Страница:
— А все может накрыться медным тазом, — сказал Базз и сразу увидел, как Микки по привычке начинает тихо закипать: ноздри раздулись, скрипнули зубы, в глазах зажглось бешенство — сейчас схватит, что подвернется под руку, и хряснет об пол. Базз подвинул ему оставленный Стомпанато недопитый стакан с «Кровавой Мэри». Коэн отпил большой глоток и сплюнул прилипшую к губам мякоть лимона:
— Выкладывай. Ну!
— Хахаль Люси шантажирует Солли гнусными карточками. Я это все поломал, слегка поучил парня. Я точно знаю, что у того грека есть дружки в офисе шерифа в Западном Голливуде — среди твоих ребят, и Люси нужно где-то надежно укрыться. Плюс он толкал наркоту на территории Драгны, а для старины Джека это — просто нож острый. Вот по этим двум серьезным причинам грека трогать нельзя.
Коэн так стиснул стакан с томатным соком, что его толстые пальцы-сосиски побелели:
— Что… на… карточках?
Тут не отвертишься: Микки может сам спросить у Сола Гельфмана, и все выплывет наружу. Базз собрался с духом и проговорил:
— Люси с собакой.
В руках Микки стакан треснул, осколки стекла разлетелись во все стороны, забрызгав Базза соком и водкой. Микки посмотрел на окровавленную ладонь и прижал ее к столу. Когда на белой скатерти стали проступать красные пятна, он проговорил:
— Грек — труп, мать его. Пущу его на фарш собакам.
Подошли два официанта и встали в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу. Смокинги за соседним столом сидели как громом пораженные, какая-то старая леди так разинула рот, что чуть не уронила вставную челюсть в суп. Базз махнул официантам, чтоб убирались, сел рядом с Микки и обнял его за трясущиеся плечи:
— Микки, нельзя этого делать, ты ж понимаешь. Ты сказал: всякий, кто раком ставит Джека Д., — твой друг, и грек это сделал и сделал лучше некуда. Одри видела, как я его отделал, она подтвердит. А грек не знал, что ты за своих горой стоишь и что друзья твоей женщины для тебя вроде родни. Микки, надо оставить все как есть. Иначе ты много потеряешь. Устрой Люси где-нибудь в хорошем месте, где греку ее не найти. Пусть это будет мицва[16]
Коэн оторвал руку от стола, стряхнул осколки стекла, слизал с пальцев лимонную мякоть:
— Кто в этом участвовал кроме грека?
Базз смотрит прямо в глаза Микки: верный друг, который никогда не солжет. Он уже приготовил имена двух пидоров, которых сам вышвырнул из города, когда они вломились и уничтожили долговые записи неофициальных пари в тотализаторе Лью Вер-шоу на студии «Парамаунт»:
— Бруно Гайер и Стив Катценбах. Голубцы. Найдешь, куда пристроить Люси?
Коэн щелкнул пальцами, и тут же появились официанты, которые в мгновение ока заменили скатерть. Он медленно перевел взгляд на Базза, словно только что заметил его присутствие. Базз с невозмутимым видом немного отодвинулся от Микки — больше давить не стоило.
— Мицва, значит? — сказал Микки. — Ах ты, говножрал гойский! Где Одри и Люси?
— Возле моей машины.
— Что положил тебе Солли?
— Штуку.
Микки сунул руку в карман брюк и вытащил пухлую пачку сотенных. Отсчитал десять купюр, разложил их в ряд на столе и сказал:
— Только такую мицву ты и понимаешь, олух. Но ты избавил меня от неприятностей, а долг платежом красен. Вот, оденься как надо.
Базз сгреб деньги и поднялся:
— Спасибо, Микки.
— Пошел ты. Что общего между женской ногой и Эмпайр-стейт-билдинг?
— Не знаю. Что? Микки осклабился:
— Чем выше, тем больше дух захватывает.
— Ну ты остряк, Микки.
— А чего ты тогда не смеешься? Пришли мне девчонок. Быстро!
Базз подошел к бару, где Джонни Стомпанато приканчивал очередной стакан. Обернувшись, увидел, что Микки обменивается рукопожатиями с Томом Бренеманом и метрдотелем. Отсюда Базза видно не было. Джонни Стомп повернулся к нему, Базз сунул ему в руку пять из полученных от Микки купюр:
— За Сифакиса. Он продал тебя, но трогать его не надо. Про бабки я Микки не рассказал. Ты мой должник.
Джонни улыбнулся и спрятал деньги в карман:
— Спасибо, приятель.
— Я тебе не приятель, макаронник хренов, — ответил Базз и пошел к выходу, засовывая на ходу остальные деньги в карман рубашки и слюнявя галстук, чтобы оттереть брызги томатного сока на своем лучшем шерстяном костюме от Овиатта. На тротуаре стояла Одри и наблюдала за ним:
— Хорошенькая у тебя жизнь, Микс, — заметила она.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
— Выкладывай. Ну!
— Хахаль Люси шантажирует Солли гнусными карточками. Я это все поломал, слегка поучил парня. Я точно знаю, что у того грека есть дружки в офисе шерифа в Западном Голливуде — среди твоих ребят, и Люси нужно где-то надежно укрыться. Плюс он толкал наркоту на территории Драгны, а для старины Джека это — просто нож острый. Вот по этим двум серьезным причинам грека трогать нельзя.
Коэн так стиснул стакан с томатным соком, что его толстые пальцы-сосиски побелели:
— Что… на… карточках?
Тут не отвертишься: Микки может сам спросить у Сола Гельфмана, и все выплывет наружу. Базз собрался с духом и проговорил:
— Люси с собакой.
В руках Микки стакан треснул, осколки стекла разлетелись во все стороны, забрызгав Базза соком и водкой. Микки посмотрел на окровавленную ладонь и прижал ее к столу. Когда на белой скатерти стали проступать красные пятна, он проговорил:
— Грек — труп, мать его. Пущу его на фарш собакам.
Подошли два официанта и встали в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу. Смокинги за соседним столом сидели как громом пораженные, какая-то старая леди так разинула рот, что чуть не уронила вставную челюсть в суп. Базз махнул официантам, чтоб убирались, сел рядом с Микки и обнял его за трясущиеся плечи:
— Микки, нельзя этого делать, ты ж понимаешь. Ты сказал: всякий, кто раком ставит Джека Д., — твой друг, и грек это сделал и сделал лучше некуда. Одри видела, как я его отделал, она подтвердит. А грек не знал, что ты за своих горой стоишь и что друзья твоей женщины для тебя вроде родни. Микки, надо оставить все как есть. Иначе ты много потеряешь. Устрой Люси где-нибудь в хорошем месте, где греку ее не найти. Пусть это будет мицва[16]
Коэн оторвал руку от стола, стряхнул осколки стекла, слизал с пальцев лимонную мякоть:
— Кто в этом участвовал кроме грека?
