Энтони Марк. За гранью (Последняя Руна - 1)

   Визгливый женский голос, в котором отчетливо слышались истеричные нотки, нарушил тишину.
   - Мы ждем, Бореас, - первой заговорила Эминда, устремив пышущий откровенной злобой взор на владыку Кейлавана. - Совет Королей открыт, и ты, быть может, соблаговолишь наконец разъяснить нам, зачем тебе понадобилось его созывать? Суровые зимы, разбойничьи шайки и нашествия варваров - все это бывало и раньше. Не могу поверить, что причина кроется только в этом. Или кейлаванцы настолько изнежились и ослабели, что их уже повергает в трепет появление кучки грязных бандитов с большой дороги?
   Оскорбительная речь королевы Эридана мгновенно накалила атмосферу в зале. Со своего места в первом ряду Трэвис хорошо видел, как смущенно потупились другие монархи и как побелели костяшки пальцев Бореаса, судорожно стиснувшего край стола. Эминда определенно не собиралась тратить времени даром, а решила, что называется, сразу взять быка за рога. Бореас открыл рот, но никто так и не узнал, что он намеревался ответить, потому что в этот момент парадная дверь в зал с треском распахнулась и на пороге возникла чья-то высокая фигура, на которой моментально скрестились взоры всех собравшихся.
   Это был Фолкен.
   За спиной барда теснились несколько стражников с обнаженными алебардами, но тому хватило одного взгляда, чтобы гвардейцы заколебались и отступили. Трэвис впервые видел Фолкена в таком состоянии. Обычно усталое меланхоличное лицо дышало страстью и гневом, бледно-голубые глаза потемнели, как грозовое небо, и метали молнии.
   - Что он затеял? - в тревоге обратился к Бельтану Трэвис.
   - Помимо того, что вознамерился довести моего бедного дядюшку до апоплексического удара? Понятия не имею. Но думаю, мы об этом очень скоро узнаем.
   Бореас поднялся с кресла и выпрямился во весь рост. Его густые угольно-черные брови угрожающе сдвинулись, свидетельствуя о стремительно нарастающей ярости.
   - Не слишком ли много ты себе позволяешь, Фолкен Черная Рука? загремел под сводами раздраженный голос короля. - Потрудись немедленно дать объяснения своей оскорбительной выходке и покинуть Совет, иначе, клянусь Ватрисом, у меня не останется другого выхода, кроме как испытать могущество хранящей мир и согласие в этом зале руны!
   Не обращая внимания на разъяренного монарха, бард спустился по ступеням и остановился перед круглым столом. В руке он держал какой-то предмет, завернутый в чистую тряпицу.
   - Как гражданин Малакора я требую осуществления моего законного права лично обратиться к Совету Королей, - произнес он ровным голосом, бестрепетно встретив пылающий гневом взор Бореаса.
   Сидящие за столом правители доминионов переглянулись, кто-то из них согласно наклонил голову, но Бореас уже не владел собой. С силой ударив кулаком по столу, он зарычал сквозь зубы:
   - Замолчи и убирайся прочь, Черная Рука! Совет не станет выслушивать твои дурацкие бредни!
   - Станет, ваше величество, - все так же спокойно возразил бард. Закон и происхождение позволяют мне держать речь перед Советом, и никто, даже вы, не можете мне в этом отказать. Если не верите, спросите у лорда Олрейна, чьим познаниям в древних законах я безоговорочно доверяю.
   Бореас вопросительно посмотрел на сенешаля, сидящего в первом ряду как раз напротив короля. Тот с неохотой кивнул. Бореас сердито фыркнул и вновь устремил тяжелый взгляд на Фолкена.
   У Трэвиса голова пошла кругом, и он перестал что-либо понимать. Не прошло и четверти часа, как Бельтан подтвердил, что Малакор пал больше семи столетий назад, а все его жители - те, кто уцелел, - навсегда покинули родные места. Быть может, Фолкен так уверенно называет себя гражданином Малакора, будучи прямым потомком одного из таких эмигрантов и имея при этом неопровержимые доказательства своего происхождения? Да, скорее всего. В любом случае более разумного объяснения неслыханной дерзости барда он придумать не сумел.
   - Хорошо, Фолкен, - мрачно произнес король. - Тебе дозволяется выступить перед Советом Королей. Мы не можем запретить тебе говорить, но будь уверен! - мы надолго запомним, каким путем ты нас к этому вынудил.
