Страница:
Пирс ЭНТОНИ
Заклинание для хамелеона
Часть первая
Глава 1
Ксанф
Маленькая ящерица сидела на коричневом камне. Почувствовав угрозу приближения человеческого существа по тропинке, она преобразилась в жалящего лучом жука, затем в дождевика-вонючку, а следом — в огненную саламандру.
Бинк улыбнулся. Эти превращения не были реальными. Ящерица принимала форму отталкивающих маленьких чудовищ, но не их сущность. Она не могла жалить, испускать вонючий запах или обжигать. Это был хамелеон, использующий свою магию, чтобы имитировать подлинных опасных существ.
И все же, когда она приняла форму василиска, который уставился на него с ледяной свирепостью, веселье Бинка поутихло. Если бы такая злость могла повредить ему, он был бы уже мертв.
Затем внезапно в тишине ястреб-мотылек скользнул вниз с неба и поймал хамелеона клювом. Ящерица забилась с тонким криком боли и мягко повисла в клюве поднимающегося ястреба. Хамелеон, несмотря на все свои кажущиеся формы, был мертв. Пытаясь отпугнуть Бинка, он был уничтожен другой силой.
Эта мысль продолжала просачиваться сквозь эмоции Бинка. Хамелеон был безвреден, но большая часть неприрученного Ксанфа такой не являлась. Не была ли эта сцена каким-либо искаженным знамением, некоторым намеком на мрачную участь, ожидающую его? Знамения являлись серьезным делом, они всегда сбывались, но обычно их неправильно истолковывали, пока не становилось слишком поздно. Может быть, Бинк был обречен умереть ужасной смертью или, наоборот, какой-то его враг?
У него, насколько он знал, врагов пока не было.
Золотое сердце Ксанфа сияло сквозь магический Щит, отражалось искрами от деревьев. Растения обладали своей волшебной силой, но никакое заклинание не могло заменить солнечный свет, воду и хорошую почву. Вместо этого магия использовалась, чтобы сделать эти предметы первой необходимости для растительного царства более доступными, защитить растения от уничтожения до тех пор, пока ее не одолеет более сильная магия или просто невезение, как в случае с хамелеоном.
Бинк посмотрел на девушку рядом с ним, как раз ступившую в наклонный луч солнечного света. Бинк не был растением, но у него тоже имелись потребности и даже беглый взгляд на девушку заставил его осознать это, Сабрина была абсолютно красивой, и ее красота была совершенно естественной. Другие девушки умудрялись улучшать свою внешность косметикой или специальными заклинаниями, но рядом с Сабриной все другие женщины выглядели какими-то искусственными. Она не была его врагом!
Они подошли к Обзорной Скале. Она не являлась особенно высокой частью местности, но ее магия делала ее кажущейся более высокой, чем на самом деле, и с нее было возможно видеть четвертую часть Ксанфа — страну разноцветной растительности, небольших красивых озер и обманчиво-спокойных полей цветов, папоротников и пшеницы. Пока Бинк наблюдал, одно из озер немного увеличилось в размерах, делая себя кажущимся более холодным и глубоким, самым лучшим местом для купания.
Бинк мельком удивился этому, как не раз удивлялся раньше. Он обладал живым непослушным умом, постоянно досаждающим ему вопросами, на которые не имелось готовых ответов. Ребенком он часто доводил родителей и друзей почти до ссоры своими «Почему солнце желтое?», «Почему великаны-людоеды хрустят костями?», «Почему морские чудовища не могут околдовать кого-либо?» и подобной младенческой чепухой. Неудивительно, что его как можно скорее отправили в школу к кентаврам. Сейчас он научился контролировать свой язык, но не свой мозг, и поэтому старался гнать от себя посторонние мысли.
Он мог понять волшебные свойства животных, таких, как это несчастный хамелеон. Они обеспечивали им комфорт, выживание и внешний вид. Но почему неживые вещи обладали магией? Разве не все равно озеру, кто в нем купается? Ладно, может быть и так, озеро являлось частью экзосферы, и сообщество вещей, существовавших внутри его, могло иметь взаимный интерес в сохранении и углублении взаимных связей. Или, быть может, изменения во внешнем виде озера вызвал пресноводный дракон, подманивающий добычу? Драконы являлись самой разнообразной и опасной формой жизни Ксанфа — представители этого вида населяли воздух, землю и воду, а многие их них могли выдыхать огонь. Одно у них имелось общее — хороший аппетит. Простой шанс мог и не обеспечить достаточно свежей пищи.
Но как насчет Обзорной Скалы? Она представляла собой голый камень, не прикрытый даже лишайником, и вряд ли красивый. Почему она хотела компанию? А если это так, почему бы не сделать себя более привлекательной вместо того, чтобы оставаться серой и скучной? Люди приходили сюда не восхищаться скалой, а любоваться Ксанфом. Подобная магия казалась невыгодной.
Затем Бинк ушиб палец об острый фрагмент скалы. Он стоял на террасе из битого камня, сделанной поколения назад из красиво раскрашенных валунов, и...
Вот оно! Тот, другой валун, который должен быть располагаться с Обзорной Скалой, был разбит на части, чтобы сделать эту тропинку и террасу, потеряв при этом целостность. Обзорная скала выжила! Никто не стал бы ломать ее, так как бескорыстная магия делала ее полезной, как она есть. Одна маленькая загадка решена.
И все же, настораживал его неудовлетворенный ум, есть философские соображения, Как может неодушевленная вещь думать или иметь чувства? Что значит выживание для скалы? Валун был просто частью более раннего каменного массива, почему он должен иметь персональные качества, если массив не имел их? Но такой же вопрос мог быть задан относительно человека — он состоял из ткани растений и животных, которые употребил в пищу, и все-таки имел...
— О чем ты хотел поговорить со мной, Бинк? — спросила с притворной скромностью Сабрина.
Как будто она не знала. Но в то время, как его ум формулировал необходимые слова, рот отказывался произнести их. Он знал, каким будет ее ответ. Никто не мог остаться в Ксанфе после двадцать пятого дня рождения, если он не продемонстрирует магический талант. Критический день рождения Бинка наступал через месяц. Он теперь не был ребенком. Как она могла выйти замуж за человека, которого скоро должны изгнать?
Почему он не подумал об этом прежде, чем привести ее сюда? Он только поставит себя в неловкое положение! Сейчас он должен был что-нибудь сказать ей, или сделать ситуацию неловкой и для нее тоже.