Базз смотрит прямо в глаза Микки: верный друг, который никогда не солжет. Он уже приготовил имена двух пидоров, которых сам вышвырнул из города, когда они вломились и уничтожили долговые записи неофициальных пари в тотализаторе Лью Вер-шоу на студии «Парамаунт»:
— Бруно Гайер и Стив Катценбах. Голубцы. Найдешь, куда пристроить Люси?
Коэн щелкнул пальцами, и тут же появились официанты, которые в мгновение ока заменили скатерть. Он медленно перевел взгляд на Базза, словно только что заметил его присутствие. Базз с невозмутимым видом немного отодвинулся от Микки — больше давить не стоило.
— Мицва, значит? — сказал Микки. — Ах ты, говножрал гойский! Где Одри и Люси?
— Возле моей машины.
— Что положил тебе Солли?
— Штуку.
Микки сунул руку в карман брюк и вытащил пухлую пачку сотенных. Отсчитал десять купюр, разложил их в ряд на столе и сказал:
— Только такую мицву ты и понимаешь, олух. Но ты избавил меня от неприятностей, а долг платежом красен. Вот, оденься как надо.
Базз сгреб деньги и поднялся:
— Спасибо, Микки.
— Пошел ты. Что общего между женской ногой и Эмпайр-стейт-билдинг?
— Не знаю. Что? Микки осклабился:
— Чем выше, тем больше дух захватывает.
— Ну ты остряк, Микки.
— А чего ты тогда не смеешься? Пришли мне девчонок. Быстро!
Базз подошел к бару, где Джонни Стомпанато приканчивал очередной стакан. Обернувшись, увидел, что Микки обменивается рукопожатиями с Томом Бренеманом и метрдотелем. Отсюда Базза видно не было. Джонни Стомп повернулся к нему, Базз сунул ему в руку пять из полученных от Микки купюр:
— За Сифакиса. Он продал тебя, но трогать его не надо. Про бабки я Микки не рассказал. Ты мой должник.
Джонни улыбнулся и спрятал деньги в карман:
— Спасибо, приятель.
— Я тебе не приятель, макаронник хренов, — ответил Базз и пошел к выходу, засовывая на ходу остальные деньги в карман рубашки и слюнявя галстук, чтобы оттереть брызги томатного сока на своем лучшем шерстяном костюме от Овиатта. На тротуаре стояла Одри и наблюдала за ним:
— Хорошенькая у тебя жизнь, Микс, — заметила она.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Он понимал, что все это ему снится и сейчас не 41-й год, а 1950-й. Частью раздвоенного сознания он пытается задержаться на деталях происходящего, что бежит своим ходом, а другой его частью не хочет этот самотек прерывать.
…Он мчится на юг по дороге 101 за рулем мощного седана «Ла Саль». Завывание сирен дорожного патруля становится все ближе и ближе. Вокруг него — лесистая местность округа Керн. Впереди от шоссе бегут в стороны несколько грунтовых дорог. Он выбирает дальнюю и резко берет влево, рассчитывая, что патрульные машины свернут раньше или проскочат мимо. Дорога идет мимо домов фермеров, хижин сборщиков фруктов и утыкается в глухой каньон. А сирены звучат справа и слева, сзади и впереди. Понимая, что любой путь ведет в ловушку, он сбрасывает скорость, сворачивает на пашню и начинает отрываться. Машину бросает в крутые виражи. Впереди огни. Должно быть, ферма. Перед глазами вырастает ограда. Он объезжает ее на второй передаче, и перед ним открывается ярко освещенное окно.
Молодая блондинка стоит прижавшись к двери. На нее, размахивая топорами, наседают двое мужчин.
Миг — и рука отскакивает от тела. С широко раскрытых губ, крашенных оранжевой помадой, срывается немой крик…
А сон принял другой поворот.
Теперь он в Бейкерсфилде: сбагривает машину, получает деньги. Снова Сан-Берду, урок биологии в колледже, ночные кошмары: немой крик и отрубленная рука. Перл-Харбор. Негоден к прохождению военной службы из-за поврежденной барабанной перепонки. Сколько бы он ни корпел над учебниками, сколько бы ни заколачивал на продаже угнанных машин, ничто не может избавить его от жутких видений. Проходят месяцы, и он возвращается туда, чтобы узнать: что и почему тогда произошло?
Через некоторое время он приходит к заключению о существовании любовного треугольника. Пропавшую местную девушку зовут Кэти Хадженс. Отвергнутый ею любовник Марти Сидвел (погиб на Филиппинах) допрошен полицейскими и отпущен: ее тело не было найдено. Второй подозреваемый — вероятнее всего, Бадди Джастроу, условно-досрочно освобожденный из Фолсомской тюрьмы. Известно, что он любил мучить собак и кошек. Исчез, последний раз его видели два дня спустя после того, как он рвал через капустное поле. Затем сон распадается на страницы машинописного текста криминологических описаний пулевых ранений… В 44-м поступление в полицию управления шерифа, чтобы узнать, ЧТО ЖЕ ПРОИЗОШЛО. Сначала служба в тюремной охране, потом — патрульным. Сослуживцы ругают его за упрямое стремление раскрыть дело Харлана Джастроу по прозвищу Бадди.
Стало тихо. Дэнни проснулся, думая, что преследующие его полицейские выключили сирену. Но, разглядев лепнину на потолке спальни, понял, что это звонил телефон.
Он снял трубку:
— Капитан?
— Я, — послышался голос капитана Дитриха. — Как ты узнал?
— Кроме вас мне никто не звонит. Дитрих фыркнул:
— Да разве таким аскетам кто-нибудь звонит?
— Ну, вы вот. Дитрих рассмеялся:
— Везунчик ты у нас. Первая ночь старшим дежурным — и у тебя наводнение, два трупа и убийство. Можно об этом поподробнее?
Дэнни вспомнил страшный труп: следы укусов, пустые глазницы:
— Ничего ужаснее я еще не видел. С Хендерсоном и Деффри не говорили?
— Они сдали краткий рапорт, никаких особых деталей. Худо дело?
— Ничего хуже не могу себе представить. Дитрих вздохнул:
— Дэнни, ты у нас в участке новичок и подобными делами еще не занимался. Видел такое только в учебниках — фотографии.
На потолке спальни возникли рот и рука Кэти Хадженс, теперь — в цвете. Дэнни сдержался:
— Вы правы, капитан. В общем ужасно. Я поехал в морг и… наблюдал, как тело готовят к вскрытию. Это еще ужаснее. Потом я вернулся помочь Деффри и Хендерсону…
— Они мне говорили. Сказали, как ты всеми лихо командовал. Сбавь обороты, не то подумают, что ты дерешь нос.
