Вдруг тоненькая артисточка, купившая на одной из крупных станций
газету, говорит своим неожиданно сильным, низким, необыкновенного обаяния
голосом:
- Боже мой, Сомов умер!
Разговор секретарей обкома - "старого" и "нового". Одного только что
сняли, а другого только что назначили (на заседании в ЦК). Оба остановились
в гостинице "Москва", обедают в ресторане вместе. "Новый", при всем его
внутреннем такте и понимании положения "старого", не выдерживает, когда
"старый" только и говорит о том, как другие работники обкома, "его" кадры,
"завалили" его на заседании в ЦК, чуть ли не "предали" и т.п.
"Новый": нельзя воспитать кадры на поощрении того, чтобы они
поддакивали и угождали тебе, надо и подбирать людей прямых, смелых,
способных на критику, пусть ошибающихся по неопытности, но вообще людей
способных мыслить самостоятельно. И надо поощрять в людях эти черты, а
ошибки умело исправлять и учить их на ошибках. Не надо бояться окружать себя
людьми, которые смотрят на иные вещи не твоими глазами. Правда доходит до
них в конце концов, а в ряде случаев они тебя поправят. Одно дело люди
чуждой идеологии, другое дело - свои, не поддакивающие люди. Вот если их
третировать, не замечать, а не то и глушить и "задвигать", их можно
оттолкнуть и к чужим. А что касается поддакивающих, угодничающих, то они
только кажутся ортодоксальными, а на самом деле в них вырабатывается
трусость мысли, они приучаются говорить неправду, а с другой стороны,
поскольку это часто все же люди тоже свои и честные, только мелковатые, в
них накапливается недовольство этим своим положением. И они не такие уж по
существу "друзья" и "верные проводники" "линии" ("твоей линии!"), - не
удивительно, что вдруг почувствовали возможность освободиться от привычного
гнета. А поскольку привыкли тебе говорить неправду, могли уже и о тебе
сказать "с перегибом" тоже неправду, чтобы угодить людям еще более крупным,
чем ты. От этого и в области вся работа плохо шла, что ты неправильно
подбирал и воспитывал кадры, - выходит, ты сам в этом виноват и жаловаться
тебе не на кого.
Министр Багдасаров посещает ремесленное училище в М., беседует с
ремесленниками. Савка (на вопрос министра), как на экзамене или на
показательном вечере: "Нам предоставлены все возможности выбирать себе
профессию по душе. Я с детства мечтал стать сталеваром. И вот я учусь по
этой профессии".
Министр. Нет, так у нас дело не пойдет... Где это ты рос, чтобы мог в
детстве мечтать о профессии сталевара? Разве ты в деревне видел, как сталь
варят?
Савка. Нет.
Савка - это тот парнишка, разговаривавший с знатным сталеваром Павлушей
Кузнецовым, когда он вместе с ними, ремесленниками, ранним утром садился на
трамвай на правобережной стороне, чтобы ехать на завод. Погожий, ясный
осенний (или весенний?) денек. Величественный пейзаж огромного
завода-комбината на той стороне озера.
Артисточка Вера дома у отца - доменщика Каратаева. Вечер. Пятьсот тонн
пыли выбрасывает комбинат на город в сутки. Артисточка одна поет песню из
"Кубанских казаков" - ту, где калина в ручей роняет цвет, а девушка не может
рассказать парню о своей любви: "Милый мой, хороший, догадайся сам". Она
поет одна, но в душе ее гремит оркестр и хор.
Так ее застает архитектор. Но нет, это не он герой этой песни!..
"Образование! Почему оно так называется: "о-бра-зо-ва-ние"... Вот ты,
например, еще камень дикий, образа твоего еще нет, его надо "о-бра-зо-вать";
понял? А через что образовать? Через образование, чтобы в камне диком образ
твой означился. Вот откуда это слово: "образование". Понял теперь?" - Слова
мастера, обращенные к Павлу Кузнецову, а может быть, к Савке Черемных.
