Фэйзер Джейн. Шарады любви

   — Не надо, милорд, умоляю! — и, оттолкнув его инстинктивным, отчаянным движением, попыталась высвободиться.
   Однако одна рука Джастина так и осталась на ее груди, а ладонь другой по-прежнему прижималась к горевшей жгучим огнем щеке.
   — Данни! — прошептал граф. Его правая рука тоже соскользнула вниз и проникла за корсаж девушки.
   — Вы не понимаете… — простонала Даниэль.
   — Нет, дитя мое, на этот раз я все понимаю. Но вот вам многое еще непонятно.
   — Что же произошло?
   — Ничего из ряда вон выходящего. Просто ваше тело естественным образом стало отвечать на мои ласки. Так и должно было случиться.
   Даниэль подняла голову и взглянула в лицо графа. Тот уже привычным движением приподнял большим пальцем ее подбородок и чуть слышно спросил:
   — Я не очень смутил вас, дитя мое? Мой непутевый дерзкий сорванец…
   — Это действительно нормально, милорд? — шепнула девушка с еле заметной улыбкой. — Я имею в виду то, что сейчас происходит.
   — Вполне нормально. Ваша мама никогда не рассказывала вам об этом?
   — Немного рассказывала. Но вы же сами говорили: невозможно по-настоящему узнать что-то, не испытав самой.
   — Думаю, пока это будет для нас заключительным уроком, — сказал Линтон, выпрямляясь и отступая на шаг. — Наверное, ваши бабушка и дедушка уже беспокоятся, гадают, что с нами случилось.
   Даниэль отряхнула пыль с платья и изогнулась, глядя вниз через плечо:
   — Я не испачкалась сзади, милорд? Стена была не слишком чистой.
   — Разве я вас не предупреждал, дитя мое?
   Граф обошел девушку и внимательно осмотрел платье, стряхивая кое-где приставшую грязь. Неожиданно его ладонь задержалась прямо на ягодицах Даниэль, ощущая сквозь тройной слой одежды ее упругое тело.
   — Сэр! — запищала Даниэль и отпрыгнула в сторону. Линтон беззвучно засмеялся:
   — У вас очаровательная маленькая попка, любовь моя! Как я и предполагал.
   — Как вы смеете говорить такие вещи! — воскликнула девушка, покраснев как вишня.
   — Может быть, сегодня нам предстоит еще один урок, — улыбнулся в ответ граф. — И в высшей степени важный. Ничто из того, что происходит или говорится между двумя любящими друг друга людьми, не может быть предосудительным или греховным. Вы понимаете это, Даниэль?
   Она задумчиво посмотрела на него:
   — Мне кажется, милорд, что я пойму все это лучше, если испытаю сама.
   — А знаете, под этими локонами скрывается очень умная головка, — усмехнулся граф и легонько ущипнул девушку за щеку. — Пойдемте домой.
   Сообщение о предстоящей свадьбе леди Даниэль де Сан-Варенн и графа Джастина Линтона появилось в «Газетт» в самом конце июня. Эта новость оказалась очень кстати, так как подбросила пищу для сплетен и обсуждений на светских раутах как раз перед отъездом сливок высшего общества из душного, нездорового Лондона на воды в Бат. Там и вообще на природе английская аристократия собиралась продолжать свою беззаботную, полную удовольствий жизнь.
   Новость была воспринята с любопытством и вызвала немало толков и досужих предположений. Особенно старались некоторые разочарованные мамаши, лелеявшие надежды на то, что великолепный граф Линтон однажды, наконец пожертвует своим холостяцким положением ради их дочерей. О невесте же было известно только то, что она происходит из рода Рокфордов, и хотя отношение к ее семье по отцовской линии в аристократических кругах английской столицы было несколько настороженным, происхождение девушки считалось в целом безупречным. Даже самые острые языки не решались назвать Даниэль неровней для знатного графа Линтона.
   Другой темой для обсуждения в светских салонах стал возраст невесты. Давно было известно, что граф никогда не обращает внимания на девиц, впервые выезжающих в свет, но ведь его невеста только-только сняла школьное платьице! Как такое могло произойти? Однако как ни велико было любопытство столичных сплетников, оно никак не могло быть удовлетворено до конца лета. Граф Линтон упорно оставался в Корнуолле, прикладывая все силы, чтобы разрешить в высшей степени приятную задачу, разбудить в своей невесте женщину.