Дэнни задели слова Дитриха, но он смолчал:
— Есть, капитан. А личность потерпевшего установлена?
— Нет еще, но есть зацепка — машина, на которой его привезли. «Быоик-супер» 47-го года выпуска, брошен неподалеку от стройплощадки. На белых чехлах имеются пятна, похожие на кровь. Сегодня в десять утра сообщили об угоне машины накануне со стоянки у джаз-клуба на Саут-Сентрал. Владелец еще пьяный был, когда заявил об угоне. Отправляйся к нему и допроси.
— Отпечатки сняли?
— Сейчас этим занимаются.
— Лаборатория на место выезжала?
— Нет. Пока только дактилоскопист.
— Дрянь дело. Передвижная лаборатория обязательно нужна, капитан.
— Хорошо. Только чтоб никакой огласки. Не хочу, чтобы это превратилось в очередное дело Черной Орхидеи.
— А помощника мне выделите? Дитрих тяжело вздохнул и замолчал:
— Если дело того потребует. Пока действуй сам. У нас всего четыре сыскаря, Дэнни. Если убитый — шушера, бросать на дело лишнего человека я не стану.
— Это же убийство, сэр.
— Ты ведь знаешь, как дела делаются, помшерифа, — сказал Дитрих.
— Так точно, сэр, — сказал Дэнни, положил трубку и вскочил с кровати.
День выдался холодный и дождливый. По пути в Аллегро Дэнни слушал радио; метеорологи снова обещали дожди и возможный паводок в каньонах. Об обезображенном трупе ничего сказано не было. Проезжая мимо стройплощадки, Дэнни увидел играющих в футбол ребятишек и несколько зевак, торчавших на месте, где вчера было найдено тело. Криминалистам тут уже делать было нечего.
Дактилоскопическая лаборатория и угнанный «бьюик» стояли в конце квартала. Дэнни обратил внимание, что машина была припаркована очень аккуратно: почти вплотную к обочине и переднее колесо повернуто так, что уперлось в бордюрный камень, чтобы машина сама не скатилась под уклон. Психологический нюанс: зверски убив человека, привезя его сюда хрен знает откуда, убийца сохранял полное хладнокровие и самообладание, чтобы толково оставить машину прямо у «места разгрузки». По-видимому, никаких очевидцев преступления не было.
Дэнни объехал машину дактилоскопистов и остановился поблизости. Из открытой двери «бьюика» со стороны водителя торчали ноги лаборанта. Проходя мимо, Дэнни услышал его голос:
— На руле и приборной доске следы перчаток. На заднем сиденье след свежей запекшейся крови, сбоку на подголовнике белое клейкое вещество.
Заглянув внутрь машины, Дэнни увидел пожилого эксперта-криминалиста, обрабатывавшего бардачок, и пятна крови на заднем сиденье с присохшими к ним белыми волокнами. Спинка сиденья сразу за местом водителя была исчерчена следами крови от порезов крест-накрест, белые волокна намертво сидели в кровавых сгустках. Бархатистая отделка боковой стенки у окна была обрызгана такой же желеобразной субстанцией, пробу которой он брал в морге. Дэнни принюхался — клейкое вещество имело тот же мятный медицинский запах. Сжимая и разжимая кулаки, Дэнни попытался восстановить картину произошедшего.
Убийца вез свою жертву на стройплощадку. Лишенный глаз труп, завернутый в белый махровый халат, был посажен на сиденье, а его голова билась о боковину, разбрызгивая странное вещество. Перекрещивающиеся полосы на спинке сиденья — это следы бритвенных разрезов на спине, из которых сочилась кровь; пятна крови появились на сиденье, когда убийца круто свернул вправо и труп завалился.
— Эй, помшерифа! — Дактилоскопист поднимался с сиденья; во взгляде сквозило недовольство: Дэнни вторгся на его территорию. — Мне нужно обработать заднее сиденье. Вы не против?..
Дэнни посмотрел на зеркало заднего вида — оно было повернуто в сторону — и сел за руль. Еще одна деталь, позволяющая восстановить ход событий: такой ракурс зеркала позволяет отлично видеть все заднее сиденье, следы крови и запачканную боковую стенку. Убийца специально повернул зеркало так, чтобы во время езды посматривать на труп.
— Как тебя звать, сынок? — В голосе старого криминалиста послышалось раздражение.
— Помощник шерифа Апшо. А заднее сиденье можно не обрабатывать. Убийца все предусмотрел.
— Откуда же вам все это известно, скажите на милость?
В фургоне дактилоскопической лаборатории затрещала рация. Старикан вышел из «бьюика» и, качая головой, направился к своей машине, Дэнни записал данные регистрационного удостоверения, наклеенного на рулевую колонку: Нестор Дж. Албаниз, 1236, Саут-Сент-Эндрюс, Лос-Анджелес, Дюнкерк-4619. Он подумал, что Албаниз и был убийцей, сообщившим для отвода глаз о якобы угнанной машине, но тут же отбросил эту версию — слишком уж притянуто за уши. В чем причина такой невероятной жестокости? И каким ледяным расчетом нужно руководствоваться, чтобы возить труп по оживленным улицам города в канун Нового года! Что толкало его на это?
— Это вас, Апшо, — окликнул его криминалист. Дэнни подошел к фургону и взял микрофон:
— Слушаю!
Послышался искаженный помехами женский голос:
— Дэнни, это — Карен.
Карен Хилтшер, секретарь-диспетчер участка, была его девушкой на посылках, объектом заигрывания ради получения разных услуг. Она еще не понимала, что у него это несерьезно, и в переговорах с ним в рабочем эфире упорно называла его по имени.
Дэнни нажал переговорную кнопку:
— Да, Карен, слушаю.
— На твоего 187-го поступили анкетные данные. Мартин Митчел Гойнз, белый мужчина, родился 09.11.16. Дважды осужден за марихуану: первый раз — на два года судом округа, вторично — от трех до пяти судом штата. В августе 48-го досрочно освобожден из Сан-Квентина после трех с половиной лет отсидки. Последнее установленное место жительства — реабилитационный центр, угол Восьмой улицы и Алварадо.
Уклонялся от явки в суд, имеется соответствующее постановление суда. Род занятий — музыкант, зарегистрирован в местном отделении профсоюза 3126 в Голливуде.
Дэнни подумал о «бьюике», угнанном от негритянского джаз-клуба.
— Его фото получили?
— Только что.
Он прибавил голосу ласки:
— Милая, поможешь мне с писаниной? Возьмешь на себя телефонные звонки?
Голос Карей даже в хриплом репродукторе зазвучал деланно капризно:
— Ладно уж. Заедешь за фотоснимками?
— Буду через двадцать минут. — Дэнни осмотрелся и, увидев, что старый криминалист снова погрузился в работу, добавил с деланной нежностью в микрофон:
— Ты — лапа!
