Докатились!.. На фронте, и говорить о каких-то танцах. Да еще с дамами. Скажи Васильев такое в 1942 году, его бы в лучшем случае на смех подняли.
   Я вспомнил, как на днях, наведавшись в госпитале к Рымарю и Ефанову, разговорился с медиками. Одна все жаловалась на скуку. Раненые почти не поступали, работы немного... Приглашали на праздники. Что, если их самих пригласить?
   - Сорок минут, - сказал я. Васильев не сразу понял, переспросил. Я сказал о госпитале.
   - Далеко?
   - Километров десять - пятнадцать.
   - Дорогой мой! Да это же замечательно! - Васильев восхищенно засмеялся и бросился к столу. Он считал, что меня надо еще подогреть на дорогу. - Давай езжай, прямо сейчас же!
   Ехать со мной вызвался Комаров.
   - Ладно, - согласился Васильев, - только не задерживайтесь. Времени у нас не так уж много.
   Мы торопливо зашагали к дежурной машине в парк. Смеркалось, когда мы подъехали к госпиталю. - Все-таки запросто могут нас отсюда шибануть! - сказал Иван.
   И правда, пожилой солдат у ворот встретил нас весьма недружелюбно:
   - Кого еще надо?
   - Не видите разве? К начальнику госпиталя как пройти? - мы прорвались мимо грозного стража и зашагали по дороге, ведущей в глубь территории.
   - Если к начальнику, то направо! - донеслось сзади.
   Теперь меня начали одолевать сомнения.
   - Знаешь, я и в лица-то их как следует не помню.
   - Как же искать-то их будем?
   - Расспросим. Пойдем вот к тому домику с огоньком. Мы подошли к небольшому двухэтажному дому и осторожно заглянули в просвет между занавесками.
   Несколько девушек хлопотало в комнате. Одни причесывались у зеркала, другие занимались уборкой.
   - Сержанты! - негромко сказал я. Что-что, а госпитальный-то опыт у меня был немалый. - Самый толковый народ в госпитале. Скорее всего, палатные сестры.
   - Значит, попали куда надо!
   Оказывается, в этих домах великолепная слышимость. Девушки подбежали к окну и раздвинули занавески.
   - Кто там? Заходите!
   Ободренные, мы направились к входной двери.
   - Пока поднимайтесь наверх, сейчас у нас уборка. Девушка повела нас по крутой и узкой деревянной лестнице. Оставила в малюсенькой спальне, а сама убежала.
   - Ждите здесь!..
   - Ну, девушка - сила! - Иван толкнул меня в бок локтем.
   - Вот и ухаживай! Я-то в этом деле теперь нуль.
   - А когда ты был не нуль? - Теперь мы говорили почти шепотом, приглушая смех, зажимали рты ладонями.
   Заслышав шаги, оба замолчали. Девушка представила нам подружек.
   - Валя, Таня...
   - Мы приехали к вам познакомиться и пригласить к нам на праздник, если, конечно, можно, - выпалил Иван.
   Девушки покачали головами, зашептались между собой.
   - Нет! Сразу так мы не можем, - объявила та, что встречала, кудрявая, с веселыми голубыми глазами по имени Валя. - Когда-нибудь потом, может быть. Но если хотите, то приезжайте со своими товарищами.
   Мы быстро договорились. Иван пообещал принести патефон.
   - Слушай, - сказал я Комарову на обратном пути, - зачем патефон обещал?
   - А что?
   - У него же, я помню, пружины нет. Иван махнул рукой:
   - Он и когда пальцем крутят, хорошо играет.
   ...Вечер получился на славу. И даже то, что пластинки крутили пальцем, не помешало общему веселью.
   В небольшом полуосвещенном от движка зале нас встретила гурьба девчат. Наши поначалу смущались, но понемножку ожили.
   Я не собирался танцевать. Присев, я стал беседовать с медсестрой Таней.