   - Именно этого я и добиваюсь, ваше величество, - склонил голову бард. - Пусть слова мои навечно врежутся в вашу память и не забудутся до смертного часа. Ибо, клянусь вам, все двадцать поколений предков сидящих за этим столом ни разу не сталкивались с угрозой такого масштаба, что нависла ныне над Фаленгар-том. Даже ваш достославный пращур Кейлавус Великий, основатель Кейлавера!
   С этими словами Фолкен быстро размотал тряпицу и положил завернутый в нее предмет на стол для всеобщего обозрения. То был Кронд, разбитая руна одна из трех печатей, некогда наложенных на Черные Врата. Голос барда окреп и вознесся высоко под потолок - повелительно и гулко, словно набат, призывающий к оружию для отражения всеобщей опасности:
   - Бледный Властелин пробудился в Имбрифейле, и недалек тот час, когда он сбросит оковы и вырвется на свободу!
   Всего лишь мгновение после его заявления в зале сохранялась абсолютная тишина.
   А потом все обратилось в хаос.
   70
   Грейс наивно полагала, что накануне стала свидетельницей высшего проявления гнева Бореаса.
   Она ошибалась. Гул возбужденных голосов, свист и издевательские выкрики с мест в адрес Фолкена в считанные секунды превратили первоначально дисциплинированное сборище в форменный бедлам. Кое-кто из сидящих за столом Совета порывался высказаться, но их голоса терялись и тонули в невообразимом шуме. Бореас свирепо пожирал барда глазами, и в них кипело и клокотало такое бешенство, рядом с которым происходящее вокруг выглядело легким дождичком на фоне тропического грозового ливня. То была поистине королевская ярость, до вершин которой невозможно подняться обычному человеку. Со своего места в первом ряду, где она сидела бок о бок с Эйрин, Грейс хорошо видела, как могучее тело Бореаса сотрясает крупная дрожь. Казалось, он вот-вот взорвется, одним прыжком перемахнет через стол Совета и растерзает Фолкена - как бык на арене потерявшего мулету и шпагу матадора.
   Но барда, похоже, ничуть не смутило ни шумное неодобрение зрителей, ни угрожающее поведение короля. Да и Грейс вскоре засомневалась, что последнему удастся легко справиться с Фолкеном, чья хищная физиономия затвердела и застыла, как каменное изваяние. За годы службы в отделении экстренной помощи ей доводилось встречать подобное невозмутимо-упрямое выражение на лицах многих пациентов: детей, в пятый раз привозимых на сеанс химиотерапии, симпатичных, но до предела исхудавших молодых людей, женщин с синяками и шрамами по всему телу, только что застреливших собственных мужей... Что-то подсказывало ей, что этот странный человек, бесстрашно бросающий вызов сидящим за столом властителям, повидал на своем веку немало такого, чего ни она сама, ни Бореас, да и никто из собравшихся здесь даже представить себе не может.
   Тем временем свист и крики прекратились, а возмущенный рев толпы мало-помалу снизился до уровня легкого ропота. Люди постепенно приходили в себя, умолкали и усаживались на места. Даже Бореас немного успокоился и опять занял свое кресло, хотя лицо его по-прежнему выражало откровенное недовольство. В зале снова воцарилась тишина.
   Все взгляды были прикованы к барду, но тот продолжал молчать и не двигался. Рассеянный солнечный свет пробивался сквозь прорезанные под самым потолком бойницы, в которых безмятежно возились и ворковали голуби. Неожиданно тишину нарушили мелодичные звуки. Негромким, но чистым и ясным голосом Фолкен запел:
   Скажи, о Владыка Неба,
   Куда подевался ветер,
   Что развевал знамена
   Верных моих полков?
   Ответь мне, отец мой Орлиг,
   Почто ты меня покинул,
   И кто тела похоронит
   Павших в бою Волков?
   Скажи, о Владычица Зея,
   Куда от людей ты скрылась?
   Где ныне твоя обитель
   Зеленой листвой шелестит?
   Ответь мне, мать моя Сайя,
   Почто ты меня покинула
   И кто за мою погибель
   Убийце теперь отомстит?
   Ответь же, могучий Орлиг,
   Ответь, великая Сайя,
   Почто вы сына покинули,
   Когда у вас сын в беде?
   Единственным сопровождением барду служило голубиное воркование. Когда он закончил, по спине у Грейс побежали мурашки. Она плохо поняла, о чем он пел, но никогда прежде не случалось ей слышать в песне столько грусти и неизбывной тоски. Рядом с ней беззвучно рыдала Эйрин: обильные слезы ручейками струились по ее щекам. Грейс тоже бы с удовольствием поплакала сумей она вспомнить, как это делается.
