Эмар Густав. Искатель следов

   — Я уверен в этом, — отвечал индеец.
   — Помоги вам Бог, брат! — продолжал Валентин. — Пока вы будете наблюдать за тем, что делается в городе, из опасения измены, мы устроим засаду по пути гамбусинос, чтобы разузнать, куда именно они намерены ехать. До завтра, вождь!
   — Подождите! — закричал вдруг кто-то задыхающимся голосом, и какой-то человек подбежал к ним.
   — Отец Серафим! — вскричал с удивлением Валентин. — Каким образом попали вы сюда?
   — Я ищу вас.
   — Что вам угодно от меня?
   — Я принес вам хорошие новости.
   — Говорите, говорите скорей, батюшка… Неужели дон Мигель вышел из тюрьмы?
   — Увы! Нет еще, но зато его дочь свободна.
   — Донна Клара свободна! — вскричал обрадованный Валентин. — Слава Богу! Где же она?
   — Успокойтесь, я устроил ее пока в безопасном месте; а теперь позвольте мне сначала сообщить вам одну вещь, которая может оказаться вам полезной.
   — Говорите, говорите!
   — Красный Кедр по поручению губернатора отправился навстречу драгунам, которые идут в Санта-Фе на подкрепление гарнизона.
   — Карамба! — воскликнул Валентин. — Неужели это правда, батюшка?
   — Да. Об этом говорили люди, которые похитили донну Клару. Если придут драгуны, тогда все погибло.
   — Да, — согласился и миссионер, — но нельзя ли как-нибудь остановить их?
   Курумилла тихонько коснулся руки охотника.
   — Что вы хотите сказать, вождь? — спросил его Валентин.
   — Команчи — воины! — отвечал отрывисто Курумилла.
   — А! — радостно проговорил Валентин, ударяя себя по лбу. — Ваша правда, вождь; вы нас спасаете.
   Улыбка удовольствия мелькнула на губах Курумиллы.
   — Пока вы будете преследовать солдат, — сказал дон Пабло, — я ничем не могу вам помочь и поэтому я вместе с отцом Серафимом отправлюсь к бедной сестре, которую давно уже не видал.
   — Хорошо, — ответил Валентин. — Идите! На рассвете вы приведете донну Клару в лагерь, чтобы я мог сам сдать ее на руки отцу.
   — Отлично.
   Валентин, Курумилла и Единорог поспешили к лагерю команчей, а отец Серафим и дон Пабло направились в город.
   Миссионер и дон Пабло, торопясь к молодой девушке, не заметили, что за ними по пятам с величайшей осторожностью следовал какой-то человек.
   Это был Натан, старший сын Красного Кедра.

ГЛАВА XV. Засада

   Вечером ветер разогнал тучи. Почти в четырех милях от Санта-Фе в высокой траве двигался многочисленный отряд всадников по узенькой, едва приметной тропинке.
   Это был отряд драгун, которых с таким нетерпением ожидал генерал Вентура.
   Шагов на десять впереди отряда ехали, оживленно болтая, четверо или пятеро офицеров, в числе которых находился и полковник.
   — Кабальеро, — сказал вдруг полковник, — признаюсь вам, я даже и представить себе не могу, где мы теперь находимся. Может, кто-нибудь из вас, господа, хоть немного знает эту страну? Эта ужасная дорога, мне кажется, никуда не выведет нас, и я боюсь, как бы мы не заблудились.
   — Из нас тоже никто не знает этой местности, полковник, — отвечал один из офицеров, — и поэтому никто из нас не может сказать вам, где мы находимся.
   — Честное слово, — продолжал полковник, с удовольствием окидывая взглядом расстилавшуюся перед ними равнину, — нам незачем спешить в Санта-Фе!.. Не остановиться ли нам здесь на ночь, а утром, как только взойдет солнце, мы снова тронемся в путь.
   — Вы отлично придумали, полковник, — отвечал старший из офицеров, — несколько часов позже или раньше, это ровно ничего не значит, зато мы, по крайней мере, наверняка не собьемся с пути.
