Страница:
ГЛАВА ПЯТАЯ
— …И самым эффективным средством распространения коммунизма, его уникальным по вероломной изобретательности орудием является умение выступать под тысячами разных знамен, огромным количеством разных лозунгов, названий и комбинаций символов, распространять свои раковые метастазы под множеством масок. Все они имеют целью совращать и вводить в заблуждение во имя сострадания, добра и социальной справедливости. УАЕС, Ассоциация содействия цветному населению, АФТ-КПП, Лига борьбы за демократические идеалы, Американцы против предрассудков. Это все организации с громкими названиями, и каждый хороший американец должен гордиться членством в них. Но все это ядовитые щупальца коммунистического заговора, несущие разрушения и гибель. Мал, поглядывая на других участников собрания, уже с полчаса внимательно рассматривал Эдмонда Дж. Саттерли, выпускника иезуитской семинарии и бывшего фэбээровца. Он высок ростом с фигурой грушевидной формы, сорока с небольшим лет. Манера его речи была чем-то средним между домотканой риторикой Гарри Трумэна и воинственной галиматьей завсегдатая Першинг-сквера, при этом он то переходил на крик, то на шепот. Дадли Смит, куря одну сигарету за другой, казалось, слушал эту болтовню не без удовольствия. Эллис Лоу посматривал на часы и на Дадли, видимо опасаясь, что тот засыплет пеплом новый ковер гостиной.
Доктор Сол Лезник, психиатр и давнишний информатор ФБР, сидел дальше всех от Охотника на Красных. Это был маленький, хрупкий на вид старичок с яркими голубыми глазами; он не переставая кашлял, подпитывая свое буханье крепкими европейскими сигаретами. У него был вид профессионального стукача и доносчика, годного для любой обстановки. И хотя службу свою, по слухам, он нес добровольно, к своим работодателям испытывал глубокую неприязнь.
Саттерли принялся ходить взад-вперед и жестикулировать так, будто перед ним были не четверо слушателей, а четыре сотни. Мал ерзал в своем кресле, ежеминутно напоминая себе, что этот паяц — его пропуск к званию капитана и должности главного следователя офиса окружного прокурора.
— …а в начале войны я служил в группе наблюдения за иностранцами и занимался перемещением японцев. Тогда я и познакомился с методами внушения антиамериканских настроений. Японцы, чувствовавшие себя настоящими американцами, добивались зачисления в вооруженные силы. Большинство были смущены, а враждебные элементы под видом патриотов отечества пытались совратить их на путь предательства посредством системы тщательно продуманных аргументов о расовой дискриминации в Америке. В то время как нашими идеалами являются свобода, справедливость и свободное предпринимательство, вероломные японцы выставляли американскую демократию как страну, где линчуют негров, страну ограниченных возможностей для цветного населения, а ведь занимавшиеся коммерцией американцы японского происхождения к началу войны составляли основу среднего класса. После войны, когда угрозой номер один для внутренней безопасности Америки стал коммунистический заговор, я наблюдаю, как тот же прием внушения, то же манипулирование используется для подрыва наших моральных устоев уже красными.
Развлекательная индустрия и бизнес просто кишат сочувствующими известным лицам, уличенным в антиамериканской деятельности. Я создал движение «Против красной угрозы» с целью искоренения радикалов и вредителей. Организации, желающие очиститься от красной крамолы, делают нам символический взнос, и мы устанавливаем наличие связей их служащих и кандидатов на получение работы с коммунистическими группировками, а на всех выявленных красных у нас заведены подробные личные дела. Наша служба позволяет также доказать непричастность к подрывным элементам тех, кто был несправедливо обвинен в этом, и получить работу, в которой им ранее было отказано. Далее…
Мал услышал кашель Лезника и посмотрел в его сторону — за кашлем скрывался смех. Саттерли смолк, Эллис Лоу сказал:
— Эд, давайте покончим с общим обзором и перейдем к конкретным вопросам.
Саттерли покраснел, взял свой портфель и вынул кипу бумаг — четыре отдельно скрепленные стопки листов. Каждому он вручил по такой стопке. Доктор Лезник тряхнул головой и предложенную ему стопку не взял. Мал просмотрел первую страницу. Это была запись ничего не значащих разговоров, ведущихся в пикетах забастовщиков УАЕС и подслушанных их противниками из рядов тимстеров. Прочел свидетельские подписи. Среди подписавшихся были знакомые имена: Моррис Ягелка, Дэви Голдман и Фрици Купферман по прозвищу Ледокол — известные головорезы из шайки Микки Коэна.
Саттерли снова стал перед четверкой, чтобы возобновить свой доклад. Мал подумал, что такого хлебом не корми, только дай ему трибуну и любых слушателей, потому что его длинные нескладные руки ни к чему другому просто не приспособлены.
— Эти бумаги, — продолжал Саттерли, — лишь первая партия собранного нами взрывного материала. Я работал с десятками правоведов по всей стране, и всюду данные под присягой показания патриотически настроенных граждан производили самое благожелательное впечатление на всех членов большого жюри, решающего вопрос о возбуждении судебного преследования. Полагаю, сложившаяся в Лос-Анджелесе ситуация дает нам великолепную возможность для немедленного действия: конфликт между УАЕС и тимстерами позволяет начать дело и привлечь к нему внимание общественности. Другого такого удобного случая больше может не представиться. Коммунистическое влияние в Голливуде — это масштабный вопрос, а беспорядки, вызванные пикетчиками, и формирование внутри УАЕС подрывных сил связаны напрямую. У нас есть хороший повод поставить проблему в центр внимания общественности. Позвольте мне прочесть выдержку из показаний мистера Морриса Ягелки: «Во время пикетирования „Вэрайэти интернэшнл пикчерз“ утром 29 ноября я слышал, как член УАЕС, женщина по имени Клэр, говорила другому члену УАЕС: „С УАЕС в студиях мы сможем содействовать нашему делу лучше, чем смогли бы с помощью Красной гвардии. Кино — это новый опиум для народа. Люди верят всему, что мы показываем на экране"». Джентльмены, полное имя этой дамы — Клэр Кэтрин де Хейвен. Она близка с голливудской десяткой предателей и состоит членом не менее четырнадцати организаций, классифицированных генеральным прокурором штата Калифорния как коммунистические. Впечатляет, не правда ли. Мал поднял руку:
— Да, лейтенант Консидайн, — сказал Эдмунд Дж. Саттерли. — У вас вопрос?
