Страница:
Она опять вернулась к вопросам веры. Но Виньяк чувствовал, что она для отвлечения внимания пускает ему пыль в глаза, а сама в это время заманивает его совершенно в другое место, в гораздо более опасную ловушку. Но в какую? При дворе его картину заметили. Он привлек к себе внимание и, естественно, возбудил зависть. На это он рассчитывал. Самое страстное его желание начало исполняться. От него хотели еще картин. То, что речь идет именно об этом, не вызывает никаких сомнений. Но зачем эта аудиенция у герцогини? Пусть даже она принимает его не сама; ее представляет дама, которая перед ним. Эта женщина — руки и уста самой влиятельной женщины Франции, будущей королевы. При всех европейских дворах говорят о ней и о великой любви, которой одарил ее король. Он, Виньяк, написав ее, вложил в свою картину все мыслимые атрибуты красоты плодовитости, очарования и королевского достоинства, и это не оставило герцогиню равнодушной. Он чувствовал, что образ неизвестной благородной дамы должен очаровать прекрасную Габриэль, как великолепная жемчужина.
Приманка была расположена с умом и достигла своей цели. Об этом он, конечно, не должен был догадаться. От него хотят покорности, послушания и новых картин. Эти разговоры о вере не более чем дымовая завеса, чтобы нагнать на него страх. При этом каждый знает, что герцогиня протестантка, а король — новообращенный католик. Виньяк слушал себя словно со стороны:
— Добрая набожная работа никогда не сотворит доброго набожного человека, но добрый набожный человек создаст добрую набожную работу. Так учил и Христос: «Дурное дерево не приносит добрых плодов. Доброе дерево не приносит дурных плодов».
— Да-да, вы хорошо затвердили уроки этого самоуверенного немецкого монашка. Но мы не собираемся советоваться с вами в вопросах веры. Вы доказали, что обладаете незаурядным талантом. Чего вам все же не хватает, так это истинного понимания смысла формы, внешним отображением которой вы владеете с таким неподражаемым мастерством. Вам, несомненно, придется согласиться со мной, если я скажу, что задачей художника является не только изображение вещей, не правда ли? Отобразить предмет может любое зеркало, и оно сделает это куда быстрее и лучше, чем любой представитель вашего цеха. Истинное искусство заключается в том, чтобы произведение убедило изображаемого в том, чего он сам в себе уловить не в состоянии. Нужны ли были бы вообще живописные изображения лесов, ландшафтов или лиц, если бы речь шла только о том, чтобы вырвать их из оков скоротечности бытия? Нет, греховным было бы даже пытаться вступать в спор с круговоротом творения, выступать с пестрой палитрой против всемогущего провидения Божьего. Задача искусства — показать суть вещей. Ваше устремление должно состоять в том, чтобы уловить неповторимую единичность в пролетающем мимо потоке внешних проявлений.
Этот взгляд на живопись не вполне чужд вам, так как тот, кто видит вашу картину, которую вы написали с герцогини, естественно, замечает ваше почти ученическое, но, однако, не совсем прямолинейное усилие разглядеть смысл. При этом вы преследовали свою определенную цель. Это очень разумный образ действий, однако он никогда не бывает связанным с куда большим риском ступить на неведомую тропу, по которой до вас никто не блуждал по незнакомой местности. Вы — хитрец, мэтр Виньяк, и это нам очень нравится. Но для искусства хитрость — смертельный яд. Она — мать осторожности, а значит, враг великих произведений. Она не позволит вам найти истину, в лучшем случае суть, соль, неожиданность, которая быстро утомит нас, так как за краткий миг наслаждения нам тотчас придется платить осознанием блестящей находки, которой успеваешь пресытиться, прежде чем оценить ее по достоинству. За кулисами прекрасно видны механизмы, блоки и распорки. Слышны скрип и скрежет вращающихся колес, и мы желаем, чтобы произошло сильнейшее потрясение, которое положит скорый конец этой превосходно задуманной шумихе.