   Фолкен поднял голову.
   - Эта песня называется "Жалоба Ультера", - сказал он. - Немногие помнят ее в наши дни. Тысячу лет назад произнес эти слова король Ультер, стоя на коленях в алом от крови снегу. Он был ранен, разбит и замерзал от холода. Тысяча волков - отборных воинов его личной гвардии - лежали мертвыми вокруг своего предводителя и повелителя. Тысяча вульгримов - самых могучих и бесстрашных бойцов во всем Торингарте - последовали за ним через Зимнее море, чтобы скрестить оружие с приспешниками Бледного Властелина. И вся тысяча полегла здесь, подобно срезанным серпом колосьям. Еще десять тысяч ратников пали в ущелье Теней, растерзанные когтями и клыками неисчислимой орды фейдримов - столь свирепых и кровожадных, что они продолжали рвать и уродовать тела своих жертв даже после того, как те испускали последний вздох. Но такова уж природа этих несчастных созданий, безвозвратно изуродованных по воле Бледного Властелина, их хозяина: если они не могут обратить свою ярость на врагов, она неизбежно обращается против них самих. - Мягко ступая по ковру, Фолкен двинулся в обход стола, одновременно продолжая рассказ. - В живых остались всего дюжина приближенных эрлов, знаменосец Ультера и его любимый шут. Он проиграл, и мысль о том, что Фаленгарт больше некому защитить от пришествия Тьмы, сводила его с ума. А когда он поднял голову и посмотрел сквозь Оскаленную Пасть в долину, то узрел самого Бледного Властелина, выезжающего из Имбрифейла. - Голос барда окреп и обрел звучность органа; вспугнутые голуби покинули насиженные места и принялись беспорядочно носиться под сводами. Конь его был огромен и черен, как беззвездный мрак. Подкованные копыта высекали из камня, снопы искр. Но сидящий на нем всадник был бел - бел от головы до пят. Три огня пылали на его белоснежной груди: зеленый, синий и красный. То были три Великих Камня, составлявших Имсаридур - Железное ожерелье, некогда похищенное Врагом у темных эльфов. Заключенной в нем одном магии с избытком хватило бы, чтобы обратить в рабство весь Фаленгарт. А вслед за Фаленгартом и всю Зею. Бледный Властелин не торопился. Он был уверен в победе. Да и кто мог ему противостоять? Кучка жалких людишек, окровавленных и падающих с ног от усталости? Раненый король? Или, может, кривоногий коротышка-шут, хнычущий от страха, но не забывающий при этом распевать свои дурацкие песенки?
   Фолкен сделал паузу, чем немедленно воспользовался Бореас. Гнев короля улегся, но на лице и в глазах по-прежнему читалась неприязнь.
   - Повесть твоя печальна, Черная Рука, - заметил Бореас. - Печальна и трогательна. Так ведь ты на то и бард, чтобы трогать сердца и души слушателей. Готов признать, что рассказчик ты превосходный, только я никак не возьму в толк, какое отношение к Совету Королей имеют все эти старинные сказки?
   - Прямое, ваше величество, - спокойно ответил Фолкен, проведя пальцами по поверхности разбитой руны. - Как только я закончу, вы в этом убедитесь. И все остальные, надеюсь, тоже. Итак, - возобновил рассказ бард, - король Ультер узрел приближение Бледного Властелина, и сердце его упало, а душа наполнилась отчаянием. Он не боялся смерти, но его повергала в трепет мысль о том, что победа Врага означает гибель всего светлого и прекрасного на Зее. Но тут перед глазами Ультера разлилось серебристое сияние. Он повернул голову и увидел три скользящие к нему по заснеженному полю брани фигуры. То были светлые эльфы. Их стройные высокие тела облегали одежды из тончайшей материи, словно сотканной из звездных лучей, а благородные, прекрасные и одухотворенные лица светились неземным светом. При взгляде на них сердце Ультера укрепилось, душа преисполнилась восторгом, и владыка Торингарта склонил голову.
   - Бледный Властелин близко, - сказал один из эльфов, - но еще не все потеряно. Обнажи свой меч, король Ультер, и выстави его прямо перед собой.
