интернированный француз. Собрав последние силы, с трудом шевеля разбитыми
губами, он отвечает на вопросы майора: "Француз я, француз, француз..."
Губы Нимича сжимаются в тонкую линию: "В карцер!"
Два конвоира уводят пленного.
В карцере Тео Хенн бессильно опускается на нары.
Он лежит в полузабытьи и не замечает, как в карцер приводят еще двух
заключенных. Лишь когда в полдень приносят еду, Хенн видит: он здесь не один.
Неожиданно он слышит родную речь. Оказывается, заключенный, принесший еду,
его земляк. Прошло уже больше четырех недель с тех пор, как Тео потерял
Петера Шмица. За это время он ни с кем не разговаривал по-немецки. Правда, он
слышал ломаный немецкий "остарбайтеров". Допрашивали его тоже по-немецки.
А тут -- родной рейнский диалект!
Земляк Хенна принес только одну миску с едой -- на всех троих. Оба соседа Тео
сразу почти все съедают, оставив ему на донышке. Когда его соотечественник
приходит опять, чтобы забрать пустую миску, Хенн спрашивает по-немецки: "не
могу ли я получить добавку? Эти двое почти все съели сами!"
"Не повезло тебе -- еда кончилась", - отвечает тот на рейнском диалекте. -- "Я
могу принести тебе еду только вечером".
Хенн кивает -- вечером так вечером! Но больше всего Тео радует возможность
поговорить на родном языке.
"Откуда ты?" - спрашивает он земляка.
"Разве ты не слышишь? Я родом из Рейнланда, из Гревенбройха".
Как хочется Хенну сказать, что он тоже из этих мест, из Оберхаузена! Но ему
нужно быть осторожным. И на вопрос нового знакомого Хенн отвечает: он -- из
Эльзаса, из Хюнингена. Но добавляет тут же: у него родственники в Германии, в
Рурской области. Там он и вырос.
Человек из Гревенбройха внимательно рассматривает Хенна: "Где это тебя так
отделали?"
Хенн осторожно трогает свое разбитое лицо, помедлив, отвечает: "Здесь, в
лагере -- меня допрашивали".
"Вот оно что!" - говорит рейнландец. Больше вопросов он не задает. "Пока.
Вечером приду!"
Хенн поворачивается на жестких нарах на бок, пытается заснуть. Но тут
приподнимается -- возле него стоит один из соседей и обращается к нему по-
немецки, с сильным славянским акцентом: "Минуточку. Мы хотим дать тебе совет
-- будь осторожнее, когда что-то говоришь. Мы югославы, но говорим и понимаем
по-немецки".
Хенна как обухом по голове ударили. Неужели он чем-то выдал себя? А может,
югославы сердиты на него за то, что он пожаловался на них?
"Мы говорим по-русски, по-сербски и по-немецки", - продолжает черноволосый
югослав, - "но разыгрываем из себя дурачков. Понимаешь, главное тут --
дурачком прикинуться".
Хенн кивает. Югослав возвращается в свой угол.
Мысли Хенна лихорадочно работают. Ясно -- в чем-то он дал промашку. Он
должен быть чрезвычайно осторожным. Но эти югославы не кажутся стукачами.
Ну что же -- ему опять повезло.
Вечером пленный немец снова приносит еду, но сначала дает миску Хенну. Тот с
жадностью проглатывает пару полных ложек. Он замечает -- югославы из своего
угла внимательно наблюдают за ним. Хенн очень голоден, но не съедает даже
своей доли и протягивает миску югославам. К удивлению Тео, югославы, поев,
возвращают ему миску с остатками еды.
С этого момента между тремя пленными воцаряется атмосфера взаимного
доверия. Однако на следующее утро югославов куда-то уводят. И совершенно
неизвестно, какая судьба ждет самого Хенна.
В это же утро его тоже выводят из камеры. Новый допрос? Опять побои? Но что
бы с ним не делали, он будет стоять на своем. Это единственная возможность
вырваться отсюда, единственная возможность когда-нибудь попасть домой.
Хенна приводят в комнату для допросов. Русский офицер неожиданно сообщает
ему, что его переводят в лагерь, находящийся в Николаеве.
Хенн не знает, что ожидает его в николаевском лагере. Но зато он знает, что
Николаев расположен в шестидесяти километрах отсюда, в северо-западном
направлении. Это же как раз то направление, которое нужно Хенну! И еще одно: в
Николаеве есть порт, связывающий город с Черным морем.
Вооруженный конвоир приводит Хенна на рыночную площадь. Там уже ждет
грузовик. В кузове -- четверо мужчин. Что это за люди, откуда они -- Хенн не знает.
Он уже твердо решил -- разговаривать с ними он не будет. По опыту Тео знает --
дороги в России ухабистые, неровные. Он занимает место позади кабины
водителя -- так будет меньше трясти.
Хенн сидит молча, глядя прямо перед собой. Время тянется медленно. В грузовик
подсаживаются еще несколько мужчин. Наконец машина трогается. Путь от
Херсона до Николаева занимает более полутора часов.
Перед въездом в город -- большой мост. За мостом -- пустынная, с редкими
строениями местность. Скоро они подъезжают к большой деревне, окруженной
забором. Грузовик въезжает в ворота. Позже Хенн узнает: это -- старый жилой
район, расположенный между реками Ингул и Буг. Жители были выселены из
домов, и теперь это помещения для военнопленных.
Хенна размещают в старом одноэтажном доме, комнаты которого
переоборудованы в камеры для пленных. Сердце Тео тревожно бьется, когда его
приводят на первый допрос. Им снова овладевает страх -- не выдаст ли он себя
неосторожным словом? А если его опять станут бить?...
Нет, это обычный, рутинный допрос: имя, фамилия, место рождения.
Этой ночью уставший Хенн впервые за много времени спит спокойно. Он твердо
решил в самое ближайшее время разузнать, есть ли возможность для нового
побега.
На следующее утро всех пленных ведут на кухню, устроенную в отдельно
стоящем доме. Хенн делает открытие: в лагере -- только венгры и австрийцы. Ни
одного немецкого военнопленного. Хороший знак! И кроме того, в первый раз за
все время -- нормальная, в достаточном количестве, еда.
После завтрака пленных везут к большой реке. Это Буг. У Николаева Буг впадает
в Черное море. Хенн сразу видит, какая работа их ожидает: из неглубокой ямы
пленные лопатами должны насыпать в тачки гравий, по откосу везти тачки к
берегу реки и по транспортеру сгружать гравий на пароход.
Это тяжелая работа. Жарко, почти все пленные работают в плавках. Но у Хенна
плавок нет, он вынужден работать в своих стеганых штанах. Работа идет в
быстром темпе. "Давай, давай!" - покрикивают русские конвоиры.
Перед возвращением в лагерь конвоиры разрешают пленным искупаться в реке. А
в лагере их ожидает сытная еда.
На второй день Тео просит конвоира отвести его к врачу. Его палец все еще не в
порядке. Нагноение захватило весь ноготь -- наверное, его придется удалить.