   — Прикажите остановиться и разбить лагерь.
   Офицер немедленно исполнил приказание своего вождя.
   Полковник не знал, что губернатор Санта-Фе с таким нетерпением ждал его, и поэтому считал себя в полном праве соблюдать все необходимые предосторожности.
   Когда бивак был разбит и часовые расставлены, полковник отрядил человек десять под командой лейтенанта осмотреть окрестности и, если возможно, добыть проводника.
   Небольшой отряд, посланный на разведку, галопом удалился от лагеря.
   Вскоре лошади пошли тише, и солдаты и офицер, командовавший отрядом, принялись весело болтать и смеяться, как бы совершенно позабыв о том, какое важное поручение им было дано.
   Вдруг в безмолвии ночи дважды раздалось пение голубой канюки; ее жалобная и тихая песенка мелодично прозвучала в прозрачном воздухе.
   — Э! — обратился один из драгун к своему соседу. — Слышите, как поздно поет эта птица?
   — Дурная примета! — отвечал, покачивая головой, солдат, к которому обращались с этим вопросом.
   — Canarios! Что это еще за примету выдумали вы, товарищ?
   — Я не раз слышал, — отвечал с важностью второй собеседник, — что если услышишь ночное пение птицы слева, то это приносит несчастье.
   — Ступайте вы к черту с вашими приметами.
   В эту минуту пение голубой канюки снова прозвучало в тишине.
   Лейтенант остановился и поднял голову, не понимая, что значит это странное явление.
   Уже целый час, как отряд выехал из лагеря. За это время солдаты не заметили ничего подозрительного и, конечно, не нашли проводника, потому что не встретили ни одной живой души.
   Лейтенант хотел уже повернуть назад, как вдруг один из драгун обратил его внимание на видневшиеся вдали темные фигуры.
   — Что бы это могло быть, черт возьми? — проговорил офицер, внимательно вглядываясь в двигавшиеся фигуры.
   — Caspita! Лейтенант! — вскричал вдруг один из драгун. — Теперь я знаю, что это такое: это пасутся лани.
   — Лани! — вскричал лейтенант, в котором моментально пробудился дух охотника. — В таком случае, их тут по крайней мере тридцать штук.
   — Нет, — отвечал драгун, — меньше.
   — Гм! — проговорил офицер. — А что если нам убить несколько штук?
   — Это очень трудно.
   — Ба! — вскричал другой солдат. — Теперь довольно светло, и мы отлично можем стрелять в них.
   — Нет, нет!.. Мы не имеем права стрелять без крайней необходимости!.. — остановил его офицер. — Если ваши выстрелы, повторяемые эхом, достигнут ушей индейцев, которые, может быть, прячутся в кустах, — мы погибли… Но как же быть в таком случае? — продолжал он в раздумье.
   — Пустить в дело лассо, caspita! Вы ведь непременно хотите поохотиться на них.
   — Верно, — обрадовался лейтенант, — я и не подумал об этом.
   Драгуны спрыгнули на землю, привязали лошадей к придорожным деревьям и взялись за лассо.
   Затем они осторожно стали приближаться к ланям с подветренной стороны и наконец подошли не более чем шагов на пятнадцать или двадцать к животным, продолжавшим спокойно жевать траву.
   Но тут произошло нечто странное.
   Шкуры ланей вдруг упали на землю, и перед изумленными солдатами оказались Валентин, Курумилла и с десяток воинов-команчей, которые, воспользовавшись замешательством драгун, принялись охотиться на охотников, накидывая на них лассо и валя их на землю.
   Все десять человек драгун вместе со своим командиром попали в плен.
   — Э! Друзья, — сказал насмешливо Валентин. — Как вам понравилась эта шутка?
   Поваленные драгуны не отвечали ни слова и молча дали связать себя.
   И только один из них пробормотал сквозь зубы:
   — Недаром я говорил, что эта мерзкая канюка накличет несчастье!
