Фэйзер Джейн. Шарады любви

   Мегги, видимо, тоже так думала, ибо тут же занялась приведением в порядок одежды молодой леди и распаковкой чемодана.
   — Все, что вам понадобится, разложено на кровати, — раздался через несколько минут ее голосок из дальнего угла комнаты. — Я вам больше не нужна?
   — Нет, спасибо, Мегги.
   Девушка присела в реверансе и вышла. Даниэль посмотрела из ванны на кровать, и у нее захватило дух: на покрывале была разложена приготовленная Мегги роскошная ночная рубашка. Она была сшита из тончайшего белого шелка, вырез вокруг шеи окаймляли дорогие кружева, роль пояска играла широкая позолоченная лента, собранная на груди в большой пышный бант; по длине рубашка явно доставала Даниэль до пят.
   Девушка не выдержала, вылезла из ванны и, насухо вытеревшись большим полотенцем, облачилась в этот прекрасный ночной наряд. Нежная ткань ласкала кожу, сбегая вниз мягкими складками, повторяя и одновременно чуть скрадывая все изгибы фигуры. Конечно, графине Марч такое облачение показалось бы нескромным, она, несомненно, критически поджала бы губы, демонстрируя свое неодобрение.
   Но какое это имело значение? Ведь теперь ее зовут Даниэль Линтон, и одевается она для своего мужа, Джастина Линтона. А он хочет видеть ее именно такой!
   Даниэль села за туалетный столик перед зеркалом и принялась пудрить локоны, позволив
   им свободно падать вдоль висков. Закончив эту процедуру, она внимательно посмотрела в зеркало и сама себе понравилась. Глаза сияли каким-то необычным блеском, делавшим их еще больше, если это, конечно, было возможно, гладкая кожа словно светилась изнутри. Даниэль подумала, что чудесное свечение — отражение непонятного внутреннего трепета, который зародился у нее где-то под животом и теперь властно охватывал все тело…
   Дверь открылась, и вошел Линтон. Даниэль повернулась спиной к зеркалу, хотела что-то сказать, но не смогла: у нее вдруг перехватило дыхание. Джастин тоже несколько минут не говорил ни слова, просто снял сюртук и повесил на вешалку. Потом сел на стул и сбросил туфли. И только после этого сказал полушепотом:
   — Не следует нервничать, Даниэль.
   Он наклонился к жене и, отведя локоны, поцеловал ее в шею.
   — Пойдемте, любовь моя. Пришло время показать вам, какое наслаждение может подарить любовь.
   Его руки подхватили Даниэль, подняли из-за туалетного столика и, перенеся к другой стене комнаты, поставили перед длинным, в человеческий рост, овальным зеркалом.
   — В первую очередь вы должны осознать красоту своего тела и понять некоторые желания, которые оно может вызывать.
   С этими словами Джастин, стоявший за спиной Даниэль, отпустил ее локти и, вытянув вперед руки, сжал обеими ладонями нежные полушария груди, чуть приподняв пальцами просвечивавшие под тонкой тканью соски. Затем он легким движением дернул за связанную в бант ленту. Бант развязался, и рубашка медленно заскользила вниз, оголяя плечи и грудь.
   Даниэль удивленно смотрела в зеркало, словно впервые увидев матовую белизну своей груди, голубенькие прожилки на ней и ставшие твердыми под пальцами Джастина соски.
   — Вам не кажется, что у меня слишком маленькая грудь? — с сомнением в голосе спросила она.
   В глубине темно-синих глаз графа заискрился смех. Обращаясь к отражению супруги в зеркале, он ответил:
   — Если бы она была побольше, то, выражаясь вашим, пока еще далеким от изысканности языком, верхняя часть тела Даниэль Линтон перевешивала бы нижнюю! О чем вы говорите?! Только посмотрите, как им обеим уютно в моих ладонях!