— Я только хотел увидеть твое... твое...
— Увидеть мое Ч_Т_О? — спросила она, поднимая бровь.
Он почувствовал, что его сердце выскакивает из груди.
— Твою голографию, — выпалил он. Конечно, он хотел увидеть ее в намного большем смысле, и коснуться при этом, но подобное могло случиться только после женитьбы. Она была девушкой именно такого сорта, и это являлось частью ее привлекательности. Ее прелести не нуждались в случайной демонстрации.
Ну, это не всегда так. Он подумал об Авроре, которая определенно обладала привлекательностью, и все же...
— Бинк, есть способ, — сказала Сабрина.
Он искоса взглянул на нее и быстро отвел взгляд, сконфуженный. Она не могла предполагать...
— Добрый волшебник Хамфри, — продолжала она в блаженном неведении о его мыслях.
— Что? — его ум был занят совсем другим, что лишний раз говорило о его своевольности.
— Хамфри знает сотни заклинаний. Может быть, одно из них... Я уверена, он сможет обнаружить, в чем состоит твой талант. Тогда все будет хорошо.
— О! Но он назначит плату в год службы за одно заклинание, — запротестовал Бинк. — У меня есть только месяц, — но это было не совсем точно, если волшебник определит талант для Бинка, тогда его не выгонят и он будет иметь время для службы. Бинка глубоко тронула вера Сабрина в него. Она не говорила то, что болтали остальные — что он не имел магии. Она делала ему неизмеримую услугу, предпочитая верить, что его магия просто оставалась нераскрытой.
Возможно, именно эта вера привязала его к ней вначале. Она определенно была красивой, умной и талантливой — приз по любому определению. Но она могла иметь намного меньше качеств и все-таки стать его...
— Год — это не так долго, — пробормотала Сабрина. — Я подожду.
Бинк уставился вниз на свои руки, размышляя. Его правая ладонь была нормальной, но он потерял средний палец левой в детстве. Несчастье не являлось даже результатом враждебной магии он играл с топориком, держа в левой руке стебель спиральной травы, который он рубил, воображая, будто это хвост дракона. Ведь мальчику никогда не рано начинать готовиться к серьезной стороне жизни. Трава выскользнула из его руки как раз, когда он размахнулся топором, и в это время топор опустился на вытянутый палец.
Боль была сильной, но хуже всего было то, что ему не полагалось играть с топором, и он не смел кричать или показывать свою рану. Он с крайним усилием взял себя в руки, и страдал молча. Он похоронил палец и умудрился прятать свое увечье в течении нескольких дней. Когда правда в конце концов выплыла, было уже слишком поздно для восстановительного заклинания: палец уже сгнил и его нельзя было прикрепить к телу. Достаточно сильное заклинание могло бы прикрепить его, но он остался бы пальцем-зомби.
Бинка не наказали. Его мать, Бианка, решила, что он получил урок — и он получил его, получил! В следующий раз, когда он станет украдкой играть топором, он будет следить за своими пальцами. Отец его оказался даже довольным, что Бинк проявил так много мужества и выдержки даже в неправильном поступке.
— У парня крепкие нервы, — сказал Роланд. — Если бы только у него имелась магия...
Бинк отвел взгляд от ладони. Это произошло пятнадцать лет назад. Год вдруг показался ему коротким сроком. Один год службы — в обмен на всю жизнь с Сабриной. Хорошая сделка!
Все же, предположим, у него нет магии? Должен он платить годом своей жизни для того, чтобы убедиться в неизбежности изгнания в пугающий мир бесталанных людей? Или лучше примириться с изгнанием, сохранив бесполезную надежду, что у него есть скрытый талант?
Сабрина, не нарушая смятения его мыслей, начала творить свою голографию. Перед ней появилась голубая дымка, нависая над склоном. Она расширялась, утончаясь по краям и сгущаясь в центре, пока не достигла двух футов в диаметре, Дымка не рассеивалась и не уплывала в сторону.
Теперь она начала напевать. У нее был приятный голос — не выдающийся, но подходящий для ее магии. Под влиянием звука голубое облако затрепетало и упрочнилось, став приблизительно сферическим. Затем Сабрина изменила высоту голоса и внешний край облака стал желтым. Она пропела слово «девушка», и цвет принял форму девушки в голубом платье с желтыми оборками. Фигура имела три измерения и была видна со всех сторон.
Это был хороший талант. Сабрина могла изобразить что угодно, но образы исчезали в тот момент, когда прекращалась ее сосредоточенность, никогда не приобретая физической солидности. Таким образом, строго говоря, это был бесполезный талант. Он не улучшал ее жизнь в каком-то материальном смысле.
Но сколько талантов в действительности помогали своим владельцам? Один человек мог заставить лист дерева завять и отвалиться, глядя на него. Другой мог создать запах кислого молока. Третий мог сделать смеющийся безумным смехом пузырь, появляющийся из-под земли. Все это была магия, вне всякого сомнения, — но какую пользу можно получить от нее? Почему такие люди квалифицировались как граждане Ксанфа, в то время как Бинк, который был умен, силен, обладал приятной внешностью, нет? И все же существовало абсолютное правило: ни одна не обладающая магией личность не могла оставаться после исполнения двадцати пяти лет.
Сабрина права, он должен определить свой талант. Он так и не смог найти его сам, поэтому он должен заплатить Доброму Волшебнику назначенную цену. Это не только защитит его от изгнания, которое в действительности могло оказаться участью хуже смерти, так как какой смысл в жизни без магии? — и завоюет ему Сабрину — участь значительно лучше смерти. Это также исцелит его пошатнувшееся самоуважение. У него нет выбора.
— Ой! — воскликнула Сабрина, хлопая ладонями по своим шикарным ягодицам. Голография растворилась, девушка в голубом платье гротескно исказилась перед тем, как исчезнуть.
Бинк шагнул к ней, встревоженный. Но в это время раздался громкий юношеский смех. Сабрина яростно развернулась.
— Нумбо! Прекрати это! — закричала она. Сабрина была из тех девушек, которые были красивыми как в гневе, так и в радости. — Это не смешно!
Конечно, это был Нумбо, сделавший ей магическое горячее сидение, огненную боль в задней части тела. Говори после этого о бесполезном таланте! Бинк с кулаками, сжатыми так крепко, что большой палец впился в обрубок недостающего пальца, двинулся к ухмыляющемуся юноше, стоящему за Обзорной Скалой. Нумбо было пятнадцать лет; нахальный и раздражающий, он нуждался в уроке.
