
— Я не знаю и не слышал я никаких имен!
— Не ной. А что скажешь о высоком седом человеке средних лет? Линденор и Уилтси упоминали о таком человеке?
— Нет.
— Кто-нибудь из тех, кто здесь работает, подходит под его описание?
— В Лос-Анджелесе миллион таких людей, так что, прошу вас…
Дэнни крепко схватил парня за руку, повернул лицом к себе, посмотрел на него, потом отпустил и сказал:
— Голос на меня не повышать. Просто отвечай. Итак, Линденор, Уилтси, высокий седой человек…
Парень повернулся и потер руку:
— Я ни одного такого не знаю, но Дуэйн любил мужчин постарше и говорил, что ему нравятся седые волосы. Ответил я на ваши вопросы?
Дэнни отвел глаза:
— Дуэйн и Джордж любили джаз?
— Не знаю, о музыке мы никогда не разговаривали.
— Упоминали они когда-нибудь о грабеже и о человеке лет тридцати со следами ожогов на лице?
— Нет.
— Был кто-нибудь из них задвинут на животных?
— Нет, только на других парнях.
— Свободен, — сказал Дэнни и сам пошел из студии. Парень пристально смотрел ему вслед.
На площадке уже никого не было, смеркалось. Он шел к воротам, когда его окликнули:
— Послушайте, офицер. Можно вас на минутку? Дэнни остановился. Лысый человек в тенниске и брюках гольф вышел из будки для охраны и протянул руку:
— Герман Герштейн. Я здесь главный. Юрисдикция города. Дэнни пожал Герштейну руку:
— Апшо. Детектив службы шерифа.
— Я слышал, вы интересуетесь моими сценаристами? Так?
— Меня интересует Дуэйн Линденор. Его убили.
— Плохо дело. Мне не нравится, когда моих людей отправляют в бессрочный отпуск без моего ведома. В чем дело, Апшо? Вы не смеетесь.
— Это не смешно. Герштейн прочистил горло:
— Каждому — свое. Не смешно — не надо, у меня для этого есть комики. Пока вы не ушли, хочу вам кое-что сказать. Я сотрудничаю с большим жюри, которое расследует коммунистическое влияние в Голливуде, и мне не желательно, чтобы посторонние копы ходили здесь и выспрашивали. Понимаете? Национальная безопасность важнее мертвого сценариста.
В ответ Дэнни съязвил. Из принципа:
— Мертвого сценариста-гомосексуалиста. Герштейн оглядел Дэнни:
— А вот это действительно не смешно, потому что никакого гомика, если известно, что он гомик, я ни под каким видом не допущу в свою студию. Никогда и ни за что. Ясно?
— Яснее ясного.
Герштейн извлек из кармана брюк три длинные сигары и сунул их в карман рубашки Дэнни:
— Развивайте чувство юмора, и вас ждет хорошее будущее. Когда вам нужно будет зайти на студию еще раз, сначала загляните ко мне. Ясно?
Дэнни бросил сигары под ноги, наступил на них и зашагал к выходу.
Теперь нужно было просмотреть местные газеты и сделать очередные телефонные звонки.
Дэнни поехал на угол Голливуд и Вайн, купил там четыре газеты, поставил машину под знаком «Стоянка запрещена» и стал читать. В «Тайме» и «Дейли ньюс» о деле не было ни слова. «Миррор» и «Геральд дейли ньюс» на последних страницах дали короткие заметки, соответственно озаглавленные: «В парке Гриффит найдены изуродованные трупы» и «На рассвете обнаружены безжизненные тела отверженных». Следовало сглаженное описание увечий. Джин Найлз заявлял, что убийства между собой не связаны. Имена жертв не назывались, относительно смерти Мартина Гойнза тоже ничего не говорилось.
Рядом с газетным киоском была будка телефона-автомата. Дэнни позвонил Карен и услышал, что и ожидал: опрос протезистов шел очень медленно, за все время десять отрицательных ответов; звонки в другие отделения управления шерифа и сыскные отделы по поводу грабителей, имевших в прошлом дело с протезированием зубов, ничего не дали. Звонки двум таксидермистам выявили следующий факт: всем чучелам делают зубы из пластмассы; настоящие зубы животных при изготовлении чучел не используются. Дэнни попросил Карен продолжать звонки, наговорил комплиментов, чмокнул в трубку и набрал номер кафе «Лунный свет».
Дженис Модайн сегодня не работала, но Джон Лембек пил в баре. Дэнни был мягок с человеком, которого пощадил и не избил; вор и сутенер в ответ тоже был корректен. Дэнни знал, что тот располагает кое-какой информацией и попросил рассказать о гомо-сутенерах и службе сопровождения. Лембек сказал, что единственная служба сопровождения, какую он знает, — это роскошное и закрытое заведение некоего Феликса Гордина, известного антрепренера с офисом на Стрипе и фешенебельными апартаментами в «Шато Мармон». Сам Гордин не голубой, но поставляет мальчиков для голливудской элиты и богачей из старых семей Лос-Анджелеса.
Попрощавшись с Лембеком, Дэнни позвонил в архив и в автотранспортное управление. Выяснилось, что Гордин никогда не привлекался и не штрафовался; там же он выяснил три его адреса: Сансет, 9817 — офис, «Шато Мармон» в центре Стрипа под номером 7941 — апартаменты и на побережье в Малибу, Тихоокеанское береговое шоссе, 16822 — вилла.