Конвоир разрешает Хенну пойти в санчасть одному.
Врач в санчасти -- австриец. Хенн беззаботно болтает с ним по-немецки. Пожалуй,
слишком беззаботно. Тео уже настолько успокоился, что перестал контролировать
себя.
"Фамилия?" - задает вопрос врач.
"Тео Хенн..." И сразу осекается, бледнеет -- он выдал себя! Назвал свое
настоящее имя! Что теперь с ним сделает этот австриец?
"Как?" - переспрашивает врач.
"Фюрстенбергер", - отвечает Хенн. Краем глаза он заглядывает в
регистрационный журнал -- какую фамилию написал врач, вымышленную или
настоящую.
"Имя?"
"Пауль". Голос Хенна дрожит.
И опять -- в которы й раз ! -- ему везет. Только надолго ли хватит этого везения?
Врач удаляет ноготь, накладывает повязку.
В этот вечер Хенн долго не может уснуть. Как он смог допустить такую ошибку?
Конечно, совсем непросто превратиться в другого человека, забыть свое имя.
Ведь так привыкаешь быть тем, кто ты есть, привыкаешь к имени, данному тебе
при рождении. И сколько масок не одевай на себя, в какую одежду не
переодевайся -- все равно хоть раз, но проявится твое истинное, твое настоящее
лицо. Неужели невозможно до конца изменить свою сущность?
Ответа на этот вопрос Тео Хенн не знает. Но он знает, что будет и дальше играть
роль Пауля Фюрстенбергера. Иначе он никогда не станет свободным, не увидит
родного дома...
Николаев расположен у широкого устья Буга, поэтому большие морские суда
свободно заходят в его гавань.
С территории верфи пленные видят большие корабли, стоящие у причала и в
прибрежных водах. Чаще всего это грузовые суда. На мачтах многих кораблей --
иностранные флаги. В гавани Николаева бросают якорь греческие и французские
корабли. Они приходят сюда за русским зерном. За зерном, которого так
нехватает коренному населению.
Улучив удобный момент, Тео Хенн обследует территорию николаевской гавани.
Он замечает даже американское грузовое судно, которое швартуется поблизости
от большого зернохранилища. Да ведь это же идеальная возможность убежать!
Вырваться на свободу в одном из иностранных кораблей! По Черному морю!
Осуществить это было бы очень просто: попасть с территории верфи на
набережную особого труда не составит. Правда, ночью корабли стоят на якоре в
гавани, метрах в пятидесяти от набережной. Но такое расстояние Хенн может
одолеть вплавь.
Впрочем, не следует сбрасывать со счета и некоторые затруднения. Как сможет
он подняться на борт? От поверхности воды до палубы по крайне мере метров
десять. Окликнуть кого-нибудь из матросов, чтобы тот помог Хенну подняться на
палубу? Исключено -- в русской гавани ни один из иностранных моряков на такое
не решится.
Остается только якорная цепь. По ней можно взобраться наверх. Как бы получше
сделать это? Если бы у него были прочные куски дерева, их можно было бы
вставить в звенья якорной цепи. Получилась бы лестница, по которой можно
подняться наверх. Но на какую высоту? Все якорные цепи пропущены через
отверстия, настолько маленькие, что человеку через них не протиснуться. И
расположены эти отверстия не на палубе, а добрых два метра ниже. Нет, без
посторонней помощи он не сможет осуществить этот план. В помещении, где
Хенн ночует вместе с пятьюдесятью австрийцами, он давно присматривается к
молодому, мускулистому мужчине. Он хочет осторожно намекнуть этому человеку
на возможность побега, рассказать о своем плане. С молодым австрийцем Хенн
познакомился за шахматной доской. Этот парень производит впечатление
молчаливого, но умного и выносливого человека.
Вечером Хенн подсаживается к молодому австрийцу и тихо говорит: "А хорошо
бы нам вместе смыться отсюда!"
Тот ничего не отвечает.
"Иногда я думаю", - медленно продолжает Хенн, - "если сам не позаботишься об
этом, вообще домой не попадешь".
Молодой австриец внимательно смотрит на Хенна. По его взгляду Хенн
догадывается -- парень понял намек.
"Ну и как же ты собираешься это сделать?"
Хенн старается не выдать охватившего его волнения. "Например, на корабле", -
сдавленным голосом говорит он.
"Бессмысленно", - качает головой его собеседник.
Хенн не понимает, отчего австриец так скептически реагирует на его
предложение. Он развивает свою мысль дальше: "Конечно, одному с этим не
справиться, но вдвоем..."
"Пустая затея", - прерывает его молодой австриец. -- "Даже и пытаться не стоит --
тебя немедленно выдадут лагерному начальству!"
"Кто?"
"Любой из корабельной команды. Они обязаны это делать. Однажды уже такое
было. Пару недель назад двое из нашего лагеря забрались на американское
судно. На другое утро капитан сдал их кому следует".
Очередная надежда Тео Хенна лопается, как мыльный пузырь.
Да, этот австриец прав -- ведь американцы и русские союзники! Французы и
русские -- тоже союзники. Теперь все, кроме немцев, союзники русских. А
австрийцы хотя и не считаются союзниками стран-победительниц, не хотят иметь
с немцами ничего общего. Австрийцы, которые находятся в лагере, считают себя
не пленными, а интернированными иностранцами. И убеждены, что их скоро
освободят законным путем.
А может, все же попытаться? Весь следующий день Тео Хенн ломает голову над
этим вопросом. Что если спрятаться под спасательной шлюпкой? Он много раз
читал о таком способе бегства. Конечно, его могут обнаружить. Но корабль,
наверное, уже будет в открытом море. И Хенна вряд ли отправят назад в Россию.
Но как попасть на борт?
Вечером после возвращения всех обитателей лагеря построили на плацу.
Обычная еженедельная перекличка: русский офицер называет фамилию,
названный громко отвечает: "Здесь".
В мыслях Тео Хенн уже на борту корабля. Сильный толчок в бок возвращает его к
действительности: стоящий рядом пленный сердито смотрит на него и тихо
говорит сквозь зубы: "Эй, ты разве не Фюрстенбергер?"
"Фюрстенбергер?" - спохватывается Тео. -- "Да, это я".
"Скорее кричи: "Здесь!" Твою фамилию уже три раза называли!"
Хенн реагирует мгновенно и хрипло выкрикивает: "Здесь!"
"Соня, тюфяк!" - вполголоса ворчит его сосед.
Тео не обращает на бранные слова никакого внимания. Гораздо больше его
беспокоит то, что русский офицер не стал называть фамилии дальше по списку, а
трижды произнес именно его фамилию. Что с ним теперь будет? Хенн с трудом
справляется с охватившим его волнением. Нужно немедленно взять себя в руки,
постараться сохранить самообладание, иначе он погиб. Может, снова бежать, и
как можно скорее? Или какое-то время выждать? Но сначала нужно привести в
порядок нервы.
В тот же вечер русский офицер появляется в помещении, где Хенн ночует.