   Появление их так подействовало на Ультера, что он повиновался приказу, не рассуждая и не задавая вопросов. Вынув из ножен свой родовой меч Фелринг, некогда откованный в тех же гномьих кузнях, что и Имсаридур, он выставил перед собой клинок, покрытый еще не успевшей высохнуть кровью врагов. И тогда все трое светлых эльфов, обняв друг друга за плечи, разом бросились на меч.
   - Нет! - горестно вскричал Ультер, но было уже поздно: клинок, что был прочнее любой стали и острее любой бритвы, уже пронзил тела эльфов насквозь. Но что за чудо? Ни капли крови не пролилось на снег, а из зияющих ран вырвался сноп света столь ослепительного, что король был вынужден зажмурить глаза и отвернуться. Когда же он вновь обрел способность видеть, эльфы бесследно исчезли, а клинок меча, на котором не осталось ни единого кровавого пятнышка, засиял так, словно его только что отковали заново из того самого материала, из которого сделаны звезды.
   Но времени дивиться чуду у Ультера не осталось: Бледный Властелин был уже рядом. Ноздри гиганта-жеребца исторгали пламя, а за спиной всадника молчаливой стеной застыли тринадцать облаченных в черные балахоны фигур, чьи лица скрывались под просторными капюшонами. То были некроманты ближайшие советники и слуги Бледного Властелина. Это их колдовское искусство помогло создать несметные полчища фейдримов, готовых бездумно и бестрепетно исполнить любое приказание.
   Издав боевой клич, оставшиеся в живых торингартцы смело ринулись в бой, но Бледный Властелин сразил их всех до единого своим ледяным мечом. Последним погиб шут, до самого конца не прекращавший распевать озорные песенки-потешки. И тогда Ультер по-настоящему остался один.
   Дав знак некромантам не вмешиваться, Бледный Властелин шагом пустил коня навстречу королю Торингарта. Он не боялся Ультера, зная о том, что мощь Имсаридура защитит его от руки любого смертного - даже если в ней клинок, откованный темными эльфами. Не боялся Бераш еще и по той причине, что живое сердце в его груди давным-давно заменил заколдованный кусок холодного железа.
   Грейс вздрогнула и сдавленно ахнула, чуть не свалившись со скамьи при последних словах барда. Эйрин взглянула на нее с недоумением, так же как Дарж и леди Мелия, сидевшие по правую руку от баронессы. Не может быть! Это всего лишь древняя легенда. Миф. Вот именно, миф! И даже не земной, а здешний. Простое совпадение, Грейс, не более того.
   В глубине души она знала, что это вовсе не совпадение, но зачем-то все равно пыталась убедить себя в обратном. Неужели тот убийца в госпитале, детектив Джексон и другие монстры с железными сердцами, о существовании которых упоминал Адриан Фарр, как-то связаны с происходящим на Зее? Но как? Она пожала руку Эйрин, чтобы успокоить встревоженную ее по-ведением девушку, и, хотя сердце билось так, что готово было вот-вот выскочить из груди, заставила себя сидеть смирно и вслушиваться в каждое слово Фолкена.
   - Подъехав вплотную к Ультеру, Бледный Властелин спешился. Три Великих Камня у него на груди зловеще вспыхнули. Он занес над головой короля свой меч и расхохотался.
   - Сейчас ты умрешь, - прогремел над заснеженным полем холодный нечеловеческий голос. - На колени, козявка! Никто не смеет стоять предо мною.
   - Вот мы сейчас и проверим, кто из нас устоит! - воскликнул Ультер, покрепче перехватил рукоять Фелринга и в неожиданном прыжке вонзил острие в грудь противника. Белые глаза Бераша широко раскрылись от боли и удивления. Закаленный в крови добровольно принесших себя в жертву эльфов клинок проник глубоко в грудную клетку и напополам рассек железное сердце Врага. В то же мгновение Фелринг треснул и разлетелся на куски, а правую руку Ультера сковало невыносимым холодом, проникшим до самого его сердца. Бледный Властелин, качнувшись, повалился на снег, но Ультер сумел устоять на ногах. Шагнув к телу поверженного Врага, король сорвал с его шеи волшебное ожерелье, но на большее у него уже не осталось сил. Упав на колени и сжимая онемевшей десницей эфес сломанного меча, он мог только беспомощно наблюдать за тем, как смыкается вокруг него кольцо некромантов, как полощутся на ветру, подобно крыльям вампиров, полы их черных одежд.
