Федотова Юлия. По следу скорпиона

   Итак, Балдур Эрринорский, как он себя именовал, был занят повседневной работой – разливал в тару зелье. Тинктура Отцеля-Гаммарра – так оно называлось по-научному. В обиходе же черные колдуны именовали сию субстанцию, мерзопакостную даже для их закаленного восприятия, «соплями покойника». Применялось оно главным образом в боевой магии, а потому заказывали его не аптечными склянками, а целыми бутылями – здоровенными, винными, темного стекла, – на свету зелье портилось. Вот и теперь, к слову о Вечном мире, сразу три приморских герцогства решили пополнить свой стратегический запас под предлогом, что «на Юге неспокойно».
   Где они – а где тот Юг?! Хотя не его это дело. Лишь бы платили исправно.
   Балдур был преуспевающим колдуном. Он уже много лет не занимался мелкими «ярмарочными» глупостями вроде отворота-приворота или наведения порчи. Выполнял крупные заказы мелких государств, в которых не случилось собственных колдунов.
   Поэтому, когда под покровом сумерек к нему явился человек в плаще и спросил о наговоре ОК'Кана, Балдур сперва даже встал в позу: не наш уровень, мы государственные заказы выполняем. Тогда человек тряхнул мошной – и Балдур вдруг понял: заказ этот – самый что ни на есть государственный.
   Хотя наговор ОК'Кана вообще колдовство непростое, дело оказалось сложнее, чем он предполагал. Требовалось навести наговор не просто через заказчика на жертву, а еще через одного посредника, да так, чтобы посредник, по возможности, не пострадал. Колдун выполнил процедуру с ювелирной точностью, посредника даже не задело, наговор всей тяжестью обрушился на голову непосредственной жертвы, мальчишки-наемника, отпрыска одного из маленьких проклятых северных народов. Персона была столь незначительной, что Балдур недоумевал, почему ему отвалили этакую сумму, причем всю целиком, не дожидаясь подтверждения гибели жертвы. Последнее он, впрочем, безоговорочно гарантировал.
   Поэтому, когда две недели спустя, ближе к полудню, тот, кому уже полагалось быть мертвым, предстал перед ним, возникнув в лаборатории прямо из ничего, чародей был совершенно ошарашен. Руки разжались, бутыль с «соплями» выскользнула на пол, разлетелась вдребезги. Тухлый едкий запах распространился по помещению.
   – Пшли на воздух! – рявкнула жертва, и вид у нее был настолько устрашающий, что Балдур не осмелился перечить.
   Он уже осознал, какой ужасный промах совершил, и понял: минуты его на этом свете сочтены. Нет, он не был склонен упрекать себя, сомневаться в собственном мастерстве. Когда смотришь на жертву даже не через вторые, а через третьи глаза, мудрено ли проглядеть что-то существенное? Тем более что первый посредник, заказчик, с жертвой абсолютно не знаком? Тут и Великий промахнется.
   Но от этого, увы, не легче. Интересно, случалось ли прежде, чтобы какой-то безумец попытался навесить ОК'Кана на демона? И если да, что с ним сталось, с этим безумцем?..
 
   Прежде чем объявиться, Хельги некоторое время разглядывал колдуна из Астрала: выяснял обстановку.
   Объект его внимания был человеком средних лет, сухощавым и подтянутым, с почти военной выправкой. Он был бы красив, если бы правильное, с аристократическим носом и гордым взором лицо не было изуродовано отвратительно огромным, практически лишенным губ ртом. Колдун был одет в серую рабочую мантию с закатанными до локтей рукавами и длинный брезентовый фартук. Занимался он тем, что процеживал в бутыль вязкую жижу, воняющую так характерно, что у Хельги не оставалось сомнений: «сопли покойника»! Гадость похуже драконьего серебра или некромантии. В мире Макса подобное очень точно называют «оружием массового поражения». И почему оно до сих пор не под запретом?