   Валентин приложил два пальца к губам и с таким искусством стал подражать пению голубой канюки, что солдат поднял глаза к верхушке дерева. В ту же минуту какой-то человек одним прыжком очутился среди пленников и охотников.
   Это был Орлиное Перо, вождь корасов.

ГЛАВА XVI. Дружеская беседа

   Красный Кедр, расставшись со своим врагом, — так как таинственный человек, с которым он имел такой бурный разговор, не мог быть никем другим, как его врагом, — отправился в путь навстречу драгунам с тем, чтобы поторопить их и насколько возможно ускорить вступление их в Санта-Фе.
   Скваттер, против обыкновения, чувствовал страшное беспокойство, что не могло не казаться странным в таком человеке; у него из головы не выходили все подробности его разговора с незнакомцем, который принимал постоянно всевозможные предосторожности при каждом свидании с ним.
   Наконец он поднял голову.
   — Нет! — произнес он, поднимая сверкавшие гневом глаза. — Нет! Я не в силах бороться с этим демоном… Надо бежать, и бежать как можно скорее… Туда, в прерии Дальнего Запада… Да, я убегу, но убегу как лев, унося добычу в зубах. Мне нельзя терять ни минуты… Какое мне дело до испанцев! Генерал Вентура может послать другого лазутчика… У меня есть другое дело, поважнее этого… Мне нужно ехать в ранчо Койота… Там и только там найду я средство отомстить ему… В ранчо! By God!..
   И вонзив шпоры в бока лошади, он понесся как стрела.
   Монах и гамбусино, довольные неожиданной развязкой, освободившей их от донны Клары, снова принялись за игру в монте.
   Вдруг, в самый разгар возникшего во время игры спора, они услышали бешеный галоп лошади, стук копыт которой звонко раздавался по мостовой.
   Оба негодяя инстинктивно насторожили уши.
   Лошадь остановилась перед дверью ранчо.
   Всадник спрыгнул на землю, и дверь затрещала под могучими ударами кулака.
   — Гм! — пробормотал гамбусино, моментально погасив свечу, тускло освещавшую внутренность ранчо. — Кто бы это мог быть в такое позднее время? А что, если я не отворю?
   Странная вещь, брат Амбросио вовсе не казался испуганным; он спокойно стоял, прислонившись к стене, скрестив на груди руки и улыбаясь.
   Услышав вопрос Гарота, монах как-то странно скривил свои бледные губы и ответил совершенно равнодушно:
   — Вы можете делать все, что вам угодно, compadre, но только я считаю своим долгом обратить ваше внимание на следующее.
   — Что такое?
   — Если вы не отворите дверь, то человек, который так отчаянно стучится, просто-напросто выломает ее, а это прежде всего будет для вас убыточно.
   — Хорошо вам так рассуждать, сеньор падре, — отвечал гамбусино сердито, — а что если это Красный Кедр?
   — Одной причиной больше отворить дверь… Если вы будете долго раздумывать, у него могут появиться подозрения, и тогда берегитесь — он такой человек, что под сердитую руку может убить вас, как собаку.
   — Увидим. Ну а вы, значит, рассчитываете и тут выйти сухим из воды.
   Брат Амбросио посмотрел на гамбусино, пожал плечами, но не ответил ни слова.
   — Отворите же, дьяволы! — заревел хриплый голос снаружи.
   — Красный Кедр! — пробормотали оба негодяя.
   — Иду, — отвечал Андреc с невольной дрожью в голосе.
   И он принялся отворять дверь.
   — Ну, живей, by God! — ревел скваттер. — Мне некогда ждать.
   «Гм! Это он!» — подумал про себя гамбусино.
   — Кто вы такой? — спросил он.
   — Вы спрашивали, кто я! — вскричал Красный Кедр, подпрыгивая от ярости. — Да разве вы не узнали моего голоса, черт вас побери! Или вы, может быть, смеетесь надо мной?
