— Нет вроде.
   — А друзья были? С кем он дружбу водил? Может быть, кто-нибудь приходил сюда, интересовался им?
   — Нет, нет и еще раз нет. У Марти и семьи даже не было.
   Дэнни улыбнулся — пора было менять тактику допроса; недаром этот прием он отрабатывал в спальне перед зеркалом.
   — Хорошо. Извините, если что не так.
   — Да нет, ничего.
   Дэнни покраснел, надеясь, что в этом причудливом освещении его смущение осталось незамеченным:
   — У вас сторож на парковке есть? — Нет.
   — А вы случайно не заметили вчера вечером зеленый «бьюик» на стоянке?
   — Нет.
   — Работники кухни выходят на стоянку — покурить или отдохнуть?
   — Знаете, у людей на кухне столько работы, что им некогда отдыхать.
   — А ваши официантки? После закрытия они в машинах там ничем не подрабатывают?
   — Слушайте, что-то вас заносит, мистер.
   Дэнни отстранил менеджера и через весь зал направился к эстраде с музыкантами. «Султаны» заметили его и переглянулись: узнали копа, не впервой. Ударник оставил свои барабаны; трубач отошел назад и встал у ведущего за кулисы задника; саксофонист перестал прилаживать мундштук.
   Дэнни взошел на помост, щурясь от яркого света рампы. Он посчитал саксофониста за главного и решил разговор с ним вести помягче — они были на виду всего зала, заполненного публикой.
   — Служба шерифа. Я насчет Марти Гойнза. Первым в разговор вступил ударник:
   — Марти чист. Только прошел курс лечения. Подсказка другим, если не желание бывшего осужденного поспешить выгородить коллегу.
   — А я и не знал, что он наркоманил.
   Саксофон хмыкнул:
   — И не один год, но завязал.
   — Где лечился?
   — Леке. Больница в Лексингтоне, штат Кентукки. Это насчет условно-досрочного освобождения?
   Дэнни отступил на шаг, чтобы видеть всех сразу:
   — Вчера ночью Марти убили. Скорее всего, его увезли отсюда сразу после вашего последнего номера.
   У всех троих последовала естественная реакция: трубач перепугался, скорее всего, он вообще боялся полиции; ударника охватила дрожь; сакс тоже сильно струхнул, но повел себя агрессивно:
   — У всех нас алиби — на тот случай, если вы об этом не знаете.
   Дэнни подумал: «Мир праху твоему, Мартин Митчел Гойнз» — и сказал:
   — Знаю, что вы ни при чем. Просто ответьте мне на простые вопросы. Были ли у Марти враги, и если да, то знаете ли вы, кто именно? Может быть, у него были какие-то сложности в отношениях с женщинами? Объявлялись ли здесь какие-то его дружки-наркоманы?
   — Марти был скрытный — могила, блин, — говорил сакс. — Знаю только, что как черт хотел вылечиться и рванул в Леке. Нарушил условия условно-досрочного. Считай, стал лицом, скрывающимся от правосудия. Это ж каким штыком быть надо: федеральная лечебница — там же проверить в два счета могут. Но у Марти, всё, блин, молчком. Мы даже не знали, где он кантовался.
   Дэнни смерил его взглядом и перевел глаза на трубача, стоявшего почти вплотную к заднику сцены и державшего трубу как икону, которая оградит его от нечистой силы. Трубач сказал:
   — Мистер, у меня есть кое-что для вас.
   — Что?
   — Марти сказал мне, что встречается с каким-то человеком после ночного номера, и я видел, как он пошел на стоянку у «Зомби».
   — Он сказал, как этого человека зовут?
   — Нет, не сказал.
   — Он что-нибудь еще говорил — что они собираются делать или еще что-то?
   — Нет, но сказал, что скоро вернется.
   — Может, он хотел купить дозу? Саксофонист вперил в карие глаза Дэнни свои — голубые:
   — Слушай, чувак, я ж, блин, сказал тебе, Марти завязал и развязывать не собирался.
