Страница:
Дэнни кивнул, вырвал листок из блокнота Кон-сидайна и записал свои размеры.
— В этой одежде ты будешь ходить постоянно, сынок, — сказал Смит. — И на твоей следственной работе тоже. Мы не хотим, чтобы твои новые красные друзья вдруг увидели на улице расфранченного копа и признали в нем тебя. Малкольм, воспроизведите для нашего славного Дэниела несколько фраз де Хейвен, и пусть ответит. Посмотрим, как он принимает подачи.
Консидайн обратился к Дэнни:
— Помшерифа, я встречался с Клэр де Хейвен и должен вам сказать, что с этой женщиной работать не так просто. Она не разборчива в связях, судя по всему, алкоголичка, вероятно, принимает наркотики.
У нас есть еще один сотрудник, разрабатывающий ее прошлое, равно как и прошлое других красных, так что скоро мы узнаем ее получше. Я разговаривал с ней всего однажды, и у меня сложилось впечатление, что она любит спор, полемику, обожает пикироваться и всегда старается взять вверх над противником. Мне кажется, это ее сексуально возбуждает, и знаю, что ее привлекают мужчины, внешне похожие на вас. Так что мы сейчас немного потренируемся. Я предложу вам ряд высказываний, на мой взгляд, типичных для Клэр де Хейвен, а вы попробуйте их парировать. Готовы? Чтобы получше сосредоточиться, Дэнни закрыл глаза и сказал:
— Давайте.
— …А вот некоторые нас называют коммунистами. Это вас не беспокоит?
— Манера навешивать ярлыки оставляет меня равнодушным.
— Хорошо. Продолжим тему. «Вот как? Фашистствующие политиканы погубили репутацию многих инакомыслящих, обвиняя их в подрывной деятельности».
— Ну, разумеется, как там говорится в дразнилке: «Рыжий, красный, человек опасный». Правильно, детка? — снова парировал Дэнни.
Консидайн рассмеялся:
— Хорошо, только не называйте де Хейвен «детка», она сочтет это хамством. А вот такую штуку: «Прямо скажу, мне как-то не верится, что вы готовы перейти к нам от тимстеров».
Дэнни не затруднился с ответом:
— От шуток Микки Коэна только ленивый не сбежит.
— Хорошо, помшерифа, только по вашей легенде вы не встречались с Коэном, так что эту его сторону вы не знаете.
Дэнни в голову пришла хорошая идея: скабрезные анекдоты и бульварные романы, которые были популярны у коллег-тюремщиков, когда он работал в главной тюрьме округа:
— Лейтенант, давайте что-нибудь на тему секса. Консидайн перевернул лист своего блокнота:
«…Но я на тринадцать лет старше вас». Голос Дэнни зазвучал насмешливо:
— Женщину, как и виски, годы только красят.
Дадли Смит заржал, Консидайн фыркнул и продолжил: «Вы появились в моей жизни как раз, когда я помолвлена и выхожу замуж. Как я могу довериться вам — не знаю».
— Клэр, вы можете мне довериться по одной простой причине. Я сам себе не доверяю, когда я с вами.
— Ну, молодец, помшерифа. А вот закрученный мяч: «Вы здесь из-за меня или из-за нашего дела?»
Уж это совсем просто. Дэнни вспомнил слова героя одной книжки, которую он читал на ночном дежурстве:
— Я хочу все сразу. Это все, что я знаю, и все, что хочу знать.
Консидайн отложил блокнот в сторону:
— Давайте поимпровизируем на эту тему: «Как вы можете смотреть на вещи столь упрощенно»?
В голове у Дэнни закрутились шестеренки; он бросил попытку вспомнить цитату и заговорил от себя:
— Клэр, есть фашисты и мы, есть вы и я. Почему вы все усложняете?
Теперь Консидайн выступал в роли роковой женщины: «Знаешь, я готова съесть тебя целиком».
— Люблю твои зубы.
— «Люблю твои глаза».
— Клэр, мы боремся с фашистами или проходим начальный курс физиологии?
— «Когда тебе будет сорок, мне исполнится пятьдесят три. Ты по-прежнему будешь хотеть меня?»
Дэнни, передразнивая контральто женщины-вамп в исполнении Консидайна:
— К тому времени мы будем отплясывать джигу в Москве, дорогая.
— Не надо иронии в отношении политики. Не уверен, что она посчитает такой юмор уместным. Давайте ближе к телу: «С тобой так хорошо».
— До тебя у меня были девочки, Клэр. А ты моя первая женщина.
— «Сколько раз ты говорил эту фразу?»
Смех настоящего сердцееда — так смеялся коллега-бабник.
— Всякий раз, когда сплю с женщиной старше тридцати пяти.
«И много их было у тебя?»
— Тыщи три-четыре, не больше.
«Нашему делу нужны такие мужчины, как ты».
— Если бы ему служило больше таких женщин, как ты, нас были бы миллионы.
«Как это надо понимать?»
— Вы мне в самом деле нравитесь, Клэр. «Чем же?»
— Вы пьете как мужчина, наизусть знаете Маркса, и у вас красивые ноги.
Дадли Смит захлопал в ладоши. Дэнни открыл глаза, их застилал туман. Мал Консидайн улыбался:
— У нее действительно очень красивые ноги. Отправляйтесь к парикмахеру, помшерифа. Увидимся ночью.
Парикмахер мэра Баурона превратил отросший ежик Дэнни в модную высокую прическу, совершенно изменившую его лицо. Раньше он выглядел тем, кем был — темноволосым, с карими глазами англосаксом, полицейским, всюду ходившим в обычном костюме или в спортивном пиджаке и брюках. Теперь в нем было что-то от богемы, немножко от латиноса, от пижона. С новой прической он стал выглядеть щеголевато; первый же коп, который его не знает и заметит выпуклость от пушки под левой подмышкой, тут же его задержит за незаконное ношение оружия. Измененная внешность и остроумная манера речи придали Дэнни куражу, и ему казалось, что после легкой расправы с Клэр де Хейвен с твердым орешком «Шато Мармон» он справится играючи. Дэнни поехал прямо в голливудский участок готовиться ко второму заходу в «Мармон» и первой встрече с Феликсом Гордином.
Он сразу прошел в комнату дежурного. Все стены украшены карикатурами на Микки Коэна: вот он набивает деньгами карманы шерифа Бискейлуза, бьет хлыстом упряжку собак в форме городской полиции, тычет в задницы простых граждан пружинным ножом, который у него спрятан под кипой. Проходя по коридорам, Дэнни поминутно чувствовал на себе любопытные взгляды. Он отыскал комнату с архивом и быстро нашел раздел с делами о сексуальных преступлениях. Нужно было готовиться к предстоящему допросу Гордина.