— Нет, замечание. Морис Ягелка дважды осужден за изнасилование при отягчающих обстоятельствах. Ваши патриоты трахают двенадцатилетних девочек.
— Черт возьми, Малкольм! — вырвалось у Эллиса Лоу.
Саттерли попытался изобразить улыбку, скорчил гримасу и сунул руки в карманы:
— Понятно. Что-нибудь еще относительно мистера Ягелки?
— Да. Он также любит маленьких мальчиков, но на этом пока не пойман.
Дадли Смит расхохотался:
— Политика толкает тебе в постель странных партнеров, что вовсе не исключает тот факт, что в данном случае мистер Ягелка поддерживает благородное дело. А кроме того, сынок, мы можем быть уверены, что вести он себя будет пристойно, а краснозадые не приведут адвокатов для опроса свидетелей после перекрестного допроса.
Мал сделал над собой усилие, чтобы голос его звучал спокойно:
— Это правда, Эллис?
Лоу рукой разогнал клубы дыма от сигарет доктора Лезника:
— В сущности, да. Мы стремимся привлечь как можно больше членов УАЕС в качестве добровольных свидетелей нашей стороны, а тех, кто будет вызван в суд повесткой, склонять к утверждению своей невиновности без приглашения адвокатов. Кроме того, в контракте студий с УАЕС имеется пункт, по которому студии вправе прекратить действия контракта в случае доказанных противоправных действий со стороны лица, с которым был заключен этот контракт. До начала работы большого жюри, при наличии достаточных улик, я планирую посетить руководителей студий и добиться нейтрализации УАЕС на основе этого положения. Представляю, какой крик поднимется, когда эти мерзавцы появятся для дачи свидетельских показаний! Но обозленные свидетели не пользуются доверием. Вам, Мал, об этом известно.
Коэн и тимстеры пройдут, а члены УАЕС будут изгнаны. Похоже, Микки К. внес свою лепту в шестизначный «смазочный фонд»[20]Лоу, который к предварительным выборам 52-го года может дойти до отметки в полмиллиона, подумал Мал.
— Отличный план, советник.
— Я был уверен, что вы оцените его, капитан. Но ближе к делу, Эд. В полдень мне нужно быть в суде.
Саттерли передал Малу и Дадли отпечатанные на ротаторе листки:
— Это мои соображения по ведению допросов подрывных элементов. Обвинение в соучастии — важный рычаг воздействия на этих людей, все они связаны друг с другом, на крайнем левом фланге каждый в той или иной степени знает остальных. В этих материалах — перечень коммунистических собраний плюс списки пожертвований. Это — серьезные рычаги воздействия для получения информации и принуждения красных доносить на сообщников, чтобы спасти свою шкуру. Пожертвования также предполагают банковские операции, сведения о которых могут быть истребованы судом в качестве доказательства. Слежка за потенциальными свидетелями и скрытое их фотографирование — на мой взгляд, наиболее эффективный метод воздействия. Демонстрация фотоснимков собраний подрывных элементов внушает божий страх самым безбожным красным, и они готовы родную мать продать лишь бы избежать тюрьмы. Надеюсь, я смогу представить вам по-настоящему дискредитирующие коммунистов кадры от приятеля, работающего в «Красных каналах»[21], и прежде всего — фотоснимки пикников Комитета защиты Сонной Лагуны. Как мне говорили, эти снимки — настоящий шедевр от ФБР: на них руководители компартии вместе со звездами Голливуда и нашими друзьями в УАЕС. Мистер Лоу?
— Спасибо, Эд, — сказал Лоу и традиционно поднял палец вверх, приглашая всех подняться. Дадли Смит в одно мгновение вскочил с места. Мал встал и смотрел, как доктор Лезник направился в ванную, держась за грудь. Оттуда доносился надрывный кашель, и Малу казалось, что Лезник харкает кровью. Саттерли, Смит и Лоу пожали друг другу руки и разошлись. Окружной прокурор, массируя плечи Охотника на Красных, вывел его на свежий воздух.
— Фанатики всегда утомляют, — резюмировал Дадли Смит. — Эд хорошо знает свое дело, но не умеет вовремя закончить представление. А за лекцию получает пятьсот долларов. Похоже на капиталистическую эксплуатацию коммунистических идей, а, капитан?
— Я пока не капитан, лейтенант.
— Ха! Ум — хорошее дополнение к новому званию. Мал внимательно посмотрел на ирландца; теперь он не чувствовал робости перед ним, как накануне утром в ресторане:
— Вам-то зачем все это? Вы — практик, зачем вам место Джека Тирни.
— А может, я хочу идти по твоим следам, сынок. У тебя перспектива стать начальником полиции или шерифом в каком-нибудь округе: у тебя за спиной большие дела в Европе, освобождение угнетенных братьев-евреев. К слову, а вот и представители еврейского контингента…
В гостиную вошел Эллис Лоу; он осторожно подерживал под руку Лезника. Доведя старика до мягкого кресла у камина, Лоу помог ему сесть. Лезник разложил на коленях пачку «Голуаза», зажигалку и пепельницу, и, вытянув ноги, скрестил их. Лоу установил кресла полукругом. Смит подмигнул и уселся первым. Мал заметил, что ниша с обеденным столом вся забита картонными коробками с файлами, в углу стоят четыре пишущие машинки — все приготовлено для работы большого жюри. Эллис Лоу готовится к войне, его ранчо должно стать штаб-квартирой.
Мал занял крайнее левое кресло. Доктор Лезник закурил, откашлялся и начал речь. Говорил он сипло, в манере нью-йоркских евреев интеллектуалов. Видимо, не раз уже вещал что-то подобное в присутствии полицейских и адвокатов, мелькнула мысль у Мала.
— Мистер Саттерли оказал вам плохую услугу, не потрудившись коснуться предыстории обстановки с подрывными элементами в Америке. Он не счел нужным упомянуть Великую депрессию, бедствие голодного и доведенного до отчаяния народа, тех людей, что хотели изменить свое ужасное положение. Лезник замолчал, перевел дыхание, загасил сигарету. Мал видел, как напрягается впалая грудь старика, одной ногой стоявшего в могиле, и чувствовал тяжесть его участи: быть может, это его последний шанс оправдать свою роль доносчика, ради чего приходилось вести этот мучительный для него разговор. Наконец он сделал глубокий вдох и продолжал говорить; в глазах загорелся огонек мессианского пыла.
