Вопрос — почему? Хотела ли она закончить прежде, чем он проснется, или прежде, чем ей изменит выдержка? Сунув записку вместе с обоими чулками в ящик тумбочки, стоявшей возле кровати, он вышел и спустился вниз. В холле, широко зевая, стоял Докинз.
   — Почему ты уже встал? — грозно спросил Тристан.
   С трудом сдерживаемый гнев грозил прорваться и обрушиться на первого, кто попадется ему на глаза.
   Дворецкий выпрямился.
   — Леди Джорджиана вызвала меня полчаса назад.
   — Зачем?
   — Она попросила меня нанять экипаж, милорд, для себя и своей горничной.
   «Она взяла с собой горничную!» Это означало, что она не собиралась возвращаться.
   Тристан задрожал от охватившей его ярости.
   — Она сообщила, куда поехала?
   — Да, милорд. Я…
   — Куда? — прорычал Тристан, делая шаг к дворецкому.
   Тот поспешно отступил назад, споткнувшись о вешалку.
   — В Хоторн-Хаус, милорд.
   Тристан обошел его и схватил пальто.
   — Я уезжаю!
   — Приказать Гимблу оседлать Шарлеманя?
   — Я сам. Отойди!
   Докинз испуганно уступил дорогу, и Тристан распахнул дверь. Перешагивая через две ступени, он сбежал вниз. Рассвет только забрезжил, и в конюшне было темно и тихо. Он с удивлением увидел Шебу, по-прежнему стоявшую рядом с его жеребцом.
   Джорджиана не оставила бы здесь свою лошадь, если бы все обдумала заранее. Он замешкался, затягивая подпругу на седле Шарлеманя. Прошедшая ночь не была игрой. Он чувствовал ее пыл и страсть. Она хотела его не меньше, чем он ее. Каким бы изощренным способом она ни пыталась проучить его, эта мысль пришла ей в голову позднее. А может быть, он пытается обмануть себя, чтобы оправдать свою слабость, полную неспособность устоять перед искушением обладать ее телом, не думая о последствиях?
   Тристан вскочил в седло и, наклонив голову в низких воротах конюшни, выехал на улицу. Несмотря на ранний час, Мейфэр был заполнен торговцами и тележками, доставлявшими молоко, лед и свежие овощи. Пробравшись между ними, он оказался на Гросвенор-сквер, где среди домов, принадлежавших самым знатным и богатым семействам Англии, стоял особняк вдовствующей герцогини Уиклифф. Когда Тристан соскочил с седла, никто из слуг не вышел ему навстречу — обитатели дома герцогини, вероятно, еще спали.
   Но ведь кто-то впустил Джорджиану в дом. Он застучал в дверь, прошло несколько секунд, но внутри никто не отозвался, и он застучал снова, уже громче. Загремел засов, и дверь отворилась. Показался дворецкий, имевший по сравнению с Докинзом еще более невозмутимый вид.
   — Черный ход не здесь… Лорд Дэр. Прошу прощения, милорд. Чем могу служить?
   — Мне нужно поговорить с леди Джорджианой.
   — Сожалею, милорд, но леди Джорджианы здесь нет.
   Тристан перевел дыхание, стараясь сдержать свой гнев.
   — Я знаю, что она здесь, — спокойно сказал он, — и мне надо поговорить с ней.
   — Тогда… пожалуйста… — Дворецкий отступил назад в холл. — Будьте добры, подождите в гостиной, я спрошу.
   Тристан вошел в дом. Он устоял перед соблазном подняться по лестнице прямо к спальне Джорджианы, не будучи уверенным, что она занимает ту же комнату, что и шесть лет назад. А кроме того, он сообразил, что это вызовет подозрения, все поймут, что он знает, какую из двадцати комнат занимает Джорджиана.
   Слишком возбужденный, чтобы сидеть, он, сжав кулаки, ходил взад и вперед по комнате. Его кожа все еще сохраняла слабый запах лаванды. Проклятие! Ему следовало смыть с себя ее запах, прежде чем он доведет его до безумия.