Еще о женщине-враче - Галине Сомовой. Уточнить жесты. Она говорила и
смеялась и вдруг точно преподносила, протягивала, подавала вам, охватив
ладошками, большой цветной мячик. Или уточняя, или поясняя что-то, она,
держа кисти рук перед собой, на уровне груди, вниз ладонями, поочередно то
опускала, то поднимала соединенные пальцы то одной, то другой руки. А если
на правой руке пальцы поджимались к ладони и действовал только один
указательный, это означало, что она хотела что-нибудь особенное внушить или
укоряла или убеждала. Это от привычки во время работы не прикасаться руками
к халату и вообще к посторонним предметам.
В дополнение к рисунку губ: впрочем, можно сказать, что нижняя губка
была у нее чуть полнее, чуть-чуть вывернутая и как бы говорила, что в
женщине этой есть и своевольство и каприз - все при известных
обстоятельствах и все не слишком, а совсем так, как надо. Если она была
обижена или сердилась, или просто была слишком утомлена, она редко проявляла
это, обладая профессиональной выдержкой врача. Это проявлялось только в том,
что она уже не смеялась и не краснела, а сжимала губы, и тогда в верхней,
более тонкой, губе было уже что-то, делавшее лицо даже неприятным (что-то
неприятное).
Можно все это показать глазами больного соседа Балышева, даже так: в
веселую минуту он закрывает глаза и описывает ее вслух для нее самой. Он
заканчивает описание такими словами: "Як казав мужик: "баба она - баба, в
ней все есть!.." Женщина-врач хохочет, беспрерывно краснея, и все говорит:
"Вы меня совсем в краску вогнали... Право, вы заставили меня даже
покраснеть"...
Татарин - инструктор или инспектор по строительству. Лицо не
вымышленное. Катаев изменил его фамилию в романе "Время, вперед!", когда он
был еще бригадиром. В своем романе я укажу, что он воспет Катаевым в романе
"Время, вперед!", возьму его фамилию такою, какую дал ему Катаев, и покажу,
что с ним дальше сталось.
До Магнитки он был знаменитым по укладке бетона в Москве. Здесь он
набрал бригаду частью из земляков-татар, частью из русских. С ним приехал
Маннуров - тогда еще мальчишка. Он сам помог потом Маннурову
переквалифицироваться. Маннуров пошел подручным сталевара, потом сталеваром.
Потом образовалась тройка знаменитых сталеваров, получивших сталинскую
премию, - Кузнецов, Красовский (эти двое из ремесленников, молодежь) и
Маннуров.
Красовский - из колхозников Смоленской области. Мальчишка-пастух, он
угонял скот из Смоленщины в глубину России. Родители остались в оккупации.
Отец погиб от руки немецких фашистов. Дети умерли, старики тоже. Мать,
согнанная с места (все было сожжено), скиталась в немецком тылу. Он не мог
ее разыскать, когда немцев прогнали. Она сама нашла его. Когда скот
вернулся, тех, кто его угонял, уже никого не было, но она узнала, где
сохранялся скот в нашем советском тылу, и дошла до того села (надо по
реальным материалам правдоподобно определить, где мог сохраняться скот из
Смоленского колхоза). Здесь она нашла ниточку, в своем продолжении, однако,
оборвавшуюся. Было известно, что мальчишку взяли в "трудовые резервы" и -
все. Она осела в этом колхозе, одинокая, немолодая женщина.
Потом по газетам грамотный человек узнал о знаменитом сталеваре
Красовском на Магнитке и обратил ее внимание. Все совпадало. Она написала
письмо. Встреча Красовского с матерью должна быть очень драматичной. Встреча
- там, на Магнитке. Он приводит ее в цех.
Концовка первой части: мой Кузнецов в числе лучших сталеваров Урала
(среди них и сильно преобразованный мною Амосов) в Москве. Они приехали
заключать договора по соцсоревнованию с москвичами. (Продумать, как связать
их с ленинградцами.) Кузнецов у родни Маннурова в Москве.
Сталевары-ленинградцы. Сталевары-москвичи. Кузнецов в гостях у московского
металлурга - Челнокова или его сына Николая, представителя "династии"
металлургов. Заносчивость Кузнецова не внешняя (внешне - он скромен, а
внутренняя), как представителя новой, самой передовой техники, слетает с
него перед величием традиций и более высокой культурой питерских и
московских рабочих.
Восемьсот лет Москве и двадцать Сталиногорску (он сопоставляет это про
себя). Семья Челноковых - олицетворение высокой культуры столичного
пролетариата. При более отсталой технике - исключительное мастерство,
тщательность в работе, изобретательство. И - общие знания. Сталиногорск в
культурном отношении выглядит убого.
