Страница:
Для труппы «Очаровательного театра» день выдался не слишком удачный, а посему уныние охватило всех, вплоть до директора, неподражаемой мамаши Туту.
Это была могучая женщина лет сорока, живая, веселая, энергичная. Ее мужеподобное лицо еще сохранило остатки былой красоты. Настоящее имя мамаши Туту было — Роза Текла. Ее судьба сложилась так, что она осталась в девицах, и весь нерастраченный пыл души, всю свою любовь Роза отдала спутникам своей бродячей жизни, как животным, так и людям.
Через одно из окошек фургона, водруженного на колеса и торжественно именуемого «театром», можно было видеть силуэт мамаши Туту, разместившейся напротив своего товарища Плуфа. Они сидели за столом и занимались подсчетом дневной выручки.
— Подведем итоги: за сегодняшний день мы не заработали ни гроша! — грустно произнесла владелица фургона. — Хотя каждый из нас просто превзошел себя. Я, сударь мой Плуф, еще никогда не видела столь восхитительных прыжков, как те, которыми вы нас порадовали сегодня.
Тот, кого назвали Плуфом, или, иначе говоря, господин Изидор, откликнулся на слова мамаши Туту сочувствующим вздохом.
Господин Изидор был высок ростом и тощ, как жердь. Давний товарищ Розы Текла, он успешно справлялся с ролью паяца, или, как говорят теперь, «клоуна». Он сидел грустный, еще не сняв с себя нелепого костюма, в котором обычно смешил зрителей, и не смыв с лица пудры и грима.
— Ваши ученые собаки, — говорил он плаксивым голосом, — превосходно… А наш Анри, наша звезда, наш любимец публики, словом, наш Маленький Парижанин проделывал такие невероятные трюки!.. И всё впустую!
Оба тяжело вздохнули.
— Увы! Наши дела идут все хуже и хуже. Наши представления уже не собирают столько народу, как бывало прежде. Конечно, когда в труппу пришел Маленький Парижанин, этот удивительный мальчик, умеющий управлять своим телом так, что можно подумать, будто оно у него состоит из одних только мышц, а костей нет и в помине, у нас появился зазывала, коему поистине нет равных. Его ловкое, мгновенное превращение в горбуна также несколько улучшило наши дела… Но…
— Но нам чего-то не хватает, — заметила мамаша Туту.
— Понимаю, понимаю… нам нужна девица, этакое трепетное создание, в роли коего можете пока выступать только вы, милая Роза.
— Вот-вот, — грустно улыбнулась распорядительница труппы. — Но чтобы растрогать публику, одной меня явно мало…
— Да уж, когда из балагана «Прекрасная Анни» выпархивает эта хорошенькая куколка, народ валит к ним валом… Вот уж кто всегда имеет полные сборы! Они торжествуют, мы прозябаем… Ах, если бы и мы нашли такого же эльфа, такую же юную фею, то я уверен: фортуна тотчас бы улыбнулась нам…
Как только выступление окончилось, тот, кого мамаша Туту и господин Плуф называли Анри или Маленьким Парижанином, удалился в свою собственную комнату, отгороженную в одном из углов фургона. Он хотел, сменив костюм, пойти погулять и немного подышать воздухом перед сном.
Занавеска, отделявшая апартаменты Маленького Парижанина от остальной части фургона, где размещались хозяева труппы, была сделана из грубого холста, закрепленного на туго натянутой веревке. В так называемой гостиной стоял небольшой стол из светлого дерева, за которым мамаша Туту и ее компаньон как раз и подсчитывали доходы сегодняшнего дня.
Разумеется, мальчик прекрасно слышал весь разговор.
Когда начались вздохи и сожаления о том, что в их труппе нет маленькой прелестной девочки, сердце Анри неожиданно сжалось. Он вспомнил, что именно сегодня видел такую девочку — хрупкую, изящную, с ангельским личиком и волосами, сияющими словно чистое золото. Она сидела на плече высокого молодого человека и от души смеялась, глядя представление их труппы. Не удержавшись, подросток послал ей воздушный поцелуй.
…Анри рассмеялся и выбранил себя за излишнюю чувствительность. Неужели он позволит какой-то незнакомой девчонке так долго занимать его мысли? Да ни за что на свете! «Хватит валять дурака! Вперед!» — сказал себе Маленький Парижанин и бесшумно выскочил из фургона, уверенный, что никто не заметил его ухода. Однако неожиданно ему преградила путь какая-то женщина.
— Будьте осторожны, берегите себя, господин Анри, — раздался голос, в котором наряду с почтительностью звучала неподдельная нежность.
— А! Это вы, госпожа Бернар! — воскликнул мальчик, бросившись к женщине и ласково обняв ее. — Не волнуйтесь за меня. Вы же знаете, что я не боюсь ни Бога, ни дьявола: первого — потому что он исполнен доброты, второго — потому что уверен, что вполне смогу с ним договориться. До свидания!
И он поспешил в направлении ворот Бюси, в то время как госпожа Бернар осталась стоять возле фургона, грустно качая головой.
Госпожа Бернар была служанкой Анри. Добровольной служанкой. Но вы сами слышали, что он вежливо обращался к ней «госпожа», словно это он, а не она, находился в подчиненном положении. Впрочем, иногда он говорил ей — «матушка Бернар».
Хозяева «Очаровательного театра» ничего не знали о прошлом этих двоих — мальчика и госпожи Бернар. Жизнь однажды свела их вместе, и циркачи вполне удовлетворились теми сведениями, что их загадочные спутники сами пожелали им сообщить.
Анри и его служанка совершенно случайно оказались в этой бродячей труппе (где, кстати сказать, их очень любили и уважали). Однажды к мирно беседовавшим на пороге своего фургона мамаше Туту и господину Изидору уверенной походкой подошел паренек. Его сопровождала почтенного вида дама средних лет. Паренек сказал:
— Меня зовут Анри… А это госпожа Бернар. Всю свою жизнь она посвятила заботам обо мне. Она ничего не требует от меня, однако же я считаю своим долгом трудиться, чтобы зарабатывать ей на жизнь. Госпожа Бернар прекрасно шьет и вышивает, великолепно готовит, так что, если вы согласитесь принять ее в вашу труппу, вы никогда не раскаетесь в этом. А вот что умею делать я…
В одну минуту мальчишка исполнил блистательное, поистине небывалое, головокружительное сальто, а затем прошелся на руках, как это обычно делают акробаты, зазывающие зрителей на представление. Сердца госпожи Розы и господина Изидора преисполнились восторгом, и без лишних слов они подписали контракт со столь необычной парой.