   В это время в зал вошли две женщины. Одна из них - младший лейтенант медицинской службы, высокая, статная, в облегающем форменном платье, с короной золотых волос, синими глазами и какой-то особенно свежей и яркой кожей лица невольно привлекла всеобщее внимание. Наверное, она привыкла к этому и держалась подчеркнуто строго. Вторая - старший лейтенант лет тридцати с орденом Красной Звезды и медалью "За боевые заслуги" на высокой груди, была миловидна, улыбчива. К ней сразу подлетел Васильев, приглашая танцевать. Они вышли на середину зала и закружились, Васильев что-то говорил и говорил ей, не переставая.
   Комаров не отходил от Вали. Худенькая, с развевающимися кудряшками, она выглядела очень трогательно рядом с громадным Комаровым.
   "Ишь разошелся!" - довольный за приятеля, я смотрел, как весело танцует Иван. И вдруг заметил, что высокая красавица блондинка, начавшая тоже танцевать, удивленно поглядывает на меня и чему-то улыбается.
   "Что это она?!" - я почувствовал себя неловко и отвел глаза.
   Веселье разгоралось. Вот на середину зала вышел гвардии майор Васильев и весело прокричал: "Танцы до упаду!.." Блондинка села неподалеку от нас с Таней, но уже не улыбалась, а только взглядывала на меня своими строгими синими глазами.
   - Наш комсорг Катя, - сказала Таня.
   - Она что, тоже палатная сестра?
   - Старшая сестра. А вообще она везде... Я невольно залюбовался точеной фигурой девушки. - А спортом она не занималась?
   - Волейболистка, кажется.
   Ненадолго прервались, чтобы провозгласить тост в честь Октябрьской революции и победы, и снова принялись танцевать. В зале загремела любимая песня гвардейских минометчиков - "Катюша".
   - Дамы приглашают кавалеров! - вдруг громко скомандовала младший лейтенант Катя и направилась прямо ко мне.
   Смутившись, я встал, и мы пошли танцевать. Потом девушки проводили нас далеко по Выборгскому шоссе.
   Впереди, бережно поддерживая под руку Валерию Николаевну, шел Васильев. За ними Иван с Валей, последними Катя и я.
   Катя преподнесла мне настоящий сюрприз.
   Оказывается, она была в Центральном парке на нашем матче в субботу перед войной и сейчас меня сразу узнала.
   - Иван, Иван! - я несколько раз принимался звать друга, но он лишь досадливо отмахивался.
   - Я тебя на многих играх видела и, когда вошла сегодня в зал... Ты представляешь, как удивилась.
   - А Мишку Будкина не помнишь? Среднего роста такой. Он у нас на пятом номере всегда стоял. Шел передо мной...
   И осекся, радость мою точно ветром сдуло.
   - Если увижу, то, конечно, узнаю.
   - Мишку уже не увидишь. Погиб он в первый день, как на фронт прибыли...
   - Все-таки замечательная встреча! - сказала Катя. - Знаешь, мы тут, может быть, простоим еще несколько дней. Приходи, если сможешь.
   И снова я смутился. "Сказать ей сейчас, что женат? Глупо как-то получится..."
   - А девчата говорили, что в обычные дни к вам нельзя? - только и нашелся я.
   - Тебе можно...
   Наконец все очень тепло распрощались.
   - Хозяйство Пакельман! - Васильев указывал на стрелку с крестиком и такой надписью. - Сдается мне, что мы и дальше будем воевать рядом. Так что, если кто встретит эту указку, заезжай обязательно! Так сказать, для поддержания контакта.
   Когда же придет приказ о выступлении? Немного повеселев за праздники, мы снова приуныли.
   Однажды утром, заглянув в штаб, я наткнулся на Ивана Захаровича.
   - Ты что понурый такой? - окликнул он меня. - Сейчас я вас всех развеселю!
   На совещание собрали весь офицерский состав, в сарае, приспособленном под зал заседаний, было тесно. Мы уже догадывались, что командир полка объявит о предстоящем выступлении полка.
   Так оно и было. Но куда?
   Подполковник Кузьменко бросил в напряженный до предела зал, наверное, давно подготовленную, - чтобы и военную тайну не выдать, и питомцев своих обрадовать, - фразу:
   - Едем туда, куда птички зимовать летают!