В гостях у Николая Челнокова подручные его, как сталевара, - испанцы,
из тех, что детьми были вывезены из Испании в СССР во время освободительной
войны. Они уже хорошо говорят по-русски, сдружились с нашими, здесь
сталевары и их подручные, русские, других печей. Все они немножко подвыпили.
В испанцах заговорила родная кровь, они поют песню: "Ай, Кармела", переход
через Эбро, юноши, девушки из семьи Челноковых подпевают им. Лучше, если это
будет не в квартире Николая Челнокова (она невелика, он женат на ..., у них
двое маленьких детей), а на квартире его старика отца, металлурга,
прославленного на весь Союз. Мысли Кузнецова, изложенные выше, все
впечатления поездки, проходят в мозгу его, возвышенные аккомпанементом этой
песни "Кармела". Тут примешиваются еще соображения, что жена у Николая тоже
с полным средним образованием, как и муж, и работает, а его, Павла, Христина
недоучка, как и он, Павел, и не работает, а превратилась в домашнюю хозяйку
и недовольна своим положением. Так отлетают в сторону ранее обуревавшие его
горделивые мысли: "Они, мол, сталь варят здесь, как суп в кастрюльке, и
суповой ложкой помешивают, пусть-ка попробуют в наших большегрузных
четырехсоттонных!"
Смутно шевелится в его голове сознание, что надо сочетать передовую
технику с большой общей культурой, с великими традициями, со школой труда.
Потом калейдоскоп жизни опять на время все это заступает[?], но это -
уже в следующих частях. И только после кризиса Кузнецов все это осознает и
сам превращается в образованного человека.
На более высокой основе этот кризис проходит и новый директор комбината
Шубин, назначенный после смерти Сомова, но у него это, с одной стороны,
преодоление известной политической незрелости, превращение в большого
политического и хозяйственного руководителя из просто талантливого
инженера-новатора, а с другой - тоже отказ от пренебрежительного отношения
ко всему "старому", как у Кузнецова, но на высшей основе.
Ленинград и Москву дать не иллюстративно, а прочно ввязать в сюжет и
фабулу, через людей. Возможно, связующим звеном послужит артистка Вера, дочь
рабочего с Магнитки, если сделать ее ленинградской артисткой. Или отец
Бессонова - ижорец.
В конце первой части, когда Кузнецов находится в Москве и в Ленинграде,
"обрушить" на его сознание всю красоту и мощь старой русской архитектуры
(особенное впечатление она производит на него сравнительно со
Сталиногорском). В то же время он, как и все сталиногорцы, - патриот своего
города. И нельзя забывать, что, кроме юношеской "заносчивости", Кузнецов
полон настоящей гордости и за свой с трехсоттысячным населением город,
выросший за двадцать лет, и за передовую роль в области технического
прогресса, которую играет для всей страны их металлургический комбинат.
Надо, чтобы моя артисточка родилась в Сталиногорске. В двадцать девятом
или тридцатом году. Тогда ее отец Каратаев не мог попасть в Сталиногорск,
если это сталевар. Он мог быть доменщиком. Но не хочется делать его по типу
П. А мне не нужно двух стариков доменщиков (особенно если учесть, что отец
Сомова из Усть-Катовска (к примеру) тоже доменщик, старый уралец,
представляющий в романе старую отжившую уральскую металлургию еще, - на
древесном угольке!). И все-таки возможно сделать ее отца типа П. Теперь он
женат вторым браком, детей нет, все дети его от первой жены, умершей. Он -
прост[?], живет с средним сыном и новой женой, как прежде в бараке.
Дочь-артистка останавливается у него. Она характером и общим физическим
обликом вся в мать, только глаза отцовские. Его сыновья все вышли на
самостоятельную дорогу. У него могут быть два сына живых и двое погибших в
Отечественной войне. Двое живых сыновей - это хорошо, для фабулы. Один -
молодой доменщик (или сталевар, или прокатчик). Другой, средний, тот, что
живет с отцом, может быть типа Ш., работает на экскаваторе, он еще не
женатый, но ему лет двадцать шесть. Все это пока предположительно (Федор).
