Эмар Густав. Искатель следов

   Дон Пабло точно обезумел: слезы ручьем лились из его глаз, грудь надрывалась от рыданий, он не мог произнести ни слова.
   Валентин страшно взволновался при виде такого горя своего друга.
   — Господи, Боже мой! — в испуге повторял он. — Да скажите же мне, что такое случилось? Может быть, дон Мигель…
   Миссионер отрицательно покачал головой.
   — Нет, — отвечал он наконец, — с доном Мигелем, насколько мне известно, не случилось ничего дурного.
   — Слава Богу! Так что же это значит? Какое несчастье случилось еще, батюшка?
   — Да, сын мой, случилось большое несчастье, — отвечал миссионер, закрывая лицо руками.
   — Говорите же, что такое? Ваше молчание убивает меня!
   — Донна Клара…
   — Ну! — перебил его охотник.
   — Сегодня ночью Красный Кедр похитил ее из того убежища, где я укрыл ее.
   — О! — вскричал с глухой яростью Валентин, гневно топнув ногой. — Опять этот демон! Проклятый Красный Кедр! Попадись только он мне!..
   — Увы!.. — проговорил в отчаяньи священник.
   — Соберитесь с мужеством, батюшка, — сказал Валентин, — спасем сначала дона Мигеля, а затем, клянусь вам, я верну ему и его дочь!
   — Отец молитвы, — сказал Единорог кротким и твердым голосом, обращаясь к отцу Серафиму, — у вас доброе сердце, команчи любят вас, и Единорог поможет вам. Молитесь вашему Богу, и Он поможет вам… вы ведь сами говорите, что Он может все сделать.
   Затем вождь повернулся к дону Пабло и, тяжело опустив ему руку на плечо, сказал:
   — Плачут только женщины, а мужчины мстят. Разве у моего брата нет винтовки?
   — Да, вы правы, вождь, — отвечал дон Пабло, преодолевая волнение, — пусть плачут женщины, которые не имеют другого оружия для защиты… Я — мужчина, я буду мстить.
   — Хорошо. Мой брат говорит хорошо, он — воин… Единорог уважает его… он прославится на тропе войны.
   На минуту упавший духом, дон Пабло снова вернул себе всю свою энергию, и теперь это был уже другой человек.
   — Куда вы отправляетесь? — спросил он.
   — В Санта-Фе, освободить вашего отца.
   — Я пойду с вами.
   — Пойдемте, — согласился Единорог.
   — Нет, — решительно вмешался Валентин, — ваше место не там, дон Пабло… Пусть команчи одни делают то, что им нужно… Вы гораздо лучше сделаете, если останетесь здесь.
   — Приказывайте, друг мой, — покорно отвечал молодой человек, — я вполне доверяю вашему опыту.
   — Прекрасно, вы благоразумны, мой друг… Брат, — прибавил он, повернувшись к вождю, — вы можете ехать. Солнце уже поднялось над горизонтом, и да поможет вам милосердный Господь!
   Единорог подал знак к выступлению. Команчи, размахивая оружием, испустили военный клич и, окружив привезенных ночью испанских пленников, тронулись в поход.
   Курумилла встал и старательно завернулся в бизонью шкуру.
   — Мой брат покидает нас? — спросил его Валентин.
   — Да, — лаконично отвечал араукан.
   — Надолго?
   — На несколько часов. Отыскивать лагерь гамбусинос Красного Кедра, — отвечал с тонкой улыбкой Курумилла.
   — Хорошо. Мой брат — мудрый вождь, он ничего не забывает.
   — Курумилла любит своего брата, он думает за него, — сказал вождь.
   С этими словами он грациозно поклонился присутствующим и удалился по направлению к Пасо-дель-Норте.
