Страница:
- << Первая
- « Предыдущая
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- 10
- 11
- 12
- 13
- 14
- 15
- 16
- 17
- 18
- 19
- 20
- 21
- 22
- 23
- 24
- 25
- 26
- 27
- 28
- 29
- 30
- 31
- 32
- 33
- 34
- 35
- 36
- 37
- 38
- 39
- 40
- 41
- 42
- 43
- 44
- 45
- 46
- 47
- 48
- 49
- 50
- 51
- 52
- 53
- 54
- 55
- 56
- 57
- 58
- 59
- 60
- 61
- 62
- 63
- 64
- 65
- 66
- 67
- 68
- 69
- 70
- 71
- 72
- 73
- 74
- 75
- 76
- 77
- 78
- 79
- 80
- 81
- 82
- 83
- 84
- 85
- 86
- 87
- 88
- 89
- 90
- 91
- 92
- 93
- 94
- 95
- 96
- 97
- 98
- 99
- 100
- 101
- 102
- 103
- 104
- Следующая »
- Последняя >>
6. Сделав все эти распоряжения, Ирод поспешил в Родос, чтобы встретиться там с Цезарем. Приехав в город, он снял диадему, но остался во всем прочем царском убранстве своем. Когда ему удалось добиться аудиенции, он в полной мере выказал всю свою неустрашимость, а именно не прибег, как то делается обыкновенно в таких случаях, к просьбам и не выказал ни малейшего опасения за все совершенные им проступки, но безбоязненно дал отчет во [всех] своих поступках. Он рассказал Цезарю о своей большой дружбе с Антонием, о том, что он не участвовал в его походах, так как сам был вовлечен в борьбу с арабами, но что он посылал Антонию деньги и хлеб. Этого было, впрочем, слишком мало, что он сделал для Антония, потому что, по его мнению, тот, кто объявляет себя чьим-либо другом и видит в нем своего благодетеля, должен всеми силами души и тела, насколько это в его власти, поддерживать друга. Хотя он (Ирод) и оказал, таким образом, Антонию меньше услуг, чем бы следовало, он все-таки очень доволен дальнейшим образом своих действий относительно его, а именно он не покинул Антония после поражения его при Акции и не перешел на сторону того, которому теперь улыбнулось счастье, но остался если и не фактическим товарищем Антония по полю брани, все-таки его наилучшим советником, а именно он указал ему, как на единственную возможность спастись и не утратить власти навсегда, на необходимость умертвить Клеопатру. «Если бы он избавился от нее, – продолжал Ирод, – то у него осталась бы надежда захватить верховную власть и легче найти средство примириться во вражде своей к тебе. Однако Антоний не внял этому совету, себе во вред, а тебе на пользу, и предпочел отвергнуть его. Итак, если ты теперь в гневе на Антония, поставишь мне в вину мое к нему расположение то я не только не стану отрекаться, но не задумаюсь еще раз открыто подтвердить здесь мою приязнь к нему. Если же ты, оставя его в стороне, посмотришь, каков я к своим благодетелям и каков я в дружбе, то у тебя доказательство налицо в виде совершенных мною деяний. Если переменилось имя, из этого еще не следует, чтобы моя дружба пошатнулась к тому, кто является заместителем и преемником моего друга».
7. Такими словами, в которых ясно звучала полная независимость. Ирод без труда склонил на свою сторону Цезаря, человека, отличавшегося благородством духа, так что то, что представлялось первоначально поводом к обвинениям, теперь вызвало благоволение к нему императора. Вместе с тем последний вновь венчал Ирода царским венцом и просил его об одном лишь: быть с ним так же дружным, как дружен он раньше был с Антонием. К этому Цезарь присовокупил, что ему написал Квинт Дидий, насколько отважно Ирод поддержал его в бою с гладиаторами[1260]. Удостоившись такого приема и видя, что теперь он укрепился еще более в своей власти отчасти благодаря подарку Цезаря, отчасти же вследствие римского [сенатского] постановления, которого он добился для большей уверенности, Ирод решил сопровождать Цезаря в Египет после того, как успел по мере сил одарить и самого императора и его приближенных и выказать им все свое великодушие. Вместе с тем он рискнул даже заступиться за одного из близких Антонию людей, именно за Александра, прося пощадить его. Однако достигнуть этого Ироду не удалось, потому что Цезарь клятвенно обещал казнить его. Затем Ирод вновь вернулся в Иудею с большим почетом и большею уверенностью, чем крайне поразил всех, кто ожидал совершенно обратной развязки. Народу казалось, что царь, по милости Предвечного, всегда выходит из опасности лишь с большим и новым блеском. Ирод немедленно приступил к приготовлениям к встрече Цезаря, собиравшегося вторгнуться из Сирии в Египет. Когда император прибыл, он принял его с царскою пышностью в Птолемаиде, причем угостил все его войско и изобильно снабдил его всеми припасами. Таким образом он вскоре попал в число наиболее близких императору людей. Во время военных смотров он сопровождал Цезаря верхом, примкнув к его свите с отрядом из блестяще и богато вооруженных ста пятидесяти человек. Вместе с тем он сопровождал императорское войско также по пустынным местностям. Самому Цезарю он преподнес в подарок восемьсот талантов и этим заставил всех предположить, что данный подарок превзошел все платежные силы его царства. Это уверило всех еще более в его преданности и расположении, и для него было весьма полезно, что он умел так кстати выказать свое великодушие. Когда римляне возвращались назад из Египта, он также явил снова полную готовность снабжать их всем нужным и оказывать им услуги.
