Энок Сюзанна. Неудержимое желание

   Меньше всего на свете ему хотелось, чтобы она заметила его интерес, и он кончиком карандаша подтолкнул к ней благоухающее послание и продолжал писать свои цифры. Но, когда она направилась к двери, он поднял голову.
   — От кого? — спросил он, стараясь казаться равнодушным к тому, было ли письмо от ее брата или от американского президента.
   — Не знаю, — улыбнулась она.
   — Так вскройте его.
   — Я так и сделаю, — сказала она и вышла.
   — Проклятие, — проворчал он и стер нацарапанные им в книге каракули.
   За дверью Джорджиана, сдерживая смех, спрятала ароматное послание в карман.
   Посылать письма себе самой было так… по-детски, но на этот раз нехитрая уловка сработала.

Глава 5

   Ступай в монастырь!

У. Шекспир. Гамлет. Акт III, сцена I⁵

   Когда ужин закончился и четверо членов семейства Карроуэй отправились на весь вечер в оперу, Джорджиана была готова пересмотреть свои обязательства по отношению к двум мисс Карроуэй. Она не предусмотрела для себя никаких развлечений, чувствуя, что ее долг перед Милли и Эдвиной важнее званых вечеров и балов.
   А теперь тетушки бросили ее, оставив на весь вечер одну, и ей нечего было делать, кроме как думать о том, что она одна в огромном доме наедине с Тристаном Карроуэем.
   Он был невыносимо высокомерен, и хуже всего то, что она понимала, почему Амелия Джонс так очарована им. Если бы она могла забыть, как ужасно Тристан поступил с ней, она бы даже попробовала представить, что снова находится в его объятиях, ощущает его искусные руки, губы…
   — Джорджи, — ворвался Эдвард в библиотеку, где она укрылась, — вы умеете играть в двадцать одно?
   — О Боже! Сто лет не играла.
   — Не мешай леди Джорджиане, — раздался за дверью голос Дэра. — Она читает.
   — Но нам нужен четвертый игрок!
   Она натянуто улыбнулась, почувствовав, что краснеет.
   — Но нас только двое.
   — Нет. Бит, Тристан и я — это трое. Нам нужны вы.
   — Да, нам нужны вы, — повторил Тристан.
   Она пыталась понять по выражению его лица, так ли невинны его намерения и потребуется ли дать достойный отпор, но не могла определить, какие мысли скрывали эти голубые глаза.
   Если она отклонит приглашение Эдварда, то будет выглядеть трусихой, снобом или кем-то еще хуже. Дэр наверняка назовет ее тем или другим, не имея склонности вести себя как настоящий джентльмен. Один из них должен воспользоваться случаем, и лучше, если это будет она, а не он.
   — Хорошо, — сказала она, закрывая книгу и поднимаясь. — С удовольствием поиграю.
   В гостиной ее посадили между Эдвардом и Робертом, что означало, что ей придется провести весь вечер лицом к лицу с Дэром.
   Когда Эдвард раздал карты, она повернулась к Роберту — только затем, чтобы не смотреть на Тристана. Она мало знала о среднем брате Карроуэй, только то, что когда-то Роберт был разговорчивым, остроумным и очень веселым. Всем было известно, что он чуть не погиб на войне, но после его возвращения она редко встречала его в обществе.
   Если не считать небольшой хромоты, он выглядел таким же здоровым, как и раньше.
   — Как это удалось вас уговорить? — с улыбкой спросила она.
   — Повезло.
   — Если вы не против, могу я спросить, — не отставала она, несмотря на его замкнутость, — как вы получили свое прозвище? Бит, так ведь?
   — Это я назвал его Битом, — сказал Эдвард, откладывая остатки колоды и разглядывая свои карты. — Когда я был маленьким, я так произносил его имя.
   Юный Эдвард, должно быть, считал ее и своих братьев живыми древностями.
   — У кого-нибудь из твоих братьев тоже есть прозвища?