   — Я ни над кем не смеюсь, — отвечал твердым голосом Андреc, — но я не отворю вам дверь до тех пор, пока вы не скажете своего имени.
   — Я вышибу дверь!
   — Попробуйте, — крикнул ему гамбусино, — и тогда я, клянусь вам Богоматерью дель-Пилар, пущу вам пулю в лоб.
   — Я — Красный Кедр! Теперь вы меня узнали, черт вас возьми? — послышалось из-за двери.
   — Отлично, превосходно! Теперь я могу отворить дверь и впустить вас.
   И гамбусино проворно отворил дверь.
   Красный Кедр, рыча как дикий зверь, бросился в залу.
   — А! — проговорил он, остановившись на пороге. — Что значит эта тьма? Здесь ничего не видно… Хоть глаза выколи!
   — Caspita! — отвечал нахально Андреc. — Неужели вы думаете, что я по ночам не сплю, а любуюсь на луну? Я спал, compadre, в то время, когда вы так некстати подняли меня с постели своим адским стуком.
   — Очень возможно, — продолжал скваттер, — но из-за этого вовсе незачем было держать меня так долго на улице.
   — Осторожность — мать безопасности. Мы не можем пускать первого встречного к себе в ранчо.
   — Отлично, так и следует… Но вы узнали же мой голос?
   — Да, но я боялся ошибиться и поэтому я и требовал, чтобы вы назвали свое имя.
   — Довольно, — остановил его Красный Кедр, которому, видимо, надоела эта бесцельная болтовня. — А где брат Амбросио?
   — Кажется, здесь.
   — А он не уходил из ранчо?
   — Нет, если только не скрылся в ту минуту, когда вы входили.
   — А куда и зачем он ушел?
   — Не знаю, вы меня спрашиваете и я отвечаю.
   — А почему он молчит, если он здесь?
   — Может быть, он спит.
   — Неужели его не разбудил этот шум?.. Этого не может быть.
   — По всей вероятности, он крепко заснул.
   — Гм! — пробормотал недоверчиво скваттер. — Зажгите-ка свечу.
   Андреc Гарот высек огонь, и вскоре слабый свет осветил комнату.
   Красный Кедр внимательно огляделся кругом.
   Брат Амбросио исчез.
   — Где же монах?
   — Не знаю… ушел, по всей вероятности.
   Скваттер покачал головой.
   — Тут что-то не так, — пробормотал он, — тут кроется измена.
   — Весьма возможно, — отвечал спокойно гамбусино.
   Красный Кедр устремил на гамбусино глаза, сверкавшие от злости, и вдруг схватил его за горло.
   — Отвечай, негодяй, — вскричал он, — куда девалась донна Клара?
   Гамбусино тщетно пытался вырваться из рук скваттера, пальцы которого впивались ему в тело и сжимали его как тисками.
   — Пустите меня, — прохрипел он, задыхаясь, — вы задушите меня.
   — Где донна Клара?
   — Не знаю.
   Скваттер сильнее сжал ему горло.
   — Так ты не знаешь? — продолжал допрашивать он гамбусино.
   — Ай! — вскрикнул Андреc. — Говорю же вам, что я не знаю, где она.
   — Проклятье! — заревел Красный Кедр. — Я убью тебя, мошенник, если ты не скажешь мне всей правды!
   — Оставьте этого человека, я скажу вам все, что вы хотите знать, — твердым голосом сказал в эту минуту человек, внезапно появившийся на пороге ранчо.
   Скваттер и гамбусино с удивлением повернулись к двери.
   — Натан! — воскликнул Красный Кедр, узнав своего старшего сына. — Зачем ты явился сюда?
   — Я сейчас скажу вам это, отец, — отвечал молодой человек, входя в комнату…

ГЛАВА XVII. Натан

   Натан не спал, как это думала Эллен, когда она требовала, чтобы Шоу пожертвовал собою для счастья донны Клары.
   Когда Шоу исчез в кустах, а Эллен, бросив вокруг последний взор, с целью убедиться, что все спокойно, вошла в шалаш, Натан осторожно встал, взял винтовку и направился по следам брата.