   Но его руки вместе с ночной рубашкой уже поползли ниже, застыв только на талии. Даниэль попыталась было протестовать, когда один из пальцев графа, играючи, оказался в маленьком углублении ее пупка, но Джастин только рассмеялся, позволяя шелковой ночной рубашке соскользнуть с изящных бедер супруги и упасть к лодыжкам.
   Даниэль стояла обнаженная, пока отражение в зеркале — собственное и мужа, стоявшего у нее за спиной, — не шепнуло, что следовало бы воспротивиться губам Джастина, покрывавшим поцелуями ее живот, талию и уже подбиравшимся к темному пушку, расположенному ниже.
   Она попыталась отстраниться, но тут уже запротестовал супруг:
   — Ах, не противьтесь, Даниэль! Вы же само совершенство! Только посмотрите, какие у вас ножки — прямые, стройные! А какой очаровательный животик! А эти чудные кругленькие половинки сзади!
   Джастин поворачивал ее в разные стороны, проводил ладонью вдоль всей спины и чуть ниже, следуя очертаниям талии и бедер.
   Даниэль стояла неподвижно, лишь иногда судорожно глотая воздух. Его мягкие и ласковые пальцы, сладостный и теплый голос рождали в ней какое-то непонятное напряжение. Оно волнующим трепетом отзывалось в ее коже, проникало глубоко внутрь, заставляя закипать кровь в венах.
   Джастин повернул ее к себе лицом и обнял одной рукой за талию. Даниэль вдруг почувствовала, как в нее уперлось что-то твердое. Одновременно рука Джастина опустилась еще ниже, туда, где под животом темнел треугольник коротких курчавых волос. От неожиданности Даниэль выпрямилась, как натянутая струна; из ее груди непроизвольно вырвался стон. Девушка попыталась отвести руку Джастина, но он лишь слегка покачал головой и продолжал гладить ладонью ее лобок, постепенно спускаясь все ниже и ниже. Его лихорадочное, горячее дыхание обжигало обнаженное плечо Даниэль.
   — Не надо, — тихо умоляла она. — Вы не должны этого делать.
   — Должен! — мягко настаивал Линтон.
   Даниэль сжала ноги и ягодицы, стараясь воспрепятствовать столь бесцеремонному вторжению, но руки Джастина без особого труда преодолели ее сопротивление, вызвав у Даниэль слезы стыда и наслаждения. Девушку бросало то в жар, то в холод, все тело трясло, как в ознобе.
   — У вас на глазах слезы, любовь моя, — шептал Линтон. — Вы заметили, каким частым становится ваше дыхание от моих прикосновений? И какой крепкой и высокой — грудь? Не противьтесь желанию, Даниэль! Оно сулит вам неземные наслаждения. Обещаю!
   — А вам? — прошептала в ответ Даниэль.
   — Разве вы не чувствуете этого уже сейчас, мое сокровище?
   Джастин снова крепко прижал ее к себе, и Даниэль ощутила прикосновение к своему телу его воспламененной, твердой мужской плоти.
   — Пойдемте, Даниэль, — сказал он. — Я покажу вам, какое наслаждение получаю сам.
   Линтон легко поднял супругу на руки, перенес в постель и осторожно положил на спину. Затем быстро скинул с себя бриджи и сорочку, после чего заставил Даниэль вновь подняться на ноги. Теперь уже он стоял перед ней совершенно обнаженным. Даниэль широко раскрытыми глазами смотрела на его прекрасное сильное тело, не в силах отвести взгляда от темных курчавых волос, спускавшихся вдоль живота и кольцом окружавших основание его напряженной плоти. От одной мысли, что эта воспаленная плоть сейчас проникнет в то место, которое она всегда считала исключительно своим достоянием, по спине Даниэль пробежала дрожь. Ей стало страшно.
   — Дотроньтесь до меня, Даниэль, — тихим голосом почти приказал Джастин. — Если вы получше узнаете и почувствуете меня, то перестанете бояться.
