Энок Сюзанна. Неудержимое желание

   Собравшись с духом, Джорджиана кивнула:
   — Вещи — это пара чулок и записка. Персона, укравшая их, — Амелия Джонс.
   — Я полагала, что в любом случае Дэр намерен на ней жениться.
   — Одно время он подумывал об этом.
   — Но теперь он хочет жениться на тебе?
   Когда Люсинда произнесла эту фразу, Джорджиана осознала все значение этих слов. Он действительно хочет жениться на ней. Он искренне хочет ее.
   — Да. По крайней мере он так сказал.
   — И когда это произошло?
   — Двадцать минут назад. Пожалуйста, успокойся, Люси, — со слабой улыбкой попросила она потрясенную подругу.
   — Я стараюсь. Но, если бы Амелия Джонс, имея твои вещи, не шантажировала Дэра, что сейчас совершенно бессмысленно, ты бы вышла за него?
   — Мое сердце требует этого, — прошептала Джорджиана, а ее глаза снова наполнились слезами. — Но мой разум в нерешительности.
   — Так выходи за него, и тогда не важно, что сделает Амелия.
   — Все не так просто. Несколько лет назад Тристан заключил пари… оскорбительное для меня. Каким-то образом нам удалось избежать сплетен, но я боюсь…
   — Довериться ему, — закончила за нее Люсинда. — Ты думаешь, он использует эти вещи против тебя?
   — Нет. Он никогда так не поступит. Но пока с этим не покончено, я не могу быть уверена, что решение, принятое им или мною, будет правильным.
   — Тогда забери свои чулки обратно, Джорджи.
   — Амелия не отдаст их. Пока они с Тристаном не будут надежно связаны браком.
   — А я повторяю — забери чулки.
   Не спуская глаз с подруги, Джорджиана откинулась на спинку дивана. Мысль забраться в чужой дом и украсть их… Конечно, прежде всего чулки принадлежали ей. И если она получит их обратно… а чувство вины не было истинной причиной, заставившей Тристана сделать ей предложение, то, может быть, он сделает его еще раз. И тогда она сможет сказать ему «да», хотя, чтобы произнести это, потребуется не меньше смелости, чем для проникновения в чужой дом. В любом случае она хотела вернуть свои чулки.
   — Тебе нужна помощь? — спросила Люсинда.
   — Нет. Это касается только меня, Люси. Я сама должна решить, делать или не делать это.
   Они допили чай, болтая о других, обычных вещах. Люсинда старалась успокоить ее, и Джорджиана была ей благодарна, но все это время ее не покидали мысли об Амелии Джонс.
   Легко сказать, что она заберется в дом Джонсов и возьмет то, что принадлежит ей. Но сможет ли она заставить себя сделать это? Она спасет Тристана от ненавистного брака, а себя — от скандала. В то же время этим она даст понять Тристану, что хочет выйти за него. Если он все еще вынашивает планы мести, то без труда воспользуется моментом и разобьет ее сердце.
   Все ее опасения и дурные предчувствия отступали перед желанием услышать, как Тристан сделает ей предложение.
   Но когда она вернулась в Хоторн-Хаус, решение было принято. Завтра Эверстоны устраивают вечер, на который Амелия обязательно поедет. А она сама в это время отправится в дом мисс Джонс за своими чулками и запиской.
 
   Прежде всего, решила Джорджиана, надо найти подходящую одежду. Она просмотрела свой гардероб и наконец обнаружила старое муслиновое платье унылого коричнево-серого цвета, которое она надевала на похороны дальнего родственника одной из подруг. Его еще можно было носить, хотя оно было несколько тесновато в груди. Как заметил Тристан, ее формы стали более пышными по сравнению с прошлым.
   Вспомнив об этом, Джорджиана улыбнулась и посмотрела на себя в зеркало. Так улыбаются влюбленные. Как она дошла до такого состояния всего за несколько недель, она не могла понять, но вынуждена была признаться, что именно так себя и чувствовала.