   Четко, будто наяву, всплыли жуткие воспоминания…
 
   Город держал осаду двадцать дней и сдаваться не собирался.
   – Шай-тан вас раздери! За что я вам плачу?! – брызгал слюной визирь Замхар. – Или берете город завтра, или…
   Наемники молчали, отводили взгляды. Возьмешь его, как же! Крепостные стены десять шагов толщиной. Ворота изнутри завалены – расколотили одни и уперлись носом в мешки с песком. Из восьми осадных башен уцелели две. Катапульты заело – не иначе сработало колдовство. Запас воды, смолы, помоев, дров и стрел наверху, похоже, неиссякаем. На драконов Замхар поскупился. И что прикажете делать в данной ситуации, кроме как брать измором?
   – Знаю я, что делать, – проворчал полководец Хакамух, сехалец из местных. – Грех на душу брать. И скинуться придется по-крупному.
   Сказано – сделано. Тысячники по триста, сотники по пятьдесят, десятники по двадцать золотых. Меридит шипела от злости: ста пятидесяти неизвестно на что потраченных золотых им обычно хватало как раз на оплату проживания за год. Но с начальством не поспоришь, пришлось раскошеливаться.
   Вечером в расположении их тысячи объявился упитанный сехалец. Прикатил на груженой арбе, запряженной аккуратным ишаком.
   Хакамух вызвал к себе лучших разведчиков, да не рядовых, а в звании не ниже десятника. Требовалось под покровом темноты обойти город кругом, под самыми стенами, да не налегке, а с огромными бутылями, поливая из них землю. Кто сделает это, получит назад всю сумму и еще столько же в придачу. Добровольцы есть? Меридит, Энка и Хельги переглянулись. Предложение было заманчивым. Но что-то мерзкое было в незнакомце, смутным ощущением беды веяло от предприятия… На задание вызвались трое: два человека, десятники Руфф и Кальтарлан, и сотник Хорро, кудианин.
   Вернувшись на рассвете, заляпанные желтой, воняющей тухлятиной слизью, они долго, со смехом и бранью, отмывались, переодевались в новое. Старое обмундирование пришлось выбросить из-за запаха.
   День прошел как обычно в вялых, для проформы, атаках. А в сумерках незнакомец забрался на ближайший к городу холм и оттуда тонким голосом выкрикивал бессвязные заклинания.
   Ночью по другую сторону городских стен творилось странное. Звенела сталь, доносились дикие вопли, вспыхивали зарева пожарищ, время от времени со стен крепости падали тела. Наутро Хакамух велел трубить атаку. Сопротивления не было. Вскарабкавшись на стены по приставным лестницам, наемники вошли в крепость.
   Город был мертв.
   Не впервой входили они в мертвые города. Корр-Танг после орков. Многострадальный Джайхен после сумолов. Там было страшно. Но здесь – страшнее. Потому что здесь люди убили себя сами. Кто совершил самосожжение, кто зарезался, кто повесился. Те же, которые в силу юного или преклонного возраста не были способны на самоубийство, просто умерли, застыли навеки с выражением безумного ужаса в широко распахнутых остекленевших глазах…
   Вечером Кальтарлан сошел с ума. Сидел, мерно раскачиваясь из стороны в сторону, и жалобно звал кого-то из темноты. Его пристрелил сотник Хорро, чтоб не мучился. Под утро нашли самого сотника Хорро, он вонзил себе нож в живот. Десятник Руфф забрал все деньги и пропивал их до тех пор, пока спьяну не утонул в арыке.
   Энка потом долго сожалела, что не отловила колдуна и не прирезала втихаря. Бывает зло, которому не место в мире…
   Теперь взору Хельги предстал точно такой же колдун, разве что ростом повыше, а объемом поменьше, – сущность от этого не менялась. Первым поползновением было – прирезать. Но удержался. Раньше следовало его допросить.