Глава седьмая
Глава восьмая
7. Такими словами, в которых ясно звучала полная независимость. Ирод без труда склонил на свою сторону Цезаря, человека, отличавшегося благородством духа, так что то, что представлялось первоначально поводом к обвинениям, теперь вызвало благоволение к нему императора. Вместе с тем последний вновь венчал Ирода царским венцом и просил его об одном лишь: быть с ним так же дружным, как дружен он раньше был с Антонием. К этому Цезарь присовокупил, что ему написал Квинт Дидий, насколько отважно Ирод поддержал его в бою с гладиаторами[1260]. Удостоившись такого приема и видя, что теперь он укрепился еще более в своей власти отчасти благодаря подарку Цезаря, отчасти же вследствие римского [сенатского] постановления, которого он добился для большей уверенности, Ирод решил сопровождать Цезаря в Египет после того, как успел по мере сил одарить и самого императора и его приближенных и выказать им все свое великодушие. Вместе с тем он рискнул даже заступиться за одного из близких Антонию людей, именно за Александра, прося пощадить его. Однако достигнуть этого Ироду не удалось, потому что Цезарь клятвенно обещал казнить его. Затем Ирод вновь вернулся в Иудею с большим почетом и большею уверенностью, чем крайне поразил всех, кто ожидал совершенно обратной развязки. Народу казалось, что царь, по милости Предвечного, всегда выходит из опасности лишь с большим и новым блеском. Ирод немедленно приступил к приготовлениям к встрече Цезаря, собиравшегося вторгнуться из Сирии в Египет. Когда император прибыл, он принял его с царскою пышностью в Птолемаиде, причем угостил все его войско и изобильно снабдил его всеми припасами. Таким образом он вскоре попал в число наиболее близких императору людей. Во время военных смотров он сопровождал Цезаря верхом, примкнув к его свите с отрядом из блестяще и богато вооруженных ста пятидесяти человек. Вместе с тем он сопровождал императорское войско также по пустынным местностям. Самому Цезарю он преподнес в подарок восемьсот талантов и этим заставил всех предположить, что данный подарок превзошел все платежные силы его царства. Это уверило всех еще более в его преданности и расположении, и для него было весьма полезно, что он умел так кстати выказать свое великодушие. Когда римляне возвращались назад из Египта, он также явил снова полную готовность снабжать их всем нужным и оказывать им услуги.
Глава седьмая
1. Вернувшись назад, Ирод застал всю семью свою в сильном смятении и жену свою, Мариамму, и ее мать, Александру, крайне расстроенными. Они были очень огорчены, потому что поняли, как и можно было подозревать, что их заключили в Александрион не для их личной безопасности, но как в крепость, где они не только потеряли всякую власть над другими, но и не были в состоянии распоряжаться собою. Мариамма стала подозревать, что вся любовь царя к ней является лишь притворною и притом в его же личных интересах, и печалилась о том, что, если бы что-нибудь случилось с Иродом, и у нее была бы отнята всякая надежда остаться долее в живых. При этом она вспомнила о поручении, некогда данном Иосифу, и старалась всячески склонить в свою пользу стражу, особенно же Соема, понимая, что судьба ее всецело зависит от последнего. Сначала Соем соблюдал верность Ироду и в точности исполнял все его предписания, но несколько позже поддался увещаниям и подаркам льстивших ему женщин и кончил тем, что сообщил им обо всем, что поручил ему царь. Сделал он это главным образом потому, что уже не рассчитывал, что Ирод вернется назад облеченным прежнею властью. Рассчитывая ввиду этого не подвергнуться со стороны Ирода особенно большой опасности, он решил сделать многое в угоду этим женщинам, которых, по его расчетам, никак не минует власть и которые впоследствии особенно щедро наградят его, когда сами овладеют престолом или по крайней мере станут в близкие отношения к [будущему] царю. Но он не боялся ничего даже в том случае, если бы Ирод, устроив все по своему желанию, вернулся назад, потому что и в таком случае Ирод ни в чем не откажет жене своей, так как Соем отлично знал необыкновенную любовь царя к Мариамме. Все эти соображения побудили его рассказать Мариамме о полученном поручении. Мариамма тут с ожесточением узнала, что ей предстоят со стороны Ирода одни только опасности, и была бы очень опечалена, если бы царя не постигла заслуженная им участь, причем решила, что дальнейшая совместная жизнь ее с Иродом невозможна, если он вернется.
Впоследствии она все это высказала Ироду, нисколько не скрывая от него всей своей печали.
2. Когда царь возвратился с большею, чем на какую мог рассчитывать, удачею, он, как и следовало, раньше всех поделился своею радостью с женою, которую любил больше всего на свете. Мариамма, однако, во время его рассказа об удачном путешествии видимо не столько радовалась, сколько казалась огорченною и не могла скрыть неудовольствие, но в сознании своего достоинства и благородства вздохнула в ответ на приветствие Ирода, причем открыто показала, что скорее печалится при его рассказах, чем радуется. Следствием этого было то, что теперь Ирод смутился не только на основании [неопределенных] подозрений, но и вследствие наличности фактов. Он совершенно растерялся при виде такой нескрываемой ненависти со стороны жены, опечалился, но не считал возможным отказаться от любви своей к ней. Он то не мог сдержать свой гнев, то снова примирялся с нею, переходя от одного к другому и всегда сильно страдая. Таким образом, обуреваемый и ненавистью и любовью к ней, он несколько раз был готов казнить ее за ее пренебрежение [к нему], но каждый раз чувствовал себя слишком слабым для того, чтобы устранить от себя эту женщину [навсегда]. Вообще же он охотно казнил бы ее, но вместе с тем боялся разлуки и полагал, что, если Мариамма умрет, он сам будет более ее наказан.