   Он прищурил черные глаза, соображая.
   — Ну, Тристан — это Дэр, иногда — Трис; Брэдшо — Шо; Эндрю мы иногда называем Дрю, но ему это не очень нравится.
   — Почему же?
   — Он говорит, это девчоночье имя, и тогда Шо называет его Друзиллой.
   Она сдержала смех.
   — Понятно.
   — А меня они называют Коротышкой.
   — Это ужасно!
   Джорджиана взглянула на Тристана. Как это на него похоже, таким уничижительным именем называть члена собственной семьи.
   — Но я и есть коротышка! Мне это нравится! — Эдвард выпрямился, встав на стуле на колени, чтобы казаться выше своих братьев.
   — Ему нравится, — заметил Тристан, вынув карту из лежавшей на середине стола колоды, и положил ее перед Джорджианой.
   — Не представляю почему, — усмехнулась она.
   — Двадцать одно, — объявил Бит, раскрывая свои карты так, чтобы все видели.
   Тристан нахмурился, но глаза его весело блестели.
   — Никогда не доверяйте тихоням.
   И снова этот любящий взгляд, который время от времени он бросал на членов своей семьи. Джорджиана, удивленная близостью и простотой обращения братьев друг с другом, почувствовала себя неловко, и в то же время ее сердило, что он способен на такие добрые чувства.
   Странно, но это делало его более… привлекательным. Она напомнила себе, что соблазнительница здесь она. И что не ей предстоит быть соблазненной.
   — Удивляюсь, что вы сегодня не в клубе, милорд. Там бы больше пригодилось ваше искусство в карточной игре.
   — Здесь веселее, — пожал он плечами.
   Видимо, игра в карты с восьмилетним ребенком и почти немым братом представлялась ему более интересной, чем посещение оперы, или поездка в Воксхолл-Гарденз, или визит к одной из любовниц, или другое свойственное ему времяпрепровождение.
   Но если он пытается произвести на нее впечатлени. семейного человека, то напрасно тратит время. Что бы он ни сделал… за всю оставшуюся жизнь, это не переубедило бы ее, ибо она прекрасно знала, что он за человек.
   — Так вы не хотите признаться, кто прислал вам сегодня письмо? — спросил он, когда игра длилась уже больше часа.
   — Оно без подписи, — сказала она, собираясь раздавать карты.
   — Тайна, значит. — Он потянулся к своему бокалу с бренди. — Кого-нибудь подозреваете?
   — Я… у меня есть подозрение, — уклончиво ответила она, раздавая каждому по две карты. Видит Бог, она только хотела внушить ему мысль, что у нее могут быть претенденты на ее руку, достаточно решительные, чтобы прорваться в мужскую крепость Карроуэй-Хауса, но такой испанской инквизиции она не ожидала.
   — Кто же? — Тристан, опершись подбородком на руку, смотрел на нее, в то время как Роберт знаком попросил еще одну карту.
   Первым порывом Джорджианы было желание напомнить Тристану, что его это не касается. Но она поставила перед собой цель — заставить его влюбиться. И потому не следовало непрестанно оскорблять его.
   — Мне бы не хотелось ошибиться, называя кого-то, — сказала она с невинным видом. — Поэтому я не дам ответа, пока не получу других доказательств.
   — Других доказательств, — повторил он. — Вы имеете в виду самого человека? Да, пожалуйста, пусть он приходит к нам.
   Она нахмурилась:
   — Он, конечно, не придет к вам…
   — Двадцать одно! — воскликнул, подпрыгивая Эдвард. — Вы двое никогда не выиграете, если весь вечер будете мечтательно смотреть друг другу в глаза.
   Роберт кашлянул.
   — Ну, — притворно огорчилась Джорджиана, чувствуя, что ей еще меньше, чем Роберту, хочется говорить, — ты, Эдвард, не оставил мне никакой надежды на выигрыш. Думаю, мне пора удалиться, джентльмены.