   Судя по часам на каминной полке, было сорок восемь минут шестого. Если она покинула Карроуэй-Хаус в наемной карете за полчаса до того, как он проснулся, то, вероятно, она уже минут пятнадцать находится здесь.
   Еще одно проклятие сорвалось с его губ. Если она сейчас не появится, он сам найдет ее. Побег не сойдет ей с рук. Тем более после того, что произошло между ними ночью. И когда он уже все решил.
   — Лорд Дэр.
   — Какого черта… — Слова замерли на его губах, когда он повернулся к двери. — Ваша светлость, — поклонился он.
   — Вы приехали очень рано, — сказала стоявшая в дверях герцогиня, смерив его взглядом холодных зеленых глаз. — Вы не желаете закончить вашу фразу?
   Он проглотил насмешку. Герцогиня была одета и причесана. Видимо, она встала сразу, как только приехала Джорджиана. Неужели Джорджи ожидала, что он может приехать и все разрушить? Взять на себя вину за ее побег?
   — Нет, ваша светлость, не хотел бы. Я приехал к леди Джорджиане.
   — Паско мне об этом сказал. Вы выглядите очень взволнованным, милорд. Я предлагаю вам вернуться домой, побриться, взять себя в руки и вернуться сюда в приличное для визитов время.
   — При всем моем уважении к вам, ваша светлость, — резко возразил он, расхаживая по комнате, — мне надо поговорить с Джорджианой сейчас. Я не шучу.
   Герцогиня подняла бровь.
   — Вижу, что нет. Но я уже спрашивала Джорджиану, она не желает говорить с вами.
   Тристан глубоко вздохнул. «Всякая мелочь имеет значение», — напомнил он себе. Он усвоил это в те дни, когда увлекался карточной игрой, и никогда не забывал об этом.
   — Она… с ней все в порядке? — спросил он.
   — Она почти в таком же состоянии, как и вы. Не буду строить догадки, но вы должны уйти, лорд Дэр. Если вы этого не сделаете по доброй воле, я позову лакеев, чтобы они проводили вас.
   Он сдержанно кивнул, от напряжения у него начинали болеть мышцы. Если бы ему пришлось прорываться сквозь стену лакеев ее тетки, может быть, это дало бы ему разрядку и на пару минут доставило удовлетворение, но ничем бы не помогло.
   — Хорошо. Пожалуйста, передайте Джорджиане, что я получил ее послание и понял его.
   Любопытство в глазах герцогини росло.
   — Обязательно.
   — Прощайте, ваша светлость. Сегодня я уже не вернусь.
   — Прощайте, лорд Дэр.
   Она скрылась за дверью, а Тристан вернулся к ожидавшему его Шарлеманю. Это еще не конец. Если возникшие у него подозрения верны, созданное Джорджианой положение является самым благоприятным для него признаком за все эти шесть лет.
 
   — Он уехал, дорогая, — донесся из коридора тихий голос тети Фредерики.
   — Спасибо, — сквозь рыдания произнесла Джорджиана.
   — Можно мне войти?
   Меньше всего ей хотелось видеть лицо своей тетушки, но герцогиня имела право услышать от нее объяснение. Вытирая слезы, Джорджиана, пошатываясь подошла к двери и открыла ее.
   Герцогиня закрыла за собой дверь и прислонилась к ней.
   — Он тебя обидел? — чуть слышно спросила она.
   — Нет! Конечно нет. Мы… поссорились, и все, и я просто… не захотела там оставаться.
   Она отошла к креслу, стоявшему у окна. Забравшись в него с ногами, Джорджиана от всей души пожалела, что не может стать невидимкой.
   — Чего он хотел?
   — Поговорить с тобой. Так он мне сказал. — Тетушка осталась стоять у двери, явно намереваясь перехватить горничную, прежде чем та внесет в комнату чай и увидит племянницу в полубезумном состоянии. — Он просил передать тебе.
   — Что… что передать?
   — Он получил и понял твое послание.
   — Он так сказал?