   - Ура-а-а!!!
   Лесистый снежный север всем надоел. Хотелось на юг, на простор, и теперь, кажется, мечты сбывались. Командир полка сделал движение рукой:
   - Группе квартирьеров сегодня убыть в распоряжение начальника штаба артиллерии. Эшелон штаба отправляется в 20.00. Старшим группы назначаю... - и он назвал мою фамилию.
   Снова радостный шум и крики, теперь уже обращенные ко мне.
   "Вот повезло, что Иван Захарович на меня наткнулся!" - пронеслось в мыслях. Штаб, возможно, заедет в Москву. Значит, мать, Юрка, а возможно, и Таня...
   Командир полка уже отдавал распоряжения:
   - Командирам дивизионов и отдельных подразделений завтра в 12.00 представить мне на утверждение планы погрузки в эшелоны.
    
   Глава восьмая. На Запад
   Ночью, удобно устроившись на нарах постукивающей по рельсам теплушки, я уже мечтал о предстоящей встрече со своими. Рядом, уткнув головы в вещевые мешки, спали Черепанов и Федотов. Я убедил командира полка, что обойдусь своими людьми.
   Утром, когда эшелон остановился на какой-то маленькой станции, я с изумлением узнал, что мы находимся в Белоруссии.
   - Как же так? Куда же мы едем? - я недоуменно уставился на железнодорожника.
   Тот перечислил Гомель, Овруч и другие станции на пути.
   - А Москва?
   - Далеко влево остается. Хотя, может быть, в Гомеле повернете.
   Но в Гомеле мы не повернули. Эшелон мчался все дальше и дальше, к украинским фронтам, на юг.
   "Белоруссия родная, Украина золотая..." - напевали мои спутники, когда эшелон шел по освобожденным землям страны. Вскоре по вагонам состава разнеслось: едем в Польшу, на Первый Украинский фронт.
   Наши обязанности как квартирьеров оказались несложными. Начальник штаба артиллерии армии обвел карандашом на карте одну из многочисленных небольших рощиц и написал в центре: "70-й ГМП". Нам предстояло выехать в этот район, определить на месте, где разместить дивизионы и другие подразделения полка, выбрать надежные подъездные пути, вернуться и доложить начальнику штаба, а затем ехать встречать полк.
   Во второй половине декабря мы прибыли в польский город Жешув встречать свои эшелоны.
   Пока я узнавал порядки на станции, разведчики бродили в поисках жилья.
   - Не дальше пяти минут ходу от станции, - предупредил я их.
   Вскоре прибежал Черепанов. - Подыскали! - усмехаясь, доложил он. - У капиталиста какого-то будем жить. Владельца завода. - Черт с ним! А далеко? Рядом. Прямо за углом.
   - Что ж, поглядим, как живет паразитический класс. Паразитический класс жил неплохо. Большой двухэтажный дом, комнат из двадцати. За высокой железной оградой небольшой сад. Позади дома сараи и гараж. Сухонькие пожилые хозяин и хозяйка встретили нас с подобострастным доброжелательством. Отвели две светлые комнаты на втором этаже. Мы быстро перезнакомились со всеми обитателями дома. С хозяевами и слугами.
   Чувствовали себя на новом месте совсем неплохо, пожалуй, даже уютно. Чуть потрескивали дрова в покрытой белым кафелем голландке, извивались, поднимаясь к потолку, две синенькие струйки папиросного дымка, текла неторопливая и самая заурядная беседа.
   - А ничего готовит здешняя кухарка.
   - Ничего... У нас, пожалуй, никто так мясо не поджарит. Даже Шилов.
   - Так и не удалось с Таней-то повидаться?
   - Ничего не попишешь. Не удалось...
   - Знать бы, что полк не скоро прибудет, да и махнуть бы вам с Юрой в Москву на пару деньков.
   - Ты скажешь...
   Помолчали.
   - А где это вы праздновали седьмого ноября?
   - Так, в одном месте...
