Флавий Иосиф. Иудейские древности

   5. Когда он узнал, что царь недалеко от города, он пошел ему навстречу к местности, носящей название Сафа, вместе со своими священниками и толпою горожан, чтобы сделать встречу царя как можно торжественнее и отличною от встреч, оказанных царю другими народами; имя Сафа в переводе значит «вышка», ибо оттуда возможно обозреть весь Иерусалим и тамошний храм.
   Между тем финикийцы и следовавшие [за Александром] хуфейцы полагали, что наверное гнев царя падет на иудеев и он решит предать город разграблению, а первосвященника со всею семьею гибели. Однако на деле вышло совсем не то: Александр еще издали заметил толпу в белых одеждах и во главе ее священников в одеяниях из виссона, первосвященника же в гиацинтового цвета и золотом затканной ризе с чалмою на голове и золотой на ней дощечкой, где было выгравировано имя Господне, и потому один выступил вперед, преклонился пред именем Божиим и первый приветствовал первосвященника. Когда же иудеи единогласно громко приветствовали Александра и обступили его, цари сирийские и все прочие были поражены поведением его и подумали, не лишился ли царь рассудка. Тогда Парменион^[990] подошел к царю и на вопрос, почему он теперь преклоняется перед первосвященником иудейским, когда обыкновенно все преклоняются пред Александром, получил следующий ответ: «Я поклонился не человеку этому, но тому Богу, в качестве первосвященника которого он занимает столь почетную должность. Этого [старца] мне уже раз привелось видеть в таком убранстве во сне в македонском городе Дии, и, когда я обдумывал про себя, как овладеть мне Азией, именно он посоветовал мне не медлить, но смело переправляться [через Геллеспонт]. При этом он обещал мне лично быть руководителем моего похода и предоставить мне власть над персами. С тех пор мне никогда не приходилось видеть никого в таком облачении. Ныне же, увидав этого человека, я вспомнил свое ночное видение и связанное с ним предвещание и потому уверен, что я по Божьему велению предпринял свой поход, что сумею победить Дария и сокрушить могущество персов и что все мои предприятия увенчаются успехом».
   Сказав это Пармениону и взяв первосвященника за правую руку, царь в сопутствии священников пошел к городу. Тут он вошел в храм, принес, по указанию первосвященника, жертву Предвечному и оказал при этом первосвященнику и прочим иереям полное почтение. Когда же ему была показана книга Даниила, где сказано, что один из греков сокрушит власть персов^[991], Александр был вполне уверен, что это предсказание касается его самого. В великой радости отпустил он народ по домам, а на следующий день вновь собрал его и предложил требовать каких угодно даров. Когда же первосвященник испросил разрешения сохранить им старые свои законы и освобождения на седьмой год от платежа податей, царь охотно согласился на это. Равным образом в ответ на просьбу разрешить также вавилонским и мидийским иудеям пользоваться прежними законами он охотно обещал им исполнить все их просьбы. Когда же он сам обратился к народу с предложением принять в ряды своих войск всех, кто того захочет, причем им будет предоставлено право не изменять своих древних обычаев, но жить, не нарушая их, многим очень понравилось это, и они согласились участвовать в его походах.
   6. Устроив таким образом дела свои в Иерусалиме, Александр двинулся дальше к другим городам и всюду, куда бы он ни являлся, ему оказывали радушный прием. Тогда самаряне, главный город которых был в то время Сихем, лежащий у подножия горы Гаризим и построенный отщепенцами иудейского народа, видя, как Александр отличает иудеев, решили также и себя выдать за иудеев. Как мы выше уже имели случай показать, самаряне имеют такую привычку: когда иудеев постигает бедствие, тогда они отказываются от родства с ними и говорят в таком случае правду; когда же иудеев постигает удача, они тотчас готовы примкнуть к ним, опираясь якобы на свое право и выводя свое происхождение от потомков Иосифа, Ефраима и Манассии. Таким-то образом они и теперь вышли с блеском и выражением полнейшей преданности навстречу царю, почти вплоть до Иерусалима. Когда же Александр похвалил их за это, сихемиты пришли к нему со всеми воинами, которых послал ему некогда Санаваллет, и просили его посетить также их город и почтить своим приходом и их храм. Царь обещал исполнить их желание на обратном пути. Когда же они стали просить его избавить и их от платежа повинности каждый седьмой год (ибо у них тогда не производится посева), царь спросил, кто они такие, что обращаются к нему с подобными просьбами. Когда же те ответили, что они евреи и что жители Сихема известны также под именем сидонян, царь еще раз спросил их – иудеи ли они. Получив отрицательный ответ, он сказал: «однако эту привилегию я даровал иудеям; поэтому я, по возвращении своем и получении более точных о вас сведений, сделаю нужные в этом деле распоряжения».