   В зале поднялся шум: в ноги Дэнни полетели скомканные бумажные салфетки. Глаза ему слепили огни рампы, по груди текли струйки пота. Кто-то крикнул:
   — Вали отсюда, притырок!
   В зале захлопали, в спину Дэнни угодил недоеденный цыпленок. Саксофон насмешливо улыбнулся, облизал мундштук и подмигнул Дэнни. Подавив желание вбить саксофонисту инструмент в глотку, Дэнни быстро покинул клуб через боковой выход.
   Вечер был прохладный, и взмокший Дэнни быстро продрог. В глазах пульсировали неоновые огни. Отрывочные мелодии сливались в какую-то какофонию, а гигантский негр-лунатик на крыше «Зомби» высился ночным кошмаром. Дэнни поежился и направился к входу в клуб.
   Увидев служебный жетон, привратник впустил Дэнни в помещение, заполненное дымом и разноголосым гамом; джаз-банд в передней части зала переходил на крещендо. Находившийся в левом углу бар формой походил на гроб и был украшен эмблемой клуба — негром-лунатиком. Дэнни направился прямо туда, уселся на табурет, поманил пальцем белого бармена, вытиравшего стаканы.
   Бармен положил перед ним салфетку. Перекрывая шум, Дэнни крикнул:
   — Двойную!
   Как по мановению ока появился стакан; Дэнни одним махом прикончил бурбон; бармен снова налил. Дэнни снова выпил и почувствовал, что нервное напряжение спадает. Музыка кончилась оглушительным аккордом. Зажегся свет, публика зааплодировала. Когда шум улегся, Дэнни сунул руку в карман, выудил пятидолларовую бумажку и фото Гойнза.
   — С вас два зеленых, — сказал бармен.
   Дэнни сунул пять долларов в карман рубашки бармена и сунул под нос фото:
   — Знаешь его? Бармен прищурился:
   — Он теперь старше? Может, прическа теперь другая?
   — Снимок шестилетней давности. Видел его? Бармен вытащил очки, надел их и отставил фото на длину вытянутой руки:
   — Он что, тут где-то поливает?
   Дэнни не понял вопроса, подумал, что жаргонное словцо относится к сексу:
   — Что вы имеете в виду?
   — Ну лабает, джазует, играет в оркестре — по соседству?
   — Тромбонист в «Бидо Лито».
   Бармен щелкнул пальцами:
   — Да, я его знаю. Кажется, зовут Марти. Закладывает за галстук у нас между номерами в «Бидо», там с Рождества сшивается. У них в баре обслуживают только клиентов. Алкаш типичный, вроде того…
   «Вроде тебя», — подумал Дэнни. Хмель немного исправил ему настроение:
   — Вчера вечером его видел?
   — Видел. Он шел с каким-то парнем к машине на углу Шестьдесят седьмой улицы. Нагрузился, видать, по полной. Может…
   Дэнни подался вперед:
   — Что — может?
   — Может, и наширялся. Наверно, просто был поддатый. Поработаешь в джаз-клубах, быстро на это дело подсядешь. В общем, парень этот, Марти, плелся так, как будто подогрелся уже. Другой парень поддерживал его за плечи и в машину помог сесть.
   — А теперь помедленнее и по порядку, — сказал Дэнни. — Мне нужно описание машины и второго парня. Все детали.
   Бар уже заполняли посетители — негры в «зутах»[18], чуть позади них — женщины в платьях и макияже под Лену Хорн[19]. Бармен окинул взглядом толпу посетителей, потом взглянул на Дэнни:
   — Было это примерно от четверти первого до без четверти час, где-то так. Марти этот и тот тип шли по тротуару, наискосок. Машина — «быоик», я узнал по боковым «иллюминаторам». А о том парне помню только, что он был высокий и седой. Я видел их немного сбоку и еще подумал, что хорошо бы иметь такие волосы. А теперь, если вы не против, я обслужу клиентов.
   Дэнни уже хотел возразить, но бармен обернулся к бородатому человеку с альт-саксофоном на шее:
   — Коулмен, ты знаешь белого тромбона из «Бидо»? Марти, как его там?