— Двадцать лет назад я был в числе этих людей. Подписывал петиции, посылал письма и ходил на митинги рабочих, которые ничего не давали. Коммунистическая партия, несмотря на свои тайные умыслы, оставалась единственной организацией, которая добивалась хоть каких-то результатов. Она обрела некий ореол силы, печать праведности, а ее критиками были самодовольные лицемеры с пустыми тезисами, и у меня появилось желание вступить в нее, чтобы только выказать презрение к этим пустомелям.
— Это было ошибкой, о которой мне потом пришлось пожалеть. Я по образованию психиатр, и меня назначили здесь, в Лос-Анджелесе, официальным аналитиком компартии. Тогда здесь увлекались марксизмом и фрейдистским анализом, и ряд людей, в которых я позже распознал заговорщиков и врагов нашей страны, делились со мной своими… можно сказать, тайнами личного характера и политическими секретами. Часто это были голливудские сценаристы, актеры, их друзья из числа рабочих сцены, также обманувшиеся в компартии, как обманулся и я. Как раз накануне заключения пакта между Гитлером и Сталиным я окончательно разуверился в компартии. В 39-м, Когда Комиссия Конгресса по расследованию антиамериканской деятельности занялась Калифорнией, я добровольно пошел в ФБР и стал тайным осведомителем. В этом качестве я оставался десять лет, одновременно будучи психоаналитиком компартии. В 1947-м я ознакомил со своими досье Комитет по антиамериканской деятельности и то же намерен сделать относительно расследования, которое начинает большое жюри. Эти досье на членов УАЕС сыграют важную роль в вашем расследовании, а если вам понадобится помощь в их толковании, я всегда буду к вашим услугам.
На последних словах старик едва не задохнулся. Он потянулся за своими сигаретами, но Эллис, стоя наготове со стаканом воды, сначала дал ему попить. Лезник, сделал глоток, откашлялся, снова выпил. Дадли Смит прошел в альков-столовую и слегка попинал коробки с файлами и машинки своими начищенными до блеска ботинками, привыкшими выполнять более осмысленную работу.
На улице прогудела машина. Мал поднялся и поблагодарил Лезника, пожав ему руку. Старик отвел взгляд в сторону и попытался рывком встать, но едва не упал. Машина просигналила еще раз. Лоу открыл дверь и помахал водителю, чтобы тот подъехал к дому. Лезник шаркающей походкой пошел на выход, жадно вдыхая свежий воздух.
Таксист забрал Лезника и уехал. Лоу включил настенный вентилятор.
— Сколько он протянет, Эллис? — спросил Дадли Смит. — Интересно, сможете ли вы послать ему приглашение на празднование своей победы в 52-м?
Лоу взял с пола охапку папок и положил их на обеденный стол. Вскоре на столе выросли две огромные кипы бумаг:
— Для нашего дела должно хватить.
Мал подошел к стопкам папок, посмотрел на них: с помощью таких пыточных инструментов можно добыть любую информацию. Спросил:
— Но сам ведь он не будет давать показания большому жюри?
— Исключено. Для него утратить профессиональную репутацию смерти подобно. Конфиденциальность, видите ли. Это надежное укрытие для адвокатов и для врачей. Конечно, с точки зрения закона ему ничего предъявить будет нельзя. Но если Лезник выступит свидетелем, он может поставить крест на своей карьере.
— А ведь, казалось бы, — вступил в разговор Смит, — он должен готовиться к встрече с Создателем с легкой душой, как истинный патриот Америки. Он ведь поступает так по доброй воле, а это должно наполнять человека гордостью, особенно когда переход к следующей жизни не за горами.
— Дад, вы хоть один шаг в жизни сделали без упоминания обитателей небес, — рассмеялся Лоу.
— Прошлый раз вы сами на них кивали советник. А вы, капитан Консидайн?
— Изредка, в бурные двадцатые годы.
Про себя Мал подумал, что положа руку на сердце громила с Дублин-стрит ему все же ближе гарвардского «фи-бетника»:
— Эллис, когда мы займемся подбором свидетелей?
Лоу похлопал по стопке папок на столе:
— Скоро, как только вы это переварите. На основе полученной информации вы начнете прощупывать почву: искать слабых людей и давить на их слабые места, чтобы они пошли на сотрудничество. Будет хорошо, если нам удастся поскорее набрать как можно больше дружественно настроенных свидетелей. Но если этого не произойдет, нужно будет подумать об их подготовке. Наши друзья среди тимстеров слышали разговоры пикетчиков о том, что УАЕС планирует важное совещание с целью добиться от студий контракта с чрезмерными требованиями. Если ситуация сразу окажется тупиковой, отказываемся от первоначального плана и внедряем в VAEC своего человека. На этот случай я хочу, чтобы вы оба подыскали умных и крепких молодых копов с романтической внешностью.
У Мала по спине пробежали мурашки. Засылка агентов, оперативная работа — именно это было его коньком в службе нравов, именно это выделяло его среди других полицейских.
— Я это обдумаю, — сказал Мал. — Следствие поведем мы с Дадли?
Лоу широко развел руками:
— Служащие из городского совета будут делать всю бумажную работу. Эд Саттерли обеспечивает нужные контакты. Лезник дает профессиональные советы. Вы с Дадли ведете допросы. Могу дать вам в помощь еще третьего, который будет работать с уголовниками, наводить шороху ну и тому подобное.
Малу не терпелось приступить к делу: читать, планировать, действовать. Он сказал:
— Мне нужно подчистить кое-какие хвосты в конторе, а потом сразу домой и — за работу.
У Лоу тоже нашлось занятие:
— А я выступаю в суде. Торговец недвижимостью в пьяном виде разъезжал на мотоцикле собственного сына.
Дадли Смит поднял воображаемый стакан в честь своего босса:
— Будьте снисходительны. Большинство торговцев недвижимостью — патриоты и верны республиканским идеалам. Вам имеет смысл заручиться его поддержкой на будущее.
