Страница:
- << Первая
- « Предыдущая
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- 10
- 11
- 12
- 13
- 14
- 15
- 16
- 17
- 18
- 19
- 20
- 21
- 22
- 23
- 24
- 25
- 26
- 27
- 28
- 29
- 30
- 31
- 32
- 33
- 34
- 35
- 36
- 37
- 38
- 39
- 40
- 41
- 42
- 43
- 44
- 45
- 46
- 47
- 48
- 49
- 50
- 51
- 52
- 53
- 54
- 55
- 56
- 57
- 58
- 59
- 60
- 61
- 62
- 63
- 64
- 65
- 66
- 67
- 68
- 69
- 70
- 71
- 72
- 73
- 74
- 75
- 76
- 77
- 78
- 79
- 80
- 81
- 82
- 83
- 84
- 85
- 86
- 87
- 88
- 89
- 90
- 91
- 92
- 93
- 94
- 95
- 96
- 97
- 98
- 99
- 100
- Следующая »
- Последняя >>
26. Переправившись через Иордан, колена Рувилово, Гадово и сопутствовавшие им члены колена Манассиева воздвигли на берегу реки алтарь в память будущих отличных отношений с жителями противоположной стороны и в знак своей дружбы с ними. Узнав, что расставшиеся с ними единоплеменники воздвигли по ту сторону Иордана жертвенник, и не зная о значении этого поступка, но предполагая, что то было сделано с целью ввести новшества и культы чужих божеств, евреи легко поддались такому предположению, увидели во всем этом открытое отпадение от родной веры и схватились было за оружие, чтобы, перейдя реку, напасть на воздвигших жертвенник и наказать их за отступничество от родных обычаев. Им и в голову не приходило считаться с родственными отношениями и со степенью заслуженно провинившихся, но на первом плане у них стояли исполнение воли Господней и принцип правильного богопочитания. Поэтому-то евреи в великом гневе своем и собирались идти войною на своих сородичей. Однако от исполнения этого намерения их удержали Иисус, первосвященник Елеазар и совет старейшин, которые все посоветовали им сперва вступить в переговоры и хорошенько выяснить цель сооружения жертвенника, чтобы затем уже, если эта цель окажется преступною, пойти на них с оружием в руках. Ввиду всего этого было отправлено посольство в составе Финееса, сына Елеазара, и десяти других мужей, пользовавшихся у евреев особым почетом; они должны были узнать, чем руководствовались перешедшие через Иордан, когда воздвигали на берегу его упомянутый жертвенник.
Когда, по переправе через реку и прибытии посольства к месту своего назначения, было созвано народное собрание, Финеес обратился к нему с речью, в которой стал говорить, что они провинились слишком сильно, чтобы их можно было склонить увещаниями к исправлению в будущем; что, несмотря на это и на серьезность их вины, евреи все-таки не тотчас схватились за оружие, чтобы примерно наказать виновных, но отправили это посольство ввиду родственных отношений и в расчете путем словесных убеждений скоро вернуть их к благоразумию. «Мы явились к вам, – продолжал он, – чтобы узнать о причине, в силу которой вы решились воздвигнуть этот жертвенник; если выяснится, что вы построили его с чистыми намерениями, то мы и не подумаем безрассудно поднять на вас оружие, если же окажется, что вы при этом замышляли дурное, то мы по праву истины пойдем на вас, как на очевидных вероотступников. Мы, правда, не считали вас, которые вполне усвоили себе волю Господа Бога и слышали о тех законах, которые Предвечный дал нам, способными тотчас после того, как вы расстались с нами и прибыли в свою собственную страну, которая досталась вам в удел по милосердию и расположению к вам Господа Бога, совершенно позабыть о Нем, отказаться от скинии, ковчега завета и родного вам алтаря, предпочесть чужих богов и примкнуть к гнусностям хананеян. Впрочем, все это будет прощено вам, если вы только одумаетесь, не станете упорствовать и устыдитесь своей вины, вспомнив о родных своих законах. Если же вы вздумаете еще и дольше продолжать свой греховный образ жизни, то мы ради закона не пощадим сил своих, но перейдем Иордан, поспешим на выручку этих законов, поддержим тем самым славу Господа Бога, не будем делать различия между вами и хананеянами, но истребим вас так, как истребили последних. Не думайте, что, перейдя чрез реку, вы очутились вне власти Предвечного: в Его власти вы повсюду, и нет возможности уклониться от нее и от связанного с нею возмездия. Если же вы полагаете, что пребывание здесь препятствует вам быть благоразумными, то ничто не мешает вам приступить с нами к новому разделу всей страны и уйти отсюда, тем более что эта местность так благоприятна для скотоводства. Во всяком случае вы поступите хорошо, если вовремя одумаетесь и не прибавите к старым еще новых прегрешений. Умоляем вас именем детей и жен ваших не заставлять нас прибегать к военной силе. Так как в руках этого собрания лежит решение вопроса о спасении вас самих и самых дорогих вам существ, то сообразно с этим вы и дайте ответ, принимая при этом во внимание, что лучше склониться на словесные убеждения, чем испытать насилия войны»[489].