   Демон вывалился из Астрала прямо перед носом колдуна. Тот шарахнулся, выронил бутыль на каменные плиты пола, черное стекло разлетелось вдребезги, невыносимый запах ударил в ноздри.
   – Пшли на воздух! – рявкнул Хельги, едва сдерживая тошноту.
   Колдун беззвучно повиновался.
   Поднялись вверх по крутой каменной лестнице. Лаборатория, как это принято у представителей этой профессии, размещалась в подвале, под землей, поближе к мертвым. Что ни говори, как ни крути, любое черное колдовство недалеко ушло от некромантии. По сути, это ее разрешенная версия…
   Вышли и оказались на уютной, типичной центральностароземской улице с хорошенькими беленькими домиками в два этажа, стены которых украшены черными деревянными планками. Фахверковая конструкция – называет такие Энка. Милый, респектабельный квартал. Мощенная брусчаткой дорога, мытые с мылом тротуары, не знающие, что такое осенняя грязь, кадки с поздними цветами у дверей, забавные вывески магазинчиков и лавочек. Это может быть и Конвелл, и Эттесс, и Ульп – не угадаешь… Кто бы мог подумать, что посреди всей этой цивилизованной идиллии угнездилось древнее как мир зло?
   – Если хочешь умереть без мучений, отвечай, кто заплатил тебе за мое убийство?
   Пришлось возвращаться обратно в подвал. Ответить колдун не мог, сам не знал. Мог только показать.
   Из мутного хрустального шара на Хельги смотрело совершенно незнакомое мужское лицо, сердитое, с короткой бородой и орлиным взором.
   – Не знаю такого!
   – Он действовал через посредника, – ответил колдун ровно, без заискивания, без желания угодить и облегчить тем самым свою участь. Хельги знал цену этому спокойствию, оно приходит, когда надежды больше нет.
   – Показывай посредника, – велел демон.
   Шар прояснился, потом снова помутнел, будто наполнился дымом. Медленно-медленно из дыма соткалось изображение… принца Эдуарда!!!
   – Посредник не знает, что его использовали, – разъяснял колдун. – Слепое орудие. Но заказчик связан с ним очень тесно, общей кровью. Брат или отец… По возрасту, скорее, отец. Хотя будь у меня сын, лично я не рискнул бы…
   – Дядька, может быть? – уточнил Хельги, перебирая в памяти Эдуардову родню.
   – Нет, тут совершенно прямая кровная связь, боковая бы не сработала. А вот связь между посредником и вами – иного рода…
   – Сам знаю! – перебил горе-наставник, коря себя за то, что до сих пор не сдержал обещания и не объявил ученика воином. Забыли оба, опять забыли!.. – А тот, с бородой, не сказал, за что хочет меня убить? Нет? Верю. Ладно. Тебя-то убивать где будем? Здесь или на улицу пойдем? Где тебе удобнее?
   – Без разницы, – махнул рукой колдун. – Можно и здесь… хотя тело долго не найдут. Родных у меня нет, никто не хватится. А на улице – соседи напугаются… Давай уж здесь.
   – А с «соплями» что делать? – спохватился убийца. – Ты мне скажи, их можно просто вылить? На землю?
   – Отчего же нельзя? – пожал плечами колдун. – Они без заклинания – простые помои. Правда, в городе их лучше не сливать, запах очень стойкий.
   – Да уж, – процедил Хельги. И помрачнел, представив себя перетаскивающим бутыли с «соплями» за город. – Много их тут у тебя?
   – Пять бутылей. По одной на герцогство. Хельги удивился:
   – Герцогства воевать собрались? А как же Вечный мир?
   Колдун опять пожал плечами. Откуда ему знать? Он лишних вопросов не задает, не принято. Делает свое дело молча…
   – Понятно, – кивнул демон. – Ну, больше не будешь делать.
   Отступил на шаг, достал нож. Конец, понял Балдур.