Вернувшись в здание городского совета, Мал решил удовлетворить свое любопытство относительно своих двух новых коллег. Работавший с ним Боб Кэткарт, толковый сотрудник уголовного отдела ФБР, рассказал ему много любопытного об Эдмунде Дж.Саттерли. Выяснилось, что Саттерли — религиозный фанатик, совершенно помешанный на антикоммунизме до такой степени, что Клайд Толсон, второй человек в ведомстве Гувера, дважды приказывал заткнуть ему рот, когда он бы старшим агентом в отделении в Вако, штат Техас. По некоторым подсчетам на лекциях о коммунистической угрозе Саттерли зарабатывает по пятьдесят тысяч долларов в год. Его движение «Против красной угрозы» — трест по выколачиванию денег. «Заплати им побольше — они самого Карла Маркса обелят». Про Саттерли говорили, что его изгнали из групп наблюдения за иностранцами, где он брал с интернированных японцев взятки денежными ваучерами за обещание оберегать конфискованное у них имущество до момента их освобождения. Кэткарт суммировал свои сведения так: Эд Саттерли — псих, но человек богатый и очень деятельный: большой знаток по разработке теорий заговоров, которые в суде звучат убедительно; умело собирает доказательства, может организовать внешнюю поддержку следователей большого жюри.
После этого позвонил двум старым приятелям: один служил в городском подразделении полиции Лос-Анджелеса, другой — бывший сотрудник окружной прокуратуры, теперь работает в офисе генерального прокурора штата. Они рассказали Малу истинную историю доктора Сола Лезника. Старик был и остается членом компартии. С 39-го состоит тайным осведомителем ФБР, когда его завербовали два агента этой организации. Его дочери грозило тюремное заключение от пяти до десяти лет за то, что в пьяном виде сбила насмерть человека и скрылась с места происшествия. Девушку, ожидавшую суда, держали в тюрьме Техачапи. Несчастному отцу предложили сделку: он конфиденциально снабжает различные комиссии и полицейские учреждения психиатрическим компроматом на нужных лиц, а дочери скостят один год и еще четыре сведут до минимума. Лезник согласился; дочь условно-досрочно освободили под честное слово отца. Если доктор откроется или откажется от сотрудничества в любой иной форме, дочь возвращается за решетку. Больной раком легких Лезник, которому, по мнению врачей, оставалось жить не более полугода, добился от одного из больших чиновников Министерства юстиции обещания, что в случае его смерти все переданные им конфиденциальные досье будут уничтожены; документы об осуждении его дочери за гибель сбитого ее машиной человека и ее условном освобождении от наказания аннулируются, а все заметки и записи бесед Лезника в федеральных, штата Калифорния, и муниципальных ведомствах, в официальных документах будут сожжены. Никто и подумать не мог, что безнадежно больной доктор Лезник, коммунист и психиатр, будет десять лет играть на чужих разногласиях и в конце концов останется в выигрыше.
Мысли Мала перескакивают с новых коллег на его прежние занятия. Он думает о Лезнике, который сполна заплатил за все и что его договор с фэбээровцами стоил того: остатком своей жизни, который старик сам же укорачивает пристрастием к французскому табаку, он спас дочь от ужасов Техачапи — надругательств и злокачественной анемии. А ведь он сам поступил бы так же, случись такое со Стефаном. Без всяких колебаний. На столе лежат аккуратно разложенные текущие дела. Поглядывая на огромную стопку папок большого жюри, Мал принялся разбирать свои бумаги. Пишет записку Эллису Лоу с предложением, чтобы следователи добывали производные доказательства. Печатает сопроводиловки: папки с делами направляются молодому, недавно приступившему к работе помощнику окружного прокурора, поскольку Лоу целиком переключается на борьбу с коммунизмом. Убийство проститутки в Чайнатауне направлялось пареньку, полгода назад кончившему самый захудалый колледж в Калифорнии. Преступник — сутенер, любивший причинять боль утыканным железом искусственным членом, очевидно, выйдет сухим из воды. Два убийства негритянских подростков отправил молодому следователю, которому не было еще и двадцати пяти, парню толковому, но наивному. Преступник, главарь банды «Пурпурная кобра», открыл стрельбу по ребятам из ремесленного училища, предположив, что среди них могут быть члены банды «Красных скорпионов». «Скорпионов» там не оказалось, но лучшая ученица училища и ее дружок были убиты. Мал считал, что шансы парня отправиться за решетку — пятьдесят на пятьдесят: белых присяжных дела, когда черные убивают черных, не слишком волнуют и свой вердикт они часто выносят как бог на душу положит.
Вооруженное ограбление у казино «Касбах Мини Роберте» отправлено протеже Лоу. Составление кратких объективок на три дела отняло у Мала четыре часа, и даже пальцы у него от писанины онемели. Покончив с работой, он взглянул на часы — 15:10. Стефан уже должен вернуться из школы. Сегодня ему повезло. Селеста должна была пойти к своей подруге, живущей по соседству, трепать языком по-чешски, вспоминая довоенное житье-бытье. Мал сгреб пачку психиатрического компромата и поехал домой, испытывая детский соблазн остановиться у магазина для военнослужащих и купить себе пару серебряных капитанских нашивок.
