Страница:
— Звонил в транспортное управление. За Майниром числится белый «Крайслер»-седан 49 года. По пути сюда заехал к нему домой. Машина в гараже под домом, капот теплый. Эта та машина, которую я видел у «Шато Мармон».
База обнял Мала за плечи:
— Дары волхвов, и вот еще один подарок: старуха узнала в ирландце Дадли Смита.
Мал глянул на Делорес и спросил:
— Считаешь, бумаги Дэнни выкрал Дадли?
— Нет. Он бы обставил это как ограбление квартиры. Это сделал Коулмен, босс. Нам осталось найти его.
— Вот если бы Лофтис и Клэр заговорили, черт бы их побрал! Но они ничего не скажут, это уж точно.
Базз убрал руку:
— Это так, но мы можем потрясти милашку Чаза. В 43-44 годах он был с Лофтисом не разлей вода, а я знаю одного хорошего специалиста, он поможет нам вытрясти из Чаза то, что нам нужно. Дайте этой леди двадцатку, а я пока позвоню.
Мал полез за бумажником, а Базз вошел в дом и нашел телефон у двери в кухню. Позвонил в справочную, узнал нужный номер и набрал. В трубке ласково зажурчал итальянский баритон Джонни Стом-панато:
— Слушаю.
— Это Микс. Хочешь подшибить деньгу? Нужно наехать на кое-кого — будешь главным. Только уговор — без увечий.
— Ты труп, Базз, — сказал Джони Стомп. — Микс прознал о тебе и Одри. Соседи видели, как ты ее волок. Хорошо, что он не в курсе, что я тебе свистнул. Рад был с тобой познакомиться. Всегда знал, что ты работаешь стильно.
Придется Дэнни Апшо потесниться в могиле, подумал Базз. Он смотрел, как Мал расплачивается с матерью крысиного убийцы. У него родилась идея:
— Заказ на убийство уже есть?
— Десять кусков. Пятнадцать, если возьмут тебя живым, чтобы Микки успел поразвлечься.
— Гроши. Джонни, хочешь двадцать штук за два часа работы?
— Все шутишь? А следующее предложение — свидание с Ланой Тернер?
— Я серьезно.
— А где ты возьмешь такие деньги?
— Достану недели за две. По рукам?
— Надеешься столько прожить?
— Так играешь или нет?
— Ах, черт. По рукам.
— Я тебе перезвоню, — заключил Базз и положил трубку.
Мал стоял рядом, качая головой:
— Что, Микки все знает?
— Знает. У тебя лишняя кровать найдется? Мал легонько стукнул его по плечу:
— Приятель, о твоих делах мало-помалу становится известно.
— Это ты о чем?
— Сегодня до меня дошло кое-что. — Что?
— Это ты убил Джина Найлза.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
База обнял Мала за плечи:
— Дары волхвов, и вот еще один подарок: старуха узнала в ирландце Дадли Смита.
Мал глянул на Делорес и спросил:
— Считаешь, бумаги Дэнни выкрал Дадли?
— Нет. Он бы обставил это как ограбление квартиры. Это сделал Коулмен, босс. Нам осталось найти его.
— Вот если бы Лофтис и Клэр заговорили, черт бы их побрал! Но они ничего не скажут, это уж точно.
Базз убрал руку:
— Это так, но мы можем потрясти милашку Чаза. В 43-44 годах он был с Лофтисом не разлей вода, а я знаю одного хорошего специалиста, он поможет нам вытрясти из Чаза то, что нам нужно. Дайте этой леди двадцатку, а я пока позвоню.
Мал полез за бумажником, а Базз вошел в дом и нашел телефон у двери в кухню. Позвонил в справочную, узнал нужный номер и набрал. В трубке ласково зажурчал итальянский баритон Джонни Стом-панато:
— Слушаю.
— Это Микс. Хочешь подшибить деньгу? Нужно наехать на кое-кого — будешь главным. Только уговор — без увечий.
— Ты труп, Базз, — сказал Джони Стомп. — Микс прознал о тебе и Одри. Соседи видели, как ты ее волок. Хорошо, что он не в курсе, что я тебе свистнул. Рад был с тобой познакомиться. Всегда знал, что ты работаешь стильно.
Придется Дэнни Апшо потесниться в могиле, подумал Базз. Он смотрел, как Мал расплачивается с матерью крысиного убийцы. У него родилась идея:
— Заказ на убийство уже есть?
— Десять кусков. Пятнадцать, если возьмут тебя живым, чтобы Микки успел поразвлечься.
— Гроши. Джонни, хочешь двадцать штук за два часа работы?
— Все шутишь? А следующее предложение — свидание с Ланой Тернер?
— Я серьезно.
— А где ты возьмешь такие деньги?
— Достану недели за две. По рукам?
— Надеешься столько прожить?
— Так играешь или нет?
— Ах, черт. По рукам.
— Я тебе перезвоню, — заключил Базз и положил трубку.
Мал стоял рядом, качая головой:
— Что, Микки все знает?
— Знает. У тебя лишняя кровать найдется? Мал легонько стукнул его по плечу:
— Приятель, о твоих делах мало-помалу становится известно.
— Это ты о чем?
— Сегодня до меня дошло кое-что. — Что?
— Это ты убил Джина Найлза.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Джонни Стомпанато в представлении Мала — две части сальных итальянских манер, две части пижонства и шесть частей бандитизма. Вся же ситуация Малу представлялась так: Базз обречен, это ясно слышалось в его голосе, когда он говорил с Одри по телефону. Что касается его самого, то арест серийного убийцы Коулмена плюс обвинительное заключение для большого жюри преподносят ему Стефана на блюдечке, как рождественский подарок к порогу дома. Газеты «Геральд» и «Миррор», освещая гибель Гордина, ничего не пишут о подозреваемых в убийстве и отзываются о жертве как о добропорядочном импресарио, а о деньгах — ни слова: видно, примчавшиеся к месту преступления полицейские успели обогатиться. В затеянных тимстерами беспорядках газеты обвиняют УАЕС. На Базза произвело впечатление, как Мал разгадал убийство Джина Найлза; толстяк поверил его обещанию, что это останется тайной. Микс собирается обработать племянницу Дадли, а Мал вместе с Джонни Стомпанато будут заниматься Чазом Майниром. Когда они будут брать Коулмена, он позаботится о том, чтобы при этом присутствовали газетчики: первое интервью капитана Мала Э. Консидайна, схватившего Монстра-Росомаху. А потом наступит черед Дадли Смита.