Делами были набиты шесть шкафов с выдвижными ящиками: старые пыльные папки с рапортами о происшествиях, фотографии преступников на первой странице. Папки расставлены не по алфавиту, порядок статей уголовного кодекса здесь также не учитывался — случаи мужеложства шли вперемежку с классическим эксгибиционизмом и растлением малолетних, мелкие преступления соседствовали с тяжкими. Дэнни просмотрел два первых дела и понял причину неразберихи: здешние сотрудники гнусными делами заниматься не желали, руководствуясь правилом «с глаз долой — из сердца вон». Но Дэнни знал, что ему хочешь не хочешь надо за них браться.
Большинство дел было по гомосексуалистам.
На четвертом этаже универмага «Бродвей», что на пересечении Голливуд-и-Вайн-стрит, имелся мужской туалет, прозванный «Раем минетчиков». Предприимчивые извращенцы просверлили в стенах между кабинками дырки, позволяющие пользователям смежных отделений заниматься оральным сексом. Если вы парковались возле парка Гриффит с голубым носовым платком на антенне автомобиля, значит, вы гомик. На углу Селмы и Лас Палмас собирались бывшие уголовники со склонностью к анальному насилию и подрастающее поколение пидовок. Латинское выражение Hoc signo vinces на пачке сигарет «Пелл-Мелл», которое переводится: «Сим победиши!», было опознавательным знаком гомосексуалиста, в сочетании с зеленой рубашкой безотказно выводящим по вторникам на партнера. Широкоплечий мексиканец-трансвестит, делавший минет матросам за театром Граумана, имел прозвище Ослиный Дэн за свой член в тринадцать дюймов длиной. Таксисты фирмы «E-Z», принадлежащей гомосексуалам, круглые сутки могут доставлять вам мальчиков, порнофильмы, крем для постельных утех, таблетки бензедрина или ваше любимое виски.
Дэнни читал, чувствуя слабость в коленках и тошноту, набирался знаний. Когда на бланках попадались мужчины-иммигранты с датами рождения 1900-1910 годы или ростом шесть и более футов, он смотрел на фотографии. Но человека, которого он искал среди них не было: уж очень отталкивающими и жалкими были их лица. Правоту Дэнни подтверждали прилагаемые к рапортам об аресте сведения с упоминанием группы крови. Томас Милнз, шесть футов два дюйма, оголялся перед маленькими мальчиками и просил задержавшего его полицейского отлупить его резиновым шлангом; Клетус Уорделлл шесть-один, 29.04.04, носил с собой дрель, с помощью которой обустраивал новые места работы: мужские туалеты в ресторанах. Будучи в заключении, выставлял задницу на поток в рабочей комнате для заключенных, за пачку сигарет с человека. Уиллис Бурдетт, шесть-пять, 1.12.1900, сифилитик, уличный давала, избит до потери сознания группой заразившихся от него неизвестных. Дэрил «Голубая лаванда» Уишник, шесть футов, 10.03.03, устраивал оргии на голливудских холмах и любил трахать красивых мальчиков в форме служащих Вооруженных сил США.
За четыре часа просмотрено четыре шкафа. У Дэнни от голода сосало под ложечкой, и хотелось пропустить рюмашку, что он обычно делал в середине дня. Это ему доставляло приятные минуты расслабления; теперь такое же удовольствие он получал, поминутно проводя пальцами по-новому остриженной голове и прикидывая, какие детали своего нового «я» он сегодня обсудит с Консидайном: в его квартире должен быть полный беспорядок — он только что из Нью-Йорка; выступая в роли комми, он должен оставлять дома пушку, наручники и жетон.
То, что он обнаружил в первых четырех шкафах, к его подозреваемому не могло иметь ни малейшего отношени. Дэнни перешел к пятому шкафу…
Здесь папки с делами стояли в отменном порядке — на каждой стоял штамп: «Без привлечения к суду», или «Обвинение снято», или «Поднять в случае последующих арестов». Дэнни просмотрел первую пачку дел — все аресты за мужеложство без передачи дела в суд: прерванное совокупление в автомашине; донос шокированной домохозяйки на сожительство мужчин; свидание в туалете, из-за которого владелец театра поднял скандал, а потом замял дело, испугавшись широкой огласки. Половой акт, описанный четким языком: аббревиатуры, специальная терминология, несколько комичных замечаний шутника-следователя из отдела нравов.
Дэнни почувствовал внезапное волнение. Папка состояла из сдвоенных желтых формуляров — два комплекта черно-белых фотоснимков обоих секс-партнеров. Он смотрел даты рождения и физические данные, но потом возвращался к снимкам, мысленно накладывал их друг на друга, представляя лица облагороженнее, без тюремной печати. После пяти-шести папок у него выработался ритм: взгляд на фото, беглый просмотр рапортов об аресте, снова фото и сопоставление действий с мысленно облагороженными лицами, приколотыми к первой странице. Рот со ртом, рот в промежности, содомия, минет, поза «шестьдесят девять». Мысленная камера показывает непристойности, и тоненький голосок повторяет: «это в интересах следствия». Вдруг Дэнни видит нечто, от чего его тошнит так, что, кажется, кишки вывернет наружу; никаких следов высокого седого человека среднего возраста, и он не может остановиться и подумать! Просто картинки мелькают одна за другой как в грошовом кино…
Смятая и мокрая от пота любовников постель…
От вида обнаженного тела блондина у него перехватило дух, в ногах запульсировала кровь.
Крупным планом сменяющие друг друга ужасные физиологические подробности.
«Это в интересах следствия».
Дэнни прервал поток образов, усилием воли заставляет себя увидеть вместо смазливых мальчиков совершенно седого сорокапятилетнего убийцу. Остановился на мысли, что убийца использует секс во зло, и это помогло ему обуздать разыгравшуюся фантазию. Дэнни с грохотом задвинул последний ящик. Вспомнил лексикон гомосексуалистов и переложил на него вопросы, которые он будет задавать Феликсу Гордину. Теперь он предстанет тертым детективом, умеющим быть на равных с любым, даже если разговор будет касаться порочного секса и будет вестить со сводником голубых.
От копа до вуайера, от вуайера до копа.
Дэнни поехал домой, принял душ и стал выбирать костюм под новую прическу. Остановился на черной шерстяной паре, которую ему купила Карен Хилтшер. Костюм ему казался слишком стильным: чрезмерно зауженный и с маленькими лацканами пиджака. В костюме он выглядел как человек, с которым шутки плохи — вдобавок, из-под приталенного пиджака топорщился револьвер. Выпив две рюмки и прополоскав рот, он отправился в «Шато Мармон».
Вечер был холодный и влажный, дело шло к дождю. Во внутреннем дворе «Мармона» волнами лилась музыка — звуки струн сменялись ритмами буги-вуги, за которыми плыла мелодия старых баллад. Дэнни направил стопы к бунгало 7941, чувствуя, что потеет в узком костюме. 7941-й залит светом, бархатные гардины, в щель между которыми он заглядывал прошлый раз, раздвинуты, то, что три вечера назад было танцевальным залом, блестело пустым паркетом. Дэнни поправил пиджак и позвонил.
