Страница:
– Что вы хотите сказать?
– Недостаточно дронт, чтобы быть дронтом. Комната номер семь дальше по коридору. Идите следом за владельцем шорька и соблюдайте осторожность: сегодня утром я отправил туда снарка.
Я оставила хозяина Честера ругаться с чиновником и увела Пиквика гулять в парке. Позволила ему побегать без поводка, он погонялся за голубями, потом подружился с несколькими дикими дронтами, полоскавшими лапки в пруду. Они радостно варкались в воде, тихонько плокая друг дружке, пока не пришло время возвращаться домой.
Через два дня я уже исчерпала все варианты расстановки мебели, но, к счастью, Тэмворт позвонил. Он сказал, что занял наблюдательный пост и я нужна ему на месте. Я поспешно записала адрес и через сорок минут была уже в Ист-Энде. Искомый дом нашелся на убогой улочке между складами, заброшенными лет двадцать назад по причине ускоряющегося разрушения. Я потушила фары и вышла, спрятав все ценное и тщательно заперев машину. Мой потрепанный «понтиак» был достаточно старым и помятым, чтобы не выделяться среди мрачного окружения. Осмотрелась по сторонам.
Кирпичная кладка крошилась, жирные мазки зеленой слизи пятнали стены там, где некогда были трубы. Стекла грязные, много треснутых и битых, стены первого этажа разрисованы граффити, а местами закопчены недавним пожаром. Ржавая пожарная лестница зигзагом шла по стене, бросая ступенчатую тень на усеянную выбоинами дорогу и несколько сгоревших автомашин. Следуя инструкциям Тэмворта, я пробралась к боковому входу. Внутри в стенах зияли огромные трещины, запах сырости и пыли мешался со смрадом бытовой химии и ароматами из лавочки специй на первом этаже. Неоновый свет все время мигал, и я разглядела в темном проеме двери несколько женщин в мини-юбках. Местное население представляло собой любопытную мешанину. Недостаток дешевого жилья в Лондоне и окрестностях привлекал сюда представителей всех слоев населения, от подонков до профессионалов. Последних с точки зрения закона и порядка было немного, но это все же позволяло ТИПА-агентам работать здесь, не вызывая подозрений.
Я поднялась на седьмой этаж. На площадке два молодых фэна Генри Филдинга менялись наклейками от жвачек.
– Меняю твою одну Софию на одну Амелию!
– А ху-ху не хо-хо? – презрительно ответил его приятель. – За Софию ты мне вместе с Амелией отдашь Олворти и Тома Джонса!
Второй, осознав ценность Софии, неохотно согласился. Сделка была заключена, и они побежали вниз по лестнице искать бутылочные крышки. Я сверилась с номером, продиктованным Тэмвортом, и постучала в дверь, покрытую полу-облупившейся краской персикового цвета. Мне с опаской отворил человек лет восьмидесяти с гаком. Он прятал лицо, прикрывая его морщинистой рукой. Я показала ему бэдж.
– Вы, должно быть, гость, Нонетот, – сказал он слишком бодрым для своих лет голосом.
Я пропустила древнюю шутку мимо ушей и вошла. Тэмворт с помощью бинокля следил за окнами в здании напротив. Он, не оборачиваясь, махнул мне рукой. Я снова посмотрела на старика и улыбнулась:
– Зовите меня Четверг.
Ему понравилось, он пожал мне руку.
– Я Орешек, можете звать меня Младший.
– Орешек? – переспросила я. – Вы не родственник Филберта?
Старик покивал.
– Филберт… ах да, – прошептал он. – Хороший парень, добрый сын своего отца.
Филберт Орешек был единственным мужчиной, который хоть ненадолго заинтересовал меня, после того как десять лет назад я бросила Лондэна. Орешек служил в Хроностраже. Он отправился на задание в Тьюксбери и не вернулся. Мне позвонил его начальник и объяснил, что парню пришлось задержаться. Я поняла так, что у него завелась другая девушка. Какое-то время было больно, но Филберта я не любила. Я знала это твердо, поскольку уже любила раньше – Лондэна. Если хоть раз был влюблен, то узнаешь любовь с первого раза, как картину Тернера или западный берег Ирландии.
– Значит, вы его отец?
Орешек направился в кухню, но я не собиралась его отпускать:
– Как он? Где сейчас живет?
Старик возился с чайником.
– Мне трудно говорить о Филберте, – сказал он наконец, промокая угол рта носовым платком. – Это было так давно!
– Он умер? – спросила я.
– О нет, – прошептал старик. – Он жив. Я думал, вам сказали, что ему пришлось задержаться?
– Сказали. Я просто решила, что он встретил другую.
– Нам казалось, вы должны сообразить. Ваш отец состоял – или состоит, я полагаю, – в Хроностраже, и мы прибегли к обычному… как бы это… эвфемизму.
Он многозначительно посмотрел на меня. Ясные голубые глаза сверкали сквозь густые ресницы. Мое сердце гулко колотилось.
– О чем вы говорите? – растерянно спросила я.
Старик собирался сказать что-то еще, но вместо этого погрузился в молчание, постоял немного и пошаркал в гостиную надписывать наклейки на видеокассетах. Тут явно крылось нечто более сложное, чем девушка в Тьюксбери, но время было на моей стороне. С расспросами можно не торопиться.
А пока что стоило осмотреть комнату. Стол на козлах у сырой стены был заставлен оборудованием для слежки. Катушечный магнитофон «Ревокс» соседствовал с микшером, который выводил все семь «жучков» и телефонную линию на восемь различных звуковых дорожек. Фотоаппарат с мощным телеобъективом, рядом видеокамера, ведущая низкоскоростную запись на десятичасовую кассету.
Тэмворт все-таки оглянулся:
– Привет, Четверг. Подойдите и гляньте.
Я посмотрела в бинокль. В квартире напротив, менее чем в тридцати ярдах отсюда, я увидела хорошо одетого мужчину лет пятидесяти с худым задумчивым лицом. Мне показалось, что он разговаривает по телефону.
– Это не он.
Тэмворт улыбнулся:
– Знаю. Это его брат, Стикс. Мы узнали о нем нынче утром. ТИПА-14 собиралось его брать, но наш человек – рыбка куда крупнее. Я позвонил в ТИПА-1, и они вмешались, решив дело в нашу пользу. Теперь Стикс наш подопечный. Послушайте-ка.
Он передал мне наушники, и я снова посмотрела в бинокль. Брат Аида сидел за большим ореховым столом и листал справочник «Продажа автомобилей. Лондон и окрестности». Пока я наблюдала, он нашел нужную страницу и набрал номер.
– Алло? – сказал Стикс в трубку.
– Алло? – ответил голос женщины средних лет на том конце провода.
– У вас есть на продажу «шевроле» семьдесят шестого года?