   - Знаю! - Николка оторвал голову от подушки. - В госпитале, где Рымарь раньше лежал. Не могли уж меня прихватить.
   - Не было тебя под рукой. А откуда ты знаешь, куда мы ездили?
   - Что я, не разведчик, что ли! - Федотов хитро заулыбался. - Говорят, там у вас землячка мировая объявилась? Такая статная да красивая...
   Чего-чего, а этого я не ожидал. Раз уж Федотов таким тоном заговорил, то и другие тоже невесть чего могут болтать.
   - Понимаешь, - сказал я, словно бы оправдываясь, - оказывается, мы раньше были знакомы, в волейбол в парке вместе играли. Ну, вот так случайно встретились и разговорились...
   - А зовут-то ее как? - голос Федотова зазвучал совсем вкрадчиво.
   - Никак!.. - я резко отвернулся от Федотова. Черт знает что такое. Ну, встретились, поговорили. Эко дело! Я и сейчас был не прочь повидаться с Катей, тем более что в городе я заметил указку их госпиталя.
   А Федотов тянул свое:
   - Хозяйских дочек видели?.. Симпатичные... Я промолчал.
   - Вы не спите? Через три двери их комнаты начинаются. Я у них перед обедом посидел. Сигаретку их выкурил. А одеты-то как? Вы не спите?
   - И здесь уже поспел! Ну, как одеты?
   - В хромовых сапожках на каблучках и бриджи такие аккуратненькие. В жилетках и белых блузках шелковых...
   - Что это за наряд такой?
   - Вот и я удивился. Веселые! Смеются все время. На Новый год у них музыканты будут - я танцевать с ними договорился...
   Я решительно повернулся.
   - Вот что! Давай-ка я с тобой индивидуально "Директиву об отношениях советских воинов с населением" проработаю. Чувствую, ты мне наколбасишь тут!
   - Ладно, не надо, - сник Федотов. - Сам помню. В дверь постучали. Вошел один из служителей, сносно говоривший по-русски:
   - Пани хозяйка просит разрешения прийти до пана офицера.
   - Прошу! - сказал я, торопливо натягивая сапоги.
   С легким кокетливым поклоном и улыбкой вошла хозяйка:
   - Может, пан офицер согласится спуститься в гостиную. Его ждет святой отец - настоятель местного собора. Ксендз перед праздником обходит свою паству и сейчас находится в доме.
   Вот уж чего я совсем не ожидал. И зачем я ему понадобился? Я спросил, в чем дело.
   - Пан ксендз преклоняется перед величием российской армии и хочет сказать об этом сам пану офицеру.
   Вот как ловко завернула хитрющая старушонка. "Преклоняется..." Попробуй после этого отказаться.
   - Ну, раз очень... - я с неохотой кивнул. "Ничего страшного, если и посижу несколько минут с этим ксендзом. Интересно, что он там будет гнуть. И Крюков и Чепок тоже бы, наверное, сходили", - старался я себя успокоить.
   Вслед за хозяйкой я сошел вниз. Навстречу поднялся ксендз, пытливо взглянул мне в глаза и неожиданно протянул руку для пожатия. Потом он взмахнул широченным рукавом, приглашая садиться.
   Я молча сел, и хозяйка захлопотала, придвигая чашечку с кофе и бисквиты, которыми до этого угощался "святой отец".
   Приняв непринужденный вид, я взглянул на ксендза. Совсем не старый, лет за тридцать, не больше. Ростом с меня, а в плечах куда пошире. Макушка бритая блестит. Я решил первым не заговаривать.
   Священник не спеша наполнил тонкие рюмки:
   - За успехи великой русской армии и Войска Польского!
   Я с изумлением поднял свою рюмку.
   - За здоровье маршала Сталина!
   Разве можно было иметь что-нибудь против такого тоста?
   Оказалось, ксендз неплохо владеет русским языком. Как-то мягко выговаривая слова, он принялся мне рассказывать о Польше и ее культуре, Мицкевиче, Шопене и Сенкевиче, Копернике и Склодовской. Потом перешел к исторической дружбе между польским и русским народами.