   Валентин следил за ним глазами до тех пор, пока тот не скрылся, затем он задумчиво опустил голову на грудь, пробормотав глухим голосом:
   — Славная и великодушная натура! Какое преданное сердце! Одна только эта правдивая душа и осталась мне как последнее воспоминание моих первых похождений!.. Единственный человек из всех моих старых и верных друзей!.. Луи, бедный Луи!.. Где-то вы теперь?
   Глубокий вздох вырвался у охотника, и он крепко задумался.
   Наконец Валентин поднял голову, провел рукой по лбу, как бы желая отогнать нахлынувшие на него печальные воспоминания и, обращаясь к своим друзьям, сказал:
   — Простите меня, иногда я ухожу в себя. Увы, я также очень сильно страдал!.. Но оставим это, — добавил он весело, — что было, то прошло, займемся теперь нашими делами.
   Он жестом пригласил их сесть рядом с собой, порылся в переметных сумках и, достав оттуда запас провизии, разложил перед ними.
   — Подкрепитесь, — обратился он к ним, — мы не знаем, что случится с нами через несколько часов и должны собраться с силами. Потом, когда вы позавтракаете, вы подробно расскажете мне о том, как произошло похищение донны Клары: мне необходимо все знать.
   Но друзья охотника, несмотря на все свои усилия, не могли проглотить ни одного кусочка и принуждены были отказаться от еды.
   Увидев, что дон Пабло и отец Серафим ничего не могут есть, охотник положил обратно в сумку оставшиеся съестные припасы, закурил индейскую трубку и приготовился слушать рассказ о похищении донны Клары.
   Оставим их беседовать между собой и присоединимся к команчам Единорога.
   Как и накануне, все жители при появлении команчей бросились бежать куда глаза глядят с криком: «Закрывайте двери!.. Закрывайте двери!..»
   Крик этот из конца в конец облетел весь город.
   Через несколько минут на улицах уже не было ни души.
   Прибыв на пласа-Майор, индейцы остановились перед ратушей.
   По приказанию Единорога полуобнаженные пленники были помещены на некотором расстоянии впереди первого ряда. Возле каждого из них стоял вооруженный с ног до головы индеец, готовый по знаку Единорога размозжить голову пленнику. Паук, исполнявший уже один раз обязанности парламентера, подъехал к ратуше и объявил, что желает говорить с губернатором.
   Офицер, которым был не кто иной как дон Лопес, вежливо попросил индейского воина подождать несколько минут, а сам отправился к генералу Вентуре.
   Наконец через полчаса капитан дон Лопес вернулся и сказал Пауку, что губернатор вместе со своим штабом ожидает в зале совета вождя племени и троих самых заслуженных воинов.
   Паук передал этот ответ Единорогу.
   Последний сделал знак согласия, спрыгнул с лошади и направился к ратуше вместе с Пауком и тремя другими вождями.

ГЛАВА XXIII. Переговоры

   Когда Единорог вместе с тремя индейскими вождями вошел в залу совета, губернатор едва заметным кивком головы ответил на церемонный поклон команчей и выпрямился в кресле, как будто хотел обратиться к ним с речью. Но если он и намеревался сделать это, Единорог не дал ему времени открыть рот.
   Сашем решительными шагами направился к генералу Вентуре, который тревожно следил за ним.
   Не доходя шага четыре до генерала, Единорог остановился, скрестив руки на груди.
   — Приветствую моего отца, — начал он высокомерным и твердым голосом, — я пришел за ответом.
   Генерал раздумывал, не зная, что сказать.
   — Я жду, — продолжал индеец, зловеще сдвинув брови.
   Генерал, припертый к стене, видел, что ему волей-неволей приходится исполнить данное слово.
   — Вождь, — отвечал он, внутренне содрогаясь от страха, — ваши слова удивляют меня. Мексиканцы, насколько мне известно, не находятся во враждебных отношениях с вашим племенем, я не помню, чтобы белые сделали что-нибудь такое, на что вы имели бы право жаловаться. Почему же захватываете вы беззащитный город и вмешиваетесь в дела, которые нисколько не касаются вас?