   Даниэль неуверенно протянула руку и осторожно обхватила пальцами его напряженную плоть. Она была очень твердой, но при этом нежной; под пальцами девушки в ней пульсировала кровь. Другая рука Даниэль помимо ее желания легла на мускулистую грудь Джастина, лаская кончиками пальцев его твердые соски. Он чуть слышно застонал, закрыл глаза и запрокинул голову; Даниэль подумала, что она возвращает Джастину наслаждение, которое он только что ей доставил.
   — А теперь ложитесь, — хрипловатым, но одновременно нежным голосом скомандовал Джастин и чуть подтолкнул Даниэль к кровати.
   Она подчинилась в молчаливом, полном доверия ожиДанни. Джастин лег рядом, его лицо склонилось над ее грудью, и губы вновь приникли к соскам. Ладони ласкали тело, как бы успокаивая его перед новым всплеском эмоций, который действительно последовал через несколько мгновений.
   — Лежите спокойно, любовь моя, — чуть слышно прошептали его губы.
   В следующую секунду Даниэль почувствовала, как рука Джастина легла ей на живот и медленно поползла вниз, к самому нежному и таинственному месту женского тела. Его пальцы осторожно скользнули внутрь, вызвав ответное, протестующее движение ее бедер. Все тело Даниэль судорожно выгнулось навстречу другой ладони Джастина, которая продолжала гладить ей живот.
   — Я постараюсь быть очень нежным, — шепнул Линтон, вновь взявший себя в руки и контролировавший порыв страсти, владевшей им.
   Очень осторожно, стараясь не причинить жене боли, он начал медленными движениями пальцев приводить ее в состояние экстаза. Прошло еще несколько секунд, и из груди Даниэль вырвался громкий стон, мышцы бедер и живота напряглись, и пальцы Джастина в ее теле обволокло что-то теплое и влажное. Даниэль сразу расслабилась с облегченным вздохом. Тогда Линтон чуть раздвинул ее нежные складки, и его напряженная плоть проникла в нее. Большие глаза Даниэль широко раскрылись, испуганно глядя на него. Казалось, что она сейчас воспротивится его натиску, но на это у Даниэль уже не было ни сил, ни желания.
   Джастин продолжал медленно продвигаться вперед внутри ее тела, пока не достиг естественной преграды, подтверждавшей ее девичью невинность. Он сделал решительное движение, заставившее Даниэль вскрикнуть, и проник в самую глубину ее тела всей своей жаждущей плотью.
   — Самое неприятное позади, любовь моя, — задыхаясь, шепнул он, ласково отводя от лица Даниэль спутанные локоны и чуть коснувшись ее губ своими.
   Она ответила ему долгим, нежнейшим поцелуем.
   — Теперь у нас впереди остались лишь наслаждения, — улыбнулся Линтон, не переставая смотреть в ее бездонные глаза.
   Их тела двигались точно в такт друг другу. Джастин следил за выражением лица супруги, ускоряя или замедляя темп своих движений. И все же для него это стало неожиданностью: полузакрытые глаза Даниэль вдруг в изумлении раскрылись, а тело дугой изогнулось ему навстречу. Ее ноги обхватили его ягодицы и крепко прижали к своим бедрам. Джастин почувствовал, что достиг самой глубины раскрывшегося ему навстречу тела. И тут они оба потеряли всякий контроль над собой: крепко прижавшись друг к другу, слившись в одно целое, супруги предались страсти. Даниэль вновь вскрикнула, но на этот раз уже не от боли, а от еще никогда не испытанного прежде наслаждения. Ее мышцы крепко сжали в себе Джастина, он застонал и… обессиленный, упал ей на грудь, придавив Даниэль всей тяжестью своего тела…
   Прошло немало времени, прежде чем он смог отдышаться и обрел способность говорить.
   — Боже мой, дорогая супруга, — устало пробормотал Линтон, — наверное, вы никогда не устанете меня удивлять.