Дом Мала в Уилшире — белый и большой, в два этажа. Он съел все сбережения Мала и большую часть его заработка. Для Лоры дом был слишком хорош: ранняя женитьба в пору половой горячки не оправдывала расходов такого масштаба. Мал купил его, вернувшись из Европы, в 46-м, зная, что Лора уходит и ее место занимает Селеста. Он чувствовал, что привязался к мальчику, как никогда не сможет привязаться к женщине, что второй брак был заключен ради спасения Стефана. Рядом с домом — парк с баскетбольными кольцами, бейсбольное поле; криминальная обстановка в округе близка к нулю, а школы в районе считаются лучшими учебными заведениями штата. Кошмары Стефана благополучно закончились…
Мал остановил машину на подъездной дорожке и пошел через лужайку, которую Стефан был обязан регулярно косить, что делал без особой охоты. Мяч и бейсбольная бита Стефана лежали на недокошенной полоске травы. Войдя в дом, Мал услышал голоса: война двух языков, которую он пресекал уже тысячу раз. Сидя на диване в комнате, где она обычно занимается шитьем, и жестикулируя, Селеста вдалбливает Стефану спряжение чешских глаголов. Мальчик сидит на стуле с прямой спинкой по другую сторону стола и играет наперстками и катушками, выстраивая их по цветам ниток с таким старанием, какое от него требует ненавистная лекция. Мал остановился возле открытой двери и смотрел на Стефана. То, что тот перечит матери, вызывало у Мала волну нежности к нему. Ему было приятно, что мальчик темный и толстенький, каким, очевидно, был его настоящий отец, а не худой и белобрысый, как Селеста. Сам Мал тоже блондин, что давало повод людям судачить о сомнительности их кровного родства. Селеста назидательно говорит:
Доктор Сол Лезник, психиатр и давнишний информатор ФБР, сидел дальше всех от Охотника на Красных. Это был маленький, хрупкий на вид старичок с яркими голубыми глазами; он не переставая кашлял, подпитывая свое буханье крепкими европейскими сигаретами. У него был вид профессионального стукача и доносчика, годного для любой обстановки. И хотя службу свою, по слухам, он нес добровольно, к своим работодателям испытывал глубокую неприязнь.
Саттерли принялся ходить взад-вперед и жестикулировать так, будто перед ним были не четверо слушателей, а четыре сотни. Мал ерзал в своем кресле, ежеминутно напоминая себе, что этот паяц — его пропуск к званию капитана и должности главного следователя офиса окружного прокурора.
— …а в начале войны я служил в группе наблюдения за иностранцами и занимался перемещением японцев. Тогда я и познакомился с методами внушения антиамериканских настроений. Японцы, чувствовавшие себя настоящими американцами, добивались зачисления в вооруженные силы. Большинство были смущены, а враждебные элементы под видом патриотов отечества пытались совратить их на путь предательства посредством системы тщательно продуманных аргументов о расовой дискриминации в Америке. В то время как нашими идеалами являются свобода, справедливость и свободное предпринимательство, вероломные японцы выставляли американскую демократию как страну, где линчуют негров, страну ограниченных возможностей для цветного населения, а ведь занимавшиеся коммерцией американцы японского происхождения к началу войны составляли основу среднего класса. После войны, когда угрозой номер один для внутренней безопасности Америки стал коммунистический заговор, я наблюдаю, как тот же прием внушения, то же манипулирование используется для подрыва наших моральных устоев уже красными.
Развлекательная индустрия и бизнес просто кишат сочувствующими известным лицам, уличенным в антиамериканской деятельности. Я создал движение «Против красной угрозы» с целью искоренения радикалов и вредителей. Организации, желающие очиститься от красной крамолы, делают нам символический взнос, и мы устанавливаем наличие связей их служащих и кандидатов на получение работы с коммунистическими группировками, а на всех выявленных красных у нас заведены подробные личные дела. Наша служба позволяет также доказать непричастность к подрывным элементам тех, кто был несправедливо обвинен в этом, и получить работу, в которой им ранее было отказано. Далее…
Мал услышал кашель Лезника и посмотрел в его сторону — за кашлем скрывался смех. Саттерли смолк, Эллис Лоу сказал:
— Эд, давайте покончим с общим обзором и перейдем к конкретным вопросам.
Саттерли покраснел, взял свой портфель и вынул кипу бумаг — четыре отдельно скрепленные стопки листов. Каждому он вручил по такой стопке. Доктор Лезник тряхнул головой и предложенную ему стопку не взял. Мал просмотрел первую страницу. Это была запись ничего не значащих разговоров, ведущихся в пикетах забастовщиков УАЕС и подслушанных их противниками из рядов тимстеров. Прочел свидетельские подписи. Среди подписавшихся были знакомые имена: Моррис Ягелка, Дэви Голдман и Фрици Купферман по прозвищу Ледокол — известные головорезы из шайки Микки Коэна.
Саттерли снова стал перед четверкой, чтобы возобновить свой доклад. Мал подумал, что такого хлебом не корми, только дай ему трибуну и любых слушателей, потому что его длинные нескладные руки ни к чему другому просто не приспособлены.
— Эти бумаги, — продолжал Саттерли, — лишь первая партия собранного нами взрывного материала. Я работал с десятками правоведов по всей стране, и всюду данные под присягой показания патриотически настроенных граждан производили самое благожелательное впечатление на всех членов большого жюри, решающего вопрос о возбуждении судебного преследования. Полагаю, сложившаяся в Лос-Анджелесе ситуация дает нам великолепную возможность для немедленного действия: конфликт между УАЕС и тимстерами позволяет начать дело и привлечь к нему внимание общественности. Другого такого удобного случая больше может не представиться. Коммунистическое влияние в Голливуде — это масштабный вопрос, а беспорядки, вызванные пикетчиками, и формирование внутри УАЕС подрывных сил связаны напрямую. У нас есть хороший повод поставить проблему в центр внимания общественности. Позвольте мне прочесть выдержку из показаний мистера Морриса Ягелки: «Во время пикетирования „Вэрайэти интернэшнл пикчерз“ утром 29 ноября я слышал, как член УАЕС, женщина по имени Клэр, говорила другому члену УАЕС: „С УАЕС в студиях мы сможем содействовать нашему делу лучше, чем смогли бы с помощью Красной гвардии. Кино — это новый опиум для народа. Люди верят всему, что мы показываем на экране"». Джентльмены, полное имя этой дамы — Клэр Кэтрин де Хейвен. Она близка с голливудской десяткой предателей и состоит членом не менее четырнадцати организаций, классифицированных генеральным прокурором штата Калифорния как коммунистические. Впечатляет, не правда ли. Мал поднял руку:
— Да, лейтенант Консидайн, — сказал Эдмунд Дж. Саттерли. — У вас вопрос?
— Нет, замечание. Морис Ягелка дважды осужден за изнасилование при отягчающих обстоятельствах. Ваши патриоты трахают двенадцатилетних девочек.
— Черт возьми, Малкольм! — вырвалось у Эллиса Лоу.
Саттерли попытался изобразить улыбку, скорчил гримасу и сунул руки в карманы:
— Понятно. Что-нибудь еще относительно мистера Ягелки?
— Да. Он также любит маленьких мальчиков, но на этом пока не пойман.
