Страница:
Так и получилось, что Бахман на месте остался стоять, а Хоршид-шах выехал на поле гарцевать. Крикнул он:
– Выходите все, кто желает, люди знатные и простые, богатыри и вельможи, воины и придворные, все, кто за царскую дочь сразиться хочет!
Стали рыцари на мейдан выезжать, и каждого Хоршид-шах побеждал своим воинским искусством и мастерством (а Махпари все это видела, и любовь ее все возрастала), пока не одолел пятьдесят человек.
Вышел наконец на мейдан Бахман, долго он с Хоршид-шахом бился, мечом рубился, из лука стрелял, а потом уж они за палицы взялись. Хоршид-шах мог бы его на месте убить, да пожалел, не захотел такого молодого жизни лишать – может быть, он когда-нибудь славы достигнет. Схватил он Бахмана за пояс, приподнял над лошадью повыше, чтобы все видели, а потом руку разжал – тот и упал. Шахская дочь и это наблюдала – и в ее глазах Хоршид-шаху равного не было.
Сын Мехран-везира возле стоял, все примечал. Когда упал Бахман, он направился на поле, куда все выезжали, вооруженный и снаряженный.
– Кто это? – спросил Хоршид-шах. – Что на поле делает?
– Это сын Мехран-везира, – сказали ему.
«Так, значит, все эти хитросплетения и ухищрения он ради сынка своего затеял! – подумал Хоршид-шах. – Когда увидел, что я Бахмана победил, но хорошо с ним обошелся, сына своего выслал! Да будь тут хоть сто твоих сыновей – чего мне бояться?!»
Самак тоже там стоял, сторожил. Когда заметил он, что сын везира после всех на поле выехал, воскликнул про себя: «Ах, подлый везир, он это все ради сына устроил, ради Кабаз-пахлавана. Не дай бог, промах какой случится и сын везира верх одержит – для нас такое горе будет! Видно, надо мне его упредить, свой нож в дело пустить». Выхватил он нож разящий, смерть приносящий, и смело пошел на Кабаза. Пока тот сообразил, что к чему, Самак нанес ему в грудь такой удар, что острие ножа из спины вышло. Бросилась Кабазу желчь в голову, и он упал без сознания, так что люди решили, будто он оттого и умер, но на самом деле он дух испустил, не стерпев удара Самака.
Хоршид-шах мейдан покинул, люди потеснились, айяры ножи свои обнажили, царевича кольцом окружили. Горожанам Хоршид-шах по душе пришелся. Шах Фагфур, когда увидел, как дело обернулось, поразмыслил и сказал:
– Не следует всем скопом в город возвращаться, как бы беды не вышло.
Кликнул он свою дружину, велел, чтоб порядок соблюдали. А Самак-айяр в этом шуме и суматохе пробрался к шахскому трону, призвал к ответу Мехран-везира, сказал ему:
– Ах ты подлый негодяй, злодей, говори: все твои козни, суета и напрасные потери были ради того, чтобы заполучить девушку для своего сына? Берегись, не подобает тебе у царевича усладу вырывать да своему сынку отдавать! Смотри, как бы это дело поминальными сластями [20] не обернулось.
Тут он вытащил нож, хотел пронзить Мехран-везира. А рядом стоял один богатырь по имени Шир-афкан, он руку Самака перехватил и не дал ему ударить. Опечалился Мехран-везир: во-первых, из-за сына, а во-вторых, из-за того, что на службе шаха такое бесчестье допустил. Отправился он прямо во дворец и приказал, чтобы сына его подобрали, домой отнесли и схоронили как положено, а сам поминки справил.
Когда вернулась с мейдана дружина, Шогаль-силач прежде Хоршид-шаха и подошел к трону Фагфура, поклонился и сказал:
– Отдавай дочь за Хоршид-шаха, теперь уж отговоркам конец!
– О Шогаль, – ответил шах, – я заключу меж ними брачный договор, когда сорок дней пройдет.
– Нет, шах, это очень долго!
Стал шах на своем настаивать, Шогаль – на своем, пока не согласились они на десяти днях. Все собрались во дворец возвращаться, а вперед всех – шахская дочь, сердце у нее растревожилось, загрустила она, заскучала. Но как услышала, что отец через десять дней отдаст ее за Хоршид-шаха, обрадовалась. Потом она направилась во дворец, а Хоршид-шах и Фаррох-руз, благородные воины и прочие ехали за ними. Тогда царевичи объявили: нам-де надо по домам собираться. И вернулись они каждый в свою страну – за тем и неделя прошла.
Самак-айяр сел перед Шогалем-силачом, Хоршид-шахом и Фаррох-рузом и сказал:
– О господин, вот что мне в голову пришло. Ведь после того, что я сделал, нам на коварного Мехран-везира полагаться не след. Нельзя допустить, чтобы этот негодяй исхитрился и спрятал шахскую дочь, а нам бы пришлось по свету блуждать да ее искать.
– Что же делать? – спросил Шогаль и другие тоже.
– Я так надумал, – ответил Самак, – сегодня ночью проникну в шахский дворец и выкраду ее. А когда придет время свадьбы, пусть ведут ее к жениху из нашего дома.
Все одобрили его слова, так и порешили сделать, когда ночь придет.
Самак встал, снарядился – взял свой нож и аркан, надел кольчугу, обувку натянул, веревку кольцом свернул, через плечо повесил, за спину кинжал привесил и отправился к шахскому дворцу. Шум послышался: было время смены караула. Подождал он, пока голоса стражников затихли, потом стал в темный уголок, взял веревки моток, бросил – взметнулась петля в воз-Дух, словно руки влюбленных, и упала на крышу дворца шахской дочери. Самак-айяр за конец дернул, петлю закрепил, ухватился за веревку и подтянулся наверх, прямо в светлицу шахской Дочери попал. Видит, лежит Махпари, словно охапка роз. Он тихонько дотронулся до девушки, прикрыл лицо рукавом кольчуги в знак смирения и со всем почетом и уважением ее растолкал. Махпари глаза открыла, смотрит, стоит перед нею кто-то одетый в кольчугу и с ножом в руке. Ну, она закричала. Самак говорит:
– Не бойся, девушка, я – Самак-ловкач, ученик Шогаля-силача, убийца Кабаза, сына Мехрана-везира, – да это тебе и самой известно. Я пришел увести тебя к Хоршид-шаху, так как опасаюсь коварства Мехран-везира. Нельзя допустить, чтобы от его козней нам неприятности вышли.
Обрадовалась дочь шаха, вскочила. Самак-айяр говорит:
– О девушка, скажи перед богом: берешь меня в братья?
– Беру, – отвечает девушка.
– Будь моей сестрой! – воскликнул Самак-айяр. Взял он Махпари за руки, вывел на крышу, обвязал веревкой и начал вниз спускать. Только до половины стены опустил – и тут веревку перерезали, а девушку украли. Самак же остался на крыше, ничего не ведая.