   Гибель казалась Ультеру неминуемой, но тут до ушей его донеслись звуки, показавшиеся королю самой сладкой музыкой на свете. То были звуки боевых рогов - низкие и хриплые, далеко разнесшиеся по всему полю. И в тот же миг словно по волшебству разошлась плотная пелена нависших над долиной туч, и в образовавшемся просвете показалось дневное светило. Ослепленные его лучами некроманты и сопровождавшие их фейдримы заколебались и остановились. Ультер обернулся и с восторгом узрел у себя за спиной пылающие на солнце наконечники пятидесяти тысяч копий. Вновь затрубили рога - уже ближе и громче, - и в ущелье Теней показались первые ряды закованных в броню воинов. И, к возглавляла прекрасная женщина, ехавшая верхом на белом коне. Эльзара, императрица Тарраса, явилась наконец с подмогой. Счастливо рассмеявшись, Ультер упал и потерял сознание.
   Голос барда умолк, и это заставило Грейс выйти из оцепенения. Удивительный рассказ так подействовал на ее воображение, что она как бы сама перенеслась туда, на покрытое кровью и трупами заснеженное поле давно отгремевшего сражения, и воочию i увидела восседающую на черном коне и словно высеченную из глыбы льда зловещую фигуру Бледного Властелина... Но что же случилось дальше? Неужели Фолкену нечего добавить?
   - И чем же все закончилось?
   Грейс вдруг с ужасом осознала, что произнесла эти слова вслух. Даже не произнесла, а прошептала - но окончание повествования барда сопровождалось такой гробовой тишиной, что даже ее шепот прозвучал в стенах зала подобно грому. Бореас метнул на нее сердитый взгляд, заставивший Грейс похолодеть.
   - Чем закончилось? - переспросил Фолкен. - Увы, миледи, ничего еще не закончилось, а продолжается и по сей день. И все мы обречены в этом участвовать, хотим мы того или нет. Но я с удовольствием поведаю вам о том, что произошло после прихода таррасской армии в ущелье Теней. Лишенные магической поддержки своего повелителя фейдримы были без труда рассеяны и полностью истреблены. Эльзара нашла Ультера в снегу близ Оскаленной Пасти еще живым, но в беспамятстве. В правой руке король сжимал эфес с обломанным почти у самой рукояти клинком, а в левой - ожерелье Имсаридур. А вот тело Бераша - Бледного Властелина - бесследно исчезло. Некроманты успели перенести его в подземные чертоги Имбрифейла и укрыть от победителей.
   Эльзара сильно тревожилась за здоровье Ультера. Тот был опасно изранен и пережил сильнейшее потрясение, поэтому целители не ручались за его жизнь. Однако король Торингарта оказался крепче, чем они думали, и уже через месяц настолько оправился, что смог самостоятельно передвигаться. По его повелению в долине Имбрифейла собрались сто сильнейших рунных магов Фаленгарта. Таррасские мастера отковали огромные железные врата, которые перекрыли единственный вход в Имбрифейл. А рунные мастера запечатали их тремя рунными печатями, вложив в них все свое могущество, чтобы Бледный Властелин никогда больше не смог выбраться из тюрьмы и снова угрожать людям. Сотня собранных Ультером рунных магов стали первыми повелителями рун. Им же король отдал на хранение снятое с поверженного Врага ожерелье Имсаридур. Вслед за рунными мастерами пришли в долину сто самых могущественных фей, волшебниц, колдуний и заклинательниц. Они наложили чары на Имбрифейл и все подходы к нему, чтобы никто не сумел ни проникнуть туда, ни выбраться оттуда.
   И наконец, Эльзара и Ультер договорились основать новое королевство, правителям которого вменялось в обязанность неусыпно следить за всем, что происходит в Имбрифейле, дабы не допустить нового пришествия Тьмы. Так родился Малакор, на трон которого воссели вступившие в брак дети Эльзары и Ультера. Так начался золотой век, на протяжении которого в Фаленгарте царили мир, покой и процветание. Золотой век Малакора длился долго, очень долго... - Фолкен сокрушенно покачал головой. - К несчастью, все когда-нибудь кончается. Давно уже нет ни светлого Малакора, ни повелителей рун, а вверенные их попечению Имсари - Великие Камни - бесследно сгинули в пучине веков, и никто не знает, где их искать. А теперь еще и это, значительно постучал бард по лежащей перед ним на столе разбитой руне. Мне больно об этом говорить, но я обязан поведать Совету, что Рунные Врата уже не столь надежны, как в былые времена.
   В словах Фолкена крылось столько убежденности и страсти, что они никого не оставили равнодушным. Слушали его, затаив дыхание. Внезапно тишину нарушил хриплый и визгливый издевательский смех. Смеялась Эминда Эриданская.
   - Хорошенькую же сказочку рассказал ты нам, Фолкен Черная Рука! Каюсь, был момент, когда я сама чуть не поверила во всех этих магов и колдунов. Только нет на свете никакой магии - разве что твой голос, которым ты кого угодно способен околдовать. - Фальшивая веселость на лице Эминды сменилась вполне искренней гримасой раздражения. - Только нам тебе голову не заморочить, понятно?! Люди здесь собрались серьезные, и им недосуг выслушивать всякие страшилки, которыми старые бабки пугают непослушных детей.
   Речь королевы несколько отрезвила окружающих. Многие - и за столом Совета, и на трибунах - одобрительно закивали в знак согласия.
   - Недосуг? - недобро прищурился Фолкен. - В таком случае мне остается только признать, что у детей, верящих в страшные сказки, куда больше здравого смысла, чем у собравшихся в этом зале. У меня нет сомнений в том, что Бледный Властелин взялся за старое, и я готов, не сходя с места, привести вам сотню примеров. И я вижу единственный выход в заключении военного союза между Семью доминионами. Заключив его, вы получите возможность выставить против Врага столь же многочисленную и сильную армию, как во времена Эльзары и Ультера. Хочу также предупредить, что промедление подобно смерти. Объединить силы необходимо уже сегодня, сейчас, немедленно! - Он высоко поднял над головой затянутую в черную перчатку руку. - Во имя текущей в моих жилах малакорской крови я требую немедленного голосования членов Совета по этому вопросу!
   Эминда с побагровевшим от злости лицом вскочила с места.
   - Это неслыханно! - завопила она на весь зал.
   Король Соррин, ни разу не шевельнувшийся на протяжении всего повествования Фолкена, неожиданно поднял голову. Глубоко запавшие глаза правителя Эмбара не выражали решительно никаких эмоций.
   - Раз требует, давайте проголосуем, - предложил он тусклым, бесцветным голосом. - Какая разница, сегодня или завтра? Уж лучше сразу определиться и покончить с этим.
   Слова Соррина, похоже, пришлись по душе подавляющему большинству его соседей по столу Совета. Эминда, оставшись в одиночестве, немного поколебалась, потом вернулась на место и неохотно кивнула в знак согласия. Повинуясь поданному Бореа-сом знаку, лорд Олрейн приблизился. В руке он держал кожаный мешочек, который с почтительным поклоном передал королю. Тот развязал стягивающие горловину тесемки и высыпал содержимое на стол. В мешочке оказалось семь белых и семь черных камешков. Каждому из монархов досталось по два камешка разного цвета.
   - Итак, - заговорил Бореас, - на голосование ставится вопрос об объединении наших сил и подготовке к войне. Белый камень означает согласие, черный - несогласие. Приступаем к голосованию.
   Участники Совета разобрали камешки, под столом проделали с ними какие-то манипуляции, затем вынули из-под стола уже зажатыми в кулаки. Грейс затаила дыхание. Она пока еще плохо знала Фолкена, но рассказ барда задел ее за живое - хотя чем именно, она затруднилась бы ответить. Многого из его слов она попросту не поняла - в частности, кто такой Бледный Властелин и откуда он взялся, - но ей самой доводилось сталкиваться как с монстрами с куском железа вместо сердца, так и с фейдримами. Поэтому она нисколько не сомневалась в реальности угрозы и могла только сожалеть о том, что сидящие за столом властители так близоруки и не желают принимать ее всерьез. Что же касается результатов голосования, то их Грейс могла предсказать заранее - не зря же она столько времени потратила на выяснение позиций всех собравшихся сегодня на Совет правителей доминионов.
   Короли и королевы по очереди разжимали пальцы. Цвет демонстрируемых ими камешков лишь подтвердил первоначальные догадки Грейс. За "войну" отдали голоса Бореас, Кайлар и престарелый бонвиван Персард Перридонский. Против проголосовали Эминда, Лизандир и Соррин. Последней была Иволейна, но она почему-то медлила. Прекрасная королева Толории так и осталась для Грейс полнейшей загадкой, поэтому она с не-терпением ожидала, к какой же партии та решит примкнуть. Но вот наконец разжала кулачок и Иволейна. Дружный ропот изумления пронесся по трибунам. Ладонь толорийской владычицы оказалась пуста.