"Фюрстенбергер!" На этот раз Тео откликается сразу. Офицер объявляет -- Хенну
не нужно завтра выходить на работу. Вместо этого он должен явиться в
комендатуру лагеря.
Явиться в комендатуру? Зачем? Неужели его в чем-то заподозрили? Или врач-
австриец почуял неладное и доложил коменданту? Нервы Хенна напряжены до
предела, он не может скрыть волнения.
"Да что ты так нервничаешь?" - успокаивает его партнер по шахматам, молодой
австриец. -- "Ничего плохого тебе не сделают. Наоборот! Если что-нибудь плохое,
русские никогда не предупреждают заранее. Тебя отправляют домой".
"Только бы этот парень оказался прав!" - думает Хенн. Действительно -- если бы
было что-то плохое, русские не стали бы предупреждать его заранее. Да и
убежать за такой короткий промежуток времени он не смог бы. Неизвестность
пугает Хенна.
На следующее утро Тео идет в комендатуру. Он уже успокоился.
В комендатуре русский офицер приказывает ему и нескольким другим
интернированным взять личные вещи и возвратиться назад для отправки.
Куда?
Личных вещей у Хенна нет, он остается в комендатуре. Через короткое время
возвращаются другие пленные, назначенные к отправке. Все получают сухой паек
-- хлеб и несколько кусков сахара. Затем раздается команда: в машину! Пленные
еще не знают, куда их везут. Но водитель грузовика говорит мимоходом -- они
едут в Одессу.
Одесса! Хенна охватывает радость -- Одесса находится почти в двухстах
километрах западнее Николаева. На двести километров ближе к дому! И не
пешком, а на грузовике!
Неважно, что ждет Хенна в Одессе. Самое главное -- он едет на запад. По
направлению к дому.
От Николаева до Одессы -- четыре часа пути. К удивлению Хенна и его
попутчиков, тяжелый американский грузовик подъезжает к грузовой станции.
Удивление возрастает еще больше, когда всех распределяют по вагонам
стоящего на путях длинного товарного состава.
"Фюрстенбергер, вагон 23", - читает по списку конвоир.
Тео Хенн медленно идет вдоль поезда. Все вагоны уже заполнены. Конвоир
сообщает -- поезд отправляется завтра утром.
На каждом вагоне -- проставленный мелом номер. "Двадцать", - читает Хенн, -
"двадцать один, двадцать два, двадцать три".
Двадцать три? Номер совпадает. Однако в отличие от остальных вагонов этот
вагон пуст. В соседнем вагоне Хенн узнает -- двадцать третий вагон предназначен
для больных. Странно, думает Хенн. Но сильнее всего беспокоит его другой
вопрос: куда направляется поезд?. "Направление на запад". Это все, что ему
удается узнать. Куда именно -- никто не знает.
Но кое-что Хенн все-таки узнает: первые доставленные на станцию пленные ждут
здесь отправки уже шесть недель. Все шесть недель приводят новых людей. И
все должны были ждать. Правда, все довольно свободны -- могут даже в город
выходить, но к раздаче еды, к утренней и вечерней проверке должны быть на
месте.
Вечером, чтобы размять ноги, Хенн прогуливается по территории станции. Когда
он медленно возвращается к своему вагону, среди пассажиров поезда замечает
знакомые лица. Он не ошибся -- это солдаты-иностранцы из макеевского лагеря.
Те, которых увезли за десять дней до его побега.
А что если в одном из вагонов -- Петер Шмиц, его товарищ, с которым они вместе
бежали? Но Шмица в этом поезде нет.
Зато неожиданно он видит своего другого знакомого. Когда он поднимается в свой
вагон, там уже находятся несколько больных. Через некоторое время в вагон
входит еще один человек. От страха у Хенна стынет в жилах кровь -- это Шолль!
Шолль, тот самый Шолль, который знает, что француз Пауль Фюрстенбергер -- на
самом деле военнопленный немец Тео Хенн.
Но ведь и Тео Хенн знает, что Шолль -- вовсе не врач.
Несколько секунд оба выжидающе, не говоря ни слова, смотрят друг на друга. Их
лица абсолютно бесстрастны -- никто не догадается, что эти двое друг друга
знают.
Шолль первым выходит из оцепенения и обращается к другим обитателям вагона:
"Минутку внимания, друзья! Я врач и должен оказывать больным помощь".
Шолль делает паузу. Он не смотрит на Хенна, хотя Тео знает, что мнимый
младший врач узнал его. Хенн молчит.
"У кого есть жалобы, обращайтесь ко мне", - продолжает Шолль -- "А сейчас
каждый получит шерстяное одеяло".
Больные молча получают одеяла. Хенн тоже получает от Шолля одеяло, хотя не
числится больным. Оба не говорят друг другу ни слова. Никаких бесед, никаких
вопросов. Так будет лучше всего.
Скоро Хенн обнаруживает, что среди пассажиров поезда много чехов, хорватов,
французов и голландцев. Русские, наверное, действительно отправляют всех на
запад.
"Только бы перед отправкой поезда не было еще одной проверки", - думает Хенн.
Ведь Шолль может выдать его... Что тогда? Тревожные мысли долго не дают ему
уснуть. Наконец усталость берет свое. Хенн засыпает.
Раннее утро. На небе -- ни облачка. Ярко светит солнце. День обещает быть
жарким, как и все предыдущие дни. Хенн еще не знает, что это -- его последний
день в России.
У длинного товарного состава оживление -- идет раздача еды. Затем - громкая
команда : всем занять свои места! В вагонах -- напряженное ожидание. На путях
появляется паровоз, сцепляется с составом. Всем ясно -- сегодня, наконец, день
отъезда!
Всеобщее ликование, радостные возгласы, смех. Состав трогается, грохочет по
рельсовым стыкам, медленно набирает скорость. Одесский вокзал остается
позади.
"Едем на запад!" - глядя в раскрытую дверь двадцать третьего вагона, шепчет
один из больных.
"Погоди радоваться!" - обрывает его другой. -- "Направление может еще
измениться".
Однако направление больше не меняется. Поезд едет на запад. Теперь
пассажиры не сомневаются -- поезд направляется к границе.
Тео Хенн пытается скрыть охватившую его радость. Он прикидывает, с какой
скоростью движется поезд и как долго еще ехать до границы.
Он вспоминает то долгое время -- шестьдесят шесть дней! -- когда другой поезд
вез немецких военнопленных в обратном направлении -- на восток, на Украину.
Но теперь -- направление на запад. И уж, конечно, не шестьдесят шесть дней.
В открытую дверь вагона Хенн смотрит на поросшую деревьями и кустарником
равнину.
Поезд медленно приближается к границе. Хенн замечает многочисленные
пограничные вышки. Между вышками - широкая полоса земли, кустарник и
деревья на ней вырублены. На каждом отдельном участке этой полосы --
сторожевые собаки. Нет, не удалось бы ему одному, да еще пешком, перебраться
через границу. Это было бы совершенно невозможно.