В кармане у Дэнни оставалось пятнадцать центов. Он позвонил в отделение Файрстоун, отыскал сержанта Фрэнка Скейкела и попросил уточнить название службы знакомств педов, где шантажист Дуэйн Линденор познакомился со своей жертвой Чарлзом Хартшорном. Скейкел поворчал и сказал, что он перезвонит. Через десять минут раздался звонок сержанта, который сообщил, что раскопал первичное заявление пострадавшего. Линденор познакомился с Хартшорном на вечеринке у владельца службы сопровождения — Феликса Гордина. В заключение Скейкел добавил, что, пока он рылся в старых делах, его коллега дал ему дополнительную информацию: Гордин дает огромные взятки со своих операций отделу нравов управления шерифа.
Дэнни поехал к «Шато Мармон» — построенный в стиле роскошного замка времен эпохи Возрождения отель с фешенебельными апартаментами. Главный корпус был украшен декоративными башенками и брустверами, во внутреннем дворе — отдельные бунгало, между которыми проложены дорожки, и все это за высокими, ухоженными, идеально подстриженными живыми изгородями. Газовые фонари на кованых кронштейнах освещают таблички с номерами домиков. Дэнни пошел по извилистой дорожке к бунгало 7941, услышал звуки музыки, доносившейся из-за высокой изгороди, и направился к двери. Тут .порыв ветра разогнал облака, и в лунном свете на темной веранде Дэнни увидел двоих мужчин в смокингах. Они стояли тесно прижавшись и самозабвенно целовались.
На луну набежали новые облака. Дверь отворилась и поглотила мужчин — смех, резкое крещендо, секундный блеск огней изнутри, и они растаяли в этом свете. У Дэнни мурашки побежали по коже; он протиснулся между изгородью и стеной фасада и боком подобрался к огромному окну, завешанному бархатными портьерами. Между двумя красными полотнищами оказался узкий просвет, открывший водоворот скользящих по паркету смокингов, гобелены на стенах, сверкание хрусталя поднятых бокалов. Дэнни прижался к стеклу и стал смотреть.
Искаженное изображение, мысленная кинокамера дает сбои. Он отодвигается, чтобы охватить взглядом больший угол. Видит соединившиеся в танго смокинги, щека к щеке, одни мужчины. Лица почти сливаются, разглядеть их невозможно. Дэнни придвигается к стеклу, отодвигается, снова приближается и наконец вдавливает себя в стекло. Теперь покалывает в паху; глаз берет средний план, крупный план, портрет.
Мелькание рук, ног. Вкатывается сервировочный столик, и человек в белом несет чашу с пуншем. Вперед, назад, вперед. Фокус нарушается, никаких лиц, потом — саксофонист Коулмен с Тимом раскачиваются в ритме джаза. Между ног нестерпимо ноет. Тима не стало, вместо него — молоденький мальчик-блондин. Потом все закрыла какая-то тень, шаг назад — и фокус его объектива восстановился. В нем два жирных, неприятных толстяка целуются взасос, жирно блестящая кожа, оба до красноты выбриты, волосы блестят от бриолина…
Дэнни заперся дома, вспоминая Сан-Берду в 39 году и Тима, смотревшего на него с подозрением, когда он не лег на Рокси. Отыскал запасную бутылку виски, проглотил свои стандартные четыре рюмки, и ему стало еще хуже: Тим его бранит, говоря, да ты просто дурака свалял, тебе же это нравилось… Еще две рюмки. «Шато Мармон» в цветном изображении. У всех красавчиков там было тело Тимми.
Он стал пить прямо из бутылки, дорогое виски обжигало как дешевое пойло, а в мысленной камере — женщины, женщины, женщины. Карен Хилтшер, Дженис Модайн, стриптизерши, которых он допрашивал в связи с ограблением клуба «Ларго», титьки и мохнатки на показ в артистической уборной, равнодушные к взглядам мужчин. Рита Хейворт, Ава Гарднер, девушка-гардеробщица из «Голубой комнаты Дэйва», его мама, выходящая из ванны, до того как она располнела и стала свидетелем Иеговы. Все противно и омерзительно, как те два целующихся толстяка в «Мармоне».
Дэнни пил стоя, пока ноги не подкосились. Падая, он умудрился швырнуть бутылку в стену. Она точно угодила в приколотые там фотографии кровавых рисунков из дома 2307 по Тамаринд-стрит.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
— И ты мне даже не позвонил?! Не сообщил о таком важном прорыве в деле?!
— Фальстарт, виноват, сэр.
— Не очень все это похоже на правду. Почему ты сначала не поговорил с хозяйкой дома? Полсон говорит, что, по словам Найлза, та женщина первой все обнаружила.
Дэнни пожал плечами, сделав вид, что не придает этому особого значения:
— Я стучал к ней, наверное, бабуля не слышала.
— Полсон говорит, что она не производит впечатление старой развалины. Дэнни, ты не шатался там по дневным сеансам?
Дэнни не понял:
— Что вы имеете в виду, кино?
— Нет, бабу. Твой бабец живет возле того киоска, где ты вчера услышал полицейское радио, а Тамаринд — как раз рядом. Шляешься по бабам в служебное время?
Голос Дитрих помягчел. Вранье Дэнни получилось убедительным.
— Сначала работал, потом шлялся. — Я отдыхал в машине, когда появился Найлз.
