– О везир, это ты хорошо придумал, – сказал шах. – Пиши скорей письмо.
   Мехран-везир письмо написал, шаху прочел, тот одобрил, везир печать к письму приложил и сказал:
   – Нужен нам теперь надежный посыльный, чтобы поехал и дело завершил. Никто этого сделать не сможет, кроме меня самого: я поеду, все, как надо, скажу, послушаю, каков ответ будет, и благоразумное решение приму.
   – Так и сделаем, – решил шах. Велел он собрать сундуки и укладки, сто кошелей золота, несколько тюков редкостей заморских – подарки для Аргуна и Хоршид-шаха.
   Отправился Мехран-везир с сотней всадников, и ехали они, пока не прибыли в ущелье Бограи. Видит Мехран, там тахт поставлен, а на тахте царевич Хоршид-шах сидит, по правую руку от него – Фаррох-руз, а по левую – Аргун Сарчупан, а Самак в город по делам ушел. Но Шогаль и другие все на своих местах были.
   Когда Аргун Мехран-везира увидел, то, хоть и был тот злодей и негодяй, Аргун его принял, вышел навстречу, обнял, стал о шахе Чина расспрашивать, о военачальниках, потом взял его за руку и подвел к Хоршид-шаху.
   Мехран-везир, увидев Хоршид-шаха, поклонился низко, молитву вознес и царевича превознес. Царевич знак подал, усадили везира. Тотчас приказал он, чтобы шербету принесли и закуски. После того столы накрыли, яства вкусили, а когда с этим покончили, Мехран-везир поклонился до земли и сказал:
   – О великий царевич, у меня вести от шаха Фагфура. Вели доложить!
   – Говори, – сказал царевич.
   – Шах тебе привет прислал и велел сказать: «Царевичу известно, что я пообещал отдать ему дочь и держал свое слово. Когда эта история с айярами приключилась, я затем царевича под стражу взял, чтобы с айярами разделаться, землю от смуты очистить, а уж потом и заключить его брак с моей дочерью. Судьба по-другому повернулась, царевич с ними связался, и оказались они на Каменной улице. А там огонь зажгли. Все думали, что царевич в том пожаре погиб. Когда же войско Мачина заявилось на нашу погибель, не хотел я с ними сражаться и придумал послать к Газаль-малеку дочь и покончить с войной этой, чтоб народ понапрасну не губить. А теперь оказалось, что жизнь царевича, к счастью, не пострадала. Я, как об этом услыхал, на радостях милостыню раздал. Пусть царевич и Аргун-пахлаван будут друзьями и пусть идут на помощь нашему войску, которое выступило против полков Мачина, и отразят врага. А девушку пусть пришлют мне, чтобы мы занялись приготовлениями. Когда царевич войну завершит, мы свадьбу сыграем».
   Царевич сказал себе: «Фагфур меня со всех сторон испытал и проверил, теперь хочет на поле брани испытать. Желает меня под ноги слону бросить, а все это проделки сего негодяя, зловредного Мехрана! Это он все замыслил и приехал, чтобы хитростью выманить у нас девушку».
   Всевышний господь решил так, что Самак в то время был в городе, чтобы разузнать, как дела, и предусмотреть события. Когда проклятый Мехран-везир кончил речь, Шогаль-силач на него закричал:
   – У, презренный негодяй, ты всю эту смуту поднял, покой возмутил, столько людей жизни лишил, а теперь явился, чтобы хитростью и коварством предать нас мечу, а девушку у нас отнять и отдать Газаль-малеку! Девушка у нас, а мы здесь, коли у кого к нам притязания, пусть сюда явится и то, что мы мечом добыли, у нас отобрать попробует. Коли сможем, отобьемся, а коли нет, коль придется нам отступить перед врагом, тогда уж они будут делать, что пожелают. А ты, Мехран, вообразил, что здесь дворец шахский и ты опять нас на смерть обречешь? Да если бы ты не послом приехал, а мы не берегли бы честь Аргун-пахлавана, нашего хозяина, я бы тотчас приказал тебя, пса негодного, на куски разорвать!