Раздался мелодичный звон, и дверь отворилась. На пороге стоял невысокий человек с темной бородкой и тщательно уложенными редкими волосами на голове. На нем был смокинг и широкий клетчатый пояс-шарф, в опущенной руке — коньячный бокал. Дэнни почувствовал запах «Наполеона» пятидесятилетней выдержки, какой он покупает себе в награду за Рождество, проведенное с мамой. Человек спросил:
— Да? Вы из управления шерифа?
Дэнни сообразил, что он расстегнул пиджак и револьвер торчал наружу:
— Да. Вы Феликс Гордин?
— Да, и я не терплю бюрократических накладок. Заходите.
Гордин посторонился, Дэнни вошел и обвел взглядом зал, где не так давно он видел танцующих и целующихся мужчин. Гордин подошел к книжному шкафу, дотянулся до верхней полки и вернулся с конвертом. Дэнни разглядел адрес: 1611, Саут Бонни Брей, территория отдела нравов центрального офиса управления шерифа, где получают по заслугам непокорные букмекеры и упрямые шлюхи, где подсчитывают откат от бандитских «крыш»…
— Я всегда отправляю это почтой. Передайте лейтенанту Мэттьюзу, что я не желал бы личных визитов, которые мной рассматриваются как давление с целью получения дополнительной платы.
Дэнни не шелохнулся, и рука Гордина долго оставалась протянутой — полированные ногти, перстень с изумрудом, который потянет тысяч на десять:
— Я не сборщик податей. Я расследую дело о тройном убийстве.
Гордин улыбнулся и положил конверт в карман:
— Тогда позвольте обрисовать вам картину моих отношений с вашим управлением, мистер…
— Помощник шерифа Апшо.
— Мистер Апшо, я тесно сотрудничаю с управлением шерифа. В обмен мне предоставляются определенные любезности. Например, когда вам требуется какая-либо информация, мне звонят по телефону. Вы меня понимаете?
Дэнни охватило странное чувство: холодная вежливость Гордина передалась ему:
— Понимаю. Но поскольку я уже здесь…
— Поскольку вы здесь, позвольте вам помочь, чем смогу. Меня еще никогда не допрашивали в связи с тройным убийством, и, честно говоря, меня это заинтриговало.
Дэнни разом выпалил три фамилии:
— Мартин Гойнз, Джордж Уилтси, Дуэйн Линденор. Все мертвы. Изнасилованы и забиты насмерть.
Тон Гордина стал еще холоднее:
— О Мартине Гойнзе никогда не слышал. В течение ряда лет я представлял Джорджа Уилтси другим людям. Мне кажется, Джордж упоминал Дуэйна Линденора.
У Дэнни было такое ощущение, будто он шагает по айсбергу. Понял, что тут нахрапом не возьмешь:
— Дуэйн Линденор был шантажистом, мистер Гордин. Он познакомился с Чарлзом Хартшорном, одним из ваших гостей, и пытался его шантажировать.
Гордин пригладил лацканы смокинга:
— Хартшорна я знаю, но с Линденором, помнится, я не встречался. Вечеров встреч я провожу много. Когда это могло произойти?
— В 40-м или 41-м.
— Давно. Мистер Апшо, вы смотрите на меня очень пристально. В чем дело?
Дэнни тоже начал поглаживать свои лацканы, но опомнился и опустил руки.
— Когда я говорю людям о насильственной смерти знакомых, обычно они восклицают «Боже» или вздрагивают. Вы даже глазом не моргнули.
— И вас такая реакция пугает?
— Нет.
— Вызывает любопытство?
— Да.
— На меня падает подозрение в этих убийствах?
— Нет, вы под описание убийцы не подходите.
— Вам нужно мое алиби для подтверждения моей невиновности?
Разбирается, подумал Дэнни и сказал:
— Хорошо. Где вы были накануне Нового года и четвертого января?
Ни мгновения колебаний:
— Был здесь, принимал многочисленных гостей. Если нужно подтверждение, пожалуйста, обратитесь к лейтенанту Мэттьюзу, и он это для вас сделает — мы с ним старые друзья.
Перед глазами Дэнни всплыли увиденные украдкой моменты приема гостей: черный смокинг танцует танго с черным смокингом в обрамлении красного бархата. Он поежился и сунул руки в карманы. Гордин заметил его нервозность.
— Расскажите мне о Джордже Уилтси, — сказал Дэнни.
Гордин молча отвернулся, подошел к буфету, наполнил два бокала и вернулся. Дэнни уловил запах дорогого напитка и поглубже засунул руки в карманы:
— Расскажите мне о Джордже Уил…
— Джордж Уилтси, — мягко перебил его Гордин, — являл собой тот мужественный тип, который ряд других мужчин считают привлекательным. Я платил ему, чтобы он посещал мои вечера, хорошо одевался и демонстрировал хорошие манеры. Он заводил здесь знакомства, а за это я получал вознаграждение от его партнеров. Как мне представляется, Дуэйн Линденор был его любовником. Вот и все, что мне известно о Джордже Уилтси.
Дэнни взял протянутый бокал — только чтобы занять руки.
— С кем вы знакомили Уилтси?
— Уже не вспомню.
— Вот как?
— Мое дело организовать вечер; собираются гости и знакомятся с молодыми людьми, которых я привожу. За это мне присылают деньги — не афишируя это. Многие мои клиенты люди женатые, имеют семьи, и ничего не держать в памяти — дополнительная услуга им с моей стороны.
Бокал дрожал в руке Дэнни:
— Вы ожидаете, что я этому поверю? Гордин глотнул бренди:
— Нет, поскольку это все, что я могу вам сообщить, я ожидаю, что такой ответ вы примете.
— Я хотел бы взглянуть на счета за обслуживание и на список гостей.
— Это невозможно. Никаких записей я не делаю. Ведь это могло бы расцениваться как сводничество.
— Тогда назовите имена.
— Нет, и больше не просите меня об этом.
Дэнни заставил себя только коснуться губами бокала, лишь попробовать бренди. Он повертел бокал в руках, держа его за ножку двумя пальцами, понюхал, — и поймал себя на том, что снова подражает Гордину:
— Мистер Гор…
— Мистер Апшо, мы зашли в тупик. Позвольте предложить компромисс. Вы сказали, что я не подхожу под имеющееся у вас описание убийцы. Очень хорошо. Опишите мне вашего убийцу, и я постараюсь припомнить, был ли среди знакомых Джорджа Уилтси человек, похожий на него. Если такой человек был, я сообщу об этом лейтенанту Мэттьюзу, а уж он пусть делает с этой информацией все, что пожелает. Это довольно?
Дэнни взболтал напиток — тут пьют коллекционное по тридцать долларов бутылка. Бренди обожгло горло; голос Дэнни стал хриплым:
— В этом деле я представляю городскую полицию и прокуратуру. Там может не понравиться, что вы прячетесь за продажного копа из отдела нравов.