3. Видя такие отношения Ирода к Мариамме, сестра и мать его признали этот момент наиболее подходящим для выражения своей ненависти к ней и в разговоре стали постоянно возбуждать против нее Ирода такими тяжкими обвинениями, которые были в состоянии возбудить в нем единовременно как ненависть, так и отвращение к Мариамме. Ирод слушал все эти речи не без удовольствия, но вместе с тем не решался на основании их предпринять что-либо против нее, так как был далеко не уверен. Однако отношение к ней становилось у него все хуже и хуже, и наконец возникли несказанные страдания, так как Мариамма не скрывала своего неудовольствия, а у Ирода любовь понемногу сменялась гневом. В конце концов он принял бы решительные меры, но в это время получил извещение, что Цезарь вышел победителем из борьбы, что Антоний и Клеопатра умерли и что он овладел теперь Египтом. Поэтому он поехал навстречу Цезарю и оставил домашние дела в прежнем их положении. При отъезде царя Мариамма стала просить у него награды Соему за его ревностную службу, а именно места военачальника. Соем действительно получил это почетное назначение. Ирод же, встретившись с Цезарем в Египте, мог теперь свободнее общаться с ним, считаясь его другом, и удостоился при этом величайших почестей: Цезарь подарил ему четырехсот галлов[1261], телохранителей Клеопатры, и вновь отдал ему область, отнятую у него царицею, равно как включил в пределы его царства также Гадару, Гиппос и Самарию, а также приморские города Газу, Анфедон, Яффу и Стратонову Башню.
4. Достигнув этого, Ирод еще более возвысился и сопровождал Цезаря в Антиохию. Насколько его внешние дела шли удачно, настолько печальными нашел он при возвращении домашние дела свои, особенно относительно жены, со стороны которой он прежде всего пользовался таким счастьем. Любил он Мариамму действительно так сильно, как никто другой, о котором повествует история. Хотя она и соблюдала царю верность и вообще держала себя во всех отношениях к нему благопристойно, однако, по привычке всех женщин, вместе с тем относилась к нему с неприязнью, причем иногда обходилась с ним, невзирая на всю его страсть к ней, крайне резко и, несмотря на все свое подчинение и покорность ему, нередко давала ему чувствовать свои капризы. Но всего этого Ирод как будто не замечал вовсе и с достоинством и терпением переносил все. Вместе с тем она открыто стала укорять мать и сестру царя в низком происхождении, так что результатом этого явилась ненависть и непримиримая вражда между всеми этими женщинами; в то же время появились и более тяжкие обвинения. Таким образом, подозрительность царя получала обильную пищу и возрастала в течение целых полугода с тех пор, как Ирод вернулся от Цезаря. В конце концов эта все более и более раздуваемая вражда обнаружилась по следующему поводу. Когда однажды Ирод в полдень отправился в опочивальню, чтобы отдохнуть от жары, он позвал к себе Мариамму, побуждаемый большою любовью к ней. Царица явилась к нему, но отказалась разделить с ним ложе и стала укорять и поносить его за убийства ее отца и брата.
Царь с трудом снес это оскорбление и готов был решиться на крайность, но в это время услышавшая необычайный шум сестра царя Саломея послала к нему заранее подготовленного к тому виночерпия, которому было приказано сказать Ироду, будто Мариамма просила снабдить его любовным питьем для царя. Если же царь смутится и спросит его, что это за питье, то виночерпий должен отдать его царю по приказанию последнего; если же царь не смутится этим, пусть он воздержится от дальнейших разговоров; при этом Саломея уверила виночерпия, что здесь нет никакой опасности. Подготовив все таким образом, Саломея именно теперь послала виночерпия к царю. Виночерпий уверенно и свободно явился к царю с заявлением, что Мариамма дала ему подарки и уговорила его предложить царю любовное питье. Когда Ирод крайне заволновался и спросил его, что это за питье, тот ответил, что Мариамма дала ему нечто такое, содержание чего он сам не знает. Поэтому-то он и объявляет ему об этом, чтобы оградить себя от ответственности и предупредить царя. Услышав это, и без того уже возбужденный Ирод еще более разгневался и велел пытать евнуха, наиболее преданного Мариамме, потому что знал, что помимо этого евнуха жена его не могла решительно ничего предпринять. В такой крайности евнух под пыткою ничего, правда, не мог сказать относительно любовного питья, но зато рассказал, как у царицы явилась ненависть к Ироду вследствие разоблачений, сделанных ей Соемом. Не успел тот произнести свои слова, как царь громко закричал, что, всегда бывший верным ему и царству, Соем не осмелился бы проговориться о полученном поручении, если бы не был в близких отношениях к Мариамме. Поэтому он распорядился немедленно схватить и казнить Соема, а жену свою предал суду самых преданных друзей своих, ожесточенно обвиняя ее в приготовлении любовного питья и отравы. При этом Ирод нисколько не сдерживал себя и был вспыльчивее, чем бы следовало при судебном разбирательстве. В конце концов присутствующие, видя такое настроение царя, приговорили Мариамму к смерти. По произнесении этого приговора как сам царь, так и некоторые из судей решили не сразу приводить его в исполнение, но пока посадить царицу в одну из темниц при дворце. Однако Ироду пришлось внять настойчивым требованиям Саломеи, советовавшей ему умертвить Мариамму, чтобы тем самым избегнуть народных смут, которые могли бы возникнуть, если бы народ узнал, что царица еще жива.
5. Итак, Мариамма была отведена на казнь. Тогда Александра, видя, в каком положении дела, и понимая, что ей осталось мало надежды не потерпеть таким же точно образом от Ирода, круто и весьма неприлично изменила прежнее свое высокомерное поведение. Желая доказать полную свою непричастность к взводимому на царицу обвинению, она выбежала [на улицу] и стала при всех поносить дочь свою, называя ее гадкою и неблагодарною к мужу женщиною и говоря, что теперь она подвергается заслуженному наказанию за свои дерзости, так как поступила непристойно относительно своего главного благодетеля. Так как Александра столь наглым образом притворялась и даже вцепилась при этом дочери своей в волосы, то ее, как и следовало, многие сочли неприличною ханжою; особенно дала понять это Александре сама осужденная, которая с самого начала не ответила ей ни слова и, нисколько не смутясь, лишь с презрением посмотрела на эту гнусную женщину, очевидно показывая ей все ее жалкое ничтожество. Сама она совершенно бесстрашно и не изменившись в лице пошла на казнь, даже в последнюю минуту являя всем доказательство своего благородства.