   Принесли чай, и герцогиня сама вышла за ним в коридор. Джорджиана глубоко вздохнула. Он не погубил ее. Он не принес ее чулки, не швырнул их на землю и не закричал, что уже дважды переспал с леди Джорджианой Холли и что она распутная девка и ветреница.
   — О, еще он сказал, что больше не вернется сегодня, из чего я делаю вывод, что в будущем виконт еще сюда приедет.
   Джорджиана попыталась собраться с мыслями, но она сейчас чувствовала такое облегчение, что ей не хотелось больше ни о чем думать.
   — Спасибо за то, что приняли его.
   Герцогиня налила чай, бросила в чашку два куска сахара и добавила щедрую порцию сливок, после чего протянула чашку Джорджиане:
   — Пей.
   Чай был горьковатый, но сливки и сахар смягчали вкус, и Джорджиана сделала два больших глотка. Тепло растеклось по ее телу от желудка до кончиков пальцев.
   Тетушка устроилась в глубокой нише окна, позади Джорджианы, так, чтобы девушка, если не хотела, могла не смотреть на нее. Фредерика Брейкенридж всегда отличалась деликатностью.
   — Должна заметить, что не видела тебя в истерике лет, наверное, шесть. И тогда Дэр имел к этому какое-то отношение, если не ошибаюсь.
   — Он расстраивает меня.
   — Это я вижу. Зачем тогда поддерживать с ним отношения?
   Джорджиана смотрела, как медленно расплываются сливки в тонкой фарфоровой чашке.
   — Я… хотела преподать ему урок.
   — Кажется, он усвоил его.
   Джорджиана сумела изобразить негодование.
   — Да уж надеюсь.
   — Так почему ты плачешь, моя милая?
   — Потому что я не уверена, что он заслужил его, и потому что я совсем не испытываю к нему ненависти, а он теперь ненавидит меня.
   — Бедная девочка! — Герцогиня встала. — Я пришлю к тебе мою Даниэлу, она поможет тебе переодеться в ночную рубашку. Допивай чай и ложись спать.
   — Но сейчас утро.
   — Еще рано. А тебе сегодня нечего делать, никаких обязанностей, никаких приглашений, ничего — только спать.
   — Но…
   — Спи!
   Травяной чай явно подействовал, глаза у нее закрывались.
   — Да, тетя Фредерика.
 
   Фредерика Брейкенридж сидела в своем кабинете и писала письма, когда дверь комнаты открылась.
   — Что, черт побери, происходит? — требовательно спросил низкий мужской голос.
   Она закончила письмо и взяла новый листок для следующего письма.
   — Добрый день, Грейдон.
   Герцогиня заметила высокую фигуру сына. Он слегка замешкался, затем направился к ней и, приблизившись, наклонился, чтобы поцеловать.
   — Добрый день. Что происходит?
   — А что ты слышал?
   Он со вздохом опустился в мягкое кресло.
   — Я встретил Брэдшо Карроуэя в клубе Джексона. Когда я справился о здоровье Джорджианы, Шо сказал, что она вернулась к нам и что Тристан взбешен этим… или чем-то еще.
   — Брэдшо не сказал чем?
   — Он ничего не может сказать, потому что Тристан молчит как рыба.
   Фредерика вернулась к своему письму.
   — Но это почти все, что я сама знаю.
   — Вот это «почти» я и хотел узнать у тебя, мама.
   — Нет.
   — Прекрасно. — Он встал. — Я спрошу Тристана.
   Скрывая свое недовольство, Фредерика обернулась к нему:
   — Нет, не спросишь.
   — И почему же?
   — Не вмешивайся. Что бы ни происходило, это касается только их. А не нас.
   — А где Джорджиана?
   — Спит.
   — Но уже почти два часа пополудни.
   — Она расстроена.
   — Тогда вот что. Я выбью объяснения из Дэра.
   Герцог направился к двери.
   — Ты не сделаешь ничего подобного. Я увидела сегодня утром, что у него самого руки чешутся от желания кого-нибудь избить. Если ты вмешаешься, потеряешь его дружбу.