Нестору Дж. Албанизу Дэнни позвонил из телефона-автомата на углу Аллегро и Сансет. Ему ответил хриплый голос мучимого тяжелым похмельем человека, сбивчиво изложивший версию событий в канун Нового года и трижды повторивший свой рассказ, прежде чем Дэнни смог четко восстановить хронологию событий.
Албаниз начал обходить кабаки в негритянском квартале в районе Слосон и Сентрал — «Зомби», «Бидо Лито», «Павильон Томми Такера», «Гнездышко Малоя» — около девяти вечера. Выйдя из «Гнездышка», пошел туда, где, как ему казалось, он оставил свой «бьюик». Машины там не оказалось. Он вернулся в заведение, добавил еще и решил, что бросил машину в переулке. Под дождем он промок, от смешения крепких коктейлей с шампанским совсем окосел, взял такси до дома и проснулся с тяжелой головой в 8:30. Снова взял такси, поехал на юг Сентрал, битый час искал там свой «бьюик» и позвонил в полицию с заявлением о пропаже. Снова взял такси, вернулся домой. Туда ему позвонил сержант из участка Западного Голливуда, сообщивший, что его быстрокрылая ласточка, похоже, служила транспортным средством при убийстве человека и теперь, в три часа пятнадцать минут пополудни, он хочет, чтоб ему вернули его детку обратно — и дело с концом.
На девяносто девять процентов все подозрения с Албаниз снимались: обычный лох без криминального прошлого; похоже, не врет, отрицая знакомство с Мартином Митчелом Гойнзом. Дэнни сообщил ему, что «бьюик» будет ему возвращен из отстойника округа в течение трех дней, повесил трубку и поехал в участок за фотографиями жертвы и благосклонностью Карен.
Ее на месте не оказалось — ушла на обеденный перерыв. «Слава богу», — подумал Дэнни, а то бы сейчас начала по обыкновению строить ему глазки и щупать бицепсы под смешки дежурного сержанта. Фотокарточки лежали на ее столе. Живой, с глазами, Мартин Митчел Гойнз выглядел молодым и здоровым; первое, что бросалось в глаза на снимках анфас и в профиль, — огромный, густо напомаженный кок. Снимки сделаны во время второго ареста: на шее висит табличка Управления полиции Лос-Анджелеса — УПЛА с указанием даты съемки — 16.04.44. Шесть лет назад. Потом — три с половиной года отсидки. За это время сильно постарел и при смерти выглядел старше своих тридцати трех.
Дэнни оставил Карей записку: «Милая, большая просьба: 1) обзвони таксомоторные компании. Выясни, кто вчера ночью между тремя и четырьмя часами подбирал одиноких пассажиров-мужчин на Сан-сете в районе Дохини, Ла Синега и ближайших станций метро. Мне нужна аналогичная информация о всех нетрезвых пассажирах, подобранных в районе Сентрал и Слосон до квартала с номерами 1200 на Сент-Эндрюс с 12:30 до 1:30. Составь список всех ночных пассажиров в эти часы и в этих местах; 2) не сердись, ладно? Извини, что не смог пойти с тобой на ленч. Должен срочно готовиться к тесту. Заранее благодарю. Д. А.».
Вынужденная ложь вызвала у Дэнни злость и на девушку-телефонистку, и на управление шерифа, и на самого себя — за то, что потакает подростковым страстям. Хотел было позвонить дежурному в полицейский участок на Семьдесят седьмой улице, предупредить, что будет работать на территории города. Потом передумал — это было бы похоже на то, что он идет в УПЛА с поклоном и будет вынужден выслушивать их брюзжание в адрес ведомства шерифа, покрывающего Микки Коэна. Он стал думать о Микки с нарастающим чувством омерзения. Гангстер и убийца, любящий паясничать в ночных клубах, готовый пролить слезу по пропавшей собачонке или ребенку-инвалиду, своей прослушкой поставил на колени полицию огромного города. Теперь всем известно, что копы из отдела нравов обирают проституток за свое покровительство, а ночные дежурные голливудского участка трахают шлюх Бренды Аллен на матрацах обезьянника. И Микки Коэн вывалил напоказ всю эту грязь, потому что отцы города потворствуют его ростовщичеству и закрывают глаза на букмекерство за десятипроцентную мзду. Мерзость. Дикость. Алчность. Беспросветный порок.
Следуя по предполагаемому пути убийцы в украденной машине — от Сансета на восток в Фигероа, из Фигероа в Слосон, из Слосона на восток к Сентрал, — Дэнни медленно закипал. Надвигались сумерки, тучи окончательно закрыли еле проглядывающее солнце, освещавшее негритянские трущобы: ветхие хибары за сетчатой оградой, бильярдные залы, винные магазины и церкви на каждой улице. Но вот пошли ночные джаз-клубы, целый квартал разноцветных огней — дикая чванливость среди грязи.
Кафе «Бидо Лито» имело форму миниатюрного Тадж-Махала только красного цвета. «Гнездышко Маллоя» являло собой бамбуковую хижину, окруженную псевдогавайскими пальмами, увитыми гирляндами, словно рождественские елки. «Павильон Томми Такера», очевидно перестроенный из склада, был выкрашен как зебра — в полоску, а по краю крыши громоздились гипсовые саксофоны, барабаны и нотные ключи. «Замбоанга», «Королевская масть» и «Кэтидид клаб» размещались в большом, поделенном на части ангаре и были окрашены в ярко-красный, бордовый и ядовито-зеленый цвета. Вход в них был обрамлен неоновыми огнями. А клуб «Зомби» был мечетью в мавританском стиле, фасад которой венчал вышагивающий высоко в ночном небе, огромный, в три этажа ростом негр-лунатик с ярко светящимися красными глазами.
Возле каждого клуба — гигантская автостоянка; в дверях — здоровенные вышибалы-негры. Повсюду приманкой для ранних посетителей служит блюдо из цыпленка. На стоянках — только редкие машины. Дэнни оставил свой «шевроле» в переулке и начал обход.
Швейцары «Замбоанга» и «Кэтидид клаба» припомнили Мартина Митчела Гойнза. Человек, устанавливавший доску с меню перед входом в «Королевскую масть», помог Дэнни продвинуться в поисках: Гойнз был весьма посредственным тромбонистом, обычно подменял кого-нибудь. Вроде как с Рождества играл в составе оркестра «Бидо Лито». Дэнни вглядывался в каждого подозрительного негра, с которым вел разговор, стараясь уловить фальшь. Из всего сказанного у него сложилось впечатление, что местный персонал считал Гойнза законченным придурком.