27. Когда Финеес окончил речь свою, то начальствующие лица, равно как и вся масса народная, стали отвергать взведенное на них обвинение и заявили, что они и не думали делаться вероотступниками, вовсе не ради нововведений воздвигли жертвенник, но отлично сознают, что существует только один Бог, общий всем евреям, и только один алтарь, на котором можно совершать жертвоприношения, а именно медный алтарь, стоящий перед скиниею. «Между тем теперь нами воздвигнутый алтарь, который вызвал [в вас] такие подозрения, мы построили вовсе не в целях религиозного культа, но для того, чтобы он служил символом и вечным напоминанием нашей взаимной близости и чтобы он побуждал нас оставаться благоразумно верными родным установлениям, а не для того, чтобы быть нам поводом к отступничеству, как вы, однако, предполагаете. Засвидетельствовать такую цель построения нами этого жертвенника может всеблагий Господь Бог. Поэтому будьте о нас лучшего мнения и не считайте нас заслуживающими истребления, которому должны бы подлежать все потомки Аврама, вводящие у себя новые порядки и отступающие от родных обычаев»[490].
28. За это заявление Финеес выразил им свою благодарность и похвалу; затем он вернулся к Иисусу Навину и сообщил народному собранию о результатах своей миссии. Иисус был очень рад, что не представляется никакой необходимости идти в поход, взяться за оружие и начинать войну с близкими родственниками, и за это принес Господу Богу благодарственные жертвы. Распустив после этого народ по своим областям, Иисус сам остался жить в Сихеме[491].
Двадцать лет спустя, когда он достиг очень преклонного возраста, он послал во все города извещение, что приглашает к себе наиболее почетных граждан, начальствующих лиц, старейшин и возможно большее число простого народа. Когда все собрались в Сихеме, Иисус стал им напоминать о всех благодеяниях, оказанных евреям Господом Богом, указал им на великое значение этих благодеяний, в силу которых евреи вышли из своего унизительного положения и достигли такой славы и могущества, убеждал их и дальше заслуживать такое милостивое расположение Предвечного, оказывая Ему всяческий почет и выражая свое благочестие, которое одно только и угодно Господу Богу и которое закрепит за ними Его к ним любовь. Он же считает своею священною обязанностью обратиться к народу с этим увещанием, так как собирается расстаться с жизнью, и потому просит их не забывать его наставления[492].
29. Сказав это всем собравшимся, Иисус Навин испустил дух. Прожил он сто десять лет, из которых провел сорок, учась всему полезному у Моисея, а после его смерти был двадцать пять лет военачальником. Это был человек крайне одаренный, отлично умевший убеждать народную массу в целесообразности придуманных им мероприятий, выдававшийся также своей храбростью и неустрашимостью в опасностях войны, отличный руководитель в мирное время и во всякую минуту дававший доказательства истинной своей добродетели. Похоронили Иисуса в городе Фамне[493] в колене Ефремовом. Около того же времени умер и первосвященник Елеазар, оставив своим преемником сына своего Финееса. Елеазара могила и надгробный памятник находятся в городе Гавафе[494].
Глава вторая
Когда, по переправе через реку и прибытии посольства к месту своего назначения, было созвано народное собрание, Финеес обратился к нему с речью, в которой стал говорить, что они провинились слишком сильно, чтобы их можно было склонить увещаниями к исправлению в будущем; что, несмотря на это и на серьезность их вины, евреи все-таки не тотчас схватились за оружие, чтобы примерно наказать виновных, но отправили это посольство ввиду родственных отношений и в расчете путем словесных убеждений скоро вернуть их к благоразумию. «Мы явились к вам, – продолжал он, – чтобы узнать о причине, в силу которой вы решились воздвигнуть этот жертвенник; если выяснится, что вы построили его с чистыми намерениями, то мы и не подумаем безрассудно поднять на вас оружие, если же окажется, что вы при этом замышляли дурное, то мы по праву истины пойдем на вас, как на очевидных вероотступников. Мы, правда, не считали вас, которые вполне усвоили себе волю Господа Бога и слышали о тех законах, которые Предвечный дал нам, способными тотчас после того, как вы расстались с нами и прибыли в свою собственную страну, которая досталась вам в удел по милосердию и расположению к вам Господа Бога, совершенно позабыть о Нем, отказаться от скинии, ковчега завета и родного вам алтаря, предпочесть чужих богов и примкнуть к гнусностям хананеян. Впрочем, все это будет прощено вам, если вы только одумаетесь, не станете упорствовать и устыдитесь своей вины, вспомнив о родных своих законах. Если же вы вздумаете еще и дольше продолжать свой греховный образ жизни, то мы ради закона не пощадим сил своих, но перейдем Иордан, поспешим на выручку этих законов, поддержим тем самым славу Господа Бога, не будем делать различия между вами и хананеянами, но истребим вас так, как истребили последних. Не думайте, что, перейдя чрез реку, вы очутились вне власти Предвечного: в Его власти вы повсюду, и нет возможности уклониться от нее и от связанного с нею возмездия. Если же вы полагаете, что пребывание здесь препятствует вам быть благоразумными, то ничто не мешает вам приступить с нами к новому разделу всей страны и уйти отсюда, тем более что эта местность так благоприятна для скотоводства. Во всяком случае вы поступите хорошо, если вовремя одумаетесь и не прибавите к старым еще новых прегрешений. Умоляем вас именем детей и жен ваших не заставлять нас прибегать к военной силе. Так как в руках этого собрания лежит решение вопроса о спасении вас самих и самых дорогих вам существ, то сообразно с этим вы и дайте ответ, принимая при этом во внимание, что лучше склониться на словесные убеждения, чем испытать насилия войны»[489].