– Он покупает машину? – спросила я у Тэмворта.
– Не отвлекайтесь. Это происходит каждую неделю в одно и то же время. Как часы.
– У нее всего восемьдесят две тысячи миль пробега, – говорила дама, – работает хорошо. Налоги выплачены до конца года.
– Звучит просто замечательно, – ответил Стикс. – Я хотел бы заплатить наличными. Не придержите ее для меня? Я подъеду примерно через час. Вы ведь в Клепхеме находитесь, правильно?
Женщина согласилась подождать и продиктовала адрес, который Стикс даже не удосужился записать. Он подтвердил свою заинтересованность, повесил трубку, тут же набрал новый номер и стал расспрашивать про совершенно другую машину, в Хаунслоу. Я сняла наушники и включила динамик, чтобы мы оба могли слушать хрипловатый гнусавый голос Стикса.
– И сколько времени он будет этим заниматься?
– По отчетам Четырнадцатого – пока не надоест. Часов шесть-восемь. Он не один такой. Любой, кто занимается продажей машины, рано или поздно сталкивается с телефонным мерзавцем вроде Стикса, хотя бы раз. Вот, возьмите, это для вас.
Он протянул мне коробку с патронами, снаряженными высокоскоростными пулями с мягкими головками, предназначенными для того, чтобы наносить максимальные повреждения.
– Это на кого? На быка, что ли?
Тэмворт даже не улыбнулся.
– Четверг, мы имеем дело с чем-то принципиально отличным от всего, что вам известно. Молитесь Богу, чтобы вам никогда не пришлось пустить их в ход, но если придется – стреляйте не раздумывая. Наш клиент не дает второго шанса.
Я вынула обойму из своего автоматического пистолета и заменила патроны в ней, а затем и в запасной. Последним в обойме я использовала стандартный патрон – на случай, если ТИПА-1 взбредет в голову провести внеочередную проверку. А в квартире напротив Стикс уже звонил по следующему номеру, в Руислип.
– Алло? – ответил несчастный автомобилевладелец на том конце провода.
– Я видел ваше объявление о продаже «форда-гранады» в сегодняшнем выпуске, – продолжал Стикс. – Он еще не продан?
Стикс вытребовал адрес владельца, пообещал приехать минут через десять, положил трубку и ликующе потер руки, по-детски хихикая. Затем зачеркнул объявление и принялся названивать дальше.
– У него даже нет прав на вождение, – сказал Тэмворт через всю комнату. – Он проводит время, воруя шариковые ручки, подстраивая поломки электроприборов до истечения срока гарантии и царапая диски в музыкальных магазинах.
– Прямо как дитя малое.
– Я бы сказал, – ответил Тэмворт, – что он одержим злом. Но до брата ему далеко.
– И какая же связь между Стиксом и похищением рукописи «Чезлвита»?
– Мы подозреваем, что рукопись у него. Согласно отчетам ТИПА-14 он принес домой какой-то сверток вечером того дня, когда был ограблен Гэдсхилл. Я первый соглашусь, что мы стреляем наугад, но это лучшее указание на его близкое присутствие за последние три года. Примерно тогда он засветился после своей смерти.
– Он уже потребовал выкуп за рукопись? – спросила я.
– Нет, но еще рано. Процесс может оказаться не таким простым, как хотелось бы. Наш клиент имеет ай-кью сто восемьдесят, так что просто вымогать деньги для него – слишком скучно.
Орешек вошел в комнату, сел, чуть дрожащими руками взял бинокль, надел наушники и отключил динамик. Тэмворт взял ключи и протянул мне книгу.
– Я должен встретиться с моим коллегой из ТИПА-4. Вернусь где-то через час. Если что стрясется, кидайте на пейджер. Мой номер – «перезвонить» и единица. Устанете – почитайте.
Я посмотрела на книгу. Это была «Джен Эйр» Шарлотты Бронте в красном кожаном переплете.
– Кто вам сказал? – резко спросила я.
– О чем сказал? – ответил Тэмворт с искренним удивлением.
– Просто… я часто читала эту книгу. Когда была моложе. Я очень хорошо ее знаю.
– Вам нравится финал?
Я немного подумала. Вконец испорченная кульминация романа была результатом горького разочарования Бронте в своих близких. Практически все соглашались с тем, что, если бы Джен вернулась в Торнфильд-холл и вышла замуж за Рочестера, книга стала бы намного лучше.
– Никому не нравится финал, Тэмворт. Но книга великолепна, невзирая на концовку.
– Тогда перечитать ее еще раз будет особенно полезно, не так ли?
В дверь постучали. Тэмворт открыл, и вошел мужчина, голова которого плавно переходила в плечи, минуя шею.
– Минута в минуту! – сказал Тэмворт, глядя на часы. – Четверг Нонетот, это Колымагги. Он здесь временно, пока я не пришлю замену.
Улыбнулся и был таков.
Мы с Колымагги пожали друг другу руки. Он улыбнулся, хотя нынешнее задание ему явно не слишком-то нравилось. Сказал, что рад знакомству, затем подсел к Орешеку и заговорил о результатах скачек.
Я побарабанила пальцами по обложке «Джен Эйр», которую оставил мне Тэмворт, и сунула книгу в нагрудный карман. Собрала кофейные чашки и отнесла их на кухню, к потрескавшейся эмалированной раковине. В дверях появился Колымагги.
– Тэмворт сказал, что вы – литтектив.
– Тэмворт правильно сказал.
– Я тоже хотел быть литтективом.
– Да? – ответила я, пытаясь найти в холодильнике хоть что-нибудь купленное позже, чем год назад.
– Да. Но мне сказали: знаешь, парень, прочитай сначала парочку книжек.
– Это помогает.
В дверь постучали, и Колымагги инстинктивно схватился за пистолет. Он был куда более настороже, чем казалось.
– Спокойно, Колымагги. Я открою.
Он подошел со мной к дверям и снял пистолет с предохранителя. Мы обменялись короткими понимающими взглядами.
– Кто там? – спросила я, не открывая двери.
– Здравствуйте! – послышался ответ. – Меня зовут Эдмунд Капиллари. Вы никогда не задавались вопросом, действительно ли именно Шекспир написал все эти чудесные пьесы?
Мы облегченно вздохнули, и Колымагги снова поставил пистолет на предохранитель, выругавшись себе под нос:
– Чертовы бэконианцы!
– Спокойно, – ответила я, – законов он не нарушает.
– А жаль.
– Тсс.
Я отворила дверь, не снимая цепочки, и увидела маленького человечка в мешковатом вельветовом пиджаке. Вежливо, с нервной улыбкой, приподняв шляпу, он держал перед собой удостоверение с загнутыми уголками. Бэконианцы были чокнутыми, но по большей части совершенно безобидными. Их жизненной целью было доказать, что величайшие пьесы, написанные на английском языке, принадлежат перу Фрэнсиса Бэкона, а не Уилла Шекспира. Бэкон, согласно их вере, не получил заслуженного признания, и теперь они без устали восстанавливали справедливость.