   — Черт… Что же я должен…
   — Ничего не делай. Наберись терпения. Как это делаю я.
   Он посмотрел на нее:
   — Ты и вправду толком не знаешь, что происходит? Или принципиально скрываешь от меня?
   — Нет, вопреки моей репутации всего я не знаю. Поезжай домой. К этому времени, вероятно, слухи дошли и до Эммы, а я не хочу обсуждать все сначала.
   Фредерика снова склонилась над письмами, затем со вздохом откинулась на спинку кресла. Что бы ни происходило, дело было серьезное. Она полагала, что Джорджиана готова простить Тристана за тот таинственный поступок, который он когда-то совершил. Она бы позволила Грейдону вмешаться, если бы сейчас страдала только Джорджиана. Она даже настаивала бы на этом. Но Дэр тоже страдал. Явно и глубоко. Следует подождать и посмотреть, что будет дальше.
 
   — Мне действительно сегодня не хочется никуда ехать, — сказала Джорджиана, спускаясь вместе с тетей в холл.
   — Знаю, что не хочется. Поэтому мы будем обедать с Лидией и Джеймсом. Общество соберется небольшое, а время раннее.
   Нахмурившись, Джорджиана догнала герцогиню у дверей.
   — Это не потому, что я боюсь встретить его.
   — Это не мое дело, — ответила тетушка. — Я просто рада, что ты вернулась домой.
   «В этом-то и беда, — подумала Джорджиана, — что у меня нет настоящего дома». Родители жили в Шропшире с ее сестрами, брат был в Шотландии, Хелен со своим мужем Джеффри — в Йорке, а ее пригласили погостить у тети Фредерики или, если бы она захотела, даже у Грея и Эммы. Однако ей больше всего нравилось в Карроуэй-Хаусе, где она проводила дни, болтая с тетушками, играя в карты с Эдвардом и слушая рассказы Брэдшо о далеких странах. И конечно, встречаясь с Тристаном.
   — Ты идешь, Джорджиана?
   — Да.
   Несмотря на заверения тетушки, она весь вечер не могла успокоиться. Если Тристан так рассердился, как пугала ее Фредерика, то он не простит ее. Она же его тогда не простила. Она вела себя ужасно, говоря ему такие вещи, которые бы позабавили других, но он понимал, что она хочет показать, как ненавидит и презирает его. Неужели он так же поступит и с ней?
   Следующие два дня она держалась поближе к дому, а он не появился и не прислал ей записки. Она подумала, не поехал ли он к Амелии Джонс, но постаралась отогнать эту неприятную мысль. Если поехал, хорошо. Во всяком случае, ради этого она все и затеяла.
   Она собиралась вместе с Люсиндой и Эвелиной посетить званый вечер в Гленвью, и хотя ехать ей туда не очень хотелось, становиться затворницей она тоже не собиралась. Самым разумным было бы вернуться в Шропшир, как она первоначально и предполагала сделать.
   Но этим она бы показала свою трусость. Кроме того, от кого ей бежать? Он не мстил ей, а она не совершила ничего плохого. То есть совершила, но никто об этом, кроме Тристана, не знал, а он заслуживал того, что произошло.
   — Джорджи, — подбегая к ней и хватая ее за руки, сказала Люсинда. — Я слышала, что ты вернулась к тете. У тебя все в порядке?
   Джорджи поцеловала ее в щеку.
   — Да. Все хорошо.
   — Ты сделала это, не правда ли? Ты проучила его.
   Глядя поверх ее плеча на толпу, она кивнула:
   — Проучила. А как ты узнала?
   — Иначе ты бы не уехала из Карроуэй-Хауса. Ты была полна решимости проучить его.
   Из музыкальной комнаты вышла Эвелина и подошла к ним:
   — Все говорят, что вы с Дэром снова поссорились.
   — Да, можно сказать и так.
   Хотя Джорджиана не видела его три дня, она не понимала, каким образом всем стало известно, что они поссорились. Вероятно, потому, что ссорились они всегда.
