Страница:
Часы пробили одиннадцать, и герцогиня Ратлэнд уже собиралась покинуть свой пост хозяйки, встречающей гостей на верхней площадке роскошной лестницы, когда парадная дверь отворилась и на пороге появилась мрачная фигура, в которой она безошибочно узнала графа Джастина Линтона. Бросив плащ на руки лакею, тот стал медленно подниматься по лестнице.
— О, Линтон, вот приятный сюрприз! — воскликнула герцогиня, протягивая ему пухленькую ручку. — Мы думали, что вы все еще у себя в деревне. Хотя ваша очаровательная маленькая супруга предупредила, что сегодня, возможно, вы соблаговолите почтить нас своим присутствием.
Джастин низко наклонил голову и, с трудом найдя на пальцах герцогини небольшое свободное от золотых колец пространство, поцеловал ей руку.
— Видите ли, ваше сиятельство, мне удалось закончить свои дела раньше, чем я ожидал, — объяснил он свое позднее появление.
— Значит, нам всем очень повезло, Джастин.
Герцогиня внимательно посмотрела на графа и одарила его милостивой улыбкой:
— Правда, я подозреваю, что, несмотря ни на какую занятость, вы бы не позволили себе сегодня задержаться за городом.
Джастин рассмеялся:
— Вы попали в точку, Амелия. Тогда скажите прямо: где моя жена?
— Честно говоря, не знаю. Но все-таки поищите ее там, где больше всего мужчин.
Легкая тень набежала на только что улыбавшееся лицо графа. Герцогиня заметила это и поспешила добавить:
— Я не имела в виду ничего дурного, Джастин. Но думаю, для вас не секрет, что мужчины липнут к Даниэль, как осы к чашке с медом. Ей стоит только войти, как вокруг начинают увиваться молодые люди — и вполне приличные, и не совсем. Однако это не мешает вашей супруге оставаться образцом благопристойности.
— Я полагаю, что вы несколько приукрашиваете картину, дорогая Амелия, — ответил Линтон, поспешно открывая табакерку и заряжая ноздри ароматным зельем. Тем не менее, на его лице снова заиграла улыбка, и герцогиня вздохнула с облегчением. Она подумала, что не стоит портить графу настроение сейчас, когда он так безмерно счастлив и не допустит в своем присутствии ни одного мало-мальски нелестного слова в адрес своей жены.
— Ваша супруга, Джастин, несмотря на свою молодость, понимает толк даже в нюхательном табаке, — убежденно заявила герцогиня. — И вообще, я подозреваю, что она никогда ничего не делает просто так. Даже ее нечаянные проступки… гм… похоже, всегда точно рассчитаны. Она обожает удивлять людей, Линтон. Но при этом никогда не преступает границ дозволенного.
Джастин утвердительно кивнул головой. Он и сам уже не раз замечал это. Ему было также известно, что в обществе за Даниэль не числилось ни одного поступка, который дал бы кому-либо повод вести себя с ней слишком вольно. Видимо, наряду с красотой и очарованием юная графиня обладала неким чутьем, которое предостерегало ее от неправильных шагов. Это чутье позволило ей за какие-нибудь шесть месяцев заработать себе в аристократических кругах Лондона репутацию одной из законодательниц светского тона. Для столь молодой женщины подобный успех был величайшей редкостью.
— Прошу меня извинить, Амелия, но я, с вашего позволения, действительно отправлюсь на поиски жены, — сказал Линтон, учтиво поклонившись герцогине.
— И правильно сделаете, — засмеялась Амелия. — А если к тому же поскорее увезете ее с бала, то станете героем на час для каждой присутствующей здесь молодой женщины. Это я вам гарантирую!
Даниэль стояла у перил широкой террасы бального зала на первом этаже. В руке она держала бокал шампанского, вокруг нее теснилась толпа поклонников. Даниэль поддразнивала их, слегка флиртовала, смеялась остроумным шуткам и с ледяным безразличием воспринимала сальности. При этом от ее взгляда не укрывалось ничего из происходившего вокруг. Даниэль предвидела, что Джастин непременно появится на балу, хотя он не обещал этого. Она ждала его: хотела немного попикироваться с ним, почувствовать тепло его ладоней на своих оголенных плечах и услышать мягкий, обволакивающий голос. Уже сейчас все ее тело, начинавшее приобретать опыт в любовных утехах, страстно жаждало близости мужа. Даниэль с тоской и сожалением вспоминала свою опустевшую широкую кровать, в которой она в полном одиночестве заснула накануне, а утром проснулась. Даже во сне ей не хватало его нежных рук, ласкавших плечи, грудь, живот, в то время как она сама прижималась к его сильному, столь желанному телу…
Линтон настоял, чтобы жена осталась в городе, пока он будет заниматься неотложными делами в Дейнсбери. И был, конечно, прав. Его аргументы не вызывали сомнений: отсутствие их обоих на балу, который три дня назад давали граф и графиня Марч, выглядело бы просто неприличным. Даниэль не могла с этим не согласиться. Кстати, она получила от того вечера огромное удовольствие, хотя после бала ее и ожидало возвращение в пустую спальню. Конечно же, накануне супруги расстались друзьями и нежными любовниками, но все же Даниэль с детским упрямством хотелось сделать невозможное — физически сжать, сократить эти часы и дни разлуки.
Джастин на несколько мгновений остановился у настежь открытых дверей террасы. Ему вдруг захотелось издали чуть-чуть понаблюдать за женой, которая в ту минуту искренне смеялась над какой-то шуткой стоявшего рядом Джулиана. Джастин вдруг поймал себя на мысли, что по-новому смотрит на лицо Даниэль. Это было лицо красивой, молодой, но уже вполне зрелой и искушенной женщины. Женщины, познавшей боль и радость любви…
Ее ненапудренные волосы были собраны на затылке в мягкий узел, а оставленные на висках локоны аккуратно падали вниз, оставляя открытыми уши. Отказ Даниэль напудриться сначала удивил Джастина, но позже подобный протест против светских условностей привел его в восторг: ее волосы пшеничного цвета с земляничным оттенком выгодно отличались своей естественностью от искусственных нагромождений на головах сверстниц. От услуг месье Артура, знаменитого мастера женских причесок, Данни отказалась, заочно наградив кумира светских дам весьма нелестными эпитетами. Вместо него был найден молодой французский парикмахер-эмигрант, с большим энтузиазмом воплощавший в прическах Даниэль свои чуждые условностей идеи. На молодого мастера тут же посыпались заказы от дальновидных мамаш, желавших, чтобы их дочери повторили успех юной графини Линтон.