   Я опасливо, но со вниманием слушал его, а про себя думал: "Поливай, поливай, чертов иезуит! Нас ты не сагитируешь!.." Мне очень хотелось сказать ему что-нибудь сокрушительно-антирелигиозное, но ничего путного в голову не приходило.
   Так мы и сидели, а ксендз время от времени подливал в рюмки. Наконец он начал собираться.
   - Надо идти посетить других прихожан - так он мне объяснил.
   Я, в свою очередь, склонил голову к плечу и, приложив ладонь к щеке, показал, что лучше всего ему идти спать.
   Ксендз весело закивал.
   Мы встали. Хозяйка с восхищением заметила, что вот так, когда мы стоим рядом, то польский ксендз и русский офицер чем-то похожи друг на друга. Это было уже слишком.
   - Макушку только осталось побрить! - ответил я ей, засмеявшись, чтобы было понятнее, пошлепал себя по затылку. Официальная встреча была, как я считал, успешно завершена.
   Когда я вернулся в комнату, Федотов крепко спал. Сон мой разогнало, ложиться не хотелось, и я надумал прогуляться и осмотреть город. По дороге зашел на станцию к Черепанову. О наших эшелонах еще ничего не было известно.
   От вокзала к центру города вели грязноватые проулки с невысокими домами, сновал трудовой люд, женщины с кошелками. Вдалеке дымили заводские трубы, и мне захотелось отыскать и осмотреть завод нашего хозяина, чтобы сравнить, как же работают у нас и у них. Ведь теперь я уже немало разбирался в этом. Но где находится его завод, я не знал и решил отложить свое посещение до следующего раза, а пока неторопливо шел к центру Жешува. Не было заметно разрушений, следов бомбежки, о том, что идет война, напоминали лишь многочисленные армейские грузовики, проносящиеся по улицам, да солдаты и офицеры, как ни в чем не бывало гулявшие по городу. В основном это были работники тыловых служб - интенданты, ремонтники, медики. У многих на погонах были авиационные эмблемы - в этом районе стояли части дивизии Покрышкина. Я с любопытством посматривал по сторонам. Все-таки заграница!.. На перекрестке центральной городской улицы маячила знакомая указка: "Хозяйство Пакельман", и теперь я уже знал, куда мне идти. Если привокзальные улицы никак нельзя было назвать чистыми, то здесь, в центре, был порядок. Тротуары тщательно разметены. Более степенно и нарядно выглядели поляки. Наверное, это были чиновники и торговцы. Стучали высокими каблучками кокетливые горожанки. Прошло несколько монахинь.
   И когда я на противоположной стороне улицы неожиданно заметил Катю, то не очень и удивился, как будто так и должно было быть. В аккуратно подогнанной шинельке, в меховой, чуть сдвинутой набок шапке, она горделиво шла по тротуару. Все-таки красивее наших женщин нет! Прохожие - мужчины и женщины, оборачиваясь, глядели ей вслед. Катя, казалось, ни на кого не смотрела, но меня увидела сразу. Такая же изумленная улыбка, как тогда, в зале, радостный взмах руки. Мы горячо поздоровались и медленно пошли в ту сторону, куда она направлялась.
   До позднего вечера мы проблуждали с Катей по городу, ни на минуту не умолкая, - говорили о Москве, О том, какая жизнь настанет после войны. Потом зашли в госпиталь, и я познакомился с их грозной начальницей - майором Пакельман. По рассказам девушек еще под Выборгом, я знал, что она не очень-то приветлива. По всему было видно, что Катя пользуется здесь большим уважением. Потом меня пригласили поужинать, а я, в свою очередь, позвал Катю к нам на Новый год.
   Но вечером, накануне праздника, прибежал Федотов, дежуривший на станции, и сообщил, что прибыли наши.
   Стоя на заснеженном перроне, мы вглядывались в огни приближавшегося состава.
   Пуская пары, паровоз медленно подходил к станции Жешув. Короткий лязг буферов, и эшелон встал.