– Здравствуйте! – радостно поздоровался бэконианец. – Могу ли отнять у вас немного времени?
Я медленно отчеканила:
– Чтобы вам удалось заставить меня поверить в то, что юрист мог написать «Сон в летнюю ночь», я должна быть намного ненормальнее, чем кажусь.
Но отшить бэконианца с маху не получилось. Он явно любил спорить и не смущался слабостью своих аргументов. Наверное, по жизни он работал страховым агентом.
– Но не настолько ненормальной, чтобы предположить, будто бы школяр из Уорвикшира почти без образования мог написать произведения, вошедшие в вечность!
– Нет никаких свидетельств тому, что у него не было формального образования, – спокойно возразила я, вдруг ощутив удовольствие от ситуации. Колымагги намекал, чтобы я отделалась от гостя, но я проигнорировала его жестикуляцию.
– Согласен, – ответил бэконианец, – однако я утверждаю, что Шекспир в Стрэтфорде и Шекспир в Лондоне – разные люди.
Интересный подход. Эдмунд Капиллари воспользовался паузой и бросился в атаку. Он на автопилоте затараторил заранее отрепетированную речь:
– Стрэтфордский Шекспир был богатым зерноторговцем и покупал дома, тогда как лондонского Шекспира преследовали кредиторы за мелкие долги. В тысяча шестисотом году кредиторы проследили его аж до Суссекса, но почему они не трогали его в Стрэтфорде?
– Понятия не имею. Он был на коне!
– Никто в Стрэтфорде не подозревал о его литературных успехах. Никто не видел, чтобы он хотя бы раз в жизни купил книгу, написал письмо или сделал что-нибудь кроме как торговал – мешки с зерном, мешки с солодом, одни сплошные мешки!
Человечек прямо лучился от сознания собственного триумфа.
– Ну а Бэкон-то тут при чем? – спросила я.
– Фрэнсис Бэкон был елизаветинским писателем, которого семья заставила стать юристом и политиком. Поскольку связь с таким низменным делом, как театр, осуждалась, Бэкону пришлось прикрываться личиной бедного актера Шекспира, а историки ошибочно связали двух Шекспиров, чтобы придать значимость истории, которая в противном случае имела бы под собой мало оснований.
– А доказательства?
– Холл и Марстон, оба сатирики елизаветинского времени, были твердо уверены в том, что именно Бэкон – истинный автор «Венеры и Адониса» и «Обесчещенной Лукреции». У меня с собой есть памфлет, который глубже раскрывает этот вопрос. Множество новых подробностей вы можете узнать на наших ежемесячных заседаниях. Обычно мы собираемся в ратуше, но на прошлой неделе радикальное крыло «Новых марловианцев» забросало нас зажигательными бомбами. Так что я не знаю, где состоится заседание на будущей неделе. Однако если вы оставите мне имя и телефон, мы сможем связаться.
Лицо его стало серьезным и довольным – он был уверен, что поймал меня. Я решила выложить козырную карту:
– А как же завещание?
– Завещание? – занервничал Капиллари. Он явно надеялся, что я о нем не упомяну.
– Да, – продолжала я. – Если Шекспиров и правда было двое, то почему тогда стрэтфордский Шекспир упомянул в завещании коллег по театру лондонского Шекспира – Конделла, Хеминга и Бербеджа?
Бэконианец поник.
– Я надеялся, что вы не спросите, – вздохнул он. – Я напрасно потратил время, да?
– Боюсь, что да.
Он что-то пробормотал себе под нос и пошел прочь. Задвигая щеколду, я слышала, как он стучит в соседнюю дверь. Может, там ему повезет больше.
– А что вообще тут делает литтектив, Нонетот? – спросил меня Колымагги, когда мы вернулись на кухню.
– Я здесь, – медленно ответила я, – потому что знаю клиента в лицо. Я не постоянный сотрудник. Как только я ткну в него пальцем, Тэмворт вернет меня на место.
Я вылила в раковину свернувшееся молоко и вымыла посуду.
– Может, это и слава богу.
– Мне так не кажется.
– А вы? Как вы связались с Тэмвортом?
– Я обычно по антитеррористическим операциям работаю. ТИПА-9. Но у Тэмворта проблемы с набором персонала. А он меня спас от удара сабли. Я ему жизнью обязан.
Он опустил взгляд и несколько мгновений теребил кончик галстука. Я тщательно осмотрела шкафчик в поисках посудного полотенца, наткнулась на какую-то мерзость и быстро захлопнула дверцу.
Колымагги достал бумажник и показал снимок слюнявого младенца, ничем не отличающегося от всех остальных слюнявых младенцев.
– Я теперь женат, так что Тэмворт знает, что я не могу остаться. Все в жизни меняется, вы же знаете.
– Симпатичный малыш.
– Спасибо. – Он убрал снимок. – Вы замужем?
– Нет. И не пыталась, – ответила я, наполняя чайник.
Колымагги кивнул и вытащил из кармана номер «Быстрой лошади»
– Вы никогда не играли на скачках? Я тут сделал необычную ставку на Малабара.
– Нет. Извините.
Колымагги кивнул. Разговор заглох.
Через несколько минут я сварила кофе. Орешек и Колымагги обсуждали результат Челтенхэмских скачек на золотой кубок.
– Значит, вы знаете, как он выглядит, мисс Нонетот? – спросил дряхлый Орешек, не отрываясь от окуляров.
– Он читал у нас лекции, когда я училась в колледже. Правда, описать его трудновато.
– Среднего телосложения?
– Когда я в последний раз его видела, да.
– Высокий?
– По меньшей мере шесть футов шесть дюймов.
– Черные волосы зачесаны назад, седина на висках?
Мы с Колымагги переглянулись.
– Да-а…
– Похоже, он здесь, Четверг.
Я переключила звук с наушников на динамик.
– Ахерон!!! – послышался голос Стикса. – Братик, дорогой, какой невероятный сюрприз!
Посмотрев в бинокль, я увидела Ахерона в квартире Стикса. Он был одет в широкий серый пыльник и выглядел точно таким же, каким я запомнила его много лет назад. Он не постарел ни на день. Я невольно содрогнулась.
– Черт! – прошептала я.
Орешек уже звонил на пейджер Тэмворту.
– Комары кусают голубого козла, – прошептал он в трубку – Спасибо. Повторите, пожалуйста, и отошлите сообщение дважды.
Мое сердце забилось быстрее. Ахерон, возможно, не собирается задерживаться… Передо мной замаячил шанс выбраться из литтективов. Если я возьму Аида, не заметить этого просто не посмеют.