Дитрих скривил лицо в полуулыбке, в полугримасе. На столе зазвонил телефон. Капитан снял трубку:
— Да, Нортон. Он здесь. — Послушал, потом сказал: — Один вопрос. Те двое у вас опознаны?
Последовало долгое молчание. Дэнни беспокойно топтался у двери. Дверь отворилась, вошла Карен, молча положила на стол пачку бумаг и вышла, не подымая глаз. Главное, думал Дэнни, чтобы капитан не проговорился ей, что у меня есть женщина, и чтоб она не сболтнула ему, что приняла звонок из Лексингтона.
Дитрих сказал:
— Подожди, это Нортон. Дай мне сначала с ним поговорить. — Закрыл трубку рукой и обратился к Дэнни: — Трупы опознали. Это — отребье, поэтому приказываю: никакого взаимодействия с полицией. На Гойнза у тебя пять дней. Потом я тебя с дела снимаю. Сегодня ограбили «Сан-Факс маркет»; если не успеешь закончить с Гойнзом, займешься этим делом. Я закрою глаза на то, что ты не доложил об адресе Гойнза, но предупреждаю: полиции дорогу не перебегать. Том Полсон мне близкий друг, мы остались друзьями несмотря на Микки и Бренду, и я не хочу, чтобы ты нас поссорил. Теперь возьми трубку, Нортон Лейман хочет поговорить с тобой. Дэнни схватил трубку:
— Да, доктор.
— Это говорит дружественный вам источник информации. Карандаш под рукой?
Дэнни вытащил из кармана блокнот и карандаш:
— Давайте.
— Тот, что выше ростом, — Джордж Уильям Уилтси, дата рождения 14.09.13. Дважды арестован за мужеложство, в 43-м изгнан из ВМФ за моральное разложение. Второй — знакомый Уилтси, возможно его «кочегар». Дуэйн Линденор, дата рождения 05.12.16. Один арест за вымогательство — в июне 1941-го. Дело до суда не дошло — заявитель отозвал иск. О местах работы Уилтси ничего не известно; Линденор сочинял диалоги для «Вэрайэти Интернэшнл пикчерз». Оба жили по адресу: бульвар Вентура, 11768, мотель «Лесная поляна». В данный момент туда направляется полиция, так что сидите тихо. Ну что, довольны?
— Не знаю, доктор, — снова солгал Дэнни.
Из своего закутка Дэнни позвонил в архив и городское бюро статистики и опознания и отдел транспортных средств, там ему дали полную информацию о жертвах два и три. Джордж Уилтси арестовывался за совершение непотребных действий в коктейль барах в 40-м и 41-м; за отсутствием свидетельских показаний окружной прокурор в возбуждении уголовных дел отказал. У него был также длинный список нарушений ПДД.
За Дуэйном Линденором ни одного нарушения ПДД не числилось, имелось одно закрытое дело за вымогательство, упомянутое доктором Лейманом. Служащая архива ознакомила Дэнни с географией арестов. Задержания Уилтси подпадали под юрисдикцию города, Линденор подвергался аресту в южном районе округа, на участке Файрстоун. Запрос на Линденора вывел его на сотрудника, который его задерживал, — сержанта Фрэнка Скейкела.
Дэнни позвонил в кадры и узнал, что Скейкел по-прежнему работает дежурным вечерней смены. Он позвонил на коммутатор и его соединили с дежуркой.
— Скейкел. Слушаю.
— Сержант, это помшерифа Апшо, Западный Голливуд.
— Да, помшерифа.
— Я веду следствие по убийству — оно связано с двумя 187-ми. Одного из убитых вы арестовывали в 41-м. Дуэйн Линденор. Не припоминаете такого?
— А как же. Шантажировал богатого юриста по имени Хартшорн. Денежные дела я хорошо запоминаю. Что, пристукнули Линденора?
— Да. Само дело вы помните?
— Неплохо. Истцом был юрист Чарлз Хартшорн. Он любил мальчиков, но был женат. Дочь обожал. Линденор познакомился с ним через службу знакомств педов, закрутил с ним, а потом стал грозить рассказать все его дочери. Хартшорн обратился к нам, мы задержали Линденора, но потом Хартшорн не пожелал давать показания в суде и забрал заявление.
— Скажите сержант, Хартшорн высокого роста и седой?
— Нет, — рассмеялся Скейкел. — Коротышка и плешив, как луковица. Как ваше расследование? Есть версии?
— Линденор живет на территории города, и пока крепкой версии нет. Что думаете о Хартшорне?
— Он не убийца, Апшо. Он богат, пользуется влиянием, видал всех в гробу. Разборки у педрил — дело шумное, но редко заканчивается убийством. А Линденор был к тому же шпаной. Как говорится, се ля ви, не тронь дохлого педа — не завоняет.
* * *
Снова в город. Теперь — делать все очень аккуратно, не нужно больше лжи и лишних неприятностей. Дэнни поехал в «Вэрайэти интернэшнл пикчерс», надеясь, что Найлз надолго застрянет в мотеле «Лесная поляна». Поскольку расследование дела Гойнза зашло в тупик, все внимание теперь нужно обратить на жертвы два и три. Из них киносценарист и шантажист Линденор стал куда важнее пассивного педераста Уилтси.У ворот в студию выстроились пикеты соперничающих профсоюзов; Дэнни припарковался на противоположной стороне улицы, выставил за стеклом табличку «Служебная машина полиции», пригнулся и нырнул в толпу пикетчиков, размахивающих флагами и транспарантами. Охранник у ворот читал бульварную газетку, печатавшую колонку криминальных новостей о его трех убийствах — леденящие кровь подробности из «надежных источников» городского морга. Пока Дэнни неторопливо доставал свой жетон, он успел пробежать глазами полстраницы. Поглощенный чтением охранник жевал сигару. Газета — это была городская сплетница «Тэтлер» — объединила оба дела в одно, что сулило новые сенсационные статьи, радио— и теленовости, ложные откровения, фальшивые версии и груды всякого дерьма. Дэнни постучал по стене. Жевавший сигару охранник отложил газету, посмотрел на жетон и сказал:
— Да? Вы к кому?