В этот вечер на Даниэль было декольтированное платье из атласа бронзового цвета с огромным кринолином. Ее дерзко открытая грудь возвышалась двумя полушариями безукоризненно правильной формы, поддерживаемая изнутри корсетом. Белую, с чуть заметным кремовым оттенком кожу подчеркивал цвет бального наряда.
Джастин почувствовал невольное раздражение, когда один молодой повеса слишком низко, как показалось графу, наклонился к Даниэль, бросив восторженный взгляд на ее великолепную грудь. Решив, что настала пора подойти, Линтон сделал шаг вперед и очутился на террасе, ярко освещенной канделябрами со множеством свечей, установленными на низком парапете.
— Развлекаетесь, миледи? — любезно спросил он.
Даниэль стремительно обернулась. И если у Джастина были бы хоть малейшие сомнения в ее чувствах к нему, они бы тут же рассеялись. Любовь, радость встречи, предвкушение скорого неземного блаженства — все это граф прочел в глазах жены.
А Даниэль всеми силами боролась с непреодолимым желанием броситься к нему в объятия. Какое впечатление может произвести подобная демонстрация супружеских чувств, ее мало интересовало. Единственным, что удерживало леди Линтон от подобного порыва, было нежелание раздражать мужа.
— Боже мой, вот так сюрприз, милорд! — воскликнула Даниэль. — Я, признаться, ждала вас не раньше чем через неделю.
Она вышла из крута поклонников и протянула графу руку.
— Мадам, вы все-таки невыносимы, — пробурчал Джастин, поднося пальцы жены к губам. — Вам же отлично известно, что я никогда не рискну ослушаться приказаний дражайшей супруги! Особенно после того, как они стали носить характер ультиматумов.
— Не рискнете ослушаться, сэр? Вот как! Заявляю протест! Никогда не думала, что я до такой степени сурова!
Даниэль смеялась и с восхищением смотрела на мужа. Вид у него действительно был весьма представительный. Джастин был в черном бархатном камзоле с окаймленными дрезденскими кружевами манжетами,
бриджах того же цвета с серебряными, инкрустированными бриллиантами застежками и в белых шелковых чулках. На фоне расфуфыренной, отягощенной золотом и бриллиантами толпы этот наряд казался воплощением элегантности.
— Если вы думаете, мадам, что ваше вольное поведение останется безнаказанным, то глубоко ошибаетесь. Я приехал сюда затем, чтобы забрать вас домой.
Шум и смех кругом сразу же стихли. Даниэль взглянула в темные глаза Джастина и прочла в них сладострастный призыв. В этот момент они оба, казалось, существовали только друг для друга в невидимом для других мире взаимного обожания и чувственности. Весь остальной мир вдруг куда-то исчез, и только чье-то нарочитое покашливание вернуло их к действительности.
— Пощадите, сэр! — опомнившись, воскликнула Даниэль и тихо засмеялась. — Я только что приехала и не могу сразу же покинуть бал. Посмотрите, моя карточка для танцев заполнена до конца.
— Что ж, уважаемая супруга, вам придется принести извинения несостоявшимся партнерам.
В голосе графа звенел металл. Даниэль поняла, что играть сейчас не время, и со вздохом произнесла:
— Как прикажет мой господин.
Низко склонив голову, она присела в реверансе. Губы Линтона нервно вздрогнули. Казалось, более покорную жену он не мог бы себе найти.
— Клянусь, Линтон, вы — тиран! — проговорил кто-то дребезжащим голосом и неестественно засмеялся.
Джастин, удивленно приподняв брови, обернулся. Перед ним стоял худой человек в камзоле, рассчитанном почти на осиную талию, и с донельзя запудренным огромным коком надо лбом. На его одежде было такое количество кармашков и всяческих застежек, что ее стиль и даже материал просто не поддавались определению.
— Вы так уверены в этом, Лейтон? — добродушно спросил Джастин, вдевая в глаз монокль.
— Никакой он не тиран, — бросилась Даниэль защищать своего мужа. — И говорить так просто неприлично! В следующий раз постарайтесь не затягивать так туго корсет. Тогда ваш юмор, может быть…
И замолчала, почувствовав, как лорд Джулиан крепко сжал ее руку. Даниэль поняла, что дала маху, поэтому, вместо того чтобы обидеться на кузена за столь бесцеремонное вмешательство, с благодарностью посмотрела на него. И, желая загладить неловкость, стала быстро прощаться:
— Желаю вам доброй ночи, джентльмены. Милорд только что вернулся из Дейнсбери и, вероятно, очень устал. Я права? Она бросила озорной взгляд на Джастина.
— Абсолютно правы, любовь моя, — спокойно ответил он, беря супругу под руку. — И если вы готовы, то…
Даниэль сделала прощальный реверанс, улыбнулась поклонникам и вместе с мужем направилась к дверям.
— Вы негодница, Данни, — сказал ей Джастин, когда их никто уже не мог слышать. — Неужели еще до сих пор не поняли, что мне куда приятнее выглядеть тираном, нежели молокососом, смертельно уставшим всего за день путешествия?
— Но, милорд, я же должна была что-то сказать! — со смехом сказала Даниэль.
— Вы уже и так достаточно наговорили. Как можно было в подобной манере отозваться о корсете Лейтона!
— Согласитесь, Джастин, что он выглядел в нем просто смешно!
— Я не спорю, и сам хотел было мягко намекнуть Лейтону на это. Но тут вмешались вы, причем самым бесцеремонным образом.
— Не притворяйтесь рассерженным. Я же отлично знаю, что это не так! А теперь скажите, как мне уйти, не обидев своих партнеров по танцам?
— В зале полным-полно девиц, которые будут счастливы занять ваше место. Должен признаться, миледи: когда я на вас женился, то никак не думал, что мне придется чуть ли не силой вытаскивать вас из толпы воздыхателей.
Тем не менее граф не смог скрыть гордости за свою жену; Даниэль это заметила, и лицо ее озарила счастливая улыбка.
— Пойдемте извинимся перед герцогиней, — предложил Джастин. — Остальные переживут и так. А кавалеры сами очень скоро заметят ваше отсутствие.
Идя рука об руку по залу, супруги чувствовали на себе завистливые взгляды присутствующих обоих полов и всех возрастов. Граф Линтон уже в шестнадцатилетнем возрасте заставлял учащенно биться женские сердца, и до появления на горизонте Даниэль де Сан-Варенн немало молодых девиц и их матушек лелеяли надежды на брак с блистательным аристократом. И вот приплывшая откуда-то из-за Ла-Манша, совсем еще молоденькая девочка положила конец этим надеждам.