Но собиратель известий и рассказчик историй Фарамурз Ходадад вслед за рассказчиком и сочинителем книги говорит так. Мехран-везир, этот зловредный и гнусный негодяй, вернулся во дворец, после того как Самак-айяр сына его убил, а его самого опозорил, в горе и печали. Когда сына похоронили и наступила ночь, стал он раздумывать, что ему делать, и послал человека за богатырем Шир-афканом, тем, что его от руки Самака уберег. Когда тот пришел, Мехран навстречу встал, приветил его и усадил подле себя. А сам говорит:
– О богатырь, знай и ведай, что шах Фагфур вознамерился тебя жизни лишить, это мне поручить. Вот я и надумал добыть тебе царевну, тогда и царство тебе достанется.
Шир-афкан встревожился, говорит:
– Шах моей головы требует? Ну, я ему покажу! А ты что предлагаешь?
– Я вот что решил: пока свадьбу не сыграли, надо хитростью выкрасть шахскую дочь, чтобы эту свадьбу отложили. А там что-нибудь придумаем.
Соизволил так господь всевышний, что у подлого Мехран-везира был молодой слуга по имени Шабдиз. Позвал его Мехран, прочел молитву, выказал к нему расположение, а потом сказал:
– Если ты пойдешь и доставишь мне шахскую дочь, я тебе воздам богатствами земными.
А этот слуга был страсть какой ловкий, умел он отлично рыть подкопы и передвигаться в темноте. Если нужно было сделать подкоп, стоило только назначить место, куда его вести, и подземный ход открывался точно в том самом месте. Так вот Шабдиз сказал:
– О везир, не беспокойся, раб твой пойдет и это дело совершит, то есть приведет девушку.
Сказал он так, вышел из дому, выкопал ход до самого того места, что ему указано было. Когда он вылез из подкопа, видит, кто-то веревкой обвязанный вниз спускается. Вгляделся хорошенько – а это шахская дочь! Обрезал он ножом веревку и, счастливый и довольный, потащил девушку в подземный ход. Когда же Самак спустился вниз, девушки и след простыл. Он прямо рассудок потерял! А потом осмотрел все вокруг, видит – аркан-то перерезан. «Это все оттого, что я один на дело пошел, – сказал он себе. – Жаль, не знаю я, кто из богатырей эту проделку учинил! Может, Шогаль ее унес?» Подумал он так и побежал скорей в дом удальцов. Второпях и сгоряча закричал:
– Эй, богатырь, ты со мной так не поступай! Шуткам свое время отведено, а сейчас мне не до шуток – я шахскую дочь из дверей вывел, с крыши спустил, а ты ее унес!
Шогаль ответил:
– Самак, ты либо с ума сошел, либо никогда не приходил в разум. Да я из дома носа не высовывал! Клянусь создателем, что ничего об этом не знаю и с тех пор, как ты ушел, я и к дверям-то не подходил.
Хоршид-шах и все остальные подтвердили:
– Да, Самак, Шогаль никуда не выходил.
Когда Самак понял, что дело сделал не Шогаль, он как оголтелый выскочил из дома, стал рыскать из стороны в сторону в поисках следов девушки.
А всевышний господь определил так, что, когда потащил Шабдиз шахскую дочь – нести-то было далеко, – он заткнул ей рот, связал по рукам и ногам, а потом решил немного передохнуть, проветриться и выбрался из лаза наружу. Погляжу, думает, кто же это девушку сверху вниз переправил? Чье это дело? Или, может быть, она сама сбежать надумала?
Стал он кругом озираться, тут на него Самак и наскочил.
– Ах ты негодяй, – закричал он, – так это ты украл добычу льва, ты заодно с этим грязным сводником? Я не я буду, коли не отплачу вам по заслугам!
С этими словами он накинул Шабдизу на шею веревку и поволок его за собой.
– О благородный муж, что это ты такое говоришь? – взмолился Шабдиз. – Какая шахская дочь?
– А, ты еще разговариваешь, подлая тварь! – сказал Самак. – Ну, ладно, Шабдиз, тебя извиняет то, что ты не знаешь, кто я таков. Меня прозвали Самак-айяр. Ученые мира и мудрецы нашего времени дивятся моей премудрости, а те, кто хочет обвести всех своей хитростью, норовят у меня уроки брать. И ты думаешь такими разговорами от меня отделаться? Ничего, скоро у тебя мозги прояснятся!
Шабдиз сказал:
– О благородный муж, хоть ты все насквозь видишь, но я-то про себя знаю, что ничего ты не понимаешь. При чем тут я и при чем шахская дочь? Ищи-ка лучше ее, пока она из рук не ушла, а то провозишься со мной и упустишь девушку.
– Да, это возможно, – согласился Самак. Он оттащил Шабдиза в дом удальцов, а сам вернулся.
По божьей воле этой ночью Шир-афкан был во дворце Мехран-везира. Видят они, что Шабдиз задерживается, Мехран-везир и говорит:
– О Шир-афкан, собирайся, пойдем с тобой в тот дом, откуда Шабдиз подкоп начал. Думается мне, что он все еще в подземном ходе. Надо пойти проверить!
А Шир-афкану ударило в голову-то, что шахская дочь ему достанется, он и согласился. Вышли они из дворца, направились к тому дому, что Шабдиз указал. Спустились в подкоп, вокруг шарят: что же с Шабдизом стряслось? Видят, лежит кто-то связанный. Лицо ощупали: кожа нежная, на мужчину не похоже. Развязали они рот пленнику, спрашивают:
– Ты кто?
– Я Махпари, шахская дочь.
Обрадовались Мехран-везир и Шир-афкан, что шахскую дочь без всяких забот заполучили, и говорят:
– О девушка, кто тебя сюда притащил, как ты здесь оказалась, зачем тебя связали?
– Не знаю, – отвечает шахская дочь.
Они подняли ее и отнесли во дворец везира. Там Мехран сказал:
– О шахская дочь, а теперь расскажи правду, как ты оказалась связанной и кто это с тобой сделал.
Махпари говорит:
– Самак-айяр вывел меня из дому и спустил с крыши на веревке, чтобы отвести к Хоршид-шаху. А когда я опустилась на землю, кто-то схватил меня, втащил в эту дыру и так вот связал, а больше я ничего не знаю.
– Это мой Шабдиз, – сказал Мехран-везир. – Нельзя, чтобы он попался в руки Самаку!
Всю ночь они проговорили, Мехран-везир все Шир-афкану растолковал, что тому делать, как поступать.
Ну а во дворце царевны вот что было. С той поры, как все происшествия приключились и узников выкрали, Лала-Салех каждую ночь по два-три раза подходил к изголовью девушки – за ней присмотреть. Только Самак-айяр увел ее, как Лала-Салех вошел в комнату. Поглядел – нету девушки. Повсюду стал искать, а ее и след простыл.