В вас есть умение, но не хватает школы и руководства. Ваш взгляд мастерски выхватывать частности, но, к великому прискорбию, вы слепы к целому. Вы раболепно подражаете своим предшественникам, в чье время эти фокусы были общепринятыми, и это может в какой-то степени служить вам оправданием. Но в равной мере вы проявили известное остроумие, попытавшись таким неслыханным способом привлечь к себе внимание. Можно простить тупой инструмент, если у него есть не совсем тупое намерение.
Виньяк словно зачарованный смотрел на уста, из которых лились эти слова. Строгий негромкий тон действовал усыпляюще.
Одновременно Виньяку почудилось, что где-то между бесчленными, переплетенными между собой нескончаемыми потоками слов мелькнуло нечто, составлявшее действительное содержание речи, и это нечто ни в коем случае не должно было от него ускользнуть. Он чувствовал, как в нем закипает возмущение той снисходительностью, с какой она говорила о его работе. Что это за невыносимая болтовня, которую она обрушила на его голову? Она может поставить ему в вину все что угодно — его положение, веру, происхождение. Но называть его дешевым копиистом? От этого оскорбления в его душе поднялась волна холодной ярости. Что эта дама знает о нем и его способностях? Но одновременно он чувствовал, что ее слова находят в нем соответствующий отклик. Он сразу подавил в себе это чувство, но сомнение уже начало размывать его гнев и лишило его остроты, прежде чем он успел полностью завладеть им.
Внезапно речь дамы прервалась, и он почувствовал, что совершил непростительную ошибку. Он пришел в отчаяние, поняв, что в комнате только что прозвучал вопрос, который он по невнимательности пропустил. В нем боролись страх и восхищение, пока он силился понять, каким образом ей так ловко удалось подметить краткий миг его мысленного отсутствия и как незнакомка использует это наблюдение для еще большего его унижения. Но что делать, здесь ему не дадут времени на размышления. Чего бы они ни потребовали, у него все равно не будет времени обдумать условия. Он сделал глубокий вдох, чтобы обрести голос, но дама опередила Виньяка.
— Я не привыкла разговаривать с людьми вашего звания и очень сожалею, что подвергла непосильному испытанию вашу способность сосредоточиваться. Я спросила вас, где вы сейчас занимаетесь своим ремеслом?
— Я работаю на одного фламандца в Вильжюифе.
— Кто-нибудь видел портрет герцогини, прежде чем вы послали его в замок?
— Нет, госпожа. Только мой друг, некий Люссак. Я показал портрет ему сразу после того, как закончил работу. Мы жили тогда в Бретани, где я тайно писал эту картину. Ее никто не видел, кроме, конечно, одной девушки по имени Валерия, которая несколько раз служила мне моделью. Она и передала картину…
— Я знаю. У вас есть договор с этим фламандцем?
— Нет.
— Тогда скажите ему, что больше не будете у него работать.
— Как я должен это понимать?
— Герцогиня желает взять вас на службу. Вы не можете одновременно служить двум господам. Когда вы после нашего разговора покинете этот дом, вам вручат деньги, которые позволят вам спокойно работать и не думать о заработке на пропитание. Обстановка при дворе такая, что сейчас вы не можете там появиться. Поэтому вы выполните порученную вам работу в тайне, что не составит для вас особого труда, так как вы имеете немалый опыт в этом отношении. В мою задачу не входит рассказывать вам о побудительных мотивах герцогини. Условия жизни при дворе будут для вас чуждыми и незнакомыми, а для того, чтобы исполнить порученное, вам не надо знать больше, чем я уже вам сказала. Герцогиня и король пребывают в большой опасности. Подобно вам, они преследуют одну великую цель, но чем ближе они к ней подходят, тем больше опасностей возникает вокруг. Король слеп и не видит пропасть, которая разверзлась перед ним, так же как он не видит, что особе, которая возбудила в нем ослепляющую, безумную любовь, со всех сторон грозит позор и унижение.