Не замедляя ход, поезд пересекает границу.
Хенну хочется кричать от радости, но он сдерживается. Ему удалось вырваться!
Вырваться исключительно благодаря стечению обстоятельств, благодаря
везению. А что такое, собственно говоря, везение? Может быть, все уже было
предрешено Тем, Кто управляет его судьбой?
Конечно, у него хватило силы и мужества убежать из лагеря. Но Провидение
хранило его. Только с Божьей помощью ему удалось все преодолеть, все
выдержать. И за то, что он теперь покидает Россию, он тоже должен благодарить
Бога.
Впереди еще две тысячи километров.
Через несколько дней пути пленных высаживают в Румынии и отправляют в
лагерь для перемещенных лиц. Все уверены -- они скоро будут дома.
Тео Хенн не подозревает, что именно в этом лагере ему угрожает новая
опасность. Именно в этом лагере один молодой француз заподозрит Хенна в том,
что тот вовсе не Пауль Фюрстенбергер из Эльзаса, и выдаст его.
Не знает Тео Хенн и о том, что Шолль вовремя предупредит его о предательстве
и что ему предстоит новый побег.
Карпаты. Теплая, звездная ночь. Лагерь для пленных иностранцев близ
маленького румынского городка погружен в глубокий сон. Несколько дней назад
пленных привезли в этот лагерь из России. Все уверены -- скоро их отправят
домой: в Чехословакию, во Францию, в Голландию. Однако никто не знает, когда
это произойдет.
Но двое обитателей лагеря не спят. Не замечаемые никем, они не спеша идут по
ночному лагерю. Один из них, среднего роста, с коротко остриженными светлыми
волосами, что-то рассказывает. Он говорит уже долгое время -- тихо, скупо,
бесстрастно. Второй слушает -- сначала с недоверием, потом -- со все
возрастающим интересом.
Наконец рассказчик умолкает. "Если бы я не знал тебя раньше -- в том силезском
лагере и в макеевском лагере для военнопленных, никогда не поверил бы в эту
историю про побег. Но, похоже, ты рассказал правду. А теперь послушай, что
расскажу тебе я: пару часов назад один француз сообщил коменданту лагеря -- у
него есть подозрение, что ты совсем не тот, за кого себя выдаешь".
Светловолосый молчит. Затем тревожно оглядывается и взволнованно говорит:
"Значит, мне не остается ничего другого, как снова бежать!"
"Думаю, ты прав", - после недолгого раздумья соглашается его собеседник.
Светловолосый человек -- бывший немецкий военнопленный Тео Хенн, выдающий
себя за уроженца Эльзаса Пауля Фюрстенбергера.
Его собеседник -- бывший немецкий унтер-офицер, санитар Гюнтер Шолль,
выдающий себя за врача и уроженца французского Саарланда.
Оба мечтают о возвращении домой. Каждый из них боялся предательства со
стороны другого -- ведь оба знали правду друг о друге.
Только теперь и Хенн, и Шолль понимают: цель у обоих -- одна. Только теперь
Хенн видит, что Гюнтер Шолль действительно хочет помочь ему.
"Убежать отсюда нетрудно", - размышляет Шолль, - "лагерь почти не
охраняется".
То же думает и Хенн. Его охватывает странное спокойствие, ощущение
уверенности в своих силах. Его судьба, его будущее снова в его собственных
руках.
"Возьми в бараке свои вещи", - говорит Шолль. -- "Я помогу тебе перелезть через
стену".
"Никаких вещей у меня нет", - отвечает Тео. - "Я готов бежать хоть сию минуту".
"Вот и хорошо", - кивает Шолль.
Через несколько минут Хенн благополучно перелезает через стену.
"Счастливо добраться до дома!" - прощается с ним мнимый врач.
"Ты мне очень помог! Без тебя я никогда не узнал бы, что меня хотят выдать!" -
благодарно говорит Хенн.
Он снова свободен. И снова должен рассчитывать только на самого себя.
Хенн направляется к железной дороге.
Его ближайшая цель -- Венгрия. Как было бы хорошо, если бы удалось забраться
в какой-нибудь товарный поезд -- тогда он сэкономит кучу времени.
Хенн знает -- сейчас между центральной Европой и Россией курсируют
многочисленные составы. Эти составы идут в Россию из Австрии и Венгрии с
самым различным грузом. Обратно они возвращаются пустыми. С одним из
пустых составов Хенн рассчитывает добраться до Венгрии.
Остаток ночи Хенн идет не останавливаясь. Его никто не задерживает.
Но как он должен вести себя дальше? Нужно ли ему по-прежнему выдавать себя
за француза? Он же не знает ни слова по-французски. Если его как француза
отправят во Францию, обман быстро обнаружится. А если его опять задержат
русские? Ведь комендант лагеря, из которого он бежал сегодня ночью, теперь
знает, что Фюрстенбергер -- вовсе не Фюрстенбергер.
Остается только одно -- постараться, чтобы его опять не задержали. И чем
быстрее пройдет он путь до немецкой границы, тем меньше будет опасность быть
задержанным. Но сколько еще километров ему нужно преодолеть?
По предположению Хенна, от Бухареста до Вены должно быть около восьмисот
километров. Это почти столько же, сколько от лагеря в Макеевке до Румынии. Но
сейчас ему не так страшно -- ведь он уже не в России. А это -- главное. Выбраться
из России -- вот что было самым трудным. Из миллионов немецких
военнопленных это удалось лишь немногим. И если бы он, Тео Хенн, не выдал
себя за француза, если бы у него не хватило силы воли выдержать до конца, он,
наверное, еще и сегодня сидел за колючей проволокой где-нибудь в России.
Балканы! Сколько романтики кроется в этом названии, как много интересных
приключений обещает оно! Еще мальчишкой Тео Хенн мечтал когда-нибудь
побывать здесь.
Теперь его путь лежит через Балканы. Но сейчас все по-другому, чем тогда, в его
мальчишеских мечтах. Сейчас он не путешественник, а беглец, незваный гость. А
действительность сурова и далека от романтики.
И все-таки Балканы прекрасны. Вдали под лучами солнца отсвечивают голубым
вершины Карпат. До самого горизонта простираются густые, тенистые, шумящие
свежей зеленью леса.
В это раннее утро Хенн позволяет себе небольшую передышку. Отдохнув, он идет
дальше. Как теперь пригодилась ему прочная обувь, которую он выбрал в
румынском лагере! Хенн держится поблизости от железнодорожных путей,
которые по его предположению ведут в Венгрию.
После полудня он приближается к большому стаду овец, пасущемуся на холме.
Верный выработанному еще в России правилу -- не сворачивать в сторону, чтобы
не вызвать подозрений, - Хенн подходит к стаду все ближе.
Пастух уже давно заметил приближающегося человека. В этом безлюдном месте
редко кого-то встретишь.
Хенн подходит совсем близко, останавливается. Пастух смотрит на него,
приветливо кивает.