Злые языки тут же принялись поливать ее грязью, но это продолжалось лишь до тех пор, пока не выяснилось, что за прелестным юным созданием стоят весьма влиятельные в стране чины. После такого открытия лондонские денди всех возрастов сочли благоразумным не слушать о Даниэль ничего дурного, а молодые дамы принялись приучать своих кавалеров отзываться о графине Линтон только с похвалой. Сами они втайне завидовали юной красавице.
Герцогиня Ратлэнд сидела в гостиной на втором этаже, окруженная своими подругами, предпочитавшими светскую беседу и карточные столики удовольствиям, которым предавалась молодежь в бальном зале.
— А, вижу, Джастин наконец-то нашел свою супругу! — сказала хозяйка дома вдовствующей графине Линтон, сидевшей рядом с ней на софе. — Разве они не очаровательная пара?
Однако по выражению лица вдовы нетрудно было догадаться, что она не разделяет мнения герцогини…
— Здесь ваша мать, милорд, — шепнула Даниэль графу, остановившись на пороге гостиной. — Вообще-то мне хотелось бы выпить бокал шампанского. И потом я вдруг страшно проголодалась. Мы не зайдем в буфет перед отъездом?
— Непременно, любовь моя, — ответил Джастин и, схватив жену за руку, увлек ее от дверей гостиной в столовую. — Если вы действительно голодны, то я возьму полный ужин.
Эта готовность услужить, сопровождавшаяся сахарной улыбкой, никак не соответствовала брошенному графом на супругу ехидному взгляду. Даниэль поняла, что ее маленькая хитрость не удалась.
— Я вовсе не голодна, милорд, — призналась она. — Мне просто не хочется встречаться с вашей мамочкой.
— Молю вас, просветите меня, — с деланным удивлением поинтересовался Джастин, загружая ноздри табаком. — В чем дело? — И довольная улыбка исчезла с его лица.
— Дело в том, что мадам Линтон позавчера позволила себе устроить мне бурную сцену. Она сказала, что во время вашего отсутствия считает своим долгом диктовать мне, как вести себя в обществе. Я… я… — проговорила Даниэль, кусая нижнюю губу, — вроде бы ответила, что не признаю ее авторитета. А она… она, наверное, подумала, что я плохо воспитана и веду себя не совсем вежливо.
— А вы действительно были с ней не совсем вежливы? Самую чуточку?
— Нет, я была очень корректна.
— Ладно. Не будем отравлять ссорами нашу сегодняшнюю встречу. Вы расскажете мне все подробно как-нибудь в другой раз. А сейчас, по крайней мере, внешне, прошу вас соблюсти в отношении своей свекрови подобающий этикет и попрощаться с ней и с герцогиней. Потом мы уедем. Я уже сгораю от нетерпения, жена моя!
— Я тоже, муж мой, — чуть слышно проговорила Даниэль, бросив на супруга такой чувственный взгляд, что у того перехватило дыхание.
«В конце концов, — размышлял Джастин, — не так уж важно, чем Даниэль обидела мою матушку».
Это восхитительное, порой несдержанное существо, принесшее ему такое счастье, просто не могло в какой-то момент не вызвать раздражения у столь консервативной дамы, как вдовствующая графиня Линтон. Но Джастин совершенно не собирался обуздывать строптивый нрав своей супруги: он знал, что это непременно приведет к тому, что он потеряет и любимую жену, и страстную любовницу.
Линтон подвел Даниэль к гостиной и слегка подтолкнул сзади в раскрытую дверь. Сам же остался в коридоре и принялся издали наблюдать за тем, как его супруга подошла к мадам Линтон и робко сделала ей реверанс. Та ответила на него чопорным кивком головы. Когда же Джастин сам вошел в гостиную, матушка вместо приветствия попросила его помочь ей с делами на следующее утро.
— Я в вашем распоряжении, мадам, — с поклоном ответил граф и повернулся к герцогине: — Ваше сиятельство, к сожалению, мы должны уехать.
— Отлично вас понимаю, — со спокойной улыбкой ответила Амелия. — Даниэль, милая, не забывайте меня. Я знаю, что вы отказались от услуг мадам Лутье. Но, признаться, мне бы хотелось, чтобы она пошла по вашим стопам. Не правда ли, Матильда, есть что-то оригинальное в этом платье?
Матильда, она же вдовствующая графиня Линтон, которой никак не удавалось раскритиковать наряды своей невестки, не стала вступать в спор и согласилась с герцогиней. Правда, при этом позволила себе слегка пожать плечами…
Садясь рядом с супругой на заднее сиденье своего легкого экипажа, Линтон сказал с некоторым удивлением в голосе:
— А я и не знал, что вы порвали с мадам Лутье. Давно ли?
— Несколько недель назад, милорд, — легко ответила Даниэль.
— Променяли на какого-нибудь другого эмигранта?
Вопрос Джастина не был случайным и косвенно относился к событиям во Франции. Минувшим октябрем восставшие атаковали Версаль и заставили короля со всей семьей вернуться в их основную парижскую резиденцию — дворец Тюильри. Вскоре последовал созыв Национального собрания. Жизнь во французской столице в условиях политической нестабильности и весьма ненадежного правосудия становилась небезопасной. Торговцы и предприниматели, прихватив самое необходимое, толпами бежали из Парижа, покидая свои дома, бросая дела, которым многие посвятили жизнь, оставляя на произвол судьбы слуг. Многие беглецы перебирались в Лондон, где попадали подчас в такое тяжелое финансовое положение, что начинали забывать даже вкус хлеба.
Но среди этих несчастных было немало искусных и талантливых ремесленников. Даниэль не преминула этим воспользоваться. Сначала она отыскала хорошего парикмахера, о котором уже упоминалось, затем пришла очередь портнихи. Ею оказалась некая дама, когда-то возглавлявшая в Париже большую швейную мастерскую, а теперь имевшая возможность продавать лишь собственные руки.
Задавая свой вопрос, Линтон имел в виду как раз таких эмигрантов. Даниэль с некоторой растерянностью посмотрела на него:
— Вы что-то имеете против?
— Ни в коем случае. Но меня так и подмывает начать играть роль взбешенного мужа, когда я вижу на жене платье с декольте, не оставляющим никакого простора воображению.
Лениво протянув руку, Джастин пальцем подцепил левую грудь Даниэль и вытащил ее наружу.
— На будущее, любовь моя, я попросил бы уменьшить этот пикантный вырез. Если, конечно, вы не возражаете.
Даниэль промолчала и лишь вздохнула, когда пальцы супруга коснулись ее оголенного соска. В этот момент экипаж остановился, и граф поспешно водворил грудь супруги на место.
— Вы теперь замужняя дама, Данни, но все же мне не нравится столь свободная демонстрация женских прелестей. Будьте любезны, поговорите об этом с вашей новой портнихой.