— Мне надо поговорить с людьми, которые работали с Дуэйном Линденором.
При упоминании имени охранник и глазом не моргнул: фамилия Линденора в газеты еще не попала. Он просмотрел список и сказал:
— Двадцать третья площадка, офис рядом с павильоном, где снимается «Окровавленный томагавк».
Охранник нажал кнопку, ворота открылись. Дэнни пошел по длинной асфальтовой дорожке, по которой сновали актеры в гриме и костюмах. Дверь, ведущая на двадцать третью площадку, была настежь открыта; у входа три мексиканца наносили на лица боевую раскраску. Они бросили на Дэнни беспокойный взгляд, а он увидел дверь с табличкой «РЕДАКТОР», подошел и постучался.
— Открыто, — услышал он голос. Дэнни вошел. Худощавый юноша в твидовом костюме и роговых очках укладывал бумаги в портфель. Он спросил:
— Вы вместо Дуэйна? Он уже третий день не появляется, а режиссер срочно требует дополнительные диалоги.
Дэнни сразу перешел к делу:
— Дуэйн умер, как и его друг Джордж Уилтси. Убиты.
Молодой человек уронил портфель, нервно поправил очки:
— У-у-у-ббиты!
— Совершенно верно.
— А вы из п-п-полиции?
— Помощник шерифа. Вы хорошо знали Линденора?
Юноша поднял портфель и рухнул в кресло:
— Н-нет, не совсем. Вот только по работе, шапочно.
— Виделись с ним за пределами студии? — Нет.
— Знали Джорджа Уилтси?
— Нет. Знаю, что жили вместе, так мне Дуэйн говорил.
Дэнни сглотнул слюну:
— Они что, были любовниками?
— Мне в голову не приходило интересоваться их отношениями. Знаю только, что Дуэйн был человек тихий, что ему удавались диалоги и что работал он за очень скромные деньги, а это большой плюс на этой рабовладельческой плантации.
За дверью послышались шаги. Дэнни обернулся и увидел, как в сторону метнулась тень. Он выглянул из комнаты и увидел, как какой-то человек быстро удаляется к платформе с камерами и осветительной аппаратурой. Дэнни пошел за ним. Человек стоял сунув руки в карманы, как бы говоря «Мне нечего скрывать от вас».
Дэнни схватил его за руку и с огорчением увидел, что тот был молод и среднего роста, никаких шрамов на лице, в лучшем случае тянул на мелкого торговца наркотой.
— Зачем вы подслушивали у двери?
Это был почти мальчик — худой, прыщеватый, с тонким шепелявым голосом:
— Работаю здесь. Занимаюсь реквизитом.
— И это дает вам право совать нос в официальные дела полиции?
Парень поправил прическу и ничего не ответил.
— Я задал вам вопрос.
— Нет, это не дает мне…
— Тогда зачем вы это делали?
— Я слышал, вы сказали Дани и Джордж умерли, а мы знакомы. Вы знаете…
— Нет, я не знаю, кто их убил. Иначе бы меня здесь не было. Как близко вы были знакомы?
Мальчик еще поправил свою прическу:
— Мы вместе с Дуэйни ходили на обед. Ну с Дуэйном то есть. А Джорджа я знал мало, здоровались, когда он приезжал за Дуэйном.
— Я так понимаю, что у вас было много общего, верно?
— Да.
— Вы общались с Дуэйном и Джорджем вне работы?
— Нет.
— Но вы разговаривали, учитывая, что у вас было чертовски много общего. Верно говорю?
Парень смотрел в землю и лениво выводил на полу восьмерку:
— Да, сэр.
— Ну так скажи, что они делали вместе и с кем они это еще делали, потому что раз тут все об этом знали, знаешь и ты. Разве не так?
Мальчик ухватился за стоящий софит и стал спиной к Дэнни:
— Они давно были вместе, но любили компанию других ребят. Джордж был крутой, жил в основном За счет Дуэйна, но иногда работал в службе сопровождения. Больше я ничего не знаю. Можно мне теперь уйти, а?
Дэнни вспомнил свой разговор в отделении Файрстоун: Линденор шантажировал человека, с которым сблизился через службу знакомств педов.
— Нет. Как называлась служба сопровождения?
— Не знаю.
— С кем еще водили дружбу Уилтси и Линденор? Назови имена.
— Я не знаю и не слышал я никаких имен!
— Не ной. А что скажешь о высоком седом человеке средних лет? Линденор и Уилтси упоминали о таком человеке?
— Нет.
— Кто-нибудь из тех, кто здесь работает, подходит под его описание?