   Таким образом, он скоро достиг одиноко стоящего домика, невдалеке от которого несколько человек вполголоса о чем-то разговаривали. Натан остановился и стал слушать. Но он был слишком далеко, и слова не долетали до него; тогда он лег на землю и ползком стал пробираться вперед.
   Наконец он достиг группы деревьев, которые росли в нескольких шагах от того места, где стояли незнакомцы, разговор которых он хотел подслушать, и скрылся в кустах.
   Люди, за которыми шпионил Натан, были: Валентин, Курумилла, Единорог, дон Пабло и отец Серафим. Через минуту они разделились на две группы. Валентин, Курумилла и Единорог пошли по направлению к прерии, а дон Пабло и отец Серафим, напротив, повернули к городу.
   Валентин, проходя мимо купы деревьев, обратил на них внимание, а Единорог заглядывал даже в середину росших рядом кустов, но ни тот ни другой не заметили молодого человека и спокойно продолжали свой путь.
   Оставшись один, Натан с облегчением вздохнул несколько раз и бросился вслед за доном Пабло и миссионером.
   Так прошли они большую часть города, причем старший сын скваттера все время шел следом за ними.
   Подойдя к довольно большому красивому дому на углу калле-де-ла-Мерсед и пласа-Майор, они остановились.
   — Здесь, — объявил миссионер.
   — Идем туда, — сказал дон Пабло.
   Слабый свет пробивался сквозь окно в нижнем этаже.
   Прежде чем войти в дом, миссионер и его спутник инстинктивно обернулись.
   Натан прижался к стене соседнего дома. Они не заметили его. Отец Серафим постучал в дверь условленным сигналом. Дверь в ту же минуту отворилась.
   Они вошли и сейчас же захлопнули за собою дверь.
   Натан остановился посредине улицы и несколько минут пристально смотрел в окно, которое одно только и светилось в целом доме. Вскоре на занавеске замелькали тени.
   — Хорошо, — прошептал сын скваттера, — я не ошибся… но каким образом дать знать мне старику, что голубка в гнезде?
   Вдруг чья-то тяжелая рука опустилась на его плечо.
   Натан обернулся и в то же время невольно схватился рукой за кинжал. Перед ним стояла молчаливая и мрачная фигура, плотно закутанная в плащ. Американец вздрогнул.
   — Проходите своей дорогой, — сказал он угрожающим тоном.
   — Что вы здесь делаете? — спросил незнакомец.
   — А вам какое дело! По улице можно ходить всем.
   — Нет.
   Слово это было произнесено глухим прерывающимся голосом.
   Натан, сколько ни присматривался, не мог угадать, кто такой этот незнакомец, хотя и голос и манеры последнего ему были очень знакомы.
   — Уходите-ка вы лучше отсюда, — сказал он, — если не хотите, чтобы была пролита кровь.
   Вместо всякого ответа незнакомец взял в правую руку пистолет, а в левую — кинжал.
   — А! — проговорил Натан, саркастически улыбаясь. — Значит, вы хотите драться.
   — Я вас спрашиваю в последний раз, уйдете вы или нет?
   — Да что вы, черт вас возьми, с ума сошли, что ли, кабальеро? Улица принадлежит всем, повторяю я вам. Это место мне нравится, и я останусь здесь.
   — А я хочу остаться здесь один.
   — Значит, вы хотите меня убить?
   — Если иначе нельзя от вас отделаться, я готов, пожалуй и убить вас.
   — Только не надо без толку шуметь… довольно и ножа… К тому же в этой стране только одно это оружие и употребляется при поединках.
   — Хорошо, — отвечал незнакомец, — итак, вы не хотите уступить мне место?
   — Да вы смеетесь, что ли, надо мной? Неужели вы и в самом деле думаете, что я исполню ваше дурацкое требование? — спросил американец.
   — Так вините себя самого в том, что будет пролита ваша кровь!
   — А может быть, и ваша.