Восемь утра. Мал сидит в машине Джонни Стомпанато — полицейский в засаде с бандитом. Диспозиция такова: Базз проинструктировал Джонни относительно его действий и подкупил привратника дома Чаза. Тот сообщил Малу, что в 8:10 Чаз идет на завтрак в «Уилшир дерби» по Марипозе и возвращается домой около 9:30, купив по дороге газеты. Базз дал привратнику сотенную ассигнацию, чтобы с 9:30 до 10:00 тот отлучился со своего поста. Таким образом у Мала с напарником образовывалось получасовое окошко, чтобы никем не замеченными вступить с объектом в контакт.
Мал следит за выходом из дома, Джонни Стомпанато чистит складным ножом ногти и напевает оперные арии. В 8:09 из «Конкистадор Апартментс» вышел небольшого роста мужчина в теннисном свитере и спортивных брюках. Привратник делает им знак. Стомпанато срезает заусеницу и улыбается. Мал снова думает о том, что таких головорезов, как Джонни Стомп, нужно поискать.
Они выжидали.
В 9:30 привратник поправил свою фуражку, сел в машину и уехал. В 9:33 Чаз Майнир с газетами вошел в дом. Стомпанато спрятал нож. Мал сказал: «Пошли».
Они быстро вошли в вестибюль. Майнир направился к почтовым ящикам. Джонни Стомп подошел к лифту и открыл дверь. Мал остановился у зеркала, делая вид, что поправляет галстук, и наблюдал, как Майнир вынимает из почтового ящика письма. Стомп, как вежливый сосед, ногой придерживал дверь лифта и улыбался. Маленький Чаз зашел в лифт и тут же очутился в западне. Мал зашел следом и отпихнул ногу Джонни. Дверь закрылась.
Майнир нажал кнопку четвертого этажа и достал из кармана ключи. Мал выхватил их у него из рук и ударил коленом в пах. Майнир выронил газеты и скрючился, Джонни схватил его за горло и прижал к стенке. Лицо Майнира побагровело, глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Мал обратился к нему, подражая манере Дадли Смита:
— Мы знаем, что ты убил Феликса Гордина. Мы его партнеры по делу Лофтиса, и ты нам расскажешь все о Рейнольдсе и его сыне. Все-все, сынок, расскажешь.
Дверь лифта открылась, холл четвертого этажа пуст. Мал выбрал ключ с номером 311, вышел из лифта, углядел дверь квартиры Майнира, отпер ее и отошел в сторону. Стомп выволок Майнира из лифта, дотащил до квартиры, втолкнул внутрь и только тогда отпустил его горло. Чаз рухнул на пол, жадно глотая воздух. Мал сказал Джонни:
— Знаешь, что спрашивать. А я пока посмотрю бумаги.
Майнир стал что-то лепетать. Стомп надавил ногой ему на глотку. Мал снял пиджак, засучил рукава и приступил к осмотру квартиры.
Пять комнат: гостиная, спальня, кабинет, кухня и ванная. Мал начал с кабинета, находившегося дальше всего от Стомпа и Майнира. Сначала включил радиоприемник, прошелся настройкой по джазу, рекламе, новостям дня и остановился на опере: под гром оркестра звучал темпераментный дуэт мужского баритона и женского сопрано. До Мала донеслись вопли Майнира. Он прибавил громкости и приступил к делу.
В кабинете — письменный стол с ящиками и шкаф с папками. Там Мал обнаружил кучу киносценариев, копии писем Майнира на политические темы, адресованную ему корреспонденцию, разные записки и револьвер 32-го калибра с пустым барабаном и закопченным стволом. Спальня в пастельных тонах была набита книгами, а встроенный шкаф — дорогими костюмами и обувью. В ящиках старого комода — пропагандистские брошюры, под кроватью — ничего, кроме еще нескольких пар обуви.
По радио громыхает опера. Мал посмотрел на часы — 10:25: прошел час, осмотрены две комнаты. Бегло осмотрел ванную. Радио замолкло, и в дверь заглянул Стомпанато. Громила выглядел измотанным. Он сказал:
— Пед раскололся. Скажите Миксу, пусть не вздумает подыхать, пока со мной не расплатится.
— Я осмотрю кухню и поговорю с ним.
— Не нужно. Эти папки у Лофтиса и Клэр, или как там ее. Идем, послушаете сами.
Мал пошел за Джонни в гостиную. Чаз Майнир чинно сидел в плетеном кресле; на щеках — следы от ударов, под носом запекшаяся кровь. Его свитер и брюки оставались белоснежными, но глаза смотрели в пустоту, на губах играла измученная, почти блаженная улыбка. Мал глянул на Стомпа.
— Я влил в него полпинты «Бифитера», — объяснил Джонни, постучав по дубинке, висевшей на поясе.
— Ин вино веритас, капиче?
Дэнни Апшо однажды сказал ему то же самое, в тот единственный раз, когда они вместе выпивали. Мал взял стул и сел напротив Майнира:
— Почему вы убили Гордина? Говорите.
— Из самоуважения, — проговорил Чаз с легким акцентом восточных штатов. В голосе звучало чувство собственного достоинства.
— Что вы имеете в виду? — спросил Мал.
— Самоуважение. Гордин мучил Рейнольдса.
— Он начал мучить еще в 44-м. Долго вы ждали со своей местью.
Майнир посмотрел на Мала:
— Полиция сообщила Рейнольдсу и Клэр, что я донес на него в Комиссию Конгресса. Не знаю, как это пронюхали, но так или иначе. В общем, они нагрянули ко мне. Я видел, что бедное сердце Рейнольдса было разбито. Я знал, что Гордин снова начал его шантажировать, поэтому я решил его покарать. Мы с Клэр и Рейнольдсом снова становились очень близки, так что можете считать, что я действовал, защищая собственные интересы. Хорошо иметь друзей, и нет ничего хуже, когда они начинают тебя ненавидеть.
Ему захотелось выговориться — доносчику, донесшего на другого доносчика.
— Почему вы не забрали деньги? — спросил Мал.
— Ну что вы! Это было бы уже не возмездие. А потом Клэр очень богата. Она так щедра по отношению к Рейнольдсу… и ко всем своим друзьям. А вы не похожи на уголовника. Скорее на прокурора или налогового инспектора.
Этот романтичный гомик-камикадзе рассмешил Мала:
— Я — полицейский.
— Вы меня арестуете?
— Нет. А вы этого хотите?
— Я хочу, чтобы все знали, что это я сделал из-за Рейнольдса, только…
— Только не хотите, чтобы знали почему? И почему Гордин шантажировал Лофтиса?
— Да, вы правы.
Мал резко перевел разговор на другую тему:
— Зачем Рейнольде и Клэр выкрали бумаги Апшо? Чтобы защитить всех вас от большого жюри?
— Нет.
— Из-за младшего брата Рейнольдса? Из-за его сына? Или их больше интересовало дело Апшо по серийным убийствам?