   Девушка полагала, что настоящее испытание ожидает Тристана, когда она покажет ему чулки и записку. Или она окажется еще большей дурой, или он снова сделает ей предложение. И тогда она решит раз и навсегда, может ли доверить ему свое сердце.
   В дверях появилась Мэри, и она сунула старое платье в гардероб.
   — В чем дело?
   — К вам приехал с визитом лорд Уэстбрук, миледи.
   О нет! Она была так поглощена Тристаном и своими чулками, что у нее не оставалось времени подумать о предложении Уэстбрука.
   — Я сейчас спущусь.
   Подойдя к гостиной, она остановилась на пороге. Сидевший в уголке дивана Уэстбрук держал в руках букет роз, устремив взгляд на потрескивающий в камине огонь.
   Таким могло бы стать ее будущее: спокойным, тихим и безмятежным. У них были бы, разумеется, отдельные спальни, и каждый сезон они устраивали бы необходимое число обедов, на которые приглашали бы необходимое количество подходящих людей. По вечерам он занимался бы своими бумагами, а она вышивала, и он никогда бы не рассказывал ей ничего, что могло бы оскорбить ее утонченную чувствительность.
   Джорджиана содрогнулась. Она жаждала ночей, полных страсти, смеха, обсуждений цен, споров о политике и разговоров о пустяках, которые интересовали ее. Некоторое время она смотрела на него, но Уэстбрук даже не пошевелился. Тристан в ожидании ее не усидел бы на месте, а ходил бы из угла в угол. Джорджиана кашлянула.
   — Джорджиана. — Он встал. — Вы прекрасно выглядите.
   — Благодарю вас. Извините, что заставила ждать.
   — Ничего.
   — Не хотите ли чаю?
   — Нет, спасибо. Я… хотел бы узнать, вы подумали о моем предложении?
   — Подумала, Джон, только не знаю, как сказать вам это.
   Его лицо на мгновение помрачнело, но затем снова просветлело, он опустил букет.
   — Вы мне отказываете?
   — Вы удивительный, внимательный человек, и любая леди была бы счастлива иметь такого мужа. Я…
   — Пожалуйста, Джорджиана. Вы приняли решение. Окажите мне любезность и не объясняйте, почему мы не подходим друг другу. Пусть это будет просто отказ, и я покину вас. До свидания, миледи.
   Все с тем же невозмутимым видом он прошел мимо нее, взял свою шляпу и вышел из комнаты. Джорджиана опустилась на диван. Все получилось так легко, что она даже почувствовала себя лучше. Он был истинным джентльменом, хладнокровным и корректным. Он не испытывал к ней ничего даже отдаленно напоминающего любовь. И Джорджиана вновь оказалась там, с чего начинала: ее влекло к человеку со старинным, но потускневшим титулом, дурной репутацией, отсутствием денег, восхитительно непредсказуемому в своих поступках. Только на этот раз он желал ее не меньше, чем она его.
 
   В этот вечер Джорджиана играла с тетушкой в вист и писала письмо матери, в котором не упоминались ни Тристан, ни предложения руки и сердца и вообще ничего, кроме описания моды последнего сезона. Имея трех дочерей на выданье, одна из которых будет выезжать в следующем сезоне, мать несколько раз указывала Джорджиане: самое важное, что та может сообщить ей, — это описать, что сейчас в моде. К счастью, леди Харкли, как и большинство светских дам, была убеждена, что ее вторая дочь никогда не выйдет замуж, и перестала приставать к Джорджи с вопросами о замужестве.
   — Ты здорова, дорогая? — спросила Фредерика.
   Джорджиана отвлеклась от своих мыслей.
   — Да, конечно. Почему вы спрашиваете?
   — Ты почти ни разу не выиграла за весь вечер, а мы обе знаем, что ты более расчетливый игрок, чем я. Кажется, твои мысли витают где-то далеко.
   — Я намерена заманить вас в ловушку, — ответила она, пытаясь сосредоточить внимание на игре.
   — Джорджиана, — продолжала тетушка, взяв ее за руку и не давая перетасовать карты, — ты мне как дочь. Ты это знаешь. Расскажи мне, чего ты хочешь, и я сделаю все, что могу, чтобы помочь тебе.