6. Таким образом умерла Мариамма, этот высочайший идеал женской целомудренности и великодушия. Впрочем, ей недоставало сдержанности, и в характере ее в слишком сильной степени замечалась некоторая неуживчивость. Красотою своею и уменьем с достоинством держать себя она превосходила всех своих современниц: это и явилось главною причиною того, что она недостаточно любезно встречала царя и относилась к нему с недостаточною предупредительностью; пользуясь всегда любовью со стороны царя и не имея повода предполагать с его стороны какой-нибудь неприятности, она позволяла себе с ним слишком много. А так как ее угнетала судьба, постигшая близких ей людей, и она нисколько не стеснялась высказывать ему это прямо, то она в конце концов навлекла на себя вражду матери и сестры царя и даже самого Ирода; относительно последнего между тем она всегда была уверена, что он оградит ее от всяких неприятностей.
7. После казни Мариаммы любовь царя к ней возросла еще более, чем то было когда-либо раньше, как мы уже имели случай упоминать. Дело в том, что эта любовь к ней царя вовсе не была временною или ослабилась вследствие привычки, но как она с самого начала отличалась страстным энтузиазмом, так она не ослабевала и впоследствии при постоянном сожительстве. Теперь же казалось, что в виде наказания за казнь Мариаммы любовь к ней охватила его в еще гораздо более сильной степени, так что он часто громко призывал ее к себе, предавался ничем не сдерживаемым слезам, в конце концов стал придумывать всевозможные способы забыться и развлечься и с этою целью задавал попойки и пиры. Впрочем, все это отнюдь не помогало, так что он запустил даже все государственные дела и страдал в столь высокой степени, что приказал своим слугам громко звать Мариамму, как будто бы она была еще жива и могла слышать это и явиться. В то время как царь находился в таком состоянии, [в стране] появилась чума, которая похитила не только массу простонародья, но и наиболее близких к царю друзей его, причем у всех явилась мысль, что это бедствие служит доказательством гнева Божьего за беззаконие, совершенное относительно Мариаммы. Все это еще более расстраивало царя, так что он под предлогом охоты отправился наконец в пустынное место. Но здесь ему удалось пробыть лишь короткое время, ибо через несколько дней он впал в опасную болезнь. Его поразило сильное и сопряженное со страшными болями воспаление затылка, связанное с сотрясением мозга и расстройством умственных способностей. Все примененные средства, однако, нисколько не помогали, так что наконец явилось сомнение в возможности выздоровления царя. Так как все попытки в этом отношении оказывались тщетными и сам царь мог соблюдать лишь ту диету, к которой принуждал его характер болезни, врачи согласились давать ему все, чего бы он ни пожелал, и предоставили случаю выздоровление его, на которое, впрочем, было мало надежды. Болезнь эта охватила царя в Самарии, прозванной Себастою.
8. Тем временем пребывавшая в Иерусалиме Александра, успев узнать о положении царя, приложила все старания, чтобы овладеть укрепленными пунктами города. Этих пунктов было два; из них один находился в самом городе, другой же в храме. Всякий, кто овладевал ими, тем самым подчинял себе и весь народ иудейский: помимо этих пунктов не могли совершаться жертвоприношения, без которых не может жить ни один иудей, потому что все они готовы скорее лишиться жизни, чем отступить от установленного служения Предвечному. Поэтому Александра вступила в переговоры со стражею, указывая на необходимость передать эти укрепления ей и детям Ирода, чтобы в случае кончины последнего никто не мог предупредить их и захватить власть. В случае же, если бы царь выздоровел, по ее мнению, опять-таки самыми надежными людьми явятся члены его собственной семьи. [Командиры] гарнизонов отнеслись к этому предложению Александры с неудовольствием и, оставаясь прежде верными царю, тем более решили оставаться таковыми и теперь, так как чувствовали ненависть к Александре и считали безбожным изменять находившемуся еще в живых Ироду. Они были издавна преданы ему, а один из них, Ахиаб, даже доводился племянником царю. Поэтому они немедленно донесли последнему о планах Александры. Ирод распорядился тотчас казнить ее, а так как он сам едва успел оправиться от болезни и все еще страдал душою и телом, то был крайне раздражителен и стал казнить по самым ничтожным причинам всех, кто попадался ему под руку. Так, например, он казнил многих из самых преданных друзей своих, а именно Костобара, Лисимаха, Гадию, носившего прозвище Антипатра, а также Досифея. Поводом к этому послужило следующее.
9. Костобар был идумеянином и принадлежал к числу знати своей страны, потому что предки его были жрецами идумейского божества Котзе. После того, как Гиркан ввел у идумеян иудейские обычаи и религию, Ирод овладел страною и назначил правителем Идумеи и Газы Костобара, причем выдал за него сестру свою, Саломею, после казни ее первого мужа Иосифа, о которой мы сообщали выше. Достигнув неожиданно столь высокого положения, Костобар вознесся в своем счастье и несколько вышел из своих границ, не считая себя более обязанным повиноваться предписаниям Ирода и полагая, что идумеяне вовсе не для того приняли иудаизм, чтобы быть в подчинении у иудеев. Поэтому он послал сказать Клеопатре, что, так как Идумея всегда находилась под властью ее предков, она имеет право требовать себе от Антония эту страну, причем он сам выражал полную готовность примкнуть к царице. Впрочем, все это Костобар сделал не для того, чтобы угодить Клеопатре и усилить ее власть, а потому, что рассчитывал сам стать полновластным правителем идумейского народа и увеличить свое могущество за счет ослабления Ирода. Этим надеждам он предавался с тем большею охотою, что имел крупную поддержку не только в знатности своего происхождения и в значительных денежных средствах, добытых путем систематической экономии, но и в том, что всегда энергично преследовал раз намеченную цель.