27. Когда Финеес окончил речь свою, то начальствующие лица, равно как и вся масса народная, стали отвергать взведенное на них обвинение и заявили, что они и не думали делаться вероотступниками, вовсе не ради нововведений воздвигли жертвенник, но отлично сознают, что существует только один Бог, общий всем евреям, и только один алтарь, на котором можно совершать жертвоприношения, а именно медный алтарь, стоящий перед скиниею. «Между тем теперь нами воздвигнутый алтарь, который вызвал [в вас] такие подозрения, мы построили вовсе не в целях религиозного культа, но для того, чтобы он служил символом и вечным напоминанием нашей взаимной близости и чтобы он побуждал нас оставаться благоразумно верными родным установлениям, а не для того, чтобы быть нам поводом к отступничеству, как вы, однако, предполагаете. Засвидетельствовать такую цель построения нами этого жертвенника может всеблагий Господь Бог. Поэтому будьте о нас лучшего мнения и не считайте нас заслуживающими истребления, которому должны бы подлежать все потомки Аврама, вводящие у себя новые порядки и отступающие от родных обычаев»[490].
28. За это заявление Финеес выразил им свою благодарность и похвалу; затем он вернулся к Иисусу Навину и сообщил народному собранию о результатах своей миссии. Иисус был очень рад, что не представляется никакой необходимости идти в поход, взяться за оружие и начинать войну с близкими родственниками, и за это принес Господу Богу благодарственные жертвы. Распустив после этого народ по своим областям, Иисус сам остался жить в Сихеме[491].
Двадцать лет спустя, когда он достиг очень преклонного возраста, он послал во все города извещение, что приглашает к себе наиболее почетных граждан, начальствующих лиц, старейшин и возможно большее число простого народа. Когда все собрались в Сихеме, Иисус стал им напоминать о всех благодеяниях, оказанных евреям Господом Богом, указал им на великое значение этих благодеяний, в силу которых евреи вышли из своего унизительного положения и достигли такой славы и могущества, убеждал их и дальше заслуживать такое милостивое расположение Предвечного, оказывая Ему всяческий почет и выражая свое благочестие, которое одно только и угодно Господу Богу и которое закрепит за ними Его к ним любовь. Он же считает своею священною обязанностью обратиться к народу с этим увещанием, так как собирается расстаться с жизнью, и потому просит их не забывать его наставления[492].
29. Сказав это всем собравшимся, Иисус Навин испустил дух. Прожил он сто десять лет, из которых провел сорок, учась всему полезному у Моисея, а после его смерти был двадцать пять лет военачальником. Это был человек крайне одаренный, отлично умевший убеждать народную массу в целесообразности придуманных им мероприятий, выдававшийся также своей храбростью и неустрашимостью в опасностях войны, отличный руководитель в мирное время и во всякую минуту дававший доказательства истинной своей добродетели. Похоронили Иисуса в городе Фамне[493] в колене Ефремовом. Около того же времени умер и первосвященник Елеазар, оставив своим преемником сына своего Финееса. Елеазара могила и надгробный памятник находятся в городе Гавафе[494].
Глава вторая
1. После смерти этих двух мужей Финеес возвестил, по приказанию Господа Бога, чтобы в войне с хананейскими племенами начальство принадлежало колену Иудову. Дело в том, что народ в этом предприятии очень желал знать точное решение Предвечного. Затем колено Иудово пригласило себе в помощь симеонитов с тем условием, что если они помогут им истребить хананеев в области Иудовой, то им будет оказана та же услуга по отношению к их собственной стране[495].
2. Так как к тому времени дела хананеян опять поправились, то они с большим войском стали поджидать евреев близ города Везеки[496], поручив предводительствование этим войском царю Везеки, Адонивезеку (это имя значит «владыка Везеки», потому что слово «адон» означает по-еврейски владыку, господина), и рассчитывали побить израильтян благодаря тому, что умер Иисус Навин. Сойдясь с этими хананеянами, еврейские войска в составе двух вышеупомянутых колен блестящим образом сразились с ними, перебили из них свыше десяти тысяч человек, остальных же обратили в бегство и бросились за ними в погоню. При этом они схватили Адонивезека, которому отрубили конечности, так что он сказал: «Я убеждаюсь теперь, что Господь Бог всегда воздает человеку по его заслугам, потому что я подвергся ныне тому же самому, что я сам некогда причинил семидесяти двум[497] царям». Они доставили его живьем в Иерусалим, где он умер и был ими похоронен. Затем евреи прошли по всей стране, занимая города, и, овладев большинством их, приступили к осаде Иерусалима. С течением времени им удалось взять нижнюю часть города и перерезать все население, тогда как верхняя часть оказалась неприступною отчасти вследствие укрепленности стен, отчасти же и вследствие характера самого местоположения своего[498].
3. Отсюда евреи направились к Хеврону, взяли его и умертвили все его население. Там еще оставалось в то время племя гигантов, которые выдавались среди остальных людей огромным ростом и страшною внешностью, так что вызывали во всех изумление, переходившее в страх, благодаря их мощному голосу. Еще и по сей день показываются их исполинские кости, и кто не видел их лично, тот не поверит, как чудовищно велики они.
Этот город был представлен, в знак особого отличия, левитам, и к нему было прирезано еще сверх того пространство в две тысячи локтей, остальную же часть этой области евреи отдали, сообразно распоряжению Моисея, в дар Халеву, одному из тех разведчиков, которых Моисей [когда-то] посылал в Хананею. Равным образом они уделили часть земли потомкам мадианитянина Иофора, тестя Моисея, потому что те покинули свою страну, примкнули к евреям и совершили вместе с последними странствование по пустыне[499].