Майнир замолчал. Мал кивнул Стомпанато, чтобы тот отошел подальше:
— Чаз, вы уже об этом говорили. Теперь повторите это мне.
Молчание.
— Чаз, предлагаю вам сделку: обещаю вам, что все узнают, что именно вы убили Гордина, и я больше не дам в обиду Рейнольдса. Вы получите все, что хотели получить. Рейнольде узнает о вашем храбром поступке, и вы искупите перед ним свою вину. Он снова вас полюбит. Он вас простит.
От слов «полюбит» и «простит» Майнир разрыдался; слезы он вытирал рукавами свитера:
— Рейнольде бросил меня из-за него. Вот почему я донес на него в Комитет Конгресса.
Мал подался вперед и тихо спросил:
— Бросил из-за кого?
— Из-за него.
— Кто этот он?
— Младший брат Рейнольдса в действительности был его сыном. Его мать — сумасшедшая религиозная фанатичка, с которой у Рейнольдса была связь. Она получала от него деньги и растила мальчика. Когда Коулмену исполнилось девятнадцать, он убежал из дома и нашел Рейнольдса. Рейнольде взял его к себе и сделал своим любовником. Он бросил меня из-за собственного сына.
Мал отпрянул. Признание повергло его в шок, ему захотелось бежать от этого ужаса сломя голову. Вместо этого он приказал:
— Дальше и подробно.
Майнир заговорил, торопясь, будто боялся, что его исповедник убежит, не дослушав, словно ему хотелось, чтобы все поскорее кончилось и он был бы полностью оправдан — или казнен:
— Феликс Гордин начал шантажировать Рейнольдса года с 44-го. Он как-то узнал о нем и Коулмене и грозил рассказать об этом Герману Герштейну. Герштейн не выносит таких, как мы, для Рейнольдса это был бы конец. Когда полицейский пришел допрашивать Феликса насчет тех убийств, Феликс все сопоставил. Джордж Уилтси был близок с Рейнольдсом, а Мартин Гойнз и Коулмен — оба джазмены. Потом убили Оджи Дуарте, в газетах появилось больше подробностей. О некоторых вещах полицейский обмолвился, и Феликс понял, что убийцей был Коулмен. Он снова стал шантажировать Рейнольдса, требуя от него еще десять тысяч.
Клэр и Рейнольде доверяли мне, а я хотел искупить вину. После трех первых убийств они поняли, что это дело рук Коулмена; бульварные газеты сообщали подробности увечий всех жертв, а узнав их имена, они все поняли. Они знали это еще до того, как полицейский попытался проникнуть в УАЕС, пытались найти Коулмена, чтобы его остановить. Хуан Дуарте увидел Апшо в морге, когда там был Оджи, и узнал его по фотоснимку, сделанном Норманом Костенцом. Он сказал Клэр и Рейнольдсу, кто на самом деле этот молодой человек, и они испугались. Из газет же они узнали, что полиция разыскивает человека, похожего на Рейнольдса, и поняли, что Коулмен хочет подставить своего отца. Они организовали Рейнольдсу алиби, а я проследил за Апшо от дома Клэр. На следующий день Клэр попросила Мондо Лопеса подобрать ключи к квартире Апшо и вытащить у него документы, по которым они могли бы отыскать Коулмена. Мондо нашел их и принес Клэр. Они с Рейнольдсом всеми силами хотели остановить Коулмена и стремились…
Они стремились избавиться от кошмара, который мог раздавить Лофтиса похуже всякого большого жюри.
Мал вспомнил, как испугалась Клэр, когда он невзначай упомянул о Сонной Лагуне во время их первой встречи, подумал об обожженном лице Коулмена, но отбросил эти мысли и спросил:
— Что связывает Клэр и Коулмена? Майнир покраснел:
— Во времена Сонной Лагуны Клэр воспитывала Коулмена. Он влюбился в Клэр и говорил ей, что, когда он наедине с Рейнольдсом, всегда думает о ней. Она была в курсе всех его чудовищных фантазий. Она прощала их связь. Она сильная женщина, и у нее широкие взгляды. А убийства начались через несколько недель после объявления об их помолвке. Когда Коулмен узнал, что Рейнольде навсегда отбирает у него Клэр, он обезумел. Ну что, теперь вы меня арестуете?
Малу не хватило духу сказать «нет» и тем совсем добить Чаза Майнира. Он вообще ничего не сказал, потому что в комнату вошел сальный итальянский щеголь Джонни Стомпанато. Мал думал об одном: как оградить Стефана от этого ужаса. И он понимал, что это ему не по силам.
Восемь утра. Мал сидит в машине Джонни Стомпанато — полицейский в засаде с бандитом. Диспозиция такова: Базз проинструктировал Джонни относительно его действий и подкупил привратника дома Чаза. Тот сообщил Малу, что в 8:10 Чаз идет на завтрак в «Уилшир дерби» по Марипозе и возвращается домой около 9:30, купив по дороге газеты. Базз дал привратнику сотенную ассигнацию, чтобы с 9:30 до 10:00 тот отлучился со своего поста. Таким образом у Мала с напарником образовывалось получасовое окошко, чтобы никем не замеченными вступить с объектом в контакт.
Мал следит за выходом из дома, Джонни Стомпанато чистит складным ножом ногти и напевает оперные арии. В 8:09 из «Конкистадор Апартментс» вышел небольшого роста мужчина в теннисном свитере и спортивных брюках. Привратник делает им знак. Стомпанато срезает заусеницу и улыбается. Мал снова думает о том, что таких головорезов, как Джонни Стомп, нужно поискать.
Они выжидали.
В 9:30 привратник поправил свою фуражку, сел в машину и уехал. В 9:33 Чаз Майнир с газетами вошел в дом. Стомпанато спрятал нож. Мал сказал: «Пошли».
Они быстро вошли в вестибюль. Майнир направился к почтовым ящикам. Джонни Стомп подошел к лифту и открыл дверь. Мал остановился у зеркала, делая вид, что поправляет галстук, и наблюдал, как Майнир вынимает из почтового ящика письма. Стомп, как вежливый сосед, ногой придерживал дверь лифта и улыбался. Маленький Чаз зашел в лифт и тут же очутился в западне. Мал зашел следом и отпихнул ногу Джонни. Дверь закрылась.
Майнир нажал кнопку четвертого этажа и достал из кармана ключи. Мал выхватил их у него из рук и ударил коленом в пах. Майнир выронил газеты и скрючился, Джонни схватил его за горло и прижал к стенке. Лицо Майнира побагровело, глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Мал обратился к нему, подражая манере Дадли Смита:
— Мы знаем, что ты убил Феликса Гордина. Мы его партнеры по делу Лофтиса, и ты нам расскажешь все о Рейнольдсе и его сыне. Все-все, сынок, расскажешь.
