Страница:
— Сейчас вернется. Я попросила ее принести мне чашку чаю.
Из груди Даниэль вырвался вздох облегчения, ибо шнурки и тесемки, наконец, распутались. И тут же на пороге появилась Молли. Более неудачного момента для появления она не могла себе выбрать. Взгляд графа с удивлением скользнул по ней: ожидаемого подноса с чаем в руках у Молли не было.
— Молли, вы забыли про чай, — быстро произнесла Даниэль, бросая на девушку выразительный взгляд. — Впрочем, это не имеет значения, все равно у нас нет времени. Я лучше бы выпила легкого вина. Вам не трудно принести мне бокал, милорд?
Джастин утвердительно кивнул головой и направился в свои апартаменты, где у него хранились графины с красным вином, портвейном, ликерами и разными сортами коньяков. Налив бокал, он вернулся в спальню жены.
Даниэль, одетая в шелковый халат, сидела за туалетным столиком перед зеркалом. Молли делала ей прическу.
— А, спасибо, милорд, — поблагодарила она графа, одарив его лучезарной улыбкой. Однако дурное настроение Джастина от этого не улучшилось. У него появилось сильное подозрение, что разбойница жена где-то успела серьезно напроказить. Говорить с ней на эту тему в присутствии Молли и Питершама было бесполезно и к тому же неприлично. Но ничего, она будет у него на глазах весь вечер, так что расследование надо просто отложить до более удобного момента.
Но получилось так, что после спектакля граф потерял всякий интерес к дневным проделкам супруги. За ужином Даниэль говорила так много, быстро и умно, что Джастин едва успевал отвечать. Речь шла исключительно о только что просмотренной пьесе, и это очень радовало графа. В последнее время Линтон изо всех сил старался доставлять жене именно те удовольствия, которых она долгие годы была лишена. И для начала Джастин начал вывозить ее в театр. Сидя рядом, он искоса наблюдал, как реагирует Даниэль на происходящее на сцене. Та весело смеялась, ударяя ладонями по коленкам, во время комедий и фарсов, глубоко переживала вместе с актерами каждое слово, когда давали трагедию. И вообще превращалась в ребенка, впервые попавшего в чудесный мир фантазии.
Сегодня на спектакле присутствовала и Маргарет Мейнеринг. Она сидела в своей ложе, глядя больше не на сцену, а на человека, любовницей которого была на протяжении пяти лет. И мучительно завидовала им обоим: Линтону и его юной жене…
— Джастин, — шепнула Даниэль на ухо мужу, — кто та дама в темном полосатом платье? Она смотрит на нас просто с каким-то зоологическим интересом.
— Где?
— В ложе третьего яруса.
Даниэль хотела было показать в ту сторону пальцем, но граф вовремя схватил ее за руку.
— В приличном обществе не принято показывать на кого-то пальцем, — шепнул он.
Даниэль тихо захихикала:
— Насколько я понимаю, ее прическа называется «а-ля каприччо». Это означает — «непостоянство».
Наконец Джастин увидел ту, о ком вела речь Даниэль, и глубоко вздохнул:
— Эта женщина — Маргарет Мейнеринг, дитя мое.
— Ах вот оно что! — нахмурилась Даниэль. — Вы меня ей представите, не так ли?
— Нет, — твердо ответил граф.
— Почему же? — спросила она с самой невинной улыбкой, которая, однако, не обманула Джастина. — Или эта дама пользуется не слишком большим уважением?
— Ее очень уважают, причем в самых высших кругах. Но было бы неэтичным знакомить жену с бывшей любовницей.
— Пойдут разговоры?
— И еще какие!
Граф оглянулся и с облегчением вздохнул, увидев группу поклонников своей жены, только что появившихся в ложе напротив. У него родилась надежда, что они сумеют отвлечь Даниэль от столь неприятного разговора. К удовлетворению Джастина, так и произошло. Как только начался антракт и супруги вышли в фойе, шумная толпа воздыхателей настолько плотно окружила Даниэль, что граф потерял ее из виду. Когда же он снова отыскал свою дражайшую половину, Даниэль была занята оживленным разговором с некоей леди Брахам, которую едва-едва знала. К своему неудовольствию, Линтон увидел рядом с ними и Маргарет. Но что окончательно вывело графа из себя, так это конец фразы Даниэль, который он сумел расслышать:
— Очень рада нашему знакомству, леди Мейнеринг. Насколько я знаю, вы давнишний друг графа Линтона.
— Да, это так, — пробормотала Маргарет, благодарно улыбаясь подошедшему Джастину и стараясь не замечать кислого выражения на его лице. — Примите мои поздравления, леди Линтон.
Леди Мейнеринг повернулась к графу и протянула ему руку:
— Добрый вечер, Линтон.
— Добрый вечер, мадам, — ответил Джастин, наклонившись к руке Маргарет и прижав к губам ее пальцы. Затем он выпрямился и вежливым поклоном приветствовал всех остальных, будто не замечая их крайне изумленных лиц.
— Извините, — улыбнулся он, — но нас ждут. Правда, дорогая?
На щеках Даниэль вновь появились две ямочки. Граф предложил ей руку, и она положила свою ладонь на парчовый рукав его кремового камзола…
Когда их никто не мог слышать, Даниэль сказала:
— Не надо на меня сердиться, Джастин. Вы же сами не захотели меня представить. Так что я не вышла за рамки приличий. Правда, мне показалось, что леди Брахам чуть не упала в обморок.
Даниэль весело засмеялась, однако ее супруг сохранял гробовое молчание. Оно продолжалось и в экипаже, который вез их в один из самых фешенебельных лондонских ресторанов. Линтон заказал там ужин для небольшой компании. Предполагалось, что это развлечет также и его жену. Хотя после инцидента в театре он гораздо охотнее отвез бы Даниэль прямо домой.
В ресторане их уже ждали кузен Джулиан, сэр Энтони Фэншоу, лорд Филипп Кортлэнд и молодой виконт Уэстмор. Линтон все с тем же каменным выражением лица подвел к столу жену и жестом пригласил всех рассаживаться.
— Мой муж сегодня на меня ужасно зол, — объявила Даниэль. — Дело в том, что я ухитрилась быть представленной леди Мейнеринг, которая до нашей женитьбы была его любовницей. Думаю, что ни для кого из вас это не секрет.
Даниэль обвела взглядом стол: на лицах гостей застыло ошарашенное выражение. Поняв, что совершила очередной промах, она стала оправдываться:
— Мне казалось абсолютно необходимым, чтобы общество не заблуждалось насчет моей осведомленности, а также убедилось в моих искренних дружеских чувствах к леди Мейнеринг. Теперь все в порядке. Разве нет?