Дэнни направился в «Бидо Лито». Афиша при входе возвещала, что ДИККИ МАККОВЕР И ЕГО СУЛТАНЫ ДЖАЗА ДАЮТ ШОУ В 19:30, 21:30 И 23:30 ЕЖЕВЕЧЕРНЕ, и приглашала ОТВЕДАТЬ ЦЫПЛЕНКА. Войдя в заведение, Дэнни решил, что у него галлюцинация.
Маленькие цветные прожектора расписывали стены, задрапированные светлым атласом, буйными красками. Эту безвкусицу дополняли египетские пирамиды из покрытого блесками картона, выстроенные на заднике эстрады, и люминесцентные края столиков. Официантки-мулатки, подававшие напитки и блюда, были наряжены в платьица тигровой расцветки с низким вырезом, и над всем стоял запах пережаренного мяса. Дэнни почувствовал урчание в желудке, вспомнил, что уже сутки у него во рту не было ни крошки, и направился к стойке бара. Даже в этом неверном освещении бармен сразу узнал в нем копа.
Дэнни вынул карточку:
— Знаете этого человека?
Бармен взял фото, внимательно рассмотрел под лампой кассового аппарата и вернул Дэнни:
— Это Марти. Играет на тромбоне с «Султанами». Приходит до первого номера поесть. Так что, если хотите с ним потолковать, учтите это.
— Когда видели его последний раз?
— Вчера вечером.
— Во время последнего представления? Бармен криво усмехнулся; Дэнни почувствовал, что слово «представление» сразу выдало в нем человека, мало смыслящего в джазе.
— Я задал вам вопрос. Бармен протер стойку:
— Да вроде нет. Видел я его уже в полночь. Вчера по случаю Нового года «Султаны» играли два лишних номера.
Дэнни увидел на полке бутылки виски без этикеток:
— Позовите менеджера.
Бармен нажал кнопку звонка возле кассы. Дэнни сел на высокий крутящийся табурет и повернулся лицом к оркестру. Несколько негров распаковывали музыкальные инструменты: саксофон, трубу и комплект ударных. К бару направлялся толстый мулат в двубортном костюме с льстивой улыбкой, предназначенной для начальства. Он сказал:
— Мне казалось, я знаю всех ребят из участка.
— Я из управления шерифа, — пояснил Дэнни. Улыбка исчезла с лица мулата:
— Я обычно имею дело с семьдесят седьмым участком, мистер шериф.
— В данном случае это касается округа.
— Мы не относимся к округу.
Дэнни большим пальцем указал себе за спину, потом ткнул в сторону цветных прожекторов:
— Это освещение пожароопасно, в продаже у вас спиртное без этикеток, а округ контролирует легальность продажи алкоголя и соблюдение правил безопасности. У меня в машине бланки судебной повестки. Принести их сюда?
Улыбка менеджера вернулась на место:
— Ну что вы, не стоит. Чем могу быть полезен, сэр'?
— Расскажите мне о Мартине Гойнзе.
— А что именно вас интересует?
— Все, что вам известно.
Менеджер, испытывая терпение Дэнни, не спеша закурил сигарету. Потом выдохнул дым и проговорил:
— Рассказывать особенно нечего. Наши его приглашают, когда основной тромбон запивает. Лично я предпочитаю цветных музыкантов, но всем известно, что Марти отлично с ними ладит, и я не возражал. Если не считать, что вчера Марти крупно подвел ребят, никаких недоразумений с ним у меня не было; работает он отлично. Нормальный музыкант, каких много.
Дэнни указал на музыкантов и спросил:
— Это и есть «Султаны»?
— Верно.
— Гойнз отыграл с ними номер, который закончился уже после полуночи?
Мулат улыбнулся:
— «Доброе старое время». Вариация Дики Макковера в быстром темпе. Даже Птаха[17] завидует…
— Когда закончился этот номер?
— В 12:20, наверное. Я даю ребятам отдохнуть пятнадцать минут. Марти сваливал и на финальном номере в 2:00 не появился. Первый раз так меня подставил.
Дэнни перешел к алиби «Султанов»:
— Остальные оставались на сцене до конца последних двух номеров?
— Угу, — кивнул менеджер. — Играли для одной компании. А что Марти натворил?
— Его убили.
Мулат поперхнулся на затяжке, закашлялся, бросил сигарету на пол, наступил на нее и прохрипел:
— Кто же это сделал?
— Не вы и не «Султаны», — сказал Дэнни. — А скажите мне вот что: Гойнз сидел на дозе?
— Что-что?
— Не нужно делать вид, что вы меня не понимаете. «Г», гарри, белый кайф — короче, героин. Страдал Гойнз пристрастием к героину?
Менеджер сделал шаг назад:
— Я наркош сюда близко не подпускаю.
— Ну конечно, и спиртное нелегально тоже не продаете. А как у Мартина обстояло с женщинами?
— Не знаю. Ничего не слыхал.
— Были у него враги? Зуб на него кто-нибудь имел?
…Он мчится на юг по дороге 101 за рулем мощного седана «Ла Саль». Завывание сирен дорожного патруля становится все ближе и ближе. Вокруг него — лесистая местность округа Керн. Впереди от шоссе бегут в стороны несколько грунтовых дорог. Он выбирает дальнюю и резко берет влево, рассчитывая, что патрульные машины свернут раньше или проскочат мимо. Дорога идет мимо домов фермеров, хижин сборщиков фруктов и утыкается в глухой каньон. А сирены звучат справа и слева, сзади и впереди. Понимая, что любой путь ведет в ловушку, он сбрасывает скорость, сворачивает на пашню и начинает отрываться. Машину бросает в крутые виражи. Впереди огни. Должно быть, ферма. Перед глазами вырастает ограда. Он объезжает ее на второй передаче, и перед ним открывается ярко освещенное окно.
Молодая блондинка стоит прижавшись к двери. На нее, размахивая топорами, наседают двое мужчин.
Миг — и рука отскакивает от тела. С широко раскрытых губ, крашенных оранжевой помадой, срывается немой крик…
А сон принял другой поворот.
Теперь он в Бейкерсфилде: сбагривает машину, получает деньги. Снова Сан-Берду, урок биологии в колледже, ночные кошмары: немой крик и отрубленная рука. Перл-Харбор. Негоден к прохождению военной службы из-за поврежденной барабанной перепонки. Сколько бы он ни корпел над учебниками, сколько бы ни заколачивал на продаже угнанных машин, ничто не может избавить его от жутких видений. Проходят месяцы, и он возвращается туда, чтобы узнать: что и почему тогда произошло?