   — Вы мне как мать, — ответила Джорджиана дрогнувшим голосом. — Но я поняла, что есть вещи, которые я должна делать сама.
   — Знаешь, о тебе и Дэре идут разговоры. Говорят, что старые враги, кажется, помирились.
   — Он во многом переменился, — сказала девушка, раздавая карты.
   Фредерика кивнула:
   — Я заметила некоторые перемены. Но не забывай, есть вещи, которые не меняются. Вся их семья в ужасном финансовом положении, моя дорогая. Мне не хочется думать, что тебя вводят в заблуждение только потому, что нужны твои деньги.
   — Я уже сказала, — возразила Джорджиана, стараясь сохранять спокойствие, — я сумею разобраться в этом сама.
   Она знала, что здесь замешаны деньги, это единственное, чего он никогда не скрывал. И слава Богу, что он был честен, иначе лишние сомнения могли бы поколебать ее решимость.
   — Так как ты разобралась с лордом Уэстбруком?
   — Я говорила вам, что не люблю его.
   — А я говорила тебе, что ты могла бы предпочесть благополучие и спокойствие требованиям своего сердца.
   — Я пытаюсь.
   — Пытайся поусерднее.
   Тетя Фредерика наконец смягчилась, и они продолжили игру, мило беседуя. Но когда она собралась идти спать, волнение снова охватило ее. Завтра ночью она должна взять все в свои руки. И если она будет вести себя так же неосторожно, как сегодня, все догадаются, что она что-то затевает.
   «Перестань, перестань, — говорила она себе. — Если ты и дальше будешь доводить себя до истерики, семейство Джонсов обнаружит тебя у дверей лежащей в глубоком обмороке». Воображаемая картина вызвала у нее улыбку. Амелию ожидает пара неприятных минут.
   На следующий день она встретилась с Эвелиной и Люсиндой в их любимом кафе на углу улицы, и, несмотря на то что Люси несколько раз пыталась узнать, какое решение она приняла, Джорджиана умело — как ей самой казалось — уклонилась от расспросов подруги. Справиться с любопытством Эви оказалось намного труднее.
   — Я только говорю, — размышляла вслух ее подруга, разрезая персик, — что урок, который ты хотела преподать лорду Дэру, должен был показать ему, как опасно играть женскими сердцами.
   — Именно так оно и было, дорогая.
   — Тогда почему все говорят, что он ухаживает за тобой?
   Джорджиана покраснела.
   — Это не…
   — Эви, — вмешалась Люсинда. — Я слышала, в конце года вернется из Индии твой брат. Это правда?
   Их темноволосая подруга заулыбалась.
   — Да. Должна признаться, я очень соскучилась по Виктору, несмотря на его противную привычку считать, что он все знает. Его рассказы так романтичны. Я показывала вам шарф, который он прислал мне из Дели?
   — Да, — дружно ответили Джорджи и Люси и рассмеялись. — Очень красивый. Ты должна его надеть, когда будете праздновать его возвращение, — добавила Джорджиана.
   К их удивлению, Эвелина помрачнела.
   — Моя мать хочет, чтобы я выбрала мужа до его возвращения, — сказала она. — Она думает, что Виктор никогда не одобрит ни одного из моих женихов, поэтому, если я выйду замуж прежде, чем он успеет воспротивиться этому, ничего нельзя будет поделать.
   — Это ужасно! Скажи, что ты не согласишься на это только ради того, чтобы угодить своей матери. — Люсинда схватила ее за руку.
   — Я не хочу, но вы знаете, какой она может быть. Какими они оба могут быть. — Эви содрогнулась.
   Официант принес еще лимонада, и Джорджиана с любовью посмотрела на своих дорогих подруг и улыбнулась. Она всегда могла положиться на них. Только они могут исправить скверное настроение и не приставать с вопросами, на которые ей не хочется отвечать.
   — Джорджи, — вдруг прошептала Люсинда, — позади тебя. Это…
   — Добрый день, леди, — бархатным голосом сказал Тристан, склоняясь в изящном поклоне.
