Флавий Иосиф. Иудейские древности

   3. Когда этот ответ был передан Давиду, последний очень обрадовался тому, что Саул хочет вступить с ним в столь близкое родство, и, совершенно не рассуждая, возможно ли и удобоисполнимо ли возлагаемое на него поручение, он немедленно отправился со своими товарищами на врагов и взялся за совершение подвига, возложенного на него взамен брака. А так как Господь Бог облегчал Давиду все его предприятия и делал ему даже невозможное удобоисполнимым, то ему удалось убить множество врагов, отрубить у шестисот из них головы, представить их царю и требовать себе за это условленное разрешение вступить в брак с царевной. Саул не имел возможности уклониться от исполнения данного обещания, считая гнусным обмануть Давида или коварно отказать ему, дабы не обнаружилось, что он ему только посулил брак, чтобы на самом деле избавиться от него путем почти неисполнимого поручения. Поэтому он выдал за него дочь свою Михалу^[587].

Глава одиннадцатая

   1. Однако и после этого Саул успокоился ненадолго: видя, что Давид пользуется благоволением Господа Бога и расположением простонародья, он стал еще больше бояться его, и так как вопрос сводился к двум весьма серьезным пунктам – к сохранению царства и жизни, из которых потеря того или другого представляла бы страшное несчастье, он не был в состоянии подавить в себе ужас перед этим. Ввиду этих соображений Саул решил избавиться от Давида и поручил сыну своему Ионафу и вернейшим своим приближенным умерщвление его. Ионаф был страшно поражен столь странной к Давиду переменой отношений отца, который прежде отличался таким к нему благоволением, а теперь готов был даже убить его, и, так как он очень любил юношу и относился с глубоким уважением к его добродетелям, Ионаф выдал ему намерение и решение Саула убить его. При этом Ионаф посоветовал Давиду принять меры предосторожности и не показываться Саулу в течение следующего дня. Сам же он хотел пойти к отцу, под предлогом осведомления о его здоровье, а на самом деле для того, чтобы в удобную минуту навести разговор на Давида, узнав о причине, побуждающей Саула к такому решению, и затем постараться представить эту причину несовместной со справедливостью, в силу которой нельзя убивать человека, оказавшего столько благодеяний не только народу, но и самому царю.
   Этим путем он рассчитывал добиться от Саула помилования Давида, даже если бы последний был виновен в самых тяжких преступлениях. «Затем, – заключил Ионаф свою речь, – я уведомлю тебя о решении отца». Следуя дружескому совету, Давид избегал показываться на глаза царю.
   2. Когда на следующий день Ионаф явился к Саулу, то нашел его бодрым и в отличном расположении духа и потому решился немедленно завести разговор о Давиде. «Какую малую или большую вину, – сказал он, – нашел ты, отец, в Давиде, что отдал приказ убить его, человека, который оказал тебе такую услугу, выручив тебя самого, а еще большую народу, наказав филистимлян и избавив народ еврейский от постоянных в продолжение сорока дней насмешек и поношений. Ведь он один решился принять вызов врага. Затем он доставил тебе требуемое количество голов филистимлян и в награду за это получил в жены сестру мою. Ввиду этого его смерть должна бы быть для всех нас большим несчастием, не только потому, что мы потеряли бы заслуженного человека, но и оттого, что этот человек наш родственник. Смерть его была бы страшною несправедливостью и по отношению к дочери твоей, которая, не успев насладиться брачной жизнью, уже должна будет овдоветь. Приняв все Это во внимание, смягчи свое решение и не губи человека, который сослужил нам всем великую службу, во-первых, тем, что, когда ты был одержим злым недугом беспокойства, вернул тебе душевный мир, а во-вторых, отомстив за вас врагам; по-моему, было бы совестно забывать о таких вещах». Эти речи убедили Саула, и он поклялся сыну своему не причинять Давиду зла, так как справедливый довод сильнее вспышки гнева или чувства страха. Ионаф послал тотчас же за Давидом, известил его о миролюбивом настроении отца и затем привел его к Саулу. С этих пор Давид оставался при царе, как и раньше.