4. Затем колена Иудово и Симеоново заняли все города в нагорной части Хананеи, а из тех, которые были расположены в равнине и у моря – Аскалон и Азот, тогда как Газа и Аккарон не сдавались им. Напротив, жители этих мест, занимая равнину и обладая значительным количеством боевых колесниц, нанесли напавшим на них евреям чувствительный урон. Ввиду этого те два колена, удовлетворившись необычайно богатою добычею, захваченною во время всех этих войн, вернулись в свои города и сложили оружие[500].
5. Между тем вениаминиты, в стране которых находился Иерусалим, удовольствовались тем, что наложили на население дань, и таким образом обе враждующие партии успокоились: одни отдыхали от резни, другие от постоянных опасностей, и те и другие принялись мирно обрабатывать землю. Их примеру последовали и все остальные колена израильские, а именно удовольствовались наложением на хананеян дани и перестали воевать с ними[501].
6. Воины колена Ефремова осадили Вифил, но, несмотря на продолжительность осады и на все усилия, не были в состоянии довести дело до успешного конца. Тем не менее они упорно осаждали город, не двигаясь с места. Затем им удалось поймать одного человека, который как раз доставлял городу съестные припасы; евреи уверили его в том, что, если он передаст им город, они спасут как его, так и его родственников. На таких условиях тот дал клятвенное обещание впустить евреев в город. Таким образом изменник спасся вместе с родною своею, евреи же перерезали всех жителей и овладели городом[502].
7. После этого израильтяне стали жить в мире со своими врагами и усердно занялись обработкою земли и вообще полевыми работами. Так как последние в высокой мере вознаграждали их за труды и привели к большому богатству, то евреи впали в роскошь и стали настолько предаваться удовольствиям, что совершенно позабыли всякий порядок и перестали быть точными исполнителями законов и предписаний Господних. Разгневавшись на то, Предвечный высказал им сначала неудовольствие по поводу того, что евреи пощадили, вопреки Его желанию, хананеян, а затем сказал, что последние в будущем сумеют улучить минуту, чтобы отплатить им за это страшною жестокостью. Несмотря на то что это неудовольствие Господа Бога задело их за живое, евреи все-таки никак не хотели решиться на возобновление войны с хананеянами, тем более что они получали с последних такие доходы, да и успели уже отвыкнуть, благодаря развившейся среди них роскоши, от военных невзгод. В то же самое время и государственное устройство у евреев пришло в упадок; они перестали назначать старейшин и других, раньше обыкновенно выборных начальствующих лиц и совершенно исключительно предались земледелию, радуясь сопряженным с ним выгодам. Вследствие столь большого беспорядка между ними опять возникли серьезные смуты, которые повели даже к междоусобной войне. Поводом к этому послужило следующее обстоятельство.
8. Один из простых левитов, принадлежавший к колену Ефремову и живший в соответствующей области, женился на девушке из Вифлеема, города, который входил в состав владений колена Иудова. Будучи страстно влюблен в свою жену за ее красоту, он, однако, не пользовался взаимностью и очень страдал от этого. Так как она не изменяла своих отношений к мужу, то последний все более и более скорбел и у них происходили беспрерывные ссоры. В конце концов женщине все это надоело; на четвертый месяц она покинула мужа и вернулась к своим родителям. Изнывая от тоски по ней, муж также прибыл к родителям жены своей, которым и удалось помирить супругов и снова сблизить их между собою. В продолжение четырех дней левит прожил в доме своего тестя, причем родители жены приняли его самым радушным образом, на пятый же день после обеда он собрался домой в обратный путь: дело в том, что родители неохотно отпускали свою дочь на чужбину и оттянули отъезд до позднего часа. Затем они отправились в путь, причем за ними шел раб, а на ослице ехала молодая женщина. Пройдя уже тридцать стадий и приблизившись к Иерусалиму, раб дал супругам совет остановиться здесь на ночлег, указывая на то, как бы с ними не случилось чего-нибудь ночью в пути, тем более что невдалеке были враги, да в ночное время вообще и безопасные места часто могут быть подозрительными и опасными. Левиту, однако, пришлось не по вкусу предложение остановиться на ночевку у чужеземцев (город был тогда еще в руках хананеян), и он настаивал на том, чтобы им пройти еще двадцать стадий до какого-нибудь своего города. Это предложение было принято, и путешественники добрались наконец до Гавы в колене Веньяминовом.