Анри было двенадцать лет. Это был белокурый мальчик, с великолепным цветом лица, необычайно живой, сильный, отважный и полный чувства собственного достоинства. Благодаря воспитанию или же природной восприимчивости манеры его были изысканны и пристали скорее отпрыску благородного рода, нежели бродячему циркачу. Взгляд его мог устрашать, но мог и выражать необычайную нежность.
При необходимости он давал отпор любому взрослому. Среди ярмарочных зазывал, выступавших на рыночных площадях с целью завлечь публику в свои балаганчики, ему не было равных. Его смелостью восхищались опытнейшие наездники. Учителя фехтования, с многими из которых он водил дружбу, твердили в один голос:
— Когда этот малыш сможет держать настоящую шпагу, лучше будет не становиться у него на дороге!
Он отважно бросался в реку и плавал, как рыба. Тело Анри обладало удивительной способностью мгновенно, по его желанию, то увеличиваться, то уменьшаться в размерах; на глазах у изумленной публики он становился горбуном, кривоногим, косолапым и кривобоким — и тут же, как по мановению волшебной палочки, вновь обретал свой юношеский облик.
Он был упорен в достижении своих целей. Говорил он мало и долгим раздумьям всегда предпочитал действия… Вот и сейчас, верный своей привычке, он на ходу размышлял над словами Изидора, прикидывая, как можно помочь делу: «Сборы все хуже и хуже… Нужна маленькая девочка, этакая милая фея…»
Выйдя на улицу Фоссе-Сен-Жермен (позднее — улица Старой Комедии), что напротив кафе Прокопа, появившегося там всего за три года до описываемых событий, он замедлил шаг.
— Интересно, куда девался тот грустный дворянин с длинной шпагой, за которым шла девчушка с кротким, словно у Девы Марии, взором и золотыми волосами? Ах, ну почему я не послушался внутреннего голоса и не пошел за ними! Впрочем, о чем это я, ведь не мог же я уйти посредине представления. Теперь, думаю, уже поздно… Зловещая Долина Нищеты, должно быть, уже затянула их в свои сети… Верно, куда еще они могли податься, если не в эти проклятые места? Испытания, выпавшие на мою долю, под силу далеко не всякому взрослому, и я прекрасно научился читать по лицам… Я сразу понял, что несчастья — одно за другим — обрушились на этих двоих, и они уже утратили всякую надежду вновь завоевать благорасположение фортуны. А что, если мне все-таки попробовать разыскать их? Как знать? Может быть, я сумею не только поправить дела мамаши Туту и Плуфа, но и помочь этому несчастному ребенку? Я хорошо запомнил бледненькое личико и глаза — усталые, обведенные синими кругами, но все же сияющие, подобно звездам… Ее отец, похоже, уже совсем отчаялся… Уверен, что голод прочно держит их в своих цепких когтях! О! Наверняка они частенько ложатся спать без ужина, а днем обходятся без обеда! Бедняги! Если они станут путешествовать вместе с нами, у них, по крайней мере, каждый день будет верный кусок хлеба.
И он, не долго думая, принял решение:
— Я найду их! Обязательно найду, не будь я дворянин! А я — дворянин, и со временем я это докажу, черт побери! Ведь как утверждал господин кюре, терпение — вот добродетель истинного христианина!
И он, не теряя ни минуты, повернул на сто восемьдесят градусов, перешел через мост и углубился в лабиринт темных зловонных улочек, ведущих с улицы Сен-Жермен-Л'Оксеруа на набережную де Ла Ферай.
Неужели он надеялся отыскать свою маленькую красавицу и ее печального отца в этом мрачном месте, в этой клоаке, где редкие масляные лампы, изобретенные господином де Ла Рейни, не только не освещали, а напротив, лишь мешали что-либо разглядеть?
Немало стойких духом, отважных сердцем и прекрасно владеющих шпагой людей не отважилось бы ночью проникнуть в эти места, именуемые Долиной Нищеты. Их остановил бы не столько страх, сколько отвращение к ее обитателям, которые по вполне понятным причинам отнюдь не жаловали дневной свет.
Человеческая жизнь ценилась здесь удивительно дешево, особенно после захода солнца.
Обходы полицейского дозора были бессмысленны, ибо совершались с завидной регулярностью, в строго определенные часы и всегда по одним и тем же дворам и улочкам. Даже полицейские не желали рисковать и лезть черту в зубы.
Но юный Анри, казалось, совершенно не боялся опасных обитателей этих мест. Он уверенно шагал вперед, зная, что в случае опасности вполне может положиться на свое проворство и ловкость. К тому же он выучился нескольким замечательным ударам, с помощью которых мог сбить с ног любого верзилу.
Ему уже доводилось прибегать к ним, и парочка-другая ошалевших пьяниц, и трое или четверо головорезов, увидевших в нем легкую добычу, остались лежать в пыли, извиваясь от боли и бессильной ярости. Впрочем, Анри предпочитал не хвастаться подобными подвигами перед госпожой Бернар.
Он шел медленно, оглядываясь по сторонам, прислушиваясь к каждому подозрительному звуку. Время от времени он распахивал двери какого-нибудь вонючего заведения и, не обращая внимания на оскорбления и угрозы, окидывал своим острым взором его посетителей. В памяти Анри навсегда запечатлелся облик несчастного дворянина, бредущего по Новому мосту в надежде встретить того, кому можно было бы предложить свои услуги умелого фехтовальщика, — отца златовласого ангела, которого так страстно желал отыскать наш юный герой. Но ни сего пленительного существа, ни отца его нигде не было.
Поиски привели Маленького Парижанина на улицу Балю.
Там внимание его привлек некий дом, стоящий на углу набережной де Ла Ферай и напоминающий огромный и неуклюжий деревянный ящик. Мальчику показалось — или же он ослышался? — что за глухими, без окон, стенами раздаются шаги и ругательства.
Снаружи темное строение выглядело таинственным и заброшенным.
Рядом с этим домом располагался особняк, некогда принадлежавший Сен-Мару. Окна в нем были закрыты ставнями, отчего жилище казалось давно покинутым.
«Интересно, кто же скрывается здесь, за слепыми окнами и толстыми стенами?» — подумал Анри.
Сердце подсказывало мальчику, что между этими двумя с виду необитаемыми домами существует некая связь, но его честная и благородная натура не позволила бы ему даже предположить нечто столь гнусное, как те сделки, что на самом деле заключались там.
Наконец он оказался на углу улицы Сен-Жермен-Л'Оксеруа; внезапно, словно дикий зверь, которого охотник застал врасплох, он резко прыгнул в сторону и затаился в темноте.