   А вот и Иван Захарович. Командир полка, степенно выбравшись из автофургона, в котором жил, спрыгнул на пути.
   Он крепко пожал мне руку, и мы пошли вдоль вагонов.
   С этим эшелоном прибыли штаб полка и дивизион Васильева. И месяца не прошло, а мы уже соскучились по своим. Еще издали увидел весело улыбавшихся Васильева и Чепка. Из соседней теплушки вдруг закричал Иван:
   - Причитается! - и щелкнул себя по горлу.
   "С чего бы это? В честь Нового года или что полк встретил? - подумалось мне. - Но все равно! В любом случае, так и быть..."
   А вот и Рымарь! Значит, вылечился и вернулся в полк. "Только почему с ним и Женя Богаченко? - снова удивился я. - На время моего отсутствия его к ним приставили?"
   Как бы отвечая на мои мысли, командир полка сказал:
   - Дождемся остальных, и тогда поведешь. Кстати, ты назначен командиром шестой батареи.
   Это было неожиданно. Как с неба свалилось. Но ведь гвардии старший лейтенант Портной был неплохим комбатом.
   - Как, а Портной? - вырвалось у меня. Иван Захарович, улыбаясь, развел руками.
   - Запросили желающих на курсы топографов. Оказывается, ему давно хотелось...
   Теперь у Васильева батареями командовал я и Комаров. Что ж, для меня это была немалая радость. В училище мечтал командовать батареей. Водить в бой подразделение и самому решать, как лучше громить врага.
   - А Богаченко на твое место. Как думаешь, справится он? - Кузьменко засмеялся. - Боюсь, что будет храбрым сверх меры.
   - Справится, товарищ гвардии подполковник! - горячо заверил я, а сам подумал, что Женю действительно стоит предупредить, чтобы не лез на рожон, куда не надо.
   - Да! - вдруг вспомнил командир полка. - Какого это вы художника за собой по НП везде таскаете?
   - Он сам из разведки никуда не хочет, товарищ гвардии подполковник.
   - Который из них? - Кузьменко взглянул на вытянувшихся в сторонке Федотова и Черепанова. - Этот, что потемнее?
   - Да...
   - Сегодня же направить в штаб полка. Колонна выезжала со станции Жешув. Я сидел в кабине первой установки. Внезапно сорвавшееся с моих губ восклицание заставило хмурого водителя боевой машины Царева удивленно взглянуть на нового командира батареи:
   - Опасаетесь, что поп дорогу перейдет?
   - Точно...
   Окруженный своими прихожанами, на перекрестке стоял знакомый ксендз. Он благословлял проходившие мимо "катюши" - великое оружие Советской Армии.
   Переехали мост через Вислу. Миновали Сандомир - старинный город, как и Великие Луки, и так же, как и Великие Луки, почти совсем разрушенный войной. Вскоре одна за другой батареи начали отделяться, направляясь каждая к своим позициям. Сандомирский плацдарм!..
   На огромной равнине за Вислой разместились готовые к наступлению армии Первого Украинского фронта. Цель готовящейся операции - разгром немецко-фашистской группы армий "А", выход на Одер и обеспечение выгодных условий для завершающего удара на Берлин.
   Опасность нависшего над ними плацдарма враги понимали, и потому к началу 1945 года построили между Вислой и Одером сеть рубежей обороны. Их-то и предстояло штурмовать.
   На равнине, повсюду, насколько мог охватить глаз, располагались огневые позиции батарей. Они стояли тесно. Пушки, гаубицы, гвардейские минометы. Заняли и мы свои огневые позиции.
   Время от времени, то в одной стороне, то в другой, раздавались глухие взрывы.
   - Что это? - спросил меня Комаров. Наши огневые находились рядом. - На выстрелы или разрывы снарядов не похоже.
   Я помедлил с ответом, чтобы проверить свою догадку. Снова приглушенный и все же очень сильный разрыв. Сомнений у меня больше не было.
   - Землю рвут...
   - Под орудийные окопы?