– Я иду туда, – почти небрежно сказала я.
– Что?!
– Вы слышали. Оставайтесь здесь и вызовите вооруженное подкрепление из Четырнадцатого. Только пусть обойдутся без шума. Скажите, что мы внутри, и пусть окружат здание. Подозреваемый может быть вооружен и крайне опасен. Понятно?
Орешек улыбнулся – мне так нравилась эта улыбка в его сыне – и потянулся к телефону. Я повернулась к Колымагги:
– Вы со мной?
Колымагги немного побледнел.
– Я… я… с вами, – немного дрожащим голосом ответил он.
Я распахнула дверь и побежала вниз по лестнице, в вестибюль.
– Нонетот!
Это был Колымагги. Он не двигался. Его била дрожь.
– В чем дело?
– Я. я… не могу, – заявил он, распуская узел галстука, и принялся растирать шею. – У меня ребенок! Вы не знаете, на что он способен! Я игрок, Нонетот. Я люблю неравные шансы. Но если мы попытаемся взять его вдвоем, мы покойники. Умоляю, подождите ребят из Четырнадцатого!
– Он может уйти задолго до их прибытия. Нам надо всего лишь задержать его.
Колымагги закусил губу. Он был перепутан насмерть. Дерганно покачал головой и быстро попятился, не сказав больше ни слова. Это, по меньшей мере, нервировало. Я хотела заорать на него, но вспомнила слюнявого младенца на снимке. Вытащила свой пистолет, толкнула дверь и неторопливо пошла через дорогу к противоположному дому. И тут подъехал Тэмворт. Вид у него был не слишком довольный.
– Какого черта вы тут делаете?
– Преследую подозреваемого.
– Нет, не преследуете. Где Колымагги?
– На пути домой.
– Не стану его осуждать. ТИПА-14 вызвали?
Я кивнула. Он помолчал, посмотрел на темное здание, потом на меня.
– О черт! Ладно, держитесь у меня за спиной и настороже. Сначала стреляйте, потом спрашивайте. Ниже Восьмого…
– …выше закона, – закончила я. – Я помню.
– Хорошо.
Тэмворт взвел пистолет, и мы осторожно вошли в вестибюль перестроенного склада. Квартира Стикса находилась на восьмом этаже. Мы надеялись, что внезапность будет на нашей стороне.
5. БЕЙ СВОИХ, ЧТОБ ЧУЖИЕ БОЯЛИСЬ
Я попыталась сфокусировать взгляд на трубке лампы у себя над головой. Что-то случилось, я знала это, но тот вечер, когда мы с Тэмвортом попытались взять Ахерона Аида, стерся из моей памяти. По крайней мере, на данный момент. Я нахмурилась: в моем сознании мелькали лишь обрывочные картинки. Я вспомнила, как трижды стреляла в маленькую старушку, а затем поспешно спускалась по ржавой пожарной лестнице. Я смутно помнила, как стреляла в собственную машину, а потом получила пулю в руку… Посмотрела на руку – она и правда была туго перевязана белым бинтом. Затем вспомнила, что в меня попали еще раз – в грудь. Я пару раз глубоко вдохнула и выдохнула – и с облегчением поняла, что не слышу хрипов. В комнате была сиделка, которая сказала мне несколько слов – я не разобрала их – и улыбнулась. Это показалось мне странным, и я снова погрузилась в милосердное беспамятство.
Когда я очнулась в следующий раз, был вечер и в помещении, кажется, стало холоднее. В большой больничной палате на семь коек – никого, кроме меня. Сквозь стеклянную дверь я разглядела вооруженного полицейского. У входа кучей навалены цветы и открытки. Я лежала в постели, а из подсознания всплывала стертая память. Я пыталась сопротивляться изо всех сил, но это было все равно что останавливать реку. Все случившееся в тот вечер разом обрушилось на меня. И я заплакала.
Через неделю я достаточно окрепла, чтобы встать с постели. Пейдж и Босуэлл оба старались меня поддержать, и даже моя мать предприняла долгую поездку из Суиндона, чтобы навестить меня. Она сказала, что все же покрасила спальню в розово-лиловый, папе страшно не понравилось, и это я во всем виновата, нечего было такое предлагать. Не думаю, что имело смысл пускаться в объяснения. Я была рада любому сочувствию, конечно же, но разум мой блуждал где-то очень далеко. Мы потерпели чудовищное поражение, и кто-то должен за это ответить. Я единственная выжила в тот страшный вечер, так что я была самым подходящим кандидатом в козлы отпущения, просто вне конкуренции.
Мою небольшую палату в госпитале предназначали и для следствия; именно сюда пришел ко мне прежний руководитель подразделения Тэмворта по фамилии Скользом, которого я никогда прежде не встречала. Похоже, у него начисто отсутствовали чувство юмора и душевная теплота. Он принес с собой двухкассетник и привел нескольких старших агентов ТИПА-1. Они отказались назвать себя. Я неторопливо и добровольно согласилась дать показания, без эмоций и как можно более точно. О странных способностях Ахерона подозревали и раньше, но даже сейчас Скользом верил в них с трудом.
– У меня есть разработки Тэмворта по Аиду, мисс Нонетот, – сказал он, – и его заметки оставляют странное впечатление. Тэмворт был слегка не в себе. ТИПА-5 принадлежал ему, и только ему. Аид стал для него скорее навязчивой идеей, чем работой. Наши предварительные выводы гласят, что он пренебрегал генеральной линией Сети. Вопреки общественному мнению, мы подотчетны Парламенту, хотя и на очень секретных основаниях.
Он немного помолчал, затем сверился со своими записями. Посмотрел на меня и включил магнитофон. Назвал дату, свое и мое имя, для остальных назвал только номера. Сделав это, пододвинул стул и сел.
– Итак, что произошло?
Я немного помолчала и начала рассказывать историю моего сотрудничества с Тэмвортом вплоть до бегства Колымагги.
– Ну, хоть у кого-то здравого смысла хватило, – пробормотал один из агентов ТИПА-1.
Я пропустила его замечание мимо ушей.
– Мы с Тэмвортом вошли в вестибюль дома Стикса, – сказала я – Стали подниматься по лестнице. Дойдя до седьмого этажа, услышали выстрел. Мы остановились и прислушались. Стояла полная тишина. Тэмворт решил, что нас засекли.
– Вас действительно засекли, – сообщил Скользом. – Расшифровав запись на пленке, мы узнали, что Орешек произнес имя Аида вслух. Тот услышал и сразу же отреагировал: обвинил Стикса в предательстве, забрал сверток и убил брата. Так что ваше внезапное появление вовсе не было для него внезапным. Он знал, что вы оба там.
– Недостаточно дронт, чтобы быть дронтом. Комната номер семь дальше по коридору. Идите следом за владельцем шорька и соблюдайте осторожность: сегодня утром я отправил туда снарка.