Над столом повисло тягостное молчание. Несколько мгновений спустя его нарушил лорд Джулиан:
— Черт побери! Скажите, Данни, какой следующий сюрприз вы намерены нам преподнести?
— Да-а, — протянул сэр Энтони. — До сих пор я не слышал, чтобы законные жены искали знакомства с любовницами своих мужей.
— Но ведь леди Мейнеринг уже давно не любовница Джастина, — спокойно отреагировала Даниэль, пригубив бокал шампанского. — Я ведь сказала, что все это было задолго до нашей женитьбы. Или вы ничего не поняли? Конечно, если бы она оставалась в близких отношениях с моим мужем, я бы никогда не подумала с ней знакомиться.
— Логично, — кивнул головой лорд Филипп. — В этих рассуждениях есть здравый смысл.
Снова на некоторое время воцарилось молчание. Каждый погрузился в свои мысли. Линтон же вдруг почувствовал прилив хорошего настроения. Ведь его жена, уже прошедшая кое-какую школу в лицемерном высшем свете, одним ударом пресекла саму возможность возникновения грязных сплетен. Кто посмеет шепнуть Даниэль хоть словечко о бывшей любовнице мужа, когда она уже сама все сказала и прибавить к этому нечего?
— А теперь давайте отложим в сторону все разговоры о достойном сожаления поведении леди Даниэль и примемся за ужин, — сказал он. — И вообще мне кажется, что этот фешенебельный ресторан не совсем подходящее место для подобных дискуссий.
— Правильно, черт побери! — согласился виконт Уэстмор. — К тому же зачем втягивать в них женщин?
— Вы забыли, Уэстмор, что как раз я и начала этот разговор, — рассмеялась Даниэль.
— Мы говорили о бабах, — мрачно напомнил лорд Джулиан.
— Боже мой, кузен, вы несносны! Джастин, защитите меня от этого грубияна!
— И не подумаю. Напротив, полностью его поддерживаю. Ешьте спокойно свой ужин!
Вечер получился веселый, с обильной и вкусной едой. Линтон очень быстро отказался от уже ставшей для него привычной роли школьного учителя, наставляющего учеников. Его молодые друзья, считавшие себя предельно искушенными во всем, а потому неизменно демонстрировавшие на людях крайнюю усталость от жизни, вдруг стали при Даниэль простыми и очень милыми людьми. Молодую графиню они воспринимали, как любимую родную сестру, хотя и чуть флиртовали с этой красивой женщиной, сумевшей выйти замуж за графа Линтона. Самому же графу все это доставляло большое удовольствие. Улыбка весь вечер не сходила с его лица…
А ночью в постели Джастин получил не только законную жену, но и не знающую удержу страстную любовницу. Ее руки, губы, ее тело играли с ним в какую-то волшебную, полную непередаваемого наслаждения игру. Она дарила ему свою любовь, пробуждая жар во всем теле, заставляя кипеть кровь в жилах. А потом отдавала себя супругу, который делал с ней все, что хотел.
Глава 11
Из груди Даниэль вырвался вздох облегчения, ибо шнурки и тесемки, наконец, распутались. И тут же на пороге появилась Молли. Более неудачного момента для появления она не могла себе выбрать. Взгляд графа с удивлением скользнул по ней: ожидаемого подноса с чаем в руках у Молли не было.
— Молли, вы забыли про чай, — быстро произнесла Даниэль, бросая на девушку выразительный взгляд. — Впрочем, это не имеет значения, все равно у нас нет времени. Я лучше бы выпила легкого вина. Вам не трудно принести мне бокал, милорд?
Джастин утвердительно кивнул головой и направился в свои апартаменты, где у него хранились графины с красным вином, портвейном, ликерами и разными сортами коньяков. Налив бокал, он вернулся в спальню жены.
Даниэль, одетая в шелковый халат, сидела за туалетным столиком перед зеркалом. Молли делала ей прическу.
— А, спасибо, милорд, — поблагодарила она графа, одарив его лучезарной улыбкой. Однако дурное настроение Джастина от этого не улучшилось. У него появилось сильное подозрение, что разбойница жена где-то успела серьезно напроказить. Говорить с ней на эту тему в присутствии Молли и Питершама было бесполезно и к тому же неприлично. Но ничего, она будет у него на глазах весь вечер, так что расследование надо просто отложить до более удобного момента.
Но получилось так, что после спектакля граф потерял всякий интерес к дневным проделкам супруги. За ужином Даниэль говорила так много, быстро и умно, что Джастин едва успевал отвечать. Речь шла исключительно о только что просмотренной пьесе, и это очень радовало графа. В последнее время Линтон изо всех сил старался доставлять жене именно те удовольствия, которых она долгие годы была лишена. И для начала Джастин начал вывозить ее в театр. Сидя рядом, он искоса наблюдал, как реагирует Даниэль на происходящее на сцене. Та весело смеялась, ударяя ладонями по коленкам, во время комедий и фарсов, глубоко переживала вместе с актерами каждое слово, когда давали трагедию. И вообще превращалась в ребенка, впервые попавшего в чудесный мир фантазии.
Сегодня на спектакле присутствовала и Маргарет Мейнеринг. Она сидела в своей ложе, глядя больше не на сцену, а на человека, любовницей которого была на протяжении пяти лет. И мучительно завидовала им обоим: Линтону и его юной жене…
— Джастин, — шепнула Даниэль на ухо мужу, — кто та дама в темном полосатом платье? Она смотрит на нас просто с каким-то зоологическим интересом.
— Где?
— В ложе третьего яруса.
Даниэль хотела было показать в ту сторону пальцем, но граф вовремя схватил ее за руку.
— В приличном обществе не принято показывать на кого-то пальцем, — шепнул он.
Даниэль тихо захихикала:
— Насколько я понимаю, ее прическа называется «а-ля каприччо». Это означает — «непостоянство».
Наконец Джастин увидел ту, о ком вела речь Даниэль, и глубоко вздохнул:
— Эта женщина — Маргарет Мейнеринг, дитя мое.
— Ах вот оно что! — нахмурилась Даниэль. — Вы меня ей представите, не так ли?
— Нет, — твердо ответил граф.
— Почему же? — спросила она с самой невинной улыбкой, которая, однако, не обманула Джастина. — Или эта дама пользуется не слишком большим уважением?
— Ее очень уважают, причем в самых высших кругах. Но было бы неэтичным знакомить жену с бывшей любовницей.
— Пойдут разговоры?
— И еще какие!