Раздался другой взрыв смеха. Бинк не врезался носом в стену благодаря подвернувшемуся под ноги камню, но кто-то, очевидно, подумал, что он стукнулся. Камень отклонил его ногу достаточно далеко, чтобы он не потерял равновесие. Это было не больно, но задержало его движение вперед. Его рука качнулась, и пальцы коснулись невидимой стены.
— Прекрати, Чилк, — сказала Сабрина. В этом заключался талант Чилка: стена. Магия Чилка как бы дополняла талант Сабрины, видимость без содержания уступала тут содержанию без видимости. Стена имела площадь всего шесть квадратных футов и, как и большинство проявлений магических талантов, была временной, но зато крепкой, как сталь, в первые несколько мгновений.
Бинк мог обогнуть стену и догнать подростков, но он был уверен, что будет вновь несколько раз пойман невидимой стеной и больше пострадает сам, чем сможет причинить вреда мальчишке. Результаты не стоили усилий. Если бы только он имел собственный талант, подобный горячему сиденью Нумбо, он мог бы заставить шутников пожалеть о проделке, несмотря на стену. Но у него не было таланта и Чилк знал об этом. Все знали об этом. В этом заключалась самая большая проблема Бинка. Он был легкой добычей для всех проказников, потому что не мог нанести ответный удар магически, и считалось полнейшей глупостью делать это физически. Прямо сейчас он был вполне готов совершить, тем не менее, эту глупость.
— Уйдем от сюда, Бинк, — сказала Сабрина. В ее голосе слышалось недовольство, номинально направленное на непрошенных свидетелей, но, как подозревал Бинк, частично относящееся к нему. В нем начала подниматься бессильная злоба, которую он ощущал много раз прежде, но так и не привык к ней. Он не мог сделать предложения Сабрине из-за отсутствия таланта и не мог оставаться здесь по тем же самым причинам. Ни здесь, у Обзорной Скалы, ни здесь, в Ксанфе. Потому что он не соответствует.
Они вернулись назад по тропинке. Шутники, не получая дальнейшего внимания от своей добычи, отправились на поиски других проказ. Пейзаж не казался больше таким красивым. Может быть, ему будет лучше в другом месте. Может быть, ему уйти сейчас, не дожидаясь официального изгнания. Если Сабрина действительно любит его, она пойдет вместе с ним, даже за пределы Ксанфа, в Мандению.
Нет, лучше не просить этого. Сабрина любит его, но она также любит и Ксанф. Она обладала такими сладкими формами, такими желанными губами, что могла найти другого мужчину намного легче, чем приспособиться к жизни среди всего немагического. Таким же образом он мог найти другую девушку намного легче, чем... Поэтому, объективно, ему, наверное, лучше уйти одному.
Но почему его сердце не согласно?
Они прошли мимо коричневого камня, где сидел хамелеон, и он содрогнулся.
— Почему ты не спросишь Джустина? — продолжала Сабрина, когда они подошли к деревне. Сумерки сгущались здесь быстрее, чем наверху, у Обзорной Скалы. В деревне зажигали лампы.
Бинк поглядел на необычное дерево, на которое показала Сабрина. В Ксанфе росло много деревьев различных видов, многие из которых были жизненно важными для экономики.
Из пивобочкового дерева получали пиво, из маслобочкового — топливо, а собственная обувь Бинка происходила от зрелого туфельного дерева, росшего к востоку от деревни. Но дерево Джустина было особым видом, выросшим не из семечка. Его листья имели форму ладони, а ствол был оттенка загорелой человеческой кожи. Что вряд ли могло удивлять, так как оно когда-то было человеком.
В одно мгновение история дерева промелькнула в уме Бинка — часть динамичного фольклора Ксанфа. Двадцать лет назад здесь жил один из величайших Злых Волшебников, молодой человек по имени Трент. Он обладал властью трансформации — способностью изменять любое живое существо в другое животное существо мгновенно. Не удовлетворенный своим статусом Волшебника, дарованного ему признанием поразительной силы его магии, Трент пытался использовать эту силу для захвата трона Ксанфа. Процедура была простой и эффективной: он трансформировал любого, кто противостоял ему, во что-нибудь, что не могло противостоять ему больше. Наиболее худшую угрозу он преобразовал в рыбу на сухой земле, оставляя ее трепыхаться, пока не умрет. Простые неудобства он изменял в животных или растения. Таким образом, несколько разумных животных обладали своим статусом благодаря ему, хотя по внешнему виду они были драконами, двухголовыми волками и земноосминогами, они сохраняли разум и память о своем человеческом происхождении. Трента теперь не было, но его дела остались, так как не существовало другого трансформатора, чтобы изменить их обратно. Голографии, горячие сидения и невидимые стены квалифицировались, и по всей видимости правильно, как таланты, но трансформация была вещью другого порядка. Только раз в поколение подобная способность проявляется в человеке и она редко появляется дважды в той же самой форме. Джустин был одним из тех, кто рассердил Волшебника Трента — никто не мог припомнить точно, что он сделал. Поэтому Джустин стал деревом. Ни у кого не было таланта превратить его обратно в человека.
Собственным талантом Джустина была передача голоса на расстояние — не фокус в гостиной вроде чревовещания или пустяковый талант безумного смеха, а действительно разборчивая речь на расстоянии без использования голосовых связок. Он сохранил свой талант и будучи деревом, а так как у него имелось много времени для размышлений, деревенские жители часто приходили к этому дереву за советом. И часто совет был хорошим. Джустин не был гением, но дерево имело гораздо большую объективность по отношению к человеческим проблемам.
Они свернули в сторону в направлении Джустина. Неожиданно прямо перед ними прозвучал голос:
— Не приближайтесь, друзья, вас подстерегают здесь хулиганы.
Бинк и Сабрина остановились.
— Это ты, Джустин? — спросила она. — Кто там притаился?
Но дерево не могло слышать на таком же расстоянии, как и говорить, и не ответило. Видимо, деревянные уши — не самые лучшие.
Бинк, рассерженный, сделал шаг вперед.
— Джустин — часть нашей деревни, — пробормотал он. — Никто не имеет права...
— Пожалуйста, Бинк! — взмолилась Сабрина, таща его назад за руку. — Нам не нужно никаких неприятностей.