   Коулмен перегнулся через стойку, схватил две пригоршни льда и прижал к лицу. Дэнни внимательно его оглядел: высокий блондин, лет под тридцать, совершенно неординарной внешности, будто попал сюда из мюзикла, на который его таскала Карен Хилтшер. Голос у него звучал гнусаво и устало:
   — Знаю, конечно. Говорят, совершенно позорный звук. А что?
   — Расскажи, что знаешь этому джентльмену из полиции.
   Дэнни указал на свой стакан — он уже вдвое превысил свою вечернюю норму. Бармен наполнил стакан и отошел. Саксофон спросил:
   — Вы из семьдесят седьмого?
   Дэнни опорожнил стакан и машинально протянул руку:
   — Апшо. Из управления шерифа, Западный Голливуд.
   Музыкант пожал руку:
   — Коулмен Хили, недавно из Кливленда, сам из Чикаго и с планеты Марс. Что стряслось с Марти?
   С виски Дэнни явно перебрал: он распустил галстук и придвинулся к Хили:
   — Прошлой ночью его убили.
   Красивое лицо Хили скривила судорожная гримаса. Дэнни отвернулся, чтобы дать парню прийти в себя и снова обрести вид стильного джазмена, которому сам черт не брат. Когда он снова посмотрел на саксофониста, Хили плотно устроился у бара. Дэнни задел коленом ногу музыканта — мышцы его были напряжены.
   — Вы хорошо знали его, Коулмен?
   Бородатое лицо Хили теперь выглядело изможденным, безжизненным:
   — Пару раз в рождественские дни болтали вот здесь, за стойкой. Так, ни о чем — о диске Птахи, о погоде. Как думаете, кто мог это сделать?
   — Есть один подозреваемый — высокий седой мужчина. Бармен видел его с Гойнзом прошлой ночью, когда они оба шли к машине на Сентрал.
   Коулмен пробежал пальцами по клавишам саксофона:
   — Видел Марти с этим человеком пару раз. Высокий, средних лет, на вид солидный. — Немного подумав, сказал: — Послушайте, Апшо, не пороча репутации покойного, могу я поделиться одним наблюдением — между нами?
   Дэнни отодвинулся со своим стулом, чтобы лучше видеть лицо собеседника — тот явно хотел помочь, нервничал.
   — Давайте, наблюдения — вещь полезная.
   — Знаете, по-моему, Марти был голубой. Старший выглядел как-то женоподобно, этакий богатый пожилой педик. Они сидели и обжимались под столом, а когда я это заметил, Марти сразу отстранился от него, как ребенок, которого застукали в погребе с банкой варенья.
   Дэнни передернуло: в голове всплыли постыдные и непристойные выражения, столь чуждые Воллмеру и Маслику: ГОЛУБАРИ, ГОМУСИКИ, ПИДОВКИ, ДВУСТВОЛКИ.
   — Коулмен, могли бы вы описать внешность этого человека?
   Хили перекладывает из руки в руку свой сакс:
   — Нет, вряд ли. Освещение здесь странное, и, в общем мне показалось, что они оба голубые.
   — Вы видели этого человека до или после вместе с Гойнзом?
   — Нет. Одного его никогда не видел. Кстати, лично я весь вечер был на виду — это, если вы вдруг на меня подумаете.
   Дэнни отрицательно покачал головой.
   — Не знаете, Гойнз употреблял наркотики?
   — Нет-нет. Он слишком увлекался выпивкой, наркоману это ни к чему.
   — Кто-нибудь здесь еще был знаком с ним? Из здешних музыкантов?
   — Понятия не имею. Мы ведь только и болтали пару раз.
   Дэнни протянул ему свою руку, Хили повернул ее ладонью вниз и пожал ее по правилам настоящего джазмена. Сказал:
   — Ну, будь! — И направился к сцене. Гомусики.
   ПИДОВКИ.
   Двустволки.