Был уже поздний час, и на площади не было никого, к кому бы можно было обратиться с просьбою о ночлеге. Тогда случайно встретился им живший в Гаве и возвращавшийся теперь с поля старик из колена Ефремова. Он спросил левита, кто он такой и почему ищет ночлега в такое позднее и темное время. Левит сказал, кто он, и заявил при этом, что возвращается с женою от родителей последней к себе домой и что город его находится в области колена Ефремова. Тогда старик, ввиду общего происхождения их по принадлежности к одному и тому же колену и ввиду случайности их встречи, предложил путешественникам ночлег в своем собственном доме, и они приняли это предложение. Между тем несколько местных юношей, успевших увидеть молодую женщину на площади, поразиться красотою ее и заметить, что она остановилась в доме старика, решили ворваться в жилище последнего, рассчитывая на слабость сопротивления и на малочисленность защитников, которых они найдут там. Они действительно принялись выламывать двери, и когда старик стал уговаривать их уйти и не прибегать к гнусному насилию, то они отвечали ему, что, если он выдаст им иноземку, они оставят его в покое. Когда же старик стал указывать на то, что эта женщина одного с ними племени и левитянка, и на то, что они ради своего удовольствия решаются на безумный шаг и на нарушение законов, то они отвечали, что им до этого нет дела и что они смеются над законами, а также начали угрожать ему смертью, если он будет мешать удовлетворению их страсти. Поставленный в такое затруднительное положение и не допуская возможности насилия над людьми, которым оказано гостеприимство, старик предложил буянам свою собственную дочь, говоря, что они таким образом более законно утолят свои страстные вожделения, чем если подвергнут насилию его гостей[503], и полагая, что таким образом он сам ничем не обидит последних. Когда же юноши не отступали от своих притязаний, но все настойчивее и настойчивее требовали выдачи чужестранки, то старик еще раз стал умолять их не решаться на беззаконный поступок. Тогда юноши силою ворвались в дом, схватили молодую женщину и, в предвкушении ожидающего их удовольствия, шумно увели ее с собою; затем они в продолжение всей ночи насиловали ее и, натешившись вдоволь, отпустили ее с наступлением утра домой[504]. Измученная всем случившимся, она вернулась в дом, где ей было оказано гостеприимство, и, удрученная горем и совершенно сломленная позором, который не позволял ей показаться на глаза мужу, очевидно, по ее мнению, совершенно безутешному в постигшем его несчастии, она упала на землю и тут же испустила дух. Между тем муж ее, полагая, что жена впала в обморок и не предполагая еще большого несчастия, прилагал все усилия, чтобы привести ее в себя, и стал утешать ее, указывая, что ведь она не добровольно отдалась изнасиловавшим ее негодяям, но была силою похищена ими из дома. Когда же он убедился, что жена его мертва, то, совершенно сломленный горем, взвалил труп на осла и повез его в свой город. Прибыв туда, он разрубил труп на двенадцать частей и разослал эти части по всем коленам израильским, поручив при этом посланцам рассказать народу о причине смерти жены его и о совершенном над нею насилии[505].
9. Евреи были страшно взволнованы видом этих окровавленных частей тела и рассказом о совершенном насилии, так как раньше никогда не слыхали ни о чем подобном, и, в сильном и справедливом гневе собравшись пред скинией в Сило, решились было немедленно взяться за оружие и пойти войною на жителей города Гавы. Но их удержал от этого совет старейшин, которые стали выставлять народу на вид, что не следует так порывисто объявлять войну единоплеменникам раньше вступления с ними в переговоры относительно взводимых на них обвинений, тем более что и закон не дозволяет вести войско даже на иноземцев, которые видимо заслуживают наказания за свои проступки, раньше, чем будет отправлено к ним посольство и будет сделана попытка склонить их к миролюбивому соглашению. Поэтому-то и теперь будет уместно, повинуясь предписаниям законов, послать к жителям Гавы послов с требованием выдать виновных в совершении такого злодеяния, и если это требование будет уважено, удовлетвориться примерным их наказанием; если же они ответят отказом, тогда только пойти на них с оружием в руках. Ввиду всего этого евреи послали к жителям Гавы обвинение юношей в насилии, произведенном над женщиною, и с требованием выдать виновных в таком беззаконном поступке, которые по всей справедливости заслужили за это смертную казнь. Между тем жители Гавы не только не выдали юношей, но и считали постыдным, признавая себя не менее сильными, чем остальные евреи, как по численности войск, так и по личной храбрости, только из страха перед войною подчиняться чужим предписаниям. Поэтому, подобно прочим членам своего колена, они стали поспешно готовиться к войне, успев заручиться на случай крайней опасности обещанием поддержки с их стороны[506].
10. Когда слух о таком отношении к делу со стороны жителей Гавы дошел до остальных израильтян, то они клятвенно обещали друг другу не выдавать более своих дочерей замуж за веньяминитян и объявить колену Веньяминову более ожесточенную и разъяренную войну, чем некогда объявили их предки хананеянам. Затем они повели на них огромное войско, а именно четыреста тысяч тяжеловооруженных, тогда как войско веньяминитов состояло из двадцати пяти тысяч шестисот человек, между которыми находилось до пятисот воинов, которые отлично умели левою рукою стрелять из пращи. Когда дело дошло до битвы при Гаве, то веньяминитам удалось совершенно разбить остальных израильтян, так что из числа последних пало до двадцати двух тысяч человек, причем погибло бы, наверно, гораздо больше народу, если бы не помешала ночь, которая разъединила сражавшихся. После этого веньяминиты с ликованием вернулись в город, а израильтяне, совершенно подавленные этим поражением, к своему стану. Когда на следующий день оба войска вновь сошлись, то веньяминиты опять одержали победу; причем из строя израильтян выбыло восемнадцать тысяч человек, так что остальные в паническом страхе перед такою резною покинули даже свой лагерь. Затем они устремились в близлежащий город Вифил и, наложив на себя на следующий день строгий пост, стали через первосвященника Финееса умолять Господа, чтобы Он, прекратив свой гнев и удовольствовавшись их двумя поражениями, даровал им возможность осилить и победить врагов. Действительно, устами Финееса Предвечный обещал исполнить их просьбу[507].