   Не ожидая приглашения, он занял четвертый стул за их столом. На Тристане был светло-серый сюртук, и его голубые глаза казались сумеречно-синими.
   — Добрый день, лорд Дэр, — ответила Люсинда и предложила ему сандвич с огурцом.
   Он покачал головой.
   — Благодарю, но я должен идти. Сегодня заседание парламента.
   — Тогда как вы оказались на Риджент-стрит? Это вам совсем не по пути, — сказала Эвелина.
   — Кого ты подкупил, чтобы узнать, где я? — улыбнулась ему Джорджиана.
   — Никого. Интуиция подсказала мне, когда Паско сообщил, что ты встречаешься с кем-то за ленчем. А мне известно, что ты любишь сандвичи с огурцом и тебе нравится это место. Поэтому я здесь.
   — А почему ты пришел сюда, когда тебе сейчас надо быть в палате лордов?
   — Но я почти целый день не видел тебя, — ответил он, глядя на нее.
   Джорджиана покраснела. Она понимала, что должна сказать что-нибудь кокетливое и остроумное, но ей трудно было сосредоточиться, когда все ее силы уходили на то, чтобы удержаться и не броситься к нему и не прижаться горящими губами к его губам.
   — Это очень мило с твоей стороны, — произнесла она сдержанно и заметила удивление, мелькнувшее в его глазах.
   — Вчера у моих тетушек ты была сама не своя. Они беспокоятся. Не хочешь ли передать им что-нибудь?
   — Да. Передай им… — Она запнулась, Джорджи хотела, чтобы Тристан передал, что она чувствует себя лучше, но, отказавшись от приглашения на сегодняшний прием, она не могла этого сказать. — Передай, что прошу прощения за то, что неожиданно уехала, но у меня разболелась голова.
   Он наклонился к ней, явно забывая и о ее подругах, сидевших рядом, и о том, что они находятся в уличном кафе, где их может видеть сотня любопытных глаз.
   — А как ты себя сегодня чувствуешь?
   — Лучше, но я устала, — тихо сказала она. — А теперь, Тристан, уходи.
   Чувственная улыбка приподняла уголки его губ.
   — Почему?
   Она подумала, что он всегда остается желанным и неотразимым.
   — Потому что ты очень раздражаешь меня и мешаешь мне завтракать.
   Теперь улыбка была и в его глазах.
   — Ты тоже меня раздражаешь, — ответил он. Оглядев ее подруг, он отодвинулся от стола. — До свидания, леди. Надеюсь, я увижу вас вечером?
   — О да! На вечере у Эверстонов, — подтвердила Эви. — До встречи, лорд Дэр.
   Он по-прежнему смотрел на Джорджиану.
   — До встречи.
   — О Боже, — сказала Люсинда, когда он ушел. — У меня масло растаяло.
   — Люсинда! — рассмеялась Джорджиана.
   Она поняла, что имела в виду подруга. В словах Тристана ощущалась чувственная интимность и скрытая значимость. Он пришел справиться о ее здоровье и дать понять, что он по-прежнему будет с ней, что бы ни сделала Амелия.
   Этот разговор придал ей уверенности и смелости. Жаль, что вечером они не увидятся, но ей предстояло совершить преступление.

Глава 22

   У всех влюбленных, как у сумасшедших,
   Кипят мозги: воображенье их всегда сильней рассудка.

У. Шекспир. Сон в летнюю ночь. Акт V, сцена 1¹⁹

   Джорджиана послала Мэри к тете Фредерике сказать, что она не поедет на вечер к Эверстонам, а потом четверть часа быстрым шагом ходила взад и вперед по своей спальне. Каждый раз, проходя мимо двери, она останавливалась и прислушивалась, затем, подобрав юбку, снова ходила от окна к двери.
   Фредерика будет ждать до последней минуты в надежде, что она передумает. Конечно, тетушка подумает, что она отказывается из-за Дэра, что было верно, но совсем по иной причине. Наконец Джорджиана услышала, как герцогиня спускается вниз, и поспешно бросилась на кровать. Лицо у нее горело, она шумно дышала.