Дверь лифта открылась, холл четвертого этажа пуст. Мал выбрал ключ с номером 311, вышел из лифта, углядел дверь квартиры Майнира, отпер ее и отошел в сторону. Стомп выволок Майнира из лифта, дотащил до квартиры, втолкнул внутрь и только тогда отпустил его горло. Чаз рухнул на пол, жадно глотая воздух. Мал сказал Джонни:
— Знаешь, что спрашивать. А я пока посмотрю бумаги.
Майнир стал что-то лепетать. Стомп надавил ногой ему на глотку. Мал снял пиджак, засучил рукава и приступил к осмотру квартиры.
Пять комнат: гостиная, спальня, кабинет, кухня и ванная. Мал начал с кабинета, находившегося дальше всего от Стомпа и Майнира. Сначала включил радиоприемник, прошелся настройкой по джазу, рекламе, новостям дня и остановился на опере: под гром оркестра звучал темпераментный дуэт мужского баритона и женского сопрано. До Мала донеслись вопли Майнира. Он прибавил громкости и приступил к делу.
В кабинете — письменный стол с ящиками и шкаф с папками. Там Мал обнаружил кучу киносценариев, копии писем Майнира на политические темы, адресованную ему корреспонденцию, разные записки и револьвер 32-го калибра с пустым барабаном и закопченным стволом. Спальня в пастельных тонах была набита книгами, а встроенный шкаф — дорогими костюмами и обувью. В ящиках старого комода — пропагандистские брошюры, под кроватью — ничего, кроме еще нескольких пар обуви.
По радио громыхает опера. Мал посмотрел на часы — 10:25: прошел час, осмотрены две комнаты. Бегло осмотрел ванную. Радио замолкло, и в дверь заглянул Стомпанато. Громила выглядел измотанным. Он сказал:
— Пед раскололся. Скажите Миксу, пусть не вздумает подыхать, пока со мной не расплатится.
— Я осмотрю кухню и поговорю с ним.
— Не нужно. Эти папки у Лофтиса и Клэр, или как там ее. Идем, послушаете сами.
Мал пошел за Джонни в гостиную. Чаз Майнир чинно сидел в плетеном кресле; на щеках — следы от ударов, под носом запекшаяся кровь. Его свитер и брюки оставались белоснежными, но глаза смотрели в пустоту, на губах играла измученная, почти блаженная улыбка. Мал глянул на Стомпа.
— Я влил в него полпинты «Бифитера», — объяснил Джонни, постучав по дубинке, висевшей на поясе.
— Ин вино веритас, капиче?
Дэнни Апшо однажды сказал ему то же самое, в тот единственный раз, когда они вместе выпивали. Мал взял стул и сел напротив Майнира:
— Почему вы убили Гордина? Говорите.
— Из самоуважения, — проговорил Чаз с легким акцентом восточных штатов. В голосе звучало чувство собственного достоинства.
— Что вы имеете в виду? — спросил Мал.
— Самоуважение. Гордин мучил Рейнольдса.
— Он начал мучить еще в 44-м. Долго вы ждали со своей местью.
Майнир посмотрел на Мала:
— Полиция сообщила Рейнольдсу и Клэр, что я донес на него в Комиссию Конгресса. Не знаю, как это пронюхали, но так или иначе. В общем, они нагрянули ко мне. Я видел, что бедное сердце Рейнольдса было разбито. Я знал, что Гордин снова начал его шантажировать, поэтому я решил его покарать. Мы с Клэр и Рейнольдсом снова становились очень близки, так что можете считать, что я действовал, защищая собственные интересы. Хорошо иметь друзей, и нет ничего хуже, когда они начинают тебя ненавидеть.
Ему захотелось выговориться — доносчику, донесшего на другого доносчика.
— Почему вы не забрали деньги? — спросил Мал.
— Ну что вы! Это было бы уже не возмездие. А потом Клэр очень богата. Она так щедра по отношению к Рейнольдсу… и ко всем своим друзьям. А вы не похожи на уголовника. Скорее на прокурора или налогового инспектора.
Этот романтичный гомик-камикадзе рассмешил Мала:
— Я — полицейский.
— Вы меня арестуете?
— Нет. А вы этого хотите?
— Я хочу, чтобы все знали, что это я сделал из-за Рейнольдса, только…
— Только не хотите, чтобы знали почему? И почему Гордин шантажировал Лофтиса?
— Да, вы правы.
Мал резко перевел разговор на другую тему:
— Зачем Рейнольде и Клэр выкрали бумаги Апшо? Чтобы защитить всех вас от большого жюри?
— Нет.
— Из-за младшего брата Рейнольдса? Из-за его сына? Или их больше интересовало дело Апшо по серийным убийствам?
Майнир замолчал. Мал кивнул Стомпанато, чтобы тот отошел подальше:
— Чаз, вы уже об этом говорили. Теперь повторите это мне.
Молчание.
— Чаз, предлагаю вам сделку: обещаю вам, что все узнают, что именно вы убили Гордина, и я больше не дам в обиду Рейнольдса. Вы получите все, что хотели получить. Рейнольде узнает о вашем храбром поступке, и вы искупите перед ним свою вину. Он снова вас полюбит. Он вас простит.
От слов «полюбит» и «простит» Майнир разрыдался; слезы он вытирал рукавами свитера:
— Рейнольде бросил меня из-за него. Вот почему я донес на него в Комитет Конгресса.
Мал подался вперед и тихо спросил:
— Бросил из-за кого?
— Из-за него.
— Кто этот он?
— Младший брат Рейнольдса в действительности был его сыном. Его мать — сумасшедшая религиозная фанатичка, с которой у Рейнольдса была связь. Она получала от него деньги и растила мальчика. Когда Коулмену исполнилось девятнадцать, он убежал из дома и нашел Рейнольдса. Рейнольде взял его к себе и сделал своим любовником. Он бросил меня из-за собственного сына.
Мал отпрянул. Признание повергло его в шок, ему захотелось бежать от этого ужаса сломя голову. Вместо этого он приказал:
— Дальше и подробно.
Майнир заговорил, торопясь, будто боялся, что его исповедник убежит, не дослушав, словно ему хотелось, чтобы все поскорее кончилось и он был бы полностью оправдан — или казнен:
— Феликс Гордин начал шантажировать Рейнольдса года с 44-го. Он как-то узнал о нем и Коулмене и грозил рассказать об этом Герману Герштейну. Герштейн не выносит таких, как мы, для Рейнольдса это был бы конец. Когда полицейский пришел допрашивать Феликса насчет тех убийств, Феликс все сопоставил. Джордж Уилтси был близок с Рейнольдсом, а Мартин Гойнз и Коулмен — оба джазмены. Потом убили Оджи Дуарте, в газетах появилось больше подробностей. О некоторых вещах полицейский обмолвился, и Феликс понял, что убийцей был Коулмен. Он снова стал шантажировать Рейнольдса, требуя от него еще десять тысяч.