11. Затем израильтяне разделили свои силы на две части: одну из них они ночью поместили в засаду около города, другая же половина вступила в бой с веньяминитами, а затем, когда последние стали особенно налегать на них, начала понемногу отступать. Веньяминиты бросились преследовать их, в то время как евреи мало-помалу отступали перед ними, желая их по возможности дальше отвлечь от города. И в то время, как враги только и думали о преследовании, из города выбежали даже старики и молодежь, остававшиеся там вследствие своей непригодности к участию в военном деле, с целью совершенно добить неприятелей. Очутившись в достаточно далеком расстоянии от города, евреи остановились в своем мнимом бегстве, повернулись к врагам фронтом и, вступив с ними снова в бой, дали войскам, сидевшим в засаде, заранее условленный знак. Тогда последние с криком выскочили из засады и устремились на врагов. Видя себя вовлеченными в ловушку, веньяминиты тотчас смутились и не знали, что им делать. Поэтому-то они и дали загнать себя в узкое ущелье, где их со всех сторон стали забрасывать стрелами, так что все тут и погибли, исключая шестьсот человек, которые сомкнулись тесным строем и, пробившись сквозь ряды неприятелей, бежали в ближайшие горы, где им удалось укрепиться и продержаться еще некоторое время. Все же остальные веньяминиты, в числе около двадцати пяти тысяч человек, остались на поле сражения. Между тем израильтяне подожгли Гаву и перерезали всех жителей, исключая женщин и несовершеннолетних мальчиков. Точно таким же образом поступили они и со всеми прочими городами веньяминитов, причем ярость их дошла до такой степени, что они послали двенадцать тысяч отборных воинов к городу Иавису[508] в области Галаадской и поручили им уничтожить его за то, что жители того города не приняли участия в совместном походе против колена Веньяминова. Посланные на самом деле перерезали всех граждан, способных носить оружие, а также детей и женщин, пощадив лишь четыреста девушек. Они были доведены до такой ярости тем, что к позору, постигшему жену левита, присоединилось еще горе по поводу утраты такого множества отличных воинов[509].
2. Так как к тому времени дела хананеян опять поправились, то они с большим войском стали поджидать евреев близ города Везеки[496], поручив предводительствование этим войском царю Везеки, Адонивезеку (это имя значит «владыка Везеки», потому что слово «адон» означает по-еврейски владыку, господина), и рассчитывали побить израильтян благодаря тому, что умер Иисус Навин. Сойдясь с этими хананеянами, еврейские войска в составе двух вышеупомянутых колен блестящим образом сразились с ними, перебили из них свыше десяти тысяч человек, остальных же обратили в бегство и бросились за ними в погоню. При этом они схватили Адонивезека, которому отрубили конечности, так что он сказал: «Я убеждаюсь теперь, что Господь Бог всегда воздает человеку по его заслугам, потому что я подвергся ныне тому же самому, что я сам некогда причинил семидесяти двум[497] царям». Они доставили его живьем в Иерусалим, где он умер и был ими похоронен. Затем евреи прошли по всей стране, занимая города, и, овладев большинством их, приступили к осаде Иерусалима. С течением времени им удалось взять нижнюю часть города и перерезать все население, тогда как верхняя часть оказалась неприступною отчасти вследствие укрепленности стен, отчасти же и вследствие характера самого местоположения своего[498].
3. Отсюда евреи направились к Хеврону, взяли его и умертвили все его население. Там еще оставалось в то время племя гигантов, которые выдавались среди остальных людей огромным ростом и страшною внешностью, так что вызывали во всех изумление, переходившее в страх, благодаря их мощному голосу. Еще и по сей день показываются их исполинские кости, и кто не видел их лично, тот не поверит, как чудовищно велики они.
Этот город был представлен, в знак особого отличия, левитам, и к нему было прирезано еще сверх того пространство в две тысячи локтей, остальную же часть этой области евреи отдали, сообразно распоряжению Моисея, в дар Халеву, одному из тех разведчиков, которых Моисей [когда-то] посылал в Хананею. Равным образом они уделили часть земли потомкам мадианитянина Иофора, тестя Моисея, потому что те покинули свою страну, примкнули к евреям и совершили вместе с последними странствование по пустыне[499].
4. Затем колена Иудово и Симеоново заняли все города в нагорной части Хананеи, а из тех, которые были расположены в равнине и у моря – Аскалон и Азот, тогда как Газа и Аккарон не сдавались им. Напротив, жители этих мест, занимая равнину и обладая значительным количеством боевых колесниц, нанесли напавшим на них евреям чувствительный урон. Ввиду этого те два колена, удовлетворившись необычайно богатою добычею, захваченною во время всех этих войн, вернулись в свои города и сложили оружие[500].
5. Между тем вениаминиты, в стране которых находился Иерусалим, удовольствовались тем, что наложили на население дань, и таким образом обе враждующие партии успокоились: одни отдыхали от резни, другие от постоянных опасностей, и те и другие принялись мирно обрабатывать землю. Их примеру последовали и все остальные колена израильские, а именно удовольствовались наложением на хананеян дани и перестали воевать с ними[501].
6. Воины колена Ефремова осадили Вифил, но, несмотря на продолжительность осады и на все усилия, не были в состоянии довести дело до успешного конца. Тем не менее они упорно осаждали город, не двигаясь с места. Затем им удалось поймать одного человека, который как раз доставлял городу съестные припасы; евреи уверили его в том, что, если он передаст им город, они спасут как его, так и его родственников. На таких условиях тот дал клятвенное обещание впустить евреев в город. Таким образом изменник спасся вместе с родною своею, евреи же перерезали всех жителей и овладели городом[502].