— Будет сделано, милорд, — пробормотала Даниэль, бросив на Линтона хитроватый взгляд из-под пушистых ресниц.
Дверца экипажа открылась, и молодая графиня, опираясь на поспешно предложенную руку слуги, спустилась на булыжную мостовую и на несколько мгновений задержалась у ступеней парадного входа. Казалось, прошла целая вечность с того дня, когда она, еще будучи сорванцом Данни, впервые входила в этот дом бледной тенью его знатного владельца. Как много с тех пор изменилось! Она носит фамилию Линтон, является полновластной хозяйкой всего этого роскошного особняка. Как, впрочем, и его владельца…
Даниэль поднялась по ступеням к двери, которую в хлынувшем из холла ярком свете с поклоном распахнул перед ней дворецкий.
— Спасибо, Бедфорд. Вас не удивляет, что милорд так быстро успел закончить все свои дела в Дейнсбери?
— Да, миледи.
Бедфорд взглянул через голову хозяйки на нового слугу, который еще не привык к простоте обращения господ и слуг, ставшей в последнее время нормой в доме Линтонов. Затем дворецкий повернулся к двери и отвесил низкий поклон Джастину.
— Вы приятно провели вечер, милорд? — спросил он и еще раз поклонился.
— Спасибо, Бедфорд. Все было как нельзя лучше. Можете отправить прислугу спать.
— Слушаюсь, милорд.
Дворецкий оглянулся и подошел вплотную к графу.
— Вам пришло письмо, милорд, — проговорил он заговорщицким тоном. — Оно лежит на столе в библиотеке.
Джастин бросил на Бедфорда быстрый взгляд и слегка кивнул головой.
От Даниэль не укрылись ни приглушенный голос дворецкого, ни быстрый взгляд Линтона. Но она промолчала и направилась в библиотеку, небрежно бросив через плечо супругу:
— Прежде чем лечь спать, нам неплохо бы выпить по бокалу портвейна.
Джастин поспешил за женой. Даниэль мельком взглянула на лежавшее на серебряном подносе послание и как ни в чем не бывало взяла со стола графин.
— Где ваш бокал, сэр? — спросила она безразличным тоном.
Линтон, уже издали узнавший почерк на конверте, сделал вид, что не заметил письма. Он подошел к Даниэль и взял у нее из рук графин.
— Вы меня очень обяжете, Даниэль, если пойдете в свою спальню и скажете Молли, что она может быть свободна. — Джастин наклонился к жене, и Даниэль почувствовала на шее прикосновение его губ. — Я хотел бы сегодня сам вас раздеть.
— Вы не хотите прочесть письмо, милорд?
Он протянул руки и хотел положить ладони ей на грудь, но Даниэль тут же отстранилась:
— Оно очень срочное, не так ли? Недаром же курьер принес его так поздно.
Джастин вздохнул. Острый глаз Даниэль редко ошибался.
— Распечатайте конверт и прочтите письмо сами, Даниэль, — сказал он со вздохом, — если вы так уж хотите знать содержание.
Джастин взял со стола конверт и протянул жене вместе с серебряным ножичком для разрезания бумаги. Угрызений совести Линтон не чувствовал, поскольку автором письма была Маргарет Мейнеринг, о существовании которой Даниэль прекрасно знала. Это была старая история, закончившаяся задолго до их женитьбы.
Но Даниэль отрицательно покачала головой:
— У меня нет никакого желания читать вашу личную переписку, Джастин. Лучше обменяемся секретами завтра утром. Я расскажу вам, как ужасно оскорбила вашу матушку, а вы всю правду о той женщине, которая присылает вам по ночам загадочные письма. Заметьте, что вы сейчас должны находиться в отъезде и вернуться не раньше чем через неделю. И все же письмо принесли. Согласитесь, что это выглядит по меньшей мере странным?
— Согласен, дорогая. А теперь не будете ли вы так добры отпустить Молли?
— Может, вы разрешите мне заодно отпустить и Питершама? Я ведь тоже хотела бы сама развернуть предназначенный на сегодня подарок.
«Несмотря на свои вечные причуды, она, без сомнения, очаровательна», — подумал Джастин. Наполовину — Данни, наполовину — Даниэль. Сорванец под маской элегантности. Горячая кровь и чувственное тело под благопристойной, хотя и не всегда, одеждой. Наверное, поэтому он и хотел свою жену так, как до того не желал ни одной женщины в мире. Линтон посмотрел на Даниэль и сказал тоном приказа:
— Идите. Я задержусь на пять минут.
Она весело рассмеялась и, шелестя юбками, выскользнула из библиотеки. Даниэль была довольна: женщина, пишущая фиолетовыми чернилами письма ее мужу, очевидно, не представляла угрозы счастью графини Линтон.
— Вы можете ложиться спать, Молли, — пропела Даниэль, входя и закрывая за собой дверь Голубой комнаты.
Первоначально Джастин хотел поселить супругу в бывших апартаментах старой графини, но это предложение было решительно и с возмущением отвергнуто. Даниэль не могла согласиться, чтобы она и муж спали в противоположных концах дома. Линтон, в душе очень довольный подобным бунтом, распорядился перевести свою спальню в комнату, смежную с Голубой, которую немедленно перекрасили в белый и золотой цвета. Поблизости расположилась и маленькая личная гостиная молодой графини. Однако она редко ею пользовалась, предпочитая проводить свободное время за чтением какой-нибудь книги в кабинете супруга. Питершам скоро привык к присутствию в кабинете молодой хозяйки и почти не обращал внимания на вечно открытую дверь между спальнями супругов, когда приносил Линтону его вечерний костюм. Его уже не шокировало и то, что в самый ответственный момент завязывания галстука на шее графа на пороге непременно появлялась фигурка хозяйки. Ее, по-видимому, очень забавлял этот процесс…
Молли преспокойно дремала в обитом парчой кресле у догоравшего камина. Увидев хозяйку, она проворно вскочила:
— Извините, миледи, но я не ожидала вас так рано!
— Ничего страшного. Можете идти спать. — Даниэль сбросила туфли-лодочки и, зевнув, добавила: — Милорд уже дома.
— Я догадываюсь, — ответила Молли, подбирая туфли и тщательно скрывая готовую появиться на губах улыбку. — Прикажете помочь вам раздеться?
— Да, пожалуйста. У вас это гораздо лучше получится, чем у меня самой. Особенно когда дело дойдет до кринолина…
То, что лучшей служанки, чем Молли, ей не найти, Даниэль поняла на следующий же день после водворения в доме графа Линтона. Внучка дворецкого оказалось очень милой, проворной, умной и в высшей степени доброжелательной. К тому же она была ровесницей Даниэль, что граф считал немаловажным обстоятельством. Он прекрасно понимал, что его совсем еще юной жене, конечно, требуется своего рода компаньонка-сверстница.