   Он оставался совершенно спокоен. Страха не было. Наоборот, было даже забавно. Демон-убийца невероятной силы, способный одним движением воли стирать с лица земли, города и выедать сущности тысячами, похоже, собирается зарезать его кривым сехальским ножом, как простой уголовник.
   Хельги хорошо знал: собрался убивать – убивай, не тяни, негоже мучить жертву. Но медлил. Было ему очень неуютно, не по себе. Не хотелось признаваться, но за время их короткого знакомства колдун успел стать ему чем-то симпатичен. И вообще, как говорит Энка, нелегко убивать того, с кем только что мило беседовал… Но надо. Есть зло, которому не место в мире.
   Но в тот самым момент, когда он уже почти решился, подвал огласился радостным лаем. По лестнице, смешно переваливаясь на ступенях, скатилось рыжее, кривоногое, лохматое существо с мордой приплюснутой, будто по ней прошлись утюгом. Бросилось к колдуну, наставило лапки, лизнуло обвисшую плетью руку. Потом село, сморщилось и отчаянно расчихалось.
   Любому другому собачонка показалась бы страшненькой, как чучундра. Но Хельги, разумеется, был иного мнения. Он так и замер с ножом в руке, сраженный наповал неземной красотой. И очень четко осознал: колдуна он не убьет.
   Теперь требовалось хотя бы найти достойный выход из сложившегося положения, чтобы не выглядеть совсем уж идиотом. Грозил, скажут, грозил, а на деле…
   – Твоя, да?
   В голосе демона Балдуру почудилось… восхищение, что ли? Нет, не может быть…
   – Моя. Агнесса.
   Колдун сжал кулаки, скрипнул зубами. Вдруг остро, нестерпимо захотелось жить. Вот ни о чем не жалел, на все было наплевать: на дом, на деньги, на общественное положение, на себя самого… Смешная собака Агнесса – вот что, оказывается, связывало его с жизнью.
   Но и демон не спешил пускать нож в дело.
   – Знаешь что, – заговорил он, причем очень миролюбиво, – если ты, допустим, поклянешься страшной клятвой этого… как его?.. Моржуха? Мормыха?
   – Мельдаха, – машинально поправил колдун.
   – Вот-вот. Если поклянешься никогда больше не варить «сопли покойника», я, пожалуй, не стану тебя убивать… Согласен? Ну давай тогда, клянись.
   Колдун клялся. Истово, от души. Так клянутся не смертным, только богам. Никогда, ни за какие блага мира, ни за какие деньги он не станет варить «сопли»… и вдруг перебил сам себя:
   – А как быть с наговором?!
   – А что с наговором? – удивился Хельги. Он, оказывается, успел позабыть, что, собственно, привело его в логово чародея. Отвлекся на зелье и животное.
   – Наговор ОК'Кана? Про него не клясться?
   – Ах наговор! Ну клянись, одно к одному.
   Колдун вошел в раж: он и черное колдовство бросит вовсе, и переучится на предсказателя или целителя, и никогда больше… иначе…
   – Вот и чудесно, – одобрил странный демон. – Я рад за тебя. Пойду, пожалуй.
   И исчез. Канул в Астрал. А Балдур Эрринорский, обессилев, пал на колени, прямо в смердящую лужу, поймал, прижал к сердцу и принялся целовать в мордочку свою кривоногую Агнессу, при этом даже не подозревая, что именно ей обязан жизнью.
   Потом все-таки нашел в себе силы, поднялся, красиво воздел руки и торжественно изрек в пространство: «О Великий! Если во мне, недостойном, будет нужда – только призови! Отныне ты – господин мой!»
   В общем, почитателей у Хельги в этот день прибавилось.
 
   – Неправда!!! Это невозможно! Я бы никогда… Он наврал все!!! – В глазах Эдуарда блестели слезы. – Вот сволочь! Я не виноват!