   — Мой отец не отвечает на мой вопрос, — сказал индеец, разгадавший уловку генерала, — но чтобы теперь же покончить со всеми обращенными ко мне упреками, я сейчас отвечу на все его вопросы. Во-первых, мои белый отец прекрасно знает, что между краснокожими и бледнолицыми со времени их прибытия в Америку ведется непрестанная борьба… она окончится только тогда, когда одно из двух племен, красное или белое, вымрет окончательно и уступит место другому. Во-вторых, отец мой сказал, что они не сделали ничего такого, на что мы могли бы жаловаться. Мой отец ошибается, причины есть… И одна из них — заключение в тюрьму дона Мигеля Сарате, который, будучи сам индейцем по происхождению, всегда нам покровительствовал. Пусть отец мой не спрашивает меня, по какому праву я здесь, — каждый честный человек имеет право защищать невинного… Теперь перейдем к другому. Когда вчера я был здесь, мой отец дал мне понять, что он согласен на мое предложение и сегодня произойдет обмен пленников.
   — Может быть, вождь. — отвечал генерал, невольно принимая добродушный вид. — Но на этом свете все происходит так, что никто не знает накануне, что случится завтра. Ночью я много думал и нашел ваши условия неподходящими.
   — О-а! — удивленно воскликнул индеец.
   — Да, — продолжал генерал, воодушевляясь. — Мне было бы совестно согласиться на эти условия: это имело бы такой вид, как будто я уступил, испугавшись ваших угроз… Нет, я не согласен на это… Люди, которых вы требуете, признаны судом виновными: они умрут; и если вы вздумаете мешать исполнению справедливого приговора суда, мы будем защищаться, и Господь поможет правому делу.
   Презрительная улыбка скользнула по гордым устам вождя команчей.
   — Хорошо. — отвечал он. — Отец мой говорит хорошо. Койоты смелы, когда они целой стаей нападают на бизона. Мой отец много думал и понимает все последствия своего ответа… Он хочет войны?
   — Нет, — перебил индейца губернатор, — сохрани меня Бог от этого; мне, напротив, очень хотелось бы миролюбиво покончить с этим делом, вождь, но честь запрещает мне согласиться на постыдные условия, которые вы нам предлагаете.
   — Неужели честь продиктовала моему отцу этот ответ? — спросил иронически индеец. — Я не верю этому!.. Но мне не нужно знать, почему он поступает таким образом, и мне остается только уйти: здесь делать больше нечего… Но прежде чем сделать это, я хочу сообщить моему отцу одно известие о его друге, которого он, наверное, с нетерпением ждет.
   — Что означают ваши слова, вождь?
   — А вот что, — отвечал индеец. — Воины, которых ждет мой отец, рассеяны моими людьми, как листья, сорванные осенним ветром… Они не придут.
   Ропот удивления, почти ужаса, пронесся по рядам офицеров.
   Сашем отбросил назад длинный плащ из шкуры бизона, в который он так живописно драпировался, схватил окровавленный скальп, висевший на поясе, сорвал его и бросил к ногам генерала.
   — Вот, — сказал он мрачным и зловещим голосом, — волосы человека, который командовал воинами моего отца! Узнает ли их вождь бледнолицых? Этот скальп я снял с черепа того, кто должен был прийти и кто теперь отправился в благословенные поля своего племени.
   Трепет ужаса пробежал по рядам мексиканцев при виде брошенного на пол скальпа.
   — Вождь! — спросил генерал дрожащим голосом. — Неужели это правда? Неужели вы сделали это?
   — Да, я сделал это… — отвечал сашем. — Теперь прощайте! Я пойду к своим людям, которые ждут меня с нетерпением.
   С этими словами команч гордо повернулся спиной к губернатору и сделал несколько шагов к выходу из залы.