Да, она всегда избегала неприятностей. Бинк не заходил так далеко, чтобы назвать это ее недостатком, но временами эта черта становилась раздражающей. Сам Бинк никогда не позволял подобным соображениям вмешиваться в вопросы принципа, Все же, Сабрина была очень красивой, а он причинил ей уже достаточно неприятностей на сегодня. Бинк повернулся, чтобы проводить Сабрину от дерева.
— Ой, смотри! — воскликнул кто-то, — они собираются уйти.
— Наверное, Джустин разболтал, — закричал второй голос.
— Тогда давай срубим Джустина.
Бинк снова остановился.
— Они не посмеют! — воскликнул он.
— Конечно, они не посмеют, — согласилась Сабрина. — Джустин принадлежит деревне. Не обращай на них внимания.
Но тут снова раздался голос дерева, немного смущенный по отношению к Бинку и Сабрине — свидетельство плохой сосредоточенности.
— Друзья, пожалуйста, приведите быстрее Короля. У этих хулиганов есть топор или что-то еще, и они наелись сумасшедших ягод.
— Топор! — с ужасом воскликнула Сабрина.
— Короля нет в поселке, — пробормотал Бинк. — И все равно он слишком дряхлый.
— Он уже не вызывал годами ничего, кроме летнего дождика, — согласилась Сабрина, — Подростки не осмеливались на подобные хулиганства, когда он имел сильную магию.
— Мы определенно не осмеливались, — сказал Бинк. — Вспомни ураган в сопровождении шести торнадо, который он вызвал, чтобы уничтожить последний выводок вихляков. В те времена он был настоящим Королем Бури! Он...
Раздался звенящий звук металла, врезающегося в дерево. Крик настоящей агонии взорвался в воздухе. Бинк и Сабрина вздрогнули.
— Это Джустин! — сказала она. — Они делают это.
— Поздно бежать за Королем, — сказал Бинк. Он ринулся к дереву.
— Бинк, ты не сможешь! — закричала вслед ему Сабрина. — У тебя нет магии.
Итак, правда вышла наружу в момент кризиса. Она не верила по-настоящему, что у него есть талант.
— У меня все же есть мускулы! — прокричал он в ответ. — Ты иди за помощью.
Джустин снова вскрикнул, когда топор ударил во второй раз. Это был жутковатый деревянный звук. Раздался смех — смех подростков, затеявших шалость и полностью безразличных к последствиям, которые могут иметь их действия. Ягоды? Это была просто бесчувственность.
Затем Бинк оказался на месте. И он был один. Как раз тогда, когда он находился в настроении для хорошей драки. Злые шалуны разбежались.
Он мог догадаться, кто они, но ему не потребовалось думать.
— Джама, Зинк и Потифер, — сказало дерево Джусти. — О, моя нога!
Бинк нагнулся, чтобы осмотреть порез. Белая древесина в ране была отчетливо видна по контрасту с коричневой корой у основания дерева. На ней скапливались капельки красноватого сока, очень похожего на кровь. Не слишком серьезная рана для дерева таких размеров, но явно крайне болезненная.
— Я сделаю какой-нибудь компресс для тебя, — сказал Бинк. — В лесу поблизости растет коралловая губка. Кричи, если кто-нибудь начнет приставать к тебе, пока меня нет.
— Хорошо, — ответил Джустин. — Поторопись.
Затем, как бы вспомнив:
— Ты отличный парень, Бинк. Намного лучше, чем некоторые, у кого... э...
— Есть магия, — закончил Бинк за него.
— Благодарю за попытку пощадить мои чувства, — Джустин не хотел обидеть, но иногда говорил прежде, чем думал. Наверное, оттого, что имел деревянные мозги.
— Это несправедливо, что такие негодяи, как Джама, называются гражданами, когда ты...
— Благодарю, — резко произнес Бинк, отходя прочь. Он полностью соглашался с деревом, но что пользы было говорить об этом? Он внимательно смотрел, не притаился ли кто-нибудь в кустах, чтобы напасть на Джустина, когда дерево останется без защиты, но никого не заметил. Хулиганы действительно убежали.
Джама, Зинк и Потифер, думал он мрачно, деревенские подонки. Талантом Джамы было вызывание меча, и наверное, им он рубил Джустина. Всякого, кто вообразил, что подобный вандализм забавен.
Бинк вспомнил из своего собственного горького опыта встречу с этой шайкой не так много времени назад. Наевшись сумасшедших ягод, троица притаилась в засаде около одной из тропинок за деревней, просто ища приключений. Бинк и его друг попали в эту ловушку и оказались в облаках ядовитого газа, что было талантом Потифера, в то время, как Зинк делал магические ямы под ногами, а Джама материализовывал летающие мечи, от которых им приходилось отклоняться. Вот такое развлечение!
Друг Бинка использовал свою магию, чтобы убежать, создав из куска дерева голема, занявшего его место. Голем в точности походил на него и поэтому обманул хулиганов. Бинк, конечно, видел разницу, но не выдал своего друга. К несчастью, голем хоть и не был восприимчив к ядовитому газу, но Бинк-то был. Он вдохнул его и потерял сознание, когда уже прибыла помощь. Его друг привел мать и отца Бинка...
Бинк обнаружил себя, сдерживающим дыхание снова, пока его окружало ядовитое облако. Он увидел свою мать, тянущую отца за рукав и показывающую в сторону Бинка. Талантом Бианки было повторение событий: она могла повернуть время на пять секунд назад на небольшом участке. Это была ограниченная, но дьявольски мощная магия, так как она позволяла ей исправлять только что сделанные ошибки. Такие, как вдох Бинком ядовитого газа.
Затем он снова вдохнул газ, делая бесполезной магию Бианки. Она могла повторять сцену бесчисленное множество раз, но повторялось все, включая и его вдох. Но тут Роланд направил на него пронизывающий взгляд и... Бинк оцепенел.
Талантом Роланда был парализующий взгляд — один специальный взгляд, и то, на что он смотрел, застывало на месте, живое и неподвижное, пока его не освободят. Таким образом, Бинк был остановлен от вдыхания газа во второй раз, пока его неподвижное тело не вынесли из облака.
Когда его оцепенение прошло, он обнаружил себя на руках матери.
— О, мое дитя! — плакала она, прижимая его голову к груди. — Они причинили тебе боль?
Бинк резко остановился около того места, где росла губка, его лицо даже сейчас покраснело от старого смущения, вызванного воспоминанием. Как она могла сделать это? Определенно, мать спасла его от преждевременной смерти, но он стал на долгое время посмешищем всей деревни. Куда бы он не пошел, подростки восклицали: «Мое дитя!» фальцетом и усмехались. Он получил жизнь ценой гордости. И все-таки он мог обвинить своих родителей.