Он скорее побежал к ложу шаха Фагфура, разбудил его и сказал:
– О великий шах, дочь твоя исчезла.
– Может, она зачем-нибудь в другую горницу зашла? – говорит шах.
– Во всех покоях я смотрел, всюду искал – нет ее.
– Ступай в дом удальцов, позови ко мне Шогаля-силача, – велел шах, – это их рук дело!
Лала-Салех тотчас отправился в дом удальцов к Шогалю. Это было в тот самый час, когда притащили связанного по рукам и ногам Шабдиза и Шогаль со своими друзьями ругал его. Тут-то Лала-Салех и вошел, поздоровался. Ответили они, а потом Шогаль говорит:
– Чего это ты в такой час явился, Л ала? Однако зачем бы ни пришел, добро пожаловать!
– Это ты пожалуй к шаху Фагфуру, – говорит Лала-Салех, и Шогаль сразу догадался, что к чему.
Поднялся, Шогаль с места, а за ним и Самак, и отправились они вместе с евнухом в шахский дворец. Шах был на женской половине. Вошли они с Самаком, поклонились, а шах говорит:
– Скажи, исфахсалар, разве я за время своего царствования сделал тебе хоть что-нибудь дурное или обидел тебя? Я ведь тебе все предоставил, весь город твоему приказу подчинил. Коли нужно у кого добро отнять или долг взыскать – все вершил по твоему желанию. Ни за хорошее, ни за худое я с тебя не спрашивал – все в память о твоей давней службе, а еще потому, что ты направлял стопы в квартал благородных мужей и шел их стезей. Зачем же ты позоришь мое доброе имя, порочишь мой род и, словно вор, похищаешь мою дочь? Уж не в награду ли за доброту мою?! Я считаю, что такое бесчестье несовместимо с отвагой и благородством. Где моя дочь? Верни ее, прежде чем настанет день и люди обо всем узнают.
Как только шах Фагфур проговорил это, Самак поклонился и сказал:
– О шах, удальцы не станут лгать, даже если от этого дом их рухнет. Это сделал я. Я проник в шахский дворец, до девушки я не дотронулся и не взглянул на нее, пока мы перед богом не назвали друг друга братом и сестрой. Теперь она в том и в этом мире сестра мне. Совершил я это из-за того, что думал уберечься от коварства Мехран-везира, вот чего я боялся. Пришел я, вывел девушку, хотел спустить ее с крыши на землю и забрать к себе, чтобы на свадьбу ее повели из дома брата. Но Шабдиз, раб Мехран-везира, за мною следил – он сам с той же целью туда явился. Когда я опустил веревку с девушкой и сам выбрался наружу, вижу, веревка моя обрезана, а ее увели. Ну, тогда я схватил Шабдиза, а дочь твоя – во дворце везира.
Шах Фагфур рассердился:
– Что за неприятности мне из-за этого везира да из-за девчонки этой! – сказал он. – Ему-то что за дело до моей дочери? Чего ему от меня надо, чего он добивается этими кознями и плутнями, чего людям голову морочит?
Так он возмущался, а потом отослал Шогаля и Самака со словами:
– Сейчас ступайте, подождем, посмотрю я, что завтра будет.
Шогаль и Самак вернулись домой и рассказали обо всем Хоршид-шаху
На следующий день, когда шах Фагфур утром воссел на трон, Мехран-везир и Шир-афкан явились и заняли каждый свое место. Шах Фагфур гневно обратился к Мехран-везиру:
– Мехран, я-то думал, что ты мой везир, управляешь государством, устраиваешь дела, мою власть укрепляешь, а ты, оказывается, ночью по домам ходишь да крадешь царских дочерей! Тот, кто лазает по домам, ворует золото да ткани, а ты живых людей воровать наладился! Зачем ты украл мою дочь? Что замыслил с ней сделать? Что за бесчинство ты творишь?!
– О великий государь, – заголосил Мехран-везир ему в ответ, – дочь твою Самак выкрал! А мой раб Шабдиз его выследил, отобрал у него девушку и доставил в мой дворец. Разве лучше было бы допустить, чтобы завели ее в дом айяров и пошла о ней потом дурная слава? Но виноватым, конечно, я оказался – другие такое учиняют, а мне отдуваться приходится. Мало того, что моего сына так подло убили, мало всего бесчестья, что на меня взвалили, что с тобой так поступили, так они еще заявляются в твой дворец, похищают твою дочь, причиняют тебе урон, а твоему роду – вред! Да если бы не мой Шабдиз, они бы ее так и увели. Я-то считал, что добро делаю. Коли неладно вышло, не стану больше стараться. Знаю я, каков ты и каковы эти айяры. Давно уж царство ушло из твоих рук. Стоит только этому слуху распространиться, скажут люди, что-де шах Фаг-фур с шестьюдесятью айярами против нас не устоит, и подступят к тебе войска со всех четырех сторон – плохо тебе придется. Правильный путь в том, чтобы избавиться от айяров – тогда хоть большего позора на тебя не падет. Я только о благе твоем радел. Ты же считаешь, что я тебе вред приношу, хоть я освободил твою дочь из рук этих воров и разбойников, чтобы уберечь от бесчестья. Ты говоришь, мол, какое мне дело до твоей дочери, – я так поступал, как лучше считал. Коли нехорош я, выбери себе другого везира, пусть он и вершит твои дела.
Шаху Фагфуру тошно стало от того, что везир наговорил.
– Что мне решать? – молвил он.
Прошло немного времени, Мехран-везир голову поднял и сказал:
– О шах, твой слуга знает, как с этим разделаться. Прикажи говорить, а иначе способа избавиться от айяров нету.
– Говори, – велел шах.
Подлый злодей Мехран-везир сказал:
– О шах, прикажи, чтобы двести тюркских гулямов в полном вооружении ждали наготове в твоих покоях, а в день свадьбы Хоршид-шаха пошли человека сказать, чтобы все айяры, Фаррох-руз и Хоршид-шах явились во дворец без оружия. Когда покончат они с едой, к вину перейдут, гулямы из покоев твоих выскочат, предадут их мечу и изрубят на куски, так что город избавится от бед и успокоится, а ты останешься со своей дочерью и будешь править, как пожелаешь.
– Ну что ж, это ты неплохо придумал, – сказал Фагфур.
Как договорились, так и сделали. Поклонились они шаху как положено и вернулись во дворец везира. Везир, как пришел, отдал царевне поклон, поднес ей подарков, сколько смог, а потом отослал ее в дом отца. А на другое утро десятидневная отсрочка кончилась. Шах тронный зал разукрасил, всех эмиров и знать созвал и послал человека за айярами с Самаком, Хоршид-шахом, Фаррох-рузом и Шогалем-силачом. Вышли им навстречу хаджибы, слуги. Говорят: шах изволил сказать, что нынче свадьба, день веселья, заходите без оружия. Промеж нас оружие ни к чему!