   Мужчины встали вместе с ней. Тристан сдержанно кивнул, и Джорджиана покинула гостиную с чувством собственного достоинства. Оказавшись в холле, она подобрала юбки и бросилась вверх по лестнице.
   — Джорджиана!
   Глубокий голос Тристана заставил ее остановиться.
   — Что? — Она повернулась к нему, решив не придавать особого значения словам Эдварда. — Вот это сюрприз, не так ли?
   — Ему всего лишь восемь, — спокойно произнес Тристан, поднимаясь вслед за ней по лестнице. — И если он будет продолжать в том же духе, то не доживет и до девяти. Пусть детская болтовня тебя не расстраивает.
   — Я… я… — Она кашлянула, прочищая горло. — Я только сказала, что удивилась. Но я вовсе не расстроена.
   — Ты не расстроена, — повторил он, недоверчиво глядя на нее.
   — Нет.
   — Хорошо. — Поморщившись, он провел рукой по своим темным волосам. Этот жест когда-то казался ей очаровательным. — Потому, что это неправда. Я хочу, чтобы ты это знала.
   Он говорил очень серьезно.
   — Что я должна знать?
   — Что я не мечтаю о тебе. Я, честно признаюсь, на мерен жениться.
   — Ты? На ком же? Прими мои поздравления.
   — Не надо, — слишком поспешно остановил он ее, помрачнев.
   — Почему же? — Ей удалось изобразить улыбку.
   — Я не… еще не сделал ей предложения.
   — Я рада, что мы разобрались с этим. Спокойной ночи, милорд.
   Поднимаясь по лестнице, она спиной чувствовала его взгляд. Бедная Амелия Джонс! Разбитое сердце доставит удовлетворение Тристану Карроуэю, если только не проучить его так, чтобы он больше не играл чужими чувствами и мечтами.
   Придя в свою комнату, она быстро набросала еще одно письмо Люсинде и вложила его в другое, написанное более решительным почерком и другими чернилами, адресованное ей самой. Она надеялась, что Люсинда будет более экономной с одеколоном. Запах первого письма все еще ощущался в комнате, и она могла поклясться, что, когда она бросила его в камин, оно вспыхнуло синим пламенем.
 
   Джорджиана вставала рано. Благодаря установленному ею порядку после прогулок Милли и Эдвина обычно спали долго. После посещения оперы они, по расчетам Джорджианы, должны появиться не ранее полудня. Она позвала Мэри и, надев костюм для верховой езды, поспешила вниз. У дома ее ожидал грум кузена, державший под уздцы оседланную Шебу.
   — Доброе утро, Джон, — поздоровалась она с улыбкой, когда он помог ей сесть в седло.
   — Доброе утро, леди Джорджиана, — ответил грум, усаживаясь на свою серую лошадь. — По-моему, Шеба сегодня не против хорошего галопа.
   — Рад слышать, у Шарлеманя такие же намерения. — Дэр верхом на великолепном поджаром гнедом выехал из-за угла дома и остановился рядом с ней. — И у меня тоже.
   Несмотря на свое недовольство, Джорджиана была вынуждена признать, что он бесподобен. Она почти могла рассмотреть свое отражение в его черных сапогах, а смуглое лицо с голубыми глазами и светло-коричневый сюртук заставляли вспомнить великолепные средневековые портреты. Черные бриджи были натянуты без единой морщинки, и он сидел на Шарлемане так, словно родился в седле. Ходили слухи, что именно в седле его и зачали.
   — Вы рано поднялись сегодня. — «Черт, нужно скорее вдохнуть свежего воздуха, чтобы в голове прояснилось». Дэр и ясная голова казались несовместимыми.
   — Я не мог уснуть и не стал даже пытаться. Поехали? Может быть, в Риджентс-Парк?
   — Джон будет сопровождать меня. Мне не нужна ваша помощь.
   — Джон будет сопровождать и меня. Мы же не хотим, чтобы я свалился с седла и сломал себе шею, не правда ли?