Дверь кабачка «Сосущий теленок» со скрипом отворилась: улицу позолотил пучок тусклого света, какой обычно бывает во всех питейных заведениях, освещаемых сальными свечами, и огласил нестройный хор голосов подвыпивших посетителей.
Спрятавшись от взглядов праздных гуляк, Анри почувствовал себя поистине на охоте. Тревожное ожидание охватило его… Любой пустяк казался ему исполненным зловещего смысла… Весь сжавшись, подобно стальной пружине, он ждал, когда придет время действовать.
Из своего укрытия он увидел, как двое мужчин, озираясь по сторонам, вышли из пещеры Бахуса, именуемой «Сосущим теленком».
Первый — это был Эстафе — тащил под мышкой продолговатый сверток. Второй — Жоэль де Жюган — держал в руке обнаженную шпагу.
Пнув ногой дверь кабака, отчего та с глухим стуком захлопнулась, великан из Нижней Бретани и его сообщник направились к улице Труа-Мари, продолжая внимательно оглядываться вокруг. Вскоре они повернули налево и поспешили к Новому мосту.
Охваченный любопытством, Маленький Парижанин последовал за ними.
«Что это они замышляют? Я увидел их лица лишь в неверном свете масляных ламп, но запомню их навсегда. Вот уж поистине висельники из висельников!»
Жоэль Жюган и Эстафе прошли по набережной Самаритен, где бурные воды Сены, вздувшейся из-за раннего весеннего паводка, с шумом разбивались о деревянные прибрежные сваи…
Ночь, словно погребальный саван, окутывала Париж. Дорога, избранная двумя злоумышленниками, была пустынна.
Низко пригнувшись к земле, Анри невидимкой скользил за ними, плотно прижимаясь к стенам домов, готовый, если надо, наклониться еще ниже и даже лечь на мостовую. Добравшись до конца набережной, он резко остановился, ибо те, кого он выслеживал вот уже около четверти часа, свернули на мост.
«Эти двое бандитов пришли сюда неспроста… — думал он. — Не стоит ли мне, воспользовавшись преимуществом внезапности, напасть на них первому и завладеть подозрительным свертком, который тащит этот великан? А заодно и немножечко поразмяться?
Тем более что сверток этот напоминает мне…»
Однако ему не удалось додумать свою мысль до конца. Подойдя к четвертому пролету моста и оказавшись таким образом прямо над серединой реки, Эстафе подал знак — и спутник его сбросил свою ношу в воду…
Раздался глухой всплеск.
— Чудесный вечерок, — усмехнулся Жоэль. — Счастливого плавания!
— И всего наилучшего твоему папаше! — добавил Эстафе.
Выждав несколько секунд и пожав друг другу руки, они повернули обратно, вполне довольные собой. Неожиданно бретонец схватил приятеля за рукав и взволнованным голосом спросил:
— Черт побери! Ты слышал?
— Да, — ответил Эстафе, взволнованный не менее его.
— Мы ведь бросили один узел?
— Узел?.. Ах да… конечно, один, один-единственный… Что же это еще свалилось в воду?
Они переглянулись через парапет моста, стараясь сквозь густую тьму разглядеть, что происходит там, внизу, но так ничего и не увидели.
— Кто-то плывет… — произнес Эстафе.
— Ну, погоди у меня! — угрожающе проворчал Жоэль, адресуясь к невидимому противнику. — Ишь, чего вздумал: половить рыбку в мутной воде…
— Ты умеешь плавать? — спросил Меченый.
— Черт побери, — заверил его Жоэль, — мальчишкой я жил на берегу моря и целыми днями не вылезал из воды.
— Тогда у нас есть еще шанс выяснить, кто тот любопытный, что решил вытащить наш узел. Если надо, ты наверняка сможешь настичь его в Сене. Я же, увы, плаваю как топор.
— Да ладно… Конечно, я полезу в воду, если в том будет крайняя нужда… Пока же поспешим, пошли вдоль берега, авось сумеем помешать ему.
И, указав на кучу камней, бретонец заключил:
— Надо смотреть в оба… да и уши навострить не помешает… Здесь вполне хватит камней, чтобы отправить ко дну того наглого селезня, что вздумал совать нос в наши дела.
Настороженно помолчав, оба принялись швырять камни в темные воды реки.
Ночь скрывала от них самого пловца, однако они слышали, как плещет вода от его энергичных движений. Их острый слух даже уловил его шумное, но ровное дыхание.
Возможно, им бы и удалось задеть Анри — а как вы уже догадались, смельчаком, за которым охотились бандиты, был именно он, — но вдруг до Эстафе донесся топот сапог и бряцание оружия:
— Дозор!.. Попробуем действовать по-иному!
XV
Это была могучая женщина лет сорока, живая, веселая, энергичная. Ее мужеподобное лицо еще сохранило остатки былой красоты. Настоящее имя мамаши Туту было — Роза Текла. Ее судьба сложилась так, что она осталась в девицах, и весь нерастраченный пыл души, всю свою любовь Роза отдала спутникам своей бродячей жизни, как животным, так и людям.
Через одно из окошек фургона, водруженного на колеса и торжественно именуемого «театром», можно было видеть силуэт мамаши Туту, разместившейся напротив своего товарища Плуфа. Они сидели за столом и занимались подсчетом дневной выручки.
— Подведем итоги: за сегодняшний день мы не заработали ни гроша! — грустно произнесла владелица фургона. — Хотя каждый из нас просто превзошел себя. Я, сударь мой Плуф, еще никогда не видела столь восхитительных прыжков, как те, которыми вы нас порадовали сегодня.
Тот, кого назвали Плуфом, или, иначе говоря, господин Изидор, откликнулся на слова мамаши Туту сочувствующим вздохом.
Господин Изидор был высок ростом и тощ, как жердь. Давний товарищ Розы Текла, он успешно справлялся с ролью паяца, или, как говорят теперь, «клоуна». Он сидел грустный, еще не сняв с себя нелепого костюма, в котором обычно смешил зрителей, и не смыв с лица пудры и грима.
— Ваши ученые собаки, — говорил он плаксивым голосом, — превосходно… А наш Анри, наша звезда, наш любимец публики, словом, наш Маленький Парижанин проделывал такие невероятные трюки!.. И всё впустую!
Оба тяжело вздохнули.
— Увы! Наши дела идут все хуже и хуже. Наши представления уже не собирают столько народу, как бывало прежде. Конечно, когда в труппу пришел Маленький Парижанин, этот удивительный мальчик, умеющий управлять своим телом так, что можно подумать, будто оно у него состоит из одних только мышц, а костей нет и в помине, у нас появился зазывала, коему поистине нет равных. Его ловкое, мгновенное превращение в горбуна также несколько улучшило наши дела… Но…
— Но нам чего-то не хватает, — заметила мамаша Туту.