   За все это время Даниэль и Джастин получали мало известий из Франции, однако те, что дошли до них, были достаточно тревожными. 17 июня 1789 года на засеДанни Генеральных штатов представители третьего сословия объявили себя Национальным собранием — единственным представительным органом в стране. Таким образом, была сделана попытка ликвидировать претензии дворянства и духовенства на право выступать от имени всей Франции. Одновременно представители третьего сословия пригрозили королю, продолжавшему скорбеть о смерти своего семилетнего сына, что будут платить налоги только во время сессий Национального собрания. Этот беспрецедентный вызов привел короля Людовика XVI в ярость, и он, подстрекаемый своими далеко не мудрыми советниками, закрыл доступ в парламент представителям третьего сословия. Когда 20 июня солдаты преградили путь двум десяткам депутатов, те, собравшись на территории теннисных кортов в Версале, провозгласили себя самостоятельным органом власти. С этого момента все надежды на возрождение Генеральных штатов рухнули, а кровопролитная гражданская война, сотрясавшая Францию в течение последующих пяти лет, стала неотвратимой.
   Но для Даниэль это лето было самым счастливым в жизни. Линтон вел себя очень мудро и тактично, не пытаясь подавить индивидуальность девушки, хотя проявления этой индивидуальности были во многом следствием беспорядочного воспитания. Судя по всему, граф собирался придерживаться подобной тактики и в будущем. Единственное, на чем он твердо настаивал, так это на приличном поведении девушки в обществе. Здесь Линтон был неумолим. Каждый промах в поведении или высказываниях Даниэль наказывался многозначительным молчанием графа или появлением каменного выражения на его лице. Более того, иногда Джастин просто вставал и уходил к себе, что сильнее всего действовало на девушку.
   Постепенно срывов и ошибок в поведении Даниэль становилось все меньше и меньше. Граф скоро понял, что его невесте необходима время от времени психологическая разрядка, которую она обычно находила в верховой езде, естественно, не в дамском седле. Джастин не стал возражать против этих верховых прогулок, и они с Даниэль пришли к счастливому компромиссу.
   Целыми днями жених и невеста охотились в лесу, ловили рыбу в ручьях и плавали в небольшой бухте. Это последнее развлечение удалось далеко не сразу. Даниэль сначала очень нервничала, в ее памяти все время вставали ужасные картины ночи, проведенной на «Черной чайке» во время шторма. Девушка стала панически бояться моря. Но постепенно чувство страха прошло, чему очень способствовали различные физические упражнения на свежем воздухе. Через некоторое время Даниэль уже успешно справлялась с управлением небольшой парусной лодкой. Линтон же получал огромное удовольствие, обучая своего «сорванца», который каждый раз проявлял удивительную для девушки смекалку. Возможно, Даниэль так старалась потому, что хотела хотя бы на время забыть о правилах хорошего тона, столь необходимых для появления в высшем обществе, в которое Линтон непременно желал ее ввести.
   Как-то раз после полудня Линтон вернулся домой после верховой прогулки с Чарльзом. На террасе к нему подошла одна из горничных и сказала, что леди Даниэль ожидает его светлость в Длинной галерее — так назывался домашний спортивный зал, где в плохую погоду можно было поразмяться. Так как утром об этой встрече не было сказано ни слова, граф несколько удивился, однако тут же прошел в зал, где обнаружил свою невесту одетой в блузку, бриджи и плотные вязаные чулки.
   Даниэль переходила от одной стены зала к другой, изучая висевшие на них семейные портреты и время от времени задерживаясь у окон с великолепным видом на море.
   Услышав шаги графа, Даниэль мгновенно обернулась:
   — А, милорд, вы здесь! Я жду вас целую вечность. Не хотели бы вы позаниматься со мной фехтованием?
   — Фехтованием? — переспросил граф, удивленно приподнимая брови и всем своим видом демонстрируя крайнее сомнение в необходимости подобного предприятия. — Вы настоящий кладезь всевозможных сюрпризов, дитя мое.
   Линтон снял сюртук и повесил его на спинку стула, где уже лежали две рапиры с тупыми наконечниками. Джастин внимательно осмотрел каждую из них.