Итак, Клеопатра стала просить у Антония эту страну, но не получила ее, тогда как Ироду было сообщено все это и он совсем уже было приготовился казнить Костобара. Однако ввиду заступничества сестры и матери своих он простил его, причем, однако, все остальное время никак не мог освободиться от недоверия к Костобару за его тогдашнюю попытку.
10. Спустя некоторое время Саломея поссорилась с Костобаром. Тогда она немедленно послала ему разводное письмо с целью расторжения своего брака.
Так поступила она вопреки иудейским законам, потому что это у нас разрешается мужу, тогда как женщина не вправе вступить в новый брак, пока она не получила развода от первого своего мужа. Однако Саломея пренебрегла этим основным законом и поступила здесь совершенно произвольно. Брату же своему, Ироду, она объявила, что бросила мужа из любви к нему, Ироду: она узнала, что муж ее, вместе с Антипатром, Лисимахом и Досифеем, злоумышляет против безопасности государства. Вместе с тем для подтверждения своих слов она указала на то, что Костобар держит у себя вот уже двенадцать лет сыновей Вава, что и было в действительности так. Все это, узнанное столь неожиданно, крайне смутило царя, и он очень заволновался, так как не ожидал ничего подобного. Что касается сыновей Вава, Ирод первоначально собирался казнить их, так как они стали во враждебные к нему отношения, впоследствии же он совершенно забыл о них, и с тех пор прошло много времени. Вражда же и ненависть к ним возникла следующим образом: когда еще царская власть была в руках Антигона, и Ирод во главе войска осаждал Иерусалим, нашлось много лиц, которые вследствие массы связанных с осадою бедствий желали впустить Ирода в город и уже были готовы возложить на последнего все свои надежды. Происходившие, однако, из знатного рода и пользовавшиеся в глазах толпы авторитетом сыновья Вава продолжали оставаться верными Антигону, постоянно поносили Ирода и побуждали народ сохранить за Антигоном принадлежащую ему по праву рождения власть. И вот народ держался их взгляда на вещи, считая это более полезным и целесообразным. Когда же Ирод взял город и верховная власть оказалась в его руках, Костобар, которому было поручено занять и оберегать все выходы из города, чтобы из него как-нибудь не ускользнули виновные граждане или противники царя, принял сыновей Вава и отвез их к себе, зная, в каком они почете у народа, и рассчитывая, что в случае переворота спасение их может сослужить ему самому крупную службу. Впоследствии он, чтобы освободиться от всякого с его стороны подозрения, клятвенно уверил Ирода, что ему ничего неизвестно о судьбе их. Также и позже, когда Ирод велел объявить о том во всеобщее сведение и обещал награду за поимку и всячески старался найти их, Костобар не сознался. Раз он однажды солгал, то он считал теперь для самого себя небезопасным выдать этих людей и еще старательнее скрывал их не только из расположения к ним, но и по необходимости.
После того как Ирод узнал все это от сестры своей, он послал в указанное место, где находились сыновья Вава, и велел казнить как их, так и всех вместе с ними обвиненных. Теперь не оставалось в живых уже никого из родни Гиркана, и Ирод властвовал единолично, так что никто более не осмеливался противодействовать его беззаконным начинаниям.
Впоследствии она все это высказала Ироду, нисколько не скрывая от него всей своей печали.
2. Когда царь возвратился с большею, чем на какую мог рассчитывать, удачею, он, как и следовало, раньше всех поделился своею радостью с женою, которую любил больше всего на свете. Мариамма, однако, во время его рассказа об удачном путешествии видимо не столько радовалась, сколько казалась огорченною и не могла скрыть неудовольствие, но в сознании своего достоинства и благородства вздохнула в ответ на приветствие Ирода, причем открыто показала, что скорее печалится при его рассказах, чем радуется. Следствием этого было то, что теперь Ирод смутился не только на основании [неопределенных] подозрений, но и вследствие наличности фактов. Он совершенно растерялся при виде такой нескрываемой ненависти со стороны жены, опечалился, но не считал возможным отказаться от любви своей к ней. Он то не мог сдержать свой гнев, то снова примирялся с нею, переходя от одного к другому и всегда сильно страдая. Таким образом, обуреваемый и ненавистью и любовью к ней, он несколько раз был готов казнить ее за ее пренебрежение [к нему], но каждый раз чувствовал себя слишком слабым для того, чтобы устранить от себя эту женщину [навсегда]. Вообще же он охотно казнил бы ее, но вместе с тем боялся разлуки и полагал, что, если Мариамма умрет, он сам будет более ее наказан.