   Простившись таким образом с сихемцами, он повелел солдатам Санаваллета идти вместе с ним походом на Египет, где он намеревался предоставить им земельные наделы, что он вскоре и сделал в Фиваиде, велев им охранять границы страны.
   7. По смерти Александра^[992] власть его была распределена между диадохами^[993]. Храм на горе Гаризим оставался там по-прежнему. И всякий, кто среди иерусалимцев обвинялся в нарушении предписаний касательно пищи, или в осквернении субботы, или в каком-либо другом нарушении этого рода, бежал к сихемцам и уверял, что его без вины изгнали. Около того же времени умер также и первосвященник Иаддуй, и сан его перешел к его сыну Хонию.
   Таковы были в те времена дела иерусалимцев.

Книга двенадцатая

Глава первая

   1. Итак, после того как Александр, царь македонский, вышеуказанным образом уничтожил владычество персов и так отнесся к Иудее, как мы сказали, он умер. Царство его распалось на много частей. Антигон получил в управление Азию, Селевк – Вавилонию с ее племенами, Лисимаху достались в удел земли у Геллеспонта, Кассандр получил Македонию, а на долю Птолемея Лагида выпал Египет^[994]. Так как все эти лица начали ссориться между собой, завидуя власти друг друга, то наступил ряд ожесточенных и кровопролитных войн, от которых особенно страдали города и в течение которых множество жителей [этих городов] лишилось жизни. Так, например, вся Сирия претерпела от Птолемея Лагида, носившего тогда прозвище Сотера, как раз обратное тому, что значило его прозвище^[995]. Он же овладел хитростью и обманным образом также и Иерусалимом, а именно, вступив в город в субботу под предлогом принести жертву, он не встретил со стороны иудеев ни малейшего к тому препятствия (они нисколько не предполагали в нем врага) и, вследствие того, что они ничего не подозревали и проводили этот день в беззаботном весельи, без труда овладел городом и стал жестоко править над ним. Об этом свидетельствует между прочим и книдиец Агатархид^[996], оставивший после себя историю диадохов, причем таким образом глумится над нашим суеверием, приписывая ему утрату нами свободы:
   «Существует народ, называемый иудеями, которые, обладая укрепленным и большим городом Иерусалимом, допустили занятие его Птолемеем только потому, что не желали взяться за оружие. Вот вследствие такого несвоевременного и неуместного суеверия им пришлось предпочесть столь сурового деспота».
   Таким образом рассуждал Агатархид о нашем народе.
   Затем Птолемей, забрав в плен множество народа из гористой части Иудеи, из окрестностей Иерусалима, из Самарии и с горы Гаризим, повел их всех в Египет и поселил их здесь. Когда же он узнал, что иерусалимцы отличаются особенною надежностью в соблюдении клятв и сдержании данного слова, что видно уже из их ответа посланникам Александра после поражения, понесенного в бою Дарием, он многих из них разместил по гарнизонам и сделал их равноправными с александрийскими македонянами, причем взял с них клятву, что они будут сохранять эту верность также его потомкам.
   Также немалое число и других иудеев добровольно переселилось в Египет, отчасти подбиваемые к тому превосходным качеством тамошней почвы, отчасти же вследствие щедрости Птолемея. Однако [впоследствии] у этих иудеев возникли распри с самарянами, вследствие желания первых сохранить издревле установленные обычаи, и они стали воевать друг с другом, потому что иерусалимцы считали единственно свой храм священным и требовали отсылки жертвоприношений именно туда, самаряне же настаивали на требовании отправлять эти приношения на гору Гаризим.