   Как услышал Мехран слова Шогаля, разозлился, но не смутился, сделал вид, будто это и не про него говорено было. Отвернулся к Аргуну и сказал:
   – О богатырь, Шогаля можно извинить за то, что он тут наговорил, он на нас в обиде. Однако же я письмо от шаха привез, напиши ответ.
   Вытащил он письмо, Аргуну поднес, а вместе с письмом то добро и платье богатое, которое для Аргуна привез, и то, что для Хоршид-шаха, перед ними выложил. Поглядел Аргун на это богатство, взял письмо, передал своему писцу, чтобы тот разобрался, что там написано, да доложил, а сам повернулся к Мех-ран-везиру:
   – Я слуга шаха, ему повинуюсь и слушаюсь его. Но шаху мира известно, что я всегда стою за тех, кто прибегнет к моему покровительству. И если шах Фагфур сюда прибудет, чтобы сразиться с Хоршид-шахом, как ни суди, я буду на стороне Хоршид-шаха.
   А Шогаль волнуется:
   – О богатырь, мы из-за этого письма и речей Мехран-везира девушку не отдадим! Девушка с нами останется, а сражения мы не боимся, и никакой помощи от них нам не надо. Мы объединимся с шахским войском и отразим врага как подобает. О богатырь Аргун, поверь, от этого мерзавца нам одно только расстройство будет. Полагаться на их слова нельзя, а ведь что бы ни случилось, надо, чтобы по правде получилось: девушку мы от себя не отпустим.
   Аргун говорит:
   – Богатырь Шогаль, дай я словечко скажу. Надо так сделать, чтоб и вам по душе пришлось, и нам по вкусу. Знай, что в этом ущелье есть крепость, Шахак называется. А управитель той крепости Магугар – человек надежный и верный мне, я его туда и посадил. Отвезем шахскую дочь в ту крепость, а когда с войной покончим, тогда и устроим все дела. Но прежде всего пошлем своего доверенного человека, чтобы шах дал при нем клятву, что из города не выйдет и предательства не совершит и другим не даст, что на дурной путь сам не ступит и другим не позволит.
   Все сказали, что так и надо поступить, и Мехран-везир тоже согласился.
   После того отрядил Аргун своего человека по имени Гарн, чтобы тот поехал, взял с Фагфура такую клятву. Выехали везир с Гарном, а Мехран по дороге отправил к шаху гонца, предупредил его. Сами же они тем временем продвигались вперед, пока не доехали до царства Чин. Прямо с дороги явился Мехран-везир к шаху, и Гарн с ним. Поклонились они, сели. Стал Мехран рассказывать, что между ним и царевичем и Шогалем и другими произошло, о том, как решили девушку в крепость отослать, и о том, как отрядили богатыря Гарна, чтобы с шаха клятву взял и обещание, – словом, все рассказал. Потом Мехран-везир и шах дали клятву, на которой настаивал Аргун, а когда с клятвой покончили, Мехран сказал:
   – Час поздний, вино пить мы уже не станем, – и приказал, чтобы Гарну отвели покои для отдыха.
   Наутро Мехран-везир приказал, чтобы все к Фагфуру в присутствие собирались. Сам Мехран перед шахом встал и всех эмиров страны созвал. Послал везир человека, чтобы привели в тронный зал Гарн-пахлавана, и занялись они в этот день вино-питием. Шах Фагфур в присутствии Гарна сказал Мехран-везиру:
   – А ты войско готовь, к Хоршид-шаху отправляй, и чтобы было все, что надобно: шатры и палатки, повозки и кибитки и поварни, приготовь большие барабаны и знамена, попоны и балдахины, украшенные самоцветами, и казну несметную – ведь войска без казны не бывает. А потом напиши.письмо моим военачальникам Шируйе и Самуру, моему родичу: «Знайте и ведайте, стало нам известно, что Хоршид-шах здоров и невредим и что дочь мою, которую я посылал Газаль-малеку, он дорогой перехватил. Ну, на то его право было, сам бог ее к нему доставил. И вот мы его тоже признали, значит, все, что он сделает и прикажет, мы сделали и приказали, и Хоршид-шах в царстве нашем – мой наместник, которого надлежит слушаться и повиноваться ему, почитая его за владыку, исполнять все его приказы, служить ему службу и быть его соратниками на поле брани, дабы Уничтожить врагов нашего государства, ведь Хоршид-шах взял это на себя и выступает вместе с Аргуном и отборным войском. И все должны склониться перед его повелениями».