3. Видя такие отношения Ирода к Мариамме, сестра и мать его признали этот момент наиболее подходящим для выражения своей ненависти к ней и в разговоре стали постоянно возбуждать против нее Ирода такими тяжкими обвинениями, которые были в состоянии возбудить в нем единовременно как ненависть, так и отвращение к Мариамме. Ирод слушал все эти речи не без удовольствия, но вместе с тем не решался на основании их предпринять что-либо против нее, так как был далеко не уверен. Однако отношение к ней становилось у него все хуже и хуже, и наконец возникли несказанные страдания, так как Мариамма не скрывала своего неудовольствия, а у Ирода любовь понемногу сменялась гневом. В конце концов он принял бы решительные меры, но в это время получил извещение, что Цезарь вышел победителем из борьбы, что Антоний и Клеопатра умерли и что он овладел теперь Египтом. Поэтому он поехал навстречу Цезарю и оставил домашние дела в прежнем их положении. При отъезде царя Мариамма стала просить у него награды Соему за его ревностную службу, а именно места военачальника. Соем действительно получил это почетное назначение. Ирод же, встретившись с Цезарем в Египте, мог теперь свободнее общаться с ним, считаясь его другом, и удостоился при этом величайших почестей: Цезарь подарил ему четырехсот галлов[1261], телохранителей Клеопатры, и вновь отдал ему область, отнятую у него царицею, равно как включил в пределы его царства также Гадару, Гиппос и Самарию, а также приморские города Газу, Анфедон, Яффу и Стратонову Башню.
4. Достигнув этого, Ирод еще более возвысился и сопровождал Цезаря в Антиохию. Насколько его внешние дела шли удачно, настолько печальными нашел он при возвращении домашние дела свои, особенно относительно жены, со стороны которой он прежде всего пользовался таким счастьем. Любил он Мариамму действительно так сильно, как никто другой, о котором повествует история. Хотя она и соблюдала царю верность и вообще держала себя во всех отношениях к нему благопристойно, однако, по привычке всех женщин, вместе с тем относилась к нему с неприязнью, причем иногда обходилась с ним, невзирая на всю его страсть к ней, крайне резко и, несмотря на все свое подчинение и покорность ему, нередко давала ему чувствовать свои капризы. Но всего этого Ирод как будто не замечал вовсе и с достоинством и терпением переносил все. Вместе с тем она открыто стала укорять мать и сестру царя в низком происхождении, так что результатом этого явилась ненависть и непримиримая вражда между всеми этими женщинами; в то же время появились и более тяжкие обвинения. Таким образом, подозрительность царя получала обильную пищу и возрастала в течение целых полугода с тех пор, как Ирод вернулся от Цезаря. В конце концов эта все более и более раздуваемая вражда обнаружилась по следующему поводу. Когда однажды Ирод в полдень отправился в опочивальню, чтобы отдохнуть от жары, он позвал к себе Мариамму, побуждаемый большою любовью к ней. Царица явилась к нему, но отказалась разделить с ним ложе и стала укорять и поносить его за убийства ее отца и брата.
Царь с трудом снес это оскорбление и готов был решиться на крайность, но в это время услышавшая необычайный шум сестра царя Саломея послала к нему заранее подготовленного к тому виночерпия, которому было приказано сказать Ироду, будто Мариамма просила снабдить его любовным питьем для царя. Если же царь смутится и спросит его, что это за питье, то виночерпий должен отдать его царю по приказанию последнего; если же царь не смутится этим, пусть он воздержится от дальнейших разговоров; при этом Саломея уверила виночерпия, что здесь нет никакой опасности. Подготовив все таким образом, Саломея именно теперь послала виночерпия к царю. Виночерпий уверенно и свободно явился к царю с заявлением, что Мариамма дала ему подарки и уговорила его предложить царю любовное питье. Когда Ирод крайне заволновался и спросил его, что это за питье, тот ответил, что Мариамма дала ему нечто такое, содержание чего он сам не знает. Поэтому-то он и объявляет ему об этом, чтобы оградить себя от ответственности и предупредить царя. Услышав это, и без того уже возбужденный Ирод еще более разгневался и велел пытать евнуха, наиболее преданного Мариамме, потому что знал, что помимо этого евнуха жена его не могла решительно ничего предпринять. В такой крайности евнух под пыткою ничего, правда, не мог сказать относительно любовного питья, но зато рассказал, как у царицы явилась ненависть к Ироду вследствие разоблачений, сделанных ей Соемом. Не успел тот произнести свои слова, как царь громко закричал, что, всегда бывший верным ему и царству, Соем не осмелился бы проговориться о полученном поручении, если бы не был в близких отношениях к Мариамме. Поэтому он распорядился немедленно схватить и казнить Соема, а жену свою предал суду самых преданных друзей своих, ожесточенно обвиняя ее в приготовлении любовного питья и отравы. При этом Ирод нисколько не сдерживал себя и был вспыльчивее, чем бы следовало при судебном разбирательстве. В конце концов присутствующие, видя такое настроение царя, приговорили Мариамму к смерти. По произнесении этого приговора как сам царь, так и некоторые из судей решили не сразу приводить его в исполнение, но пока посадить царицу в одну из темниц при дворце. Однако Ироду пришлось внять настойчивым требованиям Саломеи, советовавшей ему умертвить Мариамму, чтобы тем самым избегнуть народных смут, которые могли бы возникнуть, если бы народ узнал, что царица еще жива.
5. Итак, Мариамма была отведена на казнь. Тогда Александра, видя, в каком положении дела, и понимая, что ей осталось мало надежды не потерпеть таким же точно образом от Ирода, круто и весьма неприлично изменила прежнее свое высокомерное поведение. Желая доказать полную свою непричастность к взводимому на царицу обвинению, она выбежала [на улицу] и стала при всех поносить дочь свою, называя ее гадкою и неблагодарною к мужу женщиною и говоря, что теперь она подвергается заслуженному наказанию за свои дерзости, так как поступила непристойно относительно своего главного благодетеля. Так как Александра столь наглым образом притворялась и даже вцепилась при этом дочери своей в волосы, то ее, как и следовало, многие сочли неприличною ханжою; особенно дала понять это Александре сама осужденная, которая с самого начала не ответила ей ни слова и, нисколько не смутясь, лишь с презрением посмотрела на эту гнусную женщину, очевидно показывая ей все ее жалкое ничтожество. Сама она совершенно бесстрашно и не изменившись в лице пошла на казнь, даже в последнюю минуту являя всем доказательство своего благородства.