   — Ну, тогда ты, наверное, знаешь, что…
   — Добрый вечер, леди.
   — А вот и он, — шепотом закончила Эви.
   Джорджиана замерла. Ей так не хотелось оборачиваться, но она не сдержалась и повернулась к нему. Тристан стоял совсем рядом, она могла бы до него дотронуться. Она не могла понять выражения его лица, но оно было бледным, а глаза блестели.
   — Лорд Дэр, — сказала она дрогнувшим голосом.
   — Я хотел спросить, не подойдете ли вы на минуту поговорить с моими тетушками, леди Джорджиана, — холодно произнес он. — Они беспокоятся о вас.
   — Конечно. — Делая вид, что не замечает обеспокоенных взглядов своих подруг, она последовала за ним.
   Тристан не предложил ей руки, и она сложила руки за спиной. Ей хотелось убежать, но тогда все бы поняли, что между ними что-то произошло. Слухи — это одно, но если она или Тристан сделают что-нибудь, подтверждающее их, ей в таком случае ничего не останется, кроме как вернуться в Шропшир.
   Она искоса взглянула на него. Он крепко сжал челюсти, но только это и было единственным признаком его возбуждения. Она дрожала от страха, но он не набросился на нее, как она ожидала. Наоборот, он сделал так, как сказал, и подвел ее к своим тетушкам.
   — О, дорогая Джорджи, — сказала Эдвина, хватая ее за руку и обнимая ее. — Мы так беспокоились о вас! Уехать, ничего нам не сказав.
   — Я так сожалею, — ответила она, сжимая руку старой дамы. — Я… должна была уехать, но мне не следовало делать этого, не предупредив вас. Я не хотела, чтобы вы беспокоились.
   — Ваша тетушка здорова? — вступила в разговор Милли.
   — Да, она… — Джорджиана замолчала, только сейчас сообразив, что ей больше не приходится смотреть на тетушку Тристана сверху вниз. — Вы ходите?
   — С помощью трости, но хожу. Так что же с вами случилось? Тристан рассердил вас?
   Она чувствовала его взгляд, но не хотела смотреть на него.
   — Мне просто необходимо было уехать. И посмотрите на себя! Вам больше не нужна моя помощь.
   — Нам приятно ваше общество, дорогая.
   — А мне — ваше. Я очень скоро навещу вас, обещаю.
   — Пойдемте, Джорджиана, я принесу вам стакан пунша, — вмешался Тристан.
   — Я не…
   — Пойдем со мной, — понизив голос, повторил он.
   На этот раз он предложил ей руку, и в присутствии наблюдавших за ними тетушек она не осмелилась не принять ее.
   — Милорд, я…
   — Ты боишься меня? — по-прежнему тихо спросил он.
   — Боюсь? Н-нет. Конечно, нет.
   — Почему нет? Тебе следовало бы бояться. В любую минуту я могу погубить твою репутацию.
   — Я не боюсь, потому что сделала то, чего ты заслуживал.
   Тристан, насмешливо улыбаясь, приблизил к ней лицо.
   — Чего же именно я заслуживал?
   С противоположной стороны комнаты тетя Фредерика с тревогой наблюдала за ними. Рядом с ней с воинственным видом стоял Грей. Джорджиана взглянула на Тристана.
   — Нам не следует обсуждать это здесь.
   — А в другом месте ты не захочешь со мной встретиться. Ответьна этот проклятый вопрос. Это была месть?
   — Месть? Нет. Это… я…
   — Знаешь, что я думаю? — еще тише спросил он, накрывая ладонью ее руку, лежавшую на его согнутом локте.
   Для наблюдателей этот жест, без сомнения, означал ласку. Никто и не подозревал, что он держал ее руку железной хваткой, так чтобы она не смогла вырваться, даже если бы попыталась.
   — Тристан…
   — Думаю, ты все-таки боишься, — прошептал он, — потому что тебе приятно быть со мной.
   — О нет. Дело не в этом. Пусти меня.
   Он тотчас же отпустил ее.
   — Ты решила нанести мне рану раньше, чем я сделал бы это сам.