Граф оглянулся и с облегчением вздохнул, увидев группу поклонников своей жены, только что появившихся в ложе напротив. У него родилась надежда, что они сумеют отвлечь Даниэль от столь неприятного разговора. К удовлетворению Джастина, так и произошло. Как только начался антракт и супруги вышли в фойе, шумная толпа воздыхателей настолько плотно окружила Даниэль, что граф потерял ее из виду. Когда же он снова отыскал свою дражайшую половину, Даниэль была занята оживленным разговором с некоей леди Брахам, которую едва-едва знала. К своему неудовольствию, Линтон увидел рядом с ними и Маргарет. Но что окончательно вывело графа из себя, так это конец фразы Даниэль, который он сумел расслышать:
— Очень рада нашему знакомству, леди Мейнеринг. Насколько я знаю, вы давнишний друг графа Линтона.
— Да, это так, — пробормотала Маргарет, благодарно улыбаясь подошедшему Джастину и стараясь не замечать кислого выражения на его лице. — Примите мои поздравления, леди Линтон.
Леди Мейнеринг повернулась к графу и протянула ему руку:
— Добрый вечер, Линтон.
— Добрый вечер, мадам, — ответил Джастин, наклонившись к руке Маргарет и прижав к губам ее пальцы. Затем он выпрямился и вежливым поклоном приветствовал всех остальных, будто не замечая их крайне изумленных лиц.
— Извините, — улыбнулся он, — но нас ждут. Правда, дорогая?
На щеках Даниэль вновь появились две ямочки. Граф предложил ей руку, и она положила свою ладонь на парчовый рукав его кремового камзола…
Когда их никто не мог слышать, Даниэль сказала:
— Не надо на меня сердиться, Джастин. Вы же сами не захотели меня представить. Так что я не вышла за рамки приличий. Правда, мне показалось, что леди Брахам чуть не упала в обморок.
Даниэль весело засмеялась, однако ее супруг сохранял гробовое молчание. Оно продолжалось и в экипаже, который вез их в один из самых фешенебельных лондонских ресторанов. Линтон заказал там ужин для небольшой компании. Предполагалось, что это развлечет также и его жену. Хотя после инцидента в театре он гораздо охотнее отвез бы Даниэль прямо домой.
В ресторане их уже ждали кузен Джулиан, сэр Энтони Фэншоу, лорд Филипп Кортлэнд и молодой виконт Уэстмор. Линтон все с тем же каменным выражением лица подвел к столу жену и жестом пригласил всех рассаживаться.
— Мой муж сегодня на меня ужасно зол, — объявила Даниэль. — Дело в том, что я ухитрилась быть представленной леди Мейнеринг, которая до нашей женитьбы была его любовницей. Думаю, что ни для кого из вас это не секрет.
Даниэль обвела взглядом стол: на лицах гостей застыло ошарашенное выражение. Поняв, что совершила очередной промах, она стала оправдываться:
— Мне казалось абсолютно необходимым, чтобы общество не заблуждалось насчет моей осведомленности, а также убедилось в моих искренних дружеских чувствах к леди Мейнеринг. Теперь все в порядке. Разве нет?
Над столом повисло тягостное молчание. Несколько мгновений спустя его нарушил лорд Джулиан:
— Черт побери! Скажите, Данни, какой следующий сюрприз вы намерены нам преподнести?
— Да-а, — протянул сэр Энтони. — До сих пор я не слышал, чтобы законные жены искали знакомства с любовницами своих мужей.
— Но ведь леди Мейнеринг уже давно не любовница Джастина, — спокойно отреагировала Даниэль, пригубив бокал шампанского. — Я ведь сказала, что все это было задолго до нашей женитьбы. Или вы ничего не поняли? Конечно, если бы она оставалась в близких отношениях с моим мужем, я бы никогда не подумала с ней знакомиться.
— Логично, — кивнул головой лорд Филипп. — В этих рассуждениях есть здравый смысл.
Снова на некоторое время воцарилось молчание. Каждый погрузился в свои мысли. Линтон же вдруг почувствовал прилив хорошего настроения. Ведь его жена, уже прошедшая кое-какую школу в лицемерном высшем свете, одним ударом пресекла саму возможность возникновения грязных сплетен. Кто посмеет шепнуть Даниэль хоть словечко о бывшей любовнице мужа, когда она уже сама все сказала и прибавить к этому нечего?
— А теперь давайте отложим в сторону все разговоры о достойном сожаления поведении леди Даниэль и примемся за ужин, — сказал он. — И вообще мне кажется, что этот фешенебельный ресторан не совсем подходящее место для подобных дискуссий.
— Правильно, черт побери! — согласился виконт Уэстмор. — К тому же зачем втягивать в них женщин?
— Вы забыли, Уэстмор, что как раз я и начала этот разговор, — рассмеялась Даниэль.
— Мы говорили о бабах, — мрачно напомнил лорд Джулиан.
— Боже мой, кузен, вы несносны! Джастин, защитите меня от этого грубияна!
— И не подумаю. Напротив, полностью его поддерживаю. Ешьте спокойно свой ужин!
Вечер получился веселый, с обильной и вкусной едой. Линтон очень быстро отказался от уже ставшей для него привычной роли школьного учителя, наставляющего учеников. Его молодые друзья, считавшие себя предельно искушенными во всем, а потому неизменно демонстрировавшие на людях крайнюю усталость от жизни, вдруг стали при Даниэль простыми и очень милыми людьми. Молодую графиню они воспринимали, как любимую родную сестру, хотя и чуть флиртовали с этой красивой женщиной, сумевшей выйти замуж за графа Линтона. Самому же графу все это доставляло большое удовольствие. Улыбка весь вечер не сходила с его лица…
А ночью в постели Джастин получил не только законную жену, но и не знающую удержу страстную любовницу. Ее руки, губы, ее тело играли с ним в какую-то волшебную, полную непередаваемого наслаждения игру. Она дарила ему свою любовь, пробуждая жар во всем теле, заставляя кипеть кровь в жилах. А потом отдавала себя супругу, который делал с ней все, что хотел.
Глава 11
— Ваше лицо в тот момент было достойно кисти художника, — со смехом вспоминала Маргарет Мейнеринг сцену в театре, сидя вечером несколько дней спустя в своей маленькой гостиной и наливая Линтону бокал портвейна. — И все же не таким смешным, как у леди Брахам.
— Мне потом сказали, что бедняжка чуть не упала в обморок, — сухо заметил Джастин.
— А ваша девочка-жена просто очаровательна. Но вы уверены, что сможете держать ее в руках?