   — Подождите одну минуту, вождь! — крикнул ему генерал. — Мне кажется, что мы покончим с этим делом скорей, чем вы думаете.
   Команч бросил на своего собеседника взгляд, который заставил того задрожать.
   — Вот мое последнее слово, — сказал он. — Я хочу, чтобы оба пленника были освобождены.
   — Они будут освобождены.
   — Хорошо, но только без измены и предательства.
   — Мы исполним свое обещание, — отвечал генерал, которому теперь уже и в голову не приходило обижаться на индейца за нанесенное ему оскорбление.
   — Увидим. Если через час пленники не будут освобождены, то находящиеся у меня в плену бледнолицые будут безжалостно умерщвлены, а город предан разграблению. Я сказал.
   Генерал поклонился в знак согласия, будучи не в силах произнести ни слова; вид скальпа отнял у него всякую охоту к дальнейшему сопротивлению.
   Единорог вышел из залы, сел на лошадь и хладнокровно стал ждать исполнения данного ему обещания.
   Офицеры окружили генерала Вентуру и настойчиво требовали, чтобы он сдержал данное индейцам слово.
   Генерал решил воспользоваться счастливым для него моментом, чтобы снять с себя всякую ответственность и сделать вид, что действует так под давлением общественного мнения.
   — Кабальеро, — сказал он, — вы видели этого человека и слышали его дерзкие угрозы. Неужели же мы не можем безнаказанно перенести такое издевательство над нами наглого дикаря? Неужели мы можем допустить оскорблять нас таким образом в самом городе жалкой горсти негодяев, не наказав их по заслугам? У нас есть ружья, кабальеро, пусть же лучше они перебьют всех нас, чем покроют позором честь испанцев, завещанную нам предками.
   Эта горячая речь произвела именно то впечатление, на которое рассчитывал генерал, то есть она увеличила, если можно так выразиться, страх присутствовавших, и они все снова стали требовать исполнения условий, поставленных сашемом команчей.
   Генерал только и ждал этого. Он составил протокол заседания, где говорилось об усилиях генерала заставить присутствовавших на совещании офицеров оказать сопротивление индейцам и о невозможности принудить их к этому; затем, когда этот документ был подписан всеми членами совета, генерал опустил его в карман.
   — Раз вы этого так настойчиво требуете, — сказал он, — и категорически отказываетесь от всякой борьбы с индейцами, я, во избежание всяких недоразумений, сам отправлюсь в тюрьму и освобожу дона Мигеля Сарате и генерала Ибаньеса.
   — Только делайте это поскорей, — отвечали ему офицеры.
   Генерал, в душе весьма довольный тем, что ему так ловко удалось вывернуться из такого затруднительного положения, вышел из ратуши и, перейдя через площадь, направился к тюрьме, которая находилась на противоположной стороне.

ГЛАВА XXIV. Освобождение

   Дон Мигель Сарате и генерал Ибаньес ровно ничего не знали о том, что происходило в это время в городе.
   В тюрьме было глухо как в могиле.
   Вдруг снаружи послышался сильный шум, стук оружия донесся до пленников; кто-то торопливыми шагами направлялся к той комнате, где они содержались.
   — О! — Сказал генерал Ибаньес. — Должно быть, церемония-то совершится сегодня!
   — Слава Богу! — отвечал дон Мигель. — Я очень рад, что они решились-таки покончить с нами.
   — Я тоже рад, клянусь честью, — весело подтвердил генерал. — Время и так стало тянуться невыносимо медленно в этой тюрьме, где нет никаких развлечений.
   Между тем шум все усиливался, гул голосов смешивался с бряцаньем сабель и шарканьем подошв о плиты.
   — Они идут, — сказал дон Мигель, — и через минуту будут здесь.
   — И мы их встретим с распростертыми объятиями, если они несут нам смерть, эту утешительницу несчастных, — заметил генерал.