Ваша задача — открыть королю глаза, потому что если этого не удастся сделать, то нам всем грозит уничтожение, а Францию ожидает большая беда. На этом зиждятся и ваши собственные надежды, поэтому ради вашей собственной безопасности вам надлежит оставаться в тени и незаметно выполнить работу, которую мы вам поручим. Нет, не надо ничего говорить. Слушайте меня внимательно и запоминайте мои слова. Когда я отпущу вас, вы выйдете в помещение, какое вам укажет слуга, который стоит в приемном зале. Не пугайтесь, когда войдете туда. Вы увидите задернутый занавес. В середине помещения, которое вам укажет слуга, находится стул, на который вы можете сесть. Когда занавес откроется, вы увидите за ним нечто такое, что может показаться вам непонятным. Как я уже говорила вам, у нас нет времени на подробные объяснения. Внимательно всмотритесь в то, что вы там увидите. Когда вы все поймете, то поднимите правую руку. Занавес закроется, а вы можете покинуть помещение.
В вашем распоряжении шесть недель на то, чтобы написать эту сцену. Когда вы закончите работу, то пришлите девушку к Дзаметте, чтобы дать мне знать об этом. Потом я посмотрю работу и пришлю за ней. Более подробные инструкции вы найдете в мешке с деньгами, который вам вручит слуга. Если вы увидите, что не в состоянии выполнить работу, то не возьмете денег, покидая дом. В этом случае мы будем считать, что нашей встречи не было. Вас не станут больше беспокоить, а вы забудете все, что вы здесь увидели и услышали.
— Простите, но я не понимаю…
— Вы станете богатым человеком, Виньяк. Вы знаете только то, что вам надлежит знать, и я уверена, что вы прекрасно поняли, что от вас требуется. Ненужные знания только повредят вашей работе. Работайте тщательно и используйте лучшие материалы. Вы получите достаточно денег, чтобы купить необходимые материалы. Как вы устроите так, чтобы никто не видел, как вы работаете, мы предоставляем решать вам. Однако могу вас уверить, что только вы один отвечаете за сохранение абсолютной тайны относительно авторства картины. Теперь уходите. От имени герцогини я благодарю вас за ваш визит. Не разочаруйте ее, и это послужит лишь вашей выгоде.
Он обернулся. Дверь, через которую он вошел сюда, была широко открыта. Он захотел еще раз взглянуть в глаза своей собеседницы, но она уже поднялась и повернулась к нему спиной. Он еще раз удивленно посмотрел на шлейф кораллово-красного платья, решительно повернулся и последовал за слугой в зал.
Одетый в ливрею слуга знаком велел ему подождать и исчез. В доме стояла мертвая тишина. Огонь в камине почти погас. Пустое кресло равнодушно смотрело на него, а ледяное дыхание холода обжигало ноги. В голове было странное ощущение одновременной пустоты и переполненности. В голове продолжал звучать чужой голос. Он подошел к входной двери и нажал на створку. Дверь не поддалась. В этот миг он услышал тихий свист лакея. Виньяк обернулся и увидел, что дверь, через которую он только что вошел в приемный зал, снова была распахнута. Виньяк еще раз обдумал заключительные слова незнакомки, взял маску, которую протянул ему слуга, надел ее на лицо и вошел в помещение.
ТРИНАДЦАТЬ
Прошло некоторое время. Женщина высвободилась из объятий мужчины, выскользнула из кровати и подошла к окну. Слегка раздвинув тяжелые портьеры, она с удовольствием ощутила тепло упавших на влажную кожу лучей неяркого осеннего солнца. Замок и его строения были похожи на игрушки, расставленные на фоне ландшафта. Башенки — слева и справа на высокой каменной стене, сено на скошенном поле, уходящем до темного, обрамленного густым лесом горизонта. Она весело показала лесу язык, но сегодня ее озорство ударилось о равнодушную зеленую стену, отразилось назад и тяжелым камнем упало на ее обнаженные плечи.
В замке Монсо было тихо. Под окном простирался пустынный внутренний двор. В разных местах его лежали тяжелые глыбы итальянского мрамора, ожидавшие возвращения каменотесов, ушедших из замка на ужин. У колодца стояла брошенная карета, словно лошадей выпрягли, напоили и увели в конюшню, забыв прихватить экипаж. О близости расположенной неподалеку деревни напомнил собачий лай и одинокий плач ребенка. Потом за узким рядом деревьев стихли и эти звуки, и в замке снова воцарилась первозданная от сотворения мира тишина.