Бинк улыбнулся. Эти превращения не были реальными. Ящерица принимала форму отталкивающих маленьких чудовищ, но не их сущность. Она не могла жалить, испускать вонючий запах или обжигать. Это был хамелеон, использующий свою магию, чтобы имитировать подлинных опасных существ.
И все же, когда она приняла форму василиска, который уставился на него с ледяной свирепостью, веселье Бинка поутихло. Если бы такая злость могла повредить ему, он был бы уже мертв.
Затем внезапно в тишине ястреб-мотылек скользнул вниз с неба и поймал хамелеона клювом. Ящерица забилась с тонким криком боли и мягко повисла в клюве поднимающегося ястреба. Хамелеон, несмотря на все свои кажущиеся формы, был мертв. Пытаясь отпугнуть Бинка, он был уничтожен другой силой.
Эта мысль продолжала просачиваться сквозь эмоции Бинка. Хамелеон был безвреден, но большая часть неприрученного Ксанфа такой не являлась. Не была ли эта сцена каким-либо искаженным знамением, некоторым намеком на мрачную участь, ожидающую его? Знамения являлись серьезным делом, они всегда сбывались, но обычно их неправильно истолковывали, пока не становилось слишком поздно. Может быть, Бинк был обречен умереть ужасной смертью или, наоборот, какой-то его враг?
У него, насколько он знал, врагов пока не было.
Золотое сердце Ксанфа сияло сквозь магический Щит, отражалось искрами от деревьев. Растения обладали своей волшебной силой, но никакое заклинание не могло заменить солнечный свет, воду и хорошую почву. Вместо этого магия использовалась, чтобы сделать эти предметы первой необходимости для растительного царства более доступными, защитить растения от уничтожения до тех пор, пока ее не одолеет более сильная магия или просто невезение, как в случае с хамелеоном.
Бинк посмотрел на девушку рядом с ним, как раз ступившую в наклонный луч солнечного света. Бинк не был растением, но у него тоже имелись потребности и даже беглый взгляд на девушку заставил его осознать это, Сабрина была абсолютно красивой, и ее красота была совершенно естественной. Другие девушки умудрялись улучшать свою внешность косметикой или специальными заклинаниями, но рядом с Сабриной все другие женщины выглядели какими-то искусственными. Она не была его врагом!
Они подошли к Обзорной Скале. Она не являлась особенно высокой частью местности, но ее магия делала ее кажущейся более высокой, чем на самом деле, и с нее было возможно видеть четвертую часть Ксанфа — страну разноцветной растительности, небольших красивых озер и обманчиво-спокойных полей цветов, папоротников и пшеницы. Пока Бинк наблюдал, одно из озер немного увеличилось в размерах, делая себя кажущимся более холодным и глубоким, самым лучшим местом для купания.
Бинк мельком удивился этому, как не раз удивлялся раньше. Он обладал живым непослушным умом, постоянно досаждающим ему вопросами, на которые не имелось готовых ответов. Ребенком он часто доводил родителей и друзей почти до ссоры своими «Почему солнце желтое?», «Почему великаны-людоеды хрустят костями?», «Почему морские чудовища не могут околдовать кого-либо?» и подобной младенческой чепухой. Неудивительно, что его как можно скорее отправили в школу к кентаврам. Сейчас он научился контролировать свой язык, но не свой мозг, и поэтому старался гнать от себя посторонние мысли.
Он мог понять волшебные свойства животных, таких, как это несчастный хамелеон. Они обеспечивали им комфорт, выживание и внешний вид. Но почему неживые вещи обладали магией? Разве не все равно озеру, кто в нем купается? Ладно, может быть и так, озеро являлось частью экзосферы, и сообщество вещей, существовавших внутри его, могло иметь взаимный интерес в сохранении и углублении взаимных связей. Или, быть может, изменения во внешнем виде озера вызвал пресноводный дракон, подманивающий добычу? Драконы являлись самой разнообразной и опасной формой жизни Ксанфа — представители этого вида населяли воздух, землю и воду, а многие их них могли выдыхать огонь. Одно у них имелось общее — хороший аппетит. Простой шанс мог и не обеспечить достаточно свежей пищи.
Но как насчет Обзорной Скалы? Она представляла собой голый камень, не прикрытый даже лишайником, и вряд ли красивый. Почему она хотела компанию? А если это так, почему бы не сделать себя более привлекательной вместо того, чтобы оставаться серой и скучной? Люди приходили сюда не восхищаться скалой, а любоваться Ксанфом. Подобная магия казалась невыгодной.
Затем Бинк ушиб палец об острый фрагмент скалы. Он стоял на террасе из битого камня, сделанной поколения назад из красиво раскрашенных валунов, и...
Вот оно! Тот, другой валун, который должен быть располагаться с Обзорной Скалой, был разбит на части, чтобы сделать эту тропинку и террасу, потеряв при этом целостность. Обзорная скала выжила! Никто не стал бы ломать ее, так как бескорыстная магия делала ее полезной, как она есть. Одна маленькая загадка решена.
И все же, настораживал его неудовлетворенный ум, есть философские соображения, Как может неодушевленная вещь думать или иметь чувства? Что значит выживание для скалы? Валун был просто частью более раннего каменного массива, почему он должен иметь персональные качества, если массив не имел их? Но такой же вопрос мог быть задан относительно человека — он состоял из ткани растений и животных, которые употребил в пищу, и все-таки имел...
— О чем ты хотел поговорить со мной, Бинк? — спросила с притворной скромностью Сабрина.
Как будто она не знала. Но в то время, как его ум формулировал необходимые слова, рот отказывался произнести их. Он знал, каким будет ее ответ. Никто не мог остаться в Ксанфе после двадцать пятого дня рождения, если он не продемонстрирует магический талант. Критический день рождения Бинка наступал через месяц. Он теперь не был ребенком. Как она могла выйти замуж за человека, которого скоро должны изгнать?
Почему он не подумал об этом прежде, чем привести ее сюда? Он только поставит себя в неловкое положение! Сейчас он должен был что-нибудь сказать ей, или сделать ситуацию неловкой и для нее тоже.
— Я только хотел увидеть твое... твое...
— Увидеть мое Ч_Т_О? — спросила она, поднимая бровь.
Он почувствовал, что его сердце выскакивает из груди.