Глава вторая

   1. После того как Александр [Великий] процарствовал двенадцать лет, а после него Птолемей Сотер сорок один год, власть над Египтом перешла к [Птолемею] Филадельфу, который правил страною в течение тридцати девяти лет^[997]. Он велел перевести закон и освободил живших в плену в Египте иерусалимцев, числом до ста двадцати тысяч человек, и притом по следующей причине: Димитрий Фалерейский, заведовавший царскими книгохранилищами, старался собрать по возможности все имевшиеся на земле книги; поэтому он скупал все то, о чем, как о стоящем, доходили до него слухи или что ему лично попадалось в руки, и тем самым вполне отвечал требованиям царя, который был необычайным любителем книг^[998]. Когда Птолемей спросил его однажды, сколько книг собрано у него, Димитрий отвечал, что пока налицо имеется двести тысяч, но что вскоре число томов дойдет до пятисот тысяч. При этом он заметил царю, что и у иудеев существует множество интересных и достойных царской библиотеки сочинений о действующих среди евреев законах, но что перевод этих книг на греческий язык доставит немалое затруднение вследствие еврейского шрифта и языка. Хотя, правда, шрифт еврейский, равно как и самый язык, имеет сходство с шрифтом и языком сирийским, однако язык еврейский все-таки своеобразен. Тем не менее, продолжал он, нет препятствия к переводу этих сочинений и к помещению их в царском книгохранилище, так как имеются на это свободные денежные средства. Ввиду того, что царь знал страсть Димитрия к увеличению числа томов библиотеки, он написал первосвященнику иудейскому письмо, в котором высказал желание видеть план Димитрия осуществленным.
   2. В числе лиц, наиболее близких к царю и особенно любимых последним за порядочность, находился также некий Аристей, который уже несколько раз собирался просить об освобождении из плена иудеев, живших в его царстве. Полагая, что именно теперь наступил подходящий момент к осуществлению этой просьбы, он первоначально переговорил о том с начальниками отряда телохранителей, Сосивием-тарентинцем и Андреем, причем уговорил их поддержать его просьбу перед царем. Затем Аристей приступил к самому осуществлению своего плана, пошел к царю и обратился к нему со следующей речью:
   «О царь, не станем самих себя обманывать, но признаемся себе в сущей правде. Если мы, в угоду тебе, решились не только списать, но и перевести законы иудеев, то с каким намерением мы станем делать это, раз в твоем царстве столько евреев находятся в положении [жалкого] рабства? оставаясь последовательным в своем великодушии и своей милости, освободи этих людей от рабства, так как один и тот же Господь Бог руководил твоим правлением и дал им их законы, в чем ты можешь поверить мне и моей многоопытности. Как иудеи, так и мы поклоняемся одному и тому же всесотворившему Богу, именуя Его вполне основательно Жизнедарователем и полагая, что он называется так вследствие того, что дарует всему жизнь. Ввиду этого да будет даровано этим иудеям в честь Предвечного, которого они почитают столь изысканным способом, право возвращения на покинутую ими родину и к прежнему образу жизни. Знай, однако, о царь, что я не потому прошу тебя об этом, чтобы я находился в родстве с этим народом, который отнюдь не является одноплеменным со мною. Ведь только оттого, что все люди создания Предвечного, и лишь потому, что знаю Его расположение ко всем творящим добро, я прошу тебя об этом».
   3. В ответ на эти слова Аристея царь ласково и добродушно взглянул на него и спросил: «Сколько же тысяч человек, думаешь ты, придется мне отпустить?» Когда присутствовавший при этом разговоре Андрей сказал, что их будет несколько менее ста тысяч, царь воскликнул: «Ну, Аристей, о малом же подарке ты просишь нас!» Тогда Сосивий и другие указали на то, что царю следует, ввиду своего великодушия, отблагодарить чем-либо Предвечного, даровавшего ему царство. Птолемей склонился на эти их доводы и сделал распоряжение, чтобы, когда воинам будет выдано жалованье, накинуть за каждого из бывших в их распоряжении военнопленных [иудеев] по ста двадцати драхм. Касательно же просьбы Аристея он в своем великодушии обещал издать соответствующие указы, которыми скреплялось бы намерение Аристея и которые главным образом отвечали бы желанию Предвечного, причем царь выказал готовность не только освободить тех пленных, которые были переселены в страну его отцом и войском последнего, но и всех тех живущих в царстве [иудеев], которые прибыли туда раньше