Все оружие сняли, беззащитными остались. Хоршид-шах и другие подошли к шахскому трону, поклонились, и царевич занял место на тахте по правую руку от шаха, а брат его Фаррох-руз стал за ним, чтобы ему прислуживать. Шогаль-силач и Самак сели, а из шестидесяти айяров те, кому положено сидеть, уселись, а кому положено стоять, на ногах остались. А гулямы в доспехах железных затаились, сидят в засаде в шахских покоях!
Затем столы накрыли, сели они откушать, а когда поели, руки ополоснули, пировать-веселиться стали, захотелось им песни послушать.
Потом велели хаджибу пригласить жителей города, ученых и мудрецов, старост. Хаджиб прошел из внутренних покоев в наружные, там сел, где положено сидеть хаджибам, у дверей тронного зала. И вот время идет, чаша по кругу ходит… Мехран-везир чалму с головы снял – дескать, жарко – и рукою бороду погладил. Выскочили из внутренних покоев гулямы и выхватили мечи.
Когда Самак увидел это, он воскликнул:
– Эх, жаль, попались мы в ловушку! Чего я боялся, что сердце томило, то и вышло.
Тут он вытащил нож, который припрятал раньше, и кинулся на гулямов, говоря себе: «Ну, Самак, не зевай, жизнь задаром не отдай! Нам, конечно, отсюда не выбраться, так постарайся хоть рассчитаться за свою кровь!» С этой мыслью он стал сражаться.
А Хоршид-шах встрепенулся, проговорил:
– О Фаррох-руз, видал, что они устроили? Хитростью заманили нас в ловушку и погубили. А все этот проклятый Мехран-везир!
Стал он браниться и виниться, приговаривая: «Знать бы, что теперь будет». Оба они приуныли. А гулямы уж айяров одолели – те ведь безоружные были. Десять человек полегло, да от руки Самака десяток гулямов пало. Но и сам он много ран получил, много крови потерял. Когда понял, что дело к концу идет, никого уж в живых не осталось, смирился, сказал себе: «Повалюсь-ка я на убитых. Коли не пришел еще мой срок, как-нибудь спасусь, а коли нет – умру». Подумал он так и упал средь мертвых тел.
Гулямы захватили Хоршид-шаха и Фаррох-руза, связали их и спрашивают:
– О шах, что с ними делать?
Шах Мехран-везира вопрошает:
– Как поступим?
Всевышний господь определил, что их жизненный срок еще не истек. Устами везира решил он:
– Хоршид-шаха и Фаррох-руза надо заточить. Думаю я, что помирать им еще не время. Посадим их вместе с Шогалем в темницу, пока они еще чего-нибудь не натворили.
Шах велел убрать из тронного зала убитых, сказал:
– Отвезите их всех в степь и там закопайте!
Потом шах приказал, чтобы Хоршид-шаха и Фаррох-руза заперли и приставили к ним стражей, а Шогаля-силача вместе с другими отвели в тюрьму, заковали и поручили надежным слугам. Мехран-везир распорядился:
– Отвезите мертвых в степь, бросьте там, чтобы их собаки сожрали.
Отвезли слуги убитых в степь и оставили там, а среди них Самак был. Мехран-везир еще приказ дал:
– Ступайте к ним в дом, разграбьте его.
Толпа направилась к дому удальцов, начался грабеж. Увидали они там связанного Шабдиза, развязали его, все, что в доме нашли, унесли, а сам дом с землей сровняли.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. О том, как Самак-айяр с помощью Махруйе, кладбищенского вора, и Заранда-кост оправа смерти избежал, как вывел он из заточения Шогаля и Хоршид-шаха, а царевич Газаль-малек пошел войной на Чин
– Выходите все, кто желает, люди знатные и простые, богатыри и вельможи, воины и придворные, все, кто за царскую дочь сразиться хочет!
Стали рыцари на мейдан выезжать, и каждого Хоршид-шах побеждал своим воинским искусством и мастерством (а Махпари все это видела, и любовь ее все возрастала), пока не одолел пятьдесят человек.
Вышел наконец на мейдан Бахман, долго он с Хоршид-шахом бился, мечом рубился, из лука стрелял, а потом уж они за палицы взялись. Хоршид-шах мог бы его на месте убить, да пожалел, не захотел такого молодого жизни лишать – может быть, он когда-нибудь славы достигнет. Схватил он Бахмана за пояс, приподнял над лошадью повыше, чтобы все видели, а потом руку разжал – тот и упал. Шахская дочь и это наблюдала – и в ее глазах Хоршид-шаху равного не было.
Сын Мехран-везира возле стоял, все примечал. Когда упал Бахман, он направился на поле, куда все выезжали, вооруженный и снаряженный.
– Кто это? – спросил Хоршид-шах. – Что на поле делает?
– Это сын Мехран-везира, – сказали ему.
«Так, значит, все эти хитросплетения и ухищрения он ради сынка своего затеял! – подумал Хоршид-шах. – Когда увидел, что я Бахмана победил, но хорошо с ним обошелся, сына своего выслал! Да будь тут хоть сто твоих сыновей – чего мне бояться?!»
Самак тоже там стоял, сторожил. Когда заметил он, что сын везира после всех на поле выехал, воскликнул про себя: «Ах, подлый везир, он это все ради сына устроил, ради Кабаз-пахлавана. Не дай бог, промах какой случится и сын везира верх одержит – для нас такое горе будет! Видно, надо мне его упредить, свой нож в дело пустить». Выхватил он нож разящий, смерть приносящий, и смело пошел на Кабаза. Пока тот сообразил, что к чему, Самак нанес ему в грудь такой удар, что острие ножа из спины вышло. Бросилась Кабазу желчь в голову, и он упал без сознания, так что люди решили, будто он оттого и умер, но на самом деле он дух испустил, не стерпев удара Самака.
Хоршид-шах мейдан покинул, люди потеснились, айяры ножи свои обнажили, царевича кольцом окружили. Горожанам Хоршид-шах по душе пришелся. Шах Фагфур, когда увидел, как дело обернулось, поразмыслил и сказал:
– Не следует всем скопом в город возвращаться, как бы беды не вышло.
Кликнул он свою дружину, велел, чтоб порядок соблюдали. А Самак-айяр в этом шуме и суматохе пробрался к шахскому трону, призвал к ответу Мехран-везира, сказал ему:
– Ах ты подлый негодяй, злодей, говори: все твои козни, суета и напрасные потери были ради того, чтобы заполучить девушку для своего сына? Берегись, не подобает тебе у царевича усладу вырывать да своему сынку отдавать! Смотри, как бы это дело поминальными сластями [20] не обернулось.