   — Так вы согласны? — спросила Даниэль. Рассмеявшись, она взяла рапиру и сделала несколько выпадов. Граф отметил про себя, что в искусстве фехтования его невеста явно не новичок.
   — До трех уколов, милорд. Идет?
   Джастин, не отвечая, взял другую рапиру, опустил ее наконечником в пол и посмотрел на Даниэль. При этом он снисходительно улыбнулся.
   Девушка отсалютовала ему своей рапирой и сделала первый выпад. Уже через несколько секунд у графа создалось впечатление, что он дерется с сильнейшим фехтовальщиком из всех, которых когда-либо знал. Улыбка сползла с его лица, сменившись напряженным, сосредоточенным выражением. Даниэль фехтовала не менее серьезно. Ее стройная фигурка скользила по паркету с изяществом первоклассной балерины, все выпады графа неизменно парировались. Тот перебросил рапиру в левую руку, но результат был тот же. Неожиданно кончик шпаги Даниэль уперся ему в бок.
   — Один ноль в мою пользу, милорд! — с торжеством воскликнула девушка, сделав шаг назад.
   — Берегитесь! — крикнул граф, и его рапира молнией блеснула в воздухе. Но и этот удар был мгновенно отбит. На долю секунды их шпаги скрестились, но Даниэль тут же отпрыгнула назад и сделала ложный выпад справа. Граф поддался на него, оставив незащищенным левый бок. Рапира девушки, скользнув по его руке, вновь достигла цели.
   Линтон опустил оружие и протянул Даниэль руку:
   — Мы продолжим наш поединок завтра, детка. Уверяю, вам больше не удастся застать меня врасплох!
   — Вы нарочно проиграли мне, милорд? — спросила Даниэль, пожимая протянутую руку.
   — Вовсе нет. Я просто не ожидал встретить в вас такого сильного противника и немного растерялся. Где вы научились так великолепно фехтовать?
   — У дяди Марка.
   — Это все объясняет. Марк де Сан-Варенн был известным дуэлянтом, который, если верить слухам, дрался только насмерть. Наверное, поэтому он сам стал жертвой толпы, а не погиб в поединке: один на один он не имел достойного противника.
   Их летняя идиллия закончилась мягким, напоенным ароматами роз вечером в начале сентября. Следующим утром на рассвете Линтон должен был уехать в Лондон; Даниэль вместе с четой Марч намеревалась последовать за ним лишь несколько дней спустя.
   — Я предпочла бы ехать с вами, милорд, — дрожащим от огорчения голосом сказала Даниэль, когда они не спеша поднимались по тропинке на вершину скалы. — Иначе придется опять трястись в этом ужасном дилижансе.
   — Но вы можете проехать часть дороги верхом, — ответил граф невозмутимым тоном. — Не думаю, что дедушка и бабушка станут возражать. А через неделю мы встретимся на Бедфорд-плейс.
   — Я буду скакать верхом всю дорогу, милорд, — твердо заявила Даниэль. — Вы можете себе представить, каково мне будет часами слушать болтовню моих спутников о последних модах или о том, что месье Артур — лучший парикмахер в столице?
   — Болтовня — грубое слово, Даниэль. Не употребляйте его больше, пожалуйста.
   — Оно считается очень вульгарным? — спросила девушка, и в ее глазах на миг вспыхнул озорной огонек.
   — Очень, — угрюмо подтвердил граф.
   — Вы боитесь, что я устрою скандал в городе?
   Даниэль хмуро уставилась на закатывающийся за горизонт золотой шар солнца. Линтон взял девушку за плечи и развернул лицом к себе:
   — Только своим очарованием вы сможете покорить Лондон. Это единственное оружие, при помощи которого вам удастся взять штурмом столицу. И я уверен, что вы будете всегда вести себя безупречно: не станете скакать верхом по Гайд-парку или ездить на извозчике по темным переулкам, не будете называть всех окружающих идиотами, даже если они этого действительно заслуживают. Тогда вас будут называть самой очаровательной женщиной Лондона, а мне, вашему мужу, будут завидовать все мужчины в городе.
   Джастин медленно наклонился к Даниэль, и его губы приблизились к ее губам, зовущим, приоткрывшимся, подобно лепесткам цветка. Она больше не боялась за себя и даже, к тайному удовольствию Джастина, сама становилась все более требовательной. Даниэль почувствовала, как его руки скользят по гладкой коже ее груди, и с трудом подавила страстный стон. Прижавшись к Джастину всем телом, она крепко обняла его за шею, не отрываясь при этом от теплых губ графа и просунув кончик языка ему меж зубов.