Клэр и Рейнольде доверяли мне, а я хотел искупить вину. После трех первых убийств они поняли, что это дело рук Коулмена; бульварные газеты сообщали подробности увечий всех жертв, а узнав их имена, они все поняли. Они знали это еще до того, как полицейский попытался проникнуть в УАЕС, пытались найти Коулмена, чтобы его остановить. Хуан Дуарте увидел Апшо в морге, когда там был Оджи, и узнал его по фотоснимку, сделанном Норманом Костенцом. Он сказал Клэр и Рейнольдсу, кто на самом деле этот молодой человек, и они испугались. Из газет же они узнали, что полиция разыскивает человека, похожего на Рейнольдса, и поняли, что Коулмен хочет подставить своего отца. Они организовали Рейнольдсу алиби, а я проследил за Апшо от дома Клэр. На следующий день Клэр попросила Мондо Лопеса подобрать ключи к квартире Апшо и вытащить у него документы, по которым они могли бы отыскать Коулмена. Мондо нашел их и принес Клэр. Они с Рейнольдсом всеми силами хотели остановить Коулмена и стремились…
Они стремились избавиться от кошмара, который мог раздавить Лофтиса похуже всякого большого жюри.
Мал вспомнил, как испугалась Клэр, когда он невзначай упомянул о Сонной Лагуне во время их первой встречи, подумал об обожженном лице Коулмена, но отбросил эти мысли и спросил:
— Что связывает Клэр и Коулмена? Майнир покраснел:
— Во времена Сонной Лагуны Клэр воспитывала Коулмена. Он влюбился в Клэр и говорил ей, что, когда он наедине с Рейнольдсом, всегда думает о ней. Она была в курсе всех его чудовищных фантазий. Она прощала их связь. Она сильная женщина, и у нее широкие взгляды. А убийства начались через несколько недель после объявления об их помолвке. Когда Коулмен узнал, что Рейнольде навсегда отбирает у него Клэр, он обезумел. Ну что, теперь вы меня арестуете?
Малу не хватило духу сказать «нет» и тем совсем добить Чаза Майнира. Он вообще ничего не сказал, потому что в комнату вошел сальный итальянский щеголь Джонни Стомпанато. Мал думал об одном: как оградить Стефана от этого ужаса. И он понимал, что это ему не по силам.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Было похоже, что Мэри Маргарет Конрой помешана на мексах всерьез и надолго: производит впечатление мексофилки высшей лиги: жеманно хихикая, девица шла в компании смазливого латиноса по имени Рикардо.
Базз следил за ней от женской общаги до Студенческого союза университета Лос-Анджелеса. Они держались за руки и болтали по-испански. Все, что он мог разобрать из их разговора, были два слова: «ко-расон» и «фелисидад» —любовный треп, знакомый ему по песенкам из музыкальных автоматов в мексиканских ресторанах. Оттуда пухленькая племянница Дадли Смита направилась на собрание Панамериканской студенческой лиги, на лекцию по истории Аргентины, оттуда — на обед с продолжением амурных игр с Рикардо. Теперь уже больше часа она сидит в аудитории, где рассказывают об искусстве майя, а когда она выйдет — пан или пропал, — он задаст ей свой вопрос.
Базз поглядывает по сторонам: ему повсюду чудятся охотники за черепами от Коэна и комми. Ком-ми, конечно, не в счет, это так, к слову, а что Микки ачал на него охоту — это без вопросов. Людей Коэна много — с ледорубами, дубинками, удавками и пушками с глушителями. Такой ненароком пройдет мимо тебя — и ты труп, жертва сердечного приступа. Прохожие ахают, вызывают скорую помощь, а убийца преспокойно исчезает в толпе. Базз всматривается в лица прохожих, чтобы не подставиться, потому как сам хорошо умеет выбрать момент для удара и ему совсем не хочется давать такой шанс охотнику на них с Одри.
Голова трещит от похмелья.
И спина ноет от ночного сна на полу у Мала Консидайна.
Хотя почти всю ночь они обсуждали планы. Еще он звонил в Вентуру Дэйву Клекнеру: Одри благополучно устроена в доме приятеля. Поговорил по телефону с Джонни Стомпанато, чтоб узнать, как у них обошлось с Майниром, рассказал Малу, как все случилось с Джином Найлзом. Мал сказал, что интуитивно угадал в нем убийцу и что долг остается столь непомерным, что такая месть не искупает всей вины за гибель Дэнни. При упоминании малыша Мал прослезился, потом обрушился на Дадли Смита: он может быть обвинен в убийстве Хосе Диаса и Хартшорна, в фальсификации улик и в преступном заговоре, так что ему прямой путь в газовую камеру. Только как это сделать: ему просто не позволят отдать Дадли под суд ни по какой статье — чин, фигура и репутация Дадли дают ему дипломатическую неприкосновенность.
Потом они обсуждали пути отступления. Базз вернулся к своей старой идее, которая была столь же безумна, как план Мала завалить Дадли. Они обсудили возможность укрыться на восточном побережье, бежать на торговом судне в Китай, завербоваться солдатами удачи в Центральную Америку, где местные авторитеты платят гринго хорошие песо, чтобы держать в узде красную угрозу. Долго обсуждали, брать ли Одри с собой, или спрятать львицу где-нибудь на пару лет; взвесили все за и против обоих вариантов. Под конец решили: Базз осуществит все задуманное в течение двух ближайших суток и сразу ложится на дно. В коридорах факультета раздался звонок на перерыв. Базз почувствовал раздражение. Мэри Маргарет Конрой все равно ему ничего не скажет, ему было важно подтвердить свою версию, увидев ее реакцию, — и все только для того, чтобы дать Малу потачку в его ярости против Дадли. Перерыв выплеснул из аудитории стайку студентов, среди которых Мэри Маргарет выглядела на добрый десяток лет старше. Базз пошел за ней и тронул за плечо:
— Мисс Конрой, можно вас на минутку?
Мэри Маргарет с пачкой книг в руках обернулась, посмотрела на Базза с неприязнью:
— Вы с факультета, нет? Базз с трудом сдержал смех:
— Нет, я не с факультета. Милая моя, вам не кажется, что дядя Дадли перегнул палку, когда решил так отвадить от вас Хосе Диаса?
Мэри Маргарет побелела как полотно и рухнула без сознания на траву.
Диас на совести Дадли.