— О, Линтон, вот приятный сюрприз! — воскликнула герцогиня, протягивая ему пухленькую ручку. — Мы думали, что вы все еще у себя в деревне. Хотя ваша очаровательная маленькая супруга предупредила, что сегодня, возможно, вы соблаговолите почтить нас своим присутствием.
Джастин низко наклонил голову и, с трудом найдя на пальцах герцогини небольшое свободное от золотых колец пространство, поцеловал ей руку.
— Видите ли, ваше сиятельство, мне удалось закончить свои дела раньше, чем я ожидал, — объяснил он свое позднее появление.
— Значит, нам всем очень повезло, Джастин.
Герцогиня внимательно посмотрела на графа и одарила его милостивой улыбкой:
— Правда, я подозреваю, что, несмотря ни на какую занятость, вы бы не позволили себе сегодня задержаться за городом.
Джастин рассмеялся:
— Вы попали в точку, Амелия. Тогда скажите прямо: где моя жена?
— Честно говоря, не знаю. Но все-таки поищите ее там, где больше всего мужчин.
Легкая тень набежала на только что улыбавшееся лицо графа. Герцогиня заметила это и поспешила добавить:
— Я не имела в виду ничего дурного, Джастин. Но думаю, для вас не секрет, что мужчины липнут к Даниэль, как осы к чашке с медом. Ей стоит только войти, как вокруг начинают увиваться молодые люди — и вполне приличные, и не совсем. Однако это не мешает вашей супруге оставаться образцом благопристойности.
— Я полагаю, что вы несколько приукрашиваете картину, дорогая Амелия, — ответил Линтон, поспешно открывая табакерку и заряжая ноздри ароматным зельем. Тем не менее, на его лице снова заиграла улыбка, и герцогиня вздохнула с облегчением. Она подумала, что не стоит портить графу настроение сейчас, когда он так безмерно счастлив и не допустит в своем присутствии ни одного мало-мальски нелестного слова в адрес своей жены.
— Ваша супруга, Джастин, несмотря на свою молодость, понимает толк даже в нюхательном табаке, — убежденно заявила герцогиня. — И вообще, я подозреваю, что она никогда ничего не делает просто так. Даже ее нечаянные проступки… гм… похоже, всегда точно рассчитаны. Она обожает удивлять людей, Линтон. Но при этом никогда не преступает границ дозволенного.
Джастин утвердительно кивнул головой. Он и сам уже не раз замечал это. Ему было также известно, что в обществе за Даниэль не числилось ни одного поступка, который дал бы кому-либо повод вести себя с ней слишком вольно. Видимо, наряду с красотой и очарованием юная графиня обладала неким чутьем, которое предостерегало ее от неправильных шагов. Это чутье позволило ей за какие-нибудь шесть месяцев заработать себе в аристократических кругах Лондона репутацию одной из законодательниц светского тона. Для столь молодой женщины подобный успех был величайшей редкостью.
— Прошу меня извинить, Амелия, но я, с вашего позволения, действительно отправлюсь на поиски жены, — сказал Линтон, учтиво поклонившись герцогине.
— И правильно сделаете, — засмеялась Амелия. — А если к тому же поскорее увезете ее с бала, то станете героем на час для каждой присутствующей здесь молодой женщины. Это я вам гарантирую!
Даниэль стояла у перил широкой террасы бального зала на первом этаже. В руке она держала бокал шампанского, вокруг нее теснилась толпа поклонников. Даниэль поддразнивала их, слегка флиртовала, смеялась остроумным шуткам и с ледяным безразличием воспринимала сальности. При этом от ее взгляда не укрывалось ничего из происходившего вокруг. Даниэль предвидела, что Джастин непременно появится на балу, хотя он не обещал этого. Она ждала его: хотела немного попикироваться с ним, почувствовать тепло его ладоней на своих оголенных плечах и услышать мягкий, обволакивающий голос. Уже сейчас все ее тело, начинавшее приобретать опыт в любовных утехах, страстно жаждало близости мужа. Даниэль с тоской и сожалением вспоминала свою опустевшую широкую кровать, в которой она в полном одиночестве заснула накануне, а утром проснулась. Даже во сне ей не хватало его нежных рук, ласкавших плечи, грудь, живот, в то время как она сама прижималась к его сильному, столь желанному телу…
Линтон настоял, чтобы жена осталась в городе, пока он будет заниматься неотложными делами в Дейнсбери. И был, конечно, прав. Его аргументы не вызывали сомнений: отсутствие их обоих на балу, который три дня назад давали граф и графиня Марч, выглядело бы просто неприличным. Даниэль не могла с этим не согласиться. Кстати, она получила от того вечера огромное удовольствие, хотя после бала ее и ожидало возвращение в пустую спальню. Конечно же, накануне супруги расстались друзьями и нежными любовниками, но все же Даниэль с детским упрямством хотелось сделать невозможное — физически сжать, сократить эти часы и дни разлуки.
Джастин на несколько мгновений остановился у настежь открытых дверей террасы. Ему вдруг захотелось издали чуть-чуть понаблюдать за женой, которая в ту минуту искренне смеялась над какой-то шуткой стоявшего рядом Джулиана. Джастин вдруг поймал себя на мысли, что по-новому смотрит на лицо Даниэль. Это было лицо красивой, молодой, но уже вполне зрелой и искушенной женщины. Женщины, познавшей боль и радость любви…
Ее ненапудренные волосы были собраны на затылке в мягкий узел, а оставленные на висках локоны аккуратно падали вниз, оставляя открытыми уши. Отказ Даниэль напудриться сначала удивил Джастина, но позже подобный протест против светских условностей привел его в восторг: ее волосы пшеничного цвета с земляничным оттенком выгодно отличались своей естественностью от искусственных нагромождений на головах сверстниц. От услуг месье Артура, знаменитого мастера женских причесок, Данни отказалась, заочно наградив кумира светских дам весьма нелестными эпитетами. Вместо него был найден молодой французский парикмахер-эмигрант, с большим энтузиазмом воплощавший в прическах Даниэль свои чуждые условностей идеи. На молодого мастера тут же посыпались заказы от дальновидных мамаш, желавших, чтобы их дочери повторили успех юной графини Линтон.
В этот вечер на Даниэль было декольтированное платье из атласа бронзового цвета с огромным кринолином. Ее дерзко открытая грудь возвышалась двумя полушариями безукоризненно правильной формы, поддерживаемая изнутри корсетом. Белую, с чуть заметным кремовым оттенком кожу подчеркивал цвет бального наряда.