Я оставила хозяина Честера ругаться с чиновником и увела Пиквика гулять в парке. Позволила ему побегать без поводка, он погонялся за голубями, потом подружился с несколькими дикими дронтами, полоскавшими лапки в пруду. Они радостно варкались в воде, тихонько плокая друг дружке, пока не пришло время возвращаться домой.
Через два дня я уже исчерпала все варианты расстановки мебели, но, к счастью, Тэмворт позвонил. Он сказал, что занял наблюдательный пост и я нужна ему на месте. Я поспешно записала адрес и через сорок минут была уже в Ист-Энде. Искомый дом нашелся на убогой улочке между складами, заброшенными лет двадцать назад по причине ускоряющегося разрушения. Я потушила фары и вышла, спрятав все ценное и тщательно заперев машину. Мой потрепанный «понтиак» был достаточно старым и помятым, чтобы не выделяться среди мрачного окружения. Осмотрелась по сторонам.
Кирпичная кладка крошилась, жирные мазки зеленой слизи пятнали стены там, где некогда были трубы. Стекла грязные, много треснутых и битых, стены первого этажа разрисованы граффити, а местами закопчены недавним пожаром. Ржавая пожарная лестница зигзагом шла по стене, бросая ступенчатую тень на усеянную выбоинами дорогу и несколько сгоревших автомашин. Следуя инструкциям Тэмворта, я пробралась к боковому входу. Внутри в стенах зияли огромные трещины, запах сырости и пыли мешался со смрадом бытовой химии и ароматами из лавочки специй на первом этаже. Неоновый свет все время мигал, и я разглядела в темном проеме двери несколько женщин в мини-юбках. Местное население представляло собой любопытную мешанину. Недостаток дешевого жилья в Лондоне и окрестностях привлекал сюда представителей всех слоев населения, от подонков до профессионалов. Последних с точки зрения закона и порядка было немного, но это все же позволяло ТИПА-агентам работать здесь, не вызывая подозрений.
Я поднялась на седьмой этаж. На площадке два молодых фэна Генри Филдинга менялись наклейками от жвачек.
– Меняю твою одну Софию на одну Амелию!
– А ху-ху не хо-хо? – презрительно ответил его приятель. – За Софию ты мне вместе с Амелией отдашь Олворти и Тома Джонса!
Второй, осознав ценность Софии, неохотно согласился. Сделка была заключена, и они побежали вниз по лестнице искать бутылочные крышки. Я сверилась с номером, продиктованным Тэмвортом, и постучала в дверь, покрытую полу-облупившейся краской персикового цвета. Мне с опаской отворил человек лет восьмидесяти с гаком. Он прятал лицо, прикрывая его морщинистой рукой. Я показала ему бэдж.
– Вы, должно быть, гость, Нонетот, – сказал он слишком бодрым для своих лет голосом.
Я пропустила древнюю шутку мимо ушей и вошла. Тэмворт с помощью бинокля следил за окнами в здании напротив. Он, не оборачиваясь, махнул мне рукой. Я снова посмотрела на старика и улыбнулась:
– Зовите меня Четверг.
Ему понравилось, он пожал мне руку.
– Я Орешек, можете звать меня Младший.
– Орешек? – переспросила я. – Вы не родственник Филберта?
Старик покивал.
– Филберт… ах да, – прошептал он. – Хороший парень, добрый сын своего отца.
Филберт Орешек был единственным мужчиной, который хоть ненадолго заинтересовал меня, после того как десять лет назад я бросила Лондэна. Орешек служил в Хроностраже. Он отправился на задание в Тьюксбери и не вернулся. Мне позвонил его начальник и объяснил, что парню пришлось задержаться. Я поняла так, что у него завелась другая девушка. Какое-то время было больно, но Филберта я не любила. Я знала это твердо, поскольку уже любила раньше – Лондэна. Если хоть раз был влюблен, то узнаешь любовь с первого раза, как картину Тернера или западный берег Ирландии.
– Значит, вы его отец?
Орешек направился в кухню, но я не собиралась его отпускать:
– Как он? Где сейчас живет?
Старик возился с чайником.
– Мне трудно говорить о Филберте, – сказал он наконец, промокая угол рта носовым платком. – Это было так давно!
– Он умер? – спросила я.
– О нет, – прошептал старик. – Он жив. Я думал, вам сказали, что ему пришлось задержаться?
– Сказали. Я просто решила, что он встретил другую.
– Нам казалось, вы должны сообразить. Ваш отец состоял – или состоит, я полагаю, – в Хроностраже, и мы прибегли к обычному… как бы это… эвфемизму.
Он многозначительно посмотрел на меня. Ясные голубые глаза сверкали сквозь густые ресницы. Мое сердце гулко колотилось.
– О чем вы говорите? – растерянно спросила я.
Старик собирался сказать что-то еще, но вместо этого погрузился в молчание, постоял немного и пошаркал в гостиную надписывать наклейки на видеокассетах. Тут явно крылось нечто более сложное, чем девушка в Тьюксбери, но время было на моей стороне. С расспросами можно не торопиться.
А пока что стоило осмотреть комнату. Стол на козлах у сырой стены был заставлен оборудованием для слежки. Катушечный магнитофон «Ревокс» соседствовал с микшером, который выводил все семь «жучков» и телефонную линию на восемь различных звуковых дорожек. Фотоаппарат с мощным телеобъективом, рядом видеокамера, ведущая низкоскоростную запись на десятичасовую кассету.
Тэмворт все-таки оглянулся:
– Привет, Четверг. Подойдите и гляньте.
Я посмотрела в бинокль. В квартире напротив, менее чем в тридцати ярдах отсюда, я увидела хорошо одетого мужчину лет пятидесяти с худым задумчивым лицом. Мне показалось, что он разговаривает по телефону.
– Это не он.
Тэмворт улыбнулся:
– Знаю. Это его брат, Стикс. Мы узнали о нем нынче утром. ТИПА-14 собиралось его брать, но наш человек – рыбка куда крупнее. Я позвонил в ТИПА-1, и они вмешались, решив дело в нашу пользу. Теперь Стикс наш подопечный. Послушайте-ка.
Он передал мне наушники, и я снова посмотрела в бинокль. Брат Аида сидел за большим ореховым столом и листал справочник «Продажа автомобилей. Лондон и окрестности». Пока я наблюдала, он нашел нужную страницу и набрал номер.
– Алло? – сказал Стикс в трубку.
– Алло? – ответил голос женщины средних лет на том конце провода.
– У вас есть на продажу «шевроле» семьдесят шестого года?
– Он покупает машину? – спросила я у Тэмворта.
– Не отвлекайтесь. Это происходит каждую неделю в одно и то же время. Как часы.
