Флавий Иосиф. Иудейские древности

Предисловие издателей

   Эта книга не переиздавалась на русском языке почти сто лет. Написана же она была около двух тысячелетий назад и пользовалась популярностью у читателей всех предшествующих исторических эпох. Ее читали в разных странах, на разных языках, читали люди, принадлежавшие к разным культурам и вероисповеданиям. Книга многократно переписывалась и переводилась, а с изобретением книгопечатания часто издавалась. Написанная автором-иудеем, она стала популярной среди христиан. И то, что «Иудейские древности» дошли до нас, – это заслуга прежде всего христианской традиции.
   Именно в этой книге находится хронологически первое нехристианское упоминание об Иисусе Христе. Именно в ней, как и в «Иудейской войне», христиане находили подробные характеристики многих персонажей, которые в Новом Завете обрисованы весьма фрагментарно. Это – Ирод I (Великий), Ирод-Антипа, Ирод-Филипп, Иродиада, римские прокураторы Иудеи Понтий Пилат, Феликс, Порций Фест, наместник Сирии Квириний и другие. В средние века произведения Иосифа Флавия были, пожалуй, единственным источником, из которого можно было получить дополнительные сведения о деяниях этих людей. А ведь именно с ними пересекались судьбы главных героев христианского Нового Завета. «Иудейские древности», равно как и «Иудейская война», давали христианской мысли богатый и уникальный материал о той ситуации в Палестине, да и в других регионах Римской империи, где жили и действовали Иисус и апостолы. Иудея – родина христианства, и это, несомненно, вызывало у христиан повышенный интерес к ее истории, особенно новозаветного времени.
   Но, разумеется, целью автора было отнюдь не описание первохристианских реалий. В «Иудейских древностях» излагается история еврейского народа с древнейших времен до начала Иудейской войны в 66 году н. э., причем освещается она на широком фоне всемирной истории – в той степени, конечно, в какой она была известна автору.
   «Иудейские древности» – это вторая и самая крупная работа Иосифа Флавия. Судьба этого человека необычна. Настоящее его имя Иосиф бен Маттафия (Йосеф бен Маттитьяху). Он еврей, родился в Иерусалиме в первый год правления римского императора Гая Калигулы (то есть между мартом 37 и мартом 38 года и. э.). Происходил из знатной еврейской семьи. В детстве и юности получил традиционное образование, в основном религиозное. В молодости увлекся изучением различных направлений в иудаизме. Три года жил в пустыне с ессеями, но затем вернулся в Иерусалим – возможно, потому, что не выдержал трехлетнего испытательного срока, установленного ессеями для своих приверженцев. Сохранив симпатии к ессеям, Иосиф все же стал сторонником фарисеев и был им до конца своей жизни. В двадцатитрехлетнем возрасте он отправился в Рим, где пробыл несколько лет. Грандиозность и пышность великого города поразили его.
   Когда Иосиф возвратился на родину, там уже шла освободительная война против римского гнета. В этой войне 66-73 годов н. э., которую благодаря Иосифу Флавию стали называть Иудейской, переплелось еврейское национально-освободительное движение против римлян, превративших с 6 года н. э. Иудею в свою провинцию, с социальной и религиозной борьбой внутри самого иудейского общества. Иосиф бен Маттафия был назначен командующим войсками повстанцев в Галилее, через которую римляне направили свой главный удар. Иосиф действовал медленно, нерешительно, а когда римляне разбили восставших в Галилее, он сдался в плен. Там он предсказал римскому полководцу Веспасиану, что тот вскоре станет императором. Так и произошло – в усобицах, последовавших за смертью Нерона, победил тот, под чьим командованием находились самые крупные военные силы. Веспасиан освободил Иосифа из плена, и он в знак благодарности по обычаю римских вольноотпущенников взял себе родовое имя Веспасиана – Флавий. Так Иосиф бен Маттафия стал Иосифом Флавием. Он ступил на путь измены – служил вначале при Веспасиане, а затем адъютантом при его сыне Тите, который окончательно подавил восстание в Иудее.