   — Глупости. Я ухожу. И не иди за мной.
   — Я не пойду… если ты оставишь для меня вальс.
   Она остановилась. Этого не должно было случиться. Предполагалось, что он поползет к Амелии Джонс и будет ей хорошим мужем. Надо убедиться, что он понял — ее урок не имел ничего общего с местью. Если для этого надо танцевать с ним, она будет танцевать.

Глава 12

   Троил: Вы лишили меня всех слов, леди.
   Пандар: Словами не заплатишь долг, ей нужны поступки.
У. Шекспир. Троил и Крессида. Акт III, сцена 2

   Он ожидал злорадства, презрения, высокомерной холодности, а Джорджиана трепетала. Несмотря на то что виконта бесила ее самонадеянность — похоже, она всерьез думала, что может проучить его, — Тристан вынужден был признать, что все теснее переплетаются их жизни.
   Он видел, как она подошла к своим подругам, наблюдал за каждым ее жестом, за тем, как она держала себя. Она была оскорблена, а этого он не мог понять, поскольку он не ушел от нее и не просил ее уйти. Тристан был близок к тому, чтобы попросить ее выйти за него замуж. Лучшего нельзя было и желать: все его денежные затруднения будут решены, а женщина, в которую влюблен, окажется в его постели. Он явно что-то упустил, и все ответы были у Джорджианы.
   Тристан досконально изучил ее записку, пока каждая помарка, каждый завиток не запечатлелись в его памяти. Здесь все имело определенное значение, но он никак не мог уловить какое.
   — У тебя такой вид, как будто ты сейчас проглотишь ее, — тихо произнес за его спиной Брэдшо. — Ради Бога, смотри на кого-нибудь другого.
   — Меня не интересует твое мнение. Иди приставай к адмиралу или займись чем-нибудь еще. Брэдшо поднял руки.
   — Веди себя осмотрительнее, Дэр, и не забудь, что я предупреждал тебя.
   Тристан не успел ответить, как Брэдшо исчез. Брат был прав. Шесть лет назад он довел себя до изнеможения, стараясь заглушить слухи, а сегодня вел себя как взбесившийся бык.
   — Добрый вечер, Тристан.
   Он оглянулся.
   Амелия, одетая в голубое газовое платье, изящно присела перед ним.
   — Я решила осмелиться и пригласить вас на танец, — улыбнулась она, демонстрируя ямочки на щеках.
   — Благодарю вас, но я не намерен здесь долго оставаться. У меня есть… неотложные дела.
   Извинение прозвучало неубедительно, но у него не было желания придумывать что-нибудь более правдоподобное или слушать ее глупую болтовню. Тристан сдержанно поклонился и направился тайком следить за Джорджианой.
   Она, казалось, всеми силами старалась держаться от него подальше, укрывшись в дальнем конце зала. Болтала с подругами, время от времени смеялась нервным смехом, словно пытаясь убедить всех, что ей очень весело. Он ей не верил.
   Наконец леди Гортензия сделала знак музыкантам, и отдельные группки беседовавших направились в центр зала. Тристан знал, что первый вальс Джорджиана должна танцевать с ним.
   Ему пришлось переждать две кадрили и контрданс, наблюдая, как она кружится по залу с лордом Лаксли, очевидно получившим прощение за перевернутую тележку с апельсинами, затем с Фрэнсисом Хеннингом и Греем. Утешало лишь, что еще не появился Уэстбрук.
   Когда оркестр заиграл вальс, она стояла со своим кузеном и его молодой женой Эммой. Тристан, заставляя себя не торопиться, неспешным шагом подошел к ней.
   — Кажется, это наш танец, — медленно произнес он, подавая ей руку и стараясь своим видом не вызвать подозрений, что он задумал утащить ее и потребовать объяснений.
   Грей нахмурился.
   — Джорджиана устала. Ты не возражаешь, если…
   — Да, возражаю.
   Глядя на Джорджиану, он чувствовал, что герцог все больше негодует. Если Грею хочется подраться, он с удовольствием окажет ему эту услугу.