Через некоторое время он приходит к заключению о существовании любовного треугольника. Пропавшую местную девушку зовут Кэти Хадженс. Отвергнутый ею любовник Марти Сидвел (погиб на Филиппинах) допрошен полицейскими и отпущен: ее тело не было найдено. Второй подозреваемый — вероятнее всего, Бадди Джастроу, условно-досрочно освобожденный из Фолсомской тюрьмы. Известно, что он любил мучить собак и кошек. Исчез, последний раз его видели два дня спустя после того, как он рвал через капустное поле. Затем сон распадается на страницы машинописного текста криминологических описаний пулевых ранений… В 44-м поступление в полицию управления шерифа, чтобы узнать, ЧТО ЖЕ ПРОИЗОШЛО. Сначала служба в тюремной охране, потом — патрульным. Сослуживцы ругают его за упрямое стремление раскрыть дело Харлана Джастроу по прозвищу Бадди.
Стало тихо. Дэнни проснулся, думая, что преследующие его полицейские выключили сирену. Но, разглядев лепнину на потолке спальни, понял, что это звонил телефон.
Он снял трубку:
— Капитан?
— Я, — послышался голос капитана Дитриха. — Как ты узнал?
— Кроме вас мне никто не звонит. Дитрих фыркнул:
— Да разве таким аскетам кто-нибудь звонит?
— Ну, вы вот. Дитрих рассмеялся:
— Везунчик ты у нас. Первая ночь старшим дежурным — и у тебя наводнение, два трупа и убийство. Можно об этом поподробнее?
Дэнни вспомнил страшный труп: следы укусов, пустые глазницы:
— Ничего ужаснее я еще не видел. С Хендерсоном и Деффри не говорили?
— Они сдали краткий рапорт, никаких особых деталей. Худо дело?
— Ничего хуже не могу себе представить. Дитрих вздохнул:
— Дэнни, ты у нас в участке новичок и подобными делами еще не занимался. Видел такое только в учебниках — фотографии.
На потолке спальни возникли рот и рука Кэти Хадженс, теперь — в цвете. Дэнни сдержался:
— Вы правы, капитан. В общем ужасно. Я поехал в морг и… наблюдал, как тело готовят к вскрытию. Это еще ужаснее. Потом я вернулся помочь Деффри и Хендерсону…
— Они мне говорили. Сказали, как ты всеми лихо командовал. Сбавь обороты, не то подумают, что ты дерешь нос.
Дэнни задели слова Дитриха, но он смолчал:
— Есть, капитан. А личность потерпевшего установлена?
— Нет еще, но есть зацепка — машина, на которой его привезли. «Быоик-супер» 47-го года выпуска, брошен неподалеку от стройплощадки. На белых чехлах имеются пятна, похожие на кровь. Сегодня в десять утра сообщили об угоне машины накануне со стоянки у джаз-клуба на Саут-Сентрал. Владелец еще пьяный был, когда заявил об угоне. Отправляйся к нему и допроси.
— Отпечатки сняли?
— Сейчас этим занимаются.
— Лаборатория на место выезжала?
— Нет. Пока только дактилоскопист.
— Дрянь дело. Передвижная лаборатория обязательно нужна, капитан.
— Хорошо. Только чтоб никакой огласки. Не хочу, чтобы это превратилось в очередное дело Черной Орхидеи.
— А помощника мне выделите? Дитрих тяжело вздохнул и замолчал:
— Если дело того потребует. Пока действуй сам. У нас всего четыре сыскаря, Дэнни. Если убитый — шушера, бросать на дело лишнего человека я не стану.
— Это же убийство, сэр.
— Ты ведь знаешь, как дела делаются, помшерифа, — сказал Дитрих.
— Так точно, сэр, — сказал Дэнни, положил трубку и вскочил с кровати.
День выдался холодный и дождливый. По пути в Аллегро Дэнни слушал радио; метеорологи снова обещали дожди и возможный паводок в каньонах. Об обезображенном трупе ничего сказано не было. Проезжая мимо стройплощадки, Дэнни увидел играющих в футбол ребятишек и несколько зевак, торчавших на месте, где вчера было найдено тело. Криминалистам тут уже делать было нечего.
Дактилоскопическая лаборатория и угнанный «бьюик» стояли в конце квартала. Дэнни обратил внимание, что машина была припаркована очень аккуратно: почти вплотную к обочине и переднее колесо повернуто так, что уперлось в бордюрный камень, чтобы машина сама не скатилась под уклон. Психологический нюанс: зверски убив человека, привезя его сюда хрен знает откуда, убийца сохранял полное хладнокровие и самообладание, чтобы толково оставить машину прямо у «места разгрузки». По-видимому, никаких очевидцев преступления не было.
Дэнни объехал машину дактилоскопистов и остановился поблизости. Из открытой двери «бьюика» со стороны водителя торчали ноги лаборанта. Проходя мимо, Дэнни услышал его голос:
— На руле и приборной доске следы перчаток. На заднем сиденье след свежей запекшейся крови, сбоку на подголовнике белое клейкое вещество.
Заглянув внутрь машины, Дэнни увидел пожилого эксперта-криминалиста, обрабатывавшего бардачок, и пятна крови на заднем сиденье с присохшими к ним белыми волокнами. Спинка сиденья сразу за местом водителя была исчерчена следами крови от порезов крест-накрест, белые волокна намертво сидели в кровавых сгустках. Бархатистая отделка боковой стенки у окна была обрызгана такой же желеобразной субстанцией, пробу которой он брал в морге. Дэнни принюхался — клейкое вещество имело тот же мятный медицинский запах. Сжимая и разжимая кулаки, Дэнни попытался восстановить картину произошедшего.
Убийца вез свою жертву на стройплощадку. Лишенный глаз труп, завернутый в белый махровый халат, был посажен на сиденье, а его голова билась о боковину, разбрызгивая странное вещество. Перекрещивающиеся полосы на спинке сиденья — это следы бритвенных разрезов на спине, из которых сочилась кровь; пятна крови появились на сиденье, когда убийца круто свернул вправо и труп завалился.
— Эй, помшерифа! — Дактилоскопист поднимался с сиденья; во взгляде сквозило недовольство: Дэнни вторгся на его территорию. — Мне нужно обработать заднее сиденье. Вы не против?..
Дэнни посмотрел на зеркало заднего вида — оно было повернуто в сторону — и сел за руль. Еще одна деталь, позволяющая восстановить ход событий: такой ракурс зеркала позволяет отлично видеть все заднее сиденье, следы крови и запачканную боковую стенку. Убийца специально повернул зеркало так, чтобы во время езды посматривать на труп.
— Как тебя звать, сынок? — В голосе старого криминалиста послышалось раздражение.
— Помощник шерифа Апшо. А заднее сиденье можно не обрабатывать. Убийца все предусмотрел.
— Откуда же вам все это известно, скажите на милость?