   После кровавого завершения Иудейской войны Иосиф до конца своих дней жил в Риме, в императорском дворце на Эсквилине, и был, по существу, самым влиятельным человеком среди римских евреев, пользуясь покровительством императоров Веспасиана, Тита и даже Домициана. В Риме он занялся литературной работой и начал писать исторические сочинения. Первым из них была «Иудейская война», прочитанная и одобренная Веспасианом и Титом.
   Над вторым своим произведением – «Иудейскими древностями» – Иосиф Флавий трудился много лет и закончил его в середине 90-х годов, незадолго до своей смерти (умер он, вероятно, в 100 году или двумя-тремя годами позднее). Главной целью Иосифа было не простое описание исторических событий. Он хотел ознакомить с богатой и древней историей своего народа широкие круги читателей из разных стран, подчиненных могущественному Риму. В известной степени его произведение – это иудейская апология. Иосиф стремился показать, что евреи, так же как и многие другие народы, имеют древние и глубокие религиозные, государственные и культурные традиции. Его концепция истории – провиденциалистская: в соответствии со своими религиозными убеждениями он считал только евреев богоизбранным народом и историю их рассматривал как выполнение божественных установлений, отступления от которых приводили к тяжелым бедам и несчастьям.
   В соответствии с главной целью Иосифа его труд был написан на греческом языке. Он состоит из двадцати книг. Свое повествование Иосиф Флавий начинает с момента сотворения мира. Текст первых десяти книг параллелен библейскому тексту. Иосиф подробно не пересказывает содержание Библии и строго не следует ему. Его повествование более краткое и, если можно так сказать, более историзованное – он скрупулезно прослеживает в Библии линию именно человеческой истории. В одиннадцатой книге он доходит до времен Александра Македонского. С двенадцатой книги содержание «Иудейских древностей» перекликается с содержанием «Иудейской войны», но события раскрываются более подробно, более широко, порой в иной версии. Как и в первой своей книге, Иосиф Флавий излагает историю евреев на фоне всемирной истории.
   При работе над «Иудейскими древностями» автор использовал большое количество источников, многие из которых до нас не дошли. Он приводит множество текстов государственных указов, цитирует договоры между государствами. Опирается Иосиф и на труды своих предшественников – историков Страбона, Полибия, Тита Ливия, Азиния Поллиона, Николая Дамасского и других. Для первых же книг «Иудейских древностей» главным источником, конечно, была Библия.
   Трудно переоценить значение трудов Иосифа Флавия для научной библеистики. Как в «Иудейской войне», так и в «Иудейских древностях» он предпринял попытку представить в наивыгодном свете историю и культуру древнееврейского народа. Понимая всю ответственность поставленной перед собой задачи, Иосиф выработал своеобразный подход к материалу библейских книг. В основном следуя тексту Септуагинты, он опускает или подает иначе все то, что представляет его народ в невыгодном ракурсе. Так он игнорирует в своем пересказе Ветхого Завета эпизод с продажей Исава Иакову своего первородства, сведения о кровосмесительстве Иуды и Фамари, Лота и его дочерей, об убийстве Моисеем египтянина и о других нелицеприятных событиях.
   Своеобразно его отношение к чудесам, о которых рассказывает Библия. В большинстве случаев он стремится при первой возможности дать им рациональное объяснение. В остальных же местах ограничивается простым пересказом библейского текста. К некоторым ветхозаветным чудесам Иосиф относится явно скептически. Это видно из приведенных им аналогий. К примеру, проход израильтян по дну Красного (Чермного) моря он сравнивает с описанием перехода Александра Македонского через Памфилийское море; при этом он оговаривается: пусть каждый думает о таких сведениях как ему угодно.
   Иосиф старается показать, что уже древнейшие представители его народа обладали культурой и образованностью весьма высокого уровня. В этом, по его словам, они не уступали представителям современной ему античной цивилизации. Иосиф щедро наделяет библейских персонажей достоинствами, присущими древнегреческим героям и легендарным царям. Так уже Каин, по Иосифу Флавию, ввел систему мер и весов, учредил межи на полях, а Сиф и его дети освоили астрономию. Иосиф сообщает, что первый человек Адам предсказал конец мира от потопа или вселенского огня. Притянутыми выглядят его вставки о преследовании Авраама месопотамскими земляками за единобожие и о том, что именно Авраам научил египтян математике и астрономии.