— Твою голографию, — выпалил он. Конечно, он хотел увидеть ее в намного большем смысле, и коснуться при этом, но подобное могло случиться только после женитьбы. Она была девушкой именно такого сорта, и это являлось частью ее привлекательности. Ее прелести не нуждались в случайной демонстрации.
Ну, это не всегда так. Он подумал об Авроре, которая определенно обладала привлекательностью, и все же...
— Бинк, есть способ, — сказала Сабрина.
Он искоса взглянул на нее и быстро отвел взгляд, сконфуженный. Она не могла предполагать...
— Добрый волшебник Хамфри, — продолжала она в блаженном неведении о его мыслях.
— Что? — его ум был занят совсем другим, что лишний раз говорило о его своевольности.
— Хамфри знает сотни заклинаний. Может быть, одно из них... Я уверена, он сможет обнаружить, в чем состоит твой талант. Тогда все будет хорошо.
— О! Но он назначит плату в год службы за одно заклинание, — запротестовал Бинк. — У меня есть только месяц, — но это было не совсем точно, если волшебник определит талант для Бинка, тогда его не выгонят и он будет иметь время для службы. Бинка глубоко тронула вера Сабрина в него. Она не говорила то, что болтали остальные — что он не имел магии. Она делала ему неизмеримую услугу, предпочитая верить, что его магия просто оставалась нераскрытой.
Возможно, именно эта вера привязала его к ней вначале. Она определенно была красивой, умной и талантливой — приз по любому определению. Но она могла иметь намного меньше качеств и все-таки стать его...
— Год — это не так долго, — пробормотала Сабрина. — Я подожду.
Бинк уставился вниз на свои руки, размышляя. Его правая ладонь была нормальной, но он потерял средний палец левой в детстве. Несчастье не являлось даже результатом враждебной магии он играл с топориком, держа в левой руке стебель спиральной травы, который он рубил, воображая, будто это хвост дракона. Ведь мальчику никогда не рано начинать готовиться к серьезной стороне жизни. Трава выскользнула из его руки как раз, когда он размахнулся топором, и в это время топор опустился на вытянутый палец.
Боль была сильной, но хуже всего было то, что ему не полагалось играть с топором, и он не смел кричать или показывать свою рану. Он с крайним усилием взял себя в руки, и страдал молча. Он похоронил палец и умудрился прятать свое увечье в течении нескольких дней. Когда правда в конце концов выплыла, было уже слишком поздно для восстановительного заклинания: палец уже сгнил и его нельзя было прикрепить к телу. Достаточно сильное заклинание могло бы прикрепить его, но он остался бы пальцем-зомби.
Бинка не наказали. Его мать, Бианка, решила, что он получил урок — и он получил его, получил! В следующий раз, когда он станет украдкой играть топором, он будет следить за своими пальцами. Отец его оказался даже довольным, что Бинк проявил так много мужества и выдержки даже в неправильном поступке.
— У парня крепкие нервы, — сказал Роланд. — Если бы только у него имелась магия...
Бинк отвел взгляд от ладони. Это произошло пятнадцать лет назад. Год вдруг показался ему коротким сроком. Один год службы — в обмен на всю жизнь с Сабриной. Хорошая сделка!
Все же, предположим, у него нет магии? Должен он платить годом своей жизни для того, чтобы убедиться в неизбежности изгнания в пугающий мир бесталанных людей? Или лучше примириться с изгнанием, сохранив бесполезную надежду, что у него есть скрытый талант?
Сабрина, не нарушая смятения его мыслей, начала творить свою голографию. Перед ней появилась голубая дымка, нависая над склоном. Она расширялась, утончаясь по краям и сгущаясь в центре, пока не достигла двух футов в диаметре, Дымка не рассеивалась и не уплывала в сторону.
Теперь она начала напевать. У нее был приятный голос — не выдающийся, но подходящий для ее магии. Под влиянием звука голубое облако затрепетало и упрочнилось, став приблизительно сферическим. Затем Сабрина изменила высоту голоса и внешний край облака стал желтым. Она пропела слово «девушка», и цвет принял форму девушки в голубом платье с желтыми оборками. Фигура имела три измерения и была видна со всех сторон.
Это был хороший талант. Сабрина могла изобразить что угодно, но образы исчезали в тот момент, когда прекращалась ее сосредоточенность, никогда не приобретая физической солидности. Таким образом, строго говоря, это был бесполезный талант. Он не улучшал ее жизнь в каком-то материальном смысле.
Но сколько талантов в действительности помогали своим владельцам? Один человек мог заставить лист дерева завять и отвалиться, глядя на него. Другой мог создать запах кислого молока. Третий мог сделать смеющийся безумным смехом пузырь, появляющийся из-под земли. Все это была магия, вне всякого сомнения, — но какую пользу можно получить от нее? Почему такие люди квалифицировались как граждане Ксанфа, в то время как Бинк, который был умен, силен, обладал приятной внешностью, нет? И все же существовало абсолютное правило: ни одна не обладающая магией личность не могла оставаться после исполнения двадцати пяти лет.
Сабрина права, он должен определить свой талант. Он так и не смог найти его сам, поэтому он должен заплатить Доброму Волшебнику назначенную цену. Это не только защитит его от изгнания, которое в действительности могло оказаться участью хуже смерти, так как какой смысл в жизни без магии? — и завоюет ему Сабрину — участь значительно лучше смерти. Это также исцелит его пошатнувшееся самоуважение. У него нет выбора.
— Ой! — воскликнула Сабрина, хлопая ладонями по своим шикарным ягодицам. Голография растворилась, девушка в голубом платье гротескно исказилась перед тем, как исчезнуть.
Бинк шагнул к ней, встревоженный. Но в это время раздался громкий юношеский смех. Сабрина яростно развернулась.
— Нумбо! Прекрати это! — закричала она. Сабрина была из тех девушек, которые были красивыми как в гневе, так и в радости. — Это не смешно!
Конечно, это был Нумбо, сделавший ей магическое горячее сидение, огненную боль в задней части тела. Говори после этого о бесполезном таланте! Бинк с кулаками, сжатыми так крепко, что большой палец впился в обрубок недостающего пальца, двинулся к ухмыляющемуся юноше, стоящему за Обзорной Скалой. Нумбо было пятнадцать лет; нахальный и раздражающий, он нуждался в уроке.