   В эту минуту ключ щелкнул в замке, и дверь отворилась.
   Оба пленника с нескрываемым удивлением во все глаза смотрели на губернатора, который торопливо вошел в комнату в сопровождении нескольких офицеров.
   Осужденные никак не ожидали увидеть самого генерала Вентуру.
   Удивление генерала Ибаньеса было так сильно, что у него вырвалось невольное восклицание, полное злой иронии, составлявшей отличительную черту его характера.
   — За каким чертом явились вы сюда, господин губернатор? Уж не сделались ли вы, чего доброго, таким же заговорщиком, как и мы?
   Генерал, не отвечая ни слова, опустился на стул и принялся вытирать платком пот, обильно катившийся по его лицу, так сильно он торопился попасть поскорей в тюрьму.
   — Или, может быть, вы раздумали нас казнить и хотите выпустить на свободу, милейший мой губернатор? — сказал генерал Ибаньес, который, на самом деле, не допускал даже и мысли об этом. — Это был бы самый любезный поступок с вашей стороны, и мы, конечно, были бы очень признательны вам за это…
   Генерал Вентура поднял голову и, устремив на пленников сверкавшие радостью глаза, сказал прерывающимся от волнения голосом:
   — Да, друзья мои! Да, я хотел сам объявить вам, что вы совершенно свободны… Я не хотел поручить никому другому объявить вам эту радостную весть!
   Заключенные невольно отступили назад.
   — Ах! Черт возьми! — вскричал генерал Ибаньес. — Да вы это серьезно говорите?
   — Идите, идите! — повторял генерал Вентура. — Эта трущоба ужасна, и вам нельзя оставаться в ней ни минуты больше.
   — А! — заметил с горечью дон Мигель. — Теперь и вы находите эту трущобу ужасной, хотя вы могли бы давно уже заметить это… Мы уже целый месяц живем здесь, а вы как будто даже и не знали об этом…
   — Не сердитесь на меня, дон Мигель, — перебил его губернатор, — вы содержались здесь так долго совершенно против моего желания… И если бы это зависело только от меня, вы давным-давно были бы свободны… Но, слава Богу, все кончено и вам незачем больше сидеть в этом тесном чулане.
   — Извините, кабальеро, — возразил ему резким тоном дон Мигель, — но, с вашего позволения, мы пробудем здесь еще несколько минут.
   — Почему? — спросил генерал Вентура, с удивлением раскрывая свои заплывшие глазки.
   — Вы сейчас узнаете это.
   Дон Мигель жестом пригласил губернатора сесть и сел сам. Генерал Ибаньес тоже опустился на кровать.
   — Я жду вашего объяснения, — проговорил губернатор, торопившийся выйти поскорее из тюрьмы, так как истекал срок, назначенный Единорогом для исполнения его обещания освободить заключенных.
   — Вот в чем дело, — сказал наконец дон Мигель. — Вы сказали нам сейчас, что мы свободны, но вы не сказали нам, на каких условиях.
   — Как, на каких условиях? — спросил губернатор, с недоумением глядя на своего собеседника.
   — Конечно, — подтвердил генерал Ибаньес, — нужно еще, чтобы мы согласились принять свободу на ваших условиях… Вы и сами должны понимать, что мы не можем выйти отсюда, не зная, на каких условиях получаем мы свободу… Мы не бродяги, от которых можно отделаться таким образом… Мы должны сначала решить, можем ли мы принять ваше предложение.
   — Генерал сказал правду, — вмешался асиендадо, — наша честь не позволяет нам воспользоваться свободой, которая может запятнать ее…
   Губернатору первый раз в жизни приходилось иметь дело с такими странными преступниками.