Она почувствовала, что он подошел к ней сзади. Спиной она ощутила изливающееся на ее обнаженную спину тепло его большого и сильного тела, шею опалило огненное дыхание. Он прижался к ней, и груди ее набухли, когда она ощутила, как его ласковые руки скользнули вниз, к тому месту где его восставшая мужская плоть вошла между ее бедер. Вдруг ей померещилось, что из леса выехали всадники. Она оцепенела. Руки мужчины нерешительно застыли на месте Видение исчезло так же неожиданно, как и появилось, но призрак его остался перед глазами, наполнив ее сердце страхом и заставив прислушаться.
Бельгард вернулся в спальню. Она услышала шелест простыней и приглушенный звук упавшей на пол подушки.
— Идите ко мне, — прошептал он, — вам просто что-то показалось.
Внезапно он вскинул вверх руку.
— Нет, останьтесь, — вскричал он, — останьтесь там, где вы стоите.
Габриэль вопросительно взглянула на возлюбленного, но остановилась.
Мужчина сел на пол перед кроватью. Угол красной простыни, задержавшись между его ног, бросал темную тень на его чресла. Сидя на полу, Бельгард пил взором красоту своей возлюбленной, как ароматный восхитительный напиток. Она была везде — перед ним, над ним, вокруг него. В полутьме осеннего вечера она возвышалась над ним, глядя на него с едва заметной насмешливой улыбкой. Постояв некоторое время, она вдруг исчезла в соседней комнате, вход в которую был задрапирован ковром. Через несколько мгновений она вышла, одетая в шелковый пеньюар, сквозь который, матово поблескивая, как марципан, соблазнительно просвечивала ее атласная кожа.
Бельгард застыл, прижавшись спиной к кровати.
Она села рядом с ним и прижалась головой к его груди.
«О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна. Волосы твои — как стадо коз, сходящих с горы Галаадской. Как лента алая губы твои, и уста твои любезны…»
Она поцеловала его своими дивными губами, заставив онеметь.
— Не говорите ничего, Бельгард, прошу вас. Моя голова тоже переполнена словами и мыслями, но я не желаю ни думать, ни говорить. Когда мы стояли у окна, мне показалось, что он возвращается и может застать нас, как тогда, в Кевре. Чем я обязана ему? И к тому же я не чувствую никакой вины. Разве не должны мы следовать зову своих сердец? Но что делать, если один король требует себе места в том сердце, где уже властвует другой король?
— Разделяй и властвуй, — прошептал Бельгард и обнял свою нежную возлюбленную.
— Вы только так говорите, однако сразу убегаете, когда приближается другой.
— Но чего вы хотите? Вы желаете, чтобы я вызвал своего короля на поединок? Кроме того, вы любите меня так же, как его, и так же, как люблю его я.
Она закрыла глаза и еще теснее прижалась к груди кавалера.
— О да, я люблю вас, Бельгард, люблю всей душой, но я люблю и моего повелителя и короля. Как это возможно? Почему одна моя любовь не отравляет другую? Почему, насытившись одной из них, я сразу начинаю жаждать другую?
Мужчина рассмеялся.
— Каждый из нас может дать вам то, чего нет и не может быть у другого. Я могу сделать вас лишь королевой моего сердца. Но стать королевой Франции вы можете только рядом с другим.
— О, Бельгард, вы так говорите, будто это уже свершилось.
Он поцеловал волосы герцогини, потом нашел губами ее ушко и зашептал:
— Пока мы с вами лежим в этой постели, в Фонтенбло заседает Совет, который решает, кого послать в Рим, а кого в Юссон, чтобы окончательно добиться развода короля.
Габриэль выпрямилась.
— От кого вы это узнали? Бельгард поцеловал ее в губы.
— От Ла-Варена. Он вчера уехал в Фонтенбло, а сегодня уже прибыл назад. Собственно, Совет созвали для того, чтобы определить, что делать в будущем году, но сначала речь зашла о вашем бракосочетании с королем. Хотя большинство высказалось против такого союза, было все же решено послать господина Ланглуа в Юссон, чтобы добиться согласия Маргариты на развод. Как только от нее будет получена доверенность, Силлери немедленно отправится в Рим. Частности, впрочем, не обсуждались. Как вы знаете, во время заседаний Совета у короля случился приступ.