   Хили поднялся на сцену, обменялся дружескими хлопками по спине с другими музыкантами. Толстые и тощие, рябые, неприметные, изнуренные, они выглядели убого и жалко по сравнению со стильным саксофонистом — как на фотоснимке места преступления расплывчатые очертания разрушают симметрию и в глаза сразу бросается что-то неестественное. Оркестр заиграл: рояль передал свинг трубе, ритм подхватили барабаны, саксофон Хили взвыл, чисто вывел мелодию, снова взвыл, передав основной рефрен струнным вариациям. Музыка постепенно стала просто шумом; Дэнни обратил внимание на ряд телефонных будок возле туалетных комнат. Пора было снова приниматься за работу.
   Первая опущенная в автомат монета соединила его с участком городской полиции на Семьдесят седьмой улице. Дэнни объяснил, что он детектив из управления шерифа и расследует убийство: в районе Сансет — Стрип найден труп джазового музыканта, зарезан, вероятно, наркоман. Возможно, убитый в последнее время не употреблял наркотики. На всякий случай ему хотелось бы получить список местных поставщиков героина: убийство может иметь связь с наркотиками. Старший дежурный спросил:
   — Как там поживает Микки? — Подумав, добавил: — Вышлите запрос по официальным каналам.
   И повесил трубку.
   Выругавшись, Дэнни набрал личный номер доктора Леймана в городском морге, одним глазом продолжая следить за происходящим на сцене. Патологоанатом снял трубку на втором звонке.
   — Это Дэнни Апшо, доктор. Лейман рассмеялся:
   — Точнее, Дэнни-Опля. Только что закончил вскрытие трупа, на который вы пытались посягнуть.
   Дэнни затаил дыхание и отвернулся от сцены, где Хили кружился со своим саксом:
   — Да? Ну и что?
   — Сначала к вам вопрос. Вы вставляли в рот трупа фиксатор языка?
   — Да.
   — Помшерифа, никогда не вставляйте посторонние предметы во внутренние полости жертв до того, как проведете тщательный наружный осмотр. На трупе порезы с вкраплением частиц древесины, это сосна, и вы затолкали такие частицы ему в рот. Понимаете, как это могло исказить мое заключение?
   — Да, но было очевидно, что жертву задушили полотенцем или поясом. Волокна махровой ткани четкое тому подтверждение.
   Лейман вздохнул тяжело и устало:
   — Причина смерти — сильная передозировка героина. Наркотик введен убийцей в вену в районе позвоночника, жертва не могла сделать это сама. Рот был заткнут полотенцем, чтобы остановить хлынувшую кровь, когда героин попал в сердце, в результате чего не выдержали артерии. Все это свидетельствует о знакомстве убийцы с анатомией.
   — Ах ты в господа мать! — вырвалось у Дэнни.
   — Богохульство вполне уместно, — продолжал Лейман. — Только в этом деле есть вещи похуже. Но сначала некоторые детали: остаточные следы героина в крови отсутствуют, стало быть, покойник в последнее время наркоманией не страдал, хотя следы уколов на руке об этом свидетельствуют. Во-вторых, смерть наступила между часом и двумя ночи, а раны на шее и гениталиях нанесены после смерти. Порезы на спине также сделаны уже на мертвом теле и похоже нанесены лезвием бритвы, зажатым в сосновой деревяшке или бруске. Вот так. Жестоко, но мне приходилось видеть и похуже. Однако…
   Лейман замолчал — его обычная пауза при чтении лекции. У Дэнни с потом испарились остатки опьянения от выпитого виски:
   — Продолжайте, доктор.
   — Стало быть, так. Субстанция в глазницах — это лубрикант на основе глицерина. Используется с презервативами и фаллоимитаторами. Убийца вставлял пенис в глазницы и эякулировал, по крайней мере дважды. Я обнаружил шесть кубических сантиметров семенной жидкости под черепным сводом. Секретер 0+, наиболее распространенная группа крови белого человека.
   Дэнни открыл дверь будки; оркестр играл бибоп. Увидел Коулмена Хили стоящим на одном колене и задравшим свой сакс к потолку.