Джастин почувствовал невольное раздражение, когда один молодой повеса слишком низко, как показалось графу, наклонился к Даниэль, бросив восторженный взгляд на ее великолепную грудь. Решив, что настала пора подойти, Линтон сделал шаг вперед и очутился на террасе, ярко освещенной канделябрами со множеством свечей, установленными на низком парапете.
— Развлекаетесь, миледи? — любезно спросил он.
Даниэль стремительно обернулась. И если у Джастина были бы хоть малейшие сомнения в ее чувствах к нему, они бы тут же рассеялись. Любовь, радость встречи, предвкушение скорого неземного блаженства — все это граф прочел в глазах жены.
А Даниэль всеми силами боролась с непреодолимым желанием броситься к нему в объятия. Какое впечатление может произвести подобная демонстрация супружеских чувств, ее мало интересовало. Единственным, что удерживало леди Линтон от подобного порыва, было нежелание раздражать мужа.
— Боже мой, вот так сюрприз, милорд! — воскликнула Даниэль. — Я, признаться, ждала вас не раньше чем через неделю.
Она вышла из крута поклонников и протянула графу руку.
— Мадам, вы все-таки невыносимы, — пробурчал Джастин, поднося пальцы жены к губам. — Вам же отлично известно, что я никогда не рискну ослушаться приказаний дражайшей супруги! Особенно после того, как они стали носить характер ультиматумов.
— Не рискнете ослушаться, сэр? Вот как! Заявляю протест! Никогда не думала, что я до такой степени сурова!
Даниэль смеялась и с восхищением смотрела на мужа. Вид у него действительно был весьма представительный. Джастин был в черном бархатном камзоле с окаймленными дрезденскими кружевами манжетами,
бриджах того же цвета с серебряными, инкрустированными бриллиантами застежками и в белых шелковых чулках. На фоне расфуфыренной, отягощенной золотом и бриллиантами толпы этот наряд казался воплощением элегантности.
— Если вы думаете, мадам, что ваше вольное поведение останется безнаказанным, то глубоко ошибаетесь. Я приехал сюда затем, чтобы забрать вас домой.
Шум и смех кругом сразу же стихли. Даниэль взглянула в темные глаза Джастина и прочла в них сладострастный призыв. В этот момент они оба, казалось, существовали только друг для друга в невидимом для других мире взаимного обожания и чувственности. Весь остальной мир вдруг куда-то исчез, и только чье-то нарочитое покашливание вернуло их к действительности.
— Пощадите, сэр! — опомнившись, воскликнула Даниэль и тихо засмеялась. — Я только что приехала и не могу сразу же покинуть бал. Посмотрите, моя карточка для танцев заполнена до конца.
— Что ж, уважаемая супруга, вам придется принести извинения несостоявшимся партнерам.
В голосе графа звенел металл. Даниэль поняла, что играть сейчас не время, и со вздохом произнесла:
— Как прикажет мой господин.
Низко склонив голову, она присела в реверансе. Губы Линтона нервно вздрогнули. Казалось, более покорную жену он не мог бы себе найти.
— Клянусь, Линтон, вы — тиран! — проговорил кто-то дребезжащим голосом и неестественно засмеялся.
Джастин, удивленно приподняв брови, обернулся. Перед ним стоял худой человек в камзоле, рассчитанном почти на осиную талию, и с донельзя запудренным огромным коком надо лбом. На его одежде было такое количество кармашков и всяческих застежек, что ее стиль и даже материал просто не поддавались определению.
— Вы так уверены в этом, Лейтон? — добродушно спросил Джастин, вдевая в глаз монокль.
— Никакой он не тиран, — бросилась Даниэль защищать своего мужа. — И говорить так просто неприлично! В следующий раз постарайтесь не затягивать так туго корсет. Тогда ваш юмор, может быть…
И замолчала, почувствовав, как лорд Джулиан крепко сжал ее руку. Даниэль поняла, что дала маху, поэтому, вместо того чтобы обидеться на кузена за столь бесцеремонное вмешательство, с благодарностью посмотрела на него. И, желая загладить неловкость, стала быстро прощаться:
— Желаю вам доброй ночи, джентльмены. Милорд только что вернулся из Дейнсбери и, вероятно, очень устал. Я права? Она бросила озорной взгляд на Джастина.
— Абсолютно правы, любовь моя, — спокойно ответил он, беря супругу под руку. — И если вы готовы, то…
Даниэль сделала прощальный реверанс, улыбнулась поклонникам и вместе с мужем направилась к дверям.
— Вы негодница, Данни, — сказал ей Джастин, когда их никто уже не мог слышать. — Неужели еще до сих пор не поняли, что мне куда приятнее выглядеть тираном, нежели молокососом, смертельно уставшим всего за день путешествия?
— Но, милорд, я же должна была что-то сказать! — со смехом сказала Даниэль.
— Вы уже и так достаточно наговорили. Как можно было в подобной манере отозваться о корсете Лейтона!
— Согласитесь, Джастин, что он выглядел в нем просто смешно!
— Я не спорю, и сам хотел было мягко намекнуть Лейтону на это. Но тут вмешались вы, причем самым бесцеремонным образом.
— Не притворяйтесь рассерженным. Я же отлично знаю, что это не так! А теперь скажите, как мне уйти, не обидев своих партнеров по танцам?
— В зале полным-полно девиц, которые будут счастливы занять ваше место. Должен признаться, миледи: когда я на вас женился, то никак не думал, что мне придется чуть ли не силой вытаскивать вас из толпы воздыхателей.
Тем не менее граф не смог скрыть гордости за свою жену; Даниэль это заметила, и лицо ее озарила счастливая улыбка.
— Пойдемте извинимся перед герцогиней, — предложил Джастин. — Остальные переживут и так. А кавалеры сами очень скоро заметят ваше отсутствие.
Идя рука об руку по залу, супруги чувствовали на себе завистливые взгляды присутствующих обоих полов и всех возрастов. Граф Линтон уже в шестнадцатилетнем возрасте заставлял учащенно биться женские сердца, и до появления на горизонте Даниэль де Сан-Варенн немало молодых девиц и их матушек лелеяли надежды на брак с блистательным аристократом. И вот приплывшая откуда-то из-за Ла-Манша, совсем еще молоденькая девочка положила конец этим надеждам.
Злые языки тут же принялись поливать ее грязью, но это продолжалось лишь до тех пор, пока не выяснилось, что за прелестным юным созданием стоят весьма влиятельные в стране чины. После такого открытия лондонские денди всех возрастов сочли благоразумным не слушать о Даниэль ничего дурного, а молодые дамы принялись приучать своих кавалеров отзываться о графине Линтон только с похвалой. Сами они втайне завидовали юной красавице.