Гордин слегка улыбнулся:
— Я не буду передавать ваши слова ни лейтенанту Мэттьюзу, ни Алу Дитриху, когда в следующий раз буду приглашать его и шерифа Бискейлуза к себе в клуб на игру в гольф. Кроме того, у меня есть хорошие друзья и в городской полиции и в прокуратуре. Выпьете еще, мистер Апшо?
«Раз, два, три, четыре, — медленно отсчитал про себя Дэнни. — Стоп, горячиться нельзя». Гордин со своим бокалом отошел к серванту, снова наполнил и вернулся, улыбаясь уже по-другому — как старший брат, успокаивающий младшего:
— Вы знаете правила игры. Помшерифа, ради бога не становитесь в позу возмущенного бойскаута.
Дэнни проигнорировал предложение выпить еще и смотрел в глаза Гордина, пытаясь разглядеть там страх:
— Белый, лет сорок пять— пятьдесят, худощавый. Ростом выше шести футов, с впечатляющей седой шевелюрой.
Никаких следов страха, лоб задумчиво наморщен:
— Припоминаю, что во время войны у Джорджа был высокий темноволосый мужчина из мексиканского консульства, но тому уже в то время было за пятьдесят. Вспоминаю несколько довольно полных мужчин, которым Джордж нравился, и знаю, что он регулярно встречался с высоким рыжим человеком. Это вам поможет?
— Нет. Ну а, скажем, люди, в целом отвечающие этому описанию? Есть такие, кто регулярно ходил бы на ваши вечеринки и пользовался вашими услугами?
Снова задумчивый вид:
— С впечатляющей шевелюрой? Нет. Это не дает вам покоя? Все высокие мужчины средних лет, с которыми я имею дело, довольно лысы. Сожалею.
«Ни о чем ты не сожалеешь, — подумал Дэнни, — но, возможно, говоришь правду».
— Что Уилтси говорил о Линденоре?
— Только, что они живут вместе.
— Вам известно, что Линденор пытался шантажировать Чарлза Хартшорна?
— Нет.
— Не слышали о других попытках шантажа со стороны Линденора или Уилтси?
— Нет, не слышал.
— А как вообще с этим обстоит дело? Ваши клиенты определенно подвержены шантажу.
Феликс Гордин рассмеялся:
— Клиенты потому и ходят ко мне, что я ограждаю их от подобных вещей.
— Но Чарлза Хартшорна вам оградить не удалось, — рассмеялся в свою очередь Дэнни.
— Чарлзу всегда не везло — ни в любви, ни в политике. И он не убийца. Можете сами его расспросить, если не верите мне, только будьте вежливы. Он легко оскорбляется, и у него широкие полномочия.
Гордин протянул ему бокал с бренди, и Дэнни сразу опрокинул его в рот:
— Были у Линденора и Уилтси враги, приятели, молодые люди, с которыми они общались?
— О такого рода вещах ничего не знаю.
— Почему же?
— Пытаюсь все четко разграничивать и не смешивать одно с другим.
— Зачем?
— Чтобы не попадать вот в такие ситуации. Дэнни почувствовал, что бренди начинает на него действовать — ведь он еще дома приложился:
— Мистер Гордин, вы гомосексуалист?
— Нет, помшерифа. А вы?
Дэнни покраснел, поднял бокал, но увидел, что он пуст. Промашка. Дэнни решил прибегнуть к фразе из инструктивной беседы с Консидайном:
— Манера навешивать ярлыки оставляет меня равнодушным.
— Не совсем понял, о какой манере вы говорите.
— Это значит, что я профессионал и подобные выпады меня не смущают.
— Тогда вам нельзя так быстро краснеть, это выдает в вас дилетанта.
Дэнни был готов запустить в него бокалом, за «дилетанта» нужно было дать сдачи:
— Речь идет о трех погибших людях. Их изрезали палками зутеров, выкололи глаза, выгрызли внутренности. Речь идет о шантаже и грабежах, о джазе и парне с обожженным лицом, а вы полагаете, что меня можно оскорбить, назвав «дилетантом». Вы думаете… — Тут Дэнни остановился, увидев, как Гордин стиснул челюсти. Он смотрел в пол, и Дэнни подумал: то ли он задел какую-то струнку, то ли рассказ просто вызвал у него отвращение.
— Что с вами?
Гордин поднял на него глаза:
— Извините. Мне бывает нелегко сдержаться, когда на меня пытаются давить, и я не переношу описаний насилия. Я напрасно назвал вас…
— Тогда помогите мне. Покажите список ваших клиентов.
— Я же вам говорил, что никаких списков не веду.
— Тогда объясните, что вас так задело?
— Я вам объяснил.
— Неужели вы так чувствительны! Верится с трудом. И все же?
— Когда вы упомянули джаз, это напомнило мне об одном клиенте; он играет на трубе. Я знакомил его с партнерами, предпочитающими жесткий стиль отношений. Мне тогда показалось, что он способен на всякое, но он невысок и совсем не среднего возраста.
— И это всё?
— Его зовут Сай Вандрих, помшерифа. Благодаря вашей тактике, вы узнали больше, чем я обычно готов сообщить, так что жаловаться вам не на что.
— И это всё?
Глаза Гордина были пусты и ничего не выражали:
— Нет. В будущем адресуйте все вопросы через лейтенанта Мэттыоза и учитесь смаковать бренди — это вам доставит больше удовольствия.
Дэнни швырнул хрустальный бокал на стул в стиле Людовика XIV и вышел.
До встречи с Консидайном оставалось еще полтора часа, о новой выпивке не могло быть и речи. Дэнни поехал в «Кофе Боба», съел гамбургер и кусок пирога, думая, что он еще мог выпытать у Гордина, не подведи его нервы, и не будь полицейских связей сводника, а сам он будь понаходчивей. За едой он немного успокоился, но ответов на мучившие вопросы он так и не нашел. Дэнни пошел к телефону-автомату; нужно было узнать, кто такой Сай Вандрих.
В материалах справочных служб значился один Сирил Сай Вандрих: белый мужчина, дата рождения 24.07.18, шесть раз арестовывался за мелкие кражи, музыкант, часто переезжает. В настоящее время в шестой раз содержится под трехмесячным наблюдением в психушке Камарилло. Звонок туда выявил следующее: будучи арестованным за кражу в магазине, повел себя как психически ненормальный, и суд приговорил его к принудительному лечению в Камарилло. В справочной психлечебницы Дэнни сообщили, что в ночь убийства Гойнза, а также жертв два и три, Вандрих находился у них и что он взялся обучать музыке других пациентов. Дэнни сказал, что, возможно, ему придется подъехать и допросить больного, на что женский голос ответил, что Вандрих может не контролировать себя, быть уверенным в его действиях нельзя. Никто в заведении так и не может понять, симулирует он или в самом деле ненормален. Дэнни повесил трубку и поехал в участок Западного Голливуда на встречу с Консидайном.