– У нее всего восемьдесят две тысячи миль пробега, – говорила дама, – работает хорошо. Налоги выплачены до конца года.
– Звучит просто замечательно, – ответил Стикс. – Я хотел бы заплатить наличными. Не придержите ее для меня? Я подъеду примерно через час. Вы ведь в Клепхеме находитесь, правильно?
Женщина согласилась подождать и продиктовала адрес, который Стикс даже не удосужился записать. Он подтвердил свою заинтересованность, повесил трубку, тут же набрал новый номер и стал расспрашивать про совершенно другую машину, в Хаунслоу. Я сняла наушники и включила динамик, чтобы мы оба могли слушать хрипловатый гнусавый голос Стикса.
– И сколько времени он будет этим заниматься?
– По отчетам Четырнадцатого – пока не надоест. Часов шесть-восемь. Он не один такой. Любой, кто занимается продажей машины, рано или поздно сталкивается с телефонным мерзавцем вроде Стикса, хотя бы раз. Вот, возьмите, это для вас.
Он протянул мне коробку с патронами, снаряженными высокоскоростными пулями с мягкими головками, предназначенными для того, чтобы наносить максимальные повреждения.
– Это на кого? На быка, что ли?
Тэмворт даже не улыбнулся.
– Четверг, мы имеем дело с чем-то принципиально отличным от всего, что вам известно. Молитесь Богу, чтобы вам никогда не пришлось пустить их в ход, но если придется – стреляйте не раздумывая. Наш клиент не дает второго шанса.
Я вынула обойму из своего автоматического пистолета и заменила патроны в ней, а затем и в запасной. Последним в обойме я использовала стандартный патрон – на случай, если ТИПА-1 взбредет в голову провести внеочередную проверку. А в квартире напротив Стикс уже звонил по следующему номеру, в Руислип.
– Алло? – ответил несчастный автомобилевладелец на том конце провода.
– Я видел ваше объявление о продаже «форда-гранады» в сегодняшнем выпуске, – продолжал Стикс. – Он еще не продан?
Стикс вытребовал адрес владельца, пообещал приехать минут через десять, положил трубку и ликующе потер руки, по-детски хихикая. Затем зачеркнул объявление и принялся названивать дальше.
– У него даже нет прав на вождение, – сказал Тэмворт через всю комнату. – Он проводит время, воруя шариковые ручки, подстраивая поломки электроприборов до истечения срока гарантии и царапая диски в музыкальных магазинах.
– Прямо как дитя малое.
– Я бы сказал, – ответил Тэмворт, – что он одержим злом. Но до брата ему далеко.
– И какая же связь между Стиксом и похищением рукописи «Чезлвита»?
– Мы подозреваем, что рукопись у него. Согласно отчетам ТИПА-14 он принес домой какой-то сверток вечером того дня, когда был ограблен Гэдсхилл. Я первый соглашусь, что мы стреляем наугад, но это лучшее указание на его близкое присутствие за последние три года. Примерно тогда он засветился после своей смерти.
– Он уже потребовал выкуп за рукопись? – спросила я.
– Нет, но еще рано. Процесс может оказаться не таким простым, как хотелось бы. Наш клиент имеет ай-кью сто восемьдесят, так что просто вымогать деньги для него – слишком скучно.
Орешек вошел в комнату, сел, чуть дрожащими руками взял бинокль, надел наушники и отключил динамик. Тэмворт взял ключи и протянул мне книгу.
– Я должен встретиться с моим коллегой из ТИПА-4. Вернусь где-то через час. Если что стрясется, кидайте на пейджер. Мой номер – «перезвонить» и единица. Устанете – почитайте.
Я посмотрела на книгу. Это была «Джен Эйр» Шарлотты Бронте в красном кожаном переплете.
– Кто вам сказал? – резко спросила я.
– О чем сказал? – ответил Тэмворт с искренним удивлением.
– Просто… я часто читала эту книгу. Когда была моложе. Я очень хорошо ее знаю.
– Вам нравится финал?
Я немного подумала. Вконец испорченная кульминация романа была результатом горького разочарования Бронте в своих близких. Практически все соглашались с тем, что, если бы Джен вернулась в Торнфильд-холл и вышла замуж за Рочестера, книга стала бы намного лучше.
– Никому не нравится финал, Тэмворт. Но книга великолепна, невзирая на концовку.
– Тогда перечитать ее еще раз будет особенно полезно, не так ли?
В дверь постучали. Тэмворт открыл, и вошел мужчина, голова которого плавно переходила в плечи, минуя шею.
– Минута в минуту! – сказал Тэмворт, глядя на часы. – Четверг Нонетот, это Колымагги. Он здесь временно, пока я не пришлю замену.
Улыбнулся и был таков.
Мы с Колымагги пожали друг другу руки. Он улыбнулся, хотя нынешнее задание ему явно не слишком-то нравилось. Сказал, что рад знакомству, затем подсел к Орешеку и заговорил о результатах скачек.
Я побарабанила пальцами по обложке «Джен Эйр», которую оставил мне Тэмворт, и сунула книгу в нагрудный карман. Собрала кофейные чашки и отнесла их на кухню, к потрескавшейся эмалированной раковине. В дверях появился Колымагги.
– Тэмворт сказал, что вы – литтектив.
– Тэмворт правильно сказал.
– Я тоже хотел быть литтективом.
– Да? – ответила я, пытаясь найти в холодильнике хоть что-нибудь купленное позже, чем год назад.
– Да. Но мне сказали: знаешь, парень, прочитай сначала парочку книжек.
– Это помогает.
В дверь постучали, и Колымагги инстинктивно схватился за пистолет. Он был куда более настороже, чем казалось.
– Спокойно, Колымагги. Я открою.
Он подошел со мной к дверям и снял пистолет с предохранителя. Мы обменялись короткими понимающими взглядами.
– Кто там? – спросила я, не открывая двери.
– Здравствуйте! – послышался ответ. – Меня зовут Эдмунд Капиллари. Вы никогда не задавались вопросом, действительно ли именно Шекспир написал все эти чудесные пьесы?
Мы облегченно вздохнули, и Колымагги снова поставил пистолет на предохранитель, выругавшись себе под нос:
– Чертовы бэконианцы!
– Спокойно, – ответила я, – законов он не нарушает.
– А жаль.
– Тсс.
Я отворила дверь, не снимая цепочки, и увидела маленького человечка в мешковатом вельветовом пиджаке. Вежливо, с нервной улыбкой, приподняв шляпу, он держал перед собой удостоверение с загнутыми уголками. Бэконианцы были чокнутыми, но по большей части совершенно безобидными. Их жизненной целью было доказать, что величайшие пьесы, написанные на английском языке, принадлежат перу Фрэнсиса Бэкона, а не Уилла Шекспира. Бэкон, согласно их вере, не получил заслуженного признания, и теперь они без устали восстанавливали справедливость.