Дадли Смит расхохотался:
— Политика толкает тебе в постель странных партнеров, что вовсе не исключает тот факт, что в данном случае мистер Ягелка поддерживает благородное дело. А кроме того, сынок, мы можем быть уверены, что вести он себя будет пристойно, а краснозадые не приведут адвокатов для опроса свидетелей после перекрестного допроса.
Мал сделал над собой усилие, чтобы голос его звучал спокойно:
— Это правда, Эллис?
Лоу рукой разогнал клубы дыма от сигарет доктора Лезника:
— В сущности, да. Мы стремимся привлечь как можно больше членов УАЕС в качестве добровольных свидетелей нашей стороны, а тех, кто будет вызван в суд повесткой, склонять к утверждению своей невиновности без приглашения адвокатов. Кроме того, в контракте студий с УАЕС имеется пункт, по которому студии вправе прекратить действия контракта в случае доказанных противоправных действий со стороны лица, с которым был заключен этот контракт. До начала работы большого жюри, при наличии достаточных улик, я планирую посетить руководителей студий и добиться нейтрализации УАЕС на основе этого положения. Представляю, какой крик поднимется, когда эти мерзавцы появятся для дачи свидетельских показаний! Но обозленные свидетели не пользуются доверием. Вам, Мал, об этом известно.
Коэн и тимстеры пройдут, а члены УАЕС будут изгнаны. Похоже, Микки К. внес свою лепту в шестизначный «смазочный фонд»[20]Лоу, который к предварительным выборам 52-го года может дойти до отметки в полмиллиона, подумал Мал.
— Отличный план, советник.
— Я был уверен, что вы оцените его, капитан. Но ближе к делу, Эд. В полдень мне нужно быть в суде.
Саттерли передал Малу и Дадли отпечатанные на ротаторе листки:
— Это мои соображения по ведению допросов подрывных элементов. Обвинение в соучастии — важный рычаг воздействия на этих людей, все они связаны друг с другом, на крайнем левом фланге каждый в той или иной степени знает остальных. В этих материалах — перечень коммунистических собраний плюс списки пожертвований. Это — серьезные рычаги воздействия для получения информации и принуждения красных доносить на сообщников, чтобы спасти свою шкуру. Пожертвования также предполагают банковские операции, сведения о которых могут быть истребованы судом в качестве доказательства. Слежка за потенциальными свидетелями и скрытое их фотографирование — на мой взгляд, наиболее эффективный метод воздействия. Демонстрация фотоснимков собраний подрывных элементов внушает божий страх самым безбожным красным, и они готовы родную мать продать лишь бы избежать тюрьмы. Надеюсь, я смогу представить вам по-настоящему дискредитирующие коммунистов кадры от приятеля, работающего в «Красных каналах»[21], и прежде всего — фотоснимки пикников Комитета защиты Сонной Лагуны. Как мне говорили, эти снимки — настоящий шедевр от ФБР: на них руководители компартии вместе со звездами Голливуда и нашими друзьями в УАЕС. Мистер Лоу?
— Спасибо, Эд, — сказал Лоу и традиционно поднял палец вверх, приглашая всех подняться. Дадли Смит в одно мгновение вскочил с места. Мал встал и смотрел, как доктор Лезник направился в ванную, держась за грудь. Оттуда доносился надрывный кашель, и Малу казалось, что Лезник харкает кровью. Саттерли, Смит и Лоу пожали друг другу руки и разошлись. Окружной прокурор, массируя плечи Охотника на Красных, вывел его на свежий воздух.
— Фанатики всегда утомляют, — резюмировал Дадли Смит. — Эд хорошо знает свое дело, но не умеет вовремя закончить представление. А за лекцию получает пятьсот долларов. Похоже на капиталистическую эксплуатацию коммунистических идей, а, капитан?
— Я пока не капитан, лейтенант.
— Ха! Ум — хорошее дополнение к новому званию. Мал внимательно посмотрел на ирландца; теперь он не чувствовал робости перед ним, как накануне утром в ресторане:
— Вам-то зачем все это? Вы — практик, зачем вам место Джека Тирни.
— А может, я хочу идти по твоим следам, сынок. У тебя перспектива стать начальником полиции или шерифом в каком-нибудь округе: у тебя за спиной большие дела в Европе, освобождение угнетенных братьев-евреев. К слову, а вот и представители еврейского контингента…
В гостиную вошел Эллис Лоу; он осторожно подерживал под руку Лезника. Доведя старика до мягкого кресла у камина, Лоу помог ему сесть. Лезник разложил на коленях пачку «Голуаза», зажигалку и пепельницу, и, вытянув ноги, скрестил их. Лоу установил кресла полукругом. Смит подмигнул и уселся первым. Мал заметил, что ниша с обеденным столом вся забита картонными коробками с файлами, в углу стоят четыре пишущие машинки — все приготовлено для работы большого жюри. Эллис Лоу готовится к войне, его ранчо должно стать штаб-квартирой.
Мал занял крайнее левое кресло. Доктор Лезник закурил, откашлялся и начал речь. Говорил он сипло, в манере нью-йоркских евреев интеллектуалов. Видимо, не раз уже вещал что-то подобное в присутствии полицейских и адвокатов, мелькнула мысль у Мала.
— Мистер Саттерли оказал вам плохую услугу, не потрудившись коснуться предыстории обстановки с подрывными элементами в Америке. Он не счел нужным упомянуть Великую депрессию, бедствие голодного и доведенного до отчаяния народа, тех людей, что хотели изменить свое ужасное положение. Лезник замолчал, перевел дыхание, загасил сигарету. Мал видел, как напрягается впалая грудь старика, одной ногой стоявшего в могиле, и чувствовал тяжесть его участи: быть может, это его последний шанс оправдать свою роль доносчика, ради чего приходилось вести этот мучительный для него разговор. Наконец он сделал глубокий вдох и продолжал говорить; в глазах загорелся огонек мессианского пыла.
— Двадцать лет назад я был в числе этих людей. Подписывал петиции, посылал письма и ходил на митинги рабочих, которые ничего не давали. Коммунистическая партия, несмотря на свои тайные умыслы, оставалась единственной организацией, которая добивалась хоть каких-то результатов. Она обрела некий ореол силы, печать праведности, а ее критиками были самодовольные лицемеры с пустыми тезисами, и у меня появилось желание вступить в нее, чтобы только выказать презрение к этим пустомелям.