   Она горела желанием дать ему резкий отпор, но, чем дольше они будут спорить, тем меньше времени останется на прогулку.
   — Ну хорошо. Если вы так настаиваете, то поехали.
   Отвесив прямо в седле низкий поклон, он прищелкнул языком, и Шарлемань тронулся с места.
   — Как я могу отказаться от такого приглашения.
   Направляясь в Риджентс-Парк, они ехали рядом, а Джон в нескольких ярдах позади.
   «Флиртуй, — напомнила она себе. — Скажи ему что-нибудь приятное». К сожалению, ничего не приходило ей на ум.
   — Брэдшо собирается продолжать свою карьеру на флоте? — наконец спросила она.
   — Он так говорит, но ему ужасно хочется стать капитаном собственного корабля. Если в ближайшее время его мечты не осуществятся, то он — мы все в этом уверены — украдет корабль и станет пиратом.
   Тристан сказал это таким добродушным тоном, что она засмеялась, слишком поздно спохватившись, что следовало сдержаться.
   — Ты поделился с ним своими предположениями?
   — Эдвард сказал ему. Коротышка хочет стать первым помощником капитана.
   — А Роберт вернется в армию?
   — Нет. Я не допущу этого.
   Его необычный тон и слова заставили ее замолчать. Становилось все труднее совмещать эти две стороны характера Тристана Карроуэя. Он казался таким заботливым и любящим со своими братьями и старыми тетушками, и в то же время с женщинами, подобными Амелии, он вел себя как бессердечный совратитель.
   Который из этих двух был истинным лордом Дэром? И почему она задает этот вопрос, хотя ответ ей хорошо известен? Он разбил ее сердце и разрушил все надежды на будущее. И даже не попросил прощения.
 
   Тристан решил, что ведет себя как идиот. Они затеяли такой приятный разговор, он даже рассмешил ее, слава Богу, а затем, прежде чем он успел закрыть рот, у него вдруг вырвалась эта фраза о Роберте.
   Что бы она ни задумала, она была с ним приветлива, и он, естественно, не возражал против этого. Но он хорошо знал, как она его ненавидит, и не мог понять, какая причина заставила ее изменить свое отношение к нему.
   Тристану было бы легче разгадать ее игру, если бы он не позволял своему все еще сильному влечению к ней вмешиваться во все его мысли и поступки. Шесть прошедших лет не стерли из его памяти восхитительных ощущений, связанных с ее нежной кожей и вкусом ее поцелуев. Он давно уже понял, что бесконечная череда любовниц и содержанок не поможет ему забыть об этом.
   — Со времени твоего приезда тетя Милли стала быстро поправляться, — заметил он, стараясь изменить тему, прежде чем воспаленный мозг заставит его сказать что-нибудь, о чем он потом пожалеет.
   — Рада это слышать…
   — Джорджиана! Послушайте, леди Джорджи!
   Тристан поднял голову и в конце улицы увидел лорда Лаксли. Проклятый надутый красавчик галопом мчался к ним навстречу, опрокинув по пути тележку торговки апельсинами. Если этому идиоту пришло в голову прислать письмо Джорджиане, то он готов съесть свою шляпу. Барон страдал полным отсутствием интеллекта.
   Тристан наблюдал, как Джорджиана перевела взгляд с рассыпавшихся по всей улице апельсинов на лицо Лаксли.
   — Доброе утро, милорд, — холодно произнесла она тоном, каким обычно обращалась к Тристану.
   — Леди Джорджиана, вы выглядите как ангел. Я бесконечно рад, что встретил вас, и желал бы подарить вам кое-что. У меня есть… — Он стал искать что-то в своих многочисленных карманах.
   Выражение ее лица не изменилось, она только подняла руку, останавливая его.
   — Думаю, вы также должны подарить что-нибудь этой торговке.
   Она указала на старую женщину, которая, рыдая, стояла у опрокинутой тележки, в то время как многочисленные в этот утренний час на Парк-роуд экипажи превращали ее апельсины в оранжевую кашу.