   — А укусы на теле?
   — Мне думается, это не мог сделать человек, — сказал Лейман. — Раны очень рваные, снять слепок нельзя, не было никакой возможности подобрать подходящий образец существующих зубов. А кроме того, санитар, работавший с трупом, после ваших фокусов, смазал все спиртом, и я не смог взять пробы слюны и желудочного сока. Группа крови жертвы — АВ+. Это все, что мне удалось выяснить. Вы когда обнаружили труп?
   — В начале пятого утра.
   — Вряд ли это животные. Раны явно нанесены преднамеренно.
   — А вы уверены, доктор, что это след от укусов зубами?
   — Абсолютно. Об этом свидетельствует воспаление вокруг ран. Область захвата слишком велика для человеческого рта…
   — Вы думаете…
   — Не перебивайте меня. Вероятно, убийца нанес на пораженную область кровь — как приманку — и натравил на жертву специально натасканную собаку. Сколько человек заняты в этом деле, Дэнни?
   — Я один.
   — Тело опознано? Версии есть?
   — Все идет своим чередом, док.
   — Не упустите его.
   — Не упущу, будьте уверены.
   Дэнни повесил трубку и вышел на улицу. Холодный ветер выдул у него остатки хмеля и позволил собраться с мыслями. Складывались три крепкие версии.
   Увечья на гомосексуальной почве плюс замечание Хили, что Марти Гойнз был голубым. Его «подруга» — «богатый пожилой педик», высокий седой мужчина, которого видел бармен, когда они с Гойнзом направлялись к угнанному «бьюику» прошлой ночью примерно за час до предполагаемого времени убийства. Причина смерти — чрезмерная доза героина. По описанию буфетчика Гойнз шел, как будто подогрелся, — видимо, он уже получил дозу, а новый укол прикончил его. Прежде Гойнз был наркоманом и недавно прошел курс лечения. Если не принимать пока во внимание возможность нанесения увечий животным, имеется один подозреваемый — высокий седой пожилой педик, который мог раздобыть героин и шприц для внутривенной инъекции, уговорить излечившегося наркомана бросить новогодний ангажемент и всадить ему прямо на месте смертельную дозу.
   И на тебе — полиция Лос-Анджелеса не желает помочь с местными торговцами героином! Значит, ему в этом следствии остается одно — искать и допрашивать их самостоятельно.
   Дэнни пересек улицу, вошел в «Павильон Томми Такера», нашел свободное место и заказал кофе, чтобы вытряхнуть из головы остатки алкоголя и прогнать сонливость. Здесь музыкальный репертуар составляли романтические баллады. Обивка мебели была зебро-полосатой, по стенам, обклеенным простенькими обоями с нарисованными джунглями, натыканы полинезийские факелы, пламя которых лизало потолок, — здесь о правилах противопожарной безопасности и слыхом не слыхивали и за считанные минуты могли превратить весь квартал в груду тлеющих головешек. Кофе было черным и крепким — доставлено сюда прямо с таможенных складов. Джазовые ритмы были мягки и располагали сидевших за другими столами парочки к нежностям: влюбленные голубки держались за руки и потягивали ромовые коктейли.
   Все это напомнило ему родной провинциальный Сан-Берду где-то в году в 39-м, когда они с Тимом на угнанном «олдсе» лихо мотались за город на сельские танцульки. Дома, пока их старуха была на вахте в церкви, они менялись одеждой, раздевались до трусов и затевали шумную возню. Кто-то, шутя, изображал девчонку. В тот памятный вечер Тим с Роксаной Босолей удрали с занятий физкультурой и так напрыгались в машине, что едва не сломали подвеску. Он же, вечно подпиравший на танцульках стенку, отклонил предложение залезть на Рокси вторым и пил крепкий пунш, испытывая отвращение к тупым девчонкам и душевную горечь.