   Оба противника отступили на шаг и, обмотав плащом левую руку, стали один против другого, сжимая в правой руке нож.
   Враги с минуту пристально рассматривали друг друга. Вдруг Натан испустил глухое восклицание и, размахивая ножом, бросился на своего противника. Враги бились грудь в грудь. Наконец незнакомец, громко вскрикнув, упал: кинжал Натана пронзил ему грудь.
   — Уж не убил ли я его? — пробормотал Натан, наклоняясь, чтобы рассмотреть своего противника.
   Но вдруг он выпрямился с криком ужаса — он ранил или убил своего брата Шоу.
   — Что теперь делать? — сказал он. — Ба! — прибавил он вслед за тем беззаботно. — Тем хуже для него!.. Зачем он попался мне на дороге!

ГЛАВА XVIII. Раненый

   Натан, покинув своего брата на улице, быстрыми шагами направился к ранчо Койота, где и нашел своего отца.
   Услышав голос своего сына, Красный Кедр выпустил гамбусино, который, задыхаясь и шатаясь, прислонился к стене.
   — Ну, — спросил Красный Кедр, — где же донна Клара?
   — Пойдемте со мной, отец, — отвечал молодой человек, — я провожу вас к ней.
   — Ты знаешь, где она теперь?
   — Да.
   — Я тоже знаю, — объявил брат Амбросио, вбегая в залу с возбужденным лицом, — я был уверен, что узнаю это.
   Красный Кедр с удивлением уставил на него глаза.
   Монах не дрогнул.
   — Расскажите-ка мне, что тут такое случилось? — проговорил скваттер, подозрительно посматривая на монаха и на гамбусино.
   — Очень просто, — отвечал брат Амбросио тоном неподдельной искренности, — два часа тому назад сюда явился ваш сын Шоу.
   — Шоу! — вскричал скваттер.
   — Да, ваш младший сын; если я не ошибаюсь, его, кажется, так зовут.
   — Да, продолжайте.
   — Он сказал нам, что вы поручили ему увести с собой пленницу.
   — Он?
   — Да…
   — Что же вы сделали? — перебил рассказчика скваттер.
   — Что же мы могли тут сделать?
   — Э! By God! Вы не имели права отдавать ему девушку.
   — Caspita! Да неужели вы думаете, что мы так-таки и отпустили ее? — все тем же спокойным тоном отвечал монах.
   — Ну, — спросил скваттер, обманутый этой кажущейся откровенностью и правдивостью, — чем же кончилось?
   — Кончилось это неожиданным вмешательством новой личности, с которой мы не смели спорить, и которая в этом деле встала на сторону вашего сына.
   — Кто же это такой? Кто осмелился…
   — Э! — перебил Красного Кедра монах. — Это был священник, который и вас заставлял не раз уступать ему дорогу…
   — Меня?!
   — Да.
   — Вы, кажется, начинаете смеяться надо мной, сеньор падре, — вскричал рассерженный скваттер.
   — И не думаю даже. Я не уступил бы ни за что никому другому, но тут я ничего не мог поделать… Отец Серафим выше меня по сану, и я должен повиноваться ему.
   — Отец Серафим! — повторил скваттер, нахмурившись. — А! Так он не умер?
   — Да, — отвечал, иронически улыбаясь, монах. — И как это странно, Красный Кедр: оказывается, что все убитые вами изволят себе преблагополучно здравствовать.
   — Довольно! — крикнул скваттер, рассерженный этим намеком. — Если я и не всегда убиваю сразу, зато я, по крайней мере, знаю, как добиться своего… Где же теперь донна Клара?
   — В доме, который находится неподалеку отсюда, — отвечал Натан.
   — Ты видел ее? — спросил скваттер.
   — Нет, но я шел по следам дона Пабло и французского миссионера до самого дома, куда они вошли… Я уверен, что девушка спрятана именно там.
   На лице старого бандита мелькнула мрачная улыбка.
   — Хорошо, — проговорил он, — раз птичка в гнезде, мы сумеем найти ее. Который час?