6. Таким образом умерла Мариамма, этот высочайший идеал женской целомудренности и великодушия. Впрочем, ей недоставало сдержанности, и в характере ее в слишком сильной степени замечалась некоторая неуживчивость. Красотою своею и уменьем с достоинством держать себя она превосходила всех своих современниц: это и явилось главною причиною того, что она недостаточно любезно встречала царя и относилась к нему с недостаточною предупредительностью; пользуясь всегда любовью со стороны царя и не имея повода предполагать с его стороны какой-нибудь неприятности, она позволяла себе с ним слишком много. А так как ее угнетала судьба, постигшая близких ей людей, и она нисколько не стеснялась высказывать ему это прямо, то она в конце концов навлекла на себя вражду матери и сестры царя и даже самого Ирода; относительно последнего между тем она всегда была уверена, что он оградит ее от всяких неприятностей.
7. После казни Мариаммы любовь царя к ней возросла еще более, чем то было когда-либо раньше, как мы уже имели случай упоминать. Дело в том, что эта любовь к ней царя вовсе не была временною или ослабилась вследствие привычки, но как она с самого начала отличалась страстным энтузиазмом, так она не ослабевала и впоследствии при постоянном сожительстве. Теперь же казалось, что в виде наказания за казнь Мариаммы любовь к ней охватила его в еще гораздо более сильной степени, так что он часто громко призывал ее к себе, предавался ничем не сдерживаемым слезам, в конце концов стал придумывать всевозможные способы забыться и развлечься и с этою целью задавал попойки и пиры. Впрочем, все это отнюдь не помогало, так что он запустил даже все государственные дела и страдал в столь высокой степени, что приказал своим слугам громко звать Мариамму, как будто бы она была еще жива и могла слышать это и явиться. В то время как царь находился в таком состоянии, [в стране] появилась чума, которая похитила не только массу простонародья, но и наиболее близких к царю друзей его, причем у всех явилась мысль, что это бедствие служит доказательством гнева Божьего за беззаконие, совершенное относительно Мариаммы. Все это еще более расстраивало царя, так что он под предлогом охоты отправился наконец в пустынное место. Но здесь ему удалось пробыть лишь короткое время, ибо через несколько дней он впал в опасную болезнь. Его поразило сильное и сопряженное со страшными болями воспаление затылка, связанное с сотрясением мозга и расстройством умственных способностей. Все примененные средства, однако, нисколько не помогали, так что наконец явилось сомнение в возможности выздоровления царя. Так как все попытки в этом отношении оказывались тщетными и сам царь мог соблюдать лишь ту диету, к которой принуждал его характер болезни, врачи согласились давать ему все, чего бы он ни пожелал, и предоставили случаю выздоровление его, на которое, впрочем, было мало надежды. Болезнь эта охватила царя в Самарии, прозванной Себастою.
8. Тем временем пребывавшая в Иерусалиме Александра, успев узнать о положении царя, приложила все старания, чтобы овладеть укрепленными пунктами города. Этих пунктов было два; из них один находился в самом городе, другой же в храме. Всякий, кто овладевал ими, тем самым подчинял себе и весь народ иудейский: помимо этих пунктов не могли совершаться жертвоприношения, без которых не может жить ни один иудей, потому что все они готовы скорее лишиться жизни, чем отступить от установленного служения Предвечному. Поэтому Александра вступила в переговоры со стражею, указывая на необходимость передать эти укрепления ей и детям Ирода, чтобы в случае кончины последнего никто не мог предупредить их и захватить власть. В случае же, если бы царь выздоровел, по ее мнению, опять-таки самыми надежными людьми явятся члены его собственной семьи. [Командиры] гарнизонов отнеслись к этому предложению Александры с неудовольствием и, оставаясь прежде верными царю, тем более решили оставаться таковыми и теперь, так как чувствовали ненависть к Александре и считали безбожным изменять находившемуся еще в живых Ироду. Они были издавна преданы ему, а один из них, Ахиаб, даже доводился племянником царю. Поэтому они немедленно донесли последнему о планах Александры. Ирод распорядился тотчас казнить ее, а так как он сам едва успел оправиться от болезни и все еще страдал душою и телом, то был крайне раздражителен и стал казнить по самым ничтожным причинам всех, кто попадался ему под руку. Так, например, он казнил многих из самых преданных друзей своих, а именно Костобара, Лисимаха, Гадию, носившего прозвище Антипатра, а также Досифея. Поводом к этому послужило следующее.
9. Костобар был идумеянином и принадлежал к числу знати своей страны, потому что предки его были жрецами идумейского божества Котзе. После того, как Гиркан ввел у идумеян иудейские обычаи и религию, Ирод овладел страною и назначил правителем Идумеи и Газы Костобара, причем выдал за него сестру свою, Саломею, после казни ее первого мужа Иосифа, о которой мы сообщали выше. Достигнув неожиданно столь высокого положения, Костобар вознесся в своем счастье и несколько вышел из своих границ, не считая себя более обязанным повиноваться предписаниям Ирода и полагая, что идумеяне вовсе не для того приняли иудаизм, чтобы быть в подчинении у иудеев. Поэтому он послал сказать Клеопатре, что, так как Идумея всегда находилась под властью ее предков, она имеет право требовать себе от Антония эту страну, причем он сам выражал полную готовность примкнуть к царице. Впрочем, все это Костобар сделал не для того, чтобы угодить Клеопатре и усилить ее власть, а потому, что рассчитывал сам стать полновластным правителем идумейского народа и увеличить свое могущество за счет ослабления Ирода. Этим надеждам он предавался с тем большею охотою, что имел крупную поддержку не только в знатности своего происхождения и в значительных денежных средствах, добытых путем систематической экономии, но и в том, что всегда энергично преследовал раз намеченную цель.