Женщина, работающая на экскаваторе, Агриппина Голубева - сменщица
Федора Каратаева. Должен быть еще третий сменщик (Басов). Работают они на
"горе". Любовь этой женщины к Федору. Но... есть горный механик, девушка, с
которой... и т.д.
Артистка, Вера Каратаева, с тремя молодыми людьми в вагоне третьего
класса. После того как она вслух говорит о смерти Сомова, все обращают
внимание на нее. Юный архитектор, хотя он едет в тот же город, даже не
знает, кто такой Сомов, что вполне можно понять, поскольку он - "натура
художественная". Но двое юных металлургов прекрасно знают, кто такой Сомов,
и очень удивлены, что смерть его произвела такое впечатление на очень
интеллигентную и очень тоненькую черненькую девушку с короткой толстой косой
(или с двумя тоненькими, длинными? А лучше всего сказать, поскольку у
девушки черненькие глазки с таким разрезом, как у китаянки, лучше сказать,
что ей и по фигуре и по этим глазам очень пошли бы две длинных тонких косы,
но у нее была короткая, толстая коса, и это придавало ей вид очень
своеобразный и безусловно русский).
- Я же там родилась... Я родилась, когда закладывали первую домну...
- Так сколько же вам лет?
- Разве вы не знаете, что такие вещи нельзя спрашивать? - наивно, без
всякой улыбки, остановив свои китайские глаза на юном металлурге, сказала
она. И, несмотря на всю серьезность обстоятельств, вызвавших этот разговор,
смерть одного из крупнейших хозяйственных руководителей и инженеров в
стране, в глазах ее одновременно появилось и выражение застенчивости и
мелькнула искорка тайного удовольствия. Если бы металлург не был так юн, он
мог бы понять, что он по меньшей мере этой девушке не неприятен. Но он не
догадался об этом.
- Значит, вам уже двадцать один, - вот никогда бы не дал... Значит, вы
едете на родину? К отцу?
- К отцу, - сказала она покорно.
- А сами вы кто? - сказал другой юный металлург (это третий из молодых
людей) в той несколько грубоватой манере, которая, к сожалению, стала
обычной между современными молодыми людьми.
- Я - артистка, - сказала она откровенно и улыбнулась, и китайские
черные глаза ее поочередно остановились на всех троих, на одно лишь
мгновение, с выражением простосердечным и вопросительным.
Вполне можно представить себе, что происходит в это время с
архитектором.
Отец артистки - Андрей Лукьянович Каратаев - из забайкальских казаков.
Работал на Петровском заводе в Забайкалье. Потом попал на завод Брянского
общества, ныне имени Петровского, в Екатеринославе, ныне Днепропетровске. Он
хорошо знает Балышева - представителя министерства по строительству, как
инженера, участвовавшего в реконструкции домен на заводе имени Петровского.
При посещении старого друга Балышев, крупный строитель, узнает тоненькую
черненькую девушку, которую видел на станции с молодыми людьми, - это дочь
его старого друга Каратаева.
Другой вариант - как отец артистки Каратаев попал на южный завод имени
Петровского. Он мог быть на германском фронте в казачьей забайкальской части
(по одному из последних военных призывов), еще не женатый. По ранению попал
в госпиталь в Екатеринослав. Женился на няне - сиделке в госпитале,
екатеринославской родом (с одной из Чечеловок - улиц). Начались перипетии
гражданской войны, смена властей, у него последствия ранения, она его
прятала. Потом он поступил на завод Брянского общества - поступил сюда, так
как уже работал до войны на Петровских заводах в Забайкалье. Он - из
бедняцкой казачьей семьи. Наружность взять с еще не старого Степана Шилова.
Такой вариант удобен для фабульных связей. Отец артистки знает смолоду
моего инженера-строителя (теперь начальника главка или заместителя
начальника). С другой стороны, он знает женщину - секретаря райкома Дашу
Панину, когда она была еще девушкой-работницей, комсомолкой, строительницей
(надо определить ее квалификацию, очень еще низкую, примитивную в ту пору).
Дарья Никитовна Панина - женщина-секретарь Заречного райкома ("Заречная
сторона"), где живут многие инженеры и руководители строительного треста и
передовые строительные рабочие, по приглашению директора треста посещает
строительство прокатного цеха (тонколистового) и видит Агриппину Голубеву,
женщину, работающую на экскаваторе, очень впечатлившую ее своей внешностью и
манерой работать в этих тяжелых условиях. Узнает ее судьбу. (Сама
несчастливая в личной жизни, секретарь райкома Панина очень понимает женщин
такой же судьбы и помогает им, - помогает в манере, ей свойственной, очень
незаметно, всегда сдержанная, суровая, даже жесткая.) Уговорила передать ее
на "гору". Уговорила сына моего доменщика Каратаева (отца артистки), скажем,
Федора, помочь женщине на экскаваторе на первых порах. Отсюда близость этой
женщины к Федору. Но так как Федор любит девушку - горного механика Аню
Борознову, Агриппина все-таки остается несчастной в этом смысле. С двумя
детьми ей трудно работать по такой тяжелой профессии. В конце концов она
идет к секретарю Зареченского райкома, преодолев гордость (а может быть,
гордость мешает ей все-таки, а секретарь райкома сама вспоминает о ней, -
вспоминает, может быть, под впечатлением своей встречи с любовью юности, с
инженером-строителем Балышевым). И Панина устраивает Агриппину
воспитательницей в общежитии ремесленников. Балышев и Панина встречаются у
Каратаева.
Нужен хороший директор или завуч, или просто учитель, или мастер
ремесленной школы металлургов, как один из героев романа. Человек лет
тридцати - тридцати двух (Гаврилов Николай Прокофьевич). Вот с ним и находит
женщина свою судьбу. Он, правда, слегка попивает. Если дать женщине в
подруги не только татарку молоденькую, а женщину еще постарше ее, тоже лет
на тридцать, по типу моей белокурой героини из Днепропетровска, но замужней,
живущей с запойным мужем в том же бараке, можно целиком использовать мотив
моей ненаписанной пьесы в отношении двух подруг (см. старые записные книжки
1937-40 годов). Они вдвоем, поставив пол-литра, обсуждают - выходить ли
младшей из них замуж.
Продумать наиболее выгодно, с точки зрения фабульного развития, кто по
специальности эта старшая из подруг Агриппины.
Любовь между Федором и девушкой Аней - горным механиком. Твердость
Федора - он не женится, пока не окончит учебу. Это непонятно девушке,
горному механику, которая готова пожертвовать собой, всей судьбой своей ради
любви.
Две подружки, девушки лет по восемнадцати - девятнадцати, живущие в
одной комнате: либо они вальцовщицы, либо работают на РОФ. Одна хочет быть
похожей на Любку Шевцову, другая на Улю Громову. Первой (она очень живая, но
некрасивая) больше нравится кинокартина "Молодая гвардия" из-за того, что
там Любка тоже не очень хороша собой, а всех покоряет. А другой больше
нравится роман, потому что ей не нравится Уля Громова в фильме, а нравится в
романе, - по наружности своей она надеется, что не уступит Уле. Их спор по
этому поводу. Обе скрывают, кому они подражают. Все должно быть окрашено
прелестной, наивной, немножко эгоистической молодостью и соперничеством, а с
моей стороны нужно найти краски очень тонкого, доброго юмора.
Если женщина, работающая на экскаваторе, Агриппина Голубева, потеряла
мужа не на войне, а от того, что он сослан за уголовное преступление, тем
более если она с неимоверными трудностями и лишениями в свое время
пробралась к нему и там, убедившись в его гнилости и преступности, порвала с
ним, - это ее прошлое может висеть над ней. Развертывая в романе уголовную
линию, вероятно, придется привести ее мужа с "приятелем" в город, где живет
эта женщина. Они еще надеются использовать ее доброту в своих преступных
замыслах.
Это дает возможность для изображения исключительно сильных переживаний
у такой натуры, как эта женщина. Муж подсылает к ней "приятеля" как раз в то
время, когда она стала воспитательницей в общежитии ремесленников (лучше -
молодых рабочих).
А в это время развертывается у секретаря Зареченского райкома именно
из-за нее, из-за ее прошлого конфликт с неким Навурским (продумать, кто это
должен быть). Секретарь райкома по служебным и бытовым делам "прижала"
Навурского по партийной линии, прижала справедливо. Это тот самый Навурский,
который говорит о секретаре райкома, что она "человек черствый",
"бездушный", "бюрократка". Сам Навурский человек по общественному положению
своему "крупный" и "сильный". Вот он-то и узнает о прошлом женщины с "горы".
И, зацепившись за это, пытается свергнуть секретаря райкома (возможно, нужна
районная партконференция).
В самый острый период этого конфликта, о котором "женщина с горы", то
есть Голубева, знает, и появляется муж ее. Она решается выдать мужа.
Гордость не позволяет ей предупредить начальника милиции, что преступники
догадаются, что она их "предала", и будут мстить ей. Она действительно
получает от мужа ножевое ранение. Его арестовывают.
Мать инженера-строителя Балышева - Лидия Владимировна, учительница,
ставшая учительницей в старое время по соображениям идейным. Взять некоторые
черты А.Ф.Колесниковой и некоторые черты мамы (см. также статью в
"Комсомольской правде").
Внешне с Константином Балышевым произошла та же метаморфоза, что с
гадким утенком, превратившимся в лебедя. Сочетание демократизма,
непосредственности, сдержанности, невнимания к своей внешности с какой-то
природной элегантностью. Стройный красавец. Несчастлив в любви при
исключительном "успехе" среди женщин. Моцартианская натура в инженерии. Все
дается легко и в то же время - все подлинное, все основано на знании, опыте,
неизвестно как приобретенных, все идет к нему, кажется, без всяких с его
стороны усилий. Необыкновенная естественность манер, обаяние. Несмотря на
его ярко выраженную интеллигентность (в строгом смысле), граничащую с
артистизмом, - любимец рабочих. Сдержанность и темперамент в работе, в
жизни; азарт не показной, скрытый. В минуты трудные, опасные -
необыкновенная смелость, напор энергии; "бешеный в работе", - говорят про
него те, кто с ним работает, а со стороны он может показаться даже
легкомысленным, так покойно, весело шутит, так "легко" живет.
Рассказать, как и почему он стал "несчастлив" в любви. (Он холост, хотя
ему уже 46-47 лет.)
О поколении пятидесятилетних - поколении Багдасарова и Дорохина. В
связи с воспоминаниями об общежитии Горной академии. Общежитии времен
перелома от военного коммунизма к нэпу и на переломе от нэпа к наступлению
на капиталистические элементы. На плечи этого поколения легли первые
пятилетки, оно же шло во главе промышленности во время Отечественной войны,
в значительной мере оно возглавляет строительство и в наши дни.
Начать роман можно с очередного заводского рапорта или графика.
Принимает рапорт главный инженер комбината Бессонов, поскольку директор
Сомов лечится на юге, в Кисловодске. И во время рапорта заходит парторг и
сообщает о смерти Сомова, только что получено известие. Главный инженер, не
выдержав, тут же в диспетчерской, в трубку, где на проводах все начальники
цехов и начальник горнорудного управления, сообщает им трагическую новость.
Она становится достоянием комбината.
В поезде, который везет зам. министра Багдасарова и всех, кто с ним,
события развертываются таким образом. Сначала дается специальный вагон.
Разговор перемежающийся: кроме уже намеченного, говорят о прогрессе техники.
Но главная тема: кем заменить Сомова? (Именно в связи с ней идет речь о
недостатках преподавания в наших технических вузах.) Конечно, лучшей
кандидатурой была бы кандидатура Бессонова, как главного инженера, давно
работающего на комбинате. Но дело в том, что буквально два дня назад, когда
еще Сомов был жив и ничто не предвещало его скоропостижной кончины в
Кисловодске, состоялось решение о назначении Бессонова на место директора
металлургического завода в областном городе. Завод этот возник в дни войны,
ему предстоит еще строиться и развертываться в мощнейший завод в Союзе. Он
сложился из эвакуированных "Электростали", "Красного Октября" ("Мюр и
Мерилиз"), в нем смешались разные кадры, старое и новое в технике, не
сложился коллектив, завод весь в стройке, - нужен был сильный директор, и
вот назначили Бессонова. Отменить решение нельзя, да и неудобно сознаться,
будто так слабо с кадрами по этому министерству.
Потом на стоянке представитель строительного глазка Балышев выходит из
вагона и видит молодежь. Отсюда его мысли о преимуществах третьего класса,
идущие, как продолжение его мыслей о днях молодости и о возможности встречи