— В этой одежде ты будешь ходить постоянно, сынок, — сказал Смит. — И на твоей следственной работе тоже. Мы не хотим, чтобы твои новые красные друзья вдруг увидели на улице расфранченного копа и признали в нем тебя. Малкольм, воспроизведите для нашего славного Дэниела несколько фраз де Хейвен, и пусть ответит. Посмотрим, как он принимает подачи.
Консидайн обратился к Дэнни:
— Помшерифа, я встречался с Клэр де Хейвен и должен вам сказать, что с этой женщиной работать не так просто. Она не разборчива в связях, судя по всему, алкоголичка, вероятно, принимает наркотики.
У нас есть еще один сотрудник, разрабатывающий ее прошлое, равно как и прошлое других красных, так что скоро мы узнаем ее получше. Я разговаривал с ней всего однажды, и у меня сложилось впечатление, что она любит спор, полемику, обожает пикироваться и всегда старается взять вверх над противником. Мне кажется, это ее сексуально возбуждает, и знаю, что ее привлекают мужчины, внешне похожие на вас. Так что мы сейчас немного потренируемся. Я предложу вам ряд высказываний, на мой взгляд, типичных для Клэр де Хейвен, а вы попробуйте их парировать. Готовы? Чтобы получше сосредоточиться, Дэнни закрыл глаза и сказал:
— Давайте.
— …А вот некоторые нас называют коммунистами. Это вас не беспокоит?
— Манера навешивать ярлыки оставляет меня равнодушным.
— Хорошо. Продолжим тему. «Вот как? Фашистствующие политиканы погубили репутацию многих инакомыслящих, обвиняя их в подрывной деятельности».
— Ну, разумеется, как там говорится в дразнилке: «Рыжий, красный, человек опасный». Правильно, детка? — снова парировал Дэнни.
Консидайн рассмеялся:
— Хорошо, только не называйте де Хейвен «детка», она сочтет это хамством. А вот такую штуку: «Прямо скажу, мне как-то не верится, что вы готовы перейти к нам от тимстеров».
Дэнни не затруднился с ответом:
— От шуток Микки Коэна только ленивый не сбежит.
— Хорошо, помшерифа, только по вашей легенде вы не встречались с Коэном, так что эту его сторону вы не знаете.
Дэнни в голову пришла хорошая идея: скабрезные анекдоты и бульварные романы, которые были популярны у коллег-тюремщиков, когда он работал в главной тюрьме округа:
— Лейтенант, давайте что-нибудь на тему секса. Консидайн перевернул лист своего блокнота:
«…Но я на тринадцать лет старше вас». Голос Дэнни зазвучал насмешливо:
— Женщину, как и виски, годы только красят.
Дадли Смит заржал, Консидайн фыркнул и продолжил: «Вы появились в моей жизни как раз, когда я помолвлена и выхожу замуж. Как я могу довериться вам — не знаю».
— Клэр, вы можете мне довериться по одной простой причине. Я сам себе не доверяю, когда я с вами.
— Ну, молодец, помшерифа. А вот закрученный мяч: «Вы здесь из-за меня или из-за нашего дела?»
Уж это совсем просто. Дэнни вспомнил слова героя одной книжки, которую он читал на ночном дежурстве:
— Я хочу все сразу. Это все, что я знаю, и все, что хочу знать.
Консидайн отложил блокнот в сторону:
— Давайте поимпровизируем на эту тему: «Как вы можете смотреть на вещи столь упрощенно»?
В голове у Дэнни закрутились шестеренки; он бросил попытку вспомнить цитату и заговорил от себя:
— Клэр, есть фашисты и мы, есть вы и я. Почему вы все усложняете?
Теперь Консидайн выступал в роли роковой женщины: «Знаешь, я готова съесть тебя целиком».
— Люблю твои зубы.
— «Люблю твои глаза».
— Клэр, мы боремся с фашистами или проходим начальный курс физиологии?
— «Когда тебе будет сорок, мне исполнится пятьдесят три. Ты по-прежнему будешь хотеть меня?»
Дэнни, передразнивая контральто женщины-вамп в исполнении Консидайна:
— К тому времени мы будем отплясывать джигу в Москве, дорогая.
— Не надо иронии в отношении политики. Не уверен, что она посчитает такой юмор уместным. Давайте ближе к телу: «С тобой так хорошо».
— До тебя у меня были девочки, Клэр. А ты моя первая женщина.
— «Сколько раз ты говорил эту фразу?»
Смех настоящего сердцееда — так смеялся коллега-бабник.
— Всякий раз, когда сплю с женщиной старше тридцати пяти.
«И много их было у тебя?»
— Тыщи три-четыре, не больше.
«Нашему делу нужны такие мужчины, как ты».
— Если бы ему служило больше таких женщин, как ты, нас были бы миллионы.
«Как это надо понимать?»
— Вы мне в самом деле нравитесь, Клэр. «Чем же?»
— Вы пьете как мужчина, наизусть знаете Маркса, и у вас красивые ноги.
Дадли Смит захлопал в ладоши. Дэнни открыл глаза, их застилал туман. Мал Консидайн улыбался:
— У нее действительно очень красивые ноги. Отправляйтесь к парикмахеру, помшерифа. Увидимся ночью.
Парикмахер мэра Баурона превратил отросший ежик Дэнни в модную высокую прическу, совершенно изменившую его лицо. Раньше он выглядел тем, кем был — темноволосым, с карими глазами англосаксом, полицейским, всюду ходившим в обычном костюме или в спортивном пиджаке и брюках. Теперь в нем было что-то от богемы, немножко от латиноса, от пижона. С новой прической он стал выглядеть щеголевато; первый же коп, который его не знает и заметит выпуклость от пушки под левой подмышкой, тут же его задержит за незаконное ношение оружия. Измененная внешность и остроумная манера речи придали Дэнни куражу, и ему казалось, что после легкой расправы с Клэр де Хейвен с твердым орешком «Шато Мармон» он справится играючи. Дэнни поехал прямо в голливудский участок готовиться ко второму заходу в «Мармон» и первой встрече с Феликсом Гордином.
Он сразу прошел в комнату дежурного. Все стены украшены карикатурами на Микки Коэна: вот он набивает деньгами карманы шерифа Бискейлуза, бьет хлыстом упряжку собак в форме городской полиции, тычет в задницы простых граждан пружинным ножом, который у него спрятан под кипой. Проходя по коридорам, Дэнни поминутно чувствовал на себе любопытные взгляды. Он отыскал комнату с архивом и быстро нашел раздел с делами о сексуальных преступлениях. Нужно было готовиться к предстоящему допросу Гордина.