Итак, Клеопатра стала просить у Антония эту страну, но не получила ее, тогда как Ироду было сообщено все это и он совсем уже было приготовился казнить Костобара. Однако ввиду заступничества сестры и матери своих он простил его, причем, однако, все остальное время никак не мог освободиться от недоверия к Костобару за его тогдашнюю попытку.
10. Спустя некоторое время Саломея поссорилась с Костобаром. Тогда она немедленно послала ему разводное письмо с целью расторжения своего брака.
Так поступила она вопреки иудейским законам, потому что это у нас разрешается мужу, тогда как женщина не вправе вступить в новый брак, пока она не получила развода от первого своего мужа. Однако Саломея пренебрегла этим основным законом и поступила здесь совершенно произвольно. Брату же своему, Ироду, она объявила, что бросила мужа из любви к нему, Ироду: она узнала, что муж ее, вместе с Антипатром, Лисимахом и Досифеем, злоумышляет против безопасности государства. Вместе с тем для подтверждения своих слов она указала на то, что Костобар держит у себя вот уже двенадцать лет сыновей Вава, что и было в действительности так. Все это, узнанное столь неожиданно, крайне смутило царя, и он очень заволновался, так как не ожидал ничего подобного. Что касается сыновей Вава, Ирод первоначально собирался казнить их, так как они стали во враждебные к нему отношения, впоследствии же он совершенно забыл о них, и с тех пор прошло много времени. Вражда же и ненависть к ним возникла следующим образом: когда еще царская власть была в руках Антигона, и Ирод во главе войска осаждал Иерусалим, нашлось много лиц, которые вследствие массы связанных с осадою бедствий желали впустить Ирода в город и уже были готовы возложить на последнего все свои надежды. Происходившие, однако, из знатного рода и пользовавшиеся в глазах толпы авторитетом сыновья Вава продолжали оставаться верными Антигону, постоянно поносили Ирода и побуждали народ сохранить за Антигоном принадлежащую ему по праву рождения власть. И вот народ держался их взгляда на вещи, считая это более полезным и целесообразным. Когда же Ирод взял город и верховная власть оказалась в его руках, Костобар, которому было поручено занять и оберегать все выходы из города, чтобы из него как-нибудь не ускользнули виновные граждане или противники царя, принял сыновей Вава и отвез их к себе, зная, в каком они почете у народа, и рассчитывая, что в случае переворота спасение их может сослужить ему самому крупную службу. Впоследствии он, чтобы освободиться от всякого с его стороны подозрения, клятвенно уверил Ирода, что ему ничего неизвестно о судьбе их. Также и позже, когда Ирод велел объявить о том во всеобщее сведение и обещал награду за поимку и всячески старался найти их, Костобар не сознался. Раз он однажды солгал, то он считал теперь для самого себя небезопасным выдать этих людей и еще старательнее скрывал их не только из расположения к ним, но и по необходимости.
После того как Ирод узнал все это от сестры своей, он послал в указанное место, где находились сыновья Вава, и велел казнить как их, так и всех вместе с ними обвиненных. Теперь не оставалось в живых уже никого из родни Гиркана, и Ирод властвовал единолично, так что никто более не осмеливался противодействовать его беззаконным начинаниям.
Глава восьмая
1. Таким образом Ирод все более и более уклонялся от соблюдения древних установлений и обычаев и введением иноземных начинаний подтачивал издревле сложившийся и нерушимый строй жизни. Так как все то, что раньше поддерживало в народной массе прежнее благочестие, теперь подвергалось презрению, то мы в результате от этого немало пострадали в позднейшее время. Во-первых, он ввел в честь Цезаря через каждые пять лет повторявшиеся общественные игры и построил в [самом] Иерусалиме театр, равно как на равнине огромнейший амфитеатр, роскошь которых бросалась всем в глаза, но которые отнюдь не соответствовали мировоззрению иудеев, ибо иудеи были непривычны к такого рода зрелищам. Празднование этих игр он производил с большою торжественностью, приглашая с этою целью зрителей из соседних стран и собирая весь [иудейский] народ из них. Также и борцы и всякие другие участники в состязаниях приглашались со всех концов земли, и они являлись в надежде на призы и на славу победы, причем тут участвовали крупнейшие корифеи своего дела. Ирод назначал выдающиеся призы не только участникам в гимнастических состязаниях, но также и знатокам музыки и танцев и тем побуждал лучшие силы вступать в состязания. Равным образом он назначал также большие призы квадригам[1262], парным экипажам и одиночкам; одним словом, все, что где бы то ни было выдавалось роскошью и блеском, он старался превзойти еще большею красотою. Кругом всего театра тянулись надписи в честь Цезаря и были воздвигнуты из червонного золота и серебра изображения трофеев его от тех народов, которых он победил на войне. Не было таких драгоценных и прекрасных одеяний и камней, которые бы не показывались зрителям на этих состязаниях. При театре имелся запас диких зверей, в том числе масса львов и всяких других зверей, отличавшихся чрезмерною силою или особенною редкостью. Этих зверей выпускали на бой как между собою, так и с присужденными к смерти людьми, причем иноземцам в одинаковой мере доставляли удовольствие как роскошь обстановки, так и волнение, вызываемое этими опасными зрелищами, тогда как для туземцев тут было лишь доказательство явного разложения нравов, чистоту которых они так свято соблюдали. Иудеи считали явным безбожием предоставлять диким зверям людей для удовольствия других людей и в столь же высокой степени безбожным вводить в свою личную жизнь чужеземные обычаи. Больше же всего оскорбляли их трофеи, и они не мало печалились, видя в них запрещенные законом изображения вооруженных людей.