или позже. Когда же было указано на то, что потери при таком освобождении [иудеев] от рабства обойдутся более чем в четыреста талантов, царь согласился и на это. Тогда было решено в ознаменование великодушия царя снять копию с его указа и [навсегда] сохранить ее. Содержание этого акта было следующее: «Все те, кто вместе с отцом нашим участвовали в походах и набегах на Сирию и Финикию и, по взятии Иерусалима, забрали там военнопленных и привели их с собою в [наши] города и страну [нашу] или же купили себе таковых, будь то из числа уже раньше живших в моем государстве или из тех, которые ныне переселились сюда, пусть отпустят их на волю, получив за каждого военнопленного сто двадцать драхм, причем деньги эти будут отпущены солдатам вместе с их жалованьем, всем же остальным будут отпущены из личной царской казны. Дело в том, что я вполне уверен, что эти люди были взяты в плен помимо желания отца моего и совершенно несправедливо, причем страна их сильно потерпела от своеволия солдат, которые в свою очередь извлекли из этого переселения евреев в Египет для себя лично великую выгоду. Преследуя поэтому теперь одну лишь справедливость и питая сострадание к столь незаконным образом притесненным, я повелеваю даровать свободу всем живущим у нас иудеям, по получении установленной за каждого из них выкупной платы, и желаю, чтобы никто не ослушался этого моего приказания, но в точности исполнил его. Я также желаю, чтобы освободительные грамоты с точным описанием освобожденного лица были, в присутствии последнего, заготовлены в трехдневный срок после совершения самого акта освобождения, и полагаю, что это принесет нам одну только пользу. Пусть будет донесено о всяком, кто вздумал бы ослушаться этого предписания, и тогда я распоряжусь забрать все имущество ослушника в царскую казну».
   Когда этот указ был прочитан царю, причем тут было помещено все, кроме постановления об освобождении ранее или позже Птолемея переселенных [в Египет] иудеев, которое было опущено, царь сам великодушно прибавил к тексту соответственное гуманное постановление и, одобрив его в такой редакции, повелел своим казначеям и лицам, заведовавшим его суммами, приготовить нужные выкупные деньги. Это было быстро сделано, и, таким образом, постановление царя было всего в семидневный срок приведено в исполнение. Общий итог выкупных платежей достиг суммы свыше четырехсот шестидесяти талантов, ибо хозяева требовали себе выкупа также за каждого из несовершеннолетних иудеев, потому что царь в своем указе об освобождении иудеев употребил выражение «получить вознаграждение за каждого пленного».
   4. Когда это было сделано сообразно великодушному постановлению царя, последний повелел Димитрию подать свое прошение относительно еврейских книг. При этих царях (т. е. Птолемеях) все делалось по установленным формам, причем именно формы соблюдались с величайшею точностью. Ввиду этого были занесены в архив не только копия того прошения и копии с писем, обмененных по этому поводу, но и количество отосланных жертвенных даров с отметкою на каждом всех изображений, так что всякий желающий мог узнать по этому об искусстве художника и немедленно узнать последнего по качеству изделия его. Копия же того прошения была составлена в следующих выражениях:
   «Великому царю от Димитрия. Так как ты, царь, сделал распоряжение о пополнении своей библиотеки еще недостающими сочинениями и о разыскании случайно затерявшихся книг, я всеусердно докладываю тебе, что у нас, между прочим, не имеется книг по иудейскому законодательству. К тому же последние, писанные еврейским шрифтом и на чуждом нам языке, нам недоступны. Тебе, вероятно, было донесено о них не так точно, как бы тебе, царю, следовало знать о том. А между тем необходимо, чтобы и они тебе были известны, ибо изложенное в них законодательство, как исходящее от самого Бога, свидетельствует о значительной мудрости и возвышенности иудейского учения. В силу того же соображения, как замечает Гекатей из Абдеры^[999], не упоминают о нем ни поэты, ни историки, ни те, кто сообразно ему правил государством: ведь законодательство это священно и не должно профанироваться нечистыми устами. Поэтому, царь, если пожелаешь, напиши иудейскому первосвященнику, чтобы он прислал тебе по шести самых опытных в законах старцев, из каждого колена, дабы мы могли от этих людей узнать точное и полное содержание тех книг и, получив от них верный перевод, достойным образом исполнить твое в этом деле желание».