   – Да никто тебя и не винит! Тебя использовали как посредника! Слепое орудие и все такое… – втолковывал Хельги, перепуганный бурной реакцией принца.
   – Правда? – Тот всхлипнул. – Честно?
   – Правда. Кстати, пока опять не забыли… – Я, сотник Ингрем, по праву, данному мне Гильдией, объявляю ученика моего, Эдуарда-Карола-Хенгиста, наследника престола Ольдонского, истинным воином во всех правах его! Правильно, что ли?
   Меридит одобрительно кивнула. Правильно. Наконец-то раскачались. А Энку занимало другое. Причем настолько, что она даже акт рождения нового воина проигнорировала.
   – А что колдун? Ты его, надеюсь, убил? – спросила она строго.
   Хельги давно ждал этого вопроса. Рассчитывал, вдруг пронесет… Увы. Тихонечко вздохнул, напустил на себя равнодушный вид, ответил небрежно, будто речь шла о предмете самом пустяковом, внимания не заслуживающем:
   – Колдун?.. Ах, колдун! Нет, не стал. Хотел сперва, потом что-то раздумал…
   – Правильно! – кивнула Энка с наигранным одобрением. – Так и надо. Чем больше в мире черного колдовства, тем он удивительнее и прекраснее! Позволь, однако, осведомиться, что же тебя остановило в благородном порыве?
   Хельги отвел глаза.
   – Ну… Он мне показался вполне приличным человеком. Осознал и раскаялся.
   Но проницательную сильфиду было не так-то просто провести.
   – Да ладно! Осознал! – фыркнула она презрительно. – Нечего мне сказки рассказывать, я не барздук Тувс. Лучше признавайся, какую скотину держит твой колдун? Козу или там крысу?
   – Собаку. Агнессой зовут. Рыжая. Вы с ней одной масти, – буркнул Хельги, отворачиваясь.
   Энка усмехнулась с видом «что и требовалось доказать». И уже раскрыла, было, рот, чтобы в самой язвительной форме высказать все, что думает по поводу нежной психики демонов-убийц. Но тут, к великой радости Хельги, на них напали очередные разбойники. Учуяли золото, недаром один из них был если не полноценный лепрекон (великоват ростом), то уж точно полукровка.
   От этого вышла сплошная польза. Во-первых, размялись, отвлеклись от переживаний. Во-вторых, разжились кое-какой теплой одеждой. В-третьих, Хельги получил возможность ублаготворить свой нож. Примета есть такая: если обнажил оружие с целью убить врага, нельзя убирать его назад в ножны, не напоив кровью. Иначе оно рассердится и в следующий раз обязательно подведет. Не то чтобы Хельги особенно верил в приметы, но с оружием предпочитал не рисковать.
   В-четвертых, что самое главное, появилась новая тема для беседы. Суть ее сводилась к тому, что «неразумно таскать за собой по всему миру столько золота». От Хельги с его колдуном отстали, и принц получил наконец возможность поговорить с бывшим наставником с глазу на глаз.
   – Не понимаю, зачем отец… – В портрете, описанном Хельги, Эдуард безоговорочно признал своего отца короля, – …зачем он хотел тебя убить?
   Для Хельги такой вопрос не стоял.
   – Неужели не ясно? Я был твоим наставником. Случись что с твоим отцом, стань ты королем, я мог бы спокойно прибрать к рукам твое королевство.
   – Но ведь ты не стал бы так поступать?
   – Разумеется. Последнее, что мне требуется в жизни, это королевство. Но твоему отцу это не известно, он решил обезопасить престол от узурпатора. Вполне рациональный, с государственной точки зрения, поступок.
   – Но нельзя же убивать кого-то без вины. Не по подозрению даже, а… для профилактики! И вообще, откуда он про нас узнал? Про то, что ты мой наставник?