— Мне это не так часто требуется. Даниэль очень редко позволяет себе бесцельное озорство. Вот ваш сын…
Линтон откинулся на спинку глубокого кресла и пригубил бокал. Это очевидное нежелание графа обсуждать свою жену Маргарет восприняла со смешанным чувством уважения и досады. Даниэль уже давно заинтриговала ее, когда же она увидела вместе мужа и жену, этот интерес значительно возрос. Но теперь разговор зашел об Эдварде.
— Дела совсем плохи? — глухо спросила она. — Я этого так боялась!
— Я бы не приписывал все только пристрастию к азартным играм, — осторожно ответил граф. — Тем не менее вчера я побывал в «Голубом ангеле» и застал там Эдварда все в таком же подавленном состоянии. Но для этой компании такие детали, как чувства или настроение, не имеют никакого значения: им нужно лишь обобрать простака. Когда же негодяи убедятся, что с вашего сына взять больше нечего, они тут же перестанут иметь с ним дело. И все же он связался с шайкой Шелби…
Граф замолчал и пожал плечами.
— Что мне делать, Джастин? — прошептала Маргарет с отчаянием во взгляде.
— Если Эдвард не захочет прислушаться к голосу разума, то вам не останется ничего другого, как пустить все на самотек. Поверьте, Маргарет, очень скоро у вашего сына в кармане не останется ни гроша, и двери всех злачных заведений будут тут же для него закрыты.
— Но прежде мы оба разоримся! Джастин, неужели вы ничем не можете помочь?
— Если вы согласитесь, я мог бы сделать его финансовое положение достоянием гласности. Но это будет унизительным не только для него, но и для вас.
— Вы не хотели бы сначала поговорить с ним? И во время разговора сообщить, какие шаги намерены предпринять? Может быть, это на него подействует?
— Я не пользуюсь авторитетом у вашего сына, Маргарет, — со вздохом произнес Линтон и встал. — Извините, дорогая, мне пора. Конечно, я скажу Эдварду пару слов, но не больше. Если это не подействует, то, с вашего разрешения, я организую небольшую утечку информации. Уверен, что после этого он сам запросится в армию. Командиром полка вашего сына вряд ли назначат, но я постараюсь выхлопотать для него мало-мальски приличное звание.
— Спасибо вам, друг мой, — сказала Маргарет, провожая Линтона. — До скорого свидания. Вы ведь не забудете меня? Умоляю вас: сразу же сообщите мне, если вам что-нибудь удастся узнать или сделать.
— Непременно. Доброй ночи, Маргарет.
Он взял ее руки и наклонился, чтобы поцеловать в щеку, затем открыл дверь и шагнул в темноту ночной улицы. Как раз в эту минуту мимо проезжал чей-то экипаж. Граф не обратил на него никакого внимания: мог ли он знать, что стал объектом чьего-то пристального внимания…
…Даниэль дома не было. Она поехала на какой-то прием и еще не вернулась. Выслушав доклад дворецкого, Джастин прошел в библиотеку с намерением тут же написать короткую записку Эдварду Мейнерингу.
На столе он увидел официальное послание на имя Даниэль, написанное смелым неровным почерком. Джастин взял конверт и прочел обратный адрес. Почерк был явно мужской. Но по правилам хорошего тона, послания должны ложиться на стол его супруги вместе с утренней чашкой горячего шоколада, а не около полуночи. Граф поймал себя на мысли, что его реакция на этот конверт мало чем отличается от реакции его жены на письмо Маргарет. Действительно, он испытывал некоторое любопытство. Возможно, даже нечто, большее, чем просто любопытство. Но Джастин не сомневался, что Даниэль со свойственной ей прямотой откажется познакомить его с содержанием письма.
Прошло минут пятнадцать, и из прихожей донесся голос Даниэль, желавший доброй ночи швейцару. Джастин тут же вышел из библиотеки и направился навстречу жене.
— Милорд, сегодня вы меня опередили, — приветствовала его Даниэль, расцветая улыбкой. — Я провела замечательный вечер. Вы просто не поверите, что рассказывают сейчас о леди Мейси! Она, несомненно, беременна, несмотря на свои уже тридцать три с лишним года. Ее муж — совсем старик: ему шестьдесят, если не больше. Так вот. У нее есть любовник, очень молодой. И все говорят, что…
— Могу себе представить, что все говорят.
Джастин решил не посвящать стоявшего рядом швейцара в светские сплетни и, осторожно обняв жену за плечи, провел ее в библиотеку. На Даниэль было вечернее платье золотистого цвета, на шее красовалось бриллиантовое ожерелье мадам де Сан-Варенн. Однако сияние камней бледнело перед блеском глаз молодой графини и таинственным мягким свечением, струившимся от ее кожи матового цвета.
— У вас появился еще один поклонник, любовь моя, — вкрадчиво проговорил граф, передавая жене конверт и следя чуть прищуренными глазами за ее реакцией. Ему вдруг показалось, что во время чтения письма оголенные плечи Даниэль слегка вздрогнули…
— Это всего лишь от шевалье д'Эврона, — сказала она совершенно спокойно. — Он пишет, что хотел бы завтра утром прокатиться со мной в своем экипаже.
Даниэль разорвала письмо на мелкие кусочки и небрежно бросила обрывки в корзину для мусора.
— И вы поедете?
— Почему бы и нет? — с вызовом ответила она, слегка прикусив нижнюю губку. — Мы с ним говорим по-французски, вспоминаем родину и… прошлое. Неужели вы не можете понять, что встреча с соотечественником приносит мне удовольствие?
— О, Даниэль, я отлично все понимаю!
Граф направился было к двери, но Даниэль его остановила:
— Джастин, я хотела бы с вами кое о чем поговорить.
— К вашим услугам, миледи.
— Видите ли, мне пришлось снять значительную сумму с вашего счета для помощи французским эмигрантам, попавшим в тяжелое положение. Я, наверное, должна была сказать вам об этом раньше, но по некоторым причинам не могла так поступить.
Она замолчала и печально улыбнулась. Джастин же неожиданно для себя самого облегченно вздохнул:
— И почему вы решились на это теперь, любовь моя?
— Потому что в ближайшем будущем мне, возможно, придется истратить гораздо больше.
— Понятно, — кивнул головой граф, заправляя левую ноздрю табаком. — Скажите, Данни, вы спрашиваете моего разрешения или просто ставите меня перед фактом?
— Последнее, сэр, — мрачно ответила Даниэль. — Я не могу отказать этим людям в помощи. Положение, в котором они очутились, можно назвать просто ужасным. Почти все, что у них было, пришлось оставить во Франции. Здесь им очень трудно найти работу. А дети… Дети в полном смысле этого слова голодают.