Делами были набиты шесть шкафов с выдвижными ящиками: старые пыльные папки с рапортами о происшествиях, фотографии преступников на первой странице. Папки расставлены не по алфавиту, порядок статей уголовного кодекса здесь также не учитывался — случаи мужеложства шли вперемежку с классическим эксгибиционизмом и растлением малолетних, мелкие преступления соседствовали с тяжкими. Дэнни просмотрел два первых дела и понял причину неразберихи: здешние сотрудники гнусными делами заниматься не желали, руководствуясь правилом «с глаз долой — из сердца вон». Но Дэнни знал, что ему хочешь не хочешь надо за них браться.
Большинство дел было по гомосексуалистам.
На четвертом этаже универмага «Бродвей», что на пересечении Голливуд-и-Вайн-стрит, имелся мужской туалет, прозванный «Раем минетчиков». Предприимчивые извращенцы просверлили в стенах между кабинками дырки, позволяющие пользователям смежных отделений заниматься оральным сексом. Если вы парковались возле парка Гриффит с голубым носовым платком на антенне автомобиля, значит, вы гомик. На углу Селмы и Лас Палмас собирались бывшие уголовники со склонностью к анальному насилию и подрастающее поколение пидовок. Латинское выражение Hoc signo vinces на пачке сигарет «Пелл-Мелл», которое переводится: «Сим победиши!», было опознавательным знаком гомосексуалиста, в сочетании с зеленой рубашкой безотказно выводящим по вторникам на партнера. Широкоплечий мексиканец-трансвестит, делавший минет матросам за театром Граумана, имел прозвище Ослиный Дэн за свой член в тринадцать дюймов длиной. Таксисты фирмы «E-Z», принадлежащей гомосексуалам, круглые сутки могут доставлять вам мальчиков, порнофильмы, крем для постельных утех, таблетки бензедрина или ваше любимое виски.
Дэнни читал, чувствуя слабость в коленках и тошноту, набирался знаний. Когда на бланках попадались мужчины-иммигранты с датами рождения 1900-1910 годы или ростом шесть и более футов, он смотрел на фотографии. Но человека, которого он искал среди них не было: уж очень отталкивающими и жалкими были их лица. Правоту Дэнни подтверждали прилагаемые к рапортам об аресте сведения с упоминанием группы крови. Томас Милнз, шесть футов два дюйма, оголялся перед маленькими мальчиками и просил задержавшего его полицейского отлупить его резиновым шлангом; Клетус Уорделлл шесть-один, 29.04.04, носил с собой дрель, с помощью которой обустраивал новые места работы: мужские туалеты в ресторанах. Будучи в заключении, выставлял задницу на поток в рабочей комнате для заключенных, за пачку сигарет с человека. Уиллис Бурдетт, шесть-пять, 1.12.1900, сифилитик, уличный давала, избит до потери сознания группой заразившихся от него неизвестных. Дэрил «Голубая лаванда» Уишник, шесть футов, 10.03.03, устраивал оргии на голливудских холмах и любил трахать красивых мальчиков в форме служащих Вооруженных сил США.
За четыре часа просмотрено четыре шкафа. У Дэнни от голода сосало под ложечкой, и хотелось пропустить рюмашку, что он обычно делал в середине дня. Это ему доставляло приятные минуты расслабления; теперь такое же удовольствие он получал, поминутно проводя пальцами по-новому остриженной голове и прикидывая, какие детали своего нового «я» он сегодня обсудит с Консидайном: в его квартире должен быть полный беспорядок — он только что из Нью-Йорка; выступая в роли комми, он должен оставлять дома пушку, наручники и жетон.
То, что он обнаружил в первых четырех шкафах, к его подозреваемому не могло иметь ни малейшего отношени. Дэнни перешел к пятому шкафу…
Здесь папки с делами стояли в отменном порядке — на каждой стоял штамп: «Без привлечения к суду», или «Обвинение снято», или «Поднять в случае последующих арестов». Дэнни просмотрел первую пачку дел — все аресты за мужеложство без передачи дела в суд: прерванное совокупление в автомашине; донос шокированной домохозяйки на сожительство мужчин; свидание в туалете, из-за которого владелец театра поднял скандал, а потом замял дело, испугавшись широкой огласки. Половой акт, описанный четким языком: аббревиатуры, специальная терминология, несколько комичных замечаний шутника-следователя из отдела нравов.
Дэнни почувствовал внезапное волнение. Папка состояла из сдвоенных желтых формуляров — два комплекта черно-белых фотоснимков обоих секс-партнеров. Он смотрел даты рождения и физические данные, но потом возвращался к снимкам, мысленно накладывал их друг на друга, представляя лица облагороженнее, без тюремной печати. После пяти-шести папок у него выработался ритм: взгляд на фото, беглый просмотр рапортов об аресте, снова фото и сопоставление действий с мысленно облагороженными лицами, приколотыми к первой странице. Рот со ртом, рот в промежности, содомия, минет, поза «шестьдесят девять». Мысленная камера показывает непристойности, и тоненький голосок повторяет: «это в интересах следствия». Вдруг Дэнни видит нечто, от чего его тошнит так, что, кажется, кишки вывернет наружу; никаких следов высокого седого человека среднего возраста, и он не может остановиться и подумать! Просто картинки мелькают одна за другой как в грошовом кино…
Смятая и мокрая от пота любовников постель…
От вида обнаженного тела блондина у него перехватило дух, в ногах запульсировала кровь.
Крупным планом сменяющие друг друга ужасные физиологические подробности.
«Это в интересах следствия».
Дэнни прервал поток образов, усилием воли заставляет себя увидеть вместо смазливых мальчиков совершенно седого сорокапятилетнего убийцу. Остановился на мысли, что убийца использует секс во зло, и это помогло ему обуздать разыгравшуюся фантазию. Дэнни с грохотом задвинул последний ящик. Вспомнил лексикон гомосексуалистов и переложил на него вопросы, которые он будет задавать Феликсу Гордину. Теперь он предстанет тертым детективом, умеющим быть на равных с любым, даже если разговор будет касаться порочного секса и будет вестить со сводником голубых.
От копа до вуайера, от вуайера до копа.
Дэнни поехал домой, принял душ и стал выбирать костюм под новую прическу. Остановился на черной шерстяной паре, которую ему купила Карен Хилтшер. Костюм ему казался слишком стильным: чрезмерно зауженный и с маленькими лацканами пиджака. В костюме он выглядел как человек, с которым шутки плохи — вдобавок, из-под приталенного пиджака топорщился револьвер. Выпив две рюмки и прополоскав рот, он отправился в «Шато Мармон».
Вечер был холодный и влажный, дело шло к дождю. Во внутреннем дворе «Мармона» волнами лилась музыка — звуки струн сменялись ритмами буги-вуги, за которыми плыла мелодия старых баллад. Дэнни направил стопы к бунгало 7941, чувствуя, что потеет в узком костюме. 7941-й залит светом, бархатные гардины, в щель между которыми он заглядывал прошлый раз, раздвинуты, то, что три вечера назад было танцевальным залом, блестело пустым паркетом. Дэнни поправил пиджак и позвонил.