   Заметно приукрасил Иосиф Флавий и достоинства древнееврейской литературы. В его передаче Пятикнижия последняя песнь Моисея написана гекзаметром, а псалмы Давида – пентаметром. Царю Соломону приписываются три тысячи книг и парабол. По мнению Иосифа, древнееврейской литературе присущи ритм и музыкальность, свойственные древнегреческой изящной словесности.
   Во всем этом проявилось стремление Иосифа Флавия создать как можно лучшее мнение о древних евреях у иноземных читателей, прежде всего у его высочайших покровителей из императорской династии Флавиев и их придворного окружения. Вероятно, в этой части своего труда Иосиф использовал и иудейские народные предания.
   Вместе с тем следует отметить, что библейские законы Иосиф пересказывает кратко, с большими пропусками. Возможно, это объясняется тем, что он имел намерение посвятить этой теме отдельное сочинение.
   Критика трудов Иосифа Флавия обильна и разнообразна. Раньше всех, начиная с XVII века, недоверие к нему выразили богословы разных вероисповеданий. Их возмущало его открытое и необъясненное пренебрежение к тексту Священного писания. Таких примеров, действительно, можно привести много. Иосифа часто обвиняли в самовосхвалении и неумеренном честолюбии. Даже авторские экскурсы высокого литературного достоинства признавались великим кощунством. У соплеменников же недовольство вызывала эллинизация Ветхого Завета.
   В то же время светская критика его произведений была не всегда объективной и аргументированной. Последнее во многих случаях относится к подозрениям о слабом знании Иосифом как родного языка, так и древнегреческого. Однако, как показали последующие исследования, замеченные у него огрехи в равной мере присутствуют и в трудах других авторитетов древности, в основном как описки переписчиков.
   Несомненно, Иосиф Флавий владел древнееврейским, арамейским, греческим, латинским, а возможно, даже набатейским и арабским языками. В своей книге «Против Аппиона» он говорит: «Свое сочинение о древностях я составил... на основании наших священных книг, так как сам принадлежу к священническому роду и основательно изучил философию, заключающуюся в тех книгах».
   В «Иудейских древностях» содержится много ценного, порой уникального, исторического материала. Это относится, например, к истории эллинистических государств, Парфии, Армении, Набатейского царства. Римской державы, к истории покорения Римом государств Передней Азии. Не случайно в средневековье и в новое время эта книга Иосифа Флавия считалась одним из важнейших источников по древнеримской истории, наряду с сочинениями Тита Ливия, Тацита, Светония, а один из наиболее эрудированных христианских авторов IV-V веков Иероним назвал Иосифа Флавия «Титом Ливием греков».
   Однако для христиан, пожалуй, наиболее важным в труде Иосифа Флавия было первое нехристианское свидетельство об Иисусе Христе, помещенное в 18-й книге «Иудейских древностей». Вот оно: «Около этого времени жил Иисус, человек мудрый, если Его вообще можно назвать человеком. Он совершил изумительные деяния и стал наставником тех людей, которые охотно воспринимали истину. Он привлек к себе многих иудеев и эллинов. То был Христос. По настоянию наших влиятельных лиц Пилат приговорил Его к кресту. Но те, кто раньше любили Его, не прекращали этого и теперь. На третий день Он вновь явился им живой, как возвестили о Нем и о многих других Его чудесах боговдохновенные пророки. Поныне еще существуют так называемые христиане, именующие себя таким образом по Его имени».
   Это место позднее вызвало бурные споры относительно своей подлинности. Многие исследователи (как атеисты, так и теологи) считали, что не мог фарисей Иосиф принимать Иисуса за Христа (мессию) и верить в его воскресение. При этом приводили утверждение видного христианского автора III века Оригена о том, что Иосиф, мол, не считал Иисуса Христом. Весь вышеприведенный отрывок объявлялся позднейшей вставкой, сделанной христианским переписчиком. И мало кто обратил внимание, что тот же Иероним, цитируя Иосифа в латинском переводе, вместо слов «то был Христос» давал «его считали Христом». Но в начале нашего века была обнаружена иная версия этого места, процитированная по-арабски христианским епископом Х века Агапием в его «Всемирной истории», и все стало на свои места: оказывается, Иосиф просто передавал слова учеников Иисуса о своем наставнике, которого именно они считали мессией.