   3. Когда около того же времени филистимляне вновь вошли войною на евреев, Саул выслал против них Давида j& войском. В сражении с ними Давид перебил множество врагов и, одержав полную победу, возвратился к царю. Саул, однако, принял зятя не так, как тот рассчитывал после столь счастливого исхода войны, а с нескрываемым по поводу удачи его неудовольствием, так как опять усматривал в его победе опасность лично для себя. Когда же вскоре затем злой дух снова обуял и стал терзать его, то царь велел Давиду явиться к нему в опочивальню, где он лежал на постели, держа копье свое в руке. Затем Саул приказал ему играть на цитре и петь, и в то время как зять стал исполнять требование, Саул пустил в него копье. Но Давид, предвидя это, уклонился от Удара, тотчас бежал к себе домой и оставался там целый день.
   4. Ночью царь послал к его дому стражу с приказом стеречь Давида до зари, чтобы он не убежал и не вздумал скрыться: затем он хотел предать его суду и казнить. Между тем жена Давида, царская дочь Михала, узнав о происках отца своего против ее мужа, стала очень беспокоиться за его участь, а также и за себя, потому что смерть мужа лишила бы и ее радостей жизни. Поэтому она пришла к Давиду и сказала ему: «Берегись, чтобы восходящее солнце не застало тебя здесь, так как иначе ты его больше уже не увидишь вовсе. Беги, пока эта ночь предоставляет тебе возможность бегства, и да продлит для тебя Господь Бог эту ночь. Знай, что, если тебя найдет отец, ты погиб». Затем она спустила его на канате из окна и таким образом спасла его. После этого она устроила кровать так, как будто в ней лежит больной, а под одеяло сунула печень козы^[588].
   Когда на следующее утро явились посланцы Саула, чтобы схватить Давида, то Михала сказала им, что муж ее провел очень беспокойную ночь, что он болен, и показала им прикрытую кровать и двигавшуюся в ней печень, уверяя, что это Давид так тяжело дышит. Посланцы вернулись к царю и объявили ему, что Давид ночью заболел. Саул, однако, велел доставить к нему Давида хотя бы и в таком состоянии, потому что непременно хотел умертвить его. Когда посланные вернулись в дом Давида, то, открыв кровать, увидели, какую хитрую штуку устроила с ними Михала, и сообщили об этом царю. Последний осыпал дочь упреками за то, что она обманула его и спасла врага; она же придумала в свое оправдание довольно правдоподобное объяснение, а именно сказала, что Давид пригрозил ей умертвить ее, если она не изыщет средства к его спасению; ввиду этого она просит простить ее, так как обманула царя по принуждению, а не по доброй воле. «Мне кажется, – сказала Михала в заключение, – тебе следует не столько заботиться об умерщвлении своего врага, сколько быть довольным, что я осталась жива». Этим она добилась от Саула помилования. Давиду между тем удалось избегнуть опасности и прибыть в Арамафу к пророку Самуилу, которому он и рассказал о кознях царя, о том, как тот чуть не убил его копьем, несмотря на то что он, Давид, ничем пред ним не провинился, всегда храбро сражался за него в битвах с врагами я с Божьею помощью постоянно удачно и счастливо трудился за царя. Но оказывается, что это-то именно и было причиною враждебного настроения Саула против Давида.
   5. Когда пророк Самуил узнал о такой несправедливости царя, он вместе с Давидом покинул город Арамафу и отправился с ним в местность, носящую название Галваафа^[589]. Тут он прожил с ним некоторое время. Когда же Саула известили о том, что Давид находится у пророка, то царь отправил туда воинов с приказанием схватить его и привести во дворец. Придя к Самуилу и застав у него собрание пророков, царские посланцы также преисполнились духа Божьего и тоже начали пророчествовать. Когда Саул узнал об этом и выслал для поимки Давида других воинов, то и с ними произошло то же самое, а также и с третьими посланцами, которые тоже стали пророчествовать. В сильном гневе Саул сам в конце концов отправился к Самуилу, который, при его приближении, заставил и его в свою очередь пророчествовать. Поэтому, лишь только Саул прибыл к Самуилу, дух Божий обуял его и он совершенно потерял рассудок сорвав с себя одежду, Саул упал наземь и в продолжение целых суток лежал без движения на глазах у Самуила и Давида.
