Эванс Глория. Разговор о любви

   — Но… — Джоанна в отчаянии закусила губу, придумывая, как остановить его. — Но эта кровать такая широкая! Если ты ляжешь на нее с другого края, то не случится ничего страшного. То есть… Мы даже не коснемся друг друга.
   Тим выпрямился и посмотрел на нее с недоверием.
   — Неужели ты и вправду считаешь, что все так просто или всего лишь притворяешься?
   — Я не считаю, что все так просто, и не притворяюсь! — выпалила Джоанна. — Но не спать же тебе на полу!
   Тим провел по волосам рукой.
   — Давай сделаем так: ты пойдешь сейчас в ванную, а я выключу свет и постараюсь заснуть, — более спокойным тоном предложила Джоанна. — Так будет лучше для нас обоих.
   — Ладно, — нехотя согласился Тим.
   Лежа в темноте и слушая шум воды за стеной, Джоанна с волнением замечала, что с каждой секундой все меньше и меньше хочет спать.
   Что, если во сне мы оба придвинемся к центру кровати? — думала она с возбуждением и тревогой. Тогда уж наверняка прикоснемся друг к другу и, действуя несознательно, начнем обниматься…
   Ее бросило в жар. Она согнула ноги в коленях и прижала руки к груди.
   Как все это глупо и смешно! — пронеслось в ее голове. Мы — взрослые люди, а ведем себя словно дети, не зная, как избежать того, чем не хотим заниматься… Вернее, чем хотим, но…
   Шум воды в ванной стих, а через минуту Тим вышел в спальню, прерывая своим появлением ход спутанных мыслей Джоанны.
   Она в невероятном напряжении прислушивалась к каждому звуку: вот он подошел к кровати, вот поднял край простыни, вот лег… Теперь ей уже казалось, что она не заснет никогда, что так и пролежит всю ночь, сжавшись в комочек.
   Прошло несколько гнетуще-тяжелых минут. Они не спали и оба знали об этом.
   Тим не выдержал испытания первым:
   — Джоанна? — позвал он шепотом.
   — Что? — отозвалась она.
   — Ты не спишь?
   — Нет. И почему-то совсем не хочу спать.
   — Черт возьми! Я тоже! — Тим помолчал. — И что нам делать?
   — Не знаю… Может, о чем-нибудь поговорим?

7

   В первое мгновение Тим решил, что ослышался. Джоанна словно издевалась над ним. В тот момент, когда от ослепляющего желания сгрести ее в свои объятия и заняться с ней любовью он чуть не воспламенился, эта удивительная женщина невозмутимо предложила ему о чем-нибудь поговорить!
   — Поговорить? О чем нам разговаривать? — сглотнув и таким образом чуть усмирив свое негодование, спросил он.
   — Ты занимаешься бодибилдингом? — с наивностью младенца поинтересовалась Джоанна.
   Тим смачно выругался про себя. Своим вопросом Джоанна лишь укрепила в нем ощущение того, что над ним насмехаются. Обсуждать сейчас его тело было так же опасно, как бросать горящую спичку на облитое бензином бревно.
   — Джоанна, ты полагаешь, что подобные беседы помогут нам выгнать из головы мысли о сексе? — спросил он раздраженно.
   — Нет, — пробормотала она растерянно. — Мне просто интересно…
   — Что тебе интересно? Издеваться надо мной?
   — Тим, перестань… Ты прекрасно понимаешь, о чем я спросила.
   — Нет, бодибилдингом я не занимаюсь, — ответил он нехотя. — Хожу в спортзал пару раз в неделю, и только.
   — Но у тебя такая мощная фигура, — произнесла Джоанна задумчиво. — Я знаю многих людей, которые регулярно ходят в спортзал, однако выглядят они совсем иначе.
   — Кое-что зависит и от наследственности, — ответил Тим, вспоминая широкоплечего здоровяка Мэтта Брайтмана и изображение его отца, своего деда, на фотографиях. — Мои дед и отец всю жизнь играли в баскетбол.