   Повествуя о различных пророческих и мессианских движениях в Иудее, Иосиф Флавий в той же 18-й книге рассказывает и об Иоанне Крестителе, праведном человеке, который призывал иудеев быть добродетельными и совершать омовения, чтобы избавиться от грехов. Версия его смерти у Иосифа иная, чем в Новом Завете, – Иоанн был казнен Иродом-Антипой в крепости Махерон из-за опасения массовых волнений среди населения Иудеи.
   Произведения Иосифа Флавия были популярны уже в период поздней античности. Тогда же появился и перевод «Иудейских древностей» на латынь. Он приписывается либо Иерониму, либо его современнику Руфину Аквилейскому. В средневековой Европе «Иудейские древности» многократно переписывались, в основном в латинском переводе.
   В IX-Х веках в Италии появился так называемый «Иосиппон», написанный на древнееврейском языке. В нем описывались события всемирной и еврейской истории от времен строительства Вавилонской башни до взятия римлянами Иерусалима в 70 году н. э. По существу эта хроника представляла собой сокращенный перевод «Иудейских древностей» и «Иудейской войны», но автором был назван Иосиф бен Горион. Почему же не Иосиф Флавий? Видимо, в то время иудеи настороженно относились к нему из-за его предательства в период Иудейской войны. «Иосиппон» приобрел не меньшую популярность, чем «Иудейские древности». С появлением книгопечатания он был издан даже раньше этого крупнейшего сочинения Иосифа Флавия – в 1476 году.
   Первое печатное издание «Иудейских древностей» на греческом языке появилось в 1544 году. Затем последовали другие издания – 1611 и 1634 годов (Кельн), 1687 года (Оксфорд), 1691 года (Лейпциг), 1700 года (Оксфорд), 1726 года (Лейден) и так далее. Уже в XV-XVI веках «Иудейские древности» были переведены на французский, итальянский, немецкий и испанский языки. Книга издавалась как на современных языках, так и на латыни.
   Первый русский перевод «Иудейских древностей» появился в 1781 году. Он был выполнен М. Мануйловым. Однако этот перевод обладал серьезными недостатками. Достаточно сказать, что сделан он был с французского перевода, а тот, в свою очередь, переводился с латинской версии.
   Следующий перевод на русский язык был осуществлен в 1900 году. Г. Генкель перевел «Иудейские древности» уже с древнегреческого языка. Именно этот перевод мы и предлагаем читателю. Конечно, его нельзя назвать совершенным; особенно это относится к стилистике, которая к тому же во многом устарела. Кроме того, здесь встречаются неточности, неоправданная модернизация древних реалий. Однако этот перевод гораздо ближе к оригиналу. Издатели лишь в некоторых случаях внесли стилистические правки, уточнения и исправления. Примечания переводчика частично сохранены.
   Большинство же комментариев – новые, они должны помочь читателю лучше ориентироваться в огромном многообразии исторических событий и действующих лиц, о которых повествует Иосиф Флавий. При подготовке комментариев мы исходили из того, что многие любители исторической литературы уже знакомы с другим произведением Иосифа Флавия – «Иудейской войной», которая в 1991 году вышла в издательстве «Беларусь».