— Какой позор, какой стыд, я лежу с вами в постели, когда король страдает в Фонтенбло.
— Если принять в расчет природу его болезни, то надо сказать, что он вряд ли смог бы меня заменить.
— Бельгард!
— Тс-с, могут услышать.
— Я не позволю вам так говорить о нем. Он ни разу не причинил вам зла и всегда прощал вам ваши ошибки и промахи.
— Даже ту ошибку, что я полюбил вас?
— Нет. Где нет ошибки, там нет и порицания. Генрих — великий король. Франция обязана ему всем, но не испытывает ни малейшей благодарности. Но нельзя требовать от человека того, что недоступно даже богам. Он любит меня, хотя знает, что тот, кто привел меня к нему, навеки обрел приют в моем сердце. Он может уничтожить вас, но не делает этого, так как вы — его друг. А мы платим ему за доверие подлым обманом. Да, мы подлы, но как она сладка, эта подлость.
Бельгард погладил Габриэль по волосам и откинул голову на подушку. Некоторое время они молчали, прислушиваясь к дыханию друг друга. Габриэль прикрыла глаза и постаралась отогнать мысли, которые пробудил в ней только что состоявшийся разговор. Когда это не удалось, она попыталась отвлечься, стараясь дышать в такт с возлюбленным. Она вдруг уверила себя в том, что неминуемо задохнется, если через минуту не попадет в ритм дыхания Бельгарда.
— Роже, я боюсь. Что будет, если с ним что-нибудь случится? Что станется с моими детьми? Никто из окружения короля не защитит меня.
— В этом нет никакой необходимости, король все сделает сам. Вот что я скажу вам, любимая, прекрасная, нежная Габриэль: вы для него — словно теплый луч света в холодном мраке. Не сомневайтесь в его верности. Я знаю короля, как самого себя. Почитайте его письма, загляните в его глаза, когда он входит в ваши покои и смотрит на вас, окруженную детьми. Если бы не этот злокозненный, нежеланный брак с Маргаритой, он давно бы возвел вас на трон.
Она знала, что он говорит правду. Письма короля. Разве могут существовать на свете более веские доказательства любви? Мое верное сердечко, вы жалуетесь, что не получали от меня вестей целых два дня, но это случилось единственно от того, что я был в отлучке и сильно занемог. Только что я прибыл сюда и сразу шлю вам свой привет. Сколько бы я ни старался, я не могу освободиться от меланхолического состояния духа, но думаю, что завтра я найду средство, которое поможет мне. Но ничто не поможет мне так, как один ваш взгляд, который и есть единственное средство, которое неизменно помогает мне от всех моих скорбей и печалей. Я прибыл бы к вам завтра же, если бы не эта злосчастная необходимость руководить Советом и заниматься делами будущего года. При нашей следующей встрече я расскажу вам все новости. Посылаю вам письма для Фурси, Мармора и хочу еще раз сказать, что господин де Ла-Ривьер окажет вам любую услугу, если таково будет ваше желание. Доброй ночи, мое верное сердечко. Целую вас миллион раз. 13 октября 1598 года…
Бельгард с любопытством взглянул на нее.
— Хотелось бы в это поверить. — Она прижалась к нему и глубоко вздохнула. Потом, едва слышно, словно шепча молитву, проговорила: — Боже, если бы мне удалось подарить ему еще одного сына…
Солнце зашло за горизонт, и из-под тяжелой портьеры виднелась лишь узкая полоска тусклого света. Бельгард задумчиво посмотрел на комочек, прижавшийся к его лону, но не стал вслух проявлять то беспокойство, которое вызвала в нем ее последняя фраза.