   — Сеньоры, — сказал он, подделываясь им в тон, — я понимаю вас и я счастлив, что не ошибся в вас. Вы можете совершенно безопасно покинуть тюрьму и снова занять в обществе принадлежащее вам по праву положение. Я не ставлю вам никаких условий, вы свободны безо всяких условий. Вот документы, относящиеся к вашему процессу. Берите их, уничтожьте их и не вините меня слишком строго в том, что с вами случилось.
   С этими словами губернатор достал из бокового кармана мундира толстую пачку бумаг и протянул дону Мигелю. Последний брезгливо отодвинулся от них, но генерал, менее щепетильный или более опытный, быстро завладел бумагами, просмотрел, чтобы убедиться, что губернатор не обманул его, и бросил всю связку в очаг.
   — Я жду вас, господа, — сказал губернатор.
   — Еще одно слово, если позволите, — возразил асиендадо.
   — Говорите, я вас слушаю.
   — Куда мы должны отправиться из тюрьмы?
   — Куда хотите, господа. Повторяю вам, что вы совершенно свободны и можете делать все, что хотите… Я даже не требую от вас слова не устраивать больше заговоров.
   — Очень рад слышать это, — отвечал дон Мигель, протягивая руку генералу Вентуре. — Ваш поступок трогает меня! Благодарю вас еще раз!
   Генерал покраснел.
   — Идите, идите, — повторял он, стараясь скрыть свое замешательство по поводу так мало заслуженной похвалы.
   Оба пленника, не задумываясь уже больше, последовали за ним.
   Между тем известие об освобождении дона Мигеля с быстротой молнии разнеслось по городу, и перед тюрьмой собралась целая толпа народа, которая встретила его громкими криками.
   Единорог приблизился к губернатору.
   — Мой отец исполнил свое обещание, — сказал он торжественным тоном, — я исполню свое обещание… Белые пленники свободны… Я ухожу.
   Губернатор, весь красный от стыда, выслушал этот ответ.
   Сашем стал во главе отряда и, сопровождаемый восторженными криками ликующей толпы, быстро удалился из города.
   Губернатор, проводив до дверей ратуши своих пленников, которых толпа приветствовала громкими криками, воспользовался удобным моментом и скрылся в ратуше, радуясь, что расквитался так счастливо с заговорщиками.
   — Ну? Какого вы мнения об этом? — спросил асиендадо своего друга, когда ушел губернатор.
   — Гм! — пробормотал генерал Ибаньес. — Губернатор ведет себя очень подозрительно. Ну, да это все равно… Самое главное — мы свободны. Признаюсь вам, я вовсе не прочь уехать отсюда куда-нибудь подальше. Здешний воздух, несмотря на все уверения генерала Вентуры, слишком вреден для нас.
   В эту минуту, раньше, чем дон Мигель успел ответить ему хоть одно слово, генерал почувствовал, что кто-то тихонько коснулся его руки.
   Перед ними стоял, весело улыбаясь, Курумилла.
   Дон Мигель и генерал невольно вскрикнули от радости при виде честного и преданного индейца.
   — Идите, — лаконично сказал он им.
   Они последовали за ним, с трудом прокладывая себе дорогу сквозь густую толпу, приветствовавшую их радостными криками, и наконец свернули на небольшую, почти пустынную улицу, примыкавшую к площади, где Курумилла подвел их к одному из домов.
   — Здесь, — сказал он, постучав два раза в дверь.
   Дверь отворилась.
   Они вошли во двор. Пеон держал под уздцы трех оседланных лошадей.
   — Благодарю, брат, — сказал асиендадо растроганным голосом, пожимая руку вождя, — но скажите, пожалуйста, каким же образом узнали вы о том, что мы освобождены?
   Араукан тонко улыбнулся.
   — Едем, — сказал он вместо всякого ответа.
   — Куда же мы едем? — спросил дон Мигель.
   — К Кутонепи, — ответил Курумилла.
   Через десять минут они уже выбрались из города и ехали по открытой степи.

ГЛАВА XXV. Встреча

   Доехав до того места, где тропинка раздваивалась, Курумилла остановился. Двое всадников последовали его примеру.