Линтон понял, что в этой истории не было даже намека на игру или какое-нибудь озорство, столь привычное для его супруги. Все выглядело очень серьезно. Даниэль, подобно бесценному бриллианту, вновь открылась ему своей новой, ранее неизвестной гранью.
— Д'Эврон тоже в этом участвует?
— Он первым забил тревогу и всеми силами старался помочь этим людям. Помимо нас, есть и другие люди, согласившиеся ссужать несчастных деньгами и оказывать им разные услуги. Сейчас шевалье пытается создать целую организацию для помощи французским эмигрантам. Ведь один человек мало, что может сделать, Джастин. Все ваше огромное состояние в этом деле — капля в океане.
— Я верю, Данни, что вы все же воздержитесь от того, чтобы бросить все мое состояние в океан, — пошутил граф, не без лукавства посмотрев на жену.
Та в ответ тихо засмеялась:
— Первым делом, милорд, я продам свои драгоценности.
— Будем считать, что вы тоже пошутили, Данни. Но я честно признаюсь, что не нахожу в этом деле ничего забавного.
— Я понимаю, милорд, — проговорила Даниэль, опустив глаза.
— Возмутительно, — беззлобно проворчал Линтон. — Конечно, Данни, вы можете поступать, как найдете нужным, но все же не переходите границ разумного в своей филантропической деятельности. Решено?
— Решено, — эхом откликнулась Даниэль и лучезарно улыбнулась мужу. — Я все очень аккуратно записываю, Джастин. Не хотите посмотреть?
Она подошла к столу, выдвинула один из ящиков и извлекла из его дальнего угла лист бумаги, сплошь испещренный цифрами. Джастин внимательно изучил записи, и лицо его расплылось в довольной улыбке: итоговая сумма расходов Даниэль не превышала размеров проигрышей, которые многие увлекающиеся фараоном ветреные жены позволяли себе каждый вечер. Вдруг Джастин неожиданно резко спросил:
— Даниэль, а вы доверяете д'Эврону? Ведь, насколько я понимаю, он часто действует от вашего имени.
Даниэль вспыхнула от возмущения:
— Вы считаете меня совсем безмозглой дурой, сэр? Неужели я предоставила бы этому человеку карт-бланш в пользовании вашими деньгами, если бы ему не доверяла?
— Нет, конечно, нет! Извините меня, Даниэль. Я вовсе не хотел поставить под сомнение честность шевалье или ваше умение разбираться в людях. Хорошо. Будем считать этот разговор законченным. По крайней мере, на сегодня. Но прошу вас информировать меня о том, как идут дела, в той мере, какую сочтете необходимой.
— Хорошо. И еще одна проблема. Среди этих эмигрантов есть семья Дюкло. О ней мне также рассказал шевалье д'Эврон. Я хотела бы объяснить вам, милорд, как именно собираюсь им помогать…
Даниэль не спала почти всю ночь, терзаясь чувством вины: впервые она солгала Джастину. Попытки успокоить свою совесть тем, что это был не прямой обман, а просто умолчание о некоторых деталях, успеха не имели. Факт оставался фактом: Даниэль намеренно сказала мужу полуправду и сделала это для того, чтобы иметь возможность участвовать в работе группы д'Эврона, а также устранить подозрения Джастина в отношении остальных ее дел.
Линтон же спал безмятежным сном рядом с супругой, положив руку на ее обнаженное бедро. Когда же он проснулся, то обнаружил, что Даниэль все еще спит, причем очень крепко. Джастин осторожно сполз с кровати, прикрыл одеялом плечи жены и долго всматривался в ее почему-то нахмуренное лицо. Видимо, даже во сне Даниэль не отпускало чувство внутреннего напряжения, о чем говорила тоненькая морщинка между густыми бровями. Такое выражение лица часто бывало у нее в Париже, когда она изображала из себя уличного забияку. Линтон подумал, что, возможно, горестное положение соотечественников пробудило в Даниэль трагические воспоминания из собственной жизни. Если это так, то все его попытки оградить жену от страшных дум о прошлом пропали даром. Но ведь есть пределы возможностей для человека, который задался целью вылечить другого. Многое зависит от «пациента», а в том, что Даниэль всегда умела крепко держать в руках свою судьбу, сомневаться не приходилось. Об этом говорила вся ее прошлая жизнь — сорванца и бездомного бродяги с живым, как ртуть, темпераментом и дерзким, порой даже злым языком.
Прошло еще около двух недель. Как-то раз филантропическая деятельность привела Даниэль на еще одну узкую и грязную улицу, но уже в другом конце города. На этот раз графиня ехала не в экипаже шевалье, а гордо плыла одна, сидя в кресле на носилках. Около Флит-Маркет она приказала носильщикам остановиться и сошла на землю.
Даниэль уже не в первый раз совершала подобные экскурсии без сопровождения д'Эврона, поэтому без малейшего колебания направилась к почерневшему от грязи и копоти дому, где, по ее сведениям, жила очередная эмигрантская семья. Повернув дверную ручку, Даниэль вошла в темную прихожую.
Из-за левой двери доносились приглушенные голоса.
Графиня решительно открыла ее и вошла.
Это была маленькая, очень холодная комната, в которую через единственное, покрытое толстым слоем грязи окно с трудом пробивался дневной свет. Кроме того, в углу мерцала полузаплывшая свеча. Сидевшие за длинным столом девочки-подростки что-то делали. Их руки напоминали тоненькие палочки, там и здесь просвечивавшие сквозь рваные рукава. Ни одна из них не подняла головы и даже не взглянула на вошедшую в комнату даму. Причина отсутствия у детей всякого интереса к происходящему стала для Даниэль понятной, как только она посмотрела в дальний угол. Там, на старом стуле, сидело существо, лишь отдаленно напоминавшее женщину. Каждая ее покрытая огромными коричневыми веснушками рука была толщиной с древесный ствол, одежда — если это можно было так назвать — состояла из бесформенного, серого от грязи тряпья, голову покрывала засаленная косынка, из-под которой выбивались грязные, свалявшиеся седые космы.
— Что вам угодно? — прохрипела женщина, с трудом преодолевая одышку. Даниэль в лицо повеяло таким запахом винного перегара, что она невольно отступила на шаг к двери.
— Почему вы разрешаете детям работать в темноте, — властным тоном начала Даниэль. — Вы хотите, чтобы они совсем ослепли?!