   — А ты занимался спортом в детстве, в юности? — полюбопытствовала Джоанна.
   — Можно сказать, нет, — признался Тим. — Тренировки ограничивались для меня уроками физкультуры.
   — Неужели родители ни разу не устраивали тебя в какую-нибудь спортивную секцию? По-моему, для мальчиков особенно важно физическое развитие. Мои родители, например, постоянно пытались отдать куда-нибудь Энтони: сначала он занимался плаванием, потом сквошем, футболом… Только все это довольно быстро ему надоедало.
   Тим усмехнулся.
   — Если бы ты знала моих родителей, то никогда не задала бы подобного вопроса. Мой отец — историк. — Теперь он говорил о том человеке, который воспитал его, дал ему образование. — Историей папа и пичкал меня всю жизнь: таскал на разные выставки, в музеи. Спорт его не интересовал.
   — Почему же ты не стал историком?
   — Именно поэтому. Отец умудрился развить во мне ненависть к своей профессии.
   Джоанна хихикнула.
   — Ненависть? — переспросила она.
   — Именно, — ответил Тим утвердительно. — Понимаешь, мой папа страдает одной неизлечимой болезнью.
   — О Боже! — воскликнула Джоанна исполненным сострадания голосом. — Какой именно?
   — Он нестерпимый зануда.
   Джоанна опять засмеялась. Тим слушал ее смех с наслаждением, как прекрасную мелодию или пение птицы.
   — А твоя мама? — спросила она, успокоившись. — Тоже не спортсменка?
   У Тима перед глазами возник любимый с детства образ матери: вечно чем-то озабоченный взгляд кротко-добрых голубых глаз, убранные в высокую прическу светлые волосы, посеребренные завитки на висках…
   — Мама всю жизнь вела довольно однообразный образ жизни. Она работает в библиотеке, постоянно погружена в чтение и заботы по дому.
   — Когда они развелись? — осторожно спросила Джоанна.
   — Развелись? — Тим сдвинул брови. По интонации, с которой он повторил ее последнее слово, Джоанна поняла, что чем-то удивила его.
   — Ты же сам сказал, что приехал в Монреаль к отцу… Я подумала…
   — А-а! — Тим легонько шлепнул рукой себя по лбу. — Мои родители, те, что живут в Шарлотте, никогда и не думали разводиться… Гм… Знаешь, это очень сложная история…
   Джоанна повернулась к нему лицом, поставила локоть на подушку и подперла ладонью щеку.
   — Мне бы хотелось услышать ее. Если, конечно, у тебя есть желание делиться со мной подробностями своей жизни, — поспешно добавила она. — Если нет, я ни капли не обижусь, честное слово!
   Тим задумался. Его сердце опять потяжелело от усилившегося чувства вины — и перед Мэттом, которому он пообещал не сближаться ни с кем из сотрудников «Свитиз», и перед Джоанной, до сих пор даже не представлявшей, с кем имеет дело.

8

   Да, Тим Нортон знал, что не должен рассказывать ей свою историю, ведь она напрямую связана с человеком, на которого работала Джоанна. Но желание открыть ей душу внезапно разрослось в нем до такого невероятного накала, что он решил все же поведать ей обо всем, что с ним произошло за последний год. Естественно, опуская имена и некоторые детали.
   — Понимаешь, я всю жизнь считал своим отцом того человека, который женат на маме, — начал он, мысленно забегая вперед и тщательно продумывая, какими именно словами описать ей все, что с ним приключилось. — А год назад выяснил, что это не так.
   Он помолчал, утихомиривая воскресшее в душе волнение того дня, когда они впервые разговаривали с Мэттом Брайтманом по телефону.