Тут он вытащил нож, хотел пронзить Мехран-везира. А рядом стоял один богатырь по имени Шир-афкан, он руку Самака перехватил и не дал ему ударить. Опечалился Мехран-везир: во-первых, из-за сына, а во-вторых, из-за того, что на службе шаха такое бесчестье допустил. Отправился он прямо во дворец и приказал, чтобы сына его подобрали, домой отнесли и схоронили как положено, а сам поминки справил.
Когда вернулась с мейдана дружина, Шогаль-силач прежде Хоршид-шаха и подошел к трону Фагфура, поклонился и сказал:
– Отдавай дочь за Хоршид-шаха, теперь уж отговоркам конец!
– О Шогаль, – ответил шах, – я заключу меж ними брачный договор, когда сорок дней пройдет.
– Нет, шах, это очень долго!
Стал шах на своем настаивать, Шогаль – на своем, пока не согласились они на десяти днях. Все собрались во дворец возвращаться, а вперед всех – шахская дочь, сердце у нее растревожилось, загрустила она, заскучала. Но как услышала, что отец через десять дней отдаст ее за Хоршид-шаха, обрадовалась. Потом она направилась во дворец, а Хоршид-шах и Фаррох-руз, благородные воины и прочие ехали за ними. Тогда царевичи объявили: нам-де надо по домам собираться. И вернулись они каждый в свою страну – за тем и неделя прошла.
Самак-айяр сел перед Шогалем-силачом, Хоршид-шахом и Фаррох-рузом и сказал:
– О господин, вот что мне в голову пришло. Ведь после того, что я сделал, нам на коварного Мехран-везира полагаться не след. Нельзя допустить, чтобы этот негодяй исхитрился и спрятал шахскую дочь, а нам бы пришлось по свету блуждать да ее искать.
– Что же делать? – спросил Шогаль и другие тоже.
– Я так надумал, – ответил Самак, – сегодня ночью проникну в шахский дворец и выкраду ее. А когда придет время свадьбы, пусть ведут ее к жениху из нашего дома.
Все одобрили его слова, так и порешили сделать, когда ночь придет.
Самак встал, снарядился – взял свой нож и аркан, надел кольчугу, обувку натянул, веревку кольцом свернул, через плечо повесил, за спину кинжал привесил и отправился к шахскому дворцу. Шум послышался: было время смены караула. Подождал он, пока голоса стражников затихли, потом стал в темный уголок, взял веревки моток, бросил – взметнулась петля в воз-Дух, словно руки влюбленных, и упала на крышу дворца шахской дочери. Самак-айяр за конец дернул, петлю закрепил, ухватился за веревку и подтянулся наверх, прямо в светлицу шахской Дочери попал. Видит, лежит Махпари, словно охапка роз. Он тихонько дотронулся до девушки, прикрыл лицо рукавом кольчуги в знак смирения и со всем почетом и уважением ее растолкал. Махпари глаза открыла, смотрит, стоит перед нею кто-то одетый в кольчугу и с ножом в руке. Ну, она закричала. Самак говорит:
– Не бойся, девушка, я – Самак-ловкач, ученик Шогаля-силача, убийца Кабаза, сына Мехрана-везира, – да это тебе и самой известно. Я пришел увести тебя к Хоршид-шаху, так как опасаюсь коварства Мехран-везира. Нельзя допустить, чтобы от его козней нам неприятности вышли.
Обрадовалась дочь шаха, вскочила. Самак-айяр говорит:
– О девушка, скажи перед богом: берешь меня в братья?
– Беру, – отвечает девушка.
– Будь моей сестрой! – воскликнул Самак-айяр. Взял он Махпари за руки, вывел на крышу, обвязал веревкой и начал вниз спускать. Только до половины стены опустил – и тут веревку перерезали, а девушку украли. Самак же остался на крыше, ничего не ведая.
Но собиратель известий и рассказчик историй Фарамурз Ходадад вслед за рассказчиком и сочинителем книги говорит так. Мехран-везир, этот зловредный и гнусный негодяй, вернулся во дворец, после того как Самак-айяр сына его убил, а его самого опозорил, в горе и печали. Когда сына похоронили и наступила ночь, стал он раздумывать, что ему делать, и послал человека за богатырем Шир-афканом, тем, что его от руки Самака уберег. Когда тот пришел, Мехран навстречу встал, приветил его и усадил подле себя. А сам говорит:
– О богатырь, знай и ведай, что шах Фагфур вознамерился тебя жизни лишить, это мне поручить. Вот я и надумал добыть тебе царевну, тогда и царство тебе достанется.
Шир-афкан встревожился, говорит:
– Шах моей головы требует? Ну, я ему покажу! А ты что предлагаешь?
– Я вот что решил: пока свадьбу не сыграли, надо хитростью выкрасть шахскую дочь, чтобы эту свадьбу отложили. А там что-нибудь придумаем.
Соизволил так господь всевышний, что у подлого Мехран-везира был молодой слуга по имени Шабдиз. Позвал его Мехран, прочел молитву, выказал к нему расположение, а потом сказал:
– Если ты пойдешь и доставишь мне шахскую дочь, я тебе воздам богатствами земными.
А этот слуга был страсть какой ловкий, умел он отлично рыть подкопы и передвигаться в темноте. Если нужно было сделать подкоп, стоило только назначить место, куда его вести, и подземный ход открывался точно в том самом месте. Так вот Шабдиз сказал:
– О везир, не беспокойся, раб твой пойдет и это дело совершит, то есть приведет девушку.
Сказал он так, вышел из дому, выкопал ход до самого того места, что ему указано было. Когда он вылез из подкопа, видит, кто-то веревкой обвязанный вниз спускается. Вгляделся хорошенько – а это шахская дочь! Обрезал он ножом веревку и, счастливый и довольный, потащил девушку в подземный ход. Когда же Самак спустился вниз, девушки и след простыл. Он прямо рассудок потерял! А потом осмотрел все вокруг, видит – аркан-то перерезан. «Это все оттого, что я один на дело пошел, – сказал он себе. – Жаль, не знаю я, кто из богатырей эту проделку учинил! Может, Шогаль ее унес?» Подумал он так и побежал скорей в дом удальцов. Второпях и сгоряча закричал:
– Эй, богатырь, ты со мной так не поступай! Шуткам свое время отведено, а сейчас мне не до шуток – я шахскую дочь из дверей вывел, с крыши спустил, а ты ее унес!
Шогаль ответил:
– Самак, ты либо с ума сошел, либо никогда не приходил в разум. Да я из дома носа не высовывал! Клянусь создателем, что ничего об этом не знаю и с тех пор, как ты ушел, я и к дверям-то не подходил.
Хоршид-шах и все остальные подтвердили:
– Да, Самак, Шогаль никуда не выходил.
Когда Самак понял, что дело сделал не Шогаль, он как оголтелый выскочил из дома, стал рыскать из стороны в сторону в поисках следов девушки.