Миссис Бамбри — так звали женщину — опешила от столь неожиданной атаки. Нижняя ее губа отвисла, а усыпанные мелкими коричневыми крапинками глаза уставились на незваную гостью: ей еще никто и никогда не делал подобных выговоров. И уж конечно, миссис Бамбри не ожидала их услышать от молодой знатной дамы, неведомо откуда объявившейся в ее вертепе. Впрочем, ей еще не доводилось встречаться со сливками лондонского общества. Сидевшие за столом девочки занимались изготовлением предметов дамского туалета, а именно, нижнего белья для высокопоставленных леди. Бамбри имела дело лишь с агентом, дававшим ей заказы, снабжавшим материалом и торговавшимся по поводу цен.
За столом прошел легкий смешок. Рука миссис Бамбри мгновенно взметнулась вверх, и сидевшая с краю девочка оказалась на полу вместе со своей табуреткой. Даниэль стоило большого труда сдержаться и не кинуться на защиту несчастных детей. Но этого нельзя было делать: как только «знатная дама» уйдет, здесь начнется самая настоящая расправа.
— У вас есть официальный договор с этой девочкой?
— С Эстеллой Ланчон? А вам какое дело?
— Такое, что я хочу его расторгнуть. И прежде чем все эти девочки продолжат работу, нам придется с вами очень серьезно поговорить. Разумеется, не здесь.
Даниэль повернулась и пошла к двери, но тут же почувствовала, что кто-то схватил ее за юбку. Обернувшись, Даниэль увидела перед собой миссис Бамбри; лицо старой ведьмы выражало полную растерянность. Графиня брезгливо посмотрела на эту омерзительную тварь:
— Здесь есть еще какая-нибудь комната или чулан, где мы могли бы поговорить наедине? Пусть там будет так же грязно. Меня это уже не смущает.
Мадам Бамбри, давно свыкшаяся с грязью и следившая только за чистотой рук девочек, растерянно огляделась по сторонам. Казалось, она только теперь заметила, что комната мало чем отличается от самого запущенного свинарника. Бросив злобный взгляд на молодую, элегантно одетую даму, стоявшую посреди этой несусветной грязи, Бамбри кивнула в сторону маленькой двери, почти затерявшейся среди сваленных в кучу и покрытых толстым слоем пыли обломков старой мебели.
— Вон там.
Они вошли в малюсенькую темную комнатушку, и хозяйка подвинула графине полуразвалившееся кресло, от которого во все стороны расплылось густое облако пыли. Даниэль сморщилась и осталась стоять.
— У вас есть договор с Эстеллой, мадам? — повторила она.
— Есть. Сроком на три года.
— Тем не менее, мадам, я приехала, чтобы расторгнуть его уже сейчас. О цене мы договоримся.
Глаза Бамбри забегали. В голове у нее мелькнула мысль, что за приличную цену от услуг Эстеллы можно было бы и отказаться. Желающих получить работу кругом было хоть отбавляй. Пусть и не таких искусных, как Эстелла, но ведь научить можно кого угодно.
— Сколько? — односложно спросила она.
— Сто гиней.
Даниэль знала, что эта сумма гораздо больше той, которую Бамбри платит девочке за ее рабский труд. Понимала она и то, что называет всего лишь начальную сумму и хозяйка сейчас начнет торговаться.
— Я не могу расторгнуть договор за такую цену, — тут же запротестовала Бамбри. — Эстелла — одна из моих лучших работниц. На ее обучение ушел не один месяц.
— Мне потом сказали, что бедняжка чуть не упала в обморок, — сухо заметил Джастин.
— А ваша девочка-жена просто очаровательна. Но вы уверены, что сможете держать ее в руках?
— Мне это не так часто требуется. Даниэль очень редко позволяет себе бесцельное озорство. Вот ваш сын…
Линтон откинулся на спинку глубокого кресла и пригубил бокал. Это очевидное нежелание графа обсуждать свою жену Маргарет восприняла со смешанным чувством уважения и досады. Даниэль уже давно заинтриговала ее, когда же она увидела вместе мужа и жену, этот интерес значительно возрос. Но теперь разговор зашел об Эдварде.
— Дела совсем плохи? — глухо спросила она. — Я этого так боялась!
— Я бы не приписывал все только пристрастию к азартным играм, — осторожно ответил граф. — Тем не менее вчера я побывал в «Голубом ангеле» и застал там Эдварда все в таком же подавленном состоянии. Но для этой компании такие детали, как чувства или настроение, не имеют никакого значения: им нужно лишь обобрать простака. Когда же негодяи убедятся, что с вашего сына взять больше нечего, они тут же перестанут иметь с ним дело. И все же он связался с шайкой Шелби…
Граф замолчал и пожал плечами.
— Что мне делать, Джастин? — прошептала Маргарет с отчаянием во взгляде.
— Если Эдвард не захочет прислушаться к голосу разума, то вам не останется ничего другого, как пустить все на самотек. Поверьте, Маргарет, очень скоро у вашего сына в кармане не останется ни гроша, и двери всех злачных заведений будут тут же для него закрыты.
— Но прежде мы оба разоримся! Джастин, неужели вы ничем не можете помочь?
— Если вы согласитесь, я мог бы сделать его финансовое положение достоянием гласности. Но это будет унизительным не только для него, но и для вас.
— Вы не хотели бы сначала поговорить с ним? И во время разговора сообщить, какие шаги намерены предпринять? Может быть, это на него подействует?
— Я не пользуюсь авторитетом у вашего сына, Маргарет, — со вздохом произнес Линтон и встал. — Извините, дорогая, мне пора. Конечно, я скажу Эдварду пару слов, но не больше. Если это не подействует, то, с вашего разрешения, я организую небольшую утечку информации. Уверен, что после этого он сам запросится в армию. Командиром полка вашего сына вряд ли назначат, но я постараюсь выхлопотать для него мало-мальски приличное звание.
— Спасибо вам, друг мой, — сказала Маргарет, провожая Линтона. — До скорого свидания. Вы ведь не забудете меня? Умоляю вас: сразу же сообщите мне, если вам что-нибудь удастся узнать или сделать.
— Непременно. Доброй ночи, Маргарет.
Он взял ее руки и наклонился, чтобы поцеловать в щеку, затем открыл дверь и шагнул в темноту ночной улицы. Как раз в эту минуту мимо проезжал чей-то экипаж. Граф не обратил на него никакого внимания: мог ли он знать, что стал объектом чьего-то пристального внимания…
…Даниэль дома не было. Она поехала на какой-то прием и еще не вернулась. Выслушав доклад дворецкого, Джастин прошел в библиотеку с намерением тут же написать короткую записку Эдварду Мейнерингу.