Раздался другой взрыв смеха. Бинк не врезался носом в стену благодаря подвернувшемуся под ноги камню, но кто-то, очевидно, подумал, что он стукнулся. Камень отклонил его ногу достаточно далеко, чтобы он не потерял равновесие. Это было не больно, но задержало его движение вперед. Его рука качнулась, и пальцы коснулись невидимой стены.
— Прекрати, Чилк, — сказала Сабрина. В этом заключался талант Чилка: стена. Магия Чилка как бы дополняла талант Сабрины, видимость без содержания уступала тут содержанию без видимости. Стена имела площадь всего шесть квадратных футов и, как и большинство проявлений магических талантов, была временной, но зато крепкой, как сталь, в первые несколько мгновений.
Бинк мог обогнуть стену и догнать подростков, но он был уверен, что будет вновь несколько раз пойман невидимой стеной и больше пострадает сам, чем сможет причинить вреда мальчишке. Результаты не стоили усилий. Если бы только он имел собственный талант, подобный горячему сиденью Нумбо, он мог бы заставить шутников пожалеть о проделке, несмотря на стену. Но у него не было таланта и Чилк знал об этом. Все знали об этом. В этом заключалась самая большая проблема Бинка. Он был легкой добычей для всех проказников, потому что не мог нанести ответный удар магически, и считалось полнейшей глупостью делать это физически. Прямо сейчас он был вполне готов совершить, тем не менее, эту глупость.
— Уйдем от сюда, Бинк, — сказала Сабрина. В ее голосе слышалось недовольство, номинально направленное на непрошенных свидетелей, но, как подозревал Бинк, частично относящееся к нему. В нем начала подниматься бессильная злоба, которую он ощущал много раз прежде, но так и не привык к ней. Он не мог сделать предложения Сабрине из-за отсутствия таланта и не мог оставаться здесь по тем же самым причинам. Ни здесь, у Обзорной Скалы, ни здесь, в Ксанфе. Потому что он не соответствует.
Они вернулись назад по тропинке. Шутники, не получая дальнейшего внимания от своей добычи, отправились на поиски других проказ. Пейзаж не казался больше таким красивым. Может быть, ему будет лучше в другом месте. Может быть, ему уйти сейчас, не дожидаясь официального изгнания. Если Сабрина действительно любит его, она пойдет вместе с ним, даже за пределы Ксанфа, в Мандению.
Нет, лучше не просить этого. Сабрина любит его, но она также любит и Ксанф. Она обладала такими сладкими формами, такими желанными губами, что могла найти другого мужчину намного легче, чем приспособиться к жизни среди всего немагического. Таким же образом он мог найти другую девушку намного легче, чем... Поэтому, объективно, ему, наверное, лучше уйти одному.
Но почему его сердце не согласно?
Они прошли мимо коричневого камня, где сидел хамелеон, и он содрогнулся.
— Почему ты не спросишь Джустина? — продолжала Сабрина, когда они подошли к деревне. Сумерки сгущались здесь быстрее, чем наверху, у Обзорной Скалы. В деревне зажигали лампы.
Бинк поглядел на необычное дерево, на которое показала Сабрина. В Ксанфе росло много деревьев различных видов, многие из которых были жизненно важными для экономики.
Из пивобочкового дерева получали пиво, из маслобочкового — топливо, а собственная обувь Бинка происходила от зрелого туфельного дерева, росшего к востоку от деревни. Но дерево Джустина было особым видом, выросшим не из семечка. Его листья имели форму ладони, а ствол был оттенка загорелой человеческой кожи. Что вряд ли могло удивлять, так как оно когда-то было человеком.
В одно мгновение история дерева промелькнула в уме Бинка — часть динамичного фольклора Ксанфа. Двадцать лет назад здесь жил один из величайших Злых Волшебников, молодой человек по имени Трент. Он обладал властью трансформации — способностью изменять любое живое существо в другое животное существо мгновенно. Не удовлетворенный своим статусом Волшебника, дарованного ему признанием поразительной силы его магии, Трент пытался использовать эту силу для захвата трона Ксанфа. Процедура была простой и эффективной: он трансформировал любого, кто противостоял ему, во что-нибудь, что не могло противостоять ему больше. Наиболее худшую угрозу он преобразовал в рыбу на сухой земле, оставляя ее трепыхаться, пока не умрет. Простые неудобства он изменял в животных или растения. Таким образом, несколько разумных животных обладали своим статусом благодаря ему, хотя по внешнему виду они были драконами, двухголовыми волками и земноосминогами, они сохраняли разум и память о своем человеческом происхождении. Трента теперь не было, но его дела остались, так как не существовало другого трансформатора, чтобы изменить их обратно. Голографии, горячие сидения и невидимые стены квалифицировались, и по всей видимости правильно, как таланты, но трансформация была вещью другого порядка. Только раз в поколение подобная способность проявляется в человеке и она редко появляется дважды в той же самой форме. Джустин был одним из тех, кто рассердил Волшебника Трента — никто не мог припомнить точно, что он сделал. Поэтому Джустин стал деревом. Ни у кого не было таланта превратить его обратно в человека.
Собственным талантом Джустина была передача голоса на расстояние — не фокус в гостиной вроде чревовещания или пустяковый талант безумного смеха, а действительно разборчивая речь на расстоянии без использования голосовых связок. Он сохранил свой талант и будучи деревом, а так как у него имелось много времени для размышлений, деревенские жители часто приходили к этому дереву за советом. И часто совет был хорошим. Джустин не был гением, но дерево имело гораздо большую объективность по отношению к человеческим проблемам.
Они свернули в сторону в направлении Джустина. Неожиданно прямо перед ними прозвучал голос:
— Не приближайтесь, друзья, вас подстерегают здесь хулиганы.
Бинк и Сабрина остановились.
— Это ты, Джустин? — спросила она. — Кто там притаился?
Но дерево не могло слышать на таком же расстоянии, как и говорить, и не ответило. Видимо, деревянные уши — не самые лучшие.
Бинк, рассерженный, сделал шаг вперед.
— Джустин — часть нашей деревни, — пробормотал он. — Никто не имеет права...
— Пожалуйста, Бинк! — взмолилась Сабрина, таща его назад за руку. — Нам не нужно никаких неприятностей.
Да, она всегда избегала неприятностей. Бинк не заходил так далеко, чтобы назвать это ее недостатком, но временами эта черта становилась раздражающей. Сам Бинк никогда не позволял подобным соображениям вмешиваться в вопросы принципа, Все же, Сабрина была очень красивой, а он причинил ей уже достаточно неприятностей на сегодня. Бинк повернулся, чтобы проводить Сабрину от дерева.