Раздался мелодичный звон, и дверь отворилась. На пороге стоял невысокий человек с темной бородкой и тщательно уложенными редкими волосами на голове. На нем был смокинг и широкий клетчатый пояс-шарф, в опущенной руке — коньячный бокал. Дэнни почувствовал запах «Наполеона» пятидесятилетней выдержки, какой он покупает себе в награду за Рождество, проведенное с мамой. Человек спросил:
— Да? Вы из управления шерифа?
Дэнни сообразил, что он расстегнул пиджак и револьвер торчал наружу:
— Да. Вы Феликс Гордин?
— Да, и я не терплю бюрократических накладок. Заходите.
Гордин посторонился, Дэнни вошел и обвел взглядом зал, где не так давно он видел танцующих и целующихся мужчин. Гордин подошел к книжному шкафу, дотянулся до верхней полки и вернулся с конвертом. Дэнни разглядел адрес: 1611, Саут Бонни Брей, территория отдела нравов центрального офиса управления шерифа, где получают по заслугам непокорные букмекеры и упрямые шлюхи, где подсчитывают откат от бандитских «крыш»…
— Я всегда отправляю это почтой. Передайте лейтенанту Мэттьюзу, что я не желал бы личных визитов, которые мной рассматриваются как давление с целью получения дополнительной платы.
Дэнни не шелохнулся, и рука Гордина долго оставалась протянутой — полированные ногти, перстень с изумрудом, который потянет тысяч на десять:
— Я не сборщик податей. Я расследую дело о тройном убийстве.
Гордин улыбнулся и положил конверт в карман:
— Тогда позвольте обрисовать вам картину моих отношений с вашим управлением, мистер…
— Помощник шерифа Апшо.
— Мистер Апшо, я тесно сотрудничаю с управлением шерифа. В обмен мне предоставляются определенные любезности. Например, когда вам требуется какая-либо информация, мне звонят по телефону. Вы меня понимаете?
Дэнни охватило странное чувство: холодная вежливость Гордина передалась ему:
— Понимаю. Но поскольку я уже здесь…
— Поскольку вы здесь, позвольте вам помочь, чем смогу. Меня еще никогда не допрашивали в связи с тройным убийством, и, честно говоря, меня это заинтриговало.
Дэнни разом выпалил три фамилии:
— Мартин Гойнз, Джордж Уилтси, Дуэйн Линденор. Все мертвы. Изнасилованы и забиты насмерть.
Тон Гордина стал еще холоднее:
— О Мартине Гойнзе никогда не слышал. В течение ряда лет я представлял Джорджа Уилтси другим людям. Мне кажется, Джордж упоминал Дуэйна Линденора.
У Дэнни было такое ощущение, будто он шагает по айсбергу. Понял, что тут нахрапом не возьмешь:
— Дуэйн Линденор был шантажистом, мистер Гордин. Он познакомился с Чарлзом Хартшорном, одним из ваших гостей, и пытался его шантажировать.
Гордин пригладил лацканы смокинга:
— Хартшорна я знаю, но с Линденором, помнится, я не встречался. Вечеров встреч я провожу много. Когда это могло произойти?
— В 40-м или 41-м.
— Давно. Мистер Апшо, вы смотрите на меня очень пристально. В чем дело?
Дэнни тоже начал поглаживать свои лацканы, но опомнился и опустил руки.
— Когда я говорю людям о насильственной смерти знакомых, обычно они восклицают «Боже» или вздрагивают. Вы даже глазом не моргнули.
— И вас такая реакция пугает?
— Нет.
— Вызывает любопытство?
— Да.
— На меня падает подозрение в этих убийствах?
— Нет, вы под описание убийцы не подходите.
— Вам нужно мое алиби для подтверждения моей невиновности?
Разбирается, подумал Дэнни и сказал:
— Хорошо. Где вы были накануне Нового года и четвертого января?
Ни мгновения колебаний:
— Был здесь, принимал многочисленных гостей. Если нужно подтверждение, пожалуйста, обратитесь к лейтенанту Мэттьюзу, и он это для вас сделает — мы с ним старые друзья.
Перед глазами Дэнни всплыли увиденные украдкой моменты приема гостей: черный смокинг танцует танго с черным смокингом в обрамлении красного бархата. Он поежился и сунул руки в карманы. Гордин заметил его нервозность.
— Расскажите мне о Джордже Уилтси, — сказал Дэнни.
Гордин молча отвернулся, подошел к буфету, наполнил два бокала и вернулся. Дэнни уловил запах дорогого напитка и поглубже засунул руки в карманы:
— Расскажите мне о Джордже Уил…
— Джордж Уилтси, — мягко перебил его Гордин, — являл собой тот мужественный тип, который ряд других мужчин считают привлекательным. Я платил ему, чтобы он посещал мои вечера, хорошо одевался и демонстрировал хорошие манеры. Он заводил здесь знакомства, а за это я получал вознаграждение от его партнеров. Как мне представляется, Дуэйн Линденор был его любовником. Вот и все, что мне известно о Джордже Уилтси.
Дэнни взял протянутый бокал — только чтобы занять руки.
— С кем вы знакомили Уилтси?
— Уже не вспомню.
— Вот как?
— Мое дело организовать вечер; собираются гости и знакомятся с молодыми людьми, которых я привожу. За это мне присылают деньги — не афишируя это. Многие мои клиенты люди женатые, имеют семьи, и ничего не держать в памяти — дополнительная услуга им с моей стороны.
Бокал дрожал в руке Дэнни:
— Вы ожидаете, что я этому поверю? Гордин глотнул бренди:
— Нет, поскольку это все, что я могу вам сообщить, я ожидаю, что такой ответ вы примете.
— Я хотел бы взглянуть на счета за обслуживание и на список гостей.
— Это невозможно. Никаких записей я не делаю. Ведь это могло бы расцениваться как сводничество.
— Тогда назовите имена.
— Нет, и больше не просите меня об этом.
Дэнни заставил себя только коснуться губами бокала, лишь попробовать бренди. Он повертел бокал в руках, держа его за ножку двумя пальцами, понюхал, — и поймал себя на том, что снова подражает Гордину:
— Мистер Гор…
— Мистер Апшо, мы зашли в тупик. Позвольте предложить компромисс. Вы сказали, что я не подхожу под имеющееся у вас описание убийцы. Очень хорошо. Опишите мне вашего убийцу, и я постараюсь припомнить, был ли среди знакомых Джорджа Уилтси человек, похожий на него. Если такой человек был, я сообщу об этом лейтенанту Мэттьюзу, а уж он пусть делает с этой информацией все, что пожелает. Это довольно?
Дэнни взболтал напиток — тут пьют коллекционное по тридцать долларов бутылка. Бренди обожгло горло; голос Дэнни стал хриплым:
— В этом деле я представляю городскую полицию и прокуратуру. Там может не понравиться, что вы прячетесь за продажного копа из отдела нравов.