   Когда Мехран услышал от шаха такие речи, пришлось ему написать письмо. Был там один богатырь по имени Сам, назначили его ехать с тысячью воинов и всем этим несметным богатством.
   Едва войско вместе с Гарном отбыло, подлый Мехран написал письмо Газаль-малеку и в нем перечислил все, что там произошло. И писал он: «Надо вам подготовиться к бою, так как войско Фагфура вас боится. Я же хитростью отослал девушку в крепость Шахак, уверив Хоршид-шаха, что после окончания войны ее отдадут ему, и шах это подтвердил и печатью скрепил. Для того же чтобы ты, царевич, мне доверял, отсылаю к тебе свою жену и детей». Он запечатал письмо и тайно, так, что никто не видал, отдал его Раванди, а тот помчался окольным путем к Газаль-малеку.
   А Гарн-пахлаван своей дорогой едет, шахские вести везет. Прибыл он с письмом и со всем прочим, что шах послал, в ущелье Бограи. Доложил Хоршид-шаху, что шах дал клятву. Царевич взял привезенное письмо, прочел и обратился к Аргуну:
   – Придется нам с тобой на войну собираться. Это дело теперь на нас переложили.
   – Повинуюсь, – ответил Аргун.
   Потом царевич позвал Лала-Салеха и сказал ему:
   – Ступай к царской дочери и передай ей мои слова: «Отец твой вернулся на правый путь, поклялся, что отдаст мне тебя, а сейчас приказал мне воевать с Газаль-малеком. Придется мне выступать в поход, а тебя я на поле боя взять не могу, тем более что твой отец, хоть и отдает за меня, еще мне тебя не вручил. Ты должна поехать в крепость Шахак, пока я не вернусь с войны».
   Лала-Салех пошел и сказал все это девушке. Она в ответ говорит:
   – Пойди-ка к царевичу, позови его ко мне.
   Явился Лала к царевичу, поклонился:
   – Тебя Махпари зовет!
   Царевич поднялся, пошел к девушке, а она плачет сидит. Обнял он ее и говорит:
   – Радость ты моя ненаглядная, нельзя же мне тебя на поле брани везти! Да и с отцом твоим договорено было, что отошлю я тебя в крепость Шахак, это ведь твоего отца владение. Успокойся, скоро я за тобой приеду.
   Девушка отвечает:
   – О царевич, чья это крепость, мне вовсе безразлично. Пускай меня куда угодно сошлют, я все равно не испугаюсь, и никто не посмеет на меня с дурными помыслами глянуть. Да пусть плоть мою будут когтями рвать и мне в рот пихать, я лучше проглочу, чем позволю, чтобы кто-нибудь, кроме тебя, надо мной власть взял! Не хотелось мне с тобой разлучаться… Но если такова твоя воля, так и быть, я поеду, хотя желания моего на то нет.
   Так они поговорили, поднялись, обнялись и заплакали. Распростился Хоршид-шах с Махпари, вернулся к Аргуну и сказал:
   – Нам нужен доверенный человек, чтобы поехал с Махпари в крепость.
   – Гарн поедет, – ответил Аргун.
   Собрались они, отправили девушку в путь, двинулась она с Гарном и Лала-Салехом к крепости. Стали подъезжать, дозорный заметил их и доложил Магугару:
   – К крепости трое всадников приближаются.
   Магугар выслал хаджиба посмотреть, что за люди. Спустился хаджиб из крепости, подошел к ним, увидел Гарна и узнал его. Поклонился он, а Гарн говорит:
   – Скажи управителю крепости, что прибыл Гарн от Аргуна и под его охраной – люди. Передай ему, пусть выйдет, примет тех, кого я привез.
   Хаджиб пошел к Магугару, рассказал ему, в чем дело. Магугар велел ответить:
   – О богатырь, ты ведь знаешь, что мне из крепости выходить не положено – управитель не должен этого делать, разве только надо идти шаху служить или крепость другому вручить. Придется тебе подняться в крепость и передать мне того, кто под твоей охраной.