Базз убедился, что пульс Мэри Маргарет восстановился, и оставил ее лежать в траве на попечении однокурсниц. Он быстро покинул студенческий городок и направился к дому Эллиса Лоу, чтоб обозначиться а службе: отсутствие дока Лезника на фоне буйства уаесовцев было как нельзя кстати. Четыре детектива из управления, брошенные на его поиск, строчили у Лоу свои рапорты; пока только гипотезы, но все надеялись, что рано или поздно всплывут доказательства: досье психиатра кончались записями от лета 49-го, хотя люди из мозгового треста УАЕС по-прежнему посещали Лезника. Что-то здесь было не так.
Базз запарковался на лужайке, уже забитой машинами. Услышав голоса, доносящиеся со двора, он обошел дом и увидел на веранде Эллиса с гостями. В ведерках со льдом охлаждалось шампанское. Лоу, Герман Герштейн, Эд Саттерли и Микки Коэн беседовали, держа в руках бокалы. Двое телохранителей Коэна стояли спиной к Баззу; его никто не заметил. Он нырнул за обвитую плющом решетку и затаился.
Герштейн в восторге: вина за вчерашнее столкновение возложена на УАЕС. Тимстеры передали свою киноверсию побоища в «Мувитон ныос», которая размножает ее под названием «Красные дикари сотрясают Голливуд» и передает в прокат по всей стране. У Эллиса Лоу тоже хорошие новости: городской совет назначил отличных членов большого жюри. Его дом заполнен вескими уликами, так что обвинительный акт обеспечен. Саттерли толкует о прекрасном политическом климате, что большое жюри — это отрада сердца, предопределенная Господом именно в это время и в этом месте, удача, какая бывает раз в жизни. Казалось, вот-вот этот дегенерат предложит всем упасть на колени и молиться. Но тут Микки его бесцеремонно перебивает вопросом, где этот следователь по особым поручениям Тернер Базз Микс?
Базз повернул обратно и вошел в дом. Машинистки стучат на машинках, клерки оформляют папки с делами; бумаг в гостиной столько, что хватило бы на серпантины и конфетти для тысячи праздничных церемоний. Он направился к щиту с рапортами и увидел, что вся стена на его месте завешана фотографиями.
На полях фотокарточек стоят штампы следственных федеральных служб, и подавляющее большинство помечены сокращением КЗСЛ — Комитет защиты Сонной Лагуны. Это, видимо, были те фотографии, которые Эд Саттерли перекупил у соперничающей шпионской группы. Базз присмотрелся и увидел, что сокращением КЗСЛ были помечены все без исключения карточки, причем внизу стояли даты — 1943 и 1944 год. Снимки были расположены в хронологическом порядке; в дальнейшем на них будут выискивать лица известных комми и обводить их кружками. «Наверное, среди них есть и Коул-мен», — подумал Базз и стал искать человека с повязкой на лице.
В большинстве это были групповые снимки, некоторые — увеличенные фрагменты групповых, на которых лица видны отчетливее. Качество фотографий было отличное: федералы знают свое дело туго. На ранних снимках лица были расплывчатые, белые, групповые снимки весны 43-го; Базз продвигался вдоль стены, надеясь найти Коулмена — но только без бинтов и повязок. Бинты стали мелькать с лета 43-го; вот — мелко — Клэр де Хейвен и Рейнольде Лофтис. И вдруг — ба-бах! — вылитый Рейнольде Лоф-тис: тот же миловидный пед, только моложавее и с густой шевелюрой.
Базз вернулся к дате 17.08.43. Сличил внешность, облик и одежду Лофтиса и человека в бинтах. Волосы старшего Лофтиса заметно реже, у более моложавого Лофтиса — куда более густые. На трех групповых снимках человек в бинтах одет в полосатую рубашку с короткими рукавами; на портрете моложавый Лофтис в той же рубашке. Хуан Дуарте говорил Малу, что «маленький брат» Рейнольдса Лофтиса был очень на него похож, но этот человек был истинным Рейнольдсом во всех отношениях, кроме волос. Он был вылитый отец, его зеркальное отражение, только на двадцать лет моложе.
Базз задумался над различием выражений «очень похож» и «похожи как близнецы». Делорес Масски говорила об их схожести. Базз схватил со стола машинистки увеличительное стекло и стал разглядывать поочередно все карточки с Коулменом. Посмотрел три и подошел к четвертой, где мальчик стоял между мужчиной и женщиной, наставил на него лупу и стал внимательно разглядывать: никаких шрамов, никаких рубцов на гладкой коже, никаких неровностей, какая бывает при пересадке кожи. Прошелся по двум снимкам в нижнем ряду. 10 ноября 1943-го. Мальчик стоит боком, повернувшись к Клэр де Хейвен, без рубашки. На правой руке видны глубокие шрамы, они идут друг за другом ровными прямоугольниками. Такие он видел на руке одного актера РКО, перенесшего пластическую операцию на лице после автомобильной катастрофы. Он с гордостью показывал шрамы на руках и говорил, что такую пересадку кожи умеет делать только доктор Терри Лаке: кожа отсюда лучше всего подходит для пересадки на лицо. Актер ассказывал ему, что Терри сделал его внешность в точности такой же, какой она была до аварии. Когда он посмотрел на себя в зеркале, не мог найти никаких отличий.
Терри Лаке трижды лечил в своей клинике Клэр де Хейвен от наркотической зависимости.
Его рабочие забивали цыплят палками зутеров.
Терри Лаке говорил, что Лофтис добывал у него героин для Клэр, а Мартин Гойнз был убит передозировкой героина. Терри Лаке использовал морфий для лечения своих своих пациентов.
Базз стал дальше водить лупой по стене. Нашел фото Коулмена без рубашки, спиной к объективу; на спине — все те же прямоугольные шрамы, заставившие Базза вспомнить про раны от палки зутера. Нашел снимки, где парень ластится к де Хейвен. Бесспорное свидетельство: Коулмен подвергался пластической операции, чтобы еще больше походить на отца. Его вполне можно было принять за Лофтиса на фотографии в альбоме Делорес. Его «особой защитой» от Дадли стало то, что он маскировался под Лофтиса.
Базз снял со стены карточку, на которой Коулмен был виден лучше всего, и положил ее в карман. Нашел стол с рапортами агентов управления прокурора. Пролистал последние сообщения: все, чего добилась четверка, — это допрос досрочно-условно освобожденной из заключения дочери доктора, которая сообщила, что ее больной раком легких старик едва не отдал богу душу и собирается лечь в санаторий для послеоперационной реабилитации. Базз собирался положить в карман листок с адресом этого лечебного заведения, как услышал «предатель!» и увидел в двух шагах от себя Микки и Германа Герштейна.
Коэн мог пристрелить его на месте, но мешали полдюжины свидетелей.
— Полагаю, что моей работенке за тысячу в месяц капут? Так, Мик? — спросил База.