А всевышний господь определил так, что, когда потащил Шабдиз шахскую дочь – нести-то было далеко, – он заткнул ей рот, связал по рукам и ногам, а потом решил немного передохнуть, проветриться и выбрался из лаза наружу. Погляжу, думает, кто же это девушку сверху вниз переправил? Чье это дело? Или, может быть, она сама сбежать надумала?
Стал он кругом озираться, тут на него Самак и наскочил.
– Ах ты негодяй, – закричал он, – так это ты украл добычу льва, ты заодно с этим грязным сводником? Я не я буду, коли не отплачу вам по заслугам!
С этими словами он накинул Шабдизу на шею веревку и поволок его за собой.
– О благородный муж, что это ты такое говоришь? – взмолился Шабдиз. – Какая шахская дочь?
– А, ты еще разговариваешь, подлая тварь! – сказал Самак. – Ну, ладно, Шабдиз, тебя извиняет то, что ты не знаешь, кто я таков. Меня прозвали Самак-айяр. Ученые мира и мудрецы нашего времени дивятся моей премудрости, а те, кто хочет обвести всех своей хитростью, норовят у меня уроки брать. И ты думаешь такими разговорами от меня отделаться? Ничего, скоро у тебя мозги прояснятся!
Шабдиз сказал:
– О благородный муж, хоть ты все насквозь видишь, но я-то про себя знаю, что ничего ты не понимаешь. При чем тут я и при чем шахская дочь? Ищи-ка лучше ее, пока она из рук не ушла, а то провозишься со мной и упустишь девушку.
– Да, это возможно, – согласился Самак. Он оттащил Шабдиза в дом удальцов, а сам вернулся.
По божьей воле этой ночью Шир-афкан был во дворце Мехран-везира. Видят они, что Шабдиз задерживается, Мехран-везир и говорит:
– О Шир-афкан, собирайся, пойдем с тобой в тот дом, откуда Шабдиз подкоп начал. Думается мне, что он все еще в подземном ходе. Надо пойти проверить!
А Шир-афкану ударило в голову-то, что шахская дочь ему достанется, он и согласился. Вышли они из дворца, направились к тому дому, что Шабдиз указал. Спустились в подкоп, вокруг шарят: что же с Шабдизом стряслось? Видят, лежит кто-то связанный. Лицо ощупали: кожа нежная, на мужчину не похоже. Развязали они рот пленнику, спрашивают:
– Ты кто?
– Я Махпари, шахская дочь.
Обрадовались Мехран-везир и Шир-афкан, что шахскую дочь без всяких забот заполучили, и говорят:
– О девушка, кто тебя сюда притащил, как ты здесь оказалась, зачем тебя связали?
– Не знаю, – отвечает шахская дочь.
Они подняли ее и отнесли во дворец везира. Там Мехран сказал:
– О шахская дочь, а теперь расскажи правду, как ты оказалась связанной и кто это с тобой сделал.
Махпари говорит:
– Самак-айяр вывел меня из дому и спустил с крыши на веревке, чтобы отвести к Хоршид-шаху. А когда я опустилась на землю, кто-то схватил меня, втащил в эту дыру и так вот связал, а больше я ничего не знаю.
– Это мой Шабдиз, – сказал Мехран-везир. – Нельзя, чтобы он попался в руки Самаку!
Всю ночь они проговорили, Мехран-везир все Шир-афкану растолковал, что тому делать, как поступать.
Ну а во дворце царевны вот что было. С той поры, как все происшествия приключились и узников выкрали, Лала-Салех каждую ночь по два-три раза подходил к изголовью девушки – за ней присмотреть. Только Самак-айяр увел ее, как Лала-Салех вошел в комнату. Поглядел – нету девушки. Повсюду стал искать, а ее и след простыл.
Он скорее побежал к ложу шаха Фагфура, разбудил его и сказал:
– О великий шах, дочь твоя исчезла.
– Может, она зачем-нибудь в другую горницу зашла? – говорит шах.
– Во всех покоях я смотрел, всюду искал – нет ее.
– Ступай в дом удальцов, позови ко мне Шогаля-силача, – велел шах, – это их рук дело!
Лала-Салех тотчас отправился в дом удальцов к Шогалю. Это было в тот самый час, когда притащили связанного по рукам и ногам Шабдиза и Шогаль со своими друзьями ругал его. Тут-то Лала-Салех и вошел, поздоровался. Ответили они, а потом Шогаль говорит:
– Чего это ты в такой час явился, Л ала? Однако зачем бы ни пришел, добро пожаловать!
– Это ты пожалуй к шаху Фагфуру, – говорит Лала-Салех, и Шогаль сразу догадался, что к чему.
Поднялся, Шогаль с места, а за ним и Самак, и отправились они вместе с евнухом в шахский дворец. Шах был на женской половине. Вошли они с Самаком, поклонились, а шах говорит:
– Скажи, исфахсалар, разве я за время своего царствования сделал тебе хоть что-нибудь дурное или обидел тебя? Я ведь тебе все предоставил, весь город твоему приказу подчинил. Коли нужно у кого добро отнять или долг взыскать – все вершил по твоему желанию. Ни за хорошее, ни за худое я с тебя не спрашивал – все в память о твоей давней службе, а еще потому, что ты направлял стопы в квартал благородных мужей и шел их стезей. Зачем же ты позоришь мое доброе имя, порочишь мой род и, словно вор, похищаешь мою дочь? Уж не в награду ли за доброту мою?! Я считаю, что такое бесчестье несовместимо с отвагой и благородством. Где моя дочь? Верни ее, прежде чем настанет день и люди обо всем узнают.
Как только шах Фагфур проговорил это, Самак поклонился и сказал:
– О шах, удальцы не станут лгать, даже если от этого дом их рухнет. Это сделал я. Я проник в шахский дворец, до девушки я не дотронулся и не взглянул на нее, пока мы перед богом не назвали друг друга братом и сестрой. Теперь она в том и в этом мире сестра мне. Совершил я это из-за того, что думал уберечься от коварства Мехран-везира, вот чего я боялся. Пришел я, вывел девушку, хотел спустить ее с крыши на землю и забрать к себе, чтобы на свадьбу ее повели из дома брата. Но Шабдиз, раб Мехран-везира, за мною следил – он сам с той же целью туда явился. Когда я опустил веревку с девушкой и сам выбрался наружу, вижу, веревка моя обрезана, а ее увели. Ну, тогда я схватил Шабдиза, а дочь твоя – во дворце везира.
Шах Фагфур рассердился:
– Что за неприятности мне из-за этого везира да из-за девчонки этой! – сказал он. – Ему-то что за дело до моей дочери? Чего ему от меня надо, чего он добивается этими кознями и плутнями, чего людям голову морочит?
Так он возмущался, а потом отослал Шогаля и Самака со словами:
– Сейчас ступайте, подождем, посмотрю я, что завтра будет.