Герцогиня Ратлэнд сидела в гостиной на втором этаже, окруженная своими подругами, предпочитавшими светскую беседу и карточные столики удовольствиям, которым предавалась молодежь в бальном зале.
— А, вижу, Джастин наконец-то нашел свою супругу! — сказала хозяйка дома вдовствующей графине Линтон, сидевшей рядом с ней на софе. — Разве они не очаровательная пара?
Однако по выражению лица вдовы нетрудно было догадаться, что она не разделяет мнения герцогини…
— Здесь ваша мать, милорд, — шепнула Даниэль графу, остановившись на пороге гостиной. — Вообще-то мне хотелось бы выпить бокал шампанского. И потом я вдруг страшно проголодалась. Мы не зайдем в буфет перед отъездом?
— Непременно, любовь моя, — ответил Джастин и, схватив жену за руку, увлек ее от дверей гостиной в столовую. — Если вы действительно голодны, то я возьму полный ужин.
Эта готовность услужить, сопровождавшаяся сахарной улыбкой, никак не соответствовала брошенному графом на супругу ехидному взгляду. Даниэль поняла, что ее маленькая хитрость не удалась.
— Я вовсе не голодна, милорд, — призналась она. — Мне просто не хочется встречаться с вашей мамочкой.
— Молю вас, просветите меня, — с деланным удивлением поинтересовался Джастин, загружая ноздри табаком. — В чем дело? — И довольная улыбка исчезла с его лица.
— Дело в том, что мадам Линтон позавчера позволила себе устроить мне бурную сцену. Она сказала, что во время вашего отсутствия считает своим долгом диктовать мне, как вести себя в обществе. Я… я… — проговорила Даниэль, кусая нижнюю губу, — вроде бы ответила, что не признаю ее авторитета. А она… она, наверное, подумала, что я плохо воспитана и веду себя не совсем вежливо.
— А вы действительно были с ней не совсем вежливы? Самую чуточку?
— Нет, я была очень корректна.
— Ладно. Не будем отравлять ссорами нашу сегодняшнюю встречу. Вы расскажете мне все подробно как-нибудь в другой раз. А сейчас, по крайней мере, внешне, прошу вас соблюсти в отношении своей свекрови подобающий этикет и попрощаться с ней и с герцогиней. Потом мы уедем. Я уже сгораю от нетерпения, жена моя!
— Я тоже, муж мой, — чуть слышно проговорила Даниэль, бросив на супруга такой чувственный взгляд, что у того перехватило дыхание.
«В конце концов, — размышлял Джастин, — не так уж важно, чем Даниэль обидела мою матушку».
Это восхитительное, порой несдержанное существо, принесшее ему такое счастье, просто не могло в какой-то момент не вызвать раздражения у столь консервативной дамы, как вдовствующая графиня Линтон. Но Джастин совершенно не собирался обуздывать строптивый нрав своей супруги: он знал, что это непременно приведет к тому, что он потеряет и любимую жену, и страстную любовницу.
Линтон подвел Даниэль к гостиной и слегка подтолкнул сзади в раскрытую дверь. Сам же остался в коридоре и принялся издали наблюдать за тем, как его супруга подошла к мадам Линтон и робко сделала ей реверанс. Та ответила на него чопорным кивком головы. Когда же Джастин сам вошел в гостиную, матушка вместо приветствия попросила его помочь ей с делами на следующее утро.
— Я в вашем распоряжении, мадам, — с поклоном ответил граф и повернулся к герцогине: — Ваше сиятельство, к сожалению, мы должны уехать.
— Отлично вас понимаю, — со спокойной улыбкой ответила Амелия. — Даниэль, милая, не забывайте меня. Я знаю, что вы отказались от услуг мадам Лутье. Но, признаться, мне бы хотелось, чтобы она пошла по вашим стопам. Не правда ли, Матильда, есть что-то оригинальное в этом платье?
Матильда, она же вдовствующая графиня Линтон, которой никак не удавалось раскритиковать наряды своей невестки, не стала вступать в спор и согласилась с герцогиней. Правда, при этом позволила себе слегка пожать плечами…
Садясь рядом с супругой на заднее сиденье своего легкого экипажа, Линтон сказал с некоторым удивлением в голосе:
— А я и не знал, что вы порвали с мадам Лутье. Давно ли?
— Несколько недель назад, милорд, — легко ответила Даниэль.
— Променяли на какого-нибудь другого эмигранта?
Вопрос Джастина не был случайным и косвенно относился к событиям во Франции. Минувшим октябрем восставшие атаковали Версаль и заставили короля со всей семьей вернуться в их основную парижскую резиденцию — дворец Тюильри. Вскоре последовал созыв Национального собрания. Жизнь во французской столице в условиях политической нестабильности и весьма ненадежного правосудия становилась небезопасной. Торговцы и предприниматели, прихватив самое необходимое, толпами бежали из Парижа, покидая свои дома, бросая дела, которым многие посвятили жизнь, оставляя на произвол судьбы слуг. Многие беглецы перебирались в Лондон, где попадали подчас в такое тяжелое финансовое положение, что начинали забывать даже вкус хлеба.
Но среди этих несчастных было немало искусных и талантливых ремесленников. Даниэль не преминула этим воспользоваться. Сначала она отыскала хорошего парикмахера, о котором уже упоминалось, затем пришла очередь портнихи. Ею оказалась некая дама, когда-то возглавлявшая в Париже большую швейную мастерскую, а теперь имевшая возможность продавать лишь собственные руки.
Задавая свой вопрос, Линтон имел в виду как раз таких эмигрантов. Даниэль с некоторой растерянностью посмотрела на него:
— Вы что-то имеете против?
— Ни в коем случае. Но меня так и подмывает начать играть роль взбешенного мужа, когда я вижу на жене платье с декольте, не оставляющим никакого простора воображению.
Лениво протянув руку, Джастин пальцем подцепил левую грудь Даниэль и вытащил ее наружу.
— На будущее, любовь моя, я попросил бы уменьшить этот пикантный вырез. Если, конечно, вы не возражаете.
Даниэль промолчала и лишь вздохнула, когда пальцы супруга коснулись ее оголенного соска. В этот момент экипаж остановился, и граф поспешно водворил грудь супруги на место.
— Вы теперь замужняя дама, Данни, но все же мне не нравится столь свободная демонстрация женских прелестей. Будьте любезны, поговорите об этом с вашей новой портнихой.
— Будет сделано, милорд, — пробормотала Даниэль, бросив на Линтона хитроватый взгляд из-под пушистых ресниц.