   6. Отсюда Давид прибыл к Ионафу, сыну Саула, пожаловался ему на преследования со стороны отца его в рассказал ему, как Саул, несмотря на отсутствие какой-нибудь с его стороны провинности или какого бы то ни было упущения, так и старается поскорее умертвить его. Однако Ионаф стал умолять Давида не доверять таким предположениям и не полагаться на всякую клевету, которую сообщат ему, но успокоиться и полагаться на него, потому что невероятно, чтобы отец мог так злоумышлять против него; иначе он, наверное, сообщил бы об этом ему, Ионафу, и посоветовался бы с ним, как он обыкновенно поступал во всех прочих делах. Давид же стал клятвенно уверять Ионафа, что дело обстоит все-таки так, как говорит он, Давид, и вместе с тем умолял Ионафа лучше положиться на верность высказываемых предположений, чем относиться к ним без внимания и убедиться в правильности их лишь тогда, когда он либо увидит его, Давида, мертвым, либо услышит о его смерти. Отец же, по его мнению, потому не делится с Ионафом своими на этот счет планами, что отлично знает его дружбу и расположение к нему, Давиду.
   7. Ионаф тем не менее не был вполне уверен в том, что Давид не ошибается относительно намерений Саула, и с печалью в сердце спросил его, чем бы он мог помочь ему. На это Давид отвечал: «Я отлично знаю, что ты захочешь по силе возможности оказать мне услугу и помощь. Завтра наступает новолуние, когда я обыкновенно принимаю участие в царском обеде. Так вот что: я уйду из города и скроюсь где-нибудь в низменности. Когда же твой отец начнет спрашивать обо мне, то скажи ему, что я, с твоего разрешения, отправился в свой родной город Вифлеем, где семья моя справляет празднество. Если он ответит на это тем, что обыкновенно принято говорить при отъезде близких людей, т. е. пожелает мне счастья в пути, то знай, что он не замышляет против меня ничего недоброго. Если же ответит иначе, то будет ясно, что он злоумышляет против меня. Во всяком случае сообщи мне о настроении отца твоего, хотя бы из чувства сострадания ко мне и в знак дружбы нашей, доказательств которой ты, господин мой, имеешь от меня, раба твоего, достаточное количество. Если же находишь, что я в чем-нибудь действительно провинился, то лучше убей меня сам и тем предупреди мою казнь от руки отца твоего».
   8. Последние слова Давида кольнули Ионафа в самое сердце, и он обещал другу сделать для него все, чего бы тот ни пожелал, во всяком же случае немедленно уведомить его, если бы отец дал ему зловещий или опасный для Давида ответ. А для того, чтобы еще более уверить Давида в своей поддержке, он пошел с ним в поле и тут под открытым небом поклялся ему, что сделает все возможное для его спасения. «Тот Господь Бог, Который, как тебе известно, вездесущ, наполняет Собою все и знает мои помыслы даже раньше, чем я облеку их в форму слов, да будет свидетелем моего с тобою уговора, в силу которого я не упущу случая выведать планы отца моего и настроение его относительно тебя. И когда я узнаю это, я не только не скрою этого от тебя, но немедленно извещу тебя, невзирая на то, расположен ли к тебе отец, или злоумышляет против тебя. Тот же самый Предвечный и Сам знает, как умоляю я Его всегда быть с тобою. Он и теперь с тобою, и не только не покинет тебя, но даст тебе возможность осилить врагов, хотя бы то был отец мой или я сам. Ты помни эти слова мои; а если мне придется умереть, спаси детей моих и отплати им добром за то добро, которое оказал тебе я». Поклявшись ему таким образом, Ионаф расстался с Давидом, указав ему первоначально также и место, где он, Ионаф, обыкновенно занимается телесными упражнениями. Сюда он обещался прийти с сыном, лишь только узнает о намерениях отца своего. «Когда я выпущу три стрелы, – сказал он, – и велю мальчику своему принести их, потому что они лежат перед ним, то знай, что тебе ничего не угрожает от отца; если же я скажу как раз обратное^[590], то пойми, что тебе предстоит все дурное от царя. Во всяком случае рассчитывай на меня в смысле личной твоей безопасности: ты не подвергнешься никаким притеснениям. Когда дал тебя снова наступят счастливые времена, вспомни об этом и позаботься о моих сыновьях».