   5. По получении этого прошения, царь приказал написать о том иудейскому первосвященнику Элеазару и вместе с тем сообщить ему об освобождении от рабства живших [в Египте] евреев. При этом он отпустил для приготовления чаш, кубков и сосудов золота в слитках на пятьдесят талантов (а также на семьдесят талантов серебра) и огромное количество драгоценных камней. Вместе с тем царь повелел хранителям ящиков, в которых находились эти камни, предоставить выбор камней на личное усмотрение художников. Сверх того он приказал отпустить деньгами до ста талантов на жертвоприношения в храме и прочие нужды. Но раньше, чем мне рассказывать о сооруженных дарах и об их отделке, и раньше, чем мне приводить содержание отправленного первосвященнику Элеазару письма, я скажу, каким образом первосвященник этот достиг своего высокого сана. Поводом к тому послужило следующее.
   По смерти первосвященника Хония преемником последнего стал его сын, Симон, получивший за свое благочестие и за свое доброе расположение к своим единоплеменникам прозвание «Праведный». Когда же он умер, оставив после себя несовершеннолетнего сына Хония, брат Симона, Элеазар, о котором как раз теперь у нас идет речь, получил первосвященство. Ему-то Птолемей отправил следующее письмо:
   «Царь Птолемей посылает первосвященнику Элеазару привет свой. В моем государстве жило много иудеев, которые, подпав после персидского плена власти отца моего, пользовались большим с его стороны уважением, причем одних из них он принял в ряды своего войска за повышенную плату, а другим, прибывшим с ним в Египет, дал земельные участки и разместил их по крепостям с поручением охранять [границы] и держать египтян в страхе и повиновении. Затем, когда я вступил на престол, я отнесся ко всем гуманно, особенно же к твоим согражданам, из которых свыше ста тысяч человек я освободил от рабства и плена, заплатив выкупные за них деньги из собственных моих средств, приняв наиболее молодых и сильных юношей в число своих воинов и сделав некоторых из них своими приближенными, доверив наиболее, по-моему, способным охрану собственного дворца. Всем этим я полагал принести Предвечному соответственную благодарность за явленное Им обо мне попечение.
   Желая сделать приятное всем живущим на земле иудеям, я решил приступить к переводу вашего закона и, переведя его с еврейского языка на греческий, поместить эту книгу в число сочинений моей библиотеки.
   Поэтому ты поступишь хорошо, если выберешь по шести престарелых мужей из каждого колена, которые вследствие продолжительности занятий своих законами многоопытны в них и смогли бы в точности перевести его. Я полагаю стяжать себе этим делом величайшую славу. Поэтому посылаю тебе для переговоров относительно этого начальника моих телохранителей, Андрея и Аристея, которые оба пользуются в моих глазах величайшим почетом. Через них я послал и первое свое пожертвование на храм, для жертвоприношений и всего прочего, именно сто талантов серебра. Итак, ты окажешь мне услугу, если спросишь у меня, чего желаешь».
   6. Получив это письмо царя, Элеазар в ответ на него написал следующее в самых почтительных выражениях. «Первосвященник Элеазар посылает привет свой царю Птолемею. Если ты, царица Арсиноя и дети ваши здоровы, то мы вполне довольны. По получении твоего послания мы очень обрадовались твоему намерению и, собрав народ, прочитали ему об этом, причем объяснили ему всю степень твоего благочестия по отношению к Всевышнему. Вместе с тем мы показали народу также посланные тобою двадцать золотых и тридцать серебряных сосудов, пять чаш и стол для жертвоприношений и те сто талантов, в которых столь нуждается наш храм для жертвоприношений и усовершенствования своего убранства и которые доставили нам Андрей и Аристей, лучшие из приближенных твоих, мужи славные, благовоспитанные и вполне достойные твоей добродетели. Поэтому, будь уверен, мы исполним все тебе угодное, хотя бы это и шло вразрез с нашими привычками, ибо нам следует воздать тебе благодарность за твои столь щедро явленные нашим соотечественникам благодеяния. Ввиду всего этого мы немедленно принесли жертвы за тебя, сестру твою^[1000], детей и друзей ваших, а народ присоединил к этому молитву, чтобы все твои начинания исполнялись, чтобы царство твое сохранялось в мире и чтобы предпринятый тобой перевод законов благополучно удался тебе же на пользу. Я уже выбрал по шести более престарелых мужей из каждого колена и отправил их к тебе с законом. Затем мы рассчитываем на твое благочестие и справедливость, в силу которых ты отошлешь нам, по снятии копии, оригинал законов, причем озаботишься, конечно, и об охране лиц, получивших это поручение.