Хенн тоже кивает в ответ. Он в раздумьи -- можно ли заговорить с пастухом по-
губами, он отвечает на вопросы майора: "Француз я, француз, француз..."
Губы Нимича сжимаются в тонкую линию: "В карцер!"
Два конвоира уводят пленного.
В карцере Тео Хенн бессильно опускается на нары.
Он лежит в полузабытьи и не замечает, как в карцер приводят еще двух
заключенных. Лишь когда в полдень приносят еду, Хенн видит: он здесь не один.
Неожиданно он слышит родную речь. Оказывается, заключенный, принесший еду,
его земляк. Прошло уже больше четырех недель с тех пор, как Тео потерял
Петера Шмица. За это время он ни с кем не разговаривал по-немецки. Правда, он
слышал ломаный немецкий "остарбайтеров". Допрашивали его тоже по-немецки.
А тут -- родной рейнский диалект!
Земляк Хенна принес только одну миску с едой -- на всех троих. Оба соседа Тео
сразу почти все съедают, оставив ему на донышке. Когда его соотечественник
приходит опять, чтобы забрать пустую миску, Хенн спрашивает по-немецки: "не
могу ли я получить добавку? Эти двое почти все съели сами!"
"Не повезло тебе -- еда кончилась", - отвечает тот на рейнском диалекте. -- "Я
могу принести тебе еду только вечером".
Хенн кивает -- вечером так вечером! Но больше всего Тео радует возможность
поговорить на родном языке.
"Откуда ты?" - спрашивает он земляка.
"Разве ты не слышишь? Я родом из Рейнланда, из Гревенбройха".
Как хочется Хенну сказать, что он тоже из этих мест, из Оберхаузена! Но ему
нужно быть осторожным. И на вопрос нового знакомого Хенн отвечает: он -- из
Эльзаса, из Хюнингена. Но добавляет тут же: у него родственники в Германии, в
Рурской области. Там он и вырос.
Человек из Гревенбройха внимательно рассматривает Хенна: "Где это тебя так
отделали?"
Хенн осторожно трогает свое разбитое лицо, помедлив, отвечает: "Здесь, в
лагере -- меня допрашивали".
"Вот оно что!" - говорит рейнландец. Больше вопросов он не задает. "Пока.
Вечером приду!"
Хенн поворачивается на жестких нарах на бок, пытается заснуть. Но тут
приподнимается -- возле него стоит один из соседей и обращается к нему по-
немецки, с сильным славянским акцентом: "Минуточку. Мы хотим дать тебе совет
-- будь осторожнее, когда что-то говоришь. Мы югославы, но говорим и понимаем
по-немецки".
Хенна как обухом по голове ударили. Неужели он чем-то выдал себя? А может,
югославы сердиты на него за то, что он пожаловался на них?
"Мы говорим по-русски, по-сербски и по-немецки", - продолжает черноволосый
югослав, - "но разыгрываем из себя дурачков. Понимаешь, главное тут --
дурачком прикинуться".
Хенн кивает. Югослав возвращается в свой угол.
Мысли Хенна лихорадочно работают. Ясно -- в чем-то он дал промашку. Он
должен быть чрезвычайно осторожным. Но эти югославы не кажутся стукачами.
Ну что же -- ему опять повезло.
Вечером пленный немец снова приносит еду, но сначала дает миску Хенну. Тот с
жадностью проглатывает пару полных ложек. Он замечает -- югославы из своего
угла внимательно наблюдают за ним. Хенн очень голоден, но не съедает даже
своей доли и протягивает миску югославам. К удивлению Тео, югославы, поев,
возвращают ему миску с остатками еды.
С этого момента между тремя пленными воцаряется атмосфера взаимного
доверия. Однако на следующее утро югославов куда-то уводят. И совершенно
неизвестно, какая судьба ждет самого Хенна.
В это же утро его тоже выводят из камеры. Новый допрос? Опять побои? Но что
бы с ним не делали, он будет стоять на своем. Это единственная возможность
вырваться отсюда, единственная возможность когда-нибудь попасть домой.
Хенна приводят в комнату для допросов. Русский офицер неожиданно сообщает
ему, что его переводят в лагерь, находящийся в Николаеве.
Хенн не знает, что ожидает его в николаевском лагере. Но зато он знает, что
Николаев расположен в шестидесяти километрах отсюда, в северо-западном
направлении. Это же как раз то направление, которое нужно Хенну! И еще одно: в
Николаеве есть порт, связывающий город с Черным морем.
Вооруженный конвоир приводит Хенна на рыночную площадь. Там уже ждет
грузовик. В кузове -- четверо мужчин. Что это за люди, откуда они -- Хенн не знает.
Он уже твердо решил -- разговаривать с ними он не будет. По опыту Тео знает --
дороги в России ухабистые, неровные. Он занимает место позади кабины
водителя -- так будет меньше трясти.
Хенн сидит молча, глядя прямо перед собой. Время тянется медленно. В грузовик
подсаживаются еще несколько мужчин. Наконец машина трогается. Путь от
Херсона до Николаева занимает более полутора часов.
Перед въездом в город -- большой мост. За мостом -- пустынная, с редкими
строениями местность. Скоро они подъезжают к большой деревне, окруженной
забором. Грузовик въезжает в ворота. Позже Хенн узнает: это -- старый жилой
район, расположенный между реками Ингул и Буг. Жители были выселены из
домов, и теперь это помещения для военнопленных.
Хенна размещают в старом одноэтажном доме, комнаты которого
переоборудованы в камеры для пленных. Сердце Тео тревожно бьется, когда его
приводят на первый допрос. Им снова овладевает страх -- не выдаст ли он себя
неосторожным словом? А если его опять станут бить?...
Нет, это обычный, рутинный допрос: имя, фамилия, место рождения.
Этой ночью уставший Хенн впервые за много времени спит спокойно. Он твердо
решил в самое ближайшее время разузнать, есть ли возможность для нового
побега.
На следующее утро всех пленных ведут на кухню, устроенную в отдельно
стоящем доме. Хенн делает открытие: в лагере -- только венгры и австрийцы. Ни
одного немецкого военнопленного. Хороший знак! И кроме того, в первый раз за
все время -- нормальная, в достаточном количестве, еда.
После завтрака пленных везут к большой реке. Это Буг. У Николаева Буг впадает
в Черное море. Хенн сразу видит, какая работа их ожидает: из неглубокой ямы
пленные лопатами должны насыпать в тачки гравий, по откосу везти тачки к
берегу реки и по транспортеру сгружать гравий на пароход.
Это тяжелая работа. Жарко, почти все пленные работают в плавках. Но у Хенна
плавок нет, он вынужден работать в своих стеганых штанах. Работа идет в
быстром темпе. "Давай, давай!" - покрикивают русские конвоиры.
Перед возвращением в лагерь конвоиры разрешают пленным искупаться в реке. А
в лагере их ожидает сытная еда.
На второй день Тео просит конвоира отвести его к врачу. Его палец все еще не в
порядке. Нагноение захватило весь ноготь -- наверное, его придется удалить.