   — Лорд Дэр, какова теперь цена на апельсины?
   — По-моему, два пенса за штуку, — ответил Тристан, утраивая цену.
   Она взглянула на него, признательная за это преувеличение, и снова обратилась к барону:
   — Думаю, вам следует дать этой женщине по крайней мере два шиллинга, лорд Лаксли.
   Наконец Лаксли соизволил взглянуть на свою жертву.
   — Этой торговке? — с презрением скривил он губы. — И не подумаю. Она не должна была оставлять свою тележку посередине улицы.
   — Хорошо. Я не желаю ничего получать от вас, — тем же холодным тоном произнесла Джорджиана.
   Она вынула из кармана золотой соверен. Тронув за узду Шебу, объехала изумленного покрасневшего Лаксли и, наклонившись, протянула монету.
   — О, благослови вас Бог, миледи, — запричитала старуха, хватая затянутую в перчатку руку Джорджианы и прижимая ее к щеке. — Благодарю вас, благодарю вас.
   — Леди Джорджиана, я протестую, — возмутился Лаксли. — Вы дали ей слишком много.
   — А я думаю, леди Джорджиана сделала именно то, что следовало, — вмешался Тристан. — Прощайте, Лаксли.
   Они поехали дальше, оставив позади обескураженного Лаксли. Джорджиана искоса взглянула на Дэра из-под полей своей голубой шляпы.
   — Хорошо, что ты вовремя остановил его, Тристан, иначе мне пришлось бы ударить его.
   — Я только представил возможные увечья, которые получил бы, разнимая вас. И конечно, травмы, которые достались бы бедному Лаксли.
   Ее зеленые глаза лучились улыбкой.
   Бог мой, она за одно утро уже дважды ему улыбнулась. И два раза назвала его по имени, впервые за шесть лет. Слава Богу, что по пути на пикник с Амелией он встретил Джорджиану, иначе ему не удалось бы провести это утро с ней.
   Виконт задавался вопросом, о чем бы она подумала, если бы узнала, что он хранит ее чулок в шкатулке из красного дерева в верхнем ящике комода. Что касается мнения общества, то он выиграл первую часть пари — добился поцелуя — и полностью проиграл вторую. Его молчание спасло ее репутацию, но не спасло те чувства, которые могли бы возникнуть между ними.
   Тристан тряхнул головой, отгоняя мрачные мысли.
   — Начали? — Он пришпорил Шарлеманя.
   Джорджиана рассмеялась, и Шеба стрелой полетела вперед.
   — До деревьев! — крикнула Джорджиана, и шляпа слетела с ее вьющихся золотистых волос.
   — Черт побери, — прошептал он, очарованный этим зрелищем.
   Его гнедой был крупнее и сильнее Шебы, но казалось, даже Шарлемань понимал, что сегодня они смогут только догнать, но не победить. Если Джорджиана затеяла какую-то игру, то это было чертовски интересно. Она первой оказалась у деревьев. Когда он подъехал, она с торжествующим смехом посмотрела ему в лицо.
   — Дорогой лорд Дэр, по-моему, ты нарочно дал мне победить.
   — Не знаю, что и ответить, — сказшт он, похлопывая Шарлеманя, — поэтому я только скажу, что вы с Шебой созданы друг для друга.
   Джорджиана подняла тонкую бровь.
   — Весьма удачный комплимент. Я даже склонна признать, что твои манеры производят на меня впечатление. Однако в следующий раз приложи побольше усилий.
   Он усмехнулся:
   — Значит, тебе понравилось побеждать.
   — Я бы в любом случае поставил на леди Джорджиану, — послышался из-за деревьев чей-то голос, и на тропу на сером коне выехал маркиз Уэстбрук.
   Улыбка исчезла с лица Джорджианы.
   — Я не заключаю пари, милорд, — чуть дрогнувшим голосом сказала она.