— В Лос-Анджелесе миллион таких людей, так что, прошу вас…
Дэнни крепко схватил парня за руку, повернул лицом к себе, посмотрел на него, потом отпустил и сказал:
— Голос на меня не повышать. Просто отвечай. Итак, Линденор, Уилтси, высокий седой человек…
Парень повернулся и потер руку:
— Я ни одного такого не знаю, но Дуэйн любил мужчин постарше и говорил, что ему нравятся седые волосы. Ответил я на ваши вопросы?
Дэнни отвел глаза:
— Дуэйн и Джордж любили джаз?
— Не знаю, о музыке мы никогда не разговаривали.
— Упоминали они когда-нибудь о грабеже и о человеке лет тридцати со следами ожогов на лице?
— Нет.
— Был кто-нибудь из них задвинут на животных?
— Нет, только на других парнях.
— Свободен, — сказал Дэнни и сам пошел из студии. Парень пристально смотрел ему вслед.
На площадке уже никого не было, смеркалось. Он шел к воротам, когда его окликнули:
— Послушайте, офицер. Можно вас на минутку? Дэнни остановился. Лысый человек в тенниске и брюках гольф вышел из будки для охраны и протянул руку:
— Герман Герштейн. Я здесь главный. Юрисдикция города. Дэнни пожал Герштейну руку:
— Апшо. Детектив службы шерифа.
— Я слышал, вы интересуетесь моими сценаристами? Так?
— Меня интересует Дуэйн Линденор. Его убили.
— Плохо дело. Мне не нравится, когда моих людей отправляют в бессрочный отпуск без моего ведома. В чем дело, Апшо? Вы не смеетесь.
— Это не смешно. Герштейн прочистил горло:
— Каждому — свое. Не смешно — не надо, у меня для этого есть комики. Пока вы не ушли, хочу вам кое-что сказать. Я сотрудничаю с большим жюри, которое расследует коммунистическое влияние в Голливуде, и мне не желательно, чтобы посторонние копы ходили здесь и выспрашивали. Понимаете? Национальная безопасность важнее мертвого сценариста.
В ответ Дэнни съязвил. Из принципа:
— Мертвого сценариста-гомосексуалиста. Герштейн оглядел Дэнни:
— А вот это действительно не смешно, потому что никакого гомика, если известно, что он гомик, я ни под каким видом не допущу в свою студию. Никогда и ни за что. Ясно?
— Яснее ясного.
Герштейн извлек из кармана брюк три длинные сигары и сунул их в карман рубашки Дэнни:
— Развивайте чувство юмора, и вас ждет хорошее будущее. Когда вам нужно будет зайти на студию еще раз, сначала загляните ко мне. Ясно?
Дэнни бросил сигары под ноги, наступил на них и зашагал к выходу.
Теперь нужно было просмотреть местные газеты и сделать очередные телефонные звонки.
Дэнни поехал на угол Голливуд и Вайн, купил там четыре газеты, поставил машину под знаком «Стоянка запрещена» и стал читать. В «Тайме» и «Дейли ньюс» о деле не было ни слова. «Миррор» и «Геральд дейли ньюс» на последних страницах дали короткие заметки, соответственно озаглавленные: «В парке Гриффит найдены изуродованные трупы» и «На рассвете обнаружены безжизненные тела отверженных». Следовало сглаженное описание увечий. Джин Найлз заявлял, что убийства между собой не связаны. Имена жертв не назывались, относительно смерти Мартина Гойнза тоже ничего не говорилось.
Рядом с газетным киоском была будка телефона-автомата. Дэнни позвонил Карен и услышал, что и ожидал: опрос протезистов шел очень медленно, за все время десять отрицательных ответов; звонки в другие отделения управления шерифа и сыскные отделы по поводу грабителей, имевших в прошлом дело с протезированием зубов, ничего не дали. Звонки двум таксидермистам выявили следующий факт: всем чучелам делают зубы из пластмассы; настоящие зубы животных при изготовлении чучел не используются. Дэнни попросил Карен продолжать звонки, наговорил комплиментов, чмокнул в трубку и набрал номер кафе «Лунный свет».
Дженис Модайн сегодня не работала, но Джон Лембек пил в баре. Дэнни был мягок с человеком, которого пощадил и не избил; вор и сутенер в ответ тоже был корректен. Дэнни знал, что тот располагает кое-какой информацией и попросил рассказать о гомо-сутенерах и службе сопровождения. Лембек сказал, что единственная служба сопровождения, какую он знает, — это роскошное и закрытое заведение некоего Феликса Гордина, известного антрепренера с офисом на Стрипе и фешенебельными апартаментами в «Шато Мармон». Сам Гордин не голубой, но поставляет мальчиков для голливудской элиты и богачей из старых семей Лос-Анджелеса.
Попрощавшись с Лембеком, Дэнни позвонил в архив и в автотранспортное управление. Выяснилось, что Гордин никогда не привлекался и не штрафовался; там же он выяснил три его адреса: Сансет, 9817 — офис, «Шато Мармон» в центре Стрипа под номером 7941 — апартаменты и на побережье в Малибу, Тихоокеанское береговое шоссе, 16822 — вилла.
В кармане у Дэнни оставалось пятнадцать центов. Он позвонил в отделение Файрстоун, отыскал сержанта Фрэнка Скейкела и попросил уточнить название службы знакомств педов, где шантажист Дуэйн Линденор познакомился со своей жертвой Чарлзом Хартшорном. Скейкел поворчал и сказал, что он перезвонит. Через десять минут раздался звонок сержанта, который сообщил, что раскопал первичное заявление пострадавшего. Линденор познакомился с Хартшорном на вечеринке у владельца службы сопровождения — Феликса Гордина. В заключение Скейкел добавил, что, пока он рылся в старых делах, его коллега дал ему дополнительную информацию: Гордин дает огромные взятки со своих операций отделу нравов управления шерифа.