В фургоне дактилоскопической лаборатории затрещала рация. Старикан вышел из «бьюика» и, качая головой, направился к своей машине, Дэнни записал данные регистрационного удостоверения, наклеенного на рулевую колонку: Нестор Дж. Албаниз, 1236, Саут-Сент-Эндрюс, Лос-Анджелес, Дюнкерк-4619. Он подумал, что Албаниз и был убийцей, сообщившим для отвода глаз о якобы угнанной машине, но тут же отбросил эту версию — слишком уж притянуто за уши. В чем причина такой невероятной жестокости? И каким ледяным расчетом нужно руководствоваться, чтобы возить труп по оживленным улицам города в канун Нового года! Что толкало его на это?
— Это вас, Апшо, — окликнул его криминалист. Дэнни подошел к фургону и взял микрофон:
— Слушаю!
Послышался искаженный помехами женский голос:
— Дэнни, это — Карен.
Карен Хилтшер, секретарь-диспетчер участка, была его девушкой на посылках, объектом заигрывания ради получения разных услуг. Она еще не понимала, что у него это несерьезно, и в переговорах с ним в рабочем эфире упорно называла его по имени.
Дэнни нажал переговорную кнопку:
— Да, Карен, слушаю.
— На твоего 187-го поступили анкетные данные. Мартин Митчел Гойнз, белый мужчина, родился 09.11.16. Дважды осужден за марихуану: первый раз — на два года судом округа, вторично — от трех до пяти судом штата. В августе 48-го досрочно освобожден из Сан-Квентина после трех с половиной лет отсидки. Последнее установленное место жительства — реабилитационный центр, угол Восьмой улицы и Алварадо.
Уклонялся от явки в суд, имеется соответствующее постановление суда. Род занятий — музыкант, зарегистрирован в местном отделении профсоюза 3126 в Голливуде.
Дэнни подумал о «бьюике», угнанном от негритянского джаз-клуба.
— Его фото получили?
— Только что.
Он прибавил голосу ласки:
— Милая, поможешь мне с писаниной? Возьмешь на себя телефонные звонки?
Голос Карей даже в хриплом репродукторе зазвучал деланно капризно:
— Ладно уж. Заедешь за фотоснимками?
— Буду через двадцать минут. — Дэнни осмотрелся и, увидев, что старый криминалист снова погрузился в работу, добавил с деланной нежностью в микрофон:
— Ты — лапа!
Нестору Дж. Албанизу Дэнни позвонил из телефона-автомата на углу Аллегро и Сансет. Ему ответил хриплый голос мучимого тяжелым похмельем человека, сбивчиво изложивший версию событий в канун Нового года и трижды повторивший свой рассказ, прежде чем Дэнни смог четко восстановить хронологию событий.
Албаниз начал обходить кабаки в негритянском квартале в районе Слосон и Сентрал — «Зомби», «Бидо Лито», «Павильон Томми Такера», «Гнездышко Малоя» — около девяти вечера. Выйдя из «Гнездышка», пошел туда, где, как ему казалось, он оставил свой «бьюик». Машины там не оказалось. Он вернулся в заведение, добавил еще и решил, что бросил машину в переулке. Под дождем он промок, от смешения крепких коктейлей с шампанским совсем окосел, взял такси до дома и проснулся с тяжелой головой в 8:30. Снова взял такси, поехал на юг Сентрал, битый час искал там свой «бьюик» и позвонил в полицию с заявлением о пропаже. Снова взял такси, вернулся домой. Туда ему позвонил сержант из участка Западного Голливуда, сообщивший, что его быстрокрылая ласточка, похоже, служила транспортным средством при убийстве человека и теперь, в три часа пятнадцать минут пополудни, он хочет, чтоб ему вернули его детку обратно — и дело с концом.
На девяносто девять процентов все подозрения с Албаниз снимались: обычный лох без криминального прошлого; похоже, не врет, отрицая знакомство с Мартином Митчелом Гойнзом. Дэнни сообщил ему, что «бьюик» будет ему возвращен из отстойника округа в течение трех дней, повесил трубку и поехал в участок за фотографиями жертвы и благосклонностью Карен.
Ее на месте не оказалось — ушла на обеденный перерыв. «Слава богу», — подумал Дэнни, а то бы сейчас начала по обыкновению строить ему глазки и щупать бицепсы под смешки дежурного сержанта. Фотокарточки лежали на ее столе. Живой, с глазами, Мартин Митчел Гойнз выглядел молодым и здоровым; первое, что бросалось в глаза на снимках анфас и в профиль, — огромный, густо напомаженный кок. Снимки сделаны во время второго ареста: на шее висит табличка Управления полиции Лос-Анджелеса — УПЛА с указанием даты съемки — 16.04.44. Шесть лет назад. Потом — три с половиной года отсидки. За это время сильно постарел и при смерти выглядел старше своих тридцати трех.
Дэнни оставил Карей записку: «Милая, большая просьба: 1) обзвони таксомоторные компании. Выясни, кто вчера ночью между тремя и четырьмя часами подбирал одиноких пассажиров-мужчин на Сан-сете в районе Дохини, Ла Синега и ближайших станций метро. Мне нужна аналогичная информация о всех нетрезвых пассажирах, подобранных в районе Сентрал и Слосон до квартала с номерами 1200 на Сент-Эндрюс с 12:30 до 1:30. Составь список всех ночных пассажиров в эти часы и в этих местах; 2) не сердись, ладно? Извини, что не смог пойти с тобой на ленч. Должен срочно готовиться к тесту. Заранее благодарю. Д. А.».
Вынужденная ложь вызвала у Дэнни злость и на девушку-телефонистку, и на управление шерифа, и на самого себя — за то, что потакает подростковым страстям. Хотел было позвонить дежурному в полицейский участок на Семьдесят седьмой улице, предупредить, что будет работать на территории города. Потом передумал — это было бы похоже на то, что он идет в УПЛА с поклоном и будет вынужден выслушивать их брюзжание в адрес ведомства шерифа, покрывающего Микки Коэна. Он стал думать о Микки с нарастающим чувством омерзения. Гангстер и убийца, любящий паясничать в ночных клубах, готовый пролить слезу по пропавшей собачонке или ребенку-инвалиду, своей прослушкой поставил на колени полицию огромного города. Теперь всем известно, что копы из отдела нравов обирают проституток за свое покровительство, а ночные дежурные голливудского участка трахают шлюх Бренды Аллен на матрацах обезьянника. И Микки Коэн вывалил напоказ всю эту грязь, потому что отцы города потворствуют его ростовщичеству и закрывают глаза на букмекерство за десятипроцентную мзду. Мерзость. Дикость. Алчность. Беспросветный порок.
Следуя по предполагаемому пути убийцы в украденной машине — от Сансета на восток в Фигероа, из Фигероа в Слосон, из Слосона на восток к Сентрал, — Дэнни медленно закипал. Надвигались сумерки, тучи окончательно закрыли еле проглядывающее солнце, освещавшее негритянские трущобы: ветхие хибары за сетчатой оградой, бильярдные залы, винные магазины и церкви на каждой улице. Но вот пошли ночные джаз-клубы, целый квартал разноцветных огней — дикая чванливость среди грязи.