— Это было ошибкой, о которой мне потом пришлось пожалеть. Я по образованию психиатр, и меня назначили здесь, в Лос-Анджелесе, официальным аналитиком компартии. Тогда здесь увлекались марксизмом и фрейдистским анализом, и ряд людей, в которых я позже распознал заговорщиков и врагов нашей страны, делились со мной своими… можно сказать, тайнами личного характера и политическими секретами. Часто это были голливудские сценаристы, актеры, их друзья из числа рабочих сцены, также обманувшиеся в компартии, как обманулся и я. Как раз накануне заключения пакта между Гитлером и Сталиным я окончательно разуверился в компартии. В 39-м, Когда Комиссия Конгресса по расследованию антиамериканской деятельности занялась Калифорнией, я добровольно пошел в ФБР и стал тайным осведомителем. В этом качестве я оставался десять лет, одновременно будучи психоаналитиком компартии. В 1947-м я ознакомил со своими досье Комитет по антиамериканской деятельности и то же намерен сделать относительно расследования, которое начинает большое жюри. Эти досье на членов УАЕС сыграют важную роль в вашем расследовании, а если вам понадобится помощь в их толковании, я всегда буду к вашим услугам.
На последних словах старик едва не задохнулся. Он потянулся за своими сигаретами, но Эллис, стоя наготове со стаканом воды, сначала дал ему попить. Лезник, сделал глоток, откашлялся, снова выпил. Дадли Смит прошел в альков-столовую и слегка попинал коробки с файлами и машинки своими начищенными до блеска ботинками, привыкшими выполнять более осмысленную работу.
На улице прогудела машина. Мал поднялся и поблагодарил Лезника, пожав ему руку. Старик отвел взгляд в сторону и попытался рывком встать, но едва не упал. Машина просигналила еще раз. Лоу открыл дверь и помахал водителю, чтобы тот подъехал к дому. Лезник шаркающей походкой пошел на выход, жадно вдыхая свежий воздух.
Таксист забрал Лезника и уехал. Лоу включил настенный вентилятор.
— Сколько он протянет, Эллис? — спросил Дадли Смит. — Интересно, сможете ли вы послать ему приглашение на празднование своей победы в 52-м?
Лоу взял с пола охапку папок и положил их на обеденный стол. Вскоре на столе выросли две огромные кипы бумаг:
— Для нашего дела должно хватить.
Мал подошел к стопкам папок, посмотрел на них: с помощью таких пыточных инструментов можно добыть любую информацию. Спросил:
— Но сам ведь он не будет давать показания большому жюри?
— Исключено. Для него утратить профессиональную репутацию смерти подобно. Конфиденциальность, видите ли. Это надежное укрытие для адвокатов и для врачей. Конечно, с точки зрения закона ему ничего предъявить будет нельзя. Но если Лезник выступит свидетелем, он может поставить крест на своей карьере.
— А ведь, казалось бы, — вступил в разговор Смит, — он должен готовиться к встрече с Создателем с легкой душой, как истинный патриот Америки. Он ведь поступает так по доброй воле, а это должно наполнять человека гордостью, особенно когда переход к следующей жизни не за горами.
— Дад, вы хоть один шаг в жизни сделали без упоминания обитателей небес, — рассмеялся Лоу.
— Прошлый раз вы сами на них кивали советник. А вы, капитан Консидайн?
— Изредка, в бурные двадцатые годы.
Про себя Мал подумал, что положа руку на сердце громила с Дублин-стрит ему все же ближе гарвардского «фи-бетника»:
— Эллис, когда мы займемся подбором свидетелей?
Лоу похлопал по стопке папок на столе:
— Скоро, как только вы это переварите. На основе полученной информации вы начнете прощупывать почву: искать слабых людей и давить на их слабые места, чтобы они пошли на сотрудничество. Будет хорошо, если нам удастся поскорее набрать как можно больше дружественно настроенных свидетелей. Но если этого не произойдет, нужно будет подумать об их подготовке. Наши друзья среди тимстеров слышали разговоры пикетчиков о том, что УАЕС планирует важное совещание с целью добиться от студий контракта с чрезмерными требованиями. Если ситуация сразу окажется тупиковой, отказываемся от первоначального плана и внедряем в VAEC своего человека. На этот случай я хочу, чтобы вы оба подыскали умных и крепких молодых копов с романтической внешностью.
У Мала по спине пробежали мурашки. Засылка агентов, оперативная работа — именно это было его коньком в службе нравов, именно это выделяло его среди других полицейских.
— Я это обдумаю, — сказал Мал. — Следствие поведем мы с Дадли?
Лоу широко развел руками:
— Служащие из городского совета будут делать всю бумажную работу. Эд Саттерли обеспечивает нужные контакты. Лезник дает профессиональные советы. Вы с Дадли ведете допросы. Могу дать вам в помощь еще третьего, который будет работать с уголовниками, наводить шороху ну и тому подобное.
Малу не терпелось приступить к делу: читать, планировать, действовать. Он сказал:
— Мне нужно подчистить кое-какие хвосты в конторе, а потом сразу домой и — за работу.
У Лоу тоже нашлось занятие:
— А я выступаю в суде. Торговец недвижимостью в пьяном виде разъезжал на мотоцикле собственного сына.
Дадли Смит поднял воображаемый стакан в честь своего босса:
— Будьте снисходительны. Большинство торговцев недвижимостью — патриоты и верны республиканским идеалам. Вам имеет смысл заручиться его поддержкой на будущее.
Вернувшись в здание городского совета, Мал решил удовлетворить свое любопытство относительно своих двух новых коллег. Работавший с ним Боб Кэткарт, толковый сотрудник уголовного отдела ФБР, рассказал ему много любопытного об Эдмунде Дж.Саттерли. Выяснилось, что Саттерли — религиозный фанатик, совершенно помешанный на антикоммунизме до такой степени, что Клайд Толсон, второй человек в ведомстве Гувера, дважды приказывал заткнуть ему рот, когда он бы старшим агентом в отделении в Вако, штат Техас. По некоторым подсчетам на лекциях о коммунистической угрозе Саттерли зарабатывает по пятьдесят тысяч долларов в год. Его движение «Против красной угрозы» — трест по выколачиванию денег. «Заплати им побольше — они самого Карла Маркса обелят». Про Саттерли говорили, что его изгнали из групп наблюдения за иностранцами, где он брал с интернированных японцев взятки денежными ваучерами за обещание оберегать конфискованное у них имущество до момента их освобождения. Кэткарт суммировал свои сведения так: Эд Саттерли — псих, но человек богатый и очень деятельный: большой знаток по разработке теорий заговоров, которые в суде звучат убедительно; умело собирает доказательства, может организовать внешнюю поддержку следователей большого жюри.
