Страница:
— Мы будем продолжать путь к Земле, — сказал Блейк. Вы не сможете изменить наш курс, мы идем прямо на космодром Нью-Йорка. Мы должны вернуться, Эллер. Это наш долг перед человечеством.
— Наш долг?
— Конечно! — с легкой ухмылкой ответил Блейк. — Человечество нуждается в нас. Мы сможем во многом помочь человечеству. Как видите, я стал улавливать некоторые ваши мысли, хотя и не все, но достаточно, для того чтобы узнать, что вы задумали. Вы скоро заметите, что мы начнем терять речь как средство общения, начнем подключаться непосредственно к…
— Вы научились читать мысли, наверное, тогда вы знаете, почему мы не должны возвращаться на Землю.
— Я знаю, о чем вы думаете, но ошибаетесь. Мы должны вернуться на Землю для их же блага. — Блейк рассмеялся. — Мы можем во многом помочь им. Мы модифицируем их, под нашим руководством изменится наука, мы переделаем все порядки на Земле. Мы, трое, очистим расу, создадим новую и расселим ее по всей Галактике. Наш бело-голубой флаг будет развеваться повсюду. Мы сделаем Землю сильной, и она будет править Вселенной.
— Значит, вот вы что задумали, — сказал Эллер. — А если Земля откажется от нашего руководства? Что тогда?
— Очень даже может быть, что земляне и не поймут, согласился Блейк, — наши приказы должны выполняться, даже если их смысл и не понятен. Вы сами командовали кораблем, вы это знаете. Для блага Земли и для…
Эллер вскочил. Он пытался нащупать противника. Но силы подвели его. Не добежав до Блейка, он упал, тяжело дыша. Ругаясь, Блейк сделал несколько шагов назад.
— Идиот! Не задумали ли вы… — Диск засветился, голубое облако ударило в лицо Эллера. Он пошатнулся и упал набок. Сильвия поднялась с трудом и медленно направилась к Блейку. Он резко повернулся к ней и взмахнул диском. Взлетело второе облако. Сильвия вскрикнула, облако пожирало ее.
— Блейк!
Качающийся силуэт Сильвий упал. Эллер, поднявшись на колени, схватил Блейка за руку. Пытаясь вырваться, Блейк потянул Эллера за собой, тот почувствовал, что силы покидают его, скользнул по полу и ударился головой. Рядом с ним лежала неподвижная и молчаливая Сильвия.
— Убирайтесь от меня, — буркнул Блейк, держа в руках диск. — Я же могу и вас точно так же разрушить, как и ее. Вам ясно?
— Значит, вы ее убили, — зарыдал Эллер.
— В этом ваша вина. Вы видите, чего вы добились в этой схватке. Отойдите! Если вы осмелитесь приблизиться ко мне, я снова выпущу облако и с вами тоже будет покончено.
Эллер лежал, не двигаясь и не отрывая взгляда от молчаливой фигуры Сильвии.
— Отлично, — усмехнулся Блейк, удалившись на большое расстояние. — Мы летим на Землю, и вы будете вести корабль, а я буду работать в лаборатории. Я умею читать ваши мысли, так что предупреждаю: если вы рискнете изменить курс, я тотчас буду знать об этом. И забудьте о Сильвии! Мы остались вдвоем, и этого достаточно, чтобы выполнить все задуманное. Уже через несколько дней мы войдем в Солнечную систему, и тогда придется много работать… Вы можете подняться?
Эллер медленно встал, опираясь на поручни.
— Хорошо, — сказал Блейк. — Мы должны тщательно подготовиться. Возможно, нас ждут трудности в общении с землянами на первых порах. Скоро ваше развитие приблизится к моему, и вы сможете помогать мне. Мы будем работать вместе над новыми изобретениями.
Эллер с презрением посмотрел на него.
— Неужели вы думаете, что я вам буду помогать? — спросил он и повернулся к неподвижно лежащей фигуре. — И вы полагаете, что после ее гибели я буду с вами?
— Эллер, — неторопливо выдавил Блейк, — вы меня удивляете. Вы должны думать со мной в одном направлении и под одним углом, ведь на карту поставлено слишком многое.
— Значит вот как вы собираетесь обращаться с людьми? И такими средствами хотите помочь им?
— Вы занимаете более реалистичную позицию, — спокойно ответил Блейк, — но поймите, что люди будущего… — Они стояли друг против друга, и на лице Блейка мелькнуло выражение сомнения.
— Вы должны смотреть на вещи по-новому, и вы это сделаете. — Он слегка нахмурился и приподнял диск. — Какие у вас сомнения? — Эллер не ответил. — Может быть, — задумчиво произнес Блейк, — вы на меня злитесь. Может, случай с Сильвией помутил ваш рассудок, меня это наталкивает на мысль, что я обойдусь и один. Если вы не хотите присоединиться ко мне, я перешагну через ваш труп. Я обойдусь своими силами, Эллер. Пожалуй, это даже лучше. Рано или поздно такой момент выбора для вас настанет.
Вдруг Блейк завопил. Крупная светящаяся фигура отделилась от стены и медленно стала продвигаться по залу. Сразу показалась другая, третья… Всего их было пятеро, они слегка трепетали, мигая каким-то внутренним светом. Все они были на одно лицо и ничем не отличались друг от друга, без каких-либо характерных черт. Фигуры расположились в центре контрольного зала. Они бесшумно парили над полом, как бы выжидая. Эллер смотрел на них, не отрываясь, а Блейк опустил свой диск. Он стоял неподвижно, бледный, раскрыв рот от удивления. Внезапно Эллера осенила мысль, и он вздрогнул от ужаса. Он не видел фигур ослепшими глазами, но чувствовал их новыми органами восприятия. Он задумался и понял, почему эти контуры фигур не были отчетливыми и почему воспринимались совсем одинаковыми. Это была энергия в чистом виде.
Блейк пришел немного в себя.
— К-как? — заикался он, двигая диском. — Кто?
Но мысль, возникшая в голове Эллера, перебила Блейка. Она была твердая и четкая: «Сначала девушку». Две фигуры двинулись к безжизненному телу Сильвии, лежавшему недалеко от Эллера, и зависли над ней, блестящие и трепещущие. Часть сверкающей короны отделилась, упала на тело девушки и окружила его пылающим огнем.
«Достаточно, — пришла вторая мысль, через несколько секунд. Корона поднялась. — А теперь того, с оружием».
Одна фигура двинулась к Блейку. Он попятился к выходу, дрожа от страха.
— Кто вы? — спросил он, поднимая диск. — Откуда вы взялись?
Фигура продолжала к нему приближаться.
— Стойте! — закричал Блейк. — Иначе…
Голубое облако проникло в фигуру, она чуть вздрогнула и поглотила облако, потом двинулась снова. Челюсть Блейка отвисла от удивления. Пятясь, он отступил в коридор, прикрыв за собой дверь. Фигура остановилась в нерешительности перед дверью. К ней подошла вторая. Светящийся шар вышел из первой фигуры и покатился за Блейком. Он окутал его и погас. Там, где стоял Блейк, не было никого, вообще ничего.
«Неприятно, — сказала вторая мысль, — но это необходимо. Девушка ожила?»
— Да.
— Хорошо.
— Кто вы? — поинтересовался Эллер. — А как Сильв? Она жива?
— Девушка поправится. — Фигуры собрались вокруг Эллера. — Мы могли вмешаться до начала событий, но мы предпочли подождать, пока тот, кто держал оружие, овладеет ситуацией.
— Значит, вы были в курсе происходящих событий с самого начала?
— Да, мы все видели.
— Но кто вы? Как вы сюда попали?
— Мы здесь были все время…
— Здесь?
— Да, на борту корабля. Ведь первую дозу облучения получили мы, а не вы, как предполагал Блейк. Наша метаморфоза началась значительно раньше, чем его. Нам пришлось пройти большой путь в своем развитии. Ваша раса эволюционировала мало, произошли лишь небольшие мутации: чуть увеличился череп, исчезли волосы. Нашей расе, наоборот, пришлось пройти весь путь с самого начала.
— Ваша раса? — Эллер оглянулся вокруг. — Значит, вы…
— Да, — пришла спокойная мысль. — Вы правы. Мы хомяки из лаборатории, которых вы взяли для опытов. Но мы не в обиде на вас, и ваша раса нас вообще не интересует. В известной степени мы многим вам обязаны, именно вы помогли нам выйти на новый путь. Мы увидели наше предназначение за несколько коротких мгновений. За это мы вам и признательны, и думаю, что уже расплатились: девушка ожила и приходит в себя, Блейк исчез. Вам разрешается продолжить ваш путь и вернуться на вашу планету.
— Возвратиться на Землю? — переспросил Эллер, нахмурившись. — Но…
— Мы все детально обсудили и пришли к единому мнению. Нет никакой необходимости оставаться вам здесь, в дальнейшем ваша раса достигнет определенного уровня развития, и нет смысла торопить события. Но перед своим отбытием мы решили сделать кое-что для вашего общего блага и для вашей расы вообще. Вы сейчас все поймете.
И первой фигуры мгновенно вылетел огненный шар и завис над Эллером, коснулся его и перешел к Сильвии.
«Это лучше, — констатировала мысль, — вне всякого сомнения».
Они смотрели в иллюминатор. Первый светящийся шар отделился от стенки корабля и стал удаляться в пространство.
— Смотрите, — закричала Сильвия.
Шар света быстро удалялся от корабля, набирая скорость с невероятной быстротой, вслед за ним пустился еще один. За ним третий, четвертый и наконец пятый. Все они растворились в глубине космоса.
Как только они исчезли с поля видимости, Сильвия обернулась к Эллеру, глаза блестели.
— Вот и все закончилось. Интересно, куда они направились?
— Кто знает, но, вероятно, далеко, как можно дальше от нашей Галактики.
Эллер обернулся и протянул руки к волосам Сильвии.
— Вы знаете, — сказал он, широко улыбаясь, — ваши волосы стоят того, чтобы их видеть, это самые прекрасные волосы в нашей Вселенной.
— Сейчас нам любые волосы покажутся самыми красивыми, смеясь, добавила она. — Даже ваши, Крис.
Эллер долго смотрел на нее и наконец сказал:
— Они правы!
— А именно?
— Так гораздо лучше, — Эллер смотрел на девушку, на ее волосы, темные глаза, красные горячие губы, знакомый стройный силуэт. — Я согласен… Тут нет никаких сомнений.
Жак Стернберг
Когда он покинул стенд, на котором его в течение десяти лет собирали и усовершенствовали, он выглядел так, что в первое мгновение можно было серьезно подумать, не стоит ли ему дать персональное удостоверение личности и внести его в списки социального страхования.
Но в конце концов он был всего лишь роботом.
В его внешности не было ничего выдающегося. Он не был слишком большим, и особенно привлекательным его назвать было нельзя. Это был такой же человек, как и множество других. Возможно, в нем скрывались необычайные способности, которыми был снабжен его мыслительный аппарат? Эти способности были так всеохватывающи, что выводили на новый вопрос; какое же задание должен был выполнить этот робот? Здесь были только муки выбора, и выбора неограниченного. В концерне, где его разработали и создали, однажды поняли, что управление хозяйством теперь стало проблематичным, а этот робот без труда мог в одиночку руководить и самим концерном, и его дочерними предприятиями. Он мог в одиночку произвести расчеты всех фирм, взять управление всеми отделами и общее руководство отдельными филиалами, э также принять ответственность директората концерна. Короче, он был в состоянии координировать работу сотен отделов, связав их одной-единственной нервной системой, и при этом находить для каждой проблемы не только удовлетворительное, но и оптимальное решение среди сотен других.
Но генеральный директор концерна считал себя незаменимым, и каждый заведующий отделом думал о себе то же самое, поэтому было решено использовать робота как простого служащего, который обладал такими же способностями, как и обычные люди.
Решили даже позволить ему подниматься по служебной лестнице ступенька за ступенькой. Сначала его отправили в отдел отгрузки продукции на подземный этаж. За один час робот выполнил план десяти дней, сделал всю текущую дневную работу и, кроме того, работу последующих двух дней. Потом он был переведен на первый наземный этаж, где он своим прилежанием и усердием самым роковым образом повлиял на других складских рабочих.
Из упаковщика он стал клерком. За полчаса он сделал работу всего отдела, причем он отвечал на письма С гениальной смелостью, которая бросалась в глаза. Он также аккуратно разобрал всю почту, поступившую за день.
Совет управления концерна понял, что в будущем он больше не может доверять роботу заданий, над которыми он работал бы вместе с другими служащими. Его нужно изолировать, если Совет не хочет, чтобы во всех отделах поселился коллективный дух комплекса неполноценности.
Его назначили уполномоченным.
Задания его были различными, но строго ограниченными: он должен был ездить из города в город, поддерживать связь между различными дочерними предприятиями, делать различные доклады. В случае необходимости он мог изредка проявлять инициативу.
Уполномоченный занимался этой работой целый год. Он координировал, организовывал, слал доклады, ездил повсюду, не отдыхая ни часу, не снижая ни ритма, ни темпа, как мыслящая машина. И тысячи инициатив, о которых он докладывал руководству концерна, позволили тому в течение месяца троекратно увеличить торговый оборот и превратить концерн в трест, ответвления которого директорат больше не мог проследить, а потом в огромное предприятие, обладающее руководящими кадрами, директоратом, а также главным руководителем, причем главная задача всех их состояла в том, чтобы удержаться на самом верху руководства предприятием; это была иллюзия, которой они могли спокойно отдаться, потому что миллиарды людей здесь работали как один человек.
Но однажды все связи оборвались.
Уполномоченного послали в Италию, он прибыл туда и послал оттуда первое сообщение. И это было все. Больше ни одного доклада, и никто не знал его адреса в Риме.
Прошел месяц.
Директорат попытался разобраться в путанице множества нововведений, которые создал мозг робота, он старался решить возникающие вопросы и проблемы непрерывными расчетами и алхимией слов. Тщетно. Нужно было учитывать не только характерный упадок объемов торговли, но и предстоящую конкуренцию.
Уполномоченного разыскивала полиция всего мира, этим занимались даже частные детективы, но все напрасно. Его следов нигде не удалось обнаружить. Приходилось предположить, что он исчез или просто растворился.
Но это было не так.
Робот был жив. И он по-прежнему находился в Риме. Но он больше не интересовался и не занимался торговлей. Он забыл обо всех своих функциях, своих заданиях, своей ответственности. Он забыл обо всем.
Все дни он проводил в маленьком зале одного из музеев столицы. Он приходил каждое утро и уходил только тогда, когда музей закрывался.
В его жизни теперь была только одна-единственная цель. Он по самые уши влюбился в предмет, выставленный на витрине музея: в восхитительные маленькие маятниковые часики восемнадцатого столетия.
Раймон Квено
Один из официантов подошел и спросил, что ему подать. Странник подумал о своем спутнике, который теперь, наверное, потерянно бредет под дождем. Он заказал вермут и комнату на ночь. Комнату даст хозяин, ответил официант. Хозяин скоро будет, вы должны подождать его; не беспокойтесь, комната у вас будет.
Хозяин пришел через полчаса. Слуга сидел в отдалении и читал тоненький роман. Странник подумал: где теперь его спутник? Наверное, он промок до нитки. Или укрылся в какой-нибудь хижине, подвале, садовом домике, сарае? Или, может быть, он шел под дождем, оставаясь совершенно сухим? Хозяин сказал:
— Вам нужна комнате, месье?
— Да, на ночь.
— Нет ничего проще, туристы в это время редки. Вы можете занять лучшую комнату.
— Конечно, но… цена?
— Двадцать франков за комнату, и, как я уже сказал, вы можете занять лучшую, за которую я летом беру пятьдесят франков. Возьмите ту, которая вам больше всего понравится. Гость, месье; всегда прав. Да, клянусь, — сказал хозяин, — я всегда уважаю гостей.
— Вы удивили меня, — произнес странник, — потому что это нехарактерно для вашей профессии.
— Месье, месье, не критикуйте нашу профессию. Хотя я хорошо знаю, что являюсь исключением, но, несмотря на это, существует солидарность, месье.
— Я не хотел раздражать вас.
— Вы не раздражили меня, поэтому я еще раз говорю вам, что гость для меня, как бы это лучше выразиться… священен.
— Святое небо! — сказал странник.
И посмотрел на хозяина.
Румяный, гладко выбритый толстяк внушительного роста. Он уперся руками в бедра и уставился на стену; казалось, он полностью заполнил собой все помещение. Потом он сказал:
— Скажем, я не такой, как другие. — И улыбнулся.
— Я хотел бы, — ответил странник, — снять лучшую комнату за двадцать франков, чтобы доставить вам удовольствие.
— Вы еще никогда здесь не были? — спросил хозяин.
— Нет. До вчерашнего дня я даже не знал о существовании СантСерте-сюр-Креш. Я иду из Кугоржа в Гугугнак.
— В это время года?
— У меня в это время года отпуск. В Гугугнаке хорошая кухня, не так ли?
— Говорят, месье. Теперь я оставлю вас. Занимайте комнату номер один. Гортензия, приготовьте первый для господина, — потом пробормотал: — Странно, он уже снова исчез.
Странник проследил взглядом, как вышел хозяин. Гортензия тут же отправилась выполнять приказание, и он надолго остался один.
Одна из дверей, ведущих в таверну, медленно приоткрылась, но не видно было, чтоб кто-то вошел. Посетитель перегнулся через стол и тут увидел собаку, только что вошедшую в помещение.
Пес неопределенной породы, похожий на фокстерьера, с коричневой шерстью, обнюхал ножки двух или трех столов и стульев, сделал один — два поворота, потом бочком, осторожно, приблизился к страннику. Тот присвистнул, чтобы привлечь внимание животного, которое уверенно, по-хозяйски запрыгнуло на стул перед странником и уселось на нем.
Оба они смотрели друг на друга.
— Может быть, хочешь кусочек сахара, моя собачка, а? спросил странник.
— Я не ВАША собака, — возразило животное. — Я сама по себе. Я вообще не из этого дома; если его владелец так считает, он глубоко ошибается. Что же касается сахара, то я совсем не прочь получить кусочек. Там, наверху, на комоде, стоит полная сахарница; если вам не жалко и не трудно, вы можете оказать мне такую любезность.
Странник на мгновение неподвижно застыл, но лицо его не выразило ни удивления, ни страха. Немного позже он встал, чтобы взять кусочек сахара и дать его собаке, которая с чавканьем раскусила его. Жадно облизав лапу, собака сказала:
— Я — Дино. Зовут меня Дино.
— Очень приятно, — ответил странник. — А я — Амадей Гюбернатис, младший депутат Французского собрания.
— Совершенно верно, — ответил пес. — Вы итальянского происхождения?
— Как и большинство французов, — произнес депутат.
— Пожалуйста, не сердитесь, месье Амадей. Я ни в коем случае не расист, хотя по отцовской линии происхожу от первоклассного производителя, — он улыбнулся и очень серьезно добавил. — Вы, конечно, здесь скучаете?
— Я? Нет, ничуть, — ответил Амадей. — Я никогда не скучаю.
— Только животные никогда не скучают, — возразил пес, или индивидуумы, которые живут естественной жизнью. Но отсутствие скуки у депутата меня удивляет.
— У меня в голове все время какие-нибудь планы, — сказал Амадей, — какие-нибудь конструкции, проекты, законы, декреты.
— Но перерабатывать тоже не годится, — возразила собака, покачав головой.
— Что значит перерабатывать? Вообще-то я с тринадцати лет работаю от двух до восемнадцати часов в день.
— У меня мурашки идут по коже, когда я это слышу, — ответила собака. — Нельзя ли попросить вас дать мне еще кусочек сахара?
— Охотно, — сказал Амадей.
После того как сахар был съеден, беседа продолжилась.
— Зачем так много работать? — спросила собака.
— Я специалист. Специалист по вопросам власти и капитала. Я не только доктор права и имею диплом Юриста, я также магистр изящных искусств. Я еще никогда здесь не был, и в этом моя сила… моя сила.
— Вы очень честолюбивы, — сказала собака, облизывая лапу.
— Честолюбив… честолюбив… Трудно сказать… Честолюбив.
— Может быть, вы думаете о своем народе? О своих избирателях?
— Совершенно верно. Только ради них я стал специалистом. В конце концов не каждый может так научиться, как я. Только ради них я сосредоточил в своих руках такую власть: при помощи этого оружия я сражаюсь за них.
— Гррмф! — рыкнула собака. — Гррмф!
— Ну, хорошо, пожалуй, я честолюбец, — согласился Амадей. — Но в данный момент я в отпуске.
— Один?
— Пока что. Я только что потерял спутника. Я странствую пешком по стране. Это очень познавательно. А какие потом будут воспоминания!
Пес зевнул и спрыгнул со стула. Он сделал два или три круга, обнюхал две-три вещи, затем толкнул другую дверь и выбежал наружу, не сказав «до свидания».
Почти сразу же после этого через другую дверь вошел официант и спросил Гюбернатиса, не хочет ли он поужинать.
Он хотел.
Вот еще!
Его и обслуживали как случайного посетителя.
Слава Богу, Гюбернатис не был изысканным гурманом.
Девушка накрыла скатертью стол перед ним, поставила столовый прибор и чуть позже вернулась с миской супа. Ужин состоял из супа, омлета, салата и фруктов. Все подавали очень быстро и так же быстро убирали. Кельнерша попыталась флиртовать с гостем, но тот не проявил к ней никакого интереса, по крайней мере не показал его. Вскоре после того, как странник очистил яблоко, в таверну вошел одноглазый старик в бархатных штанах.
— Гортензия, горячий пикон, — потребовал он.
Он глянул на странника своим единственным глазом.
— Ну, как дела, месье Бланди? — спросила кельнерша. Как всегда, ни шатко ни валко, старый увалень?
Странник понял, что вновь пришедший был глух. Кельнерша поставила на стойку пикон, а возле него — горячую воду и остановилась, вперив руки в бедра.
— Совсем не так плохо, Гортензия, — продолжил одноглазый старик. — Конечно, я как всегда мучаюсь ревматизмом. Но ха! Это еще ни о чем не говорит. Это ни о чем не говорит. Сегодня дождь, гм, гм! Черви выползают наружу.
Он снова посмотрел на странника.
— Погода не подходящая для прогулок, — сказал он. — Нет ничего приятного в такой погоде, не правда ли?
Хотя этот вопрос был направлен прямо ему, странник ничего не ответил.
— Грибы протухнут, — продолжил одноглазый, — и виноград уже не будет так хорош. Совсем не хорош. Шампиньоны протухнут, виноград обвалится, вот так.
— Ну и старый увалень, — улыбнувшись, сказала Гортензия.
Она подтянула резинку, которая резала ей бедро. Она по-прежнему стояла на месте. Странник доел свое яблоко.
— Кофе?
— Нет, спасибо.
— Тут невозможно спать, — сказал старик.
— Займись лучше своими делами, старый оборванец, — сказала Гортензия и, повернувшись к страннику, произнесла: — Это мой дядя. Он себе на уме.
— Она так думает, — ответил одноглазый, который оказался совсем не глух. — Она так считает. Если бы у меня не было ревматизма, я был бы бодр, как юноша. Как настоящий юноша.
— Он что-то замышляет, — сказала Гортензия. — Несмотря на свой почтенный возраст, он все еще способен на шальные проделки. Кое-кто считает его колдуном. Он вправляет вывихи и гадает на огне. Он знает названия всех трав и знает, для чего их можно использовать. Раньше поговаривали, что он может беседовать с умершими.
— Россказни, — буркнул одноглазый.
— У него дома есть говорящая голова, которая рассказывает ему обо всем, что происходит в мире, — продолжила Гортензия, вытирая стол. Когда она это делала, ее мощная грудь уперлась в плечо мужчины, а ее колено коснулось его руки. Но ее никто не видел, только я однажды, когда была маленькой и испытывала перед этим языческий страх; были люди, которые утверждали, что это было радио, а не голова, но я заверяю вас, что когда я была маленькой, не было еще никакого радио — а я еще не старая, месье, мне двадцать лет; мне также говорили, что все это мне приснилось. Но я видела эту голову, да!
— Случайно, — сказал одноглазый.
— У него есть еще два ворона, которые шпионят за мной, они летают повсюду, садятся на подоконники, осматривают все вокруг, а потом рассказывают ему обо всем, что видели и слышали. Некоторые из местных молодых людей пытались их убить, но им это не удалось; напротив, юношей находили либо ранеными, либо вообще мертвыми.
— Совершенно верно, — произнес одноглазый.
Гортензия двинулась с места.
— Он единственный оставшийся в живых из всей моей семьи.
Странник раскурил трубку.
— Вы странствуете пешком? — спросил его старик. — Это гораздо более познавательно, чем на поезде или на автомобиле. Есть вещи, которых на большой скорости просто не заметишь.
— Да, это так.
— Вы будете ночевать здесь?
— Да.
— Тогда утром зайдите ко мне, и я покажу вам много интересных вещей. Вы же ученый и имеете дело как с числами, так и со статистикой.
— Наш долг?
— Конечно! — с легкой ухмылкой ответил Блейк. — Человечество нуждается в нас. Мы сможем во многом помочь человечеству. Как видите, я стал улавливать некоторые ваши мысли, хотя и не все, но достаточно, для того чтобы узнать, что вы задумали. Вы скоро заметите, что мы начнем терять речь как средство общения, начнем подключаться непосредственно к…
— Вы научились читать мысли, наверное, тогда вы знаете, почему мы не должны возвращаться на Землю.
— Я знаю, о чем вы думаете, но ошибаетесь. Мы должны вернуться на Землю для их же блага. — Блейк рассмеялся. — Мы можем во многом помочь им. Мы модифицируем их, под нашим руководством изменится наука, мы переделаем все порядки на Земле. Мы, трое, очистим расу, создадим новую и расселим ее по всей Галактике. Наш бело-голубой флаг будет развеваться повсюду. Мы сделаем Землю сильной, и она будет править Вселенной.
— Значит, вот вы что задумали, — сказал Эллер. — А если Земля откажется от нашего руководства? Что тогда?
— Очень даже может быть, что земляне и не поймут, согласился Блейк, — наши приказы должны выполняться, даже если их смысл и не понятен. Вы сами командовали кораблем, вы это знаете. Для блага Земли и для…
Эллер вскочил. Он пытался нащупать противника. Но силы подвели его. Не добежав до Блейка, он упал, тяжело дыша. Ругаясь, Блейк сделал несколько шагов назад.
— Идиот! Не задумали ли вы… — Диск засветился, голубое облако ударило в лицо Эллера. Он пошатнулся и упал набок. Сильвия поднялась с трудом и медленно направилась к Блейку. Он резко повернулся к ней и взмахнул диском. Взлетело второе облако. Сильвия вскрикнула, облако пожирало ее.
— Блейк!
Качающийся силуэт Сильвий упал. Эллер, поднявшись на колени, схватил Блейка за руку. Пытаясь вырваться, Блейк потянул Эллера за собой, тот почувствовал, что силы покидают его, скользнул по полу и ударился головой. Рядом с ним лежала неподвижная и молчаливая Сильвия.
— Убирайтесь от меня, — буркнул Блейк, держа в руках диск. — Я же могу и вас точно так же разрушить, как и ее. Вам ясно?
— Значит, вы ее убили, — зарыдал Эллер.
— В этом ваша вина. Вы видите, чего вы добились в этой схватке. Отойдите! Если вы осмелитесь приблизиться ко мне, я снова выпущу облако и с вами тоже будет покончено.
Эллер лежал, не двигаясь и не отрывая взгляда от молчаливой фигуры Сильвии.
— Отлично, — усмехнулся Блейк, удалившись на большое расстояние. — Мы летим на Землю, и вы будете вести корабль, а я буду работать в лаборатории. Я умею читать ваши мысли, так что предупреждаю: если вы рискнете изменить курс, я тотчас буду знать об этом. И забудьте о Сильвии! Мы остались вдвоем, и этого достаточно, чтобы выполнить все задуманное. Уже через несколько дней мы войдем в Солнечную систему, и тогда придется много работать… Вы можете подняться?
Эллер медленно встал, опираясь на поручни.
— Хорошо, — сказал Блейк. — Мы должны тщательно подготовиться. Возможно, нас ждут трудности в общении с землянами на первых порах. Скоро ваше развитие приблизится к моему, и вы сможете помогать мне. Мы будем работать вместе над новыми изобретениями.
Эллер с презрением посмотрел на него.
— Неужели вы думаете, что я вам буду помогать? — спросил он и повернулся к неподвижно лежащей фигуре. — И вы полагаете, что после ее гибели я буду с вами?
— Эллер, — неторопливо выдавил Блейк, — вы меня удивляете. Вы должны думать со мной в одном направлении и под одним углом, ведь на карту поставлено слишком многое.
— Значит вот как вы собираетесь обращаться с людьми? И такими средствами хотите помочь им?
— Вы занимаете более реалистичную позицию, — спокойно ответил Блейк, — но поймите, что люди будущего… — Они стояли друг против друга, и на лице Блейка мелькнуло выражение сомнения.
— Вы должны смотреть на вещи по-новому, и вы это сделаете. — Он слегка нахмурился и приподнял диск. — Какие у вас сомнения? — Эллер не ответил. — Может быть, — задумчиво произнес Блейк, — вы на меня злитесь. Может, случай с Сильвией помутил ваш рассудок, меня это наталкивает на мысль, что я обойдусь и один. Если вы не хотите присоединиться ко мне, я перешагну через ваш труп. Я обойдусь своими силами, Эллер. Пожалуй, это даже лучше. Рано или поздно такой момент выбора для вас настанет.
Вдруг Блейк завопил. Крупная светящаяся фигура отделилась от стены и медленно стала продвигаться по залу. Сразу показалась другая, третья… Всего их было пятеро, они слегка трепетали, мигая каким-то внутренним светом. Все они были на одно лицо и ничем не отличались друг от друга, без каких-либо характерных черт. Фигуры расположились в центре контрольного зала. Они бесшумно парили над полом, как бы выжидая. Эллер смотрел на них, не отрываясь, а Блейк опустил свой диск. Он стоял неподвижно, бледный, раскрыв рот от удивления. Внезапно Эллера осенила мысль, и он вздрогнул от ужаса. Он не видел фигур ослепшими глазами, но чувствовал их новыми органами восприятия. Он задумался и понял, почему эти контуры фигур не были отчетливыми и почему воспринимались совсем одинаковыми. Это была энергия в чистом виде.
Блейк пришел немного в себя.
— К-как? — заикался он, двигая диском. — Кто?
Но мысль, возникшая в голове Эллера, перебила Блейка. Она была твердая и четкая: «Сначала девушку». Две фигуры двинулись к безжизненному телу Сильвии, лежавшему недалеко от Эллера, и зависли над ней, блестящие и трепещущие. Часть сверкающей короны отделилась, упала на тело девушки и окружила его пылающим огнем.
«Достаточно, — пришла вторая мысль, через несколько секунд. Корона поднялась. — А теперь того, с оружием».
Одна фигура двинулась к Блейку. Он попятился к выходу, дрожа от страха.
— Кто вы? — спросил он, поднимая диск. — Откуда вы взялись?
Фигура продолжала к нему приближаться.
— Стойте! — закричал Блейк. — Иначе…
Голубое облако проникло в фигуру, она чуть вздрогнула и поглотила облако, потом двинулась снова. Челюсть Блейка отвисла от удивления. Пятясь, он отступил в коридор, прикрыв за собой дверь. Фигура остановилась в нерешительности перед дверью. К ней подошла вторая. Светящийся шар вышел из первой фигуры и покатился за Блейком. Он окутал его и погас. Там, где стоял Блейк, не было никого, вообще ничего.
«Неприятно, — сказала вторая мысль, — но это необходимо. Девушка ожила?»
— Да.
— Хорошо.
— Кто вы? — поинтересовался Эллер. — А как Сильв? Она жива?
— Девушка поправится. — Фигуры собрались вокруг Эллера. — Мы могли вмешаться до начала событий, но мы предпочли подождать, пока тот, кто держал оружие, овладеет ситуацией.
— Значит, вы были в курсе происходящих событий с самого начала?
— Да, мы все видели.
— Но кто вы? Как вы сюда попали?
— Мы здесь были все время…
— Здесь?
— Да, на борту корабля. Ведь первую дозу облучения получили мы, а не вы, как предполагал Блейк. Наша метаморфоза началась значительно раньше, чем его. Нам пришлось пройти большой путь в своем развитии. Ваша раса эволюционировала мало, произошли лишь небольшие мутации: чуть увеличился череп, исчезли волосы. Нашей расе, наоборот, пришлось пройти весь путь с самого начала.
— Ваша раса? — Эллер оглянулся вокруг. — Значит, вы…
— Да, — пришла спокойная мысль. — Вы правы. Мы хомяки из лаборатории, которых вы взяли для опытов. Но мы не в обиде на вас, и ваша раса нас вообще не интересует. В известной степени мы многим вам обязаны, именно вы помогли нам выйти на новый путь. Мы увидели наше предназначение за несколько коротких мгновений. За это мы вам и признательны, и думаю, что уже расплатились: девушка ожила и приходит в себя, Блейк исчез. Вам разрешается продолжить ваш путь и вернуться на вашу планету.
— Возвратиться на Землю? — переспросил Эллер, нахмурившись. — Но…
— Мы все детально обсудили и пришли к единому мнению. Нет никакой необходимости оставаться вам здесь, в дальнейшем ваша раса достигнет определенного уровня развития, и нет смысла торопить события. Но перед своим отбытием мы решили сделать кое-что для вашего общего блага и для вашей расы вообще. Вы сейчас все поймете.
И первой фигуры мгновенно вылетел огненный шар и завис над Эллером, коснулся его и перешел к Сильвии.
«Это лучше, — констатировала мысль, — вне всякого сомнения».
Они смотрели в иллюминатор. Первый светящийся шар отделился от стенки корабля и стал удаляться в пространство.
— Смотрите, — закричала Сильвия.
Шар света быстро удалялся от корабля, набирая скорость с невероятной быстротой, вслед за ним пустился еще один. За ним третий, четвертый и наконец пятый. Все они растворились в глубине космоса.
Как только они исчезли с поля видимости, Сильвия обернулась к Эллеру, глаза блестели.
— Вот и все закончилось. Интересно, куда они направились?
— Кто знает, но, вероятно, далеко, как можно дальше от нашей Галактики.
Эллер обернулся и протянул руки к волосам Сильвии.
— Вы знаете, — сказал он, широко улыбаясь, — ваши волосы стоят того, чтобы их видеть, это самые прекрасные волосы в нашей Вселенной.
— Сейчас нам любые волосы покажутся самыми красивыми, смеясь, добавила она. — Даже ваши, Крис.
Эллер долго смотрел на нее и наконец сказал:
— Они правы!
— А именно?
— Так гораздо лучше, — Эллер смотрел на девушку, на ее волосы, темные глаза, красные горячие губы, знакомый стройный силуэт. — Я согласен… Тут нет никаких сомнений.
Жак Стернберг
УПОЛНОМОЧЕННЫЙ
(Перевод с франц. И. Горачина)
Но в конце концов он был всего лишь роботом.
В его внешности не было ничего выдающегося. Он не был слишком большим, и особенно привлекательным его назвать было нельзя. Это был такой же человек, как и множество других. Возможно, в нем скрывались необычайные способности, которыми был снабжен его мыслительный аппарат? Эти способности были так всеохватывающи, что выводили на новый вопрос; какое же задание должен был выполнить этот робот? Здесь были только муки выбора, и выбора неограниченного. В концерне, где его разработали и создали, однажды поняли, что управление хозяйством теперь стало проблематичным, а этот робот без труда мог в одиночку руководить и самим концерном, и его дочерними предприятиями. Он мог в одиночку произвести расчеты всех фирм, взять управление всеми отделами и общее руководство отдельными филиалами, э также принять ответственность директората концерна. Короче, он был в состоянии координировать работу сотен отделов, связав их одной-единственной нервной системой, и при этом находить для каждой проблемы не только удовлетворительное, но и оптимальное решение среди сотен других.
Но генеральный директор концерна считал себя незаменимым, и каждый заведующий отделом думал о себе то же самое, поэтому было решено использовать робота как простого служащего, который обладал такими же способностями, как и обычные люди.
Решили даже позволить ему подниматься по служебной лестнице ступенька за ступенькой. Сначала его отправили в отдел отгрузки продукции на подземный этаж. За один час робот выполнил план десяти дней, сделал всю текущую дневную работу и, кроме того, работу последующих двух дней. Потом он был переведен на первый наземный этаж, где он своим прилежанием и усердием самым роковым образом повлиял на других складских рабочих.
Из упаковщика он стал клерком. За полчаса он сделал работу всего отдела, причем он отвечал на письма С гениальной смелостью, которая бросалась в глаза. Он также аккуратно разобрал всю почту, поступившую за день.
Совет управления концерна понял, что в будущем он больше не может доверять роботу заданий, над которыми он работал бы вместе с другими служащими. Его нужно изолировать, если Совет не хочет, чтобы во всех отделах поселился коллективный дух комплекса неполноценности.
Его назначили уполномоченным.
Задания его были различными, но строго ограниченными: он должен был ездить из города в город, поддерживать связь между различными дочерними предприятиями, делать различные доклады. В случае необходимости он мог изредка проявлять инициативу.
Уполномоченный занимался этой работой целый год. Он координировал, организовывал, слал доклады, ездил повсюду, не отдыхая ни часу, не снижая ни ритма, ни темпа, как мыслящая машина. И тысячи инициатив, о которых он докладывал руководству концерна, позволили тому в течение месяца троекратно увеличить торговый оборот и превратить концерн в трест, ответвления которого директорат больше не мог проследить, а потом в огромное предприятие, обладающее руководящими кадрами, директоратом, а также главным руководителем, причем главная задача всех их состояла в том, чтобы удержаться на самом верху руководства предприятием; это была иллюзия, которой они могли спокойно отдаться, потому что миллиарды людей здесь работали как один человек.
Но однажды все связи оборвались.
Уполномоченного послали в Италию, он прибыл туда и послал оттуда первое сообщение. И это было все. Больше ни одного доклада, и никто не знал его адреса в Риме.
Прошел месяц.
Директорат попытался разобраться в путанице множества нововведений, которые создал мозг робота, он старался решить возникающие вопросы и проблемы непрерывными расчетами и алхимией слов. Тщетно. Нужно было учитывать не только характерный упадок объемов торговли, но и предстоящую конкуренцию.
Уполномоченного разыскивала полиция всего мира, этим занимались даже частные детективы, но все напрасно. Его следов нигде не удалось обнаружить. Приходилось предположить, что он исчез или просто растворился.
Но это было не так.
Робот был жив. И он по-прежнему находился в Риме. Но он больше не интересовался и не занимался торговлей. Он забыл обо всех своих функциях, своих заданиях, своей ответственности. Он забыл обо всем.
Все дни он проводил в маленьком зале одного из музеев столицы. Он приходил каждое утро и уходил только тогда, когда музей закрывался.
В его жизни теперь была только одна-единственная цель. Он по самые уши влюбился в предмет, выставленный на витрине музея: в восхитительные маленькие маятниковые часики восемнадцатого столетия.
Раймон Квено
НА КРАЮ ЛЕСА
(Перевод с франц. И. Горачина)
1
На краю леса спутники разделились. Один из них повернул направо, а другой налево, к деревне. Деревья стали реже, по обе стороны дороги потянулись поля, дома приближались. Странник вошел в деревню уже в сумерках. На постоялом дворе зажгли лампы, когда он переступил порог таверны. Пошел дождь; он сел на скамью, поставив рюкзак на пол.Один из официантов подошел и спросил, что ему подать. Странник подумал о своем спутнике, который теперь, наверное, потерянно бредет под дождем. Он заказал вермут и комнату на ночь. Комнату даст хозяин, ответил официант. Хозяин скоро будет, вы должны подождать его; не беспокойтесь, комната у вас будет.
Хозяин пришел через полчаса. Слуга сидел в отдалении и читал тоненький роман. Странник подумал: где теперь его спутник? Наверное, он промок до нитки. Или укрылся в какой-нибудь хижине, подвале, садовом домике, сарае? Или, может быть, он шел под дождем, оставаясь совершенно сухим? Хозяин сказал:
— Вам нужна комнате, месье?
— Да, на ночь.
— Нет ничего проще, туристы в это время редки. Вы можете занять лучшую комнату.
— Конечно, но… цена?
— Двадцать франков за комнату, и, как я уже сказал, вы можете занять лучшую, за которую я летом беру пятьдесят франков. Возьмите ту, которая вам больше всего понравится. Гость, месье; всегда прав. Да, клянусь, — сказал хозяин, — я всегда уважаю гостей.
— Вы удивили меня, — произнес странник, — потому что это нехарактерно для вашей профессии.
— Месье, месье, не критикуйте нашу профессию. Хотя я хорошо знаю, что являюсь исключением, но, несмотря на это, существует солидарность, месье.
— Я не хотел раздражать вас.
— Вы не раздражили меня, поэтому я еще раз говорю вам, что гость для меня, как бы это лучше выразиться… священен.
— Святое небо! — сказал странник.
И посмотрел на хозяина.
Румяный, гладко выбритый толстяк внушительного роста. Он уперся руками в бедра и уставился на стену; казалось, он полностью заполнил собой все помещение. Потом он сказал:
— Скажем, я не такой, как другие. — И улыбнулся.
— Я хотел бы, — ответил странник, — снять лучшую комнату за двадцать франков, чтобы доставить вам удовольствие.
— Вы еще никогда здесь не были? — спросил хозяин.
— Нет. До вчерашнего дня я даже не знал о существовании СантСерте-сюр-Креш. Я иду из Кугоржа в Гугугнак.
— В это время года?
— У меня в это время года отпуск. В Гугугнаке хорошая кухня, не так ли?
— Говорят, месье. Теперь я оставлю вас. Занимайте комнату номер один. Гортензия, приготовьте первый для господина, — потом пробормотал: — Странно, он уже снова исчез.
Странник проследил взглядом, как вышел хозяин. Гортензия тут же отправилась выполнять приказание, и он надолго остался один.
Одна из дверей, ведущих в таверну, медленно приоткрылась, но не видно было, чтоб кто-то вошел. Посетитель перегнулся через стол и тут увидел собаку, только что вошедшую в помещение.
Пес неопределенной породы, похожий на фокстерьера, с коричневой шерстью, обнюхал ножки двух или трех столов и стульев, сделал один — два поворота, потом бочком, осторожно, приблизился к страннику. Тот присвистнул, чтобы привлечь внимание животного, которое уверенно, по-хозяйски запрыгнуло на стул перед странником и уселось на нем.
Оба они смотрели друг на друга.
— Может быть, хочешь кусочек сахара, моя собачка, а? спросил странник.
— Я не ВАША собака, — возразило животное. — Я сама по себе. Я вообще не из этого дома; если его владелец так считает, он глубоко ошибается. Что же касается сахара, то я совсем не прочь получить кусочек. Там, наверху, на комоде, стоит полная сахарница; если вам не жалко и не трудно, вы можете оказать мне такую любезность.
Странник на мгновение неподвижно застыл, но лицо его не выразило ни удивления, ни страха. Немного позже он встал, чтобы взять кусочек сахара и дать его собаке, которая с чавканьем раскусила его. Жадно облизав лапу, собака сказала:
— Я — Дино. Зовут меня Дино.
— Очень приятно, — ответил странник. — А я — Амадей Гюбернатис, младший депутат Французского собрания.
— Совершенно верно, — ответил пес. — Вы итальянского происхождения?
— Как и большинство французов, — произнес депутат.
— Пожалуйста, не сердитесь, месье Амадей. Я ни в коем случае не расист, хотя по отцовской линии происхожу от первоклассного производителя, — он улыбнулся и очень серьезно добавил. — Вы, конечно, здесь скучаете?
— Я? Нет, ничуть, — ответил Амадей. — Я никогда не скучаю.
— Только животные никогда не скучают, — возразил пес, или индивидуумы, которые живут естественной жизнью. Но отсутствие скуки у депутата меня удивляет.
— У меня в голове все время какие-нибудь планы, — сказал Амадей, — какие-нибудь конструкции, проекты, законы, декреты.
— Но перерабатывать тоже не годится, — возразила собака, покачав головой.
— Что значит перерабатывать? Вообще-то я с тринадцати лет работаю от двух до восемнадцати часов в день.
— У меня мурашки идут по коже, когда я это слышу, — ответила собака. — Нельзя ли попросить вас дать мне еще кусочек сахара?
— Охотно, — сказал Амадей.
После того как сахар был съеден, беседа продолжилась.
— Зачем так много работать? — спросила собака.
— Я специалист. Специалист по вопросам власти и капитала. Я не только доктор права и имею диплом Юриста, я также магистр изящных искусств. Я еще никогда здесь не был, и в этом моя сила… моя сила.
— Вы очень честолюбивы, — сказала собака, облизывая лапу.
— Честолюбив… честолюбив… Трудно сказать… Честолюбив.
— Может быть, вы думаете о своем народе? О своих избирателях?
— Совершенно верно. Только ради них я стал специалистом. В конце концов не каждый может так научиться, как я. Только ради них я сосредоточил в своих руках такую власть: при помощи этого оружия я сражаюсь за них.
— Гррмф! — рыкнула собака. — Гррмф!
— Ну, хорошо, пожалуй, я честолюбец, — согласился Амадей. — Но в данный момент я в отпуске.
— Один?
— Пока что. Я только что потерял спутника. Я странствую пешком по стране. Это очень познавательно. А какие потом будут воспоминания!
Пес зевнул и спрыгнул со стула. Он сделал два или три круга, обнюхал две-три вещи, затем толкнул другую дверь и выбежал наружу, не сказав «до свидания».
Почти сразу же после этого через другую дверь вошел официант и спросил Гюбернатиса, не хочет ли он поужинать.
Он хотел.
Вот еще!
Его и обслуживали как случайного посетителя.
Слава Богу, Гюбернатис не был изысканным гурманом.
Девушка накрыла скатертью стол перед ним, поставила столовый прибор и чуть позже вернулась с миской супа. Ужин состоял из супа, омлета, салата и фруктов. Все подавали очень быстро и так же быстро убирали. Кельнерша попыталась флиртовать с гостем, но тот не проявил к ней никакого интереса, по крайней мере не показал его. Вскоре после того, как странник очистил яблоко, в таверну вошел одноглазый старик в бархатных штанах.
— Гортензия, горячий пикон, — потребовал он.
Он глянул на странника своим единственным глазом.
— Ну, как дела, месье Бланди? — спросила кельнерша. Как всегда, ни шатко ни валко, старый увалень?
Странник понял, что вновь пришедший был глух. Кельнерша поставила на стойку пикон, а возле него — горячую воду и остановилась, вперив руки в бедра.
— Совсем не так плохо, Гортензия, — продолжил одноглазый старик. — Конечно, я как всегда мучаюсь ревматизмом. Но ха! Это еще ни о чем не говорит. Это ни о чем не говорит. Сегодня дождь, гм, гм! Черви выползают наружу.
Он снова посмотрел на странника.
— Погода не подходящая для прогулок, — сказал он. — Нет ничего приятного в такой погоде, не правда ли?
Хотя этот вопрос был направлен прямо ему, странник ничего не ответил.
— Грибы протухнут, — продолжил одноглазый, — и виноград уже не будет так хорош. Совсем не хорош. Шампиньоны протухнут, виноград обвалится, вот так.
— Ну и старый увалень, — улыбнувшись, сказала Гортензия.
Она подтянула резинку, которая резала ей бедро. Она по-прежнему стояла на месте. Странник доел свое яблоко.
— Кофе?
— Нет, спасибо.
— Тут невозможно спать, — сказал старик.
— Займись лучше своими делами, старый оборванец, — сказала Гортензия и, повернувшись к страннику, произнесла: — Это мой дядя. Он себе на уме.
— Она так думает, — ответил одноглазый, который оказался совсем не глух. — Она так считает. Если бы у меня не было ревматизма, я был бы бодр, как юноша. Как настоящий юноша.
— Он что-то замышляет, — сказала Гортензия. — Несмотря на свой почтенный возраст, он все еще способен на шальные проделки. Кое-кто считает его колдуном. Он вправляет вывихи и гадает на огне. Он знает названия всех трав и знает, для чего их можно использовать. Раньше поговаривали, что он может беседовать с умершими.
— Россказни, — буркнул одноглазый.
— У него дома есть говорящая голова, которая рассказывает ему обо всем, что происходит в мире, — продолжила Гортензия, вытирая стол. Когда она это делала, ее мощная грудь уперлась в плечо мужчины, а ее колено коснулось его руки. Но ее никто не видел, только я однажды, когда была маленькой и испытывала перед этим языческий страх; были люди, которые утверждали, что это было радио, а не голова, но я заверяю вас, что когда я была маленькой, не было еще никакого радио — а я еще не старая, месье, мне двадцать лет; мне также говорили, что все это мне приснилось. Но я видела эту голову, да!
— Случайно, — сказал одноглазый.
— У него есть еще два ворона, которые шпионят за мной, они летают повсюду, садятся на подоконники, осматривают все вокруг, а потом рассказывают ему обо всем, что видели и слышали. Некоторые из местных молодых людей пытались их убить, но им это не удалось; напротив, юношей находили либо ранеными, либо вообще мертвыми.
— Совершенно верно, — произнес одноглазый.
Гортензия двинулась с места.
— Он единственный оставшийся в живых из всей моей семьи.
Странник раскурил трубку.
— Вы странствуете пешком? — спросил его старик. — Это гораздо более познавательно, чем на поезде или на автомобиле. Есть вещи, которых на большой скорости просто не заметишь.
— Да, это так.
— Вы будете ночевать здесь?
— Да.
— Тогда утром зайдите ко мне, и я покажу вам много интересных вещей. Вы же ученый и имеете дело как с числами, так и со статистикой.