   — Три часа утра, — отвечал Андреc Гарот, — скоро станет светать.
   — В таком случае, надо спешить… Идите все за мной. — А затем он спросил: — А куда же девался Шоу? Неужели никто из вас не знает этого?
   — Вы найдете его, по всей вероятности, у дверей того дома, где теперь донна Клара, — глухим голосом отвечал Натан.
   — Это еще что такое? Неужели мой сын перешел на сторону моих врагов?
   — Вероятно, потому что он согласился по их просьбе похитить вашу пленницу.
   — О! Если только это правда, я убью его! — скрежеща зубами, произнес скваттер, и лицо его при этом имело такое выражение, что, глядя на него, становилось страшно.
   Натан сделал два шага вперед, вытащил нож из-за голенища и, показывая его отцу, сказал:
   — Он уже наказан. Шоу хотел убить меня, а вместо этого я убил его.
   Скваттер провел своей мускулистой рукой по покрытому холодным потом лбу, и вздох, подобный рычанию зверя, вырвался из его стесненной груди.
   — Он был самым младшим, — проговорил он разбитым от волнения голосом, несмотря на все свое усилие казаться хладнокровным, — он виноват и заслуживал смерть, но родному брату не следовало убивать его.
   — Отец! — пробормотал Натан.
   — Молчи! — крикнул на него Красный Кедр. — Что сделано, то сделано… Плохо придется теперь детям моего врага! Я так отомщу им, что мороз продерет по коже всякого, кто услышит об этом.
   И он бросился вон из ранчо.
   Все поспешили вслед за ним.
   Между тем дон Пабло и миссионер вошли в дом.
   Отец Серафим поместил девушку в одно семейство, которое было ему обязано очень многим и, в свою очередь, было очень счастливо оказать ему услугу.
   Приютившее донну Клару семейство отвело ей прекрасную комнату и прежде всего позаботилось снять с нее индейскую одежду и переодеть ее в другое, более удобное и более подходящее для нее платье.
   Молодая девушка, страшно измученная событиями последних дней, готовилась уже лечь в постель, когда отец Серафим и дон Пабло постучались в дверь ее комнаты.
   Дон Пабло, беседуя с сестрой, ни одним словом не намекнул ей о несчастье, постигшем ее отца; он не хотел омрачать ее надежд на скорое свидание с отцом.
   После недолгой беседы они решили покинуть девушку, чтобы дать ей отдохнуть несколько часов перед длинным путешествием на асиенду, куда хотел ее отправить монах.
   Отец Серафим предложил дону Пабло провести остаток ночи в его скромном жилище, находившемся невдалеке от пласа-Майор.
   Выйдя на улицу, дон Пабло обратил внимание на лежавшего перед домом человека.
   — Кто это? — спросил он с удивлением.
   — Несчастный, которого, по всей вероятности, убили грабители, — отвечал миссионер.
   — Очень возможно.
   — Но может быть, он еще жив, — продолжал отец Серафим, — и как христиане мы обязаны помочь ему.
   — Зачем? — спокойным тоном спросил дон Пабло. — сеньор, чего доброго, еще обвинит нас в убийстве.
   — Сын мой, — возразил ему миссионер, — пути Господни неисповедимы… Если Он нашел нужным послать нам этого несчастного, значит, Он хотел, чтобы мы оказали ему помощь.
   — Хорошо, — согласился молодой человек. — Пусть будет по-вашему, если вы уж так этого хотите, но вы, должно быть, забываете, что в этой стране дела милосердия приносят только массу неприятностей.
   — Это правда, сын мой, но тем не менее, мы все-таки обязаны исполнить свой долг, — сказал миссионер, наклоняясь над раненым.
   — Хорошо, — отозвался дон Пабло, подходя к нему.
   Шоу — это был он — не подавал никаких признаков жизни.
   Миссионер осмотрел его, затем встал, схватил дона Пабло за руку и, указывая ему на лежавшего на земле человека, сказал: