– Теперь, насколько я помню, тропа должна повести прочь от этой двери, – сказала Чекс.
   Но она ошиблась: все указывало на то, что путешественники должны идти вперед, то есть вниз по ступенькам.
   – Очень любопытно, – произнесла Чекс. – Но теперь, к сожалению, я не могу сказать, что нас ждет дальше. Может, в тот раз Гораций вел нас прямым путем, а этот какой-то окружной…
   С этими словами Чекс сделала первый шаг по ступенькам, довольно робкий шаг. Ну конечно, ноги кентавров созданы для дорог и полей битв, а не для цоканья по ступенькам. Лестница заканчивалась площадкой, на которой хватило места для четверых. Спустившись с площадки, они гуськом пошли по коридору, но вскоре дорогу им перегородили ржавые запертые ворота.
 
   По ту сторону ворот стояли зомби. Их было четверо: тронутый тлением человек, подпорченный кентавр, линялый Прокопий и очень трухлявый скелет.
   – Ничего себе. Кто-то шутит над нами, не иначе, – рассматривая фигуры за воротами, заметила Чекс.
   – Хороши шутки, – испуганно произнес копуша.
   – Мы в гипнотыкве, здесь всякое бывает, в этом творилище плохих снов. Здесь вы можете встретиться не только с самим собой, но и с собственными ужасными снами, – со знанием дела пояснил Косто.
   – Можем встретиться мы? А ты? – удивилась Чекс.
   – Скелеты не спят. У них нет снов.
   – Но смотри, там, за воротами, стоит и твоя карикатура, – указала Чекс.
   – Да. Странно. Меня, должно быть, приняли за живого. Не знаю только, радоваться мне или огорчаться.
   – Так что же будем делать? – вмешался Эхс. – Ворота заперты, сквозь прутья тоже не пролезешь, слишком узко поставлены. Остается разбить ворота?
   – Насколько я понимаю, – сказал скелет, – по ту сторону стоят наши умственные отражения.
   Надо собраться с силами и взглянуть прямо на них. Вас хотят испугать, но вы не должны поддаться страху. Когда страшные сны видят, что их не боятся, они теряют силу. Ой, я кажется выболтал одну из тайн гипнотыквы. Прошу, не проговоритесь, когда окажетесь снаружи.
   Если бы не дрожь в коленках, Эхс, наверное, от души рассмеялся бы.
   – Ну что ж, я первая, – отважно сказала Чекс и сделала шаг к воротам.
   Кентавр по ту сторону ворот тут же послушно шагнул ей навстречу, словно был зеркальным отражением. Они сошлись лицом к лицу. Чекс протянула правую руку, и ей навстречу потянулась левая.
   Чекс коснулась правой рукой своего двойника и… рука прошла сквозь руку.
   Нет, не сквозь… Рука вошла в руку. Это странное нечто сложилось, стало плоским, как складной стаканчик, и исчезло.
   Изумленная Чекс отдернула свою руку. Так же сделала и зомби. И обе руки вновь появились.
   – Похоже на воду! – воскликнул Эхс. – Будто ты сунула руку в воду! Отражение тоже протянуло руку, и обе, соединившись, исчезли.
   – Должно быть, ты прав, – хмуро согласилась Чекс. Она расправила крылья. И двойник сделал то же самое.
   Чекс приблизилась к воротам и прижалась к ним. Двойник не заставил себя ждать.
   Сблизившись, они начали погружаться друг в друга и на глазах потрясенных путешественников из двух кентавров вскоре получился один – безголовый, безгрудый, но зато с двумя крупами. Движение навстречу друг другу, очевидно, продолжалось, потому что через некоторое время исчезли и крупы, остались только два хвоста, но и они долго не провисели.
   Потом, словно рисуемая на воротах, стала проявляться картинка. Это была Чекс. Она мчалась через лес, поминутно тревожно оглядываясь. От кого же она убегала?
   Затем показались преследователи – орда кентавров, среди которых были и мужчины, и женщины, и подростки. У всех у них были луки со стрелами и они целились в убегающую Чекс, явно намереваясь ее убить.
   Лес сменился крутым каменистым склоном. Копыта кентаврицы скользили по камням, ей трудно было взбираться, а преследователи приближались.
   И стрелы уже готовы были полететь ей в спину…
   Склон становился все круче и круче, но Чекс как-то удалось взобраться. А по ту сторону крутой горы ревел и пенился бурный поток. Как же через него перебраться? Сделав попытку, она тут же разобьется о камни. Чекс замерла на берегу. Ужасная ловушка…
   – Но это всего лишь видение! – раздался голос Эхса. – Не бойся! Это всего лишь страшный сон!
   И Чекс расслышала его голос.., и тут же вновь оказалась рядом с друзьями. Сон растаял без следа.
   Кентаврица-зомби тоже заняла свое место за воротами, которые по-прежнему оставались запертыми.
   – Ты видел, что там было? – тяжело дыша, спросила у Эхса кентаврица Чекс.
   – Видел, – ответил Эхс. – Кентавры наступали тебе на пятки.
   – Они хотели расправиться со мной.., из-за крыльев, – сказала Чекс. – Я для них ничто.
   – Как в жизни, – согласился Эхс.
   – В этом и заключается твой глубочайший страх и стыд, – сказал Косто. – Какой самый страшный твой сон? Это сон о кентаврах, о твоих соплеменниках, закрывших перед тобой вход в сообщество кентавров.
   – Да, – с тоской в голосе согласилась Чекс. – Я пытаюсь это отогнать, но оно возвращается и ранит. Я хочу, чтобы кентавры меня приняли, но добиться этого не могу.
   – Ты должна встретиться с кентаврами лицом к лицу, – сказал скелет.
   – Но как же? Ведь только я остановлюсь, они тут же изрешетят меня стрелами.
   – Смерть во сне – это не настоящая смерть, – напомнил Эхс.
   – Тогда полагаюсь на твои слова, – по-прежнему мрачно сказала Чекс. – В этот раз не прерывайте мой сон.
   И Чекс вновь пошла к своему двойнику. Обе исчезли друг в друге и вновь появилась картина.
   Опять лес, опять Чекс спасается от преследователей, но вдруг останавливается и поворачивается навстречу разъяренным кентаврам.
   – Не смейте меня преследовать! – отчаянно выкрикивает она. – Я есть такая, как есть! И это не моя вина!
   – Уродина! Уродина! – хором вопят кентавры, – Смерть уродам!
   И начинают колоть ее копьями, протыкать стрелами, резать ножами… До крови! До смерти!
   Чекс очнулась с воплем ужаса. Второй сон оказался еще страшнее первого.
   Эхс метнулся к ней на помощь и оттащил от решетки.
   – Ужасно! – рыдала Чекс. – Я умерла? Они убили меня!
   – В самом деле ужасно, – согласился Эхс. Он пытался ласково обнимать Чекс, хотя это выглядело смешно, потому что ростом он был ей по грудь.
   – Значит, и этот способ не годится, – сказал Косто.
   – Сначала я убегала от преследователей, потом не убегала! – чуть не плача, выкрикнула Чекс. – И то, и это не удалось. Так что же мне делать?!
   – Надо подумать, – подал голос и копуша. – В одном фне ты убегала, в другом не убегала. Это так называемые крайнофти. А что лежит пофредине? Ведь что-то там лежит?
   – И в первом, и во втором сне я вела себя как глупая девчонка, – приободрившись, начала рассуждать Чекс. – То убегала во все лопатки, то вдруг обратилась к собственным убийцам с речью. Есть же что-то третье. Не белое, и не черное, а.., среднее. Но поймите, сон так захватил меня, оказался таким жизне правдоподобным, что я…
   – Каким, каким? – переспросил Эхс, ошеломленный этим безразмерным словом.
   – То есть очень реалистическим, – пояснила Чекс. – Я даже стала сомневаться, а сон ли это?
   – Знаешь, я тоже засомневался, – признался Эхс.
   – И поэтому ты пришел ко мне на помощь? Я тебе очень благодарна. Ты поступил, как настоящий друг.
   – Ефли Эхв фмог во фне прийти к тебе на помощь, то давай и мы проникнем в твой фон и будем там фражатьфя вмефте? – предложил копуша.
   – Молодец, копуша! – радостно поддержал его Эхс. – Четверо – это уже сила! А Косто вообще без труда обратит их в бегство!
   – Я ценю ваше благородство, – сказала Чекс. – Но не хочу подвергать вас опасности. Там, в моем страшном сне, вас, может, и не убьют, но ранить могут наверняка. Когда стрелы и ножи касались меня, мне, поверьте, было больно. В общем, как бы там ни было, это вызов лично мне. И я должна справиться своими силами.
   Друзья не могли не прислушаться к ее доводам.
   – Но если ты не в силах ни победить их, ни уговорить, ни спастись бегством, то что же тебе остается? – спросил Эхс.
   – Отвергнуть, – с нажимом произнес скелет.
   – Ты прав, Косто! – воскликнула Чекс. – До сих пор я относилась к ним слишком серьезно, и это придавало им силы. Я сама наделяла их этой силой! Но теперь я буду действовать иначе. Пожелайте мне удачи, ребята!
   – Ни пуха ни пера, – сказал Эхс.
   – Ни камешка ни пылинки, – подхватил копуша.
   – Ни косточки ни полкосточки, – завершил Косто.
   Вдвинувшись друг в друга, Чекс и ее двойник опять исчезли, после чего появилась картина.
   …Чекс снова бежит по лесу, потом вдруг останавливается и поворачивается к ватаге преследователей. А те уже готовят ножи и стрелы.
   – По какому праву вы здесь хозяйничаете! – кричит Чекс. – Это мой сон! Убирайтесь из него, вы, узколобые, тупые, жестокие! Это мой путь, и вам нет на нем места!
   Но кентавры продолжали наступать, бряцая оружием. Слова Чекс их нисколько не впечатлили.
   И тогда Чекс расправила крылья и поднялась в воздух и поплыла по воздуху над их головами, медленно, величаво.
   Кентавры задрали головы и следили за ней, открыв рты.
   – Вы – рабы земли, смотрите, я свободна! – вскричала Чекс. – У вас нет крыльев и вы ненавидите всех крылатых! Эй, вы, навозные жуки…
   Один за другим кентавры начали приходить в себя и снова замелькало оружие.., но Чекс сильнее замахала крыльями и поднялась высоко в небо, туда, куда не смогла бы долететь ни одна кентаврская стрела.
   – Я не нуждаюсь в вашем одобрении! Я не боюсь вашего проклятия! – с высоты прокричала она. – Что мне нравится, то и буду делать! А вы оставайтесь…
   И тут Чекс проснулась. Сон развеялся, но Чекс поняла, что там, во сне, победила.
   – Хотя в настоящей жизни я еще не умею летать, но зато теперь я освободилась от власти кентавров, – сказала Чекс. – Мне не нужно ни их прощение, ни их одобрение. У меня есть своя жизнь, и она куда интереснее обычной, кентаврской. Заискивание перед ними лишало меня сил. Я стремилась походить на них, и это меня связывало. Но как только я разрешила себе стать самой собой, эти тетеньки и дяденьки тут же задрали лапки!
   И тут Чекс осознала, что все с каким-то непонятным удивлением смотрят на нее.
   – Что случилось? Вы мне не верите? – спросила она.
   – Ты прошла? – первым обретя дар речи, сказал Эхс.
   – Как… – Чекс осмотрелась по сторонам. – О!
   Так я по другую сторону ворот!
   – Ты победила, – сказал скелет.
   – Я победила! – и Чекс расплылась в радостной улыбке. – Победила то, чего раньше больше всего стыдилась и боялась. Призраки исчезли, а с ними исчезла и преграда, которая была всего лишь неким образным отражением моих страхов. Теперь я ничего не боюсь…
   И, чтобы подтвердить это, Чекс прошла сквозь железные прутья ворот, потом вернулась и снова прошла.
   Эхс подошел к воротам – его двойник подошел тоже. Эхс коснулся ворот – двойник коснулся ворот. Эхс убрал руку. Для него ворота не исчезли.
   – Кентавр ифчез, но офтальные по-прежнему там, за воротами, – вздохнул копуша.
   – Каждому из нас предстоит победить свой плохой сон, – сказал Эхс.
   – Вперед, Прокопий, – скомандовал копуша и пошел к воротам.
   Оба Прокопия, настоящий и зомбический, сошлись нос к носу. Потом они взаимопоглотились и начался сон…
   …Тоннель, стены которого увешаны гнилушками, излучающими мягкий свет. Копуша проникает в тоннель сквозь стену, без труда раскопав ее своими магическими железными когтями.
   В тоннеле уже кто-то есть… Хотя очертания туманны, но можно догадаться, что это фемина, и она не из рода Прокопиев. Глаза ее и мех меняют цвет, как у Прокопиев, но все равно она другая.
   – Королева скалдырников? – полувопросительно произнесла Чекс.
   Эхс вдруг вспомнил демонессу Метрию. Демонесса, королева… Так вот, оказывается, что мучит копушу – женщина?
   Тем временем Прокопий успел приблизиться к скалдырнице. Они обнюхались, и вдруг покатились откуда-то волны благоухания, словно разом расцвели сотни цветов. Медяшка Роза… Эхс почему-то вспомнил о ней. Хотя она-то ведь медная и пахнет от нее не цветами, а металлом.
   Копуша отпрянул.., и сон выключился. Копуша как стоял по эту сторону ворот, так там и остался.
   – Этого я и боялся, – с горечью произнес он.
   – В тебе, как я поняла, пробудилась страсть к королеве? – спросила Чекс.
   – Да. Но ефли б я уфтупил этой фтрафти, то попал бы в ловушку.
   – А ты не уступил, значит, тебе нечего стыдиться. Ты выполнил свой долг, иначе бы мы не шли сейчас за направляющим заклинанием.
   – Однако я был так близок к падению, – признался копуша. – И вфе из-за того, что я никудышный.
   – Никудышный? – почти возмутился Эхс. – Да таких Прокопиев еще поискать надо! Ты отличный парень!
   – Ну что ты, – махнул лапкой копуша. – На фамом деле я, как и Чекф, отверженный.
   – Ничего не понимаю, – сказала Чекс. – Разве все это время ты не был послом своего народа?
   – Был.., но не потому, что я фамый лучший, а потому, что.., фамый нефчафтный.
   – Несчастный? Но в чем же твое несчастье? – продолжала допытываться Чекс.
   – Ну что ж, раз вфе признаютфя, то и я признаюфь, – тяжко вздохнул Прокопий. – Я был влюблен в одну крафавицу, но она предпочла другого.
   – Красотка предпочла другого? Ну и что? Другая бы приголубила.
   – У наф, Прокопиев, иные нравы. Ефли фемина отвергает мужчину, то на нем навеки офтаетфя клеймо. Путь к любви и фемейной жизни перед ним закрыт.., закрыт навеки.
   – Из-за одной любовной неудачи – навеки? – подняла брови Чекс. – Довольно глупо!
   – Ефли бы ты была нашей феминой, то раффуждала бы иначе, – сказал копуша. – Прокопий, отвергнутый феминой, вфе равно, что крылатый кентавр.
   – Да, плохи твои дела, – согласилась Чекс.
   – Но ты же помогаешь своему народу? Это очень даже почетно, – пожал плечами Эхс.
   – Я не помогаю, а профто.., убегаю от фамого фебя.
   – И все же у тебя есть миссия, и ты делаешь все, чтобы ее выполнить!
   – Да. Но как только вфпомню Фкалди…
   – ..Тебе тут же хочется на все, кроме любви, махнуть рукой, – договорила за него Чекс. – И я тебя понимаю. Но при встрече с королевой ты поборол искушение, значит, тебе нечего стыдиться.
   – Но прежде, чем побороть, я же его почувфтвовал, – возразил копуша. – Фтыдно, что почуфтвовал.
   – А мне кажется, что ты боишься и стыдишься чего-то другого, – сказала Чекс. – И встреча с этим другим у тебя еще впереди.
   – Ну что ж, – вздохнул копуша, – пофмотрим.
   И он вновь направился к своему двойнику.
   Вновь образовалась картина. Сладчайшая королева Скалди снова приблизилась к копуше. Сильно повеяло ароматом цветов.
   Копуша не стал убегать. Чуть подумав, он неуклюже обнял королеву. Значит, искушения он не стыдится? Тогда в чем же дело?
   Королева пошевелила носиком. Кажется, она принюхивалась. И тут появилась еще одна картинка. Картинка внутри картинки: какая-то прокопиевская фемина разочарованно отворачивается от копуши.
   – А, я поняла – королева учуяла, что наш копуша неудачливый жених, – вполголоса проговорила Чекс.
   Королева порывисто отвернулась. Аромат цветов поблек. Копуша остался один.., снова отверженный.
   Проснувшись, копуша понуро отошел от ворот.
   Теперь причина его тревоги стала ясна: он боялся, что королева, почувствовав в нем неудачника, отвергнет его ухаживание. И получится, что из-за любовного увлечения он позабыл о своей миссии, но и любовное увлечение тоже окончилось бесславно..
   – Пустяки, – успокоила Чекс, – Для спасения Долины ты делаешь все, что в твоих силах. А чем это завершится, никто не знает. Если поражением, то в этом не ты будешь виноват. А королеве, если она тебя отвергла, самой же будет хуже. Не тебе, а ей!
   – Но я же так размягчилфя! – горестно возопил копуша.
   – Только во сне, в плохом сне, – напомнила Чекс. – А» это вполне поправимо.
   И копуша вновь пошел к воротом. Вновь начался сон.., и тут же закончился, а копуша наконец оказался по другую сторону ворот.
   – Вот видишь, – сказала Чекс. – Этот сон утратил власть над тобой. Ему даже начаться как следует не удалось.
   – Да, теперь я верю – бодро сказал копуша. – Я выполню миффию, нефмотря ни на какие ифкушения и прочие помехи.
   Настал черед Эхса идти к воротам.
   Зомби приблизился к нему. Оба исчезли – и начался сон.
   Сон Эхса был полон вращающихся звездных туманностей, летающей космической пыли, движущихся по своим прихотливым путям лун. Луна из круглого желтого сыра превратилась в огромный, испещренный кратерами каменный круг.
   И что самое удивительное, волшебный Ксанф оказался всего лишь маленьким полуостровом на гигантском обыкновенском шаре. Нет, это мне только кажется, во сне подумал Эхс… Картина неуклонно приближалась и приближалась к нему, пока наконец не стало ясно, что это карта Ксанфа, а на ней стоит он, Эхс. Потом образовалась еще одна картина, повторяющая первую, но с одним отличием – на этой второй картине не было Эхса.
   Эхс, превратившийся в бестелесного духа, смотрел на эти картины. На одной он был, а на второй отсутствовал, а в остальном изображения были абсолютно схожи.
   Эхс в страхе закричал – и проснулся. Чекс подбежала к нему и обняла, пытаясь успокоить.
   – Что бы вфе это значило? – спросил озадаченно копуша. – В твоем фне не было ни чудовищ, ни фоблазнительных крафавиц…
   – Но картинки были похожи! – вскричал Эхс. – Целиком и полностью!
   – Да, правда, – пробормотала Чекс. – Но что в этом страшного? Что тебя испугало?
   – На одной я есть, а на другой меня нет, но при этом вокруг ничего не меняется! Значит, есть я или нет, это все равно?
   – Может, и так, – пожала плечами Чекс.
   – Жив я или мертв, все равно? – продолжил в отчаянии Эхс. – Ксанфу все равно? Значит, моя жизнь бессмысленна?
   – Но это ты так думаешь, а в действительности все может быть совсем иначе, – возразила Чекс.
   – А может, то, что я думаю, и есть действительность!? Может, я и в самом деле никто и ничто! Я что-то делаю, но мои поступки не имеют смысла. О, теперь я понимаю, что толкнуло меня отправиться к Доброму Волшебнику. Мне просто нужно было доказать самому себе, что я что-то значу, что у меня есть в жизни хоть какая-то цель.
   Избавиться от демонессы, спасти родителей – это только предлог. А на самом деле я надеялся, что.., что Добрый Волшебник убедит меня, что я не пустышка.
   – Нет, ты не пустышка! – вскричала Чекс. – Как ты можешь так думать!
   – Я всячески себя убеждаю в обратном, – сказал Эхс, – но в глубине души сомнения не отпускают меня. Способен ли я сделать что-нибудь такое.., важное, без чего Ксанф не проживет? Родился я или нет, какая в этом разница? Картина, где я есть, ничем ведь не отличается от картины, где меня нет.
   – Ну что поделаешь, – вздохнула Чекс. – А мы все.., чего мы стоим? кто мы такие? что мы для Ксанфа? Но мне кажется, ответ все равно найдется.
   Ты еще многое можешь совершить. И копуша тоже.
   Вот тогда и картина изменится.
   – Когда ты так говоришь, мне хочется верить, – сказал Эхс. – Но в силах ли я что-либо сделать?
   Ксанф такой большой, а я такой маленький.
   – А спасти Люблю-реку и Долину? Разве это не важное дело?
   – Очень важное, – согласился Эхс. – Но это дело копуши, а мы только помогаем.
   – Но без нашей.., без твоей помощи справится ли он? – задала наводящий вопрос Чекс.
   – Значит.., свершится что-то. И свершится только потому, что я буду в этом участвовать? – начал догадываться Эхс.
   С этими словами он вновь направился к воротам, за которыми стоял его двойник. И вновь начался сон.
   – Пока я ничто, – сказал Эхс, – но я хочу сделать попытку. Если мне повезет, я стану кем-то.
   Пытаться хоть что-то сделать – вот и все, что мне остается… Всем нам только это и остается: честная попытка что-нибудь сделать. Если и в попытке нет смысла, тогда и во всем прочем его тоже нет, а уж в плохих снах и подавно.
   Картины покрылись рябью. Когда рябь исчезла, стало видно, что река, которая на одном изображении была почти прямой, на другом начала превращаться в извилистую.
   Вот и все. Это был всего лишь сон, но Эхса он наполнил огромной радостью. Теперь он знал, как победить свой глубочайший страх. Теперь в его жизни появился смысл.
   Картина исчезла. И Эхс обнаружил себя по другую сторону ворот.
   Все переместились, кроме скелета, который одиноко белел на той стороне.
   – Мой черед, – произнес скелет. – Но я сомневаюсь.
   – Это понятно, – сказала Чекс. – Каждый из нас поначалу робел перед своим плохим сном.
   – Я не боюсь плохих снов, – ответил Косто. – Тем более, что сны мне не снятся, ведь я не принадлежу к миру живых. Беда в ином – мне нечем победить своего двойника, потому что мы, скелеты, не чувствуем ни вины, ни страха, у нас нет никаких сокровенных тайн. Но если все же я попытаюсь перейти, то кто знает, не включится ли нечто такое, что повредит вам всем.
   – Как это? – удивился Эхс.
   – Нынешние испытания предназначены для живых существ, способных видеть сны, – начал объяснять скелет. – Если среди живых окажется какой-то бессонный, то механизм может разладиться и все пойдет наперекосяк. Я боюсь вам повредить.
   – Скелет прав, – пробормотала Чекс. – Если из их братии как раз и составляются плохие сны, то ему самому они ведь сниться не могут?
   – А что случится, если механизм разладится? – решил уточнить Эхс.
   – Выход из тыквы может стать таким узким, что вам не удастся выбраться, – объяснил Косто. – Если не это, то с телом у вас может что-нибудь приключиться, или с душой…
   – Кофто отличный проводник, – сказал копуша. – Без него мы тут точно заблудимфя.
   – Тогда рискнем? – предложил Эхс.
   – Рискнем, – согласилась Чекс. – Ведь этот трухлявый двойник для чего-то здесь оказался. Ну, Косто, вперед, смелее.
   – Как говорит пословица, старые кости захотели в гости, – пожал плечевыми костями скелет и направился к воротам. Остов за воротами проскрипел ему навстречу.
   Начало образовываться подобие картинки. На ней Косто стоял в коридоре, точно так же, как наяву. Не успев толком образоваться, картинка исчезла – и Косто вернулся на прежнее место.
   – Это действительно была завязь какого-то сна, – произнес Эхс.
   – Но дальше сон не развился, потому что не было из чего, – объяснил скелет.
   – Ну это ты поторопился заявить, – возразила Чекс. – Начало ведь было и оно из чего-то получилось. Прежде чем утверждать что-то, надо очень хорошо подумать. Особенно в таком важном деле.
   – Сон решил начаться, но потом понял, что ничего не выйдет, и тут же закончился, – попытался осмыслить случившееся Эхс.
   – Вот видишь, сон все-таки был, – ухватилась за его слова Чекс. – Пусть минутный, но все же сон.
   Значит, у Косто что-то есть, как говорится, за душой.., какая-то жизнь.
   Теперь и копуша заинтересовался.
   – Что же это может быть? Ведь Кофто не живой.
   – Это был даже не сон, а просто портрет Косто, похожий на него, как две капли воды, – заметил Эхс.
   – Да, это был мой портрет, – согласился Косто. – Лишенный жизни, я лишен и снов. Кроме точной копии меня, на картине ничего не могло появиться.
   – Твой портрет, наверное, и есть отражение самых глубоких твоих страхов и самого глубокого стыда.
   – Я ничего не боюсь и ничего не стыжусь, – возразил скелет.
   – Ты упрямо настаиваешь на своем и тем самым мешаешь своему сну развиться в полную силу, – предположила Чекс.
   – Но во мне нет для него содержания.
   И Косто указал на свой пустой череп.
   – Не содержания нет, а.., ты не хочешь уступить, – не сдавалась Чекс.
   – Ну как можно уступить тому, чего нет? – вмешался Эхс.
   – А я говорю – есть, – отрезала Чекс. – Если бы не было, то и двойника бы у Косто не было, и он без всяких усилий оказался бы сейчас рядом с нами.
   – Да я пуст! – вспылил Косто. – Снам среди моих костяшек просто нечего делать!
   И он еще раз, в виде доказательства, стукнул себя по черепу.
   – А что было во сне? Тоже костяшки!
   – То есть ты намекаешь, что Косто боится самого себя? – вмешался Эхс.
   – Может быть, – сказала Чекс и, поглядев на Косто, спросила:
   – Ты боишься себя?
   – Мне нечего бояться, – отмахнулся Косто.
   – Не уходи от ответа.
   – Ну с какой стати я должен самого себя бояться? Я создан для того, чтобы меня боялись. И этим все сказано.
   – А сон намекает на то, что ты себя боишься, – упорно гнула свою линию Чекс. – Тебе нравится быть скелетом? Нравится пугать?
   – Нравится, не нравится… Разве у меня есть выбор? Таким я создан, и точка.
   – И снова ты уклоняешься от ответа.
   – Чекс хочет, чтобы ты объяснил свои чувства, – сказал Эхс. – Взять, к примеру, меня. Я очень боялся, что ничего важного в жизни не совершу, что Ксанфу все равно, был я на свете или не был.
   Но я хотя бы живой, а ты нет. О, может, это тебя и мучит?
   – Я не жив, но и не так глуп, чтобы стремиться к жизни, – коротко ответил скелет. – Жизнь так неуклюжа.
   – Ну вот, видишь, и у тебя есть стремления, – обрадовалась Чекс.
   – Живые существа обречены есть и приседать, и снова есть, и снова приседать, – продолжил скелет. – Не говоря уже о прочих церемониалах, громоздких, болезненных и стыдных. И в конце концов все становятся такими, как я – скелетами. И нет во всем этом ни крошки смысла.
   – Живые умеют чувствовать, – сказала Чекс. – Чувствовать способен и ты. Вот скажи, охватывает ли тебя необоримый страх при мысли, что ты можешь быть только таким?