   — Как оказалось, в возрасте восемнадцати лет моя мама приехала в Монреаль к подруге на двадцатилетие. На той праздничной вечеринке она познакомилась с одним парнем — высоким, привлекательным, независимым. Она была хорошенькой девчонкой, опьяненной впервые предоставленной ей свободой. Они с этим парнем понравились друг другу и… переспали в первую же ночь. А через два дня мама вернулась в Шарлотт и тут же повстречала Дейва Нортона.
   — Она забеременела от того парня из Монреаля, но не сообщила ему об этом? — спросила Джоанна с нотками недоверия в голосе.
   — Правильно, — ответил Тим, вздыхая.
   — Какой ужас! — невольно сорвалось с губ Джоанны. — То есть… Я хотела сказать, что… Что каждый человек имеет право знать своего ребенка, а каждый ребенок отца. Хотя… Наверное, у твоей мамы были веские причины для того, чтобы утаить от того парня свою беременность.
   — Да, — подтвердил Тим. — Когда я ставлю себя на место мамы, даже понимаю ее. Она была совсем еще молодой, к тому же вскоре влюбилась в другого мужчину, который, несмотря ни на что, сразу же сделал ей предложение. Они решили никому не рассказывать о том, что мой отец — другой человек.
   Вообще-то Тим не мог обижаться на своих родителей. Они дарили ему столько заботы и любви, сколько нужно ребенку. Но, узнав Мэтта Брайтмана, он понял, что тридцать три года его жизни могли протечь гораздо ярче и интереснее, если бы в ней с самого начала присутствовал этот человек.
   — Ты обижаешься на маму? — спросила Джоанна тихо.
   — В первые дни после того как раскрылась правда, я ни ее, ни папу видеть не желал, — ответил Тим. — Но потом, когда страсти поулеглись и мне удалось поговорить со своим настоящим отцом, я вдруг понял, что не должен осуждать мать.
   — Правильно, — поддержала его Джоанна. — Все мы оступаемся в жизни. Кстати, а каким образом ты все это выяснил?
   — Случайно. — Тим вздохнул. — Копаясь в нашей домашней библиотеке, как-то в одной из старых книг я обнаружил письмо без конверта. Любопытство взяло верх, и мне захотелось прочитать его. Письмо было адресовано моей матери, а прислала его та самая подруга, к которой она ездила на юбилей. Видимо, мама с ней, единственной, поделилась своей тайной… Лора Рейчел, так звали ту девушку, считала, что необходимо сообщить их общему знакомому о рождении сына. Но мама к ее совету не прислушалась…
   — Представляю, что ты пережил, прочитав все это!
   — Вот именно. Я мгновенно понял, что Дейв не мой отец, сказал об этом маме… Потом занялся поиском координат человека, имя которого узнал от нее…
   Еще несколько минут назад Тим не верил, что сможет рассказать ей почти все, ведь история собственного происхождения и в его голове еще не уложилась окончательно. Но произнести последние слова удалось ему с необыкновенной легкостью, и он сразу же почувствовал себя так, будто разделался с какой-то сложной задачей, решение которой множество раз откладывал на потом.
   — Я счастлив, что познакомился со своим настоящим отцом, — добавил он, ощущая значительный эмоциональный подъем. — Это мужчина с добрым сердцем, железной волей и массой увлечений. До тридцати шести лет в нем жила твердая уверенность, что он не создан для семейной жизни, но в один прекрасный день ему повстречалась женщина, которая с первого мгновения их знакомства завладела его сердцем. Они женаты и, по-моему, вполне счастливы вместе.
   В темноте он не мог видеть лица Джоанны, но догадался по интонации, с которой она заговорила, что на ее губах улыбка.
   — У меня создалось такое впечатление, что твой настоящий отец — очень интересный человек. Я тоже рада, что ты нашел его. Было бы просто здорово, если бы однажды ты меня с ним познакомил.
   Ее последняя фраза врезалась Тиму в сердце острым клинком. Сознание вины, усыпленное радостью понимания Джоанной его ситуации, всколыхнулось в нем с особой болью. Ему нестерпимо захотелось сейчас же рассказать ей всю правду, но он не мог этого сделать, поскольку пообещал отцу не говорить об их родстве ни единому человеку из «Свитиз».