Король скорее всего вернется через несколько дней. Но даже если он прибудет и раньше, у него, Бельгарда, все равно будет достаточно времени, чтобы незаметно выскользнуть из спальни герцогини. Ла-Варен рассказал ему, что приключилось с Генрихом. Вечером в воскресенье, после первого заседания Совета в Фонтенбло, у него обострилась застарелая болезнь, пошла мутная моча, а потом началась сильная лихорадка. Какая-то опухоль в промежности уже давно причиняла королю страдания во время верховой езды, а теперь дали себя знать и камни в мочевом пузыре. Болезнь стала устрашающей. Врач короля Ла-Ривьер ждал разрешения Наварры начать лечение, но Генрих боялся вмешательства. Бельгард всегда приписывал этот отказ от лечения обычному страху перед операцией, но слова Габриэль выставили болезнь короля в новом и неожиданном свете. Существует ли возможность, что король.. Нет, этого просто не может быть. Бельгард задержал дыхание, словно это могло помочь отогнать странную мысль. Но вместо нее пришла другая, не менее, чем первая, изумившая кавалера. Он едва отважился даже мысленно произнести то, что пришло ему в голову: что будет, если король после операции потеряет способность к зачатию? От этой мысли сердце Бельгарда бешено застучало. Он почувствовал таившуюся в этом смутную опасность и открывшиеся возможности, которые он, однако, не мог сейчас полностью оценить.
Но кто знает, может быть, король уже давно пребывает в таком состоянии? Наследник престола — главная забота Генриха. Он мог защитить детей Габриэль после своей смерти только их признанием законными наследниками короны. Но оба его сына были зачаты во грехе. Их притязания на трон всегда оставались бы спорными. Но если бы Генрих сейчас женился на Габриэль и если бы она родила ему сына, то никто не осмелился бы выразить сомнение в легитимности такого принца.
Едва только мысль оформилась, как все строение начало расползаться по швам от одной возможности, что Генрих после операции лишится детородной способности. Какой чудный план можно построить на этом. Разве не зависит все от того, сможет ли женщина, которая сейчас мирно спит в его объятиях, благословенно зачать от короля и уже в качестве супруги родить ему законного наследника?
Бельгард чувствовал, что покрывается жаркой испариной. Не поэтому ли оказывает ему Габриэль такую неслыханную милость все эти годы? И быть может… но нет, это просто немыслимо. Неужели сам король?.. Он рывком приподнял женщину и приблизил ее голову к своему лицу. Но он не увидел ничего. Сейчас их разделяла тьма, и он чувствовал только ее жаркое дыхание и вдыхал аромат ее кожи, и прежде чем Бельгард успел вымолвить хотя бы слово, он упал в темноту жадно раскрытых мягких губ, прикосновений опытных рук и проворного, как гусеница, языка, нежно ищущего его уста.
Издалека донесся приближающийся топот копыт и звон упряжи несущихся во весь опор лошадей. Бельгард приподнялся и прислушался. В замке слышалось хлопанье дверей. Было слышно, как по двору бегают люди, в спальне запахло смолой горевших факелов, свет которых проникал в окно. Прежде чем успели заскрежетать открываемые железные ворота, Бельгард, полностью одетый, уже стоял у открытого окна и выглядывал во двор из-за портьеры. Вдоль опушки леса рысью скакали лошади. Лошадей было не меньше восьми или десяти, не считая запряженных в карету, которую сопровождали окружавшие ее всадники. Вернувшись в спальню и подойдя к кровати, он нашел ее уже покинутой. Бельгард бесшумно скользнул к двери, приоткрыл ее, потом снова плотно закрыл, поспешил обратно к окну и через секунду очутился на балюстраде. Прежде чем спрыгнуть на покрытую мхом крышу навеса, он услышал настойчивый стук в дверь спальни. Пробежав по крыше, он спрятался в нише и затаился, ожидая, когда лошади въедут во двор замка. Только после этого отважился Бельгард спрыгнуть с крыши и смешаться с толпой бегущих людей, заполнивших внутренний двор.
Приманка была расположена с умом и достигла своей цели. Об этом он, конечно, не должен был догадаться. От него хотят покорности, послушания и новых картин. Эти разговоры о вере не более чем дымовая завеса, чтобы нагнать на него страх. При этом каждый знает, что герцогиня протестантка, а король — новообращенный католик. Виньяк слушал себя словно со стороны:
— Добрая набожная работа никогда не сотворит доброго набожного человека, но добрый набожный человек создаст добрую набожную работу. Так учил и Христос: «Дурное дерево не приносит добрых плодов. Доброе дерево не приносит дурных плодов».