На столе он увидел официальное послание на имя Даниэль, написанное смелым неровным почерком. Джастин взял конверт и прочел обратный адрес. Почерк был явно мужской. Но по правилам хорошего тона, послания должны ложиться на стол его супруги вместе с утренней чашкой горячего шоколада, а не около полуночи. Граф поймал себя на мысли, что его реакция на этот конверт мало чем отличается от реакции его жены на письмо Маргарет. Действительно, он испытывал некоторое любопытство. Возможно, даже нечто, большее, чем просто любопытство. Но Джастин не сомневался, что Даниэль со свойственной ей прямотой откажется познакомить его с содержанием письма.
Прошло минут пятнадцать, и из прихожей донесся голос Даниэль, желавший доброй ночи швейцару. Джастин тут же вышел из библиотеки и направился навстречу жене.
— Милорд, сегодня вы меня опередили, — приветствовала его Даниэль, расцветая улыбкой. — Я провела замечательный вечер. Вы просто не поверите, что рассказывают сейчас о леди Мейси! Она, несомненно, беременна, несмотря на свои уже тридцать три с лишним года. Ее муж — совсем старик: ему шестьдесят, если не больше. Так вот. У нее есть любовник, очень молодой. И все говорят, что…
— Могу себе представить, что все говорят.
Джастин решил не посвящать стоявшего рядом швейцара в светские сплетни и, осторожно обняв жену за плечи, провел ее в библиотеку. На Даниэль было вечернее платье золотистого цвета, на шее красовалось бриллиантовое ожерелье мадам де Сан-Варенн. Однако сияние камней бледнело перед блеском глаз молодой графини и таинственным мягким свечением, струившимся от ее кожи матового цвета.
— У вас появился еще один поклонник, любовь моя, — вкрадчиво проговорил граф, передавая жене конверт и следя чуть прищуренными глазами за ее реакцией. Ему вдруг показалось, что во время чтения письма оголенные плечи Даниэль слегка вздрогнули…
— Это всего лишь от шевалье д'Эврона, — сказала она совершенно спокойно. — Он пишет, что хотел бы завтра утром прокатиться со мной в своем экипаже.
Даниэль разорвала письмо на мелкие кусочки и небрежно бросила обрывки в корзину для мусора.
— И вы поедете?
— Почему бы и нет? — с вызовом ответила она, слегка прикусив нижнюю губку. — Мы с ним говорим по-французски, вспоминаем родину и… прошлое. Неужели вы не можете понять, что встреча с соотечественником приносит мне удовольствие?
— О, Даниэль, я отлично все понимаю!
Граф направился было к двери, но Даниэль его остановила:
— Джастин, я хотела бы с вами кое о чем поговорить.
— К вашим услугам, миледи.
— Видите ли, мне пришлось снять значительную сумму с вашего счета для помощи французским эмигрантам, попавшим в тяжелое положение. Я, наверное, должна была сказать вам об этом раньше, но по некоторым причинам не могла так поступить.
Она замолчала и печально улыбнулась. Джастин же неожиданно для себя самого облегченно вздохнул:
— И почему вы решились на это теперь, любовь моя?
— Потому что в ближайшем будущем мне, возможно, придется истратить гораздо больше.
— Понятно, — кивнул головой граф, заправляя левую ноздрю табаком. — Скажите, Данни, вы спрашиваете моего разрешения или просто ставите меня перед фактом?
— Последнее, сэр, — мрачно ответила Даниэль. — Я не могу отказать этим людям в помощи. Положение, в котором они очутились, можно назвать просто ужасным. Почти все, что у них было, пришлось оставить во Франции. Здесь им очень трудно найти работу. А дети… Дети в полном смысле этого слова голодают.
Линтон понял, что в этой истории не было даже намека на игру или какое-нибудь озорство, столь привычное для его супруги. Все выглядело очень серьезно. Даниэль, подобно бесценному бриллианту, вновь открылась ему своей новой, ранее неизвестной гранью.
— Д'Эврон тоже в этом участвует?
— Он первым забил тревогу и всеми силами старался помочь этим людям. Помимо нас, есть и другие люди, согласившиеся ссужать несчастных деньгами и оказывать им разные услуги. Сейчас шевалье пытается создать целую организацию для помощи французским эмигрантам. Ведь один человек мало, что может сделать, Джастин. Все ваше огромное состояние в этом деле — капля в океане.
— Я верю, Данни, что вы все же воздержитесь от того, чтобы бросить все мое состояние в океан, — пошутил граф, не без лукавства посмотрев на жену.
Та в ответ тихо засмеялась:
— Первым делом, милорд, я продам свои драгоценности.
— Будем считать, что вы тоже пошутили, Данни. Но я честно признаюсь, что не нахожу в этом деле ничего забавного.
— Я понимаю, милорд, — проговорила Даниэль, опустив глаза.
— Возмутительно, — беззлобно проворчал Линтон. — Конечно, Данни, вы можете поступать, как найдете нужным, но все же не переходите границ разумного в своей филантропической деятельности. Решено?
— Решено, — эхом откликнулась Даниэль и лучезарно улыбнулась мужу. — Я все очень аккуратно записываю, Джастин. Не хотите посмотреть?
Она подошла к столу, выдвинула один из ящиков и извлекла из его дальнего угла лист бумаги, сплошь испещренный цифрами. Джастин внимательно изучил записи, и лицо его расплылось в довольной улыбке: итоговая сумма расходов Даниэль не превышала размеров проигрышей, которые многие увлекающиеся фараоном ветреные жены позволяли себе каждый вечер. Вдруг Джастин неожиданно резко спросил:
— Даниэль, а вы доверяете д'Эврону? Ведь, насколько я понимаю, он часто действует от вашего имени.
Даниэль вспыхнула от возмущения:
— Вы считаете меня совсем безмозглой дурой, сэр? Неужели я предоставила бы этому человеку карт-бланш в пользовании вашими деньгами, если бы ему не доверяла?
— Нет, конечно, нет! Извините меня, Даниэль. Я вовсе не хотел поставить под сомнение честность шевалье или ваше умение разбираться в людях. Хорошо. Будем считать этот разговор законченным. По крайней мере, на сегодня. Но прошу вас информировать меня о том, как идут дела, в той мере, какую сочтете необходимой.
— Хорошо. И еще одна проблема. Среди этих эмигрантов есть семья Дюкло. О ней мне также рассказал шевалье д'Эврон. Я хотела бы объяснить вам, милорд, как именно собираюсь им помогать…
Даниэль не спала почти всю ночь, терзаясь чувством вины: впервые она солгала Джастину. Попытки успокоить свою совесть тем, что это был не прямой обман, а просто умолчание о некоторых деталях, успеха не имели. Факт оставался фактом: Даниэль намеренно сказала мужу полуправду и сделала это для того, чтобы иметь возможность участвовать в работе группы д'Эврона, а также устранить подозрения Джастина в отношении остальных ее дел.