   — Все произошло так, как должно было? — спросила в ответ Даниэль, приподнимаясь на локте и внимательно вглядываясь в лицо мужа.
   — Да, любовь моя, но вы меня удивили. Обычно девушки, только что ставшие женщинами, достигают подобного искусства в любви только после длительной практики.
   — Наверное, у них просто нет таких искусных и опытных наставников, — пробормотала Даниэль.
   — Я очень рад, что вместе с невинностью вы не потеряли чувства юмора, — рассмеялся Линтон. — А теперь, дорогая моя, мы могли бы отведать ужин мадам Бидди. Она очень старалась и, наверное, обидится, если мы не воздадим должное ее кулинарному искусству. Кроме того, нам надо поддерживать свои силы, ведь впереди еще почти целая ночь. Вы согласны со мной?
   Даниэль встала, взяла со стула свою небрежно брошенную роскошную рубашку и, подойдя к зеркалу, надела ее.
   — Я думаю, милорд, что подобного рода ночные одеяния никак не предназначены для нормальных жен, — усмехнулась она.
   Джастин снова счастливо рассмеялся. Затем встал и расправил на спине жены рубашку.
   — Вы правы, Данни. Они больше годятся для любовниц. Правда, я мог бы и перепутать эти понятия. Я получил любовницу, способную растопить самое суровое сердце.
   — А разве можно одинаково сильно любить жену и любовницу?
   — Можно. Но только если они — одна и та же женщина; тогда жизнь становится вечным праздником. Как для меня и, кстати, для вас, любовь моя, ибо вы получили одновременно мужа и любовника.
   — Да, — прошептала Даниэль, поворачиваясь к Джастину, который уже вновь заключил ее в объятия. — Для меня жизнь тоже стала вечным праздником!

Часть вторая. НАРУЖУ ИЗ КУКОЛКИ

Глава 9

   — Боюсь, Питер, что мне придется утром вернуться в город, — сказал граф Линтон, не отрываясь от густо исписанного строчками листка бумаги.
   Питер Хавершам сразу же узнал этот четкий дерзкий почерк. Графиня Линтон была большой любительницей писать записки. За шесть месяцев, понадобившихся ей, чтобы неузнаваемо изменить заведенный в доме Линтонов порядок, Питер получил от леди Даниэль бесчисленное количество небрежно написанных посланий: они содержали всякого рода деловую информацию, изящно сформулированные просьбы, а иногда — краткие приказания.
   — Надеюсь, ничего дурного не случилось, милорд? — спросил секретарь.
   — Пока нет, — ответил Джастин с усмешкой, к которой его секретарь никак не мог привыкнуть; подобная манера улыбаться появилась у графа не так давно. Линтон потянулся к графину с портвейном и налил себе полный бокал. Потом облокотился на стол красного дерева, занимавший чуть ли не половину обеденного зала его дома в Дейнсбери, и задумался.
   — Графиня пишет, — сказал он после нескольких минут молчания, — что если я не вернусь завтра утром сопровождать ее в Ратлэнд-Хаус, то она променяет меня на танцующего медведя.
   Джастин подвинул графин с портвейном секретарю, тщетно пытавшемуся сохранить на лице бесстрастное выражение.
   — Вы действительно думаете, что ее светлость может так поступить, сэр?
   — А вы действительно думаете, что нет, Питер? Его светлость говорил очень мягко, и глаза его при этом весело блестели.
   — Я уверен, — задумчиво ответил Хавершам, — что леди Данни, как обычно, гонится за новой модой. Сейчас все столичные дамы просто помешались на танцующих медведях.
   — Вы правы, мой мальчик! Тогда мой долг перед светом — избежать грозящей семейной катастрофы. Придется возвращаться. Вы согласны?
   — Бесспорно, лорд Линтон. К тому же здесь вас не удерживают никакие срочные дела. Утром мне надо будет кое-что обсудить с управляющим, а к вечеру я также вернусь в Лондон.