— Да-да, вы хорошо затвердили уроки этого самоуверенного немецкого монашка. Но мы не собираемся советоваться с вами в вопросах веры. Вы доказали, что обладаете незаурядным талантом. Чего вам все же не хватает, так это истинного понимания смысла формы, внешним отображением которой вы владеете с таким неподражаемым мастерством. Вам, несомненно, придется согласиться со мной, если я скажу, что задачей художника является не только изображение вещей, не правда ли? Отобразить предмет может любое зеркало, и оно сделает это куда быстрее и лучше, чем любой представитель вашего цеха. Истинное искусство заключается в том, чтобы произведение убедило изображаемого в том, чего он сам в себе уловить не в состоянии. Нужны ли были бы вообще живописные изображения лесов, ландшафтов или лиц, если бы речь шла только о том, чтобы вырвать их из оков скоротечности бытия? Нет, греховным было бы даже пытаться вступать в спор с круговоротом творения, выступать с пестрой палитрой против всемогущего провидения Божьего. Задача искусства — показать суть вещей. Ваше устремление должно состоять в том, чтобы уловить неповторимую единичность в пролетающем мимо потоке внешних проявлений.
Этот взгляд на живопись не вполне чужд вам, так как тот, кто видит вашу картину, которую вы написали с герцогини, естественно, замечает ваше почти ученическое, но, однако, не совсем прямолинейное усилие разглядеть смысл. При этом вы преследовали свою определенную цель. Это очень разумный образ действий, однако он никогда не бывает связанным с куда большим риском ступить на неведомую тропу, по которой до вас никто не блуждал по незнакомой местности. Вы — хитрец, мэтр Виньяк, и это нам очень нравится. Но для искусства хитрость — смертельный яд. Она — мать осторожности, а значит, враг великих произведений. Она не позволит вам найти истину, в лучшем случае суть, соль, неожиданность, которая быстро утомит нас, так как за краткий миг наслаждения нам тотчас придется платить осознанием блестящей находки, которой успеваешь пресытиться, прежде чем оценить ее по достоинству. За кулисами прекрасно видны механизмы, блоки и распорки. Слышны скрип и скрежет вращающихся колес, и мы желаем, чтобы произошло сильнейшее потрясение, которое положит скорый конец этой превосходно задуманной шумихе.
В вас есть умение, но не хватает школы и руководства. Ваш взгляд мастерски выхватывать частности, но, к великому прискорбию, вы слепы к целому. Вы раболепно подражаете своим предшественникам, в чье время эти фокусы были общепринятыми, и это может в какой-то степени служить вам оправданием. Но в равной мере вы проявили известное остроумие, попытавшись таким неслыханным способом привлечь к себе внимание. Можно простить тупой инструмент, если у него есть не совсем тупое намерение.
Виньяк словно зачарованный смотрел на уста, из которых лились эти слова. Строгий негромкий тон действовал усыпляюще.
Одновременно Виньяку почудилось, что где-то между бесчленными, переплетенными между собой нескончаемыми потоками слов мелькнуло нечто, составлявшее действительное содержание речи, и это нечто ни в коем случае не должно было от него ускользнуть. Он чувствовал, как в нем закипает возмущение той снисходительностью, с какой она говорила о его работе. Что это за невыносимая болтовня, которую она обрушила на его голову? Она может поставить ему в вину все что угодно — его положение, веру, происхождение. Но называть его дешевым копиистом? От этого оскорбления в его душе поднялась волна холодной ярости. Что эта дама знает о нем и его способностях? Но одновременно он чувствовал, что ее слова находят в нем соответствующий отклик. Он сразу подавил в себе это чувство, но сомнение уже начало размывать его гнев и лишило его остроты, прежде чем он успел полностью завладеть им.
Внезапно речь дамы прервалась, и он почувствовал, что совершил непростительную ошибку. Он пришел в отчаяние, поняв, что в комнате только что прозвучал вопрос, который он по невнимательности пропустил. В нем боролись страх и восхищение, пока он силился понять, каким образом ей так ловко удалось подметить краткий миг его мысленного отсутствия и как незнакомка использует это наблюдение для еще большего его унижения. Но что делать, здесь ему не дадут времени на размышления. Чего бы