У Коэна на лице были написаны ярость и обида:
— Гойский предатель! Говно! Хуесос! Коммунист! Сколько я тебе платил? Сколько же денег я тебе на-передавал, чтобы ты вот так со мной поступил??!!
— Порядочно, Мик.
— Это не ответ, придурок! Ты должен молить меня о прощении. Должен умолять не предавать тебя мучительной смерти!
— Разве это что-то изменит?
— Нет.
— Ну тогда, какая мне разница, босс.
— Герман, — обратился Микки к Герштейну, — оставь нас.
Тот вышел из комнаты. Машинистки продолжают стучать, клерки — корпеть над бумагами. Базз еще позлил коротышку:
— Значит, не обижаешься на меня, а?
— Предлагаю тебе сделку, — сказал Коэн. — А когда я говорю «сделка», мне можно верить. Так?
«Сделка» и «верить мне» были его девизом, поэтому Базз и водил дело с ним, а не с Зигелем или Драгной:
— Точно, Мик.
— Верни мне Одри, и я волоска не трону на ее голове и не заставлю тебя медленно умирать. Веришь моему слову?
— Да.
— Понимаешь, что я тебя достану?
— Ты всегда выигрываешь, босс.
— Ну так делай, как я говорю.
— Сделки не будет. Пока, еврейчик. Я буду по тебе скучать. Правду говорю.
Быстро в санаторий «Пасифик».
Базз следил за ней от женской общаги до Студенческого союза университета Лос-Анджелеса. Они держались за руки и болтали по-испански. Все, что он мог разобрать из их разговора, были два слова: «ко-расон» и «фелисидад» —любовный треп, знакомый ему по песенкам из музыкальных автоматов в мексиканских ресторанах. Оттуда пухленькая племянница Дадли Смита направилась на собрание Панамериканской студенческой лиги, на лекцию по истории Аргентины, оттуда — на обед с продолжением амурных игр с Рикардо. Теперь уже больше часа она сидит в аудитории, где рассказывают об искусстве майя, а когда она выйдет — пан или пропал, — он задаст ей свой вопрос.
Базз поглядывает по сторонам: ему повсюду чудятся охотники за черепами от Коэна и комми. Ком-ми, конечно, не в счет, это так, к слову, а что Микки ачал на него охоту — это без вопросов. Людей Коэна много — с ледорубами, дубинками, удавками и пушками с глушителями. Такой ненароком пройдет мимо тебя — и ты труп, жертва сердечного приступа. Прохожие ахают, вызывают скорую помощь, а убийца преспокойно исчезает в толпе. Базз всматривается в лица прохожих, чтобы не подставиться, потому как сам хорошо умеет выбрать момент для удара и ему совсем не хочется давать такой шанс охотнику на них с Одри.
Голова трещит от похмелья.
И спина ноет от ночного сна на полу у Мала Консидайна.
Хотя почти всю ночь они обсуждали планы. Еще он звонил в Вентуру Дэйву Клекнеру: Одри благополучно устроена в доме приятеля. Поговорил по телефону с Джонни Стомпанато, чтоб узнать, как у них обошлось с Майниром, рассказал Малу, как все случилось с Джином Найлзом. Мал сказал, что интуитивно угадал в нем убийцу и что долг остается столь непомерным, что такая месть не искупает всей вины за гибель Дэнни. При упоминании малыша Мал прослезился, потом обрушился на Дадли Смита: он может быть обвинен в убийстве Хосе Диаса и Хартшорна, в фальсификации улик и в преступном заговоре, так что ему прямой путь в газовую камеру. Только как это сделать: ему просто не позволят отдать Дадли под суд ни по какой статье — чин, фигура и репутация Дадли дают ему дипломатическую неприкосновенность.
Потом они обсуждали пути отступления. Базз вернулся к своей старой идее, которая была столь же безумна, как план Мала завалить Дадли. Они обсудили возможность укрыться на восточном побережье, бежать на торговом судне в Китай, завербоваться солдатами удачи в Центральную Америку, где местные авторитеты платят гринго хорошие песо, чтобы держать в узде красную угрозу. Долго обсуждали, брать ли Одри с собой, или спрятать львицу где-нибудь на пару лет; взвесили все за и против обоих вариантов. Под конец решили: Базз осуществит все задуманное в течение двух ближайших суток и сразу ложится на дно. В коридорах факультета раздался звонок на перерыв. Базз почувствовал раздражение. Мэри Маргарет Конрой все равно ему ничего не скажет, ему было важно подтвердить свою версию, увидев ее реакцию, — и все только для того, чтобы дать Малу потачку в его ярости против Дадли. Перерыв выплеснул из аудитории стайку студентов, среди которых Мэри Маргарет выглядела на добрый десяток лет старше. Базз пошел за ней и тронул за плечо:
— Мисс Конрой, можно вас на минутку?
Мэри Маргарет с пачкой книг в руках обернулась, посмотрела на Базза с неприязнью:
— Вы с факультета, нет? Базз с трудом сдержал смех:
— Нет, я не с факультета. Милая моя, вам не кажется, что дядя Дадли перегнул палку, когда решил так отвадить от вас Хосе Диаса?
Мэри Маргарет побелела как полотно и рухнула без сознания на траву.
Диас на совести Дадли.
Базз убедился, что пульс Мэри Маргарет восстановился, и оставил ее лежать в траве на попечении однокурсниц. Он быстро покинул студенческий городок и направился к дому Эллиса Лоу, чтоб обозначиться а службе: отсутствие дока Лезника на фоне буйства уаесовцев было как нельзя кстати. Четыре детектива из управления, брошенные на его поиск, строчили у Лоу свои рапорты; пока только гипотезы, но все надеялись, что рано или поздно всплывут доказательства: досье психиатра кончались записями от лета 49-го, хотя люди из мозгового треста УАЕС по-прежнему посещали Лезника. Что-то здесь было не так.
Базз запарковался на лужайке, уже забитой машинами. Услышав голоса, доносящиеся со двора, он обошел дом и увидел на веранде Эллиса с гостями. В ведерках со льдом охлаждалось шампанское. Лоу, Герман Герштейн, Эд Саттерли и Микки Коэн беседовали, держа в руках бокалы. Двое телохранителей Коэна стояли спиной к Баззу; его никто не заметил. Он нырнул за обвитую плющом решетку и затаился.
Герштейн в восторге: вина за вчерашнее столкновение возложена на УАЕС. Тимстеры передали свою киноверсию побоища в «Мувитон ныос», которая размножает ее под названием «Красные дикари сотрясают Голливуд» и передает в прокат по всей стране. У Эллиса Лоу тоже хорошие новости: городской совет назначил отличных членов большого жюри. Его дом заполнен вескими уликами, так что обвинительный акт обеспечен. Саттерли толкует о прекрасном политическом климате, что большое жюри — это отрада сердца, предопределенная Господом именно в это время и в этом месте, удача, какая бывает раз в жизни. Казалось, вот-вот этот дегенерат предложит всем упасть на колени и молиться. Но тут Микки его бесцеремонно перебивает вопросом, где этот следователь по особым поручениям Тернер Базз Микс?