Дэнни поехал к «Шато Мармон» — построенный в стиле роскошного замка времен эпохи Возрождения отель с фешенебельными апартаментами. Главный корпус был украшен декоративными башенками и брустверами, во внутреннем дворе — отдельные бунгало, между которыми проложены дорожки, и все это за высокими, ухоженными, идеально подстриженными живыми изгородями. Газовые фонари на кованых кронштейнах освещают таблички с номерами домиков. Дэнни пошел по извилистой дорожке к бунгало 7941, услышал звуки музыки, доносившейся из-за высокой изгороди, и направился к двери. Тут .порыв ветра разогнал облака, и в лунном свете на темной веранде Дэнни увидел двоих мужчин в смокингах. Они стояли тесно прижавшись и самозабвенно целовались.
На луну набежали новые облака. Дверь отворилась и поглотила мужчин — смех, резкое крещендо, секундный блеск огней изнутри, и они растаяли в этом свете. У Дэнни мурашки побежали по коже; он протиснулся между изгородью и стеной фасада и боком подобрался к огромному окну, завешанному бархатными портьерами. Между двумя красными полотнищами оказался узкий просвет, открывший водоворот скользящих по паркету смокингов, гобелены на стенах, сверкание хрусталя поднятых бокалов. Дэнни прижался к стеклу и стал смотреть.
Искаженное изображение, мысленная кинокамера дает сбои. Он отодвигается, чтобы охватить взглядом больший угол. Видит соединившиеся в танго смокинги, щека к щеке, одни мужчины. Лица почти сливаются, разглядеть их невозможно. Дэнни придвигается к стеклу, отодвигается, снова приближается и наконец вдавливает себя в стекло. Теперь покалывает в паху; глаз берет средний план, крупный план, портрет.
Мелькание рук, ног. Вкатывается сервировочный столик, и человек в белом несет чашу с пуншем. Вперед, назад, вперед. Фокус нарушается, никаких лиц, потом — саксофонист Коулмен с Тимом раскачиваются в ритме джаза. Между ног нестерпимо ноет. Тима не стало, вместо него — молоденький мальчик-блондин. Потом все закрыла какая-то тень, шаг назад — и фокус его объектива восстановился. В нем два жирных, неприятных толстяка целуются взасос, жирно блестящая кожа, оба до красноты выбриты, волосы блестят от бриолина…
Дэнни заперся дома, вспоминая Сан-Берду в 39 году и Тима, смотревшего на него с подозрением, когда он не лег на Рокси. Отыскал запасную бутылку виски, проглотил свои стандартные четыре рюмки, и ему стало еще хуже: Тим его бранит, говоря, да ты просто дурака свалял, тебе же это нравилось… Еще две рюмки. «Шато Мармон» в цветном изображении. У всех красавчиков там было тело Тимми.
Он стал пить прямо из бутылки, дорогое виски обжигало как дешевое пойло, а в мысленной камере — женщины, женщины, женщины. Карен Хилтшер, Дженис Модайн, стриптизерши, которых он допрашивал в связи с ограблением клуба «Ларго», титьки и мохнатки на показ в артистической уборной, равнодушные к взглядам мужчин. Рита Хейворт, Ава Гарднер, девушка-гардеробщица из «Голубой комнаты Дэйва», его мама, выходящая из ванны, до того как она располнела и стала свидетелем Иеговы. Все противно и омерзительно, как те два целующихся толстяка в «Мармоне».
Дэнни пил стоя, пока ноги не подкосились. Падая, он умудрился швырнуть бутылку в стену. Она точно угодила в приколотые там фотографии кровавых рисунков из дома 2307 по Тамаринд-стрит.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Объяснение своего визита Мал продумал уже на крыльце и позвонил. По дому разнесся стук каблуков по твердому полу. Мал одернул китель, дабы прикрыть свой обвисший ремень — слишком часто он стал пропускать свои обеды и завтраки. Дверь открылась, и на пороге — Красная королева: в 9:30 она уже идеально причесана, на ней элегантная шелковая блузка и шерстяная юбка.
— Да? Вы коммивояжер? А вы знаете, что на Беверли-Хиллз запрещается навязывать товары и услуги.
Лукавит.
— Я из управления окружного прокурора.
— Беверли-Хиллз?
— Города Лос-Анджелеса.
Клэр де Хейвен улыбнулась — настоящая кинозвезда:
— Желаете взглянуть на коллекцию моих штрафов за переход улицы на красный свет?
Продолжает лукавить — даром, что он коп. Ведь она прекрасно знает, что он — «хороший полицейский» , который допрашивал Лопеса, Дуарте и Бена-видеса:
— Город нуждается в вашей помощи. Женщина хмыкнула — тоже элегантно — и распахнула дверь:
— Ну, заходите — расскажете, что вас сюда привело, мистер…?
— Консидайн.
— Консидайн.