Гордин слегка улыбнулся:
— Я не буду передавать ваши слова ни лейтенанту Мэттьюзу, ни Алу Дитриху, когда в следующий раз буду приглашать его и шерифа Бискейлуза к себе в клуб на игру в гольф. Кроме того, у меня есть хорошие друзья и в городской полиции и в прокуратуре. Выпьете еще, мистер Апшо?
«Раз, два, три, четыре, — медленно отсчитал про себя Дэнни. — Стоп, горячиться нельзя». Гордин со своим бокалом отошел к серванту, снова наполнил и вернулся, улыбаясь уже по-другому — как старший брат, успокаивающий младшего:
— Вы знаете правила игры. Помшерифа, ради бога не становитесь в позу возмущенного бойскаута.
Дэнни проигнорировал предложение выпить еще и смотрел в глаза Гордина, пытаясь разглядеть там страх:
— Белый, лет сорок пять— пятьдесят, худощавый. Ростом выше шести футов, с впечатляющей седой шевелюрой.
Никаких следов страха, лоб задумчиво наморщен:
— Припоминаю, что во время войны у Джорджа был высокий темноволосый мужчина из мексиканского консульства, но тому уже в то время было за пятьдесят. Вспоминаю несколько довольно полных мужчин, которым Джордж нравился, и знаю, что он регулярно встречался с высоким рыжим человеком. Это вам поможет?
— Нет. Ну а, скажем, люди, в целом отвечающие этому описанию? Есть такие, кто регулярно ходил бы на ваши вечеринки и пользовался вашими услугами?
Снова задумчивый вид:
— С впечатляющей шевелюрой? Нет. Это не дает вам покоя? Все высокие мужчины средних лет, с которыми я имею дело, довольно лысы. Сожалею.
«Ни о чем ты не сожалеешь, — подумал Дэнни, — но, возможно, говоришь правду».
— Что Уилтси говорил о Линденоре?
— Только, что они живут вместе.
— Вам известно, что Линденор пытался шантажировать Чарлза Хартшорна?
— Нет.
— Не слышали о других попытках шантажа со стороны Линденора или Уилтси?
— Нет, не слышал.
— А как вообще с этим обстоит дело? Ваши клиенты определенно подвержены шантажу.
Феликс Гордин рассмеялся:
— Клиенты потому и ходят ко мне, что я ограждаю их от подобных вещей.
— Но Чарлза Хартшорна вам оградить не удалось, — рассмеялся в свою очередь Дэнни.
— Чарлзу всегда не везло — ни в любви, ни в политике. И он не убийца. Можете сами его расспросить, если не верите мне, только будьте вежливы. Он легко оскорбляется, и у него широкие полномочия.
Гордин протянул ему бокал с бренди, и Дэнни сразу опрокинул его в рот:
— Были у Линденора и Уилтси враги, приятели, молодые люди, с которыми они общались?
— О такого рода вещах ничего не знаю.
— Почему же?
— Пытаюсь все четко разграничивать и не смешивать одно с другим.
— Зачем?
— Чтобы не попадать вот в такие ситуации. Дэнни почувствовал, что бренди начинает на него действовать — ведь он еще дома приложился:
— Мистер Гордин, вы гомосексуалист?
— Нет, помшерифа. А вы?
Дэнни покраснел, поднял бокал, но увидел, что он пуст. Промашка. Дэнни решил прибегнуть к фразе из инструктивной беседы с Консидайном:
— Манера навешивать ярлыки оставляет меня равнодушным.
— Не совсем понял, о какой манере вы говорите.
— Это значит, что я профессионал и подобные выпады меня не смущают.
— Тогда вам нельзя так быстро краснеть, это выдает в вас дилетанта.
Дэнни был готов запустить в него бокалом, за «дилетанта» нужно было дать сдачи:
— Речь идет о трех погибших людях. Их изрезали палками зутеров, выкололи глаза, выгрызли внутренности. Речь идет о шантаже и грабежах, о джазе и парне с обожженным лицом, а вы полагаете, что меня можно оскорбить, назвав «дилетантом». Вы думаете… — Тут Дэнни остановился, увидев, как Гордин стиснул челюсти. Он смотрел в пол, и Дэнни подумал: то ли он задел какую-то струнку, то ли рассказ просто вызвал у него отвращение.
— Что с вами?
Гордин поднял на него глаза:
— Извините. Мне бывает нелегко сдержаться, когда на меня пытаются давить, и я не переношу описаний насилия. Я напрасно назвал вас…
— Тогда помогите мне. Покажите список ваших клиентов.
— Я же вам говорил, что никаких списков не веду.
— Тогда объясните, что вас так задело?
— Я вам объяснил.
— Неужели вы так чувствительны! Верится с трудом. И все же?
— Когда вы упомянули джаз, это напомнило мне об одном клиенте; он играет на трубе. Я знакомил его с партнерами, предпочитающими жесткий стиль отношений. Мне тогда показалось, что он способен на всякое, но он невысок и совсем не среднего возраста.
— И это всё?
— Его зовут Сай Вандрих, помшерифа. Благодаря вашей тактике, вы узнали больше, чем я обычно готов сообщить, так что жаловаться вам не на что.
— И это всё?
Глаза Гордина были пусты и ничего не выражали:
— Нет. В будущем адресуйте все вопросы через лейтенанта Мэттыоза и учитесь смаковать бренди — это вам доставит больше удовольствия.
Дэнни швырнул хрустальный бокал на стул в стиле Людовика XIV и вышел.
До встречи с Консидайном оставалось еще полтора часа, о новой выпивке не могло быть и речи. Дэнни поехал в «Кофе Боба», съел гамбургер и кусок пирога, думая, что он еще мог выпытать у Гордина, не подведи его нервы, и не будь полицейских связей сводника, а сам он будь понаходчивей. За едой он немного успокоился, но ответов на мучившие вопросы он так и не нашел. Дэнни пошел к телефону-автомату; нужно было узнать, кто такой Сай Вандрих.
В материалах справочных служб значился один Сирил Сай Вандрих: белый мужчина, дата рождения 24.07.18, шесть раз арестовывался за мелкие кражи, музыкант, часто переезжает. В настоящее время в шестой раз содержится под трехмесячным наблюдением в психушке Камарилло. Звонок туда выявил следующее: будучи арестованным за кражу в магазине, повел себя как психически ненормальный, и суд приговорил его к принудительному лечению в Камарилло. В справочной психлечебницы Дэнни сообщили, что в ночь убийства Гойнза, а также жертв два и три, Вандрих находился у них и что он взялся обучать музыке других пациентов. Дэнни сказал, что, возможно, ему придется подъехать и допросить больного, на что женский голос ответил, что Вандрих может не контролировать себя, быть уверенным в его действиях нельзя. Никто в заведении так и не может понять, симулирует он или в самом деле ненормален. Дэнни повесил трубку и поехал в участок Западного Голливуда на встречу с Консидайном.