   Джастин встал из-за стола и направился к двери. В этот момент секретаря осенила неожиданная мысль: он хлопнул себя ладонью по лбу и воскликнул:
   — О, милорд! А вы не думаете, что леди Данни уже успела приобрести себе танцующего медведя?
   — Упаси Боже! Представьте себе грязное, вечно голодное животное, роняющее блох и к тому же постоянно порывающееся сбежать.
   — Обезьяны еще хуже, сэр, — неуверенно проговорил Питер. — Во всяком случае, мне так кажется…
   — Может быть, но ненамного. Черт побери, Питер, что мы с ним будем делать?
   — Уверен, что леди Данни имеет какие-то соображения на этот счет. Разве вы забыли, что ваша супруга однажды уже заводила себе обезьян?
   — Такое вряд ли можно забыть.
   Мужчины посмотрели друг на друга, думая об одном и том же…
   …Как-то Джастин договорился с друзьями выпить по бокалу вина, а заодно и обсудить кое-какие дела.
   Сделать это они решили в холле дома Линтона, где обычно царили тишина и порядок. В условленный час Джастин встретил гостей у парадного подъезда и пригласил пройти в дом. Сам он шел впереди, показывая дорогу. Уже приближаясь к холлу, он услышал какой-то шум. Граф открыл дверь и… замер на месте. То, что происходило в холле, напоминало сцену из Дантова ада. Почти все его домочадцы, начиная с кухонной уборщицы и кончая всегда строгим и суровым Бедфордом, столпились в середине холла. Они кричали, размахивали руками, явно протестуя против чего-то. Хавершам застыл на пороге библиотеки, схватившись за дверную ручку так, как будто в ней видел единственное спасение от охватившего весь дом повального сумасшествия.
   Вначале Джастин увидел только свою жену, причем в опасной и крайне неприличной позе: Даниэль сидела верхом на перилах у верхней площадки винтовой лестницы. Подол ее платья задрался так высоко, что из-под него выглядывали не только нижние юбки, но и высовывались чуть ли не до колен стройные ножки в шелковых чулках и детских ночных тапочках. В руках Даниэль, рискуя свалиться с перил, держала связку бананов. Она выдирала из нее спелые плоды и приманивала ими каких-то отчаянно визжавших существ, раскачивавшихся на висевшей под самым потолком огромной люстре.
   — Даниэль! — закричал граф. — Сейчас же слезайте оттуда!
   В холле сразу же стало тихо. Замолчали все, кроме Даниэль, которая взглянула на стоявшего в дверях графа и сказала с нескрываемым упреком:
   — Зачем же так кричать, Джастин? Я их почти что поймала, а вы все испортили!
   — Слезайте с перил, я вам приказываю! — загремел граф, совершенно забыв о том, что обращаться в подобном тоне к законной супруге, да еще в присутствии слуг, крайне неприлично. Никто из домочадцев никогда не слышал, чтобы граф Джастин Линтон так кричал. На Даниэль, однако, этот крик произвел впечатление: во всяком случае, она тут же спустилась вниз, на ходу поправляя сбившиеся кружева и ленты.
   Линтон вдел в глаз монокль и повернулся к дворецкому:
   — Я нахожу совершенно недопустимым, Бедфорд, что вся моя прислуга в середине дня не знает, чем себя занять.
   Это было сказано очень мягко и вежливо, но дворецкий покраснел до корней волос. Он поклонился графу и, обернувшись к домочадцам, сделал им какой-то знак. Мгновенно холл опустел. Остались только сам Линтон, его супруга, совершенно оторопевшие друзья и Питер.