Клэр посторонилась. Обстановка в гостиной с цветочным орнаментом: на обивке диванов — гардении, стульев — орхидеи, маленькие резные столики и этажерки инкрустированы узором из маргариток. На стенах — большие плакаты популярных в 30-е и в начале 40-х годов антифашистских кинофильмов. Мал подошел к красочному плакату картины «Заря справедливости» — благородный русский возвышается над чернорубашечником, брызгающего слюной и размахивающего «люгером». Герой стоит в ореоле солнечного света, немец — в тени. Видя, что Хейвен наблюдает за ним, он сказал:
— Тонко сделано. Клэр рассмеялась:
— Искусно. Вы адвокат, мистер Консидайн?
Мал обернулся. Красная королева стояла со стаканом прозрачного напитка со льдом. Запах джина он бы почувствовал — наверняка водка — элегантнее и не так резко пахнет.
— Нет, я следователь отдела большого жюри. Вы позволите присесть?
Клэр указала на два стула, стоящих друг против друга у шахматного столика:
— Разумеется. Хотите кофе или чего-нибудь выпить?
— Нет, — сказал Мал и сел. Стул был обит кожей с вышитыми по ней шелком орхидеями. Клэр де Хей-вен села напротив, положив ногу на ногу:
— Вы сумасшедший, если думаете, что стану вашим информатором. Ни я, ни кто-либо из моих друзей. И учтите, у нас самые лучшие юристы.
Мал решил разыграть мексиканскую карту:
— Мисс де Хейвен, я скорее пытаюсь устранить неприятный осадок, оставшийся от неудачного интервью. Мы с партнером подошли к вашим друзьям из «Вэрайэти интернэшнл» не так, как следует. Начальство осталось недовольно, нам урезали финансы. Когда мы занялись предварительным изучением документов на УАЕС, старые материалы Комиссии Конгресса, то мы вашей фамилии там не нашли, а ваши друзья, наверное… ну скажем… уж очень догматичны. Я решил обратиться к вам с этим делом, рассчитывая на вашу чуткость, и надеюсь, что вопросы, которых я хочу коснуться, вы сочтете резонными.
Клэр де Хейвен улыбнулась, потягивая свой напиток:
— Вы хорошо излагаете мысли для полицейского. «А ты с утра лакаешь водку и трахаешься с мексиканской шпаной», — подумал Мал и сказал:
— Я учился в Станфорде и был майором военной полиции в Европе: участвовал в сборе улик для суда над нацистскими преступниками. Как видите, эти ваши плакаты на стене мне не совсем безразличны.
— Сочувствие вы тоже хорошо выражаете. А теперь вы служите киностудиям, потому что искать там некую крамолу проще, чем достойно платить. Вы разделяете и властвуете, заставляете людей доносить, подключаете специалистов. И не приносите ничего, кроме горя.
Добродушные уколы вмиг сменились откровенным вызовом. Мал сделал виноватое выражение лица: ее можно взять, если вступить с ней в отчаянную борьбу, но в конце дать ей выиграть.
— Мисс де Хейвен, почему УАЕС не объявляет забастовку, чтобы добиться своих требований по контракту?
Клэр не спеша отхлебнула из стакана:
— Тогда наше место займут тимстеры и останутся работать на условиях временного договора — за нищенскую плату.
Удачное начало. У него последний шанс сыграть в «хорошего полицейского», потом отступить, пустить газетную утку и устроить западню:
— Хорошо, что вы заговорили о тимстерах, они меня сильно беспокоят. Если заседание большого жюри все же состоится, в чем я теперь сомневаюсь, следующим шагом должна стать борьба с рэкетом в среде тимстеров. Преступных элементов там не меньше, чем коммунистов среди американских радикалов.
Клэр де Хейвен сидела спокойно, на приманку не клюнула. Посмотрела на Мала, перевела взгляд на висевший у него на поясе пистолет:
— Вы не глупый человек, так сформулируйте мысль яснее. Изложите суть дела, как вас учили на первом курсе в Станфорде.
Чтоб немного разозлиться, Мал подумал о Селесте:
— Мисс де Хейвен, я был в Бухенвальде и знаю, что Сталин творит такое же зло в России. Мы хотим докопаться до самых корней тоталитаризма, привносимого коммунистическим влиянием в киноиндустрию и в УАЕС, покончить с ним, помешать тимстерам избивать ваших пикетчиков, установить на основе свидетельских показаний подобие некой демаркационной линии между грубой пропагандистской агрессией коммунизма и законной политической деятельностью левого направления.
Мал замолчал, пожал плечами, притворно-разочарованно развел руками.
— Мисс де Хейвен, я — полицейский. Мое дело собирать улики, чтобы предать суду грабителей и убийц. Мне такая работа не нравится, но кто-то ее должен делать, и, уверяю вас, я стараюсь делать ее как можно лучше. Вы меня понимаете?
Клэр взяла со стола сигарету и зажигалку, закурила. Мал захлопал глазами, делая вид, что раздосадован, что не сохранил выдержку. Наконец она сказала:
— Вы или хороший актер, или находитесь под влиянием очень плохих людей. Кто вы? Честно говоря, не могу понять.
— Да? Вы коммивояжер? А вы знаете, что на Беверли-Хиллз запрещается навязывать товары и услуги.
Лукавит.
— Я из управления окружного прокурора.
— Беверли-Хиллз?
— Города Лос-Анджелеса.
Клэр де Хейвен улыбнулась — настоящая кинозвезда:
— Желаете взглянуть на коллекцию моих штрафов за переход улицы на красный свет?