Шогаль и Самак вернулись домой и рассказали обо всем Хоршид-шаху
На следующий день, когда шах Фагфур утром воссел на трон, Мехран-везир и Шир-афкан явились и заняли каждый свое место. Шах Фагфур гневно обратился к Мехран-везиру:
– Мехран, я-то думал, что ты мой везир, управляешь государством, устраиваешь дела, мою власть укрепляешь, а ты, оказывается, ночью по домам ходишь да крадешь царских дочерей! Тот, кто лазает по домам, ворует золото да ткани, а ты живых людей воровать наладился! Зачем ты украл мою дочь? Что замыслил с ней сделать? Что за бесчинство ты творишь?!
– О великий государь, – заголосил Мехран-везир ему в ответ, – дочь твою Самак выкрал! А мой раб Шабдиз его выследил, отобрал у него девушку и доставил в мой дворец. Разве лучше было бы допустить, чтобы завели ее в дом айяров и пошла о ней потом дурная слава? Но виноватым, конечно, я оказался – другие такое учиняют, а мне отдуваться приходится. Мало того, что моего сына так подло убили, мало всего бесчестья, что на меня взвалили, что с тобой так поступили, так они еще заявляются в твой дворец, похищают твою дочь, причиняют тебе урон, а твоему роду – вред! Да если бы не мой Шабдиз, они бы ее так и увели. Я-то считал, что добро делаю. Коли неладно вышло, не стану больше стараться. Знаю я, каков ты и каковы эти айяры. Давно уж царство ушло из твоих рук. Стоит только этому слуху распространиться, скажут люди, что-де шах Фаг-фур с шестьюдесятью айярами против нас не устоит, и подступят к тебе войска со всех четырех сторон – плохо тебе придется. Правильный путь в том, чтобы избавиться от айяров – тогда хоть большего позора на тебя не падет. Я только о благе твоем радел. Ты же считаешь, что я тебе вред приношу, хоть я освободил твою дочь из рук этих воров и разбойников, чтобы уберечь от бесчестья. Ты говоришь, мол, какое мне дело до твоей дочери, – я так поступал, как лучше считал. Коли нехорош я, выбери себе другого везира, пусть он и вершит твои дела.
Шаху Фагфуру тошно стало от того, что везир наговорил.
– Что мне решать? – молвил он.
Прошло немного времени, Мехран-везир голову поднял и сказал:
– О шах, твой слуга знает, как с этим разделаться. Прикажи говорить, а иначе способа избавиться от айяров нету.
– Говори, – велел шах.
Подлый злодей Мехран-везир сказал:
– О шах, прикажи, чтобы двести тюркских гулямов в полном вооружении ждали наготове в твоих покоях, а в день свадьбы Хоршид-шаха пошли человека сказать, чтобы все айяры, Фаррох-руз и Хоршид-шах явились во дворец без оружия. Когда покончат они с едой, к вину перейдут, гулямы из покоев твоих выскочат, предадут их мечу и изрубят на куски, так что город избавится от бед и успокоится, а ты останешься со своей дочерью и будешь править, как пожелаешь.
– Ну что ж, это ты неплохо придумал, – сказал Фагфур.
Как договорились, так и сделали. Поклонились они шаху как положено и вернулись во дворец везира. Везир, как пришел, отдал царевне поклон, поднес ей подарков, сколько смог, а потом отослал ее в дом отца. А на другое утро десятидневная отсрочка кончилась. Шах тронный зал разукрасил, всех эмиров и знать созвал и послал человека за айярами с Самаком, Хоршид-шахом, Фаррох-рузом и Шогалем-силачом. Вышли им навстречу хаджибы, слуги. Говорят: шах изволил сказать, что нынче свадьба, день веселья, заходите без оружия. Промеж нас оружие ни к чему!
Все оружие сняли, беззащитными остались. Хоршид-шах и другие подошли к шахскому трону, поклонились, и царевич занял место на тахте по правую руку от шаха, а брат его Фаррох-руз стал за ним, чтобы ему прислуживать. Шогаль-силач и Самак сели, а из шестидесяти айяров те, кому положено сидеть, уселись, а кому положено стоять, на ногах остались. А гулямы в доспехах железных затаились, сидят в засаде в шахских покоях!
Затем столы накрыли, сели они откушать, а когда поели, руки ополоснули, пировать-веселиться стали, захотелось им песни послушать.
Потом велели хаджибу пригласить жителей города, ученых и мудрецов, старост. Хаджиб прошел из внутренних покоев в наружные, там сел, где положено сидеть хаджибам, у дверей тронного зала. И вот время идет, чаша по кругу ходит… Мехран-везир чалму с головы снял – дескать, жарко – и рукою бороду погладил. Выскочили из внутренних покоев гулямы и выхватили мечи.
Когда Самак увидел это, он воскликнул:
– Эх, жаль, попались мы в ловушку! Чего я боялся, что сердце томило, то и вышло.
Тут он вытащил нож, который припрятал раньше, и кинулся на гулямов, говоря себе: «Ну, Самак, не зевай, жизнь задаром не отдай! Нам, конечно, отсюда не выбраться, так постарайся хоть рассчитаться за свою кровь!» С этой мыслью он стал сражаться.
А Хоршид-шах встрепенулся, проговорил:
– О Фаррох-руз, видал, что они устроили? Хитростью заманили нас в ловушку и погубили. А все этот проклятый Мехран-везир!
Стал он браниться и виниться, приговаривая: «Знать бы, что теперь будет». Оба они приуныли. А гулямы уж айяров одолели – те ведь безоружные были. Десять человек полегло, да от руки Самака десяток гулямов пало. Но и сам он много ран получил, много крови потерял. Когда понял, что дело к концу идет, никого уж в живых не осталось, смирился, сказал себе: «Повалюсь-ка я на убитых. Коли не пришел еще мой срок, как-нибудь спасусь, а коли нет – умру». Подумал он так и упал средь мертвых тел.
Гулямы захватили Хоршид-шаха и Фаррох-руза, связали их и спрашивают:
– О шах, что с ними делать?
Шах Мехран-везира вопрошает:
– Как поступим?
Всевышний господь определил, что их жизненный срок еще не истек. Устами везира решил он:
– Хоршид-шаха и Фаррох-руза надо заточить. Думаю я, что помирать им еще не время. Посадим их вместе с Шогалем в темницу, пока они еще чего-нибудь не натворили.
Шах велел убрать из тронного зала убитых, сказал:
– Отвезите их всех в степь и там закопайте!
Потом шах приказал, чтобы Хоршид-шаха и Фаррох-руза заперли и приставили к ним стражей, а Шогаля-силача вместе с другими отвели в тюрьму, заковали и поручили надежным слугам. Мехран-везир распорядился:
– Отвезите мертвых в степь, бросьте там, чтобы их собаки сожрали.