Линтон же спал безмятежным сном рядом с супругой, положив руку на ее обнаженное бедро. Когда же он проснулся, то обнаружил, что Даниэль все еще спит, причем очень крепко. Джастин осторожно сполз с кровати, прикрыл одеялом плечи жены и долго всматривался в ее почему-то нахмуренное лицо. Видимо, даже во сне Даниэль не отпускало чувство внутреннего напряжения, о чем говорила тоненькая морщинка между густыми бровями. Такое выражение лица часто бывало у нее в Париже, когда она изображала из себя уличного забияку. Линтон подумал, что, возможно, горестное положение соотечественников пробудило в Даниэль трагические воспоминания из собственной жизни. Если это так, то все его попытки оградить жену от страшных дум о прошлом пропали даром. Но ведь есть пределы возможностей для человека, который задался целью вылечить другого. Многое зависит от «пациента», а в том, что Даниэль всегда умела крепко держать в руках свою судьбу, сомневаться не приходилось. Об этом говорила вся ее прошлая жизнь — сорванца и бездомного бродяги с живым, как ртуть, темпераментом и дерзким, порой даже злым языком.
Прошло еще около двух недель. Как-то раз филантропическая деятельность привела Даниэль на еще одну узкую и грязную улицу, но уже в другом конце города. На этот раз графиня ехала не в экипаже шевалье, а гордо плыла одна, сидя в кресле на носилках. Около Флит-Маркет она приказала носильщикам остановиться и сошла на землю.
Даниэль уже не в первый раз совершала подобные экскурсии без сопровождения д'Эврона, поэтому без малейшего колебания направилась к почерневшему от грязи и копоти дому, где, по ее сведениям, жила очередная эмигрантская семья. Повернув дверную ручку, Даниэль вошла в темную прихожую.
Из-за левой двери доносились приглушенные голоса.
Графиня решительно открыла ее и вошла.
Это была маленькая, очень холодная комната, в которую через единственное, покрытое толстым слоем грязи окно с трудом пробивался дневной свет. Кроме того, в углу мерцала полузаплывшая свеча. Сидевшие за длинным столом девочки-подростки что-то делали. Их руки напоминали тоненькие палочки, там и здесь просвечивавшие сквозь рваные рукава. Ни одна из них не подняла головы и даже не взглянула на вошедшую в комнату даму. Причина отсутствия у детей всякого интереса к происходящему стала для Даниэль понятной, как только она посмотрела в дальний угол. Там, на старом стуле, сидело существо, лишь отдаленно напоминавшее женщину. Каждая ее покрытая огромными коричневыми веснушками рука была толщиной с древесный ствол, одежда — если это можно было так назвать — состояла из бесформенного, серого от грязи тряпья, голову покрывала засаленная косынка, из-под которой выбивались грязные, свалявшиеся седые космы.
— Что вам угодно? — прохрипела женщина, с трудом преодолевая одышку. Даниэль в лицо повеяло таким запахом винного перегара, что она невольно отступила на шаг к двери.
— Почему вы разрешаете детям работать в темноте, — властным тоном начала Даниэль. — Вы хотите, чтобы они совсем ослепли?!
Миссис Бамбри — так звали женщину — опешила от столь неожиданной атаки. Нижняя ее губа отвисла, а усыпанные мелкими коричневыми крапинками глаза уставились на незваную гостью: ей еще никто и никогда не делал подобных выговоров. И уж конечно, миссис Бамбри не ожидала их услышать от молодой знатной дамы, неведомо откуда объявившейся в ее вертепе. Впрочем, ей еще не доводилось встречаться со сливками лондонского общества. Сидевшие за столом девочки занимались изготовлением предметов дамского туалета, а именно, нижнего белья для высокопоставленных леди. Бамбри имела дело лишь с агентом, дававшим ей заказы, снабжавшим материалом и торговавшимся по поводу цен.
За столом прошел легкий смешок. Рука миссис Бамбри мгновенно взметнулась вверх, и сидевшая с краю девочка оказалась на полу вместе со своей табуреткой. Даниэль стоило большого труда сдержаться и не кинуться на защиту несчастных детей. Но этого нельзя было делать: как только «знатная дама» уйдет, здесь начнется самая настоящая расправа.
— У вас есть официальный договор с этой девочкой?
— С Эстеллой Ланчон? А вам какое дело?
— Такое, что я хочу его расторгнуть. И прежде чем все эти девочки продолжат работу, нам придется с вами очень серьезно поговорить. Разумеется, не здесь.
Даниэль повернулась и пошла к двери, но тут же почувствовала, что кто-то схватил ее за юбку. Обернувшись, Даниэль увидела перед собой миссис Бамбри; лицо старой ведьмы выражало полную растерянность. Графиня брезгливо посмотрела на эту омерзительную тварь:
— Здесь есть еще какая-нибудь комната или чулан, где мы могли бы поговорить наедине? Пусть там будет так же грязно. Меня это уже не смущает.
Мадам Бамбри, давно свыкшаяся с грязью и следившая только за чистотой рук девочек, растерянно огляделась по сторонам. Казалось, она только теперь заметила, что комната мало чем отличается от самого запущенного свинарника. Бросив злобный взгляд на молодую, элегантно одетую даму, стоявшую посреди этой несусветной грязи, Бамбри кивнула в сторону маленькой двери, почти затерявшейся среди сваленных в кучу и покрытых толстым слоем пыли обломков старой мебели.
— Вон там.
Они вошли в малюсенькую темную комнатушку, и хозяйка подвинула графине полуразвалившееся кресло, от которого во все стороны расплылось густое облако пыли. Даниэль сморщилась и осталась стоять.
— У вас есть договор с Эстеллой, мадам? — повторила она.
— Есть. Сроком на три года.
— Тем не менее, мадам, я приехала, чтобы расторгнуть его уже сейчас. О цене мы договоримся.
Глаза Бамбри забегали. В голове у нее мелькнула мысль, что за приличную цену от услуг Эстеллы можно было бы и отказаться. Желающих получить работу кругом было хоть отбавляй. Пусть и не таких искусных, как Эстелла, но ведь научить можно кого угодно.
— Сколько? — односложно спросила она.
— Сто гиней.
Даниэль знала, что эта сумма гораздо больше той, которую Бамбри платит девочке за ее рабский труд. Понимала она и то, что называет всего лишь начальную сумму и хозяйка сейчас начнет торговаться.
— Я не могу расторгнуть договор за такую цену, — тут же запротестовала Бамбри. — Эстелла — одна из моих лучших работниц. На ее обучение ушел не один месяц.