   Дэнни отбросил воспоминания и вернулся к работе. Отметил нарушения санитарных норм и пожарной безопасности в общественном месте, противозаконную продажу алкогольных напитков и другие прегрешения. На входе впускали несовершеннолетних. Мулатки в платьях с разрезами высматривали клиентов. В огромном помещении был только один запасный выход, в шестнадцати секундах бега после сигнала пожарной тревоги. Время шло; громкие музыкальные номера сменялись тихими; кофе и бросаемые на него взгляды настраивали его на нужную волну. И тут Дэнни наконец повезло: у входа двое негров совершали сделку. Из одной руки деньги перешли в другую, товар последовал в обратном направлении — и негры быстро ушли в сторону парковки.
   Дэнни сосчитал до шести, приоткрыл дверь и выглянул наружу. Тот, что получил деньги, быстро шел к тротуару. Другой парень зашел во второй ряд машин и сел в грузовик с высоко торчащей антенной. Дэнни дал ему тридцать секунд обдолбаться, обсадиться или подогреться. Вынул револьвер 45-го калибра, пригнулся и тихо подошел к машине.
   Это был бледно-лиловый «меркури». Ветер разносил дымок марихуаны. Дэнни рванул дверь со стороны водителя на себя. Негр охнул, уронил сигарету и отшатнулся от направленного ему в лицо оружия.
   — Служба шерифа, — сказал Дэнни. — Руки на приборную доску и — медленно, или буду стрелять.
   Парень словно во сне проделал, что ему было сказано. Дэнни крепко вжал ему ствол в подбородок и быстро обшарил наружные и внутренние карманы пиджака, провел рукой по талии на предмет ножа или пушки. Обнаружил кожаный бумажник, три сигареты с марихуаной. Ни героина, ни оружия не было. Открыл бардачок, посветил в нем фонариком. Парень заговорил:
   — Послушайте, мистер!
   Дэнни сильнее вдавил ему ствол ниже подбородка; у парня перехватило дыхание, и он замолк.
   Запах марихуаны становился нестерпимым; Дэнни нашел окурок на сиденье и загасил. Свободной рукой он открыл бумажник, извлек водительское удостоверение и около сотни долларов десятками и двадцатками. Сунул деньги в карман и просмотрел водительские права: Карлтон У. Джеффериз, муж., негр, рост 5,8, дата рождения 19.06.29, место жительства — 439 J Ист 98-я Ст., Лос-Анджелес. В бардачке оказался техпаспорт на то же имя и целая пачка конвертов с неоплаченными бланками штрафов за дорожные нарушения. Дэнни сунул права, сигареты, деньги и техпаспорт в конверт и бросил его на землю; отвел револьвер от головы парня и стволом повернул его голову лицом к себе. Шоколадного цвета лицо, парень вот-вот расплачется: губы дрожат, кадык ходит ходуном, все никак не отдышится.
   — Или даешь мне сведения, или садишься на пять лет минимум — по закону штата, — сказал Дэнни. — Выбирай.
   Джеффериз обрел голос — высокий, срывающийся:
   — Чего вам нужно?
   — Думаю, сам знаешь. Ты ведь не дурак. Скажи, что мне нужно, и завтра я пошлю конверт тебе домой.
   — А может, сейчас отдадите, а? Мне очень деньги нужны.
   — Мне нужен верный информатор. Если поведешь двойную игру и надуешь меня, ты сядешь. Улики и твое признание у меня есть.
   — Да я не признавался ни в чем!
   — Признавался, голубчик. Ты продавал по фунту марихуаны в неделю. Ты — главный поставщик конопли на Саут-Сайде.
   — Слушьте!
   Дэнни упер ствол револьвера в нос негру:
   — Мне нужны имена. Кто тут торгует героином. Давай.
   — Мистер…
   Дэнни перебросил револьвер стволом в руку, повернул его рукояткой вниз, превратив его в дубинку.
   — Говори, сволочь!
   Джеффериз снял руки с приборной доски и закрыл голову:
   — Я одного только знаю. Звать Отисом Джексоном. Живет над прачечной на углу Сто третьей и Бич. Только вы уж меня не выдавайте, я ж не стукач!