   Когда хаджиб это пересказал, Гарн въехал наверх, поднялся к Магугару и положил перед ним письмо Аргуна. Магугар взял письмо, сломал печать и отдал письмо письмоводителю, чтобы тот прочел. Там было написано: «Это письмо от Аргуна к управителю крепости Шахак. Когда ты получишь мое письмо и уразумеешь, о чем оно, узнай, что прибыли ко мне Хоршид-шах, сын Марзбан-шаха, падишаха Халеба, с шахской дочерью Махпари и множеством слуг. Видно, вышла у них с Фагфур-шахом размолвка, но потом порешили, что Хоршид-шах пойдет отражать врага и тогда ему пожалуют девушку. И вот я посылаю царевну под твою охрану, чтобы, когда время придет, отдать ее Хоршид-шаху или отправить назад к отцу».
   Когда Гарн все это объяснил Магугару, тот сказал:
   – Что ж, Гарн, оставь мне охраняемую и возвращайся.
   Гарн передал ему Махпари и Лала-Салеха, а сам вернулся к Аргуну и доложил, как было дело. Хоршид-шах сказал Аргуну:
   – Пора нам выступать!
   Приказал Аргун созвать войско – двенадцать тысяч воинов. Тогда и Хоршид-шах, и Фаррох-руз, и те айяры вместе с Сампахлаваном выступили в поход. Когда они двинулись, Хоршид-шах сказал:
   – Надо послать кого-нибудь известить об этом шаха Чина.
   – Гарн поедет, – сказал Аргун, – во-первых, ему доверять можно, а во-вторых, он уже ездил к Фагфуру и дело знает.
   Хоршид-шах тотчас написал письмо и рассказал о своих делах: «Да будет вам известно, что мы выступили согласно приказу. Враг уже близко. Когда схватимся с ними, сообщим». Он вручил письмо Гарну вместе с шахским указом, присланным Фагфуром, и Гарн поскакал вперед, а Хоршид-шах и все прочие вслед за ним двинулись вместе с войском к шахскому стану.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. Рассказ о Санджаре, а также о том, как началось сражение и как Самак выкрал богатыря Катрана

   Собиратель известий и рассказчик историй повествует так. Когда Санджар с несколькими всадниками обратился в бегство пред Хоршид-шахом, он направился к лагерю, чтобы добраться до шахских военачальников. При виде его те воскликнули:
   – О богатырь, что случилось?! Куда ты дел шахскую дочь и где твоя дружина?! Где все богатства и сокровища?!
   – Неужто вам не известно, что шахскую дочь и пятьдесят вьюков добра, которые я вез к вам, Хоршид-шах захватил? Подстерег он нас на дороге, девушку и сокровища отбил, множество народу побил. Да ведь я средь боя к вам гонца посылал, сообщал вам, что происходит! А вы ответили, что, мол, все брось и приезжай сам, мы-де не можем сейчас выступить. Когда время придет, тогда, мол, и отберем все обратно. Я по этому распоряжению оставил там девушку и богатство и прибыл, как вы приказывали. А теперь вы спрашиваете, что случилось! Значит, вы не посылали вестника? Значит, все это подстроено было? То-то я сам засомневался, когда он мне так сказал: уж больно быстро он назад поспел!
   Стали богатыри спрашивать:
   – Санджар, сколько же воинов было с Хоршид-шахом, что он такое совершил?
   – Что там говорить! Трое их было: Хоршид-шах, Фаррох-руз и Шогаль-силач, а нас – четыреста душ.
   Подивились богатыри, что трое с четырьмя сотнями расправились, а потом говорят:
   – Куда же они после того скрылись?
   В тот же час составили они письмо к шаху Фагфуру, сообщили ему, что произошло, и распоряжений его спросили. А затем решили:
   – Надо послать лазутчика, чтобы вызнал, где обретается Хоршид-шах. Куда могли подеваться три человека, шахская дочь и пятьдесят вьюков добра? Во всей здешней округе нельзя места найти, чтобы укрыться, а они к тому же чужестранцы, дороги не знают. Царство Халеб отсюда далеко, так быстро они туда уехать не могли.