   – Тьфу ты! – Хельги даже разозлился на недогадливость бывшего ученика. – Не говори, что твоего отца совершенно не занимает судьба единственного сына-наследника и что на службе у него не состоят шпионы. А потом, и шпионы не нужны, демоновы менестрели позаботились. О нас на каждом углу, на каждой базарной площади орут!
   – Да, но ведь никто не знает, что это именно о нас! – продолжал не понимать Эдуард.
   В самом деле, когда они в первый раз спасли мир, он думал – вот он, звездный час, ожидал славы, почестей и привилегий. Оказалось – ничего подобного!
   Нет, все было как положено: народное ликование, хвалебные песни, благодарственные речи в честь спасителей мира. Вот только с ними, настоящими, эти славословия никак не соотносились. К тому времени, когда они выбрались из предгорий Даарн-Ола в Срединные Земли, в народе стараниями бардов, менестрелей и тому подобного вредного элемента успел сложиться некий фольклорный, поэтический образ героев, имеющий крайне мало общего с действительностью и отодвинувший их, реальных, далеко на задний план…
   И если их иногда все же узнавали, то самая распространенная реакция окружающих выглядела примерно так: «Принц Эдуард? Тот самый, про которого есть в «Песни о Спасении Мира»? Надо же, как интересно!»
   Каких уж тут привилегий ждать?
   Единственным местом, где спасители мира имели возможность ощутить себя народными героями в полном смысле этого слова, было королевство Оттон.
   Их забрасывали цветами ликующие толпы (ввергая Меридит и Хельги в состояние, близкое к панике), устраивали гуляния, нарекали детей в их честь… Но Эдуарда не покидало подозрение, что превозносили их не столько за спасение мира, сколько за чудесную победу над Дольном и возвращение пропавшего наследника престола, принца Рагнара.
   Сперва он обижался. Потом немного досадовал. После понял, что так даже к лучшему, спокойнее жить. А со временем даже удивлялся, если кто-то вдруг да отождествлял его с одноименным персонажем.
   – Одно дело «кто-то», другое – родной отец, – пояснял Хельги. – Если поют: «Бесстрашный Эдуард, наследный принц Ольдона…», он должен быть совершенно слабоумным, чтобы не понять, о ком речь. Понял, разведал ситуацию, решил принять меры.
   – Если он узнал это из песен, тогда почему он не выяснил, что ты демон? – привел контраргумент Эдуард.
   – А потому что ни в одной песни об этом не сказано! Я везде фигурирую как «великий сын проклятого народа» и тому подобное.
   – Но Ирракшана… – начал было принц и осекся.
   Однако полемически настроенный Хельги стерпел даже упоминание об Ирракшане.
   – А нигде не сказано, что я ее поглотил! – выпалил он с торжеством. – Сказано, «убил и съел»! Как именно, не уточняется. Может, я труп в супе сварил, кто знает?
   Продолжать разговор дальше принц не рискнул.
 
   Встреча с разбойниками оказалась последней неожиданностью, подстерегавшей спасителей мира по дороге в Конвелл.
   От Ульпа начинались исконно человеческие, густонаселенные и очень благопристойные места. Здесь в маленьких городках и крупных селах жили мирные, трудолюбивые, солидные, не особенно богатые, но состоятельные люди – фермеры, ремесленники, торговцы, владельцы небольших мануфактур, знать, по меркам, скажем, герцогств, измельчавшая и обедневшая, зато, не в пример тамошним разбойным графам и баронам, уважаемая и даже любимая вассалами.
   Срединные Земли – такими они были.
   Недавняя война и по ним прошлась тяжелым кованым сапогом, но даже теперешняя разруха была какой-то домовитой и благообразной. Поля, по мере возможности, вспаханы, засеяны и убраны, огороды расчищены от бурьяна. На месте недавних руин – аккуратные кучки будущего стройматериала: все, что можно снова пустить в дело, тщательно отсортировано и бережно сложено. Землянки, в которых теперь обитала большая часть населения, были построены добротно и производили впечатление не временных, убогих и нищих пристанищ, а этаких загородных домиков для летнего семейного отдыха. Даже домовые гоблины и прочие мелкие, по выражению Хельги, синантропные народцы, казалось бы начисто истребленные, откуда-то вновь объявились и успели расплодиться.