   Дэнни спрятал револьвер и отступил от машины. Ногой поддел конверт с документами как раз, когда раздались всхлипывания Джеффриза. Дэнни поднял конверт, бросил его на сиденье рядом и бегом — к своему «шевроле». Вздохов облегчения и слов благодарности несчастного малого он уже не слышал.
   Перекресток Сто третьей улицы и Бич был самым убогим углом района Уотте: две негритянские парикмахерские на двух углах (выпрямление курчавых волос), винный магазин на третьем и прачечная самообслуживания «Береги монетку!» — на четвертом. В квартире над прачечной горел свет. Дэнни оставил машину на другой стороне улицы, выключил фары. На второй этаж вел один-единственный ход — боковая лестница, упиравшаяся в хлипкую дверь.
   Дэнни на цыпочках стал взбираться вверх, стараясь не касаться перил, чтобы те ненароком не скрипнули. Поднявшись, он вытащил револьвер, приложил ухо к двери и стал слушать: внутри мужской голос считал — «восемь, девять, десять, одиннадцать». Постучав, он ленивым голосом из негритянского радиосериала протянул:
   — Отис, ты дома? Это я, Отис.
   В ответ послышалась брань; через секунду дверь на цепочке приоткрылась, в щель высунулась рука с пружинным ножом. Дэнни рукояткой пушки выбил нож и всем телом навалился на дверь. Нож упал на верхнюю ступеньку. Изнутри комнаты раздался вопль; дверь поддалась и вместе с Дэнни рухнула на пол. Падая, Дэнни успел увидеть, что Отис Джексон схватил пакетики с наркотиком и кинулся в ванную. Разался звук спускаемой воды. Дэнни встал на колени и крикнул: «Служба шерифа!» Но было поздно: Отис показал ему средний палец и, вихляясь, пошел в гостиную с издевательской улыбочкой.
   Дэнни поднялся, в голове у него гудело, словно там гремел джаз-банд. Отис сказал:
   — А хера тут делать службе шерифа? Нехера ей тут делать.
   Дэнни хрястнул его револьвером по морде. Отис рухнул на ковер, застонал и выплюнул сломанный протез. Дэнни присел возле него и спросил:
   — Ты продал героин высокому седому человеку? Джексон сплюнул кровавую слизь и кусочек откушенного языка:
   — Я работаю с Джеком Д. и участком семь-семь, мать твою…
   Дэнни поднял револьвер на уровень глаз:
   — А я работаю с Микки К. и округом — и что дальше? Я задал тебе вопрос.
   — Слушай, я имею дело с Голливудом! Знаешь, сколько там седых мудаков!
   — Я хочу знать имена всех, кто заправляется в клубах на Саут-Сентрал.
   — Через мой труп! Хер чего тебе скажу.
   В голове Дэнни снова загремел джаз, всплыла фонограмма сакса КоулменаХили, вспомнился готовый расплакаться молодой негр:
   — Повторяю: мне нужна информация о высоком белом мужчине. Средних лет, седой.
   — Я же тебе ска…
   Дэнни услышал, как по лестнице кто-то подымался, невнятный разговор и знакомый звук взводимых курков. Отис заулыбался. Дэнни все понял: убрал револьвер и приготовил жетон. В дверях появились двое белых здоровяков с револьверами 38-го калибра в руках; Дэнни показал свой жетон и продемонстрировал готовность к мирным переговорам:
   — Служба шерифа. Детектив.
   Двое белых вошли в комнату, держа пушки наготове. Тот, что был повыше, помог Отису подняться; второй, курчавый толстяк, взял у Дэнни жетон, осмотрел его и покачал головой:
   — Мало того что вы, ребята, спутались с этим жидярой Микки. Вы теперь еще моду взяли избивать моего лучшего осведомителя. Отис, ты у меня негр что надо. Везунчик. А ты, помшерифа Апшо, бестолочь.
   Высокий полицейский проводил Отиса в ванную. Дэнни забрал свой жетон. Курчавый толстяк сказал:
   — Вали в свой округ и лупцуй там своих собственных ниггеров сколько влезет.