   Значит, отправили они лазутчика, чтобы пропавших разыскал и они могли выслать войско, захватить Хоршид-шаха, а девушку и богатство отобрать. Пустился лазутчик в путь-дорогу.
   Тем временем Самак вышел из ущелья Бограи и направился в лагерь, чтобы разведать, как обстоят дела, что надо предпринять. Повстречался ему дорогою ручей чистый да быстрый, а на берегу ручья, смотрит, человек сидит, в одиночестве кусок хлеба жует, а больше ни души не видать. Самак себе сказал: «Без сомнения, это лазутчик, про нас разнюхать хочет. Ну, да что мне за дело до него? Что он против меня может?» Но все же Самак подошел поближе, поздоровался и сел возле, а сам не говорит ничего. Тогда тот человек спрашивает:
   – Откуда ты идешь, куда направляешься?
   Самак отвечает:
   – Я слуга, сопровождал дочь Фагфура. Когда Хоршид-шах напал на нас, кучу народа перебил, а шахскую дочь захватил, остальные в бегство обратились. Меня ранили. Теперь пробираюсь я к стоянке шахского войска, да только дороги не знаю.
   Тот человек сказал:
   – В лагерь вот какой дорогой идти надо.
   – А ты куда путь держишь? – спрашивает Самак.
   – Хоршид-шаха разыскивать послали, – отвечает тот. – Вот узнаю, куда он все добро и шахскую дочь отвез, вернусь, доложу, военачальники пошлют туда войско и назад все заберут.
   Поговорили они и разошлись в разные стороны.
   А Хоршид-шах к тому времени уж ущелье покинул, к шахскому лагерю продвигался, Гарн же впереди ехал. Когда до лагеря дошла весть, что посланец Гарн едет, ему вышли навстречу, приняли его с почетом, и Шируйе, который возглавлял войско, устроил пир. Созвали богатырей-военачальников. Гарн вошел в шатер, поклонился, сел. Тотчас подали шербету и фруктов, а там и прочую еду. Поели они, стали вино пить. Тут Гарн поднялся, достал письмо царевича, поцеловал и положил перед военачальниками. Шируйе взял письмо, передал письмоводителю, чтобы тот прочел, суть дела разъяснил. Поглядели они письмо, и все сказали:
   – Нам службу исполнять, Хоршид-шаху – приказы отдавать! Да где же он есть?
   – Завтра прибудет, – ответил Гарн. – Аргун и Сам у него под началом и войско превеликое.
   Они все отправились навстречу, а в воинском стане праздник устроили.
   Случилось так, что был средь них лазутчик Газаль-малека и все слыхал. Поспешил он к своему царевичу и рассказал ему, что узнал. А Газаль-малек, как услышал, очень огорчился и растерялся. Тут вошел к нему в шатер Катран-полководец поклонился, видит, что Газаль-малек сердит сильно. Говорит он Катрану:
   – Видал, что Мехран выкинул? Одурачил нас, головы наши под меч подставил!
   – Нет, царевич, Мехран не лгал, – отвечает Катран. – А доказательства тому – вот они: утром прибыла жена его с двумя дочерьми.
   С этими словами он подал царевичу письмо Мехран-везира. Когда Газаль-малек понял суть дела и узнал, что девушка в крепости Шахак, он сказал:
   – Надо нам готовиться к сражению.
   А жену и дочерей везира он приказал разместить как можно лучше.
   Тем временем Шируйе и Санджар, Самур и Сиях-Гиль и Карамун с пятью тысячами войска выехали навстречу Хоршид-шаху. Когда приблизились к балдахину царевича, все спешились, подошли с поклонами, а Фаррох-руз тоже соскочил с коня. Они подошли, с тал и целовать царевичу стремя, а Фаррох-рузу – руку. Для Хоршид-шаха шатер раскинули, он сошел с коня и воссел на тахт, Фаррох-руз – за спиной у него, а все прочие где положено стали, на него глядят, а над ним – фарр падишахский сияет. Сотворили они молитву и пожелали ему удачи.