– Здравствуйте! – радостно поздоровался бэконианец. – Могу ли отнять у вас немного времени?
Я медленно отчеканила:
– Чтобы вам удалось заставить меня поверить в то, что юрист мог написать «Сон в летнюю ночь», я должна быть намного ненормальнее, чем кажусь.
Но отшить бэконианца с маху не получилось. Он явно любил спорить и не смущался слабостью своих аргументов. Наверное, по жизни он работал страховым агентом.
– Но не настолько ненормальной, чтобы предположить, будто бы школяр из Уорвикшира почти без образования мог написать произведения, вошедшие в вечность!
– Нет никаких свидетельств тому, что у него не было формального образования, – спокойно возразила я, вдруг ощутив удовольствие от ситуации. Колымагги намекал, чтобы я отделалась от гостя, но я проигнорировала его жестикуляцию.
– Согласен, – ответил бэконианец, – однако я утверждаю, что Шекспир в Стрэтфорде и Шекспир в Лондоне – разные люди.
Интересный подход. Эдмунд Капиллари воспользовался паузой и бросился в атаку. Он на автопилоте затараторил заранее отрепетированную речь:
– Стрэтфордский Шекспир был богатым зерноторговцем и покупал дома, тогда как лондонского Шекспира преследовали кредиторы за мелкие долги. В тысяча шестисотом году кредиторы проследили его аж до Суссекса, но почему они не трогали его в Стрэтфорде?
– Понятия не имею. Он был на коне!
– Никто в Стрэтфорде не подозревал о его литературных успехах. Никто не видел, чтобы он хотя бы раз в жизни купил книгу, написал письмо или сделал что-нибудь кроме как торговал – мешки с зерном, мешки с солодом, одни сплошные мешки!
Человечек прямо лучился от сознания собственного триумфа.
– Ну а Бэкон-то тут при чем? – спросила я.
– Фрэнсис Бэкон был елизаветинским писателем, которого семья заставила стать юристом и политиком. Поскольку связь с таким низменным делом, как театр, осуждалась, Бэкону пришлось прикрываться личиной бедного актера Шекспира, а историки ошибочно связали двух Шекспиров, чтобы придать значимость истории, которая в противном случае имела бы под собой мало оснований.
– А доказательства?
– Холл и Марстон, оба сатирики елизаветинского времени, были твердо уверены в том, что именно Бэкон – истинный автор «Венеры и Адониса» и «Обесчещенной Лукреции». У меня с собой есть памфлет, который глубже раскрывает этот вопрос. Множество новых подробностей вы можете узнать на наших ежемесячных заседаниях. Обычно мы собираемся в ратуше, но на прошлой неделе радикальное крыло «Новых марловианцев» забросало нас зажигательными бомбами. Так что я не знаю, где состоится заседание на будущей неделе. Однако если вы оставите мне имя и телефон, мы сможем связаться.
Лицо его стало серьезным и довольным – он был уверен, что поймал меня. Я решила выложить козырную карту:
– А как же завещание?
– Завещание? – занервничал Капиллари. Он явно надеялся, что я о нем не упомяну.
– Да, – продолжала я. – Если Шекспиров и правда было двое, то почему тогда стрэтфордский Шекспир упомянул в завещании коллег по театру лондонского Шекспира – Конделла, Хеминга и Бербеджа?
Бэконианец поник.
– Я надеялся, что вы не спросите, – вздохнул он. – Я напрасно потратил время, да?
– Боюсь, что да.
Он что-то пробормотал себе под нос и пошел прочь. Задвигая щеколду, я слышала, как он стучит в соседнюю дверь. Может, там ему повезет больше.
– А что вообще тут делает литтектив, Нонетот? – спросил меня Колымагги, когда мы вернулись на кухню.
– Я здесь, – медленно ответила я, – потому что знаю клиента в лицо. Я не постоянный сотрудник. Как только я ткну в него пальцем, Тэмворт вернет меня на место.
Я вылила в раковину свернувшееся молоко и вымыла посуду.
– Может, это и слава богу.
– Мне так не кажется.
– А вы? Как вы связались с Тэмвортом?
– Я обычно по антитеррористическим операциям работаю. ТИПА-9. Но у Тэмворта проблемы с набором персонала. А он меня спас от удара сабли. Я ему жизнью обязан.
Он опустил взгляд и несколько мгновений теребил кончик галстука. Я тщательно осмотрела шкафчик в поисках посудного полотенца, наткнулась на какую-то мерзость и быстро захлопнула дверцу.
Колымагги достал бумажник и показал снимок слюнявого младенца, ничем не отличающегося от всех остальных слюнявых младенцев.
– Я теперь женат, так что Тэмворт знает, что я не могу остаться. Все в жизни меняется, вы же знаете.
– Симпатичный малыш.
– Спасибо. – Он убрал снимок. – Вы замужем?
– Нет. И не пыталась, – ответила я, наполняя чайник.
Колымагги кивнул и вытащил из кармана номер «Быстрой лошади»
– Вы никогда не играли на скачках? Я тут сделал необычную ставку на Малабара.
– Нет. Извините.
Колымагги кивнул. Разговор заглох.
Через несколько минут я сварила кофе. Орешек и Колымагги обсуждали результат Челтенхэмских скачек на золотой кубок.
– Значит, вы знаете, как он выглядит, мисс Нонетот? – спросил дряхлый Орешек, не отрываясь от окуляров.
– Он читал у нас лекции, когда я училась в колледже. Правда, описать его трудновато.
– Среднего телосложения?
– Когда я в последний раз его видела, да.
– Высокий?
– По меньшей мере шесть футов шесть дюймов.
– Черные волосы зачесаны назад, седина на висках?
Мы с Колымагги переглянулись.
– Да-а…
– Похоже, он здесь, Четверг.
Я переключила звук с наушников на динамик.
– Ахерон!!! – послышался голос Стикса. – Братик, дорогой, какой невероятный сюрприз!
Посмотрев в бинокль, я увидела Ахерона в квартире Стикса. Он был одет в широкий серый пыльник и выглядел точно таким же, каким я запомнила его много лет назад. Он не постарел ни на день. Я невольно содрогнулась.
– Черт! – прошептала я.
Орешек уже звонил на пейджер Тэмворту.
– Комары кусают голубого козла, – прошептал он в трубку – Спасибо. Повторите, пожалуйста, и отошлите сообщение дважды.
Мое сердце забилось быстрее. Ахерон, возможно, не собирается задерживаться… Передо мной замаячил шанс выбраться из литтективов. Если я возьму Аида, не заметить этого просто не посмеют.
– Я иду туда, – почти небрежно сказала я.
– Что?!