— Понимаю, понимаю… нам нужна девица, этакое трепетное создание, в роли коего можете пока выступать только вы, милая Роза.
— Вот-вот, — грустно улыбнулась распорядительница труппы. — Но чтобы растрогать публику, одной меня явно мало…
— Да уж, когда из балагана «Прекрасная Анни» выпархивает эта хорошенькая куколка, народ валит к ним валом… Вот уж кто всегда имеет полные сборы! Они торжествуют, мы прозябаем… Ах, если бы и мы нашли такого же эльфа, такую же юную фею, то я уверен: фортуна тотчас бы улыбнулась нам…
Как только выступление окончилось, тот, кого мамаша Туту и господин Плуф называли Анри или Маленьким Парижанином, удалился в свою собственную комнату, отгороженную в одном из углов фургона. Он хотел, сменив костюм, пойти погулять и немного подышать воздухом перед сном.
Занавеска, отделявшая апартаменты Маленького Парижанина от остальной части фургона, где размещались хозяева труппы, была сделана из грубого холста, закрепленного на туго натянутой веревке. В так называемой гостиной стоял небольшой стол из светлого дерева, за которым мамаша Туту и ее компаньон как раз и подсчитывали доходы сегодняшнего дня.
Разумеется, мальчик прекрасно слышал весь разговор.
Когда начались вздохи и сожаления о том, что в их труппе нет маленькой прелестной девочки, сердце Анри неожиданно сжалось. Он вспомнил, что именно сегодня видел такую девочку — хрупкую, изящную, с ангельским личиком и волосами, сияющими словно чистое золото. Она сидела на плече высокого молодого человека и от души смеялась, глядя представление их труппы. Не удержавшись, подросток послал ей воздушный поцелуй.
…Анри рассмеялся и выбранил себя за излишнюю чувствительность. Неужели он позволит какой-то незнакомой девчонке так долго занимать его мысли? Да ни за что на свете! «Хватит валять дурака! Вперед!» — сказал себе Маленький Парижанин и бесшумно выскочил из фургона, уверенный, что никто не заметил его ухода. Однако неожиданно ему преградила путь какая-то женщина.
— Будьте осторожны, берегите себя, господин Анри, — раздался голос, в котором наряду с почтительностью звучала неподдельная нежность.
— А! Это вы, госпожа Бернар! — воскликнул мальчик, бросившись к женщине и ласково обняв ее. — Не волнуйтесь за меня. Вы же знаете, что я не боюсь ни Бога, ни дьявола: первого — потому что он исполнен доброты, второго — потому что уверен, что вполне смогу с ним договориться. До свидания!
И он поспешил в направлении ворот Бюси, в то время как госпожа Бернар осталась стоять возле фургона, грустно качая головой.
Госпожа Бернар была служанкой Анри. Добровольной служанкой. Но вы сами слышали, что он вежливо обращался к ней «госпожа», словно это он, а не она, находился в подчиненном положении. Впрочем, иногда он говорил ей — «матушка Бернар».
Хозяева «Очаровательного театра» ничего не знали о прошлом этих двоих — мальчика и госпожи Бернар. Жизнь однажды свела их вместе, и циркачи вполне удовлетворились теми сведениями, что их загадочные спутники сами пожелали им сообщить.
Анри и его служанка совершенно случайно оказались в этой бродячей труппе (где, кстати сказать, их очень любили и уважали). Однажды к мирно беседовавшим на пороге своего фургона мамаше Туту и господину Изидору уверенной походкой подошел паренек. Его сопровождала почтенного вида дама средних лет. Паренек сказал:
— Меня зовут Анри… А это госпожа Бернар. Всю свою жизнь она посвятила заботам обо мне. Она ничего не требует от меня, однако же я считаю своим долгом трудиться, чтобы зарабатывать ей на жизнь. Госпожа Бернар прекрасно шьет и вышивает, великолепно готовит, так что, если вы согласитесь принять ее в вашу труппу, вы никогда не раскаетесь в этом. А вот что умею делать я…
В одну минуту мальчишка исполнил блистательное, поистине небывалое, головокружительное сальто, а затем прошелся на руках, как это обычно делают акробаты, зазывающие зрителей на представление. Сердца госпожи Розы и господина Изидора преисполнились восторгом, и без лишних слов они подписали контракт со столь необычной парой.
Анри было двенадцать лет. Это был белокурый мальчик, с великолепным цветом лица, необычайно живой, сильный, отважный и полный чувства собственного достоинства. Благодаря воспитанию или же природной восприимчивости манеры его были изысканны и пристали скорее отпрыску благородного рода, нежели бродячему циркачу. Взгляд его мог устрашать, но мог и выражать необычайную нежность.
При необходимости он давал отпор любому взрослому. Среди ярмарочных зазывал, выступавших на рыночных площадях с целью завлечь публику в свои балаганчики, ему не было равных. Его смелостью восхищались опытнейшие наездники. Учителя фехтования, с многими из которых он водил дружбу, твердили в один голос:
— Когда этот малыш сможет держать настоящую шпагу, лучше будет не становиться у него на дороге!
Он отважно бросался в реку и плавал, как рыба. Тело Анри обладало удивительной способностью мгновенно, по его желанию, то увеличиваться, то уменьшаться в размерах; на глазах у изумленной публики он становился горбуном, кривоногим, косолапым и кривобоким — и тут же, как по мановению волшебной палочки, вновь обретал свой юношеский облик.
Он был упорен в достижении своих целей. Говорил он мало и долгим раздумьям всегда предпочитал действия… Вот и сейчас, верный своей привычке, он на ходу размышлял над словами Изидора, прикидывая, как можно помочь делу: «Сборы все хуже и хуже… Нужна маленькая девочка, этакая милая фея…»
Выйдя на улицу Фоссе-Сен-Жермен (позднее — улица Старой Комедии), что напротив кафе Прокопа, появившегося там всего за три года до описываемых событий, он замедлил шаг.