После этого позвонил двум старым приятелям: один служил в городском подразделении полиции Лос-Анджелеса, другой — бывший сотрудник окружной прокуратуры, теперь работает в офисе генерального прокурора штата. Они рассказали Малу истинную историю доктора Сола Лезника. Старик был и остается членом компартии. С 39-го состоит тайным осведомителем ФБР, когда его завербовали два агента этой организации. Его дочери грозило тюремное заключение от пяти до десяти лет за то, что в пьяном виде сбила насмерть человека и скрылась с места происшествия. Девушку, ожидавшую суда, держали в тюрьме Техачапи. Несчастному отцу предложили сделку: он конфиденциально снабжает различные комиссии и полицейские учреждения психиатрическим компроматом на нужных лиц, а дочери скостят один год и еще четыре сведут до минимума. Лезник согласился; дочь условно-досрочно освободили под честное слово отца. Если доктор откроется или откажется от сотрудничества в любой иной форме, дочь возвращается за решетку. Больной раком легких Лезник, которому, по мнению врачей, оставалось жить не более полугода, добился от одного из больших чиновников Министерства юстиции обещания, что в случае его смерти все переданные им конфиденциальные досье будут уничтожены; документы об осуждении его дочери за гибель сбитого ее машиной человека и ее условном освобождении от наказания аннулируются, а все заметки и записи бесед Лезника в федеральных, штата Калифорния, и муниципальных ведомствах, в официальных документах будут сожжены. Никто и подумать не мог, что безнадежно больной доктор Лезник, коммунист и психиатр, будет десять лет играть на чужих разногласиях и в конце концов останется в выигрыше.
Мысли Мала перескакивают с новых коллег на его прежние занятия. Он думает о Лезнике, который сполна заплатил за все и что его договор с фэбээровцами стоил того: остатком своей жизни, который старик сам же укорачивает пристрастием к французскому табаку, он спас дочь от ужасов Техачапи — надругательств и злокачественной анемии. А ведь он сам поступил бы так же, случись такое со Стефаном. Без всяких колебаний. На столе лежат аккуратно разложенные текущие дела. Поглядывая на огромную стопку папок большого жюри, Мал принялся разбирать свои бумаги. Пишет записку Эллису Лоу с предложением, чтобы следователи добывали производные доказательства. Печатает сопроводиловки: папки с делами направляются молодому, недавно приступившему к работе помощнику окружного прокурора, поскольку Лоу целиком переключается на борьбу с коммунизмом. Убийство проститутки в Чайнатауне направлялось пареньку, полгода назад кончившему самый захудалый колледж в Калифорнии. Преступник — сутенер, любивший причинять боль утыканным железом искусственным членом, очевидно, выйдет сухим из воды. Два убийства негритянских подростков отправил молодому следователю, которому не было еще и двадцати пяти, парню толковому, но наивному. Преступник, главарь банды «Пурпурная кобра», открыл стрельбу по ребятам из ремесленного училища, предположив, что среди них могут быть члены банды «Красных скорпионов». «Скорпионов» там не оказалось, но лучшая ученица училища и ее дружок были убиты. Мал считал, что шансы парня отправиться за решетку — пятьдесят на пятьдесят: белых присяжных дела, когда черные убивают черных, не слишком волнуют и свой вердикт они часто выносят как бог на душу положит.
Вооруженное ограбление у казино «Касбах Мини Роберте» отправлено протеже Лоу. Составление кратких объективок на три дела отняло у Мала четыре часа, и даже пальцы у него от писанины онемели. Покончив с работой, он взглянул на часы — 15:10. Стефан уже должен вернуться из школы. Сегодня ему повезло. Селеста должна была пойти к своей подруге, живущей по соседству, трепать языком по-чешски, вспоминая довоенное житье-бытье. Мал сгреб пачку психиатрического компромата и поехал домой, испытывая детский соблазн остановиться у магазина для военнослужащих и купить себе пару серебряных капитанских нашивок.
Дом Мала в Уилшире — белый и большой, в два этажа. Он съел все сбережения Мала и большую часть его заработка. Для Лоры дом был слишком хорош: ранняя женитьба в пору половой горячки не оправдывала расходов такого масштаба. Мал купил его, вернувшись из Европы, в 46-м, зная, что Лора уходит и ее место занимает Селеста. Он чувствовал, что привязался к мальчику, как никогда не сможет привязаться к женщине, что второй брак был заключен ради спасения Стефана. Рядом с домом — парк с баскетбольными кольцами, бейсбольное поле; криминальная обстановка в округе близка к нулю, а школы в районе считаются лучшими учебными заведениями штата. Кошмары Стефана благополучно закончились…
Мал остановил машину на подъездной дорожке и пошел через лужайку, которую Стефан был обязан регулярно косить, что делал без особой охоты. Мяч и бейсбольная бита Стефана лежали на недокошенной полоске травы. Войдя в дом, Мал услышал голоса: война двух языков, которую он пресекал уже тысячу раз. Сидя на диване в комнате, где она обычно занимается шитьем, и жестикулируя, Селеста вдалбливает Стефану спряжение чешских глаголов. Мальчик сидит на стуле с прямой спинкой по другую сторону стола и играет наперстками и катушками, выстраивая их по цветам ниток с таким старанием, какое от него требует ненавистная лекция. Мал остановился возле открытой двери и смотрел на Стефана. То, что тот перечит матери, вызывало у Мала волну нежности к нему. Ему было приятно, что мальчик темный и толстенький, каким, очевидно, был его настоящий отец, а не худой и белобрысый, как Селеста. Сам Мал тоже блондин, что давало повод людям судачить о сомнительности их кровного родства. Селеста назидательно говорит: