Жена обнимала его, словно этим могла спасти его от смерти.
- О Боже, - воскликнул он. - Я умираю!
Дверь в комнату распахнулась, и он увидел огромного черного
одногорбого верблюда и услышал, как от дуновения горячего ветра пустыни
забренчали бубенцы в его сбруе. Затем в двери появилось черное лицо,
увенчанное пышным черным тюрбаном. Вошел евнух, подобный черной туче,
сжимая в руке гигантский ятаган. Смерть, Разрушительница Наслаждений и
Всемогущая Разлучница, наконец пришла.
Наступила тьма. Пустота. Он так и не почувствовал, как его сердце
навеки остановилось.
Только небытие.
Затем глаза открылись. Сердце забилось. Он вновь ощутил в себе силы,
огромные силы! И нет больше мучительной боли в суставах ног, острых колик
в печени, нестерпимой пытки, истязающей сердце.
Было так тихо, что он слышал, как кровь пульсирует в его голове. Он
был один в мире безмолвия.
Пространство заполнял ровный, яркий свет, однако он никак не мог
понять, что же он видит. Что за предметы над ним, по бокам, внизу? Где он
находится?
Он попытался сесть и оцепенел в ужасе. Сесть было не на что - он
висел в пустоте. Попытка сесть привела только к тому, что он всего лишь
чуть-чуть сместился в сторону, как будто находился в бассейне, наполненном
не слишком густой патокой. В полутора футах от кончиков пальцев он увидел
стержень из ярко-красного металла. Стержень шел откуда-то сверху,
казалось, из бесконечности, и простирался вниз, в бесконечность. Он
попробовал было ухватиться за него, поскольку это был ближайший твердый
предмет, но что-то невидимое помешало это сделать. Как будто какое-то
силовое поле отталкивало его, мешая его движениям.
Мало-помалу он выполнил кувырок. Но невидимая сила остановила его,
когда от кончиков пальцев до стержня оставалось всего каких-нибудь
полфута. Выпрямившись, он выиграл еще несколько дюймов, но теперь его тело
начало вращаться вокруг продольной оси. Он стал судорожно втягивать в себя
воздух, хотя и знал, что это вряд ли поможет. Поддавшись панике, он
принялся молотить руками, пытаясь за что-нибудь зацепиться.
Теперь он находился лицом "вниз". Хотя это, пожалуй, с тем же успехом
можно было назвать и "вверх". Однако, каким бы ни было это направление,
оно было противоположным тому, куда он смотрел при пробуждении. Особой
разницы, впрочем, не было. Что "над" ним, что "под" ним - вид был
абсолютно одинаков. Он висел в пространстве, и какой-то невидимый и
неощутимый кокон не давал ему упасть.
"Внизу", в двух ярдах от него, парило тело женщины с очень бледной
кожей. Тело было обнажено и совершенно лишено волос. Казалось, что женщина
спит. Глаза закрыты, грудь слегка то опускается, то подымается. Ноги
сведены вместе и вытянуты, руки прижаты к туловищу. Она медленно
поворачивалась, как цыпленок на вертеле.
Та же сила, что вращала его, поворачивала и ее. Он медленно перевел
взор в сторону и увидел бесконечное число обнаженных тел, также без
малейших следов растительности - тела мужчин, женщин и детей,
простиравшиеся во все стороны от него безмолвными вращающимися рядами. Как
раз над ним вращалось голое тело негра.
Он опустил голову, чтобы взглянуть на свое собственное тело. Он тоже
был обнажен и лишен волос. Кожа была гладкой, мышцы живота - упругими,
молодые сильные мускулы буграми вздувались на бедрах. Исчезли набрякшие
темно-синие вены. Тело больше не было телом изможденного и больного
шестидесятилетнего старика, умершего всего мгновение назад. Исчезли и
многочисленные шрамы, покрывавшие его тело.
Он заметил, что среди тел, окружавших его, не было тел стариков или
старух. Всем, казалось, было лет по двадцать пять, хотя точно определить
возраст было трудно - лишенные волос головы и гениталии делали людей и
старше, и моложе одновременно.
Когда-то он похвалялся, что не ведает страха. Теперь же страх вспорол
его горло, навалился на него и, казалось, выдавливает из него эту вновь
обретенную жизнь.
Сначала он был ошеломлен тем, что все еще жив. Затем его
местоположение в пространстве и новое окружение заставили замереть все
чувства. Ощущение было таким, будто он смотрит и воспринимает все сквозь
толстое полупрозрачное стекло. Еще через несколько секунд что-то как бы
щелкнуло внутри него. Он почти отчетливо услышал этот звук, словно
внезапно распахнулось окно.
Мир принял очертания, которые он мог воспринять, но еще не был в
состоянии постичь. Над ним, под ним, по бокам - всюду, насколько можно
было видеть, плавали тела. Они располагались правильными вертикальными и
горизонтальными рядами. Верхние ряды отделялись от нижних стержнями,
тонкими, как прутики; один из стержней проходил в футе от ног спящих,
другой - на таком же расстоянии от головы. Каждое тело размещалось в шести
футах от другого, как вверх и вниз, так и в обе стороны.
Стержни поднимались из бездны, простиравшейся до бесконечности вниз,
и пропадали в бесконечной бездне наверху. Серая мгла, в которой исчезали
стержни и тела - вверху и внизу, слева и справа - не была ни небом, ни
землей. Вдали тоже не было видно ничего, кроме тусклой бесконечности.
С одной стороны от него находился смуглый мужчина, похожий на
итальянца, с другой - жительница Индии, а за ней - крупный мужчина с
характерными нордическими чертами. Только после третьего оборота ему
удалось понять, почему этот мужчина показался ему странным. Его правая
рука, начиная от самого локтя и до кончиков пальцев, была красной, словно
на ней не было наружного слоя кожи.
Еще через несколько мгновений недалеко от себя он заметил тело
мужчины, у которого на лице не было не только кожи, но и мускулов.
Были и другие тела, у которых чего-либо не доставало. Довольно далеко
смутно виднелся скелет с клубком внутренностей меж ребер.
Он продолжал озираться, все так же вращаясь. Вдруг сердце в ужасе
затрепетало у него в груди. Только сейчас он понял, что находится внутри
какой-то колоссальной камеры и что металлические стержни излучают ту силу,
которая непонятным образом поддерживает и вращает миллионы - если не
биллионы - человеческих существ.
Где же расположено это место?
Во всяком случае, не в городе Триесте 1890 года, входящем в состав
Австро-Венгерской Империи.
Оно нисколько не походило на ад или на небеса, о которых ему
доводилось слышать либо читать, хотя он всегда считал себя знатоком всех
версий загробной жизни.
Он умер. Теперь же он ожил. В течение всей жизни загробный мир
вызывал в нем только усмешку. Теперь же он не мог отрицать его
существования. И очень хорошо, что рядом не было никого, кто мог бы
сказать с усмешкой: "А, что я говорил тебе, проклятый нечестивец!"
Из всех этих миллионов людей бодрствовал только он один.
Он прикинул, что один полный оборот совершается за девять секунд.
Вдруг на глаза ему попалось нечто, от чего он чуть было не задохнулся в
изумлении. В пяти рядах от него висело тело, которое только на первый
взгляд казалось человеческим. Но ни один представитель рода "гомо сапиенс"
не имел четырех пальцев на руках и ногах! Так же как и кожистого носа и
тонких черных губ, как у собак. Да вдобавок мошонки со множеством мелких
шишек и ушных раковин столь причудливой формы.
Страх понемногу отступил. Сердце стало биться ровнее, но все еще не
вернулось к привычному ритму. Мозг понемногу приходил в нормальное
состояние. Ему просто необходимо выбраться из этого положения, где он
столь же беспомощен, как и кабан на вертеле.
Надо что-то делать.
Он должен найти кого-нибудь, кто знает, что он здесь делает, как сюда
попал и почему? Вместе с решимостью к нему вернулась и способность
действовать.
Он подтянул к себе колени и резко выпрямил ноги. Обнаружив, что это
движение продвинуло его тело на полдюйма, он еще раз резко выбросил вперед
ноги и снова ощутил, что преодолевает сопротивление неведомых сил. Но
стоило ему остановиться, как его медленно повлекло назад, в первоначальное
положение.
Неистово работая руками и ногами, словно пловец, он добился
небольшого продвижения к стержню. Но чем ближе к нему он оказывался, тем
мощнее становилась силовая паутина, в которой он беспомощно барахтался.
Однако он не собирался сдаваться. Уступи - и снова окажешься в исходной
точке, а сил начать все сначала уже не будет. Да и не в его характере было
уступать, пока не израсходованы силы.
Он тяжело дышал, тело покрылось потом, ноги и руки двигались как бы в
густом студне, и все же он перемещался! Наконец, кончиками пальцев левой
руки он дотянулся до стержня. На ощупь тот был твердым и теплым.
Внезапно он ощутил свой вес, понял где находится "низ" и... тут же
начал опускаться.
Прикосновение к стержню как бы развеяло колдовские чары. Силовая
паутина вокруг него беззвучно опала, и он стал медленно погружаться
куда-то вниз.
Теперь он был настолько близок к стержню, что смог ухватится за него
одной рукой. Внезапно появившееся ускорение рвануло его вниз, заставив
инстинктивно, испытывая при этом жуткую боль, всем телом навалиться на
стержень. Трение в скользящей по нему руке все более усиливало жар в
ладони. Наконец, не вытерпев страшной боли, он ухватился за стержень и
другой рукой, пытаясь остановить свое падение.
Впереди него, по другую сторону стержня, начали падать тела. Они
опускались с земным ускорением свободного падения и при этом сохраняли
свое положение и первоначальное расстояние между собой как сверху, так и
снизу. Они даже не прекратили свое вращение.
Его вспотевшая спина ощутила движение сзади. Оглянувшись, он увидел,
что и там начали падать спящие тела. Одно за другим, продолжая методично
вращаться, они проносились мимо него. Их головы проходили лишь в
нескольких дюймах от него. Ему просто повезло, что его не сшибло со
стержня и не увлекло вместе со всеми в зиявшую бездну.
Некоторое время он просто смотрел на эту процессию проносящихся мимо
него тел. Затем он начал считать их. Он всегда любил точные цифры. Но
когда он досчитал до трех тысяч его терпение лопнуло. Он только тупо
смотрел на этот водоворот плоти. Где же, в какой невообразимой глубине
начнется укладка этих людей? Сколько еще их будет? Он невольно обрек их на
это падение в тот момент, когда его прикосновение к стержню оборвало
излучаемую этим предметом энергию.
Он был не в состоянии подниматься вверх по стержню, но мог
спускаться. Потихонечку он начал сползать вниз, но когда через некоторое
время поднял голову и посмотрел вверх, то сразу же начисто забыл о телах,
со свистом проносящихся мимо него. Где-то далеко вверху мощное гудение
перекрыло свист падающих тел.
Узкий предмет из ярко-зеленого материала, по форме напоминающий
каноэ, опускался между колонной падающих тел и вереницей продолжавших
находиться в подвешенном состоянии. Это воздушное каноэ на первый взгляд
не имело ничего, что могло бы держать его в воздухе, отметил он. Абсолютно
ничего, словно волшебный ковер-самолет из сказок тысячи и одной ночи.
Над краем этого воздушного корабля появилось лицо. Лодка
остановилась, и гудение прекратилось. За первым лицом показалось еще одно.
У обоих были длинные прямые волосы. Затем лица исчезли, гудение
возобновилось, и вместе с ним возобновилось движение каноэ. Лодка медленно
и неотвратимо приближалась к нему. Когда до него оставалось что-то около
пяти футов, аппарат вновь остановился. На его зеленом носу виднелся
маленький символ - белая спираль, закрученная вправо. Один из находившихся
в этой диковинной лодке людей заговорил на незнакомом языке со множеством
гласных и отчетливыми часто повторяющимися гортанными звуками. В этом
языке было что-то от полинезийского.
Внезапно невидимый силовой кокон снова обволок его. Скорость падающих
тел вокруг него постепенно стала уменьшаться, и вскоре они совсем застыли
на месте. Человек, вцепившийся обеими руками в стержень, ощутил, как
какая-то невидимая сила схватила его и стала поднимать. И хотя ладонями он
с отчаянием погибающего продолжал сжимать стержень, ноги его поднимались
вверх. За ними последовало и тело. Теперь он смотрел уже вниз. Руки
невольно разжались. Ему показалось, что вместе с этим он снова стал терять
контакт с жизнью, с сознанием, с окружающим миром. Снова вращаясь, он
медленно поплыл вверх, мимо каноэ, и завис над ним. Сидевшие в лодке люди
были обнажены. Они были довольно красивы: темнокожие, как арабы из Йемена,
с нордическими чертами лица, какие он встречал у исландцев.
Один поднял руку с зажатым небольшим металлическим предметом размером
с карандаш. Похоже, это было какое-то оружие, судя по тому, как он его
держал.
Человек, повисший в воздухе, взвыл от ярости и нахлынувшей ненависти
к незнакомцу. Ощущая полное бессилие, он тем не менее бешено замахал
руками, стремясь приблизиться к неизвестной машине.
- Убью! - закричал он, захлебываясь от злости. - Убью! Убью!!!
И тут снова наступило забвение.
Бог возвышался над ним, а он лежал на траве под сенью плакучих ив с
открытыми глазами и беспомощный, как новорожденный младенец. Бог тыкал ему
под ребра концом металлического прута. Это был высокий человек среднего
возраста с длинной черной раздвоенной бородой. Бог был одет как джентльмен
в годы правления королевы Виктории.
- Ты опоздал, - произнес Бог. - Давно пора оплатить свой долг. Ты
понял?
- Какой долг? - спросил Ричард Френсис Бартон. Он провел пальцами по
ребрам, чтобы удостовериться в их целости.
- Ты обязан мне плотью, - ответил Бог и опять ткнул металлическим
прутом под ребра. - Не говоря уже о духе. Ты задолжал мне за тело и душу,
что в общем-то одно и то же.
Бартон изо всех сил пытался подняться на ноги. Никто, даже Бог, не
смеет тыкать Ричарда Бартона в ребра и безнаказанно уйти после этого.
Не обращая внимания на эти тщетные попытки, Бог вытащил большие
золотые часы из кармашка жилета, отщелкнул массивную резную крышку,
взглянул на них и произнес:
- Давно пора.
Бог протянул другую руку открытой ладонью вверх:
- Плати. В противном случае я буду вынужден лишить тебя права
дальнейшего пользования.
- Пользования чем?
Наступила тьма. Бог начал растворяться во мгле. Именно тогда Бартон
заметил, что Бог похож на него самого. У него были такие же темные прямые
волосы, лицо с черными колючими глазами, высокие скулы, полные губы и
выдвинутый вперед сильно раздвоенный подбородок. Тот же длинный шрам -
след от самолийского дротика, вонзившегося в его челюсть во время памятной
схватки вблизи Берберы. Небольшие руки и ноги резко контрастировали с
широкими плечами и мощной грудью. И еще у Бога были длинные черные усы; за
эти самые усы бедуины прозвали его "Отцом Усатых".
- У тебя взгляд дьявола, а не Бога, - крикнул Бартон, обращаясь к
ускользавшему во мгле Богу, но тот уже стал всего лишь еще одной тенью во
мгле.
Бартон еще спал, но уже не крепко, осознавая, что пока еще спит. Свет
заступал место уходящей ночи.
Затем глаза его открылись. И он опять не понял, где находится.
Над ним было голубое небо. Легкий ветерок обвевал его обнаженное
тело. Лишенная волос голова, спина, ноги и ладони рук касались травы. Он
повернул голову направо и увидел равнину, покрытую низкой ярко-зеленой и
густой растительностью. Равнина плавно поднималась вверх на расстоянии
около мили, а еще дальше простиралась гряда холмов - сначала пологих,
затем все круче и круче, дальше форма их становилась беспорядочной, и в
конце концов они превращались в горы. Холмы простирались мили на две с
половиной. Они были покрыты деревьями, которые сверкали алыми, лазурными,
ярко-зелеными и ярко-розовыми красками. Невообразимо высокие горы за
холмами, вздымались круто - почти отвесно. Они были черные с
бледно-зеленым, напоминая остекленевшие породы вулканического
происхождения, с пятнами лишайника, покрывавшего не менее четверти их
поверхности.
Между ним и холмами лежало множество человеческих тел. Ближе всех,
всего лишь в ярде, лежала женщина с необычайно бледной кожей, которая
прежде находилась в нижнем от него вертикальном ряду.
Ему захотелось подняться, но это у него не получилось, настолько он
был вялым и оцепеневшим. Все, что ему удалось сделать, да и то большим
усилием, это повернуть голову влево. На равнине, полого спускавшейся к
реке, на протяжении примерно сотни ярдов лежало еще множество голых тел.
Река была в милю шириной, а на другом ее берегу простиралась такая же
равнина, тянувшаяся на расстояние около двух миль. Она также поднималась
вверх к подножию холмов, сплошь покрытых деревьями. Еще дальше
громоздились отвесные кручи гор. И над ними сияло только что взошедшее
солнце. Там восток, с трудом сообразил Бартон.
Почти у самой кромки воды находилось необычное строение. Оно было из
серого с красными крапинками гранита и по форме напоминало гриб не менее
двух ярдов высотой, а шляпка - около пятнадцати ярдов в диаметре.
Ему все же удалось приподняться, оперевшись на локти.
По обеим берегам реки виднелось много таких же гранитных грибов.
Повсюду на равнине лежали обнаженные человеческие тела без волос на
голове. Друг от друга их отделяло не более двух ярдов. Большинство людей
лежало на спине, устремив взор в небо. Некоторые начинали уже шевелиться,
озираясь по сторонам, и даже привставать.
Он сел и ощупал руками голову и лицо. Они были гладкими.
Его тело не было высохшим, сморщенным, скрюченным телом
шестидесятилетнего старика, лежавшего на смертном одре. Сейчас у него была
гладкая кожа и могучее мускулистое тело. Такое тело у него было в двадцать
пять лет... и в том сне, когда он висел между двумя стержнями. Во сне ли??
? Слишком отчетливым и ярким он был, чтобы быть сном. Нет, то был не сон.
На своем запястье он обнаружил узкое кольцо из прозрачного материала,
соединенное с ремешком из того же материала в полфута длиной. Другой конец
ремешка был зажат в металлической дужке на рукоятке цилиндра из сероватого
материала, плотно закрытого крышкой.
Лениво, не сосредотачиваясь, поскольку мозг работал очень вяло, он
поднял цилиндр. Сосуд весил не более фунта. Значит, материал, из которого
он изготовлен, - не металл, даже если принять во внимание, что сосуд
сейчас пуст. Диаметр цилиндра составлял почти полтора фута, а высота -
более двух футов.
Точно такой же предмет был прикреплен к запястью каждого человека.
Пошатываясь, он поднялся на ноги. Сердце постепенно стало биться
ровнее, чувства медленно возвращались.
Другие тоже начали подниматься. У многих были недоумевающие,
изумленные лица, на некоторых явственно читался испуг. Глаза широко
раскрыты и бегают в разные стороны. Дыхание учащено. Некоторые тряслись
так, будто стояли на ледяном ветру, хотя было довольно тепло.
Странным, непостижимым и страшным было то, что вокруг стояла
абсолютная тишина. Никто не произнес ни слова. Слышен был только свист от
дыхания тех, кто находился вблизи.
Рты его соседей были открыты, как будто они хотели что-то сказать.
Постепенно люди начали двигаться, заглядывать в лица, иногда протягивая
руки, чтобы прикоснуться друг к другу. Они шаркали босыми ногами,
поворачивались то в одну, то в другую сторону, смотрели на холмы, деревья,
усыпанные огромными, ярко окрашенными цветами, на покрытые лишайником,
устремившиеся ввысь горные вершины, на искрящуюся зеленью реку, на
грибовидные камни, на ремешки и прикрепленные к ним металлические
контейнеры.
Многие уже заметили, что на голове и лице у них нет волос.
Люди вертелись, делая бессмысленные движения, и все это - в полной
тишине.
Вдруг одна из женщин начала стонать. Она опустилась на колени,
запрокинула назад плечи, голову и завыла. Мгновенно где-то у самого берега
реки завыл еще кто-то.
Эти два крика послужили как бы сигналом. Или, скоре, двойным ключом,
который отпер человеческие уста.
Мужчины, женщины и дети принялись кричать, плакать, царапать лица
ногтями, бить себя в грудь, падать на колени и воздевать руки в молитве.
Они бросались навзничь и зарывались лицом в траву, словно страусы,
катались по земле, лаяли как собаки и выли как волки.
Ужас и истерия охватили и Бартона. Ему захотелось пасть на колени и
молиться о спасении от Страшного Суда. Ему хотелось милосердия. Он боялся
увидеть ослепительное лицо Бога, которое могло появиться над вершинами
этих гор, лицо, сияющее ярче тысячи солнц. Страшный Суд должен был быть
столь ужасным, столь всецелоокончательным, что он не смел даже подумать об
этом.
Когда-то давно ему привиделось, что после того как он умрет, он
предстанет перед Богом. В том кошмаре он был маленьким и голым, стоявшим
посреди огромной равнины, напоминающей эту, но тогда он был совершенно
один. И тогда Бог, огромный как гора, двинулся к нему. А он, Бартон, не
сдвинулся с места. Он бросил вызов самому Богу.
Здесь же Бога не было, но тем не менее он позорно бежал. Он бежал по
равнине, натыкаясь на одних, обегая других, перепрыгивая через третьих,
катавшихся по земле. И на бегу он вопил:
- Нет! Нет! Нет!
Его руки вертелись, как крылья ветряной мельницы, в попытках отогнать
невидимые ужасы. Цилиндр, прикрепленный к его запястью, бешено кружился в
воздухе.
Затем, когда он настолько запыхался, что уже не мог больше вопить,
руки и ноги налились свинцом, воздух начал жечь легкие, а сердце - стучать
как барабан, он рухнул на землю под первым же деревом.
Через некоторое время он сел и взглянул на равнину. Крики и стенания
толпы превратились в один сплошной гул. Большинство людей пыталось что-то
сказать своим соседям, хотя, казалось, никто никого не слышал. Бартону не
удавалось различить ни единого отдельного слова. Некоторые мужчины и
женщины обнимались и целовались, как будто они были знакомы в своей
предшествующей жизни и теперь не отпускали друг друга, чтобы
удостовериться в подлинности и реальности происходящего.
Среди огромной толпы было множество детей, но не было детей младше
пяти лет. Так же, как и у взрослых, на их головах абсолютно не было волос.
Половина детей плакала, не в силах двинуться со своего места. Другие тоже
плакали, но при этом бегали, стараясь заглянуть в лица взрослых, очевидно,
разыскивая родителей.
Дыхание Бартона стало более ровным. Он поднялся и осмотрелся. Дерево
под которым он стоял, было красной сосной высотой в 1000 футов (иногда ее
ошибочно называют норвежской сосной). Рядом росло дерево, которое прежде
видеть ему не доводилось. У него был толстый, покрытый наростами черный
ствол и множество массивных веток с треугольными пятифутовыми листьями
зеленого цвета с алыми прожилками. Оно было высотой примерно 1500 футов.
Рядом росли деревья, похожие на светлый и темный дуб, ель, тис и кедр.
Повсюду были разбросаны группы похожих на бамбук растений, а там, где
не было деревьев или бамбука, росла трава почти в ярд высотой. И не было
видно ни животных, ни птиц, ни насекомых.
Он стал озираться в поисках хорошей палки или дубины. Он не знал, что
дальше будет с человечеством, но если его оставить без контроля, то оно
скоро обязательно вернется к своему обычному состоянию. Как только пройдет
потрясение, люди вновь займутся собой, то есть примутся выяснять отношения
друг с другом.
Он не нашел ничего похожего на оружие. Затем ему пришло в голову, что
в качестве оружия можно использовать металлический цилиндр. Он ударил им
по дереву, и хотя тот был очень легким, его корпус, на удивление, выдержал
этот довольно сильный удар.
Бартон поднял крышку цилиндра, которая с одной стороны была на
петлях. Внутренняя часть имела шесть металлических колец, по три с каждой
стороны. Они поддерживали высокую чашку и прямоугольный контейнер из
голубого металла. Вся эта посуда была сейчас пустой. Он закрыл крышку и
задумался. Не придумав ничего путного, он отбросил эти мысли, решив, что
со временем он узнает, для чего нужен этот цилиндр.
Что бы там ни случилось, воскрешение из небытия не повлияло на
хрупкое равновесие человеческого организма. Все было на своем месте - и
кости, и кровь, и плоть.
Хотя он все же в какой-то степени еще чувствовал себя отрешенным от
действительности, он уже вполне оправился от потрясения.
Ему хотелось пить! Ему нужно спуститься к реке и напиться. Надо
надеяться, что вода в ней не ядовита. От этой мысли он криво ухмыльнулся и
провел пальцем по верхней губе. На мгновение он опешил, но тут же понял,
что исчезли и его пышные усы. О да, вода в реке наверняка не отравлена.
Что за нелепая мысль! Зачем возвращать мертвому жизнь - неужели только для
того, чтобы снова убить его??? И все же он еще долго стоял под деревом.
Ему совсем не хотелось идти назад сквозь захлебывавшуюся в болтовне
истеричную толпу. Здесь, вдали от людей, он был почти что свободен от
ужаса и паники, которые как море захлестнули воскресшее человечество. Если
только он отважится вернуться туда, его снова захлестнет их эмоциями!
Вскоре он увидел, как кто-то отделился от толпы обнаженных и побрел к
нему. Тут он разглядел, что это был не человек!
Только сейчас Бартон со всей уверенностью осознал, что этот День
Воскрешения совершенно отличен от любого, который какая-либо религия
предрекала дрожащему от ужаса человечеству.
Бартон не верил в Бога, изображаемого христианами, мусульманами,