   Линтон полуобнял девушку, чуть откинув ее назад на свободную руку. Другая тем временем расстегнула спереди платье и высвободила томившиеся в тисках корсета нежные полушария груди. Даниэль слегка вздрогнула, почувствовав, как прохладный вечерний ветерок, долетевший с моря, защекотал обнажившееся тело, а сильные тонкие пальцы Линтона осторожно сжали ее соски и начали их легонько растирать. У девушки вдруг засосало и защемило глубоко под ложечкой, внизу живота словно что-то оборвалось. Еще ниже, в самом сокровенном женском месте, появилось странное, незнакомое Даниэль ощущение влажности.
   Губы Джастина коснулись обнаженной груди девушки: он облизывал ее соски, слегка покусывал их. А она была уже не в силах сдержать громкого стона, выражавшего одновременно протест и жгучее, непреодолимое желание. По какой-то непонятной причине ее нижние юбки вдруг задрались вверх, обнажая икры и колени. Что-то твердое коснулось шва панталон между ее ног…
   — Нет! — вскрикнула Даниэль, схватив Джастина за руку, которая уже скользила между ее обтянутыми тонким батистом бедрами, подбираясь к заветному влажному месту.
   Горячая волна стыда и смущения захлестнула девушку. Линтон поднял голову, оторвавшись от ее груди, но руки из-под юбок не убрал. Более того, он продолжал попытки пальцами разорвать тонкую ткань панталон.
   — В вас столько страсти, дорогая, — шептал Джастин. — Вы не можете этого отрицать…
   Его взгляд, сделавшийся вдруг тяжелым и как будто усталым, заражал Даниэль чувственностью и одновременно пробуждал в ней доверие к нему.
   Неожиданно Джастин нахмурился. Ему подумалось, а не слишком ли легко он поверил словам Даниэль о том, что она хорошо осведомлена о физической стороне супружеских отношений. Прислонившись спиной к скале, он обнял девушку за талию и привлек к себе, зажав ее бедра меж своих коленей.
   — Скажите, Данни, вы знаете о том, что происходит между мужчиной и женщиной? Ведь знаете?
   — О да! — бодро воскликнула Даниэль, почему-то смешно наморщив при этом нос. — Только я не совсем представляю, как это… как это происходит на практике. Мои познания… словом, они лишь теоретические.
   — Так. Я рад услышать, что на практике вы ничего такого не пробовали. Хочу вам сказать, любовь моя, что понять до конца отношения мужчины и женщины можно только в брачной постели.
   — Но ведь это не одинаково для всех, — со всей серьезностью возразила Даниэль. — Вы, к примеру, имели не одну любовницу. Не так ли? Они же не проходили практический курс отношений мужчины и женщины в брачной постели!
   — Вы совершенно правы, Даниэль. Но это не ваш удел. Обещаю, что вы расстанетесь с девственностью в нашу первую брачную ночь, то есть через три недели. Тогда мы с вами станем мужем и женой и одновременно — любовником и любовницей.
   Даниэль снова закусила свою нижнюю губку. Потом нахмурилась и сказала:
   — Думаю, милорд, что на сегодня с меня достаточно.
   — Наверное, вы правы, — согласился Линтон и, подумав немного, добавил: — Есть еще кое-что, о чем бы я хотел с вами поговорить. Видите ли, Даниэль, у меня есть имя. Простое, человеческое имя. Почему бы вам не называть меня им?
   — Вы предпочитаете, чтобы я звала вас Джастином или Линтоном?
   — Как вам больше нравится. Но лично я предпочитаю имя Джастин.
   — Тогда заключим сделку. Я буду звать вас Джастином, но при условии, что вы больше не станете называть меня «дитя мое», «детка», «сорванец» или как-нибудь еще в этом роде.
   — Я согласен. Но вы должны вести себя так, чтобы заслужить имя Даниэль.
   — Хорошо, сэр. Я буду вести себя как будущая графиня Линтон.
   И девушка присела в глубоком реверансе. Хотя глаза Даниэль озорно блестели, что заставляло графа усомниться в серьезности ее слов, тому ничего другого не оставалось, как, со вздохом пожав плечами, повести свою невесту к дому.