Кафе «Бидо Лито» имело форму миниатюрного Тадж-Махала только красного цвета. «Гнездышко Маллоя» являло собой бамбуковую хижину, окруженную псевдогавайскими пальмами, увитыми гирляндами, словно рождественские елки. «Павильон Томми Такера», очевидно перестроенный из склада, был выкрашен как зебра — в полоску, а по краю крыши громоздились гипсовые саксофоны, барабаны и нотные ключи. «Замбоанга», «Королевская масть» и «Кэтидид клаб» размещались в большом, поделенном на части ангаре и были окрашены в ярко-красный, бордовый и ядовито-зеленый цвета. Вход в них был обрамлен неоновыми огнями. А клуб «Зомби» был мечетью в мавританском стиле, фасад которой венчал вышагивающий высоко в ночном небе, огромный, в три этажа ростом негр-лунатик с ярко светящимися красными глазами.
Возле каждого клуба — гигантская автостоянка; в дверях — здоровенные вышибалы-негры. Повсюду приманкой для ранних посетителей служит блюдо из цыпленка. На стоянках — только редкие машины. Дэнни оставил свой «шевроле» в переулке и начал обход.
Швейцары «Замбоанга» и «Кэтидид клаба» припомнили Мартина Митчела Гойнза. Человек, устанавливавший доску с меню перед входом в «Королевскую масть», помог Дэнни продвинуться в поисках: Гойнз был весьма посредственным тромбонистом, обычно подменял кого-нибудь. Вроде как с Рождества играл в составе оркестра «Бидо Лито». Дэнни вглядывался в каждого подозрительного негра, с которым вел разговор, стараясь уловить фальшь. Из всего сказанного у него сложилось впечатление, что местный персонал считал Гойнза законченным придурком.
Дэнни направился в «Бидо Лито». Афиша при входе возвещала, что ДИККИ МАККОВЕР И ЕГО СУЛТАНЫ ДЖАЗА ДАЮТ ШОУ В 19:30, 21:30 И 23:30 ЕЖЕВЕЧЕРНЕ, и приглашала ОТВЕДАТЬ ЦЫПЛЕНКА. Войдя в заведение, Дэнни решил, что у него галлюцинация.
Маленькие цветные прожектора расписывали стены, задрапированные светлым атласом, буйными красками. Эту безвкусицу дополняли египетские пирамиды из покрытого блесками картона, выстроенные на заднике эстрады, и люминесцентные края столиков. Официантки-мулатки, подававшие напитки и блюда, были наряжены в платьица тигровой расцветки с низким вырезом, и над всем стоял запах пережаренного мяса. Дэнни почувствовал урчание в желудке, вспомнил, что уже сутки у него во рту не было ни крошки, и направился к стойке бара. Даже в этом неверном освещении бармен сразу узнал в нем копа.
Дэнни вынул карточку:
— Знаете этого человека?
Бармен взял фото, внимательно рассмотрел под лампой кассового аппарата и вернул Дэнни:
— Это Марти. Играет на тромбоне с «Султанами». Приходит до первого номера поесть. Так что, если хотите с ним потолковать, учтите это.
— Когда видели его последний раз?
— Вчера вечером.
— Во время последнего представления? Бармен криво усмехнулся; Дэнни почувствовал, что слово «представление» сразу выдало в нем человека, мало смыслящего в джазе.
— Я задал вам вопрос. Бармен протер стойку:
— Да вроде нет. Видел я его уже в полночь. Вчера по случаю Нового года «Султаны» играли два лишних номера.
Дэнни увидел на полке бутылки виски без этикеток:
— Позовите менеджера.
Бармен нажал кнопку звонка возле кассы. Дэнни сел на высокий крутящийся табурет и повернулся лицом к оркестру. Несколько негров распаковывали музыкальные инструменты: саксофон, трубу и комплект ударных. К бару направлялся толстый мулат в двубортном костюме с льстивой улыбкой, предназначенной для начальства. Он сказал:
— Мне казалось, я знаю всех ребят из участка.
— Я из управления шерифа, — пояснил Дэнни. Улыбка исчезла с лица мулата:
— Я обычно имею дело с семьдесят седьмым участком, мистер шериф.
— В данном случае это касается округа.
— Мы не относимся к округу.
Дэнни большим пальцем указал себе за спину, потом ткнул в сторону цветных прожекторов:
— Это освещение пожароопасно, в продаже у вас спиртное без этикеток, а округ контролирует легальность продажи алкоголя и соблюдение правил безопасности. У меня в машине бланки судебной повестки. Принести их сюда?
Улыбка менеджера вернулась на место:
— Ну что вы, не стоит. Чем могу быть полезен, сэр'?
— Расскажите мне о Мартине Гойнзе.
— А что именно вас интересует?
— Все, что вам известно.
Менеджер, испытывая терпение Дэнни, не спеша закурил сигарету. Потом выдохнул дым и проговорил:
— Рассказывать особенно нечего. Наши его приглашают, когда основной тромбон запивает. Лично я предпочитаю цветных музыкантов, но всем известно, что Марти отлично с ними ладит, и я не возражал. Если не считать, что вчера Марти крупно подвел ребят, никаких недоразумений с ним у меня не было; работает он отлично. Нормальный музыкант, каких много.
Дэнни указал на музыкантов и спросил:
— Это и есть «Султаны»?
— Верно.
— Гойнз отыграл с ними номер, который закончился уже после полуночи?
Мулат улыбнулся:
— «Доброе старое время». Вариация Дики Макковера в быстром темпе. Даже Птаха[17] завидует…
— Когда закончился этот номер?
— В 12:20, наверное. Я даю ребятам отдохнуть пятнадцать минут. Марти сваливал и на финальном номере в 2:00 не появился. Первый раз так меня подставил.
Дэнни перешел к алиби «Султанов»:
— Остальные оставались на сцене до конца последних двух номеров?
— Угу, — кивнул менеджер. — Играли для одной компании. А что Марти натворил?
— Его убили.
Мулат поперхнулся на затяжке, закашлялся, бросил сигарету на пол, наступил на нее и прохрипел:
— Кто же это сделал?
— Не вы и не «Султаны», — сказал Дэнни. — А скажите мне вот что: Гойнз сидел на дозе?
— Что-что?
— Не нужно делать вид, что вы меня не понимаете. «Г», гарри, белый кайф — короче, героин. Страдал Гойнз пристрастием к героину?
Менеджер сделал шаг назад:
— Я наркош сюда близко не подпускаю.
— Ну конечно, и спиртное нелегально тоже не продаете. А как у Мартина обстояло с женщинами?
— Не знаю. Ничего не слыхал.
— Были у него враги? Зуб на него кто-нибудь имел?