— Ой, смотри! — воскликнул кто-то, — они собираются уйти.
— Наверное, Джустин разболтал, — закричал второй голос.
— Тогда давай срубим Джустина.
Бинк снова остановился.
— Они не посмеют! — воскликнул он.
— Конечно, они не посмеют, — согласилась Сабрина. — Джустин принадлежит деревне. Не обращай на них внимания.
Но тут снова раздался голос дерева, немного смущенный по отношению к Бинку и Сабрине — свидетельство плохой сосредоточенности.
— Друзья, пожалуйста, приведите быстрее Короля. У этих хулиганов есть топор или что-то еще, и они наелись сумасшедших ягод.
— Топор! — с ужасом воскликнула Сабрина.
— Короля нет в поселке, — пробормотал Бинк. — И все равно он слишком дряхлый.
— Он уже не вызывал годами ничего, кроме летнего дождика, — согласилась Сабрина, — Подростки не осмеливались на подобные хулиганства, когда он имел сильную магию.
— Мы определенно не осмеливались, — сказал Бинк. — Вспомни ураган в сопровождении шести торнадо, который он вызвал, чтобы уничтожить последний выводок вихляков. В те времена он был настоящим Королем Бури! Он...
Раздался звенящий звук металла, врезающегося в дерево. Крик настоящей агонии взорвался в воздухе. Бинк и Сабрина вздрогнули.
— Это Джустин! — сказала она. — Они делают это.
— Поздно бежать за Королем, — сказал Бинк. Он ринулся к дереву.
— Бинк, ты не сможешь! — закричала вслед ему Сабрина. — У тебя нет магии.
Итак, правда вышла наружу в момент кризиса. Она не верила по-настоящему, что у него есть талант.
— У меня все же есть мускулы! — прокричал он в ответ. — Ты иди за помощью.
Джустин снова вскрикнул, когда топор ударил во второй раз. Это был жутковатый деревянный звук. Раздался смех — смех подростков, затеявших шалость и полностью безразличных к последствиям, которые могут иметь их действия. Ягоды? Это была просто бесчувственность.
Затем Бинк оказался на месте. И он был один. Как раз тогда, когда он находился в настроении для хорошей драки. Злые шалуны разбежались.
Он мог догадаться, кто они, но ему не потребовалось думать.
— Джама, Зинк и Потифер, — сказало дерево Джусти. — О, моя нога!
Бинк нагнулся, чтобы осмотреть порез. Белая древесина в ране была отчетливо видна по контрасту с коричневой корой у основания дерева. На ней скапливались капельки красноватого сока, очень похожего на кровь. Не слишком серьезная рана для дерева таких размеров, но явно крайне болезненная.
— Я сделаю какой-нибудь компресс для тебя, — сказал Бинк. — В лесу поблизости растет коралловая губка. Кричи, если кто-нибудь начнет приставать к тебе, пока меня нет.
— Хорошо, — ответил Джустин. — Поторопись.
Затем, как бы вспомнив:
— Ты отличный парень, Бинк. Намного лучше, чем некоторые, у кого... э...
— Есть магия, — закончил Бинк за него.
— Благодарю за попытку пощадить мои чувства, — Джустин не хотел обидеть, но иногда говорил прежде, чем думал. Наверное, оттого, что имел деревянные мозги.
— Это несправедливо, что такие негодяи, как Джама, называются гражданами, когда ты...
— Благодарю, — резко произнес Бинк, отходя прочь. Он полностью соглашался с деревом, но что пользы было говорить об этом? Он внимательно смотрел, не притаился ли кто-нибудь в кустах, чтобы напасть на Джустина, когда дерево останется без защиты, но никого не заметил. Хулиганы действительно убежали.
Джама, Зинк и Потифер, думал он мрачно, деревенские подонки. Талантом Джамы было вызывание меча, и наверное, им он рубил Джустина. Всякого, кто вообразил, что подобный вандализм забавен.
Бинк вспомнил из своего собственного горького опыта встречу с этой шайкой не так много времени назад. Наевшись сумасшедших ягод, троица притаилась в засаде около одной из тропинок за деревней, просто ища приключений. Бинк и его друг попали в эту ловушку и оказались в облаках ядовитого газа, что было талантом Потифера, в то время, как Зинк делал магические ямы под ногами, а Джама материализовывал летающие мечи, от которых им приходилось отклоняться. Вот такое развлечение!
Друг Бинка использовал свою магию, чтобы убежать, создав из куска дерева голема, занявшего его место. Голем в точности походил на него и поэтому обманул хулиганов. Бинк, конечно, видел разницу, но не выдал своего друга. К несчастью, голем хоть и не был восприимчив к ядовитому газу, но Бинк-то был. Он вдохнул его и потерял сознание, когда уже прибыла помощь. Его друг привел мать и отца Бинка...
Бинк обнаружил себя, сдерживающим дыхание снова, пока его окружало ядовитое облако. Он увидел свою мать, тянущую отца за рукав и показывающую в сторону Бинка. Талантом Бианки было повторение событий: она могла повернуть время на пять секунд назад на небольшом участке. Это была ограниченная, но дьявольски мощная магия, так как она позволяла ей исправлять только что сделанные ошибки. Такие, как вдох Бинком ядовитого газа.
Затем он снова вдохнул газ, делая бесполезной магию Бианки. Она могла повторять сцену бесчисленное множество раз, но повторялось все, включая и его вдох. Но тут Роланд направил на него пронизывающий взгляд и... Бинк оцепенел.
Талантом Роланда был парализующий взгляд — один специальный взгляд, и то, на что он смотрел, застывало на месте, живое и неподвижное, пока его не освободят. Таким образом, Бинк был остановлен от вдыхания газа во второй раз, пока его неподвижное тело не вынесли из облака.
Когда его оцепенение прошло, он обнаружил себя на руках матери.
— О, мое дитя! — плакала она, прижимая его голову к груди. — Они причинили тебе боль?
Бинк резко остановился около того места, где росла губка, его лицо даже сейчас покраснело от старого смущения, вызванного воспоминанием. Как она могла сделать это? Определенно, мать спасла его от преждевременной смерти, но он стал на долгое время посмешищем всей деревни. Куда бы он не пошел, подростки восклицали: «Мое дитя!» фальцетом и усмехались. Он получил жизнь ценой гордости. И все-таки он мог обвинить своих родителей.