Отвезли слуги убитых в степь и оставили там, а среди них Самак был. Мехран-везир еще приказ дал:
– Ступайте к ним в дом, разграбьте его.
Толпа направилась к дому удальцов, начался грабеж. Увидали они там связанного Шабдиза, развязали его, все, что в доме нашли, унесли, а сам дом с землей сровняли.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. О том, как Самак-айяр с помощью Махруйе, кладбищенского вора, и Заранда-кост оправа смерти избежал, как вывел он из заточения Шогаля и Хоршид-шаха, а царевич Газаль-малек пошел войной на Чин
Как говорит ведающий истину составитель книги, когда тех убитых вынесли из тронного зала, их по приказу Мехран-везира бросили в степи псам на съедение. И они валялись там, пока не наступила ночь. А среди мертвых был Самак-айяр, обессиленный и ослабевший, так как он потерял много крови.
И определил всевышний господь, чтобы в том городе жил один человек, кладбищенский вор, по имени Махруйе. Этой ночью Махруйе сказал себе: «Пойду-ка осмотрю этих мертвецов, нет ли на них золота – ведь эти люди всегда в золоте ходят, а на убитых остались и одежда, и шапки, и пояса, и ножи, и перевязи, может, мне что-нибудь и перепадет». С такими мыслями он вышел из дому, пробрался к тем трупам и стал каждый осматривать. Он ощупывал руки мертвых и их пояса, забирал себе то что находил на покойниках, пока не дошел до Самак-айяра. Когда он дотронулся до Самака, тот почувствовал прохладу руки Махруйе, открыл глаза, шевельнулся и прошептал:
– О благородный человек, кто ты? Где я?
– О удалец, я – Махруйе, кладбищенский вор.
Самак услышал имя Махруйе и тут же узнал его. Он вымолвил:
– Махруйе, яви благородство, ради господа, дай мне глоток воды испить, чтобы и тебе бог помог…
Проговорил он эти слова и сознания лишился. Махруйе побежал, принес кувшин, наклонился к Самаку и влил ему в горло воды. Глотнул тот водицы, освежила она грудь храбреца, и силы стали возвращаться к нему. Он сказал:
– О великодушный, посади меня!
Махруйе посадил Самака, и тот проговорил:
– Махруйе, ты поступишь честно и благородно, коли укроешь меня, заберешь меня отсюда в свой дом и будешь лечить, пока я не поправлюсь. Я тебе отплачу добром, как только смогу, а господь воздаст тебе по заслугам.
– Слушаю и повинуюсь, – сказал Махруйе. Он взвалил Самака на спину и потащил к себе домой.
У Махруйе была жена по имени Саманэ, очень добронравная и приветливая.
– Кто это, Махруйе? – спросила она.
– Жена, я уже много лет занимаюсь непотребными делами, а ведь господь этого не одобряет. Вот я и хочу во имя бога совершить дело доброе. Этот человек – из числа айяров, которых коварно предал смерти Фагфур. Видишь, как тяжко пострадал он, сколько ран получил. Я стану его выхаживать, чтобы бог послал ему исцеление, а надо мной смиловался.
– Лучше и не придумаешь, – одобрила жена. – Ты бы почаще так поступал, может, и привык бы.
Потом она нагрела побольше воды и вошла к Самаку, чтобы обмыть его раны. Самак-айяр тотчас сказал:
– Я тебя объявляю сестрой, а ты назови меня братом! Саманэ приняла его в братья, а он попросил:
– О сестра, пошарь у меня в поясе, там есть немного золота – возьми его.
Саманэ нащупала золото в поясе Самака, достала – оказалось там сто динаров.
– Сестра, пусть это пойдет в счет расходов на меня, – сказал Самак, – чтобы тебе полегче было.
Саманэ смыла с его тела кровь, перевязала раны. Тут Махруйе сказал:
– Ну, жена, а теперь накорми его мясной похлебкой.
И определил всевышний господь, чтобы в том городе жил один человек, кладбищенский вор, по имени Махруйе. Этой ночью Махруйе сказал себе: «Пойду-ка осмотрю этих мертвецов, нет ли на них золота – ведь эти люди всегда в золоте ходят, а на убитых остались и одежда, и шапки, и пояса, и ножи, и перевязи, может, мне что-нибудь и перепадет». С такими мыслями он вышел из дому, пробрался к тем трупам и стал каждый осматривать. Он ощупывал руки мертвых и их пояса, забирал себе то что находил на покойниках, пока не дошел до Самак-айяра. Когда он дотронулся до Самака, тот почувствовал прохладу руки Махруйе, открыл глаза, шевельнулся и прошептал:
– О благородный человек, кто ты? Где я?
– О удалец, я – Махруйе, кладбищенский вор.
Самак услышал имя Махруйе и тут же узнал его. Он вымолвил:
– Махруйе, яви благородство, ради господа, дай мне глоток воды испить, чтобы и тебе бог помог…
Проговорил он эти слова и сознания лишился. Махруйе побежал, принес кувшин, наклонился к Самаку и влил ему в горло воды. Глотнул тот водицы, освежила она грудь храбреца, и силы стали возвращаться к нему. Он сказал:
– О великодушный, посади меня!
Махруйе посадил Самака, и тот проговорил:
– Махруйе, ты поступишь честно и благородно, коли укроешь меня, заберешь меня отсюда в свой дом и будешь лечить, пока я не поправлюсь. Я тебе отплачу добром, как только смогу, а господь воздаст тебе по заслугам.
– Слушаю и повинуюсь, – сказал Махруйе. Он взвалил Самака на спину и потащил к себе домой.
У Махруйе была жена по имени Саманэ, очень добронравная и приветливая.
– Кто это, Махруйе? – спросила она.
– Жена, я уже много лет занимаюсь непотребными делами, а ведь господь этого не одобряет. Вот я и хочу во имя бога совершить дело доброе. Этот человек – из числа айяров, которых коварно предал смерти Фагфур. Видишь, как тяжко пострадал он, сколько ран получил. Я стану его выхаживать, чтобы бог послал ему исцеление, а надо мной смиловался.
– Лучше и не придумаешь, – одобрила жена. – Ты бы почаще так поступал, может, и привык бы.
Потом она нагрела побольше воды и вошла к Самаку, чтобы обмыть его раны. Самак-айяр тотчас сказал:
– Я тебя объявляю сестрой, а ты назови меня братом! Саманэ приняла его в братья, а он попросил:
– О сестра, пошарь у меня в поясе, там есть немного золота – возьми его.
Саманэ нащупала золото в поясе Самака, достала – оказалось там сто динаров.
– Сестра, пусть это пойдет в счет расходов на меня, – сказал Самак, – чтобы тебе полегче было.
Саманэ смыла с его тела кровь, перевязала раны. Тут Махруйе сказал:
– Ну, жена, а теперь накорми его мясной похлебкой.