   Даниэль с виноватым видом подошла к мужу и, потупив взор, сказала:
   — Это пара обезьянок, милорд. Шарманщик с ними очень плохо обращался. Посмотрите, какие они запуганные, тощие и голодные, на шейках раны. Тот мерзавец, наверное, их бил…
   Джастин поднял руку в предостерегающем жесте. Даниэль сразу же замолчала. Граф шагнул было по направлению к лестнице, но сразу же обернулся и посмотрел на жену:
   — Отдайте мне эти чертовы бананы! А позже я хочу услышать от вас объяснения, почему вы задумали превратить мой дом в зверинец.
   — О, Джастин, зачем же говорить такие громкие слова? — возразила Даниэль, еле сдерживая смех и поднимаясь вслед за мужем по лестнице. — Я вовсе не собиралась превращать дом в зверинец. Если бы Питер не повел себя таким идиотским образом, то ничего бы не произошло.
   — Черт побери, какое Питер имеет к этому всему отношение?!
   — Он начал визжать.
   — Потому что эти твари на меня набросились, — попытался оправдаться несчастный секретарь.
   — Неправда! Они просто хотели с вами подружиться. Что могли вам сделать эти две изголодавшиеся обезьянки?
   — Ну хватит! — властно сказал Линтон, желая прекратить разгоравшуюся между женой и его секретарем ссору. — Я уже достаточно наслушался!
   Его симпатии сейчас были целиком на стороне секретаря. Питер всегда страдал от болезненного самолюбия и излишней восприимчивости, поэтому Линтон решил попозже поговорить с ним и успокоить. Но в то же время графу стоило огромного труда сдерживать волну развлечений, которая буквально затопила дом на Гросвенор-сквер с тех пор, как он привез в Лондон свою молодую невесту и сделал ее графиней Линтон.
   Поднявшись на самый верх лестницы, Джастин остановился и, перекинув ногу через перила, уселся на них верхом, держась одной рукой за украшенную резьбой колонну.
   — Джастин, вы упадете! — закричала Даниэль, только сейчас поняв, какой опасности подвергалась сама несколько минут назад.
   — Мне это угрожает в меньшей степени, чем вам: я не ношу длинного платья и нижних юбок.
   — Но я ведь хотела носить бриджи, а вы… — начала было бормотать Даниэль, но Линтон не дал ей докончить:
   — Данни, напомните мне в один из ближайших дней, что вас надо высечь, — сказал он куда-то в пространство, так как в этот момент люстра, на которой висело одно из визжавших существ, качнулась в его сторону. Граф вытянул руку, чтобы поймать обезьянку, но та ловко увернулась.
   Даниэль прыснула в ладонь, отлично понимая, что Джастин только прикидывается раздраженным. Она с умилением следила за тем, как он подманивал к себе сначала одну обезьянку, затем вторую. Он делал им знаки, разговаривал ласковым тоном, показывал бананы. Все это в конце концов подействовало, и Джастин с довольной улыбкой на лице вручил обоих испуганных зверьков супруге, при этом порекомендовав ей держать их подальше от Питера. И вообще давать обезьянкам поменьше воли, если только ей, Даниэль, «дорога собственная шкура»…
   …Линтон вздрогнул, возвращаясь из мысленного путешествия в прошлое обратно в столовую своего дома.
   — Будем надеяться, Питер, — сказал он своему секретарю, продолжавшему пребывать в задумчивости, — что ее светлость уже сумела должным образом распорядиться этим несчастным зверем. В противном случае нам придется перевезти его сюда и поселить на конюшне.
   — А я предпочитаю надеяться на то, — усмехнулся Питер, — что леди Данни не удастся уговорить Джона совершить подобное святотатство в его владениях.
   — Вы недооцениваете способностей моей жены. Да избавит вас Бог от подобной ошибки в будущем! Я этот урок усвоил много месяцев назад. Будьте уверены: леди Линтон уже давно внесла свои коррективы в заведенный на здешней конюшне порядок, причем сделала это с полного согласия нашего Джона!
   — Думаю, что реформы коснулись не только конюшни, но и винного погреба Бедфорда, — добавил с улыбкой Питер.