Базз повернул обратно и вошел в дом. Машинистки стучат на машинках, клерки оформляют папки с делами; бумаг в гостиной столько, что хватило бы на серпантины и конфетти для тысячи праздничных церемоний. Он направился к щиту с рапортами и увидел, что вся стена на его месте завешана фотографиями.
На полях фотокарточек стоят штампы следственных федеральных служб, и подавляющее большинство помечены сокращением КЗСЛ — Комитет защиты Сонной Лагуны. Это, видимо, были те фотографии, которые Эд Саттерли перекупил у соперничающей шпионской группы. Базз присмотрелся и увидел, что сокращением КЗСЛ были помечены все без исключения карточки, причем внизу стояли даты — 1943 и 1944 год. Снимки были расположены в хронологическом порядке; в дальнейшем на них будут выискивать лица известных комми и обводить их кружками. «Наверное, среди них есть и Коул-мен», — подумал Базз и стал искать человека с повязкой на лице.
В большинстве это были групповые снимки, некоторые — увеличенные фрагменты групповых, на которых лица видны отчетливее. Качество фотографий было отличное: федералы знают свое дело туго. На ранних снимках лица были расплывчатые, белые, групповые снимки весны 43-го; Базз продвигался вдоль стены, надеясь найти Коулмена — но только без бинтов и повязок. Бинты стали мелькать с лета 43-го; вот — мелко — Клэр де Хейвен и Рейнольде Лофтис. И вдруг — ба-бах! — вылитый Рейнольде Лоф-тис: тот же миловидный пед, только моложавее и с густой шевелюрой.
Базз вернулся к дате 17.08.43. Сличил внешность, облик и одежду Лофтиса и человека в бинтах. Волосы старшего Лофтиса заметно реже, у более моложавого Лофтиса — куда более густые. На трех групповых снимках человек в бинтах одет в полосатую рубашку с короткими рукавами; на портрете моложавый Лофтис в той же рубашке. Хуан Дуарте говорил Малу, что «маленький брат» Рейнольдса Лофтиса был очень на него похож, но этот человек был истинным Рейнольдсом во всех отношениях, кроме волос. Он был вылитый отец, его зеркальное отражение, только на двадцать лет моложе.
Базз задумался над различием выражений «очень похож» и «похожи как близнецы». Делорес Масски говорила об их схожести. Базз схватил со стола машинистки увеличительное стекло и стал разглядывать поочередно все карточки с Коулменом. Посмотрел три и подошел к четвертой, где мальчик стоял между мужчиной и женщиной, наставил на него лупу и стал внимательно разглядывать: никаких шрамов, никаких рубцов на гладкой коже, никаких неровностей, какая бывает при пересадке кожи. Прошелся по двум снимкам в нижнем ряду. 10 ноября 1943-го. Мальчик стоит боком, повернувшись к Клэр де Хейвен, без рубашки. На правой руке видны глубокие шрамы, они идут друг за другом ровными прямоугольниками. Такие он видел на руке одного актера РКО, перенесшего пластическую операцию на лице после автомобильной катастрофы. Он с гордостью показывал шрамы на руках и говорил, что такую пересадку кожи умеет делать только доктор Терри Лаке: кожа отсюда лучше всего подходит для пересадки на лицо. Актер ассказывал ему, что Терри сделал его внешность в точности такой же, какой она была до аварии. Когда он посмотрел на себя в зеркале, не мог найти никаких отличий.
Терри Лаке трижды лечил в своей клинике Клэр де Хейвен от наркотической зависимости.
Его рабочие забивали цыплят палками зутеров.
Терри Лаке говорил, что Лофтис добывал у него героин для Клэр, а Мартин Гойнз был убит передозировкой героина. Терри Лаке использовал морфий для лечения своих своих пациентов.
Базз стал дальше водить лупой по стене. Нашел фото Коулмена без рубашки, спиной к объективу; на спине — все те же прямоугольные шрамы, заставившие Базза вспомнить про раны от палки зутера. Нашел снимки, где парень ластится к де Хейвен. Бесспорное свидетельство: Коулмен подвергался пластической операции, чтобы еще больше походить на отца. Его вполне можно было принять за Лофтиса на фотографии в альбоме Делорес. Его «особой защитой» от Дадли стало то, что он маскировался под Лофтиса.
Базз снял со стены карточку, на которой Коулмен был виден лучше всего, и положил ее в карман. Нашел стол с рапортами агентов управления прокурора. Пролистал последние сообщения: все, чего добилась четверка, — это допрос досрочно-условно освобожденной из заключения дочери доктора, которая сообщила, что ее больной раком легких старик едва не отдал богу душу и собирается лечь в санаторий для послеоперационной реабилитации. Базз собирался положить в карман листок с адресом этого лечебного заведения, как услышал «предатель!» и увидел в двух шагах от себя Микки и Германа Герштейна.
Коэн мог пристрелить его на месте, но мешали полдюжины свидетелей.
— Полагаю, что моей работенке за тысячу в месяц капут? Так, Мик? — спросил База.
У Коэна на лице были написаны ярость и обида:
— Гойский предатель! Говно! Хуесос! Коммунист! Сколько я тебе платил? Сколько же денег я тебе на-передавал, чтобы ты вот так со мной поступил??!!
— Порядочно, Мик.
— Это не ответ, придурок! Ты должен молить меня о прощении. Должен умолять не предавать тебя мучительной смерти!
— Разве это что-то изменит?
— Нет.
— Ну тогда, какая мне разница, босс.
— Герман, — обратился Микки к Герштейну, — оставь нас.
Тот вышел из комнаты. Машинистки продолжают стучать, клерки — корпеть над бумагами. Базз еще позлил коротышку:
— Значит, не обижаешься на меня, а?
— Предлагаю тебе сделку, — сказал Коэн. — А когда я говорю «сделка», мне можно верить. Так?
«Сделка» и «верить мне» были его девизом, поэтому Базз и водил дело с ним, а не с Зигелем или Драгной:
— Точно, Мик.
— Верни мне Одри, и я волоска не трону на ее голове и не заставлю тебя медленно умирать. Веришь моему слову?
— Да.
— Понимаешь, что я тебя достану?
— Ты всегда выигрываешь, босс.
— Ну так делай, как я говорю.
— Сделки не будет. Пока, еврейчик. Я буду по тебе скучать. Правду говорю.
Быстро в санаторий «Пасифик».