   — Джорджиана? — Фредерика приоткрыла дверь и заглянула в комнату.
   — Мне очень жаль, тетя Фредерика, мне что-то нездоровится.
   Герцогиня подошла к постели и положила руку на лоб Джорджианы.
   — Господи, да ты вся горишь! Я сейчас же пошлю Паско за доктором.
   — О нет! Пожалуйста, не надо. Мне просто нужен покой.
   — Джорджиана, не глупи. — Она торопливо направилась к двери: — Паско!
   «О Боже! Ничего не получится!»
   — Тетя Фредерика, подождите.
   Фредерика оглянулась:
   — Что, дитя мое?
   — Я притворяюсь.
   — В самом деле? — В голосе тети прозвучал плохо скрытый сарказм.
   — Я минут двадцать ходила по комнате, чтобы выглядеть нездоровой. — Она села, жестом указывая место рядом с собой. — Все это глупости, что я сама могу со всем справиться.
   — Слава Богу, ты это поняла. Мы останемся дома, и ты расскажешь мне обо всем, что беспокоит тебя.
   Джорджиана сжала ее руку.
   — Нет. Вы выглядите так… чудесно, а мне бы просто хотелось посидеть, ничего не делая, почитать книгу.
   Это было правдой, независимо от того, как она в действительности собиралась провести вечер. Тетя Фредерика поцеловала ее в лоб и встала.
   — Тогда почитай, милая, а я буду наслаждаться вниманием, которым меня окружат, когда я всем расскажу, что ты лежишь на смертном одре.
   Джорджиана улыбнулась:
   — Вы очень остроумны, но, пожалуйста, не говорите этого Грею или Эмме. Они бросятся сюда и перепугают всех до смерти.
   — И то правда. — Герцогиня задержалась в дверях, преграждая дорогу появившемуся Паско.
   — Какие-нибудь особые указания относительно лорда Дэра?
   Фредерика Уиклифф, вероятно, была самой проницательной женщиной из всех, кого знала Джорджиана, и после всего, что пережила из-за нее тетушка, не только за последние недели, но и за последние шесть лет, притворяться сейчас, что между ней и Тристаном ничего нет, было бы оскорбительным.
   — Скажите ему правду, тетя Фредерика. Он все равно узнает.
   — Да, думаю, что узнает.
   — Ваша светлость, — сказал запыхавшийся дворецкий, — прошу прощения, но вам потребовалось…
   — Да, мне потребовалось, чтобы ты проводил меня вниз, — ответила герцогиня, одарив его улыбкой, заставившей его покраснеть. Джорджиана впервые увидела, что выражение лица дворецкого может меняться. Герцогиня подмигнула ей и закрыла за собой дверь, оставив Джорджиану в тишине и покое.
   Покой, возможно, и был, но не в ее душе. Вечер только начинался, и ей было еще рано выходить из дома: даже если Амелия с родителями уже уехали, их слуги еще не легли спать и, конечно, заметят незнакомого человека, появившегося в комнатах верхнего этажа.
   Она предполагала, что именно там спрятаны ее чулки и записка, поэтому решила начать поиски со спальни Амелии в надежде, что ей повезет. Если их там нет, Джорджиана не представляла, что она будет делать дальше. Возможности повторить поиски ей уже не представится, ибо через два дня Амелия, без сомнения, начнет рассказывать другим людям — своим болтливым хихикающим подружкам — о том, какие вещи попали ей в руки.
   Последующие три часа Джорджиана провела, бродя из комнаты в комнату и делая попытки посидеть и почитать, но почти сразу же вскакивала. Она не могла усидеть на месте, тем более сосредоточиться на чтении. Когда дворецкий и другие слуги стали бросать на нее страдальческие взгляды, она извинилась и отпустила их.