   - Конечно! Неохота же мерзлую долбать!
   - Давай и мы!
   - А маскировка? Не попадет?.. Несколько секунд мы колебались.
   - Сойдет в тумане! - оба махнули руками и засмеялись.
   Взлетели комья земли от взрыва трофейных противотанковых мин, которые грудами громоздились возле разминированных полей. Через два часа боевые машины уже стояли в окопах полного профиля. Этим же способом оборудовали укрытия для снарядов, щели для расчетов.
   - Быстренько управились! - похвалил нас Васильев, вернувшийся из штаба полка. - Даже чересчур!
   Пришлось скромно потупить глаза.
   - Я говорю, Павел Васильевич, - вмешался капитан Чепок. - Как это решился Иван Захарович спарить этих двоих? Сплошная же круговая порука!
   - После обеда пойдем выбирать передовые огневые, - сказал Васильев. - Нам поставили очень серьезную задачу.
   Огневые оказались почти на самом переднем крае. И если бы не густой туман, то передвигаться в этом районе было бы небезопасно. Мы пристроились в одной из воронок.
   - Вот! - Васильев замерил расстояние по карте. - Стреляем на предельной дальности. А я надеялся отнести огневые метров на семьсот. - Он крепко выругался. Все, склонившись над картой, хмуро задумались. Еще одна неприятная догадка пришла мне в голову.
   - Вся беда, что придется здесь стоять не меньше часа!
   - Почему? - Васильев быстро вскинул голову.
   - Потому что с середины артподготовки к переднему краю потянется артиллерия, обозы, тылы, и дорога будет забита.
   - Правильно! Я об этом еще не подумал. В пять утра даем залп, открывая атаку передовых батальонов, - размышлял Васильев. - В десять начинаем общую артподготовку, в десять тридцать - налет по второй позиции, в одиннадцать сорок шесть - залп с этой огневой позиции. Да, придется, наверное, дать там последний залп и сразу сюда.
   Самым осторожным и предусмотрительным из присутствующих был, конечно, Бурундуков. Вот и сейчас, несколько раз вздохнув над картой, произнес совсем не то, что, наверное, думал:
   - Ничего! Отроете поглубже аппарели да установки расставите подальше друг от друга, авось и пронесет!
   - В том-то и дело, что никаких "авось" и аппарелей здесь не выйдет! голос Васильева иногда мог звучать очень неприятно. - Стрелять будем с открытых позиций!
   - Как?!
   - Так. Пехота перед атакой должна видеть, что "катюши" рядом. Поэтому, может быть, нам и дали такую цель - на предельной дальности.
   Было над чем подумать!
   - Вечно приходится нянчиться с этой пехотой! - теперь уже не утерпел Богаченко и тоже, как и Бурундуков, невпопад.
   Васильев засмеялся, глядя на растерянные глаза его испытанных вояк.
   - Пусть он даже совсем подавлен будет - все равно по передовой у него снарядов хватит!
   - Местность ровная, паршивого оврага нет. Выставимся посреди поля!
   - Не мы одни! - Васильев начал складывать карту. - Весь наш полк выводится вперед. Есть и другие части... Сейчас надо установить колышки для орудий и провешить направление стрельбы. С буссолью возиться не будем.
   - Не будем!..
   Так окончательно было все решено.
   Низкая облачность и туманы содействовали успеху готовящейся операции. К 12 января равнина за Вислой заполнилась войсками и артиллерией до отказа.
   Наши огневики не отходили от дороги. На душе было радостно от такого скопления войск. Да и каких войск! К линии фронта проходили Сталинградские, Выборгские, Синявинские и другие прославленные части и соединения. Солдаты весело комментировали:
   - Ты скажи!.. Куда ни плюнь - одни гвардейцы.
   - Неплохая поддержка будет союзничкам! Фашисты совсем их в Арденнах зажали, а тут мы как ударим!
   - И здорово ударим...
   В 5.00 небо раскололось на многочисленные сверкающие полосы: ударили "катюши". После 15-минутного налета артиллерии и минометов в бой бросились передовые батальоны.