   9. После таких со стороны Ионафа уверений в преданности Давид отправился в условленное место. На следующий день (в новолуние) царь Саул, совершив, по установленному обычаю, ритуальное очищение, сел за обеденный стол, причем место с правой от него стороны занял сын его Ионаф, а с левой – военачальник Авеннир. Когда Саул увидел, что место Давида осталось незанятым, он сперва промолчал, предполагая, что Давид не успел совершить ритуального очищения. Когда же он и на второй день не заметил Давида, то обратился к сыну своему Ионафу с вопросом, почему как накануне, так и сегодня не видно за столом в числе обычных гостей сына Иессея. Ионаф ответил по уговору, что Давид, с его разрешения, отправился к себе на родину ввиду семейного празднества и пригласил и его, Ионафа, направиться вместе с ним для участия в жертвоприношении. «Поэтому, если ты разрешишь мне это, – прибавил он, – и я отправлюсь [в Вифлеем]».
   Тут только пришлось Ионафу воочию убедиться во враждебном настроении отца своего против Давида и явно увидеть все его козни, потому что Саул не смог скрыть гнев свой, но стал поносить и Ионафа, называя его развратником и врагом, сообщником и пособником Давида, говоря, что Ионаф, при таких своих взглядах, не стыдится ни отца, ни матери своей и не желает понимать, что, пока жив Давид, их собственная царская власть подвергается крайней опасности. «Поэтому пошли за ним, – сказал Саул, – чтобы я [достойным образом] наказал его». Когда же Ионаф возразил: «За какие преступления собираешься ты наказать Давида?» – то Саул окончательно рассвирепел и перешел от упреков и ругательств к делу: схватив копье, он бросился с ним на сына, намереваясь убить его. Однако ему не удалось сделать это, потому что он вовремя был остановлен друзьями. Ионафу же стало вполне очевидною вся ненависть царя к Давиду и страстное его желание погубить последнего, так как он из-за этого чуть было не поднял руки на собственного сына.
   10. Так как Ионаф с горя уже больше не был в состоянии участвовать в обеде, то он вышел из-за стола и всю ночь не мог сомкнуть глаз от печальных размышлений, что сам он чуть не погиб и что гибель Давида решена бесповоротно. На рассвете он же вышел в поле, за город, как будто для упражнения в стрельбе, а на самом деле для того, чтобы, по уговору, известить друга своего о решении отца. Сделав все, как было условлено, Ионаф отправил сопутствовавшего ему отрока назад в город, сам же пошел в более скрытое место, где находился Давид, чтобы свидеться и переговорить с последним. Увидев его, Давид бросился к ногам Ионафа и со слезами на глазах благодарил его за спасение ему жизни. Ионаф же поднял его с земли, крепко обнял его, и оба долго плакали, вспоминая вместе прожитую юность, свою взаимную дружбу, служащую предметом столь великой зависти, и предстоящую им теперь разлуку, которая казалась им хуже смерти. Оправившись наконец несколько от своей печали, они дали друг другу слово не забывать о клятвенном своем обещании и затем расстались^[591].

Глава двенадцатая

   1. Убегая от царя и смерти от руки его, Давид прибыл в город Наву^[592] к первосвященнику Ахимелеху, который очень удивился, видя, что Давид пришел один без спутника и даже без слуги, и потому тотчас же спросил о причине такого странного явления. Давид известил, что царь дал ему тайное поручение, при исполнении которого присутствие посторонних лиц было нежелательно. «Впрочем, – сказал Давид, – я приказал слугам съехаться со мною здесь, в этом городе». Затем он попросил у первосвященника несколько припасов на дорогу, говоря, что своею помощью он окажет ему дружескую услугу и поспособствует исполнению предприятия. Получив припасы, Давид попросил также какого-нибудь оружия, бывшего случайно под рукою, меча или копья. В то время там находился один из слуг Саула, сириец Доик^[593], которому были поручены табуны царских мулов. Первосвященник ответил на просьбу Давида, что у него нет никакого оружия, кроме Голиафова меча, который, после убиения филистимлянина, Давид сам посвятил Господу Богу.
   2. Взяв себе этот меч, Давид бежал из пределов еврейской земли в филистейский город Гитту, где тогда царем был Анхус. Тут его увидали и узнали слуги царя си тотчас донесли последнему, что это тот самый Давид, который перебил много десятков тысяч филистимлян. Тогда, боясь быть убитым и подвергнуться здесь той же самой опасности, от которой он бежал из владений Саула, Давид притворился сумасшедшим и юродивым, говорил с пеной у рта и всякими другими способами старался убедить царя Гитты в своей душевной болезни. Действительно, царь очень рассердился на своих слуг за то, что они привели к нему сумасшедшего, и потому приказал им поскорее выпроводить Давида.