Дверца экипажа открылась, и молодая графиня, опираясь на поспешно предложенную руку слуги, спустилась на булыжную мостовую и на несколько мгновений задержалась у ступеней парадного входа. Казалось, прошла целая вечность с того дня, когда она, еще будучи сорванцом Данни, впервые входила в этот дом бледной тенью его знатного владельца. Как много с тех пор изменилось! Она носит фамилию Линтон, является полновластной хозяйкой всего этого роскошного особняка. Как, впрочем, и его владельца…
Даниэль поднялась по ступеням к двери, которую в хлынувшем из холла ярком свете с поклоном распахнул перед ней дворецкий.
— Спасибо, Бедфорд. Вас не удивляет, что милорд так быстро успел закончить все свои дела в Дейнсбери?
— Да, миледи.
Бедфорд взглянул через голову хозяйки на нового слугу, который еще не привык к простоте обращения господ и слуг, ставшей в последнее время нормой в доме Линтонов. Затем дворецкий повернулся к двери и отвесил низкий поклон Джастину.
— Вы приятно провели вечер, милорд? — спросил он и еще раз поклонился.
— Спасибо, Бедфорд. Все было как нельзя лучше. Можете отправить прислугу спать.
— Слушаюсь, милорд.
Дворецкий оглянулся и подошел вплотную к графу.
— Вам пришло письмо, милорд, — проговорил он заговорщицким тоном. — Оно лежит на столе в библиотеке.
Джастин бросил на Бедфорда быстрый взгляд и слегка кивнул головой.
От Даниэль не укрылись ни приглушенный голос дворецкого, ни быстрый взгляд Линтона. Но она промолчала и направилась в библиотеку, небрежно бросив через плечо супругу:
— Прежде чем лечь спать, нам неплохо бы выпить по бокалу портвейна.
Джастин поспешил за женой. Даниэль мельком взглянула на лежавшее на серебряном подносе послание и как ни в чем не бывало взяла со стола графин.
— Где ваш бокал, сэр? — спросила она безразличным тоном.
Линтон, уже издали узнавший почерк на конверте, сделал вид, что не заметил письма. Он подошел к Даниэль и взял у нее из рук графин.
— Вы меня очень обяжете, Даниэль, если пойдете в свою спальню и скажете Молли, что она может быть свободна. — Джастин наклонился к жене, и Даниэль почувствовала на шее прикосновение его губ. — Я хотел бы сегодня сам вас раздеть.
— Вы не хотите прочесть письмо, милорд?
Он протянул руки и хотел положить ладони ей на грудь, но Даниэль тут же отстранилась:
— Оно очень срочное, не так ли? Недаром же курьер принес его так поздно.
Джастин вздохнул. Острый глаз Даниэль редко ошибался.
— Распечатайте конверт и прочтите письмо сами, Даниэль, — сказал он со вздохом, — если вы так уж хотите знать содержание.
Джастин взял со стола конверт и протянул жене вместе с серебряным ножичком для разрезания бумаги. Угрызений совести Линтон не чувствовал, поскольку автором письма была Маргарет Мейнеринг, о существовании которой Даниэль прекрасно знала. Это была старая история, закончившаяся задолго до их женитьбы.
Но Даниэль отрицательно покачала головой:
— У меня нет никакого желания читать вашу личную переписку, Джастин. Лучше обменяемся секретами завтра утром. Я расскажу вам, как ужасно оскорбила вашу матушку, а вы всю правду о той женщине, которая присылает вам по ночам загадочные письма. Заметьте, что вы сейчас должны находиться в отъезде и вернуться не раньше чем через неделю. И все же письмо принесли. Согласитесь, что это выглядит по меньшей мере странным?
— Согласен, дорогая. А теперь не будете ли вы так добры отпустить Молли?
— Может, вы разрешите мне заодно отпустить и Питершама? Я ведь тоже хотела бы сама развернуть предназначенный на сегодня подарок.
«Несмотря на свои вечные причуды, она, без сомнения, очаровательна», — подумал Джастин. Наполовину — Данни, наполовину — Даниэль. Сорванец под маской элегантности. Горячая кровь и чувственное тело под благопристойной, хотя и не всегда, одеждой. Наверное, поэтому он и хотел свою жену так, как до того не желал ни одной женщины в мире. Линтон посмотрел на Даниэль и сказал тоном приказа:
— Идите. Я задержусь на пять минут.
Она весело рассмеялась и, шелестя юбками, выскользнула из библиотеки. Даниэль была довольна: женщина, пишущая фиолетовыми чернилами письма ее мужу, очевидно, не представляла угрозы счастью графини Линтон.
— Вы можете ложиться спать, Молли, — пропела Даниэль, входя и закрывая за собой дверь Голубой комнаты.
Первоначально Джастин хотел поселить супругу в бывших апартаментах старой графини, но это предложение было решительно и с возмущением отвергнуто. Даниэль не могла согласиться, чтобы она и муж спали в противоположных концах дома. Линтон, в душе очень довольный подобным бунтом, распорядился перевести свою спальню в комнату, смежную с Голубой, которую немедленно перекрасили в белый и золотой цвета. Поблизости расположилась и маленькая личная гостиная молодой графини. Однако она редко ею пользовалась, предпочитая проводить свободное время за чтением какой-нибудь книги в кабинете супруга. Питершам скоро привык к присутствию в кабинете молодой хозяйки и почти не обращал внимания на вечно открытую дверь между спальнями супругов, когда приносил Линтону его вечерний костюм. Его уже не шокировало и то, что в самый ответственный момент завязывания галстука на шее графа на пороге непременно появлялась фигурка хозяйки. Ее, по-видимому, очень забавлял этот процесс…
Молли преспокойно дремала в обитом парчой кресле у догоравшего камина. Увидев хозяйку, она проворно вскочила:
— Извините, миледи, но я не ожидала вас так рано!
— Ничего страшного. Можете идти спать. — Даниэль сбросила туфли-лодочки и, зевнув, добавила: — Милорд уже дома.
— Я догадываюсь, — ответила Молли, подбирая туфли и тщательно скрывая готовую появиться на губах улыбку. — Прикажете помочь вам раздеться?
— Да, пожалуйста. У вас это гораздо лучше получится, чем у меня самой. Особенно когда дело дойдет до кринолина…
То, что лучшей служанки, чем Молли, ей не найти, Даниэль поняла на следующий же день после водворения в доме графа Линтона. Внучка дворецкого оказалось очень милой, проворной, умной и в высшей степени доброжелательной. К тому же она была ровесницей Даниэль, что граф считал немаловажным обстоятельством. Он прекрасно понимал, что его совсем еще юной жене, конечно, требуется своего рода компаньонка-сверстница.