— Интересно, куда девался тот грустный дворянин с длинной шпагой, за которым шла девчушка с кротким, словно у Девы Марии, взором и золотыми волосами? Ах, ну почему я не послушался внутреннего голоса и не пошел за ними! Впрочем, о чем это я, ведь не мог же я уйти посредине представления. Теперь, думаю, уже поздно… Зловещая Долина Нищеты, должно быть, уже затянула их в свои сети… Верно, куда еще они могли податься, если не в эти проклятые места? Испытания, выпавшие на мою долю, под силу далеко не всякому взрослому, и я прекрасно научился читать по лицам… Я сразу понял, что несчастья — одно за другим — обрушились на этих двоих, и они уже утратили всякую надежду вновь завоевать благорасположение фортуны. А что, если мне все-таки попробовать разыскать их? Как знать? Может быть, я сумею не только поправить дела мамаши Туту и Плуфа, но и помочь этому несчастному ребенку? Я хорошо запомнил бледненькое личико и глаза — усталые, обведенные синими кругами, но все же сияющие, подобно звездам… Ее отец, похоже, уже совсем отчаялся… Уверен, что голод прочно держит их в своих цепких когтях! О! Наверняка они частенько ложатся спать без ужина, а днем обходятся без обеда! Бедняги! Если они станут путешествовать вместе с нами, у них, по крайней мере, каждый день будет верный кусок хлеба.
И он, не долго думая, принял решение:
— Я найду их! Обязательно найду, не будь я дворянин! А я — дворянин, и со временем я это докажу, черт побери! Ведь как утверждал господин кюре, терпение — вот добродетель истинного христианина!
И он, не теряя ни минуты, повернул на сто восемьдесят градусов, перешел через мост и углубился в лабиринт темных зловонных улочек, ведущих с улицы Сен-Жермен-Л'Оксеруа на набережную де Ла Ферай.
Неужели он надеялся отыскать свою маленькую красавицу и ее печального отца в этом мрачном месте, в этой клоаке, где редкие масляные лампы, изобретенные господином де Ла Рейни, не только не освещали, а напротив, лишь мешали что-либо разглядеть?
Немало стойких духом, отважных сердцем и прекрасно владеющих шпагой людей не отважилось бы ночью проникнуть в эти места, именуемые Долиной Нищеты. Их остановил бы не столько страх, сколько отвращение к ее обитателям, которые по вполне понятным причинам отнюдь не жаловали дневной свет.
Человеческая жизнь ценилась здесь удивительно дешево, особенно после захода солнца.
Обходы полицейского дозора были бессмысленны, ибо совершались с завидной регулярностью, в строго определенные часы и всегда по одним и тем же дворам и улочкам. Даже полицейские не желали рисковать и лезть черту в зубы.
Но юный Анри, казалось, совершенно не боялся опасных обитателей этих мест. Он уверенно шагал вперед, зная, что в случае опасности вполне может положиться на свое проворство и ловкость. К тому же он выучился нескольким замечательным ударам, с помощью которых мог сбить с ног любого верзилу.
Ему уже доводилось прибегать к ним, и парочка-другая ошалевших пьяниц, и трое или четверо головорезов, увидевших в нем легкую добычу, остались лежать в пыли, извиваясь от боли и бессильной ярости. Впрочем, Анри предпочитал не хвастаться подобными подвигами перед госпожой Бернар.
Он шел медленно, оглядываясь по сторонам, прислушиваясь к каждому подозрительному звуку. Время от времени он распахивал двери какого-нибудь вонючего заведения и, не обращая внимания на оскорбления и угрозы, окидывал своим острым взором его посетителей. В памяти Анри навсегда запечатлелся облик несчастного дворянина, бредущего по Новому мосту в надежде встретить того, кому можно было бы предложить свои услуги умелого фехтовальщика, — отца златовласого ангела, которого так страстно желал отыскать наш юный герой. Но ни сего пленительного существа, ни отца его нигде не было.
Поиски привели Маленького Парижанина на улицу Балю.
Там внимание его привлек некий дом, стоящий на углу набережной де Ла Ферай и напоминающий огромный и неуклюжий деревянный ящик. Мальчику показалось — или же он ослышался? — что за глухими, без окон, стенами раздаются шаги и ругательства.
Снаружи темное строение выглядело таинственным и заброшенным.
Рядом с этим домом располагался особняк, некогда принадлежавший Сен-Мару. Окна в нем были закрыты ставнями, отчего жилище казалось давно покинутым.
«Интересно, кто же скрывается здесь, за слепыми окнами и толстыми стенами?» — подумал Анри.
Сердце подсказывало мальчику, что между этими двумя с виду необитаемыми домами существует некая связь, но его честная и благородная натура не позволила бы ему даже предположить нечто столь гнусное, как те сделки, что на самом деле заключались там.
Наконец он оказался на углу улицы Сен-Жермен-Л'Оксеруа; внезапно, словно дикий зверь, которого охотник застал врасплох, он резко прыгнул в сторону и затаился в темноте.
Дверь кабачка «Сосущий теленок» со скрипом отворилась: улицу позолотил пучок тусклого света, какой обычно бывает во всех питейных заведениях, освещаемых сальными свечами, и огласил нестройный хор голосов подвыпивших посетителей.
Спрятавшись от взглядов праздных гуляк, Анри почувствовал себя поистине на охоте. Тревожное ожидание охватило его… Любой пустяк казался ему исполненным зловещего смысла… Весь сжавшись, подобно стальной пружине, он ждал, когда придет время действовать.
Из своего укрытия он увидел, как двое мужчин, озираясь по сторонам, вышли из пещеры Бахуса, именуемой «Сосущим теленком».
Первый — это был Эстафе — тащил под мышкой продолговатый сверток. Второй — Жоэль де Жюган — держал в руке обнаженную шпагу.
Пнув ногой дверь кабака, отчего та с глухим стуком захлопнулась, великан из Нижней Бретани и его сообщник направились к улице Труа-Мари, продолжая внимательно оглядываться вокруг. Вскоре они повернули налево и поспешили к Новому мосту.
Охваченный любопытством, Маленький Парижанин последовал за ними.
«Что это они замышляют? Я увидел их лица лишь в неверном свете масляных ламп, но запомню их навсегда. Вот уж поистине висельники из висельников!»
Жоэль Жюган и Эстафе прошли по набережной Самаритен, где бурные воды Сены, вздувшейся из-за раннего весеннего паводка, с шумом разбивались о деревянные прибрежные сваи…
Ночь, словно погребальный саван, окутывала Париж. Дорога, избранная двумя злоумышленниками, была пустынна.
Низко пригнувшись к земле, Анри невидимкой скользил за ними, плотно прижимаясь к стенам домов, готовый, если надо, наклониться еще ниже и даже лечь на мостовую. Добравшись до конца набережной, он резко остановился, ибо те, кого он выслеживал вот уже около четверти часа, свернули на мост.
«Эти двое бандитов пришли сюда неспроста… — думал он. — Не стоит ли мне, воспользовавшись преимуществом внезапности, напасть на них первому и завладеть подозрительным свертком, который тащит этот великан? А заодно и немножечко поразмяться?