   Уэстбрук и глазом не моргнул.
   — В таком случае я просто буду верить в вас.
   От этого уклончивого ответа у Тристана сузились глаза. Маркиз должен был знать о пари, в котором были замешаны он сам и Джорджиана; об этом знали все. Значит, маркиз сделал это намеренно.
   — Благодарю вас, лорд Уэстбрук.
   — Называйте меня Джон, пожалуйста.
   Джорджиана чуть заметно улыбнулась.
   — Благодарю вас, Джон, — поправилась она.
   Казалось, они совершенно забыли о Тристане. Он ослабил поводья и шевельнул правой ногой. Шарлемань подался вправо, оттесняя серого жеребца Уэстбрука.
   — Прошу прощения, — сказал Тристан, когда серый споткнулся.
   — Следите за своей лошадью, Дэр, — недовольно заметил маркиз, стараясь втиснуть коня на прежнее место.
   — Не думаю, что Шарлеманю понравилось, когда вы сказали, что Шеба обойдет его, — сказала Джорджиана. Она взглянула на Тристана, и тот понял, что она все заметила, но не выдала его.
   — Шарлемань не любит неприкрытой лести, — объяснил Тристан, глядя на Уэстбрука.
   — Вашему коню надо напомнить, что он всего лишь лошадь. Животные должны знать свое место.
   «А, будет борьба», — подумал Тристан, у которого от оскорбления вскипела кровь.
   — Шарлемань как раз и знает свое место, как справедливо рассудила леди Джорджиана. Первое, я полагаю.
   — А я думаю, леди Джорджиана сказала так из вежливости. Она, без сомнения, заметила недостатки этого животного.
   — Если вы не возражаете, лорд Уэстбрук, я бы предпочла продолжить свой разговор, — прервала его Джорджиана.
   «Бедный парень: снова превратился из Джона в лорда Уэстбрука». Тристан мог бы окончательно добить его, но не хотел, чтобы Джорджиана рассердилась и на него. Когда маркиз, сообразив, что его перехитрили, с гневом взглянул на Тристана, тот лишь усмехнулся.
   Но, как только в его сторону взглянула Джорджиана, поспешно сменил выражение лица.
   — Примите мои извинения, леди Джорджиана, — сказал маркиз. — Я вовсе не хотел оскорбить вас.
   — Конечно, нет. Лорд Дэр часто плохо влияет на окружающих.
   — И это правда, — признался Тристан.
   Такое высказывание о нем было наиболее безобидным из всех, которые он слышал от Джорджи в свой адрес.
   Она отвернулась от виконта и снова обратилась к Уэстбруку:
   — Извините меня, милорд, я должна вернуться в Карроуэй-Хаус. Скоро проснутся тетушки лорда Дэра.
   — Я уезжаю. До свидания, миледи, Дэр, — кивнул он.
   Как только маркиз исчез из виду, Джорджи повернула Шебу к выходу из парка.
   — Зачем вы это сделали? — глядя на дорогу, спросила она.
   — Я злой человек.
   — Это заметно. — Она скрыла улыбку.

Глава 6

   Однако губы нам даны на что-то?

У. Шекспир. Ромео и Джульетта. Акт I, сцена 5⁶

   — И никто пока еще не убит? Я удивлен.
   Герцог Уиклифф стоял у живописной группы пальм в кадках. Тристан взглянул на миниатюрную молодую жену Уиклиффа, танцевавшую контрданс с сыном графа Рездина, Томасом.
   — Эмма прекрасно выглядит, — заметил Тристан. — Как я понимаю, они с твоей матерью помирились?
   — Они помирились сразу же после того, как моя мать поняла, что я был намерен жениться, — низким тягучим голосом сказал герцог. — Не уходи от ответа. Какого черта делает Джорджиана в Карроуэй-Хаусе?
   — Она вызвалась помочь тете Милли. И я благодарен ей: с ее появлением все изменилось к лучшему.