   3. Спасшись таким образом из Гитты, Давид направился в область колена Иудова, поселился тут в пещере вблизи города Адуллама^[594] и послал своим братьям известие о своем местопребывании. Братья явились к нему в сопровождении всей родни, а также стали стекаться к Давиду все те, которые были в бедственном положении или должны были почему-либо бояться царя Сеула, и охотно стали предлагать ему свои услуги. Таким образом вокруг Давида вскоре собралось около четырехсот человек. Ободренный такою массою товарищей, Давид покинул пещеру, отправился к моавитскому царю и просил его разрешить родителям его жительство в стране до тех пор, пока не выяснится его положение. Царь не только с радостью оказал Давиду эту услугу, но и оказывал родителям его в продолжение всего их пребывания в его стране всяческое почтение...^[595]
   4. Между тем сам Давид, по приказанию пророка, покинул пустыню, отправился в область колена Иудова – поселился там в городе Саре^[596].
   Когда Саул услышал, что Давида видели окруженным большою толпою [вооруженных], он впал в необычайный страх, и ужас обуял его при мысли, что, при знакомой ему храбрости и отваге Давида, здесь угрожает такая опасность, которая совершенно сокрушит его или по крайней мере представит серьезные затруднения. Ввиду этого Саул созвал своих приближенных, военачальников и представителей того колена, из которого он сам был родом, к себе на ту гору, где помещался его дворец, сел на месте, носившем название Аруры^[597], и, окруженный множеством высокопоставленных лиц и отрядом телохранителей, обратился к собранию со следующими словами:
   «Товарищи и сородичи мои! Думаю, что вы не забыли о тех благодеяниях, которые я оказал вам, предоставив в ваше владение земельные участки и удостоив вас почетными должностями и званиями. Теперь я спрашиваю вас, рассчитываете ли вы на более щедрые знаки милости и на большее число подарков со стороны сына Иессея? Я ведь знаю, что вы все расположены к нему, так как даже собственный сын мой Ионаф держит его сторону и склоняет вас к тому же. Мне отлично известен факт заключения клятвенного договора Ионафа с Давидом, и я прекрасно знаю, что Ионаф является товарищем и сообщником Давида в происках против меня. Между тем никому из вас нет до этого дела; напротив, вы спокойно ожидаете грядущих событий».
   Царь смолк, но никто из присутствующих не ответил на его речь. Один лишь сириец Доик, заведовавший царскими мулами, сказал, что он видел, как Давид явился в город Наву к первосвященнику Ахимелеху, как тот предсказывал ему будущее и как Давид, получив от него припасы на дорогу и меч Голиафа, отправился дальше, куда хотел, предварительно обезопасив себя указанным образом.
   5. Ввиду этого Саул тотчас послал за первосвященником и всеми его родственниками: «Что я сделал тебе такого ужасного и неприятного, что ты принял к себе сына Иессея и снабдил того, который злоумышляет против моей царской власти, припасами и оружием? Какие предсказания относительно будущего дал ты ему? Ведь тебе было небезызвестно, что он бежал от меня и прятался, злоумышляя против всего моего дома». Первосвященник и не думал отпираться, но прямодушно отвечал, что он все это дал Давиду, думая тем оказать услугу не последнему, но царю, так как не мог предполагать в нем врага Саула, но, напротив, считал его наиболее верным его слугою, тысяцким, а главное, видел в нем царского родственника, зятя. В родство же обыкновенно не вступают с людьми, враждебно настроенными, но, наоборот, с теми, к кому питаешь благоволение и кого хочешь почтить этим. Что же касается предсказания, то он делал это с Давидом уже не в первый раз, но часто и раньше при разных случаях. «Так как Давид заявил, – продолжал первосвященник, – что он послан тобою со спешным поручением, то отказ ему в его просьбе я считал бы скорее неповиновением именно тебе, чем ему. Поэтому ты не имеешь права обвинять меня в каком бы то ни было неблаговидном поступке и не можешь подозрительно относиться к тому, что я помог тогда Давиду, когда думал этим исполнить повелеваемую мне чувством преданности обязанность относительно тебя; я помог твоему другу, зятю и тысяцкому, а не врагу твоему»