   После созерцания картин гибели и разрушения путники шли и отдыхали душой. Но чтобы в их компании не было исключения – такого еще не случалось. Хельги душой не отдыхал, наоборот, злился и плевался. Отчего? Да уж было от чего, поверьте!
   Хлеб свой здешние обитатели уже получили. Теперь им хотелось зрелищ.
   Свято место пусто не бывает. Барды, менестрели и бродячие комедианты всех мастей наводнили Срединные Земли. Их уже перестали принимать за вампиров и гонять от жилья осиной, на радостях они развернулись вовсю. Догадываетесь, что было главной темой их творчества?
   – Удивляюсь я тебе, – говаривал гном. – В Трегерате местные скульпторы изуродовали тебя как могли – ты только умилялся. А на фольклор так болезненно реагируешь.
   – Одно дело – предстать перед потомками в облике могучего воина и совсем другое – выглядеть в глазах современников оголодавшим выродком, который тянет в рот что ни попадя! – отвечал демон. Увы, эпизод «съедания» Ирракшаны был особенно любим в народе. – И вообще, тебе не понять, ты пострадал меньше всех!
   В самом деле, если не брать в расчет несколько изящных оборотов на тему его «великолепной бороды», ставшей в процессе битвы «аки поганая метла», личность Орвуда почему-то не привлекла к себе особенного внимания творцов, он остался, так сказать, персонажем второго плана.
   – Ну ничего, – грозила Энка злорадно, – если мы опять спасем мир и попадем в легенды, он так легко больше не отделяется, с его-то красотой на палке!
   Гном кряхтел и спешил перевести беседу в другое русло.
   – А этот… Улаф, он все еще тащится за нами?
   – Тащится, – подтвердил Хельги. – На море фьордингам нет равных, но разведка на суше – не их дело. Ломится через кусты, как боров, и воображает, будто его не видно.
   Гном боевые качества фьордингов критиковать не стал, он тоже считал, что Улафа совершенно не видно, и удивлялся, каким образом Хельги удается распознавать присутствие брата. И вообще, его интересовало другое.
   – Зачем он за нами идет, вот вопрос. Объясни, будь добр. Это все-таки твой брат!
   – Подменный, – уточнил Хельги с нажимом.
   – Какая разница? Родной еще хуже.
   – И то правда! Мне думается, он слышал, что я собираюсь добыть «Гром» со дна морского, и решил попытаться его отобрать. Поэтому не хочет упускать нас из виду… Но я могу и ошибаться. Время покажет.
 
   С первыми белыми мухами путники вышли к окрестностям Конвелла.
   Теперь дело оставалось за малым – найти храм. Почему-то представлялось, что в густонаселенном краю сделать это будет совсем просто. Они заблуждались. Равнинная, лесистая местность. Население – одни люди, чей век короток, как и память о прошлом. Кроме того, в Средние века, когда Срединные Земли стали ареной затяжных магических войн, противоборствующие маги таскали горемычный Конвелл с места на место, как им было удобнее в стратегическом плане. В результате Хельги, чью зрительную память Макс называл «фотографической», прекрасно помнил расположение храма на карте, но это было не слишком большим утешением в реальных поисках – многое изменилось за три тысячи лет.
   Пришлось прочесывать местность, методично и планомерно, заодно приобрести карту, разделить всю территорию на сектора и опрашивать местных жителей.
   День шел за днем, холодало. Наступала зима, ранняя, но лютая. Уже и волки (а может, и оборотни – по слухам, они водились в Конвелле), начинали завывать то чащобам. Морозы крепчали, а снега почти не было – пыльно, сухо и противно.