   Джоанна, почувствовав его напряжение, придвинулась к нему и положила свою маленькую мягкую ладонь на его руку. Он закрыл глаза и крепко сжал ее кисть.
   Я чуть не предал отца, заморочил голову этой чудесной, чуткой женщине, осложнил ситуацию настолько, что теперь не знаю, как из нее выпутываться! — подумал он, приходя в еще большее смятение. Я не должен был соглашаться ехать на Рождество к ее родственникам и уж тем более не имел права являться сюда! Она ясно объяснила мне, что не желает со мной связываться, а я продолжал играть с огнем. Какой же я кретин! Слабовольный кретин!
   Джоанна аккуратно высвободила свою руку из его ладони и нежно погладила его по лицу, по шее.
   Возбуждение, остывшее в нем за время беседы, вновь вспыхнуло ярким пламенем, и он стиснул зубы, полный решимости противостоять ему.
   — Джоанна… — прошептал он с чувством. — Прости меня, пожалуйста, за то, что я так нагло сюда явился! Мне следовало прежде спросить у тебя, хочешь ли ты этого. И я знаю, ты ответила бы «нет». Ты действительно доходчиво объяснила мне, что не желаешь со мной сближаться, а я как упрямый осел поступил по-своему.
   — Извинение принимается, — ответила Джоанна с каким-то особенным, простительным дружелюбием.
   Тим вздохнул.
   — Завтра с утра, если не повалит снег, я уеду отсюда, обещаю.
   Рука Джоанны замерла на его щеке.
   — Ты не сможешь уехать… — пробормотала она с нескрываемым разочарованием.
   — А разве не ты отчитывала меня вчера, когда я здесь нарисовался? — спросил Тим, пытаясь облечь свой вопрос в форму шутки.
   — Я, но это было вчера, — торопливо проговорила Джоанна. К какому-то из соседних коттеджей подъехала машина, и свет фар, проникший в их спальню сквозь окно, на несколько мгновений осветил ее милое расстроенное лицо. — Теперь все по-другому.
   — По-другому? Нет, дорогая моя, все точно так же. Ты опять вынуждена спать в одной комнате с человеком, с которым не хочешь сближаться, — напомнил Тим.
   Джоанна порывистым движением придвинулась к нему ближе. Ее теплая рука скользнула вниз и остановилась на уровне его сердца. Он на миг замер от смешанного чувства радости и горя.
   — В данный момент я почему-то не помню ничего из того, что говорила тебе вчера, — прошептала Джоанна и Тим почувствовал на своей щеке ее сладкое горячее дыхание.
   Его душа безмолвным воплем воззвала к разуму, моля его тоже обо всем забыть, но разум был неумолим. В нем многократно повторяющимся эхом все еще звучали слова Джоанны: «Было бы просто здорово, если б однажды ты меня с ним познакомил».
   — А я помню все, что ты мне говорила, — скрепя сердце произнес Тим. — Ты…
   — Тсс! — Джоанна прижала палец к его рту, прерывая его на полуслове. — На сегодня довольно разговоров.
   — Но… — попытался сопротивляться Тим.
   В считанные доли секунды Джоанна забралась ему на грудь. Ее стройные крепкие ноги плотно обхватили его бока, она прижавшись к нему всем телом, обвила его шею тонкими изящными руками и прильнула к его рту своими медовыми губами.
   Последовавший поцелуй — сначала робкий, потом все более и более горячий и смелый, — на некоторое время лишил его способности дышать, подарил ему ни с чем не сравнимое блаженство, во сто крат усилил его страсть. Но он продолжал напряженно думать о том, что эта женщина достойна гораздо большего, чем то, что он может ей дать, чем просто связь с мужчиной, не способным быть с ней полностью откровенным и утаивающим от нее нечто очень и очень важное.