   — Видимо, так. С этой минуты я буду твердо придерживаться своей линии в отношении танцующего медведя. А теперь, с вашего позволения, я начну готовиться к завтрашнему отъезду.
   Линтон вышел, предоставив своему секретарю размышлять над тем, что перемены, совершенные молодой хозяйкой за последние полгода, несмотря па их радикальность, благотворно повлияли на общую атмосферу в доме. Обе резиденции Линтона — в Лондоне и Дейнсбери — уже не казались столь мрачными. Даже такие убежденные приверженцы традиций, как Бедфорд и Питершам, после короткого периода формального сопротивления капитулировали перед леди Данни. Никто не мог устоять перед ее очарованием и безусловной компетентностью во всех бытовых вопросах.
   Груз забот Питера стал значительно легче после того, как Даниэль настояла на передаче ей контроля за расходами в обоих домах. И она успешно справлялась со взятыми на себя обязательствами, завоевав, таким образом, глубокое уважение со стороны всех тех домочадцев, которые раньше занимались домашней бухгалтерией.
   И все же самые заметные перемены произошли в характере самого графа Джастина Линтона. Они начались с того, что куда-то исчезло столь обычное для него бесстрастное выражение лица. Правда, когда Даниэль не бывало дома, в глазах графа снова мелькали молнии, предвещавшие приближение урагана. Время от времени дом сотрясали семейные сцены, плохо соответствовавшие благородному образу его хозяина. Однако хотя об этом обычно умалчивалось, бури мирно заканчивались в спальне молодых супругов, из которой оба выходили умиротворенными, улыбающимися и счастливыми.
   Линтон находил свои вынужденные ночные отлучки слишком длинными и после каждой из них с особой страстью откликался на настойчивые интимные требования жены. Вот и этот ее ультиматум сопровождался некими недвусмысленными намеками, вызвавшими на губах графа довольную улыбку. Эти намеки предвещали новую счастливую встречу в уютной спальне их дома. Питершам, узнав о предстоящем отъезде хозяина, молча поклонился, хотя в душе сделал определенные выводы, глядя на выражение лица его светлости.
   Наутро Линтону удалось выехать гораздо позже, чем он намеревался. Виной тому стала подкова, которую одна из лошадей потеряла при выезде из маленькой деревушки Чисуик. Так что когда двуколка графа подкатила к парадному подъезду дома на Гросвенор-сквер, стрелки часов уже показывали десять.
   Бедфорд приветствовал графа низким поклоном.
   — Ее светлость час назад уехала в Ратлэнд-Хаус, сэр, — сообщил он, сохраняя на лице невозмутимость, подобающую вышколенному слуге. Линтон, ожидавший подобного сюрприза со стороны жены, чуть нахмурил брови и коротко спросил:
   — Кто ее сопровождал?
   — Лорд Джулиан, сэр.
   Бедфорд благоразумно умолчал, что перед отъездом еще с полдюжины светских щеголей помогали Даниэль совершить ее туалет, после чего посадили в кресло и в паланкине отнесли в Ратлэнд-Хаус.
   — Вы ужинали, милорд? — осведомился дворецкий.
   — Слегка. Но этого достаточно.
   При этом Линтон недовольно пожал плечами. Единственная таверна в Чисуике, где можно было поужинать, отличалась плохой кухней, и туда мало кто отваживался заходить.
   — Значит, ее светлость унесли в паланкине?
   — Да, милорд.
   — В таком случае позаботьтесь, чтобы через час мне подали экипаж.
   Джастин поднялся наверх, чтобы сменить свой дорожный костюм. На бал к герцогине Ратлэнд надо было одеться соответственно. Правда, он предпочел бы никуда не ехать, принять ванну и спокойно дождаться возвращения супруги. Его остановила только способность Даниэль танцевать всю ночь напролет; Джастин решил сам привезти ее домой.