Тем более что сверток этот напоминает мне…»
Однако ему не удалось додумать свою мысль до конца. Подойдя к четвертому пролету моста и оказавшись таким образом прямо над серединой реки, Эстафе подал знак — и спутник его сбросил свою ношу в воду…
Раздался глухой всплеск.
— Чудесный вечерок, — усмехнулся Жоэль. — Счастливого плавания!
— И всего наилучшего твоему папаше! — добавил Эстафе.
Выждав несколько секунд и пожав друг другу руки, они повернули обратно, вполне довольные собой. Неожиданно бретонец схватил приятеля за рукав и взволнованным голосом спросил:
— Черт побери! Ты слышал?
— Да, — ответил Эстафе, взволнованный не менее его.
— Мы ведь бросили один узел?
— Узел?.. Ах да… конечно, один, один-единственный… Что же это еще свалилось в воду?
Они переглянулись через парапет моста, стараясь сквозь густую тьму разглядеть, что происходит там, внизу, но так ничего и не увидели.
— Кто-то плывет… — произнес Эстафе.
— Ну, погоди у меня! — угрожающе проворчал Жоэль, адресуясь к невидимому противнику. — Ишь, чего вздумал: половить рыбку в мутной воде…
— Ты умеешь плавать? — спросил Меченый.
— Черт побери, — заверил его Жоэль, — мальчишкой я жил на берегу моря и целыми днями не вылезал из воды.
— Тогда у нас есть еще шанс выяснить, кто тот любопытный, что решил вытащить наш узел. Если надо, ты наверняка сможешь настичь его в Сене. Я же, увы, плаваю как топор.
— Да ладно… Конечно, я полезу в воду, если в том будет крайняя нужда… Пока же поспешим, пошли вдоль берега, авось сумеем помешать ему.
И, указав на кучу камней, бретонец заключил:
— Надо смотреть в оба… да и уши навострить не помешает… Здесь вполне хватит камней, чтобы отправить ко дну того наглого селезня, что вздумал совать нос в наши дела.
Настороженно помолчав, оба принялись швырять камни в темные воды реки.
Ночь скрывала от них самого пловца, однако они слышали, как плещет вода от его энергичных движений. Их острый слух даже уловил его шумное, но ровное дыхание.
Возможно, им бы и удалось задеть Анри — а как вы уже догадались, смельчаком, за которым охотились бандиты, был именно он, — но вдруг до Эстафе донесся топот сапог и бряцание оружия:
— Дозор!.. Попробуем действовать по-иному!
XV
ПОЕДИНОК В ВОДАХ СЕНЫ
При виде огромного узла, который тащил верзила, юный акробат из «Очаровательного театра» невольно подумал: «Черт возьми, похоже, что в эту грязную тряпку завернуто тело — живое или мертвое — человек, жертва маленького роста… Может быть, ребенок!»
Благородная душа Анри наполнилась состраданием к хрупкой невинной жертве двух головорезов.
Так что, когда он увидел, как бандит, который был поменьше ростом, с размаху швырнул в реку подозрительный сверток, даже мысль о том, что, быть может, ему удастся выловить всего лишь хладный труп, уже не смогла бы его остановить. Выпрямившись во весь рост, он бесстрашно бросился в черные воды Сены.
Вынырнув на поверхность, он увидел, что в нескольких туазах[27] от него на волнах качается тот самый предмет, из-за которого ему пришлось совершить это неожиданное омовение. Вытолкнутый из водной толщи волной, поднятой прыжком Анри, он снова медленно погружался на дно.
Сделав несколько мощных гребков, мальчик почти достиг таинственного свертка. Он уже приготовился схватить его, когда рядом с ним плюхнулся огромный камень, пущенный могучей рукой прислужника госпожи Миртиль. Брызги, сопровождавшие его падение, на миг ослепили отважного пловца.
Когда он вновь открыл глаза, то, к своему горю, не увидел желанного свертка. Скорее всего течение реки подхватило его и унесло вперед.
Некоторое время он плыл наугад в кромешной темноте. Вдруг рука его коснулась длинных шелковистых прядей.
— Волосы! Ну уж теперь-то я его не потеряю!
И он поспешил к берегу, таща за собой то, что, как он думал, скорее всего было мертвым телом.
Никто больше не швырял в него камнями. Ухватившись за толстую и скользкую сваю, он выбрался со своим грузом на отмель, перевел дыхание и решил, наконец, разобраться, спас ли он живое существо или же всего-навсего оказал последнюю услугу христианину, дав тому возможность упокоиться в освященной земле.
— Девочка! — сдавленным голосом прошептал он, склонившись над утопленницей. — Черт возьми! Я должен был понять это раньше, когда схватил ее мягкие, словно руно, волосы… Но жива ли она?
Какое счастье! Сердце бьется… очень слабо, но бьется! Однако же торжествовать победу пока рано! Бандиты могут вернуться.
Не долго думая, он принял решение переплыть на другой берег Сены. Новый мост, откуда несчастное создание сбросили в воду, был не самым лучшим укрытием, так что эта предосторожность отнюдь не казалась излишней.
— Негодяи, пытавшиеся утопить это невинное дитя, а потом подло убить меня, могут догадаться, что их злодейство не удалось. Поэтому надо быть начеку, ведь они могли притаиться на крутом берегу… Ах, если бы мне было тремя или четырьмя годами больше и если бы у меня была шпага, то я бы сразился с ними и непременно вышел победителем! А сейчас… Предположим, одного я уложу ударом ноги под ложечку, это мне вполне по силам… Но вот что делать со вторым? А главное, со мной ребенок… Что станется с ним, если меня ранят или я потеряю сознание? Ну же, Лагардер, думай, от твоего решения сейчас зависит жизнь двух человек!
С этими словами он левой рукой взялся за маленькие ручки девочки и взвалил к себе на спину ее легкое, словно пушинка, тельце. Спустившись в воду, Анри поплыл по течению, которое помогало ему справляться с его драгоценной ношей. Неожиданно перед ним в воду с шумом упал большой темный предмет, и образовавшаяся волна отбросила Анри назад.
Что же произошло? Услышав, как со стороны коллежа Четырех Наций приближается дозорный отряд, который затем должен был свернуть на мост, бретонец тревожно толкнул своего компаньона:
— Тише, это городская стража! Спускайся по лестнице под мост и иди вдоль берега. Постарайся раздобыть лодку, чтобы, если понадобится, прийти мне на помощь. Я же отправлюсь ловить ту рыбку, что столь дерзко плавает у нас под носом.
Догадавшись, что бандиты решили преследовать его вплавь, Маленький Парижанин встревожился.