Глава 8

   Прошло дней десять или чуть больше. Линтон сидел у себя дома на Гросвенор-сквер и заканчивал завтракать, когда слуга объявил о приезде его двоюродного брата. Тут же на пороге вырос лакей в ливрее, за спиной которого возвышалась голова Джулиана. Он был одет в расстегнутое атласное пальто синего цвета, вышитый жилет, желтые бриджи и вязаную шапочку. На поясе болтались огромные серебряные часы.
   — Линтон, собачий сын, — закричал он вместо приветствия, — наконец мы снова встретились, черт тебя побери!
   — Чем я заслужил столь изысканные выражения? — кротко ответил Джастин, ставя на стол недопитый стакан пива и глядя на кузена с некоторым интересом.
   — Чем заслужил, дорогой кузен? Конечно, твоей предстоящей женитьбой на этой де Сан-Варенн, пропади она пропадом! Где ты ее раскопал? И вообще, кто она такая? Честное слово, Джастин, так не поступают: объявить в газете о своем бракосочетании, а потом исчезнуть на все лето!
   — Очень сожалею, что причинил тебе неудобство, кузен. А сейчас, может быть, сядешь и позавтракаешь со мной?
   И Линтон показал на место за столом рядом с собой. Его изящные манеры и мягкий голос произвели на двоюродного брата то же впечатление, какое они обычно производили на Даниэль. Куда только подавалась вся его развязность и грубость! Джулиан сразу почувствовал себя неловко из-за того, что ворвался к брату, помешав ему завтракать. Правда, у него накопилось немало серьезных вопросов, которые он хотел задать Линтону.
   — Я не против выпить с тобой кружечку пива, — просто сказал Джулиан, садясь за стол. — Но согласись, Джастин, что это ни на что не похоже: взбаламутить всю столицу и пропасть неизвестно куда. Ведь твоя женитьба обещает стать гвоздем лондонского сезона.
   — Если так, кузен, то почему она оказалась для тебя такой неожиданностью?
   И Линтон спокойно принялся за бифштекс.
   — Просто, насколько я помню, когда мы в последний раз виделись, ты и не помышлял ни о какой женитьбе! Хочешь пари?
   — И проиграешь.
   Голос Линтона прозвучал так холодно, что за столом сразу воцарилось молчание. У Джулиана мелькнуло подозрение, что кузен вовсе не собирается рассказывать ему о себе какие-то пикантные подробности, и решил подъехать к Джастину с другой стороны:
   — Линтон, ты даже представить себе не можешь, какие сплетни ходят в Лондоне вокруг твоей женитьбы. — Джулиан немного натянуто рассмеялся и продолжил: — Готов поклясться, что на батских водах этим летом было не так оживленно и многолюдно, как всегда! Большинство наших аристократических снобов решили остаться в Лондоне, чтобы хоть одним глазком посмотреть на твою невесту. Ведь никто и никогда не видел ее. Вот и распускают всякие дурацкие слухи. Говорят даже, что она горбата и с бельмом на глазу. А еще болтают, что ты намерен держать жену в заточении в Дейнсбери, пока она не подарит тебе наследника. И даже не одного!
   — Вот как? А я-то был уверен, что у моей Даниэль совсем другие планы! — Линтон усмехнулся, прожевал кусок бифштекса и искоса взглянул на Джулиана: — Видишь ли, дорогой кузен, моя будущая жена получила прекрасное образование вовсе не для того, чтобы стать племенной кобылой.
   — Что?! — Глаза Джулиана вылезли из орбит, челюсть отвисла.
   Линтон еще раз насмешливо посмотрел на двоюродного брата и вернулся к своему завтраку. Вновь в кабинете стало тихо. Наконец Джастин покончил с бифштексом и, заметив, что кузен намерен разразиться очередной тирадой, поспешил остановить его:
   — Прошу тебя, Джулиан, перестань болтать всякую чушь. Подозреваю, именно это ты сейчас собираешься сделать. Пощади мои уши и хорошее настроение!
   — Извини… Но… Боже мой, Джастин, скажи по крайней мере, что она собой представляет?