7. После этого израильтяне стали жить в мире со своими врагами и усердно занялись обработкою земли и вообще полевыми работами. Так как последние в высокой мере вознаграждали их за труды и привели к большому богатству, то евреи впали в роскошь и стали настолько предаваться удовольствиям, что совершенно позабыли всякий порядок и перестали быть точными исполнителями законов и предписаний Господних. Разгневавшись на то, Предвечный высказал им сначала неудовольствие по поводу того, что евреи пощадили, вопреки Его желанию, хананеян, а затем сказал, что последние в будущем сумеют улучить минуту, чтобы отплатить им за это страшною жестокостью. Несмотря на то что это неудовольствие Господа Бога задело их за живое, евреи все-таки никак не хотели решиться на возобновление войны с хананеянами, тем более что они получали с последних такие доходы, да и успели уже отвыкнуть, благодаря развившейся среди них роскоши, от военных невзгод. В то же самое время и государственное устройство у евреев пришло в упадок; они перестали назначать старейшин и других, раньше обыкновенно выборных начальствующих лиц и совершенно исключительно предались земледелию, радуясь сопряженным с ним выгодам. Вследствие столь большого беспорядка между ними опять возникли серьезные смуты, которые повели даже к междоусобной войне. Поводом к этому послужило следующее обстоятельство.
8. Один из простых левитов, принадлежавший к колену Ефремову и живший в соответствующей области, женился на девушке из Вифлеема, города, который входил в состав владений колена Иудова. Будучи страстно влюблен в свою жену за ее красоту, он, однако, не пользовался взаимностью и очень страдал от этого. Так как она не изменяла своих отношений к мужу, то последний все более и более скорбел и у них происходили беспрерывные ссоры. В конце концов женщине все это надоело; на четвертый месяц она покинула мужа и вернулась к своим родителям. Изнывая от тоски по ней, муж также прибыл к родителям жены своей, которым и удалось помирить супругов и снова сблизить их между собою. В продолжение четырех дней левит прожил в доме своего тестя, причем родители жены приняли его самым радушным образом, на пятый же день после обеда он собрался домой в обратный путь: дело в том, что родители неохотно отпускали свою дочь на чужбину и оттянули отъезд до позднего часа. Затем они отправились в путь, причем за ними шел раб, а на ослице ехала молодая женщина. Пройдя уже тридцать стадий и приблизившись к Иерусалиму, раб дал супругам совет остановиться здесь на ночлег, указывая на то, как бы с ними не случилось чего-нибудь ночью в пути, тем более что невдалеке были враги, да в ночное время вообще и безопасные места часто могут быть подозрительными и опасными. Левиту, однако, пришлось не по вкусу предложение остановиться на ночевку у чужеземцев (город был тогда еще в руках хананеян), и он настаивал на том, чтобы им пройти еще двадцать стадий до какого-нибудь своего города. Это предложение было принято, и путешественники добрались наконец до Гавы в колене Веньяминовом.
Был уже поздний час, и на площади не было никого, к кому бы можно было обратиться с просьбою о ночлеге. Тогда случайно встретился им живший в Гаве и возвращавшийся теперь с поля старик из колена Ефремова. Он спросил левита, кто он такой и почему ищет ночлега в такое позднее и темное время. Левит сказал, кто он, и заявил при этом, что возвращается с женою от родителей последней к себе домой и что город его находится в области колена Ефремова. Тогда старик, ввиду общего происхождения их по принадлежности к одному и тому же колену и ввиду случайности их встречи, предложил путешественникам ночлег в своем собственном доме, и они приняли это предложение. Между тем несколько местных юношей, успевших увидеть молодую женщину на площади, поразиться красотою ее и заметить, что она остановилась в доме старика, решили ворваться в жилище последнего, рассчитывая на слабость сопротивления и на малочисленность защитников, которых они найдут там. Они действительно принялись выламывать двери, и когда старик стал уговаривать их уйти и не прибегать к гнусному насилию, то они отвечали ему, что, если он выдаст им иноземку, они оставят его в покое. Когда же старик стал указывать на то, что эта женщина одного с ними племени и левитянка, и на то, что они ради своего удовольствия решаются на безумный шаг и на нарушение законов, то они отвечали, что им до этого нет дела и что они смеются над законами, а также начали угрожать ему смертью, если он будет мешать удовлетворению их страсти. Поставленный в такое затруднительное положение и не допуская возможности насилия над людьми, которым оказано гостеприимство, старик предложил буянам свою собственную дочь, говоря, что они таким образом более законно утолят свои страстные вожделения, чем если подвергнут насилию его гостей[503], и полагая, что таким образом он сам ничем не обидит последних. Когда же юноши не отступали от своих притязаний, но все настойчивее и настойчивее требовали выдачи чужестранки, то старик еще раз стал умолять их не решаться на беззаконный поступок. Тогда юноши силою ворвались в дом, схватили молодую женщину и, в предвкушении ожидающего их удовольствия, шумно увели ее с собою; затем они в продолжение всей ночи насиловали ее и, натешившись вдоволь, отпустили ее с наступлением утра домой[504]. Измученная всем случившимся, она вернулась в дом, где ей было оказано гостеприимство, и, удрученная горем и совершенно сломленная позором, который не позволял ей показаться на глаза мужу, очевидно, по ее мнению, совершенно безутешному в постигшем его несчастии, она упала на землю и тут же испустила дух. Между тем муж ее, полагая, что жена впала в обморок и не предполагая еще большого несчастия, прилагал все усилия, чтобы привести ее в себя, и стал утешать ее, указывая, что ведь она не добровольно отдалась изнасиловавшим ее негодяям, но была силою похищена ими из дома. Когда же он убедился, что жена его мертва, то, совершенно сломленный горем, взвалил труп на осла и повез его в свой город. Прибыв туда, он разрубил труп на двенадцать частей и разослал эти части по всем коленам израильским, поручив при этом посланцам рассказать народу о причине смерти жены его и о совершенном над нею насилии[505].