– Вы слышали. Оставайтесь здесь и вызовите вооруженное подкрепление из Четырнадцатого. Только пусть обойдутся без шума. Скажите, что мы внутри, и пусть окружат здание. Подозреваемый может быть вооружен и крайне опасен. Понятно?
Орешек улыбнулся – мне так нравилась эта улыбка в его сыне – и потянулся к телефону. Я повернулась к Колымагги:
– Вы со мной?
Колымагги немного побледнел.
– Я… я… с вами, – немного дрожащим голосом ответил он.
Я распахнула дверь и побежала вниз по лестнице, в вестибюль.
– Нонетот!
Это был Колымагги. Он не двигался. Его била дрожь.
– В чем дело?
– Я. я… не могу, – заявил он, распуская узел галстука, и принялся растирать шею. – У меня ребенок! Вы не знаете, на что он способен! Я игрок, Нонетот. Я люблю неравные шансы. Но если мы попытаемся взять его вдвоем, мы покойники. Умоляю, подождите ребят из Четырнадцатого!
– Он может уйти задолго до их прибытия. Нам надо всего лишь задержать его.
Колымагги закусил губу. Он был перепутан насмерть. Дерганно покачал головой и быстро попятился, не сказав больше ни слова. Это, по меньшей мере, нервировало. Я хотела заорать на него, но вспомнила слюнявого младенца на снимке. Вытащила свой пистолет, толкнула дверь и неторопливо пошла через дорогу к противоположному дому. И тут подъехал Тэмворт. Вид у него был не слишком довольный.
– Какого черта вы тут делаете?
– Преследую подозреваемого.
– Нет, не преследуете. Где Колымагги?
– На пути домой.
– Не стану его осуждать. ТИПА-14 вызвали?
Я кивнула. Он помолчал, посмотрел на темное здание, потом на меня.
– О черт! Ладно, держитесь у меня за спиной и настороже. Сначала стреляйте, потом спрашивайте. Ниже Восьмого…
– …выше закона, – закончила я. – Я помню.
– Хорошо.
Тэмворт взвел пистолет, и мы осторожно вошли в вестибюль перестроенного склада. Квартира Стикса находилась на восьмом этаже. Мы надеялись, что внезапность будет на нашей стороне.
5. БЕЙ СВОИХ, ЧТОБ ЧУЖИЕ БОЯЛИСЬ
…Возможно, и хорошо, что она пролежала без сознания четыре недели. Она пропустила все принятые меры, отчеты ТИПА-1, взаимные обвинения, похороны Орешека и Тэмворта. Все прошло мимо нее… кроме вины. Вина настигла ее, когда она очнулась…
Мильон де Роз. Четверг Нонетот. Биография
Я попыталась сфокусировать взгляд на трубке лампы у себя над головой. Что-то случилось, я знала это, но тот вечер, когда мы с Тэмвортом попытались взять Ахерона Аида, стерся из моей памяти. По крайней мере, на данный момент. Я нахмурилась: в моем сознании мелькали лишь обрывочные картинки. Я вспомнила, как трижды стреляла в маленькую старушку, а затем поспешно спускалась по ржавой пожарной лестнице. Я смутно помнила, как стреляла в собственную машину, а потом получила пулю в руку… Посмотрела на руку – она и правда была туго перевязана белым бинтом. Затем вспомнила, что в меня попали еще раз – в грудь. Я пару раз глубоко вдохнула и выдохнула – и с облегчением поняла, что не слышу хрипов. В комнате была сиделка, которая сказала мне несколько слов – я не разобрала их – и улыбнулась. Это показалось мне странным, и я снова погрузилась в милосердное беспамятство.
Когда я очнулась в следующий раз, был вечер и в помещении, кажется, стало холоднее. В большой больничной палате на семь коек – никого, кроме меня. Сквозь стеклянную дверь я разглядела вооруженного полицейского. У входа кучей навалены цветы и открытки. Я лежала в постели, а из подсознания всплывала стертая память. Я пыталась сопротивляться изо всех сил, но это было все равно что останавливать реку. Все случившееся в тот вечер разом обрушилось на меня. И я заплакала.
Через неделю я достаточно окрепла, чтобы встать с постели. Пейдж и Босуэлл оба старались меня поддержать, и даже моя мать предприняла долгую поездку из Суиндона, чтобы навестить меня. Она сказала, что все же покрасила спальню в розово-лиловый, папе страшно не понравилось, и это я во всем виновата, нечего было такое предлагать. Не думаю, что имело смысл пускаться в объяснения. Я была рада любому сочувствию, конечно же, но разум мой блуждал где-то очень далеко. Мы потерпели чудовищное поражение, и кто-то должен за это ответить. Я единственная выжила в тот страшный вечер, так что я была самым подходящим кандидатом в козлы отпущения, просто вне конкуренции.
Мою небольшую палату в госпитале предназначали и для следствия; именно сюда пришел ко мне прежний руководитель подразделения Тэмворта по фамилии Скользом, которого я никогда прежде не встречала. Похоже, у него начисто отсутствовали чувство юмора и душевная теплота. Он принес с собой двухкассетник и привел нескольких старших агентов ТИПА-1. Они отказались назвать себя. Я неторопливо и добровольно согласилась дать показания, без эмоций и как можно более точно. О странных способностях Ахерона подозревали и раньше, но даже сейчас Скользом верил в них с трудом.
– У меня есть разработки Тэмворта по Аиду, мисс Нонетот, – сказал он, – и его заметки оставляют странное впечатление. Тэмворт был слегка не в себе. ТИПА-5 принадлежал ему, и только ему. Аид стал для него скорее навязчивой идеей, чем работой. Наши предварительные выводы гласят, что он пренебрегал генеральной линией Сети. Вопреки общественному мнению, мы подотчетны Парламенту, хотя и на очень секретных основаниях.
Он немного помолчал, затем сверился со своими записями. Посмотрел на меня и включил магнитофон. Назвал дату, свое и мое имя, для остальных назвал только номера. Сделав это, пододвинул стул и сел.
– Итак, что произошло?
Я немного помолчала и начала рассказывать историю моего сотрудничества с Тэмвортом вплоть до бегства Колымагги.
– Ну, хоть у кого-то здравого смысла хватило, – пробормотал один из агентов ТИПА-1.
Я пропустила его замечание мимо ушей.
– Мы с Тэмвортом вошли в вестибюль дома Стикса, – сказала я – Стали подниматься по лестнице. Дойдя до седьмого этажа, услышали выстрел. Мы остановились и прислушались. Стояла полная тишина. Тэмворт решил, что нас засекли.
– Вас действительно засекли, – сообщил Скользом. – Расшифровав запись на пленке, мы узнали, что Орешек произнес имя Аида вслух. Тот услышал и сразу же отреагировал: обвинил Стикса в предательстве, забрал сверток и убил брата. Так что ваше внезапное появление вовсе не было для него внезапным. Он знал, что вы оба там.