   — Ты благодарен Джорджи. Моей кузине. Той самой женщине, которая несколько лет назад чуть не проткнула тебя зонтиком!
   Тристан пожал плечами:
   — Как ты сам выразился, Грей, никто не был убит. Никаких увечий или отрезанных рук и ног.
   За исключением незначительных повреждений пальцев на его руках и ногах ее пребывание в его доме проходило удивительно спокойно и благополучно.
   Герцог выпрямился, глядя поверх плеча Тристана.
   — Не смотри туда, она приближается. Давайте, калечьте друг друга.
   Знакомое ощущение напряженности, всегда сопровождавшее появление Джорджианы, охватило его. Она заставляла его постоянно быть настороже. А теперь все стало гораздо сложнее, поскольку он не хотел нападать на нее, если она явилась с оливковой ветвью.
   — Грей. — Она приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать кузена в щеку. — А вы двое тут не сплетничаете, конечно?
   — Честно признаюсь, — сказал Тристан, не давая времени Грею напомнить Джорджиане об их взаимной неприязни, — мы восхищались покроем сюртука лорда Томаса. Сегодня он выглядит так, как будто у него есть плечи и шея.
   — Бедняга не виноват, что он точная копия своего отца.
   — Рездину следовало бы подумать, прежде чем размножаться, — заметил Грей. — Извините, пойду спасать Эмму.
   Джорджиана вздохнула, глядя на уходящего кузена:
   — Он выглядит по-настоящему счастливым, не правда ли?
   — Брак ему на пользу. Я думал, ты болтаешь со своими подружками.
   — Хочешь от меня отделаться? Тогда останешься стоять здесь совсем один, милорд. Как я могу так дурно поступить с тобой?
   У Тристана на мгновение замерло сердце. Леди Джорджиана Холли флиртовала. И не с кем-то, а именно с ним.
   — Тогда, может быть, ты потанцуешь со мной? — осторожно спросил он, готовясь к резкому отказу или удару молнии, который убьет одного из них.
   — Это было бы очень мило.
   Виконт внимательно посмотрел на нее, но не заметил никаких признаков намерения причинить ему физическую боль. Мягкий бархат платья придавал ее светло-зеленым глазам оттенок чистого изумруда, и если у Всевышнего найдется хотя бы капля сочувствия, следующим танцем будет вальс. Оркестр заиграл кадриль.
   К ним тотчас же присоединились около десятка пар. До того как слухи о бедственном положении дел его отца достигли всех уголков высшего света, он мог бы считать себя причиной повышенного интереса. Было известно, что в то время женщины соперничали между собой, чтобы завоевать его благосклонность. Сегодня активны были джентльмены, и они, казалось, сосредоточили все свое внимание на Джорджиане. Так было с тех пор, как ей исполнилось восемнадцать. Все прошедшие несколько лет он громко выражал свою жалость к тем, кого она могла бы выбрать в мужья. Его личные чувства оставались неясными даже для него самого.
   Джорджиана повернулась и в следующей фигуре взяла его руку.
   — Кто-то наступил тебе на ногу? — спросила она. — У тебя очень мрачный вид.
   — Я никому этого не позволяю, кроме тебя, — ответил он, улыбнувшись, и они снова разошлись.
   Что-то непонятное происходило с ним. Он знал, что не может ожидать от нее ничего хорошего. Вряд ли она простит его за двуличие и малодушную глупость. И вот он здесь, с неприязнью смотрит на других мужчин так, словно имеет какие-то права на нее. А утром он был готов раздавить Уэстбрука только за то, что тот сделал ей комплимент.
   Тристан повернулся, чтобы взять руку следующей дамы, и застыл:
   — Амелия!
   — Лорд Дэр, вы прекрасно выглядите сегодня.
   — Благодарю вас. — Неужели она на него не сердится? Он целую неделю не вспоминал о ней и не поехал ни на пикник, ни на прогулку по Гайд-парку. — Вы тоже очень милы.