   Он заглушил в себе стон и сжал пальцы в крепкие кулаки, едва удерживаясь от соблазна обнять ее, обласкать каждый сантиметр ее великолепного тела.
   Джоанна поцеловала его в губы — непродолжительно и несмело — и медленно отстранилась. Она чувствовала, что с ним творится что-то странное: он не прикасался к ней руками и отвечал на ее поцелуи подозрительно сдержанно.
   Может, ему уже не хочется заниматься со мной любовью? — ощущая себя униженной и растерянной, подумала она. Или я в чем-то неправильно его поняла?
   — Тим, — произнесла она, старательно маскируя свою боль. — Что-то не так?
   — Нет-нет, что ты! — торопливо проговорил он, поднимая руку и проводя пальцем по ее щеке. — Ты божественна, моя принцесса!
   — Но… — Джоанна на минуту замолчала и все же договорила начатую фразу: утаивать от собеседника свои истинные мысли и чувства было не в ее характере. — Но ты ведешь себя так, будто не хочешь меня…
   — Не хочу тебя? Ты шутишь, милая моя! — Тим нервно усмехнулся. — Если я зажгу свет, ты увидишь, что я сгораю от желания.
   Джоанна покраснела, почувствовав вдруг острое любопытство. Несмотря на свой стыд, она медленно повернулась, коснулась ладонью его живота и провела ею вниз, проверяя, насколько сильно возбужден ее партнер.
   — Но тогда… Зачем сдерживать себя?
   — Ты не поймешь…
   — Попробуй объяснить.
   — Видишь ли, — начал было Тим, опять ощущая себя приближающимся к капкану зверем. — Черт возьми! Джоанна! Пойми, я всерьез тобой увлекся и боюсь…
   Он не договорил, но Джоанна и не нуждалась в этом. Признание, которое, как ей показалось, вырвалось у него невольно, разлилось по ее душе магическим зельем. Она расплылась в улыбке, опять наклонилась, прижалась своей мягкой, покрытой тонкой тканью ночной сорочки грудью к его груди и прикоснулась ртом к его губам.
   В нем как будто вдруг рухнула прочная заслонка, удерживавшая на протяжении последних дней яростное желание. Каждая клеточка его существа молниеносно пропиталась бушующей страстью, он с жадностью обхватил Джоанну за тонкую талию и перевернул на спину.
   Джоанна, очутившаяся под Тимом, содрогалась всем телом от водопада обрушившихся на нее эмоций. Она и раньше испытывала к мужчинам сильное влечение, но столь ошеломляющих ощущений ей еще не доводилось переживать.
   Единственное, что представлялось им обоим в эти мгновения значительным, всеобъемлющим и нужным, было соединившее их вожделение.
   Тим сорвал с Джоанны сорочку. Она слышала, как часто стучит его сердце, чувствовала на своей коже его опаляющее дыхание.
   — Я не вижу тебя, — прошептал он с отчаянием, протягивая руку к лампе на тумбочке.
   Джоанна удержала его. Было что-то таинственно-интимное в окутывавшей их тьме, и она не хотела разрушать эту сказку.
   — Если не видишь меня, тогда почувствуй. Ее слова подействовали на него именно так, как она того хотела. Его руки коснулись ее груди, нежно, словно боясь обидеть, сделав что-нибудь не так. Но с каждым мгновением его движения становились все более смелыми, более требовательными. Ее соски напряглись, грудь отяжелела, а живот разрывался от томительно-сладостной влаги.
   Она обхватила руками его голову, топя пальцы в густых русых волосах, а ногами — узкий крепкий таз. Теперь они были настолько близки, что хотели друг друга до боли. Но оба медлили, смакуя любовную прелюдию.
   Тим осыпал ее поцелуями, то изучающе нежными, то жаркими и неистовыми, гладил ее плечи, спину, грудь, ласкал их языком. Она реагировала на малейшее его прикосновение — стонами, ответными поцелуями, вздохами. Вскоре время как будто остановилось для них обоих, и они уже ни о чем не могли думать, лишь чувствовали друг друга и повиновались своим желаниям.
   Джоанна очнулась в тот момент, когда осознала, что оттягивать момент соития ни один из них уже не в силах.
   — Тим… — произнесла она на выдохе. — У тебя есть…
   — Презерватив? — Он быстро соскочил с кровати, склонился над своей сумкой, стоявшей у кроватной спинки, достал презервативы и, распечатав один, а остальные бросив на тумбочку, вернулся к Джоанне.
   — Милая моя, — пробормотал он, надевая презерватив. — Наверное, мне следует спросить, уверена ли ты, что. готова к этому, но я ни о чем не буду тебя спрашивать.
   Джоанна улыбнулась, приподнимаясь и целуя его грудь.
   — А я все же отвечу: уверена. И больше не могу ждать… Ни секунды…
   Он порывисто вошел в нее, и ей показалось, будто Вселенная перевернулась вверх дном, настолько яркими и ни на что не похожими оказались те ощущения, которые она в этот момент испытала.
   По-моему, я тоже всерьез тобой увлеклась, Тим Нортон, промелькнуло в ее затуманенном сознании. И почему-то уже не боюсь этого…
 
   Да, Тим Нортон оказался мужчиной ее мечты, в этом она честно призналась себе. Он и раньше являлся ей в эротических видениях, но этот сон был особенно впечатляющим. Ей привиделось, будто они плывут, подгоняемые теплыми морскими волнами, но плывут как-то странно, обнявшись и не боясь при этом утонуть. Джоанна знает, что под ними бездонная морская пучина, но ее это не пугает, потому что, пока они с Тимом вместе, никакая беда им не грозит. В небе над ними высоко парят чайки, их крылья слегка золотит восходящее солнце. И вот уже они сами готовы присоединиться к этим утренним птицам, нужно лишь взяться за руки, сделать рывок вверх и слиться с легким бризом. Но Тим все целует и целует ее, не в силах оторваться…
   — Просыпайся, Спящая Красавица!
   Джоанна обожала его сексуальный низкий голос. Но сейчас не желала покидать той волшебной страны, в которой пребывала в своем сне.
   Тим наклонился и поцеловал ее, словно бережно перенося удивительное сновидение в реальность.
   Она упивалась его близостью, его теплом, его запахом и хотела продлить и свой сон, и этот невообразимый, полуреальный поцелуй настолько, насколько возможно. Но все это волшебство вдруг грубо прервал пронзительный звонок телефона, заставивший Джоанну стремительно очнуться.
   Разочарованно вздохнув, она отстранилась от своего возлюбленного и открыла глаза.
   Комнату наполнял яркий солнечный свет. В первую секунду Джоанна зажмурилась, а когда вновь открыла глаза, то увидела Тима. Его взгляд сиял радостью, волосы после сна были взъерошены, а губы полураскрыты.
   — С добрым утром! — сказал он.
   Джоанна посмотрела на его широкую грудь, покрытую темными волосами, на обнаженное бедро, высунувшееся из-под простыни, и только сейчас осознала, что и сама она совершенно голая.
   Телефон продолжал трезвонить…
   Воспоминания о событиях прошлой ночи стремительным горным ручьем хлынули в ее сознание, и все вдруг стало на свои места. Она поняла, что поцелуй с Тимом, который ей так не хотелось завершать, действительно происходил наяву и был продолжением разгоревшейся между ними страсти и ни с чем не сравнимого блаженства…
   Телефон не затихал, но ни Тим, ни Джоанна не обращали на него внимания. Тим улыбнулся, провел пальцем по ее губам и опять наклонился, приглашая к поцелую.
   Она посмотрела на него как-то странно и ни единым движением не показала, что тоже хочет продолжения ласк.
   В ней происходило бурное столкновение двух противоречий: желания опять заняться с ним любовью и внутреннего запрета, продиктованного необходимостью немедленно разобраться в том, что между ними происходит.
   Вчера ночью она позволила необузданному желанию взять над собою верх, но где-то в подсознании ни на секунду не забывала о том, что сердцем ей нельзя сближаться с ним, что это опасно. Почему нельзя? Она никак не могла сейчас вспомнить.
   Телефон звонил и звонил…
   — Джоанна? — позвал Тим.
   Она посмотрела ему в глаза и увидела в них застывший вопрос. Тим явно не понимал, почему после бурной ночи эта женщина ведет себя столь холодно, почему не продолжает начатую игру. Его рука осторожно легла ей на грудь, и ее сдержанность начала стремительно таять, как поднесенная к горящему камину сосулька.
   Джоанна вздохнула, готовая сдаться, но в этот момент, подобно предупредительному сигналу, прозвучал очередной звонок. Девятый или десятый по счету.
   — Нам следует взять трубку, — сказала она, косясь на телефонный аппарат на тумбочке.
   — Пусть кто-нибудь другой это сделает, — ответил Тим, рассматривая ее лицо с обожанием влюбленного и опять намереваясь ее поцеловать.
   Джоанна слегка отвернулась, уклоняясь от поцелуя, и взглянула на часы.
   — Ого! Уже половина одиннадцатого! Наверняка все остальные давно проснулись. Почему же никто не отвечает на звонок?
   — Не знаю! — Тим пожал плечами, разочарованно хмурясь. — Возможно, по той же причине, что и мы с тобой.
   — Звонят слишком уж настойчиво, несомненно, по какому-то важному делу, — сказала Джоанна. — Надо взять трубку.
   Состроив недовольную гримасу, Тим протянул длинную мускулистую руку к телефонному аппарату.
   — Алло! — чуть ли ни рявкнул он. Звонивший, по-видимому, представился, и складки на лбу Тима сию секунду разгладились.
   — Да, да, мы все еще в постели, — проговорил он с полуулыбкой на губах. — Нет, уже не спали. — Пауза. — Все просто замечательно, спасибо! — Еще одна пауза. — Да, она здесь, рядом со мной.
   Он подал трубку Джоанне. Та взяла ее, а второй рукой натянула до шеи простыню, старательно пряча свою наготу.
   — Кто это? — спросила она одними губами прежде, чем ответить звонившему.
   — Твоя мама, — прошептал Тим с невозмутимым видом.
   Джоанна чуть не потеряла дар речи! Значит, это ее маме он так любезно ответил, что они до сих пор лежат в постели! И что у них все просто замечательно! Она закрыла глаза, задыхаясь от возмущения и растерянности, и проговорила в трубку:
   — Мама, здравствуй.
   — Привет, дочка! — воскликнула Габриель бодрым голосом. — Тим сказал, у вас все отлично. Я ужасно рада.
   Джоанна метнула в Тима убийственный взгляд. Он поднял руки, безмолвно спрашивая: «В чем я виноват?», будто не понимая, что его признание Габриель повлечет за собой неминуемо страшные последствия.
   — Да, все в порядке, — заставила себя сказать Джоанна.
   — Не сомневаюсь, — ответила мать смеясь. — Если в половине одиннадцатого вы еще в постели, значит, все не то чтобы в порядке, а просто чудесно! Ладно, не буду вгонять тебя в краску, милая, но еще раз повторю: я очень рада за вас!
   Джоанна вновь закрыла глаза, представляя себе, какое в ближайшем будущем ее ждет унижение.
   Раз уж сам Тим сообщил моей мамочке о том, что мы вместе спим и довольствуемся обществом друг друга, вскоре эта информация станет достоянием всей моей родни, подумала она, кусая губы. И тогда никто и ни за что уже не поверит, что между нами нет ничего серьезного, меня замучают намеками и шуточками.
   — А для чего ты звонишь, мам? — спросила она насколько смогла ровно.