   — Вот ваша дорога, — сказал вождь арауканов. — В конце этой тропинки вы увидите костер Кутонепи, а я должен с вами здесь расстаться.
   С этими словами Курумилла повернул лошадь и ускакал в противоположную сторону, махнув им рукой на прощанье.
   Оставшись одни, генерал и дон Мигель придержали лошадей и поехали дальше легким галопом.
   Всадники так были погружены в свои мысли, что почти целых полчаса ехали рядом, не обменявшись ни одним словом. Вдруг на повороте тропинки, в тридцати шагах от них, они увидели всадника, стоявшего посреди дороги и как бы умышленно преградившего им путь.
   Дон Мигель и генерал инстинктивно сунули руки в седельные кобуры.
   Они были пусты.
   — Что делать? — спросил асиендадо своего спутника.
   — Ба! Ехать вперед… Мы только что избавились от гораздо большей опасности, чего же нам бояться теперь? Я и мысли не допускаю, чтобы этот таинственный незнакомец, который стоит перед нами, как конная статуя, намерен был причинить нам зло.
   — На все воля Божья! — прошептал дон Мигель и пришпорил лошадь.
   Шагах в десяти от незнакомца всадники ловко осадили лошадей.
   — Добрый вечер, кабальеро, — дружеским тоном крикнул им незнакомец.
   — Добрый вечер! — отвечали в один голос дон Мигель и генерал Ибаньес.
   — Приветствую вас, дон Мигель Сарате, — продолжал незнакомец, — и вас также, генерал Ибаньес. Я очень рад, что вы целы и невредимы вырвались из когтей генерала Вентуры, который, если бы только это зависело от него, наверняка не выпустил бы вас живыми.
   — Кабальеро, — отвечал дон Мигель, — благодарю вас за ваше доброе пожелание, но вы доставили бы мне большее удовольствие, если бы сняли маску.
   — Господа, вы сильно разочаруетесь, когда я сниму маску, потому что вы меня совсем не знаете. Не сердитесь же на меня за то, что я не исполню вашего желания, и знайте, что я самый искренний ваш друг.
   Оба мексиканца вежливо поклонились.
   Незнакомец продолжал:
   — Я знал наверняка, что, получив свободу, вы отправитесь к храброму французскому охотнику, поэтому я решил дождаться вас здесь, чтобы сообщить вам очень важное известие, близко касающееся вас.
   — Я вас слушаю, кабальеро, — отвечал дон Мигель невольно начиная волноваться, — и заранее прошу вас принять мою искреннюю благодарность за ваш благородный поступок по отношению ко мне.
   — Вы поблагодарите меня за это в свое время, дон Мигель… Теперь я только сообщаю вам важное известие, но впоследствии я надеюсь и помочь вам.
   — Говорите, говорите, кабальеро! Ваши слова невольно возбуждают мое любопытство, и я горю нетерпением узнать новость, которую вы хотите сообщить мне.
   Незнакомец печально покачал головой. Затем он снова заговорил:
   — Прошло уже целых два месяца, дон Мигель, с того времени, как вы арестованы благодаря предательству Красного Кедра и заключены в Санта-Фе. Много событий произошло за это время. Вечером в день вашего ареста, в тот самый момент, когда вы отдавали свое оружие, ваша дочь была похищена Красным Кедром.
   — Моя дочь! — вскричала асиендадо. — Что же делал в это время Валентин, которому я поручил ее и который поручился мне за нее?
   — Валентин сделал все возможное для ее спасения, но что может сделать один против двадцати?
   Дон Мигель печально опустил голову.
   — После бесполезных и долгих поисков одному человеку с чудесной помощью отца Серафима удалось ночью вырвать донну Клару из рук похитителей, но Красный Кедр узнал об этом каким-то непостижимым образом и снова похитил ее.