   — Все хорошо, Грей. Я ему обещала.
   — Это не важно, если ты не хочешь…
   — Я ценю твою заботу, кузен, — перебила она, в ее голосе прозвучали сердитые нотки, — но, пожалуйста, разреши мне говорить самой за себя.
   Коротко кивнув, Грейдон взял жену за руку и повел в круг танцующих.
   — Как будто тебя можно остановить, — проворчал он.
   Тристан не замечал ничего вокруг, кроме Джорджианы.
   — Начнем?
   Джорджиана взяла его руку. Еще были так остры воспоминания о вальсе, который они, полуобнаженные, танцевали в его спальне. Тристан обнял ее за талию, и они закружились по залу.
   Она делала все, чтобы избежать его взгляда: смотрела на его галстук, на окружающих, на оркестр и на украшения на противоположной стене. Он молчал, размышляя, как, не ухудшая свое положение, задать вопросы. Он был слишком сердит, чтобы радоваться ее замешательству.
   Наконец, тяжело вздохнув, она подняла на него глаза. У нее был усталый вид, темные круги под глазами.
   — Я хотела, чтобы ты оставил меня в покое.
   — Ты поощряла меня, а затем оскорбила. Почему ты думала, что я не потребую объяснений?
   — Ты сказал моей тете, что понял смысл моей записки. Но по-моему, нет. Иначе ты бы не танцевал со мной.
   — Тогда объяснись. — Он наклонил голову, касаясь щекой ее уха, и вдохнул запах лаванды. Он снова желал ее. Очень. — Я чувствовал твою страсть, Джорджиана. А ты — мою. Пожалуйста, объясни мне, почему ты сбежала.
   Постепенно краска заливала ее щеки.
   — Хорошо. Ты должен был ухаживать за Амелией Джонс, ты сам это сказал, И в то же время тебе не терпелось соблазнить меня. Я хотела, чтобы ты узнал, как чувствует себя человек, когда вдруг все его ожидания рушатся, и доказать, что ты не имеешь права разбивать сердца из-за собственной прихоти.
   — Ты соблазняла меня не меньше, чем я тебя, дорогая.
   — Да, чтобы проучить тебя. — Она помолчала, оглядываясь вокруг, но танцующие пары находились слишком далеко, чтобы слышать их тихий разговор. — Просто так получилось, что мы оказались квиты.
   — Квиты, — повторил он.
   От гнева и желания кровь закипала в его жилах.
   — Да, ты обидел меня, а я тебя. Урок окончен. Возвращайся к Амелии и веди себя как джентльмен, если сможешь.
   Он долго смотрел на нее. Они были квиты, но за одним исключением.
   — Ты права — мы квиты, но есть небольшое различие.
   — Какое различие? — Она с подозрением взглянула на него.
   — Прошлый раз ты убежала, и я позволил тебе убежать. На этот раз я этого не допущу.
   — Что… о чем ты говоришь? А как же Амелия? Она ждет твоего предложения.
   — Если мы в расчете, — возразил он, не обращая внимания на ее слова, — то почему бы нам не начать все сначала. Перед нами чистый лист — как и тогда.
   От изумления она открыла рот.
   — Ты не можешь говорить это серьезно!
   — Я совершенно серьезен. Ты интересуешь меня гораздо больше, чем Амелия Джонс. Говоря начистоту, а ты все равно бросишь мне это в лицо, ты богатая невеста, и все знают, что я вынужден жениться на богатой.
   — Я тебе не верю, — заявила она, вырывая руку. — Ты не любишь проигрывать, поэтому начинаешь еще одну авантюру и рассчитываешь выиграть за мой счет. Я в этом не участвую.
   — Это не игра, Джорджиана, — рассердился он.
   Она попятилась, освобождаясь от него, и, натолкнувшись на нее, Эрл Монтроуз и его дама чуть не сбили Джорджиану с ног.
   — Так докажи это, Дэр.
   Тристан мрачно усмехнулся. Он любил риск, и чем выше ставки, тем лучше.