   А Самак тем временем прибыл в лагерь, видит, праздник там. Все только и говорят о прибытии Хоршид-шаха. Удивился Самак, пошел на то место, где шатер поставили, глядит, все кланяются, царевичу почет оказывают. Он обрадовался. Вошел в шатер, в свой черед поклон отдал. А Хоршид-шах, едва увидел его, приветил, перед собой усадил. Самак спрашивает:
   – Царевич, как тебе удалось такое войско собрать? Когда это счастье тебе выпало? Где Махпари?
   Царевич речь повел, все, что произошло, Самаку описал.
   Когда Самак услышал про то, что Махпари отослали в крепость Шахак, он так и ахнул. Спрашивают его:
   – Самак, что это с тобой?
   – Эх, царевич, – говорит Самак, – плохо дело, хуже некуда. Сколько трудов я положил, чтобы Махпари из лап Мехран-везира и Газаль-малека вырвать, а ты ее отдал в руки сына кормилицы. Ведь Магугар – сын Шерванэ, он влюблен в шахскую дочь, но от страха перед шахом не отваживался в том признаться. А вы теперь ему девушку предоставили без всяких затруднений, а крепость та – самая недоступная во всем мире.
   Услышал это Хоршид-шах, пригорюнился. Повернулся к Аргуну и говорит:
   – Это все ты! Девушка-то знала, в чем дело, говорила она, что это неразумно! А я слушать не стал.
   Аргун оправдываться начал:
   – Богом клянусь, царевич, мне ничего не ведомо было – до того самого часа, как Самак рассказал.
   Самак-айяр сказал:
   – О царевич, прикажи мне, рабу твоему, передохнуть несколько деньков: ведь я с того дня, как тебе служить обязался, роздыху не видел. Отдыхать-то можно только тогда, когда опасность не грозит. Теперь, слава Аллаху, царевич на троне утвердился, а ратным делом я еще натешусь. Вот отдохну малость, а потом, осененный твоей счастливой звездой, разыщу тебе Мах-пари – с небес достану, из-под земли выну! Ведь Самак для тебя жизни не пожалеет!
   Царевич возрадовался, поблагодарил его и воскликнул:
   – Ты мне брат!
   Он снял с руки браслет с десятью самоцветами, который ему отец на память подарил, и пожаловал его Самаку. А Самак поцеловал перед царевичем землю и сказал:
   – О царевич, я, ничтожнейший из ничтожных рабов твоих, за тебя готов с милой жизнью распроститься!
   После того стали они вино пить и пили до наступления ночи. Тут Хоршид-шах отдохнуть решил и проспали они, пока не наступил белый день.
   Царевич приказал готовиться к сражению. Раздались удары барабана, звуки труб, всадники прикрылись железом и сталью и выехали на поле боя. Тем временем Газаль-малек услыхал грохот барабанов и велел своему войску выходить на мейдан. С обеих сторон выстроились войска. Сначала вступили в бой пешие. Хоршид-шах выставил две тысячи пехотинцев под водительством Самак-айяра, а неприятельская сторона – три тысячи. Сошлись они. Когда по двести человек с каждой стороны погибло, войсковые атаманы вышли, говорят:
   – Черед всадников пришел, вы отдохните малость.
   Возвратились пешие к своим.
   Со стороны Хоршид-шаха на поле вылетел Фаррох-руз верхом на коне, быстром как ветер, в изукрашенных доспехах. В полном вооружении выехал он, вызвал на бой противника. Поскакал ему навстречу всадник из войска Газаль-малека по имени Шахан. Сидел он на лошади, сильной, как слон, в богатой уздечке, с красивым седлом. С четырнадцати сторон Шахан себя оружием обвешал. Вышел он против Фаррох-руза и завопил:
   – Кто ты есть, чей родом?! Отвечай! Коли ты мне ровня – ладно, а коли нет – ступай прочь, пусть Хоршид-шах выезжает.
   – Ах ты ничтожный! – закричал в ответ ему Фаррох-руз. – Ты еще смеешь имя Хоршид-шаха поминать?! Да у него такие, как твой шах, в стражниках ходят! А я – подданный его Фаррох-руз. Покажи-ка, что тебе известно о рыцарской доблести!