9. Евреи были страшно взволнованы видом этих окровавленных частей тела и рассказом о совершенном насилии, так как раньше никогда не слыхали ни о чем подобном, и, в сильном и справедливом гневе собравшись пред скинией в Сило, решились было немедленно взяться за оружие и пойти войною на жителей города Гавы. Но их удержал от этого совет старейшин, которые стали выставлять народу на вид, что не следует так порывисто объявлять войну единоплеменникам раньше вступления с ними в переговоры относительно взводимых на них обвинений, тем более что и закон не дозволяет вести войско даже на иноземцев, которые видимо заслуживают наказания за свои проступки, раньше, чем будет отправлено к ним посольство и будет сделана попытка склонить их к миролюбивому соглашению. Поэтому-то и теперь будет уместно, повинуясь предписаниям законов, послать к жителям Гавы послов с требованием выдать виновных в совершении такого злодеяния, и если это требование будет уважено, удовлетвориться примерным их наказанием; если же они ответят отказом, тогда только пойти на них с оружием в руках. Ввиду всего этого евреи послали к жителям Гавы обвинение юношей в насилии, произведенном над женщиною, и с требованием выдать виновных в таком беззаконном поступке, которые по всей справедливости заслужили за это смертную казнь. Между тем жители Гавы не только не выдали юношей, но и считали постыдным, признавая себя не менее сильными, чем остальные евреи, как по численности войск, так и по личной храбрости, только из страха перед войною подчиняться чужим предписаниям. Поэтому, подобно прочим членам своего колена, они стали поспешно готовиться к войне, успев заручиться на случай крайней опасности обещанием поддержки с их стороны[506].
10. Когда слух о таком отношении к делу со стороны жителей Гавы дошел до остальных израильтян, то они клятвенно обещали друг другу не выдавать более своих дочерей замуж за веньяминитян и объявить колену Веньяминову более ожесточенную и разъяренную войну, чем некогда объявили их предки хананеянам. Затем они повели на них огромное войско, а именно четыреста тысяч тяжеловооруженных, тогда как войско веньяминитов состояло из двадцати пяти тысяч шестисот человек, между которыми находилось до пятисот воинов, которые отлично умели левою рукою стрелять из пращи. Когда дело дошло до битвы при Гаве, то веньяминитам удалось совершенно разбить остальных израильтян, так что из числа последних пало до двадцати двух тысяч человек, причем погибло бы, наверно, гораздо больше народу, если бы не помешала ночь, которая разъединила сражавшихся. После этого веньяминиты с ликованием вернулись в город, а израильтяне, совершенно подавленные этим поражением, к своему стану. Когда на следующий день оба войска вновь сошлись, то веньяминиты опять одержали победу; причем из строя израильтян выбыло восемнадцать тысяч человек, так что остальные в паническом страхе перед такою резною покинули даже свой лагерь. Затем они устремились в близлежащий город Вифил и, наложив на себя на следующий день строгий пост, стали через первосвященника Финееса умолять Господа, чтобы Он, прекратив свой гнев и удовольствовавшись их двумя поражениями, даровал им возможность осилить и победить врагов. Действительно, устами Финееса Предвечный обещал исполнить их просьбу[507].
11. Затем израильтяне разделили свои силы на две части: одну из них они ночью поместили в засаду около города, другая же половина вступила в бой с веньяминитами, а затем, когда последние стали особенно налегать на них, начала понемногу отступать. Веньяминиты бросились преследовать их, в то время как евреи мало-помалу отступали перед ними, желая их по возможности дальше отвлечь от города. И в то время, как враги только и думали о преследовании, из города выбежали даже старики и молодежь, остававшиеся там вследствие своей непригодности к участию в военном деле, с целью совершенно добить неприятелей. Очутившись в достаточно далеком расстоянии от города, евреи остановились в своем мнимом бегстве, повернулись к врагам фронтом и, вступив с ними снова в бой, дали войскам, сидевшим в засаде, заранее условленный знак. Тогда последние с криком выскочили из засады и устремились на врагов. Видя себя вовлеченными в ловушку, веньяминиты тотчас смутились и не знали, что им делать. Поэтому-то они и дали загнать себя в узкое ущелье, где их со всех сторон стали забрасывать стрелами, так что все тут и погибли, исключая шестьсот человек, которые сомкнулись тесным строем и, пробившись сквозь ряды неприятелей, бежали в ближайшие горы, где им удалось укрепиться и продержаться еще некоторое время. Все же остальные веньяминиты, в числе около двадцати пяти тысяч человек, остались на поле сражения. Между тем израильтяне подожгли Гаву и перерезали всех жителей, исключая женщин и несовершеннолетних мальчиков. Точно таким же образом поступили они и со всеми прочими городами веньяминитов, причем ярость их дошла до такой степени, что они послали двенадцать тысяч отборных воинов к городу Иавису[508] в области Галаадской и поручили им уничтожить его за то, что жители того города не приняли участия в совместном походе против колена Веньяминова. Посланные на самом деле перерезали всех граждан, способных носить оружие, а также детей и женщин, пощадив лишь четыреста девушек. Они были доведены до такой ярости тем, что к позору, постигшему жену левита, присоединилось еще горе по поводу утраты такого множества отличных воинов[509].