Хотя пока в реку прыгнул лишь один из негодяев (а с ним Анри надеялся справиться), беспокойство все же не покидало нашего смельчака. Больше всего ему хотелось, воспользовавшись скоростью течения, потихоньку улизнуть от погони. Ведь если сейчас на него нападут, то у нападающего будет бесспорное преимущество: у Анри были заняты руки, ибо ему приходилось поддерживать над водой голову спасенного ребенка. Мальчик намеревался добраться до противоположного берега, но до него было еще довольно далеко.
Когда он плыл мимо Нельского особняка, ему показалось, что вдоль реки быстро движется какая-то черная тень. Мелкие камешки, в изобилии усыпавшие берег, едва слышно похрустывали… В то же время на самой середине Сены он заметил на воде что-то вроде шара.
«Буйка здесь нет, — подумал он, — значит, это чья-то голова…»
Ему даже показалось, что он различает учащенное дыхание… О, дьявол! Анри огляделся, словно ища помощи, и тут же увидел слева от себя нечто темное и громоздкое, лениво покачивающееся на волнах. Приблизившись, он осторожно протянул вперед руку.
Бревна! Настоящий плот!
И действительно, здесь, неподалеку от берега, было пришвартовано несколько связанных между собой бревен. Заметив на них покосившийся шалаш, видимо служивший пристанищем какому-нибудь бродяге, Анри положил туда все еще не пришедшего в сознание ребенка, а сам отплыл подальше и приготовился к бою.
И очень вовремя. Если бы тусклый свет масляных ламп мог осветить реку, а луна хотя бы на миг пробилась сквозь густые облака, то юноша давно бы понял, в какой опасности находится. К несчастью, повсюду царила тьма Эреба[28]. Правда, глаза Анри успели привыкнуть к темноте, так что он снова увидел круглый предмет, замеченный им минуту назад. Теперь этот предмет находился уже гораздо ближе к нему. Внезапно он исчез, и Анри почувствовал, как кто-то словно стальными клещами схватил его за ноги и потащил на дно. От неожиданности мальчик даже не попытался сопротивляться.
Несмотря на всю свою силу и ловкость, Анри испугался. Как разжать эти невидимые руки, увлекающие его под воду.
Похоже, что его противник был не только чрезвычайно силен, но и удивительно ловок, да к тому же плавал как рыба.
Юный же акробат начинал чувствовать усталость. Поиски таинственного свертка и спасение девочки, с которой ему пришлось плыть по темным неспокойным волнам Сены, уворачиваясь от камней, пущенных безжалостной рукой убийцы, утомили Маленького Парижанина.
Но он не собирался сдаваться. С силой, которую трудно было ожидать от ребенка его возраста, он сделал рывок и высвободил правую ногу. И хотя невидимый враг по-прежнему сжимал его левую ногу, бороться стало значительно легче. Не забывайте, что у Анри были свободны обе руки. К тому же он знал, что у его противника вот-вот иссякнет запас воздуха в легких и появится насущная необходимость вынырнуть из воды.
Анри собрал остаток сил и устремился вверх, постаравшись при этом свободной ногой погрузить соперника еще глубже, дабы у того окончательно перехватило дыхание.
Расчет оказался верным: пальцы, сплетенные вокруг его щиколотки, разжались.
…Вынырнув, Жоэль де Жюган сделал несколько судорожных вздохов и позвал на помощь своего сообщника, чей темный силуэт четко вырисовывался на берегу. Затем, решив, видимо, сменить тактику, он стал отдаляться от места схватки и поплыл по течению к Королевскому мосту. Такой поворот событий не устраивал Анри. Он не смел покинуть плот, где в шалаше лежала спасенная им девочка. Он был обязан как можно скорее вернуться к ней, а посему никак не мог допустить нового коварного нападения противника. «Надо поскорее избавиться от первого врага и избежать схватки со вторым», — решил Маленький Парижанин. Ибо сомнений не было: сообщник на берегу разыскивал лодку.
Чтобы не дать бандиту скрыться, юный смельчак, яростно рассекая волны, поплыл за ним. Когда же он нагнал его, то получил сильнейший удар по голове. У Анри потемнело в глазах, но он тем не менее изловчился и схватил негодяя за волосы.
Борьба возобновилась — дикая, жестокая; к счастью для маленького акробата, первая схватка окончилась отнюдь не в пользу головореза. Ошеломленный неожиданным отпором, тот растерялся и теперь лишь пытался защититься от неистовых ударов маленьких, но крепких кулаков доведенного до отчаяния подростка. При этом бандиту еще приходилось думать о том, чтобы не утонуть… Наконец Анри нанес своему врагу столь мощный удар в челюсть, что тот потерял сознание и пошел ко дну. Именно в эту минуту от правого берега Сены отделилась легкая лодочка.
Благородная душа Анри наполнилась состраданием к хрупкой невинной жертве двух головорезов.
Так что, когда он увидел, как бандит, который был поменьше ростом, с размаху швырнул в реку подозрительный сверток, даже мысль о том, что, быть может, ему удастся выловить всего лишь хладный труп, уже не смогла бы его остановить. Выпрямившись во весь рост, он бесстрашно бросился в черные воды Сены.
Вынырнув на поверхность, он увидел, что в нескольких туазах[27] от него на волнах качается тот самый предмет, из-за которого ему пришлось совершить это неожиданное омовение. Вытолкнутый из водной толщи волной, поднятой прыжком Анри, он снова медленно погружался на дно.
Сделав несколько мощных гребков, мальчик почти достиг таинственного свертка. Он уже приготовился схватить его, когда рядом с ним плюхнулся огромный камень, пущенный могучей рукой прислужника госпожи Миртиль. Брызги, сопровождавшие его падение, на миг ослепили отважного пловца.
Когда он вновь открыл глаза, то, к своему горю, не увидел желанного свертка. Скорее всего течение реки подхватило его и унесло вперед.
Некоторое время он плыл наугад в кромешной темноте. Вдруг рука его коснулась длинных шелковистых прядей.
— Волосы! Ну уж теперь-то я его не потеряю!
И он поспешил к берегу, таща за собой то, что, как он думал, скорее всего было мертвым телом.
Никто больше не швырял в него камнями. Ухватившись за толстую и скользкую сваю, он выбрался со своим грузом на отмель, перевел дыхание и решил, наконец, разобраться, спас ли он живое существо или же всего-навсего оказал последнюю услугу христианину, дав тому возможность упокоиться в освященной земле.
— Девочка! — сдавленным голосом прошептал он, склонившись над утопленницей. — Черт возьми! Я должен был понять это раньше, когда схватил ее мягкие, словно руно, волосы… Но жива ли она?