   С этими словами кинулись они друг на друга. Так яростно копьями бились, что копья сломались у них в руках. Тогда схватились они за мечи. Оба совершенное мастерство явили, но в конце концов Фаррох-руз изловчился, ударил противника и разрубил пополам. Раздался в войске Хоршид-шаха радостный крик, а в войске Газаль-малека – горестный стон.
   Выехал на поле другой всадник – поверг его Фаррох-руз. Еще один вышел – и того одолел. Так он победил сорок человек. Никто больше не хотел против него идти. Газаль-малек диву давался:
   – Неужели он только что на поле вышел? Принесите мне кольчугу и оружие, пришел мой черед.
   Соскочил он с коня, чтобы доспехи надеть, тут Катран-пахлаван выступил вперед, поклон отдал и сказал:
   – Царевич, я пойду. Пока мы, твои слуги, на месте, тебе беспокоиться не о чем.
   С этими словами направил он коня на поле битвы. Хоршид-шах из гущи войска увидел, что Катран всерьез собирается за дело взяться. И богатыри ему говорить стали:
   – О шах, отзови Фаррох-руза с поля, ведь Катран в сражении до тысячи человек уложить может!
   А Хоршид-шах в замешательстве сам с собой рассуждает: «Если я его назад позову, наше войско в сомнение придет, а те скажут, что испугались мы. А если не позову, боюсь, плохо ему придется».
   Самак лошадь Хоршид-шаха под уздцы держал, он поклонился и сказал:
   – Царевич, твой слуга не допустит, чтоб они в бой вступили. – И с этими словами вышел он один против Катрана. Говорит ему:
   – Коли ты – муж, который двадцать тысяч уложить может, подобает ли тебе состязаться с ребенком, да еще после того, как он сорок человек в прах поверг? Хоть греха в этом нет, но и славы для тебя тоже немного.
   Катран спрашивает:
   – О юноша, как тебя зовут, такого красноречивого?
   – О богатырь, я прозываюсь Самак-айяр.
   – Ладно, благородный муж, ради тебя я не стану сейчас сражаться.
   И с этими словами он повернул коня. Забили барабаны отбой, оба войска на покой ушли отдыхать. И стали все Фаррох-руза расхваливать.
   Когда разошлись все по своим местам, Хоршид-шах приказал пир устроить, и они пировали-веселились, пока не наступила ночь. Выслали они ночной дозор. А Фаррох-руз у каждого на устах, однако же некоторые утверждали, что с Катраном ему не сравняться. Самак-айяр возле царевича стоял, он сказал:
   – Вот вы тут говорите, что Катран – великий воин… Да если шах прикажет, я его нынче ночью связанным сюда притащу!
   – Зачем обещаешь, чего исполнить не можешь? – прикрикнул на него Шогаль.
   – О учитель, ради твоего благородства и счастья царевича господь меня вразумил, и я коли что скажу, то и сделаю! – возразил Самак. Богатыри от его слов развеселились, а Хоршид-шах его похвалил; так они там сидели, пока время не пришло.
   – А кто сегодня начальник караула? – спросил Самак.
   – Сиях-Гиль, – отвечают ему.
   – Это мне подходит, – говорит он. И пробыл он с ними до глубокой ночи. Потом поднялся Самак, приготовил нож, аркан и все, что для дела надобно, вышел на окраину воинского стана, видит, Сиях-Гиль ноги из стремян вынул, спит себе. Самак нож вытащил, стремена обрезал и с собой унес. Проснулся Сиях-Гиль, хотел ноги в стремена вставить – нету стремян! Растерялся он и рассердился, стал с караулом взад-вперед ходить.
   Добрался Самак до караулов Газаль-малека, а там начальником дозора Катур был, брат Катрана. Стал Самак по лагерю бродить и вот наконец увидел Газаль-малека. Тот на тахте сидел, вино пил, а Самак за ним наблюдал, пока Газаль-малек не погрузился в сон. Катран из шахского шатра вышел, стражу окликнул: мол, хорошо стерегите, царевич почивает. С этими словами удалился он в свою палатку, а Самак следил за ним, пока тот не заснул.