Продолжает лукавить — даром, что он коп. Ведь она прекрасно знает, что он — «хороший полицейский» , который допрашивал Лопеса, Дуарте и Бена-видеса:
— Город нуждается в вашей помощи. Женщина хмыкнула — тоже элегантно — и распахнула дверь:
— Ну, заходите — расскажете, что вас сюда привело, мистер…?
— Консидайн.
— Консидайн.
Клэр посторонилась. Обстановка в гостиной с цветочным орнаментом: на обивке диванов — гардении, стульев — орхидеи, маленькие резные столики и этажерки инкрустированы узором из маргариток. На стенах — большие плакаты популярных в 30-е и в начале 40-х годов антифашистских кинофильмов. Мал подошел к красочному плакату картины «Заря справедливости» — благородный русский возвышается над чернорубашечником, брызгающего слюной и размахивающего «люгером». Герой стоит в ореоле солнечного света, немец — в тени. Видя, что Хейвен наблюдает за ним, он сказал:
— Тонко сделано. Клэр рассмеялась:
— Искусно. Вы адвокат, мистер Консидайн?
Мал обернулся. Красная королева стояла со стаканом прозрачного напитка со льдом. Запах джина он бы почувствовал — наверняка водка — элегантнее и не так резко пахнет.
— Нет, я следователь отдела большого жюри. Вы позволите присесть?
Клэр указала на два стула, стоящих друг против друга у шахматного столика:
— Разумеется. Хотите кофе или чего-нибудь выпить?
— Нет, — сказал Мал и сел. Стул был обит кожей с вышитыми по ней шелком орхидеями. Клэр де Хей-вен села напротив, положив ногу на ногу:
— Вы сумасшедший, если думаете, что стану вашим информатором. Ни я, ни кто-либо из моих друзей. И учтите, у нас самые лучшие юристы.
Мал решил разыграть мексиканскую карту:
— Мисс де Хейвен, я скорее пытаюсь устранить неприятный осадок, оставшийся от неудачного интервью. Мы с партнером подошли к вашим друзьям из «Вэрайэти интернэшнл» не так, как следует. Начальство осталось недовольно, нам урезали финансы. Когда мы занялись предварительным изучением документов на УАЕС, старые материалы Комиссии Конгресса, то мы вашей фамилии там не нашли, а ваши друзья, наверное… ну скажем… уж очень догматичны. Я решил обратиться к вам с этим делом, рассчитывая на вашу чуткость, и надеюсь, что вопросы, которых я хочу коснуться, вы сочтете резонными.
Клэр де Хейвен улыбнулась, потягивая свой напиток:
— Вы хорошо излагаете мысли для полицейского. «А ты с утра лакаешь водку и трахаешься с мексиканской шпаной», — подумал Мал и сказал:
— Я учился в Станфорде и был майором военной полиции в Европе: участвовал в сборе улик для суда над нацистскими преступниками. Как видите, эти ваши плакаты на стене мне не совсем безразличны.
— Сочувствие вы тоже хорошо выражаете. А теперь вы служите киностудиям, потому что искать там некую крамолу проще, чем достойно платить. Вы разделяете и властвуете, заставляете людей доносить, подключаете специалистов. И не приносите ничего, кроме горя.
Добродушные уколы вмиг сменились откровенным вызовом. Мал сделал виноватое выражение лица: ее можно взять, если вступить с ней в отчаянную борьбу, но в конце дать ей выиграть.
— Мисс де Хейвен, почему УАЕС не объявляет забастовку, чтобы добиться своих требований по контракту?
Клэр не спеша отхлебнула из стакана:
— Тогда наше место займут тимстеры и останутся работать на условиях временного договора — за нищенскую плату.
Удачное начало. У него последний шанс сыграть в «хорошего полицейского», потом отступить, пустить газетную утку и устроить западню:
— Хорошо, что вы заговорили о тимстерах, они меня сильно беспокоят. Если заседание большого жюри все же состоится, в чем я теперь сомневаюсь, следующим шагом должна стать борьба с рэкетом в среде тимстеров. Преступных элементов там не меньше, чем коммунистов среди американских радикалов.
Клэр де Хейвен сидела спокойно, на приманку не клюнула. Посмотрела на Мала, перевела взгляд на висевший у него на поясе пистолет:
— Вы не глупый человек, так сформулируйте мысль яснее. Изложите суть дела, как вас учили на первом курсе в Станфорде.
Чтоб немного разозлиться, Мал подумал о Селесте:
— Мисс де Хейвен, я был в Бухенвальде и знаю, что Сталин творит такое же зло в России. Мы хотим докопаться до самых корней тоталитаризма, привносимого коммунистическим влиянием в киноиндустрию и в УАЕС, покончить с ним, помешать тимстерам избивать ваших пикетчиков, установить на основе свидетельских показаний подобие некой демаркационной линии между грубой пропагандистской агрессией коммунизма и законной политической деятельностью левого направления.
Мал замолчал, пожал плечами, притворно-разочарованно развел руками.
— Мисс де Хейвен, я — полицейский. Мое дело собирать улики, чтобы предать суду грабителей и убийц. Мне такая работа не нравится, но кто-то ее должен делать, и, уверяю вас, я стараюсь делать ее как можно лучше. Вы меня понимаете?
Клэр взяла со стола сигарету и зажигалку, закурила. Мал захлопал глазами, делая вид, что раздосадован, что не сохранил выдержку. Наконец она сказала:
— Вы или хороший актер, или находитесь под влиянием очень плохих людей. Кто вы? Честно говоря, не могу понять.