   Джорджиана собралась с духом. Сейчас или никогда. Она вынула из шкафа коричневое муслиновое платье и надела его. Затем практичные уличные туфли. Она уложила волосы простым пучком на затылке, чтобы всякий, кто случайно увидит ее, не мог бы ее узнать. Джорджиана делала это не только ради Тристана, но и ради себя. Последний раз, когда ее обидели, она тихо сидела, рыдая, и жалела себя. Сегодня она действовала.
   Задув лампу на столике у кровати, она на цыпочках вышла в коридор и закрыла дверь спальни. Внизу Паско в ожидании герцогини оставил дверь незапертой, и Джорджиана выскользнула из дома и сбежала по ступеням. Никто не услышал и не увидел ее. Когда наемная карета, не остановившись, проехала мимо, Джорджиана несколько встревожилась, но когда она подошла к углу более оживленной улицы, к ней подъехала старая разбитая колымага.
   — Куда, мисс? — бородатый кучер протянул руку и открыл дверцу.
   Она дала ему адрес и, взобравшись в экипаж, забилась в угол. Карета затряслась дальше. Сердце словно молот ударяло по ее ребрам, пальцы судорожно сжимались в кулаки.
   Джорджиана старалась расслабиться, отыскивая запрятанные где-то в глубине души искорки радостного возбуждения, и убеждала себя в том, что она совершает самый смелый в своей жизни поступок.
   Наконец экипаж остановился, и кучер открыл дверцу. Глубоко вдохнув, Джорджиана выбралась наружу, протянула кучеру деньги и подождала, пока экипаж не скрылся в темноте.
   — Вот мы и приехали, — ни к кому не обращаясь, сказала она и по темной аллее направилась к Джонс-Хаусу.
   Ни в одном окне не было света. Джорджиана поднялась по ступеням, стараясь держаться в тени, и взялась за ручку двери, но та не поддавалась. Она нажала сильнее. Бесполезно.
   «Черт, — подумала она. — Как же Джонсы собираются войти в дом, если дверь заперта? Какие у них скверные слуги. Но, может быть, семейство пользуется кухонной дверью, которая ближе к конюшне?»
   Она снова спустилась со ступеней и проскользнула в небольшой садик с южной стороны дома, остановившись на полпути к конюшне. Одно окно на нижнем этаже было полуоткрыто. Слава Богу! Джорджиана пробралась сквозь кусты и ухватилась за край рамы.
   От толчка рама поднялась — слишком быстро и слишком высоко. Джорджиана замерла. Из дома не доносилось ни звука, и она позволила себе вздохнуть. Подтянув до колен юбки, она перелезла через подоконник и оказалась в темной комнате. Подол ее платья зацепился за задвижку рамы, и, освобождаясь, она чуть не упала.
   Ухватившись за стоявший рядом с окном массивный книжный шкаф, Джорджиана попыталась собраться с мыслями, «Самая трудная часть выполнена», — говорила она себе. Теперь, когда она уже в доме, ей остается только обойти несколько пустых спален и найти ту, которая ей нужна. Она сделала шаг, другой, почти ощупью отыскивая дверь. Краем глаза она заметила какое-то движение и готова была закричать, когда чья-то рука зажала ей рот. Джорджиана замахала руками, и ее кулак натолкнулся на что-то твердое, но тут она потеряла равновесие и лицом вниз упала на пол, сверху на нее навалился кто-то тяжелый.
   — Джорджиана, не надо, — услышала она около своего уха знакомый голос Тристана.
   — Что ты тут делаешь? — прошептала она.
   Он поднялся и помог ей встать.
   — Полагаю, то же, что и ты.
   В глубокой темноте она все-таки могла рассмотреть его чуть поблескивающие глаза и ряд белых зубов. Тристан улыбался. И он еще мог находить это забавным!
   — Как ты узнал меня?
   — По запаху лаванды, — ответил он, перебирая пальцами ее распустившиеся волосы.
   Джорджиана поднялась на цыпочки и поцеловала его. Он ответил поцелуем и прижал ее к себе.
   — Чем я заслужил? — прошептал он. — Хотя не возражаю.
   — Это благодарность. Ты просто герой!
   Она скорее почувствовала, чем увидела, как неожиданно он нахмурился.