   — В свое время сам увидишь. Сегодня вечером Даниэль будет представлена ко двору. Не сомневаюсь, что это событие вызовет очередную волну сплетен. А теперь скажи мне…
   Но лорду Джулиану не суждено было не только ответить на вопрос кузена, но даже дослушать его. Чьи-то громкие голоса, донесшиеся из коридора, заставили Джастина отложить вилку и повернуться к двери. Она распахнулась, и на пороге вырос Бедфорд. Бесстрастным голосом он доложил:
   — Леди Даниэль де Сан-Варенн, милорд.
   Даниэль, шелестя тяжелыми бархатными юбками, влетела в кабинет, начав говорить еще до того, как дворецкий завершил свою торжественную фразу, объявляющую о ее приезде:
   — Милорд, вы уже предприняли что-нибудь? Имейте в виду, что дело не терпит отлагательств. И если вы сейчас же не переговорите с бабушкой, то всему конец!
   Мужчины при появлении Даниэль поднялись из-за стола. Причем Джулиан сделал это с большей поспешностью, нежели его кузен. Джастин, никак не отреагировав на пылкий монолог своей невесты, протер монокль, не спеша вставил его в глаз и внимательно оглядел девушку с головы до ног.
   Даниэль выглядела очаровательно. На ней был темный бархатный костюм для верховой езды, обшитый по швам тяжелыми серебряными кружевами, спереди до самой талии тянулся ряд затейливых зеленых пуговиц, руки до локтей были закрыты черными перчатками. На голове красовалась огромная треугольная шляпа, из середины которой торчало длиннейшее перо какой-то экзотической птицы, спускавшееся Даниэль на плечо.
   Под пристальным взглядом графа девушка опустила глаза.
   — Насколько я понимаю, милорд, — извиняющимся тоном сказала Даниэль. — вы намерены сделать мне выговор за внезапное появление здесь?
   Голос ее чуть дрожал. Джастин убрал монокль и ответил бесстрастным тоном:
   — У меня нет привычки говорить людям то, о чем они сами должны знать.
   Джулиан, с первого взгляда почувствовавший братскую симпатию к девушке, постарался разрядить атмосферу и, желая привлечь к себе внимание кузена, демонстративно закашлялся.
   Тот сразу обернулся к нему:
   — Джулиан, я не забыл про тебя. Не торопи события.
   И, вновь посмотрев на Даниэль, с торжественностью в голосе заявил:
   — Даниэль, разрешите вам представить лорда Джулиана Карлтона.
   Девушка грациозно присела и протянула Джулиану свою изящную белую ручку. Тот не замедлил приложиться к ней губами, не отрывая восхищенного взгляда от очаровательного, в форме сердца, лица девушки, больших влажных карих глаз и пухлых губ, чуть приоткрывшихся в доброжелательной улыбке и обнаживших ровный ряд жемчужных зубов. Джулиан был сражен наповал. Мгновенно и навсегда. Теперь ему не надо было спрашивать, почему кузен решился наконец закончить карьеру убежденного холостяка.
   — Миледи, я польщен этой честью, — пробормотал он. — Вы так прелестны! Линтону действительно невероятно повезло!
   Однако ответ Даниэль его обескуражил. Девушка сделала еще один реверанс и неожиданно рассмеялась:
   — Воистину, сэр, очень мило с вашей стороны восстановить мое достоинство после того унижения, которому меня только что подвергли в вашем присутствии. Я счастлива нашему знакомству, сэр. Тем более что мы в скором времени станем довольно близкими родственниками. Разве не так?
   — И друзьями, надеюсь, — улыбнулся Джулиан. — Как жаль, однако, что я не встретил вас раньше. До Джастина…
   — Сэр, я уверена, что с вашей стороны не совсем прилично так говорить. Правда, милорд предупреждал меня о том, что вы — отчаянный повеса.
   — Дерзкая девчонка! — горестно вздохнул Линтон, в то время как его кузен застыл на месте, ошеломленный подобной непосредственностью своей будущей кузины.
   Постаравшись взять себя в руки, Джулиан рассмеялся:
   — И впрямь, мадемуазель! Я имею право заявить протест, на мою репутацию несправедливо брошена тень.
   — О, я очень огорчена этим, сэр, — томно проговорила Даниэль, опустив свои густые ресницы.
   — Даниэль, — вмешался Линтон, — умоляю вас, хватит об этом. Кто вас сюда сопровождал?