   Г. Довгяло, В. Федосик

Предисловие автора

   1. Я нахожу у лиц, приступающих к составлению исторических сочинений, не одну и постоянно одинаковую к тому побудительную причину, но целое множество их, и в большинстве случаев поводы крайне несходные между собою. Именно, одни стремятся принять участие в научной работе с целью выказать блестящий стиль свой и приобрести себе неизбежную в таком случае славу; другие берутся за такой труд, невзирая на то, что он им не по силам, имея в виду снискать себе расположение тех лиц, о которых им приходится повествовать; существуют, далее, также историки, побуждаемые каким-то внутренним чувством необходимости запечатлеть на бумаге события, в которых они сами были участниками; многих, наконец, побудило величие дотоле скрытых и покоящихся как бы во тьме событий вывести описание последних на свет, на пользу общую. Из указанных здесь причин последние две являются решающими также для меня. Именно, с одной стороны, я, как личный участник, чувствовал необходимость описать происшедшую у нас, иудеев, с римлянами войну, все ее перипетии и конец, ввиду того что существуют лица, исказившие в своих на этот счет описаниях истину^[1].
   2. С другой же стороны, я взялся за настоящее сочинение, полагая, что содержание его будет достойно возбудить к себе интерес со стороны греков, так как здесь имеется в виду представить картину всех наших древностей и нашего государственного устройства, критически выведенную из еврейских сочинений. Ведь уже раньше, когда я описывал [Иудейскую] войну, я подумывал, не показать ли, кто такие по своему происхождению иудеи, каким превратностям судьбы они подвергались, какой законодатель воспитал в них стремление к благочестию и побуждал их развивать в себе добродетель, какие войны вели они в продолжительный период времени своего существования и как они, против своего собственного желания, впутались в свою последнюю войну с римлянами^[2]. Но так как подобная вставка была бы слишком обширна для такого рода сочинения, то я ее сделал предметом особого труда, в котором тщательно изложил от начала и до конца все сюда относящееся. С течением же времени и меня, как это обыкновенно бывает с людьми, решающимися взяться за какое-либо грандиозное предприятие, обуяли лень и сомнение в возможности довести на чужом языке и в чуждой нам форме до благополучного конца такую обширную задачу. Но нашлись люди, которые из любви к истории побуждали меня к этой работе; между ними на первом плане [стоит] Эпафродит^[3], человек, серьезно любящий всякую науку и находящий особенное удовольствие в исторических исследованиях, тем более что он сам был участником великих событий и свидетелем многоразличных переворотов, причем он во всех этих случаях проявил удивительную силу характера и неизменную добропорядочность. Под влиянием его, который проявляет всегда столь великую симпатию ко всем предпринимающим какое-нибудь полезное или славное дело, и стыдясь навлечь на себя его подозрение, будто бы мне приятнее безделие, чем столь славный труд, я усерднее стал продолжать свою работу, тем более что, кроме всего вышесказанного, принял во внимание и то обстоятельство, что предки наши охотно сообщали [другим] подобные сведения и что некоторые из греков с усердием изучали наши обычаи и историю.
   3. Между прочим, я нашел, что Птолемей Второй^[4], более всех царей заинтересовавшийся наукою и собиранием книг, с особенною любовью занимался нашим [религиозным] законодательством и позаботился перевести на греческий язык его постановления и данные о государственном сообразно ему устройстве; равным образом и не уступавший в добродетели никому из наших первосвященников Элеазар^[5] нисколько не воспротивился тому, чтобы вышеназванный царь пользовался этим [переводом], причем он во всяком случае возбранил бы ему это, если бы нам было издревле свойственно держать в тайне что-либо хорошее. Поэтому и я считал себя вправе подражать великодушию того первосвященника и равным образом предполагать, что и теперь еще существует, наподобие того царя, много любознательных людей; тем более что последний получил перевод не всего Св. Писания, но лица, посланные для перевода в Александрию^[6], сообщили [ему] только перевод Пятикнижия^[7] (собственно, только того, что касается закона). А между тем в священных книгах записаны [кроме законов] десятки тысяч разных других фактов ввиду того, что там обнимается период пятитысячелетней исторической жизни [народа], тут сообщается о всевозможных неожиданных событиях, о случайностях войны, о доблести полководцев и о переменах в государственном устройстве. Во всяком же случае каждый, желающий подробно ознакомиться с этой историей, выведет из нее на первом плане заключение, что, с одной стороны, людям, повинующимся велению Господа Бога и не дерзающим преступать законы, все удается сверх чаяния, и наградою их от Бога является будущее [загробное] блаженство; с другой же стороны, людям, отступающим от точного исполнения этих повелений, в одинаковой мере легкое становится непреодолимым и даже обращается в неизбежную гибель все то, за что они взялись бы как за нечто несомненно хорошее. Поэтому я убеждаю тех, которым попадутся в руки эти книги, иметь в виду повеление Господа Бога и принять во внимание, что наш законодатель достойным образом понял природу Его и всегда приписывает Ему лишь деяния, соответствующие Его могуществу, сохранив повествование о Нем свободным от всяких позорных, хотя и встречающихся у других [историков], мифологических прикрас, несмотря на то что он, ввиду отдаленности времени и глубокой древности, мог бы вполне безбоязненно ввести в свой рассказ многоразличные лживые выдумки. Ведь он жил две тысячи лет тому назад, т. е. в такое отдаленное время, к которому поэты не осмелились отнести не только деяния и законодательства людей, но и происхождение самих богов. Все это с должною ясностью и в соответствующем порядке покажет нижеизложенное историческое повествование; в нем я себе поставил неизменной задачей ничего [лишнего] не прибавлять, но и ничего не опускать.