   — Не благодари меня, Джорджи, это моя вина.
   — Нет, это не…
   — С этой минуты всем занимаюсь я, — продолжал он, не обращая внимания на ее возражения. — Отправляйся домой, и я сообщу тебе, когда достану твои вещи.
   — Нет. Это ты отправляйся домой, и я сообщу тебе, когда достану свои вещи.
   — Джорджи…
   — Это мои вещи, Тристан, и я хочу это сделать сама. — Она ухватилась за лацканы его сюртука и слегка потрясла. — Мне больше не нужны ничьи жертвы.
   Он помолчал, и она услышала, как он вздохнул.
   — Хорошо. Но иди за мной и делай то, что я тебе скажу.
   Она хотела снова возразить, но удержалась, по собственному опыту зная, что он лучше ее умеет пробираться в темноте.
   — Прекрасно.
   — Ты вчера виделась с Уэстбруком? — тихо спросил он. — Что ты ему сказала?
   — Вот уж не время и не место для таких разговоров.
   — Прекрасное место. Скажи, что сказала «нет».
   Джорджиана посмотрела ему в глаза. В них были и утешение, и спокойствие, но ни с чем нельзя было сравнить горячность и юмор лорда Дэра.
   — Я сказала ему «нет».
   — Вот и хорошо. Пойдем.
   Он взял Джорджиану за руку и повел в холл. Слуги погасили все огни на первом этаже, и подниматься по лестнице было трудно. С другой стороны, если появятся слуги, у него с Джорджи была возможность спрятаться прежде, чем их увидят.
   Наверху он в нерешительности остановился. Джорджиана натолкнулась на него и снова чуть слышно выругалась.
   — Ты что, не знаешь, куда идешь? — шепотом спросила она.
   Он обернулся.
   — А откуда я могу знать, где спальня Амелии?
   — Ты же знал, где была моя.
   — Это другое дело.
   — Как это?
   — Потому что я с ума сходил по тебе. Теперь помолчи. Я думаю.
   — Сходил? — повторила она.
   — Схожу. Тише.
   Амелия, выходя из дома, всегда старательно пряталась от солнца. Он вспомнил, как она говорила, что яркое солнце вредно для ее нежной кожи.
   — Думаю, ее комната в восточном крыле.
   — Мы нашли бы ее быстрее, если бы пошли порознь.
   Он покачал головой, крепче сжимая ее пальцы. Они крадучись прошли по галерее к спальням, окна которых выходили на восток. Перед первой дверью он задержался, желая убедиться, что Джорджиана следует за ним. Он взял ее за плечо и притянул к себе.
   — Если что-нибудь случится, беги обратно к окну и дальше через сад. На улицу сразу не выбегай. Прежде всего они будут искать там.
   — И ты тоже, — ответила она, касаясь мягкими волосами его щеки.
   Тристан закрыл глаза, вдыхая их аромат, затем пришел в себя. Он не мог позволить себе отвлекаться. Затаив дыхание, виконт медленно повернул ручку и чуть приоткрыл дверь. Комнаты должны быть пусты, но он боялся, что малейший скрип может насторожить слуг, спящих наверху. В пахнувшем на него ночном воздухе был разлит слабый запах лимона.
   — Это здесь, — одними губами произнес Тристан, наклоняясь к ее уху.
   К счастью, шторы были немного раздвинуты, и серебряный свет луны падал на середину комнаты. Перед гардеробом стояли ширма и высокое зеркало, и он проскользнул между ними, Джорджиана не отставала. Амелия говорила, что хранит чулки в туалетном столике, и он, приоткрыв тяжелый верхний ящик, молил Бога, чтобы она не солгала. Около кровати вспыхнул свет. Тристан, запустивший руку по локоть в ящик, замер. Рядом с ним, не дыша, стояла Джорджиана и смотрела на него широко раскрытыми глазами. Свет ослабел, превратившись всего лишь в тускло горящую лампу. Тристан нащупал пальцами край бумажного листа и схватил его, не решаясь шевельнуться и нарушить тишину, царившую в комнате.