Конвоир разрешает Хенну пойти в санчасть одному.
Врач в санчасти -- австриец. Хенн беззаботно болтает с ним по-немецки. Пожалуй,
слишком беззаботно. Тео уже настолько успокоился, что перестал контролировать
себя.
"Фамилия?" - задает вопрос врач.
"Тео Хенн..." И сразу осекается, бледнеет -- он выдал себя! Назвал свое
настоящее имя! Что теперь с ним сделает этот австриец?
"Как?" - переспрашивает врач.
"Фюрстенбергер", - отвечает Хенн. Краем глаза он заглядывает в
регистрационный журнал -- какую фамилию написал врач, вымышленную или
настоящую.
"Имя?"
"Пауль". Голос Хенна дрожит.
И опять -- в которы й раз ! -- ему везет. Только надолго ли хватит этого везения?
Врач удаляет ноготь, накладывает повязку.
В этот вечер Хенн долго не может уснуть. Как он смог допустить такую ошибку?
Конечно, совсем непросто превратиться в другого человека, забыть свое имя.
Ведь так привыкаешь быть тем, кто ты есть, привыкаешь к имени, данному тебе
при рождении. И сколько масок не одевай на себя, в какую одежду не
переодевайся -- все равно хоть раз, но проявится твое истинное, твое настоящее
лицо. Неужели невозможно до конца изменить свою сущность?
Ответа на этот вопрос Тео Хенн не знает. Но он знает, что будет и дальше играть
роль Пауля Фюрстенбергера. Иначе он никогда не станет свободным, не увидит
родного дома...
Николаев расположен у широкого устья Буга, поэтому большие морские суда
свободно заходят в его гавань.
С территории верфи пленные видят большие корабли, стоящие у причала и в
прибрежных водах. Чаще всего это грузовые суда. На мачтах многих кораблей --
иностранные флаги. В гавани Николаева бросают якорь греческие и французские
корабли. Они приходят сюда за русским зерном. За зерном, которого так
нехватает коренному населению.
Улучив удобный момент, Тео Хенн обследует территорию николаевской гавани.
Он замечает даже американское грузовое судно, которое швартуется поблизости
от большого зернохранилища. Да ведь это же идеальная возможность убежать!
Вырваться на свободу в одном из иностранных кораблей! По Черному морю!
Осуществить это было бы очень просто: попасть с территории верфи на
набережную особого труда не составит. Правда, ночью корабли стоят на якоре в
гавани, метрах в пятидесяти от набережной. Но такое расстояние Хенн может
одолеть вплавь.
Впрочем, не следует сбрасывать со счета и некоторые затруднения. Как сможет
он подняться на борт? От поверхности воды до палубы по крайне мере метров
десять. Окликнуть кого-нибудь из матросов, чтобы тот помог Хенну подняться на
палубу? Исключено -- в русской гавани ни один из иностранных моряков на такое
не решится.
Остается только якорная цепь. По ней можно взобраться наверх. Как бы получше
сделать это? Если бы у него были прочные куски дерева, их можно было бы
вставить в звенья якорной цепи. Получилась бы лестница, по которой можно
подняться наверх. Но на какую высоту? Все якорные цепи пропущены через
отверстия, настолько маленькие, что человеку через них не протиснуться. И
расположены эти отверстия не на палубе, а добрых два метра ниже. Нет, без
посторонней помощи он не сможет осуществить этот план. В помещении, где
Хенн ночует вместе с пятьюдесятью австрийцами, он давно присматривается к
молодому, мускулистому мужчине. Он хочет осторожно намекнуть этому человеку
на возможность побега, рассказать о своем плане. С молодым австрийцем Хенн
познакомился за шахматной доской. Этот парень производит впечатление
молчаливого, но умного и выносливого человека.
Вечером Хенн подсаживается к молодому австрийцу и тихо говорит: "А хорошо
бы нам вместе смыться отсюда!"
Тот ничего не отвечает.
"Иногда я думаю", - медленно продолжает Хенн, - "если сам не позаботишься об
этом, вообще домой не попадешь".
Молодой австриец внимательно смотрит на Хенна. По его взгляду Хенн
догадывается -- парень понял намек.
"Ну и как же ты собираешься это сделать?"
Хенн старается не выдать охватившего его волнения. "Например, на корабле", -
сдавленным голосом говорит он.
"Бессмысленно", - качает головой его собеседник.
Хенн не понимает, отчего австриец так скептически реагирует на его
предложение. Он развивает свою мысль дальше: "Конечно, одному с этим не
справиться, но вдвоем..."
"Пустая затея", - прерывает его молодой австриец. -- "Даже и пытаться не стоит --
тебя немедленно выдадут лагерному начальству!"
"Кто?"
"Любой из корабельной команды. Они обязаны это делать. Однажды уже такое
было. Пару недель назад двое из нашего лагеря забрались на американское
судно. На другое утро капитан сдал их кому следует".
Очередная надежда Тео Хенна лопается, как мыльный пузырь.
Да, этот австриец прав -- ведь американцы и русские союзники! Французы и
русские -- тоже союзники. Теперь все, кроме немцев, союзники русских. А
австрийцы хотя и не считаются союзниками стран-победительниц, не хотят иметь
с немцами ничего общего. Австрийцы, которые находятся в лагере, считают себя
не пленными, а интернированными иностранцами. И убеждены, что их скоро
освободят законным путем.
А может, все же попытаться? Весь следующий день Тео Хенн ломает голову над
этим вопросом. Что если спрятаться под спасательной шлюпкой? Он много раз
читал о таком способе бегства. Конечно, его могут обнаружить. Но корабль,
наверное, уже будет в открытом море. И Хенна вряд ли отправят назад в Россию.
Но как попасть на борт?
Вечером после возвращения всех обитателей лагеря построили на плацу.
Обычная еженедельная перекличка: русский офицер называет фамилию,
названный громко отвечает: "Здесь".
В мыслях Тео Хенн уже на борту корабля. Сильный толчок в бок возвращает его к
действительности: стоящий рядом пленный сердито смотрит на него и тихо
говорит сквозь зубы: "Эй, ты разве не Фюрстенбергер?"
"Фюрстенбергер?" - спохватывается Тео. -- "Да, это я".
"Скорее кричи: "Здесь!" Твою фамилию уже три раза называли!"
Хенн реагирует мгновенно и хрипло выкрикивает: "Здесь!"
"Соня, тюфяк!" - вполголоса ворчит его сосед.
Тео не обращает на бранные слова никакого внимания. Гораздо больше его
беспокоит то, что русский офицер не стал называть фамилии дальше по списку, а
трижды произнес именно его фамилию. Что с ним теперь будет? Хенн с трудом
справляется с охватившим его волнением. Нужно немедленно взять себя в руки,
постараться сохранить самообладание, иначе он погиб. Может, снова бежать, и
как можно скорее? Или какое-то время выждать? Но сначала нужно привести в
порядок нервы.
В тот же вечер русский офицер появляется в помещении, где Хенн ночует.