   4. А ввиду того что почти все это явилось у нас благодаря мудрости нашего законодателя Моисея, то мне необходимо о нем кое-что вкратце предпослать, дабы некоторые из будущих читателей не изумлялись, почему наша книга, по заглавию своему посвященная вопросу о законах и исторических деяниях, настолько подробно занимается данными естествознания. Итак, следует принять во внимание, что Моисей считал необходимым, чтобы человек, собирающийся урегулировать свой образ жизни и затем давать руководящие законы другим людям, раньше всего усвоил себе правильный взгляд на сущность Господа Бога и, постоянно имея мысленно пред глазами Его деяния, стремился бы к подражанию этому величайшему примеру и, поскольку это в его силах, старался бы приблизиться к Нему. Ибо при отсутствии такого взгляда на вещи у самого законодателя не может быть верного понимания и равным образом он нисколько не вызовет своими сочинениями склонности к добродетели в читателях, если те раньше всего прочего не усвоят себе убеждения, что Господь Бог – отец и властелин всего существующего, что Он взирает на все и что Он дарует повинующимся Ему блаженство, а шествующих вне пути добродетели наказывает крупными несчастиями. И вот, так как Моисей захотел дать своим собственным сородичам наставление именно в этом, то он, в противоположность всем прочим, начал [свое сочинение] не с изложения законов и законоположений, имеющих условное среди людей значение, но, направив внимание их на Божество и на устройство мироздания и убедив их в том, что мы, люди, лучшее из творений Господа Бога на земле, уже легко мог убедить их во всем [остальном], после того как расположил их таким образом к благочестию. И в то время как остальные законодатели, придерживаясь мифов, перенесли на богов весь позор людских заблуждений и тем дали преступным людям возможность всяких отговорок, наш законодатель показал, что Господь Бог владеет добродетелью в полной ее чистоте, и считал необходимым, чтобы люди хоть несколько пытались усвоить ее; тех же, кто этого не понимал или в это не верил, он безжалостно наказывал. И вот с этой-то точки зрения ознакомиться [с моим сочинением] приглашаю я своих читателей. Те, которые посмотрят на него с такой точки зрения, увидят, что оно не содержит в себе ничего несообразного с их собственными взглядами, равно как ничего несовместимого с величием Господа Бога и с Его любовью к роду человеческому. Это сочинение содержит в себе все расположенным в соответствующем природе вещей порядке, причем законодатель вполне разумно на одно [только] намекает, на другое указывает торжественно-аллегорически, а о том, о чем можно высказаться прямо, – об этом он говорит обстоятельно. И если бы нашлись желающие рассмотреть причины каждого явления, то пришлось бы вывести много, притом строго философских, теорий, что я, однако, теперь опускаю; если же Господь даст мне для того достаточно продолжительную жизнь, то я примусь, по окончании этого труда, и за ту тему. Теперь же я перейду к изложению своих данных, напомнив первоначально о том, что повествует Моисей о сотворении мира. Все это я нашел записанным в священных книгах, и притом в следующем виде.