Какое счастье! Сердце бьется… очень слабо, но бьется! Однако же торжествовать победу пока рано! Бандиты могут вернуться.
Не долго думая, он принял решение переплыть на другой берег Сены. Новый мост, откуда несчастное создание сбросили в воду, был не самым лучшим укрытием, так что эта предосторожность отнюдь не казалась излишней.
— Негодяи, пытавшиеся утопить это невинное дитя, а потом подло убить меня, могут догадаться, что их злодейство не удалось. Поэтому надо быть начеку, ведь они могли притаиться на крутом берегу… Ах, если бы мне было тремя или четырьмя годами больше и если бы у меня была шпага, то я бы сразился с ними и непременно вышел победителем! А сейчас… Предположим, одного я уложу ударом ноги под ложечку, это мне вполне по силам… Но вот что делать со вторым? А главное, со мной ребенок… Что станется с ним, если меня ранят или я потеряю сознание? Ну же, Лагардер, думай, от твоего решения сейчас зависит жизнь двух человек!
С этими словами он левой рукой взялся за маленькие ручки девочки и взвалил к себе на спину ее легкое, словно пушинка, тельце. Спустившись в воду, Анри поплыл по течению, которое помогало ему справляться с его драгоценной ношей. Неожиданно перед ним в воду с шумом упал большой темный предмет, и образовавшаяся волна отбросила Анри назад.
Что же произошло? Услышав, как со стороны коллежа Четырех Наций приближается дозорный отряд, который затем должен был свернуть на мост, бретонец тревожно толкнул своего компаньона:
— Тише, это городская стража! Спускайся по лестнице под мост и иди вдоль берега. Постарайся раздобыть лодку, чтобы, если понадобится, прийти мне на помощь. Я же отправлюсь ловить ту рыбку, что столь дерзко плавает у нас под носом.
Догадавшись, что бандиты решили преследовать его вплавь, Маленький Парижанин встревожился.
Хотя пока в реку прыгнул лишь один из негодяев (а с ним Анри надеялся справиться), беспокойство все же не покидало нашего смельчака. Больше всего ему хотелось, воспользовавшись скоростью течения, потихоньку улизнуть от погони. Ведь если сейчас на него нападут, то у нападающего будет бесспорное преимущество: у Анри были заняты руки, ибо ему приходилось поддерживать над водой голову спасенного ребенка. Мальчик намеревался добраться до противоположного берега, но до него было еще довольно далеко.
Когда он плыл мимо Нельского особняка, ему показалось, что вдоль реки быстро движется какая-то черная тень. Мелкие камешки, в изобилии усыпавшие берег, едва слышно похрустывали… В то же время на самой середине Сены он заметил на воде что-то вроде шара.
«Буйка здесь нет, — подумал он, — значит, это чья-то голова…»
Ему даже показалось, что он различает учащенное дыхание… О, дьявол! Анри огляделся, словно ища помощи, и тут же увидел слева от себя нечто темное и громоздкое, лениво покачивающееся на волнах. Приблизившись, он осторожно протянул вперед руку.
Бревна! Настоящий плот!
И действительно, здесь, неподалеку от берега, было пришвартовано несколько связанных между собой бревен. Заметив на них покосившийся шалаш, видимо служивший пристанищем какому-нибудь бродяге, Анри положил туда все еще не пришедшего в сознание ребенка, а сам отплыл подальше и приготовился к бою.
И очень вовремя. Если бы тусклый свет масляных ламп мог осветить реку, а луна хотя бы на миг пробилась сквозь густые облака, то юноша давно бы понял, в какой опасности находится. К несчастью, повсюду царила тьма Эреба[28]. Правда, глаза Анри успели привыкнуть к темноте, так что он снова увидел круглый предмет, замеченный им минуту назад. Теперь этот предмет находился уже гораздо ближе к нему. Внезапно он исчез, и Анри почувствовал, как кто-то словно стальными клещами схватил его за ноги и потащил на дно. От неожиданности мальчик даже не попытался сопротивляться.
Несмотря на всю свою силу и ловкость, Анри испугался. Как разжать эти невидимые руки, увлекающие его под воду.
Похоже, что его противник был не только чрезвычайно силен, но и удивительно ловок, да к тому же плавал как рыба.
Юный же акробат начинал чувствовать усталость. Поиски таинственного свертка и спасение девочки, с которой ему пришлось плыть по темным неспокойным волнам Сены, уворачиваясь от камней, пущенных безжалостной рукой убийцы, утомили Маленького Парижанина.
Но он не собирался сдаваться. С силой, которую трудно было ожидать от ребенка его возраста, он сделал рывок и высвободил правую ногу. И хотя невидимый враг по-прежнему сжимал его левую ногу, бороться стало значительно легче. Не забывайте, что у Анри были свободны обе руки. К тому же он знал, что у его противника вот-вот иссякнет запас воздуха в легких и появится насущная необходимость вынырнуть из воды.
Анри собрал остаток сил и устремился вверх, постаравшись при этом свободной ногой погрузить соперника еще глубже, дабы у того окончательно перехватило дыхание.
Расчет оказался верным: пальцы, сплетенные вокруг его щиколотки, разжались.
…Вынырнув, Жоэль де Жюган сделал несколько судорожных вздохов и позвал на помощь своего сообщника, чей темный силуэт четко вырисовывался на берегу. Затем, решив, видимо, сменить тактику, он стал отдаляться от места схватки и поплыл по течению к Королевскому мосту. Такой поворот событий не устраивал Анри. Он не смел покинуть плот, где в шалаше лежала спасенная им девочка. Он был обязан как можно скорее вернуться к ней, а посему никак не мог допустить нового коварного нападения противника. «Надо поскорее избавиться от первого врага и избежать схватки со вторым», — решил Маленький Парижанин. Ибо сомнений не было: сообщник на берегу разыскивал лодку.
Чтобы не дать бандиту скрыться, юный смельчак, яростно рассекая волны, поплыл за ним. Когда же он нагнал его, то получил сильнейший удар по голове. У Анри потемнело в глазах, но он тем не менее изловчился и схватил негодяя за волосы.
Борьба возобновилась — дикая, жестокая; к счастью для маленького акробата, первая схватка окончилась отнюдь не в пользу головореза. Ошеломленный неожиданным отпором, тот растерялся и теперь лишь пытался защититься от неистовых ударов маленьких, но крепких кулаков доведенного до отчаяния подростка. При этом бандиту еще приходилось думать о том, чтобы не утонуть… Наконец Анри нанес своему врагу столь мощный удар в челюсть, что тот потерял сознание и пошел ко дну. Именно в эту минуту от правого берега Сены отделилась легкая лодочка.