"Фюрстенбергер!" На этот раз Тео откликается сразу. Офицер объявляет -- Хенну
не нужно завтра выходить на работу. Вместо этого он должен явиться в
комендатуру лагеря.
Явиться в комендатуру? Зачем? Неужели его в чем-то заподозрили? Или врач-
австриец почуял неладное и доложил коменданту? Нервы Хенна напряжены до
предела, он не может скрыть волнения.
"Да что ты так нервничаешь?" - успокаивает его партнер по шахматам, молодой
австриец. -- "Ничего плохого тебе не сделают. Наоборот! Если что-нибудь плохое,
русские никогда не предупреждают заранее. Тебя отправляют домой".
"Только бы этот парень оказался прав!" - думает Хенн. Действительно -- если бы
было что-то плохое, русские не стали бы предупреждать его заранее. Да и
убежать за такой короткий промежуток времени он не смог бы. Неизвестность
пугает Хенна.
На следующее утро Тео идет в комендатуру. Он уже успокоился.
В комендатуре русский офицер приказывает ему и нескольким другим
интернированным взять личные вещи и возвратиться назад для отправки.
Куда?
Личных вещей у Хенна нет, он остается в комендатуре. Через короткое время
возвращаются другие пленные, назначенные к отправке. Все получают сухой паек
-- хлеб и несколько кусков сахара. Затем раздается команда: в машину! Пленные
еще не знают, куда их везут. Но водитель грузовика говорит мимоходом -- они
едут в Одессу.
Одесса! Хенна охватывает радость -- Одесса находится почти в двухстах
километрах западнее Николаева. На двести километров ближе к дому! И не
пешком, а на грузовике!
Неважно, что ждет Хенна в Одессе. Самое главное -- он едет на запад. По
направлению к дому.
От Николаева до Одессы -- четыре часа пути. К удивлению Хенна и его
попутчиков, тяжелый американский грузовик подъезжает к грузовой станции.
Удивление возрастает еще больше, когда всех распределяют по вагонам
стоящего на путях длинного товарного состава.
"Фюрстенбергер, вагон 23", - читает по списку конвоир.
Тео Хенн медленно идет вдоль поезда. Все вагоны уже заполнены. Конвоир
сообщает -- поезд отправляется завтра утром.
На каждом вагоне -- проставленный мелом номер. "Двадцать", - читает Хенн, -
"двадцать один, двадцать два, двадцать три".
Двадцать три? Номер совпадает. Однако в отличие от остальных вагонов этот
вагон пуст. В соседнем вагоне Хенн узнает -- двадцать третий вагон предназначен
для больных. Странно, думает Хенн. Но сильнее всего беспокоит его другой
вопрос: куда направляется поезд?. "Направление на запад". Это все, что ему
удается узнать. Куда именно -- никто не знает.
Но кое-что Хенн все-таки узнает: первые доставленные на станцию пленные ждут
здесь отправки уже шесть недель. Все шесть недель приводят новых людей. И
все должны были ждать. Правда, все довольно свободны -- могут даже в город
выходить, но к раздаче еды, к утренней и вечерней проверке должны быть на
месте.
Вечером, чтобы размять ноги, Хенн прогуливается по территории станции. Когда
он медленно возвращается к своему вагону, среди пассажиров поезда замечает
знакомые лица. Он не ошибся -- это солдаты-иностранцы из макеевского лагеря.
Те, которых увезли за десять дней до его побега.
А что если в одном из вагонов -- Петер Шмиц, его товарищ, с которым они вместе
бежали? Но Шмица в этом поезде нет.
Зато неожиданно он видит своего другого знакомого. Когда он поднимается в свой
вагон, там уже находятся несколько больных. Через некоторое время в вагон
входит еще один человек. От страха у Хенна стынет в жилах кровь -- это Шолль!
Шолль, тот самый Шолль, который знает, что француз Пауль Фюрстенбергер -- на
самом деле военнопленный немец Тео Хенн.
Но ведь и Тео Хенн знает, что Шолль -- вовсе не врач.
Несколько секунд оба выжидающе, не говоря ни слова, смотрят друг на друга. Их
лица абсолютно бесстрастны -- никто не догадается, что эти двое друг друга
знают.
Шолль первым выходит из оцепенения и обращается к другим обитателям вагона:
"Минутку внимания, друзья! Я врач и должен оказывать больным помощь".
Шолль делает паузу. Он не смотрит на Хенна, хотя Тео знает, что мнимый
младший врач узнал его. Хенн молчит.
"У кого есть жалобы, обращайтесь ко мне", - продолжает Шолль -- "А сейчас
каждый получит шерстяное одеяло".
Больные молча получают одеяла. Хенн тоже получает от Шолля одеяло, хотя не
числится больным. Оба не говорят друг другу ни слова. Никаких бесед, никаких
вопросов. Так будет лучше всего.
Скоро Хенн обнаруживает, что среди пассажиров поезда много чехов, хорватов,
французов и голландцев. Русские, наверное, действительно отправляют всех на
запад.
"Только бы перед отправкой поезда не было еще одной проверки", - думает Хенн.
Ведь Шолль может выдать его... Что тогда? Тревожные мысли долго не дают ему
уснуть. Наконец усталость берет свое. Хенн засыпает.
Раннее утро. На небе -- ни облачка. Ярко светит солнце. День обещает быть
жарким, как и все предыдущие дни. Хенн еще не знает, что это -- его последний
день в России.
У длинного товарного состава оживление -- идет раздача еды. Затем - громкая
команда : всем занять свои места! В вагонах -- напряженное ожидание. На путях
появляется паровоз, сцепляется с составом. Всем ясно -- сегодня, наконец, день
отъезда!
Всеобщее ликование, радостные возгласы, смех. Состав трогается, грохочет по
рельсовым стыкам, медленно набирает скорость. Одесский вокзал остается
позади.
"Едем на запад!" - глядя в раскрытую дверь двадцать третьего вагона, шепчет
один из больных.
"Погоди радоваться!" - обрывает его другой. -- "Направление может еще
измениться".
Однако направление больше не меняется. Поезд едет на запад. Теперь
пассажиры не сомневаются -- поезд направляется к границе.
Тео Хенн пытается скрыть охватившую его радость. Он прикидывает, с какой
скоростью движется поезд и как долго еще ехать до границы.
Он вспоминает то долгое время -- шестьдесят шесть дней! -- когда другой поезд
вез немецких военнопленных в обратном направлении -- на восток, на Украину.
Но теперь -- направление на запад. И уж, конечно, не шестьдесят шесть дней.
В открытую дверь вагона Хенн смотрит на поросшую деревьями и кустарником
равнину.
Поезд медленно приближается к границе. Хенн замечает многочисленные
пограничные вышки. Между вышками - широкая полоса земли, кустарник и
деревья на ней вырублены. На каждом отдельном участке этой полосы --
сторожевые собаки. Нет, не удалось бы ему одному, да еще пешком, перебраться
через границу. Это было бы совершенно невозможно.
Не замедляя ход, поезд пересекает границу.
Хенну хочется кричать от радости, но он сдерживается. Ему удалось вырваться!
Вырваться исключительно благодаря стечению обстоятельств, благодаря
везению. А что такое, собственно говоря, везение? Может быть, все уже было
предрешено Тем, Кто управляет его судьбой?
Конечно, у него хватило силы и мужества убежать из лагеря. Но Провидение
хранило его. Только с Божьей помощью ему удалось все преодолеть, все
выдержать. И за то, что он теперь покидает Россию, он тоже должен благодарить
Бога.
Впереди еще две тысячи километров.
Через несколько дней пути пленных высаживают в Румынии и отправляют в
лагерь для перемещенных лиц. Все уверены -- они скоро будут дома.
Тео Хенн не подозревает, что именно в этом лагере ему угрожает новая
опасность. Именно в этом лагере один молодой француз заподозрит Хенна в том,
что тот вовсе не Пауль Фюрстенбергер из Эльзаса, и выдаст его.
Не знает Тео Хенн и о том, что Шолль вовремя предупредит его о предательстве
и что ему предстоит новый побег.
Карпаты. Теплая, звездная ночь. Лагерь для пленных иностранцев близ
маленького румынского городка погружен в глубокий сон. Несколько дней назад
пленных привезли в этот лагерь из России. Все уверены -- скоро их отправят
домой: в Чехословакию, во Францию, в Голландию. Однако никто не знает, когда
это произойдет.
Но двое обитателей лагеря не спят. Не замечаемые никем, они не спеша идут по
ночному лагерю. Один из них, среднего роста, с коротко остриженными светлыми
волосами, что-то рассказывает. Он говорит уже долгое время -- тихо, скупо,
бесстрастно. Второй слушает -- сначала с недоверием, потом -- со все
возрастающим интересом.
Наконец рассказчик умолкает. "Если бы я не знал тебя раньше -- в том силезском
лагере и в макеевском лагере для военнопленных, никогда не поверил бы в эту
историю про побег. Но, похоже, ты рассказал правду. А теперь послушай, что
расскажу тебе я: пару часов назад один француз сообщил коменданту лагеря -- у
него есть подозрение, что ты совсем не тот, за кого себя выдаешь".
Светловолосый молчит. Затем тревожно оглядывается и взволнованно говорит:
"Значит, мне не остается ничего другого, как снова бежать!"
"Думаю, ты прав", - после недолгого раздумья соглашается его собеседник.
Светловолосый человек -- бывший немецкий военнопленный Тео Хенн, выдающий
себя за уроженца Эльзаса Пауля Фюрстенбергера.
Его собеседник -- бывший немецкий унтер-офицер, санитар Гюнтер Шолль,
выдающий себя за врача и уроженца французского Саарланда.
Оба мечтают о возвращении домой. Каждый из них боялся предательства со
стороны другого -- ведь оба знали правду друг о друге.
Только теперь и Хенн, и Шолль понимают: цель у обоих -- одна. Только теперь
Хенн видит, что Гюнтер Шолль действительно хочет помочь ему.
"Убежать отсюда нетрудно", - размышляет Шолль, - "лагерь почти не
охраняется".
То же думает и Хенн. Его охватывает странное спокойствие, ощущение
уверенности в своих силах. Его судьба, его будущее снова в его собственных
руках.
"Возьми в бараке свои вещи", - говорит Шолль. -- "Я помогу тебе перелезть через
стену".
"Никаких вещей у меня нет", - отвечает Тео. - "Я готов бежать хоть сию минуту".
"Вот и хорошо", - кивает Шолль.
Через несколько минут Хенн благополучно перелезает через стену.
"Счастливо добраться до дома!" - прощается с ним мнимый врач.
"Ты мне очень помог! Без тебя я никогда не узнал бы, что меня хотят выдать!" -
благодарно говорит Хенн.
Он снова свободен. И снова должен рассчитывать только на самого себя.
Хенн направляется к железной дороге.
Его ближайшая цель -- Венгрия. Как было бы хорошо, если бы удалось забраться
в какой-нибудь товарный поезд -- тогда он сэкономит кучу времени.
Хенн знает -- сейчас между центральной Европой и Россией курсируют
многочисленные составы. Эти составы идут в Россию из Австрии и Венгрии с
самым различным грузом. Обратно они возвращаются пустыми. С одним из
пустых составов Хенн рассчитывает добраться до Венгрии.
Остаток ночи Хенн идет не останавливаясь. Его никто не задерживает.
Но как он должен вести себя дальше? Нужно ли ему по-прежнему выдавать себя
за француза? Он же не знает ни слова по-французски. Если его как француза
отправят во Францию, обман быстро обнаружится. А если его опять задержат
русские? Ведь комендант лагеря, из которого он бежал сегодня ночью, теперь
знает, что Фюрстенбергер -- вовсе не Фюрстенбергер.
Остается только одно -- постараться, чтобы его опять не задержали. И чем
быстрее пройдет он путь до немецкой границы, тем меньше будет опасность быть
задержанным. Но сколько еще километров ему нужно преодолеть?
По предположению Хенна, от Бухареста до Вены должно быть около восьмисот
километров. Это почти столько же, сколько от лагеря в Макеевке до Румынии. Но
сейчас ему не так страшно -- ведь он уже не в России. А это -- главное. Выбраться
из России -- вот что было самым трудным. Из миллионов немецких
военнопленных это удалось лишь немногим. И если бы он, Тео Хенн, не выдал
себя за француза, если бы у него не хватило силы воли выдержать до конца, он,
наверное, еще и сегодня сидел за колючей проволокой где-нибудь в России.
Балканы! Сколько романтики кроется в этом названии, как много интересных
приключений обещает оно! Еще мальчишкой Тео Хенн мечтал когда-нибудь
побывать здесь.
Теперь его путь лежит через Балканы. Но сейчас все по-другому, чем тогда, в его
мальчишеских мечтах. Сейчас он не путешественник, а беглец, незваный гость. А
действительность сурова и далека от романтики.
И все-таки Балканы прекрасны. Вдали под лучами солнца отсвечивают голубым
вершины Карпат. До самого горизонта простираются густые, тенистые, шумящие
свежей зеленью леса.
В это раннее утро Хенн позволяет себе небольшую передышку. Отдохнув, он идет
дальше. Как теперь пригодилась ему прочная обувь, которую он выбрал в
румынском лагере! Хенн держится поблизости от железнодорожных путей,
которые по его предположению ведут в Венгрию.
После полудня он приближается к большому стаду овец, пасущемуся на холме.
Верный выработанному еще в России правилу -- не сворачивать в сторону, чтобы
не вызвать подозрений, - Хенн подходит к стаду все ближе.
Пастух уже давно заметил приближающегося человека. В этом безлюдном месте
редко кого-то встретишь.
Хенн подходит совсем близко, останавливается. Пастух смотрит на него,
приветливо кивает.
Хенн тоже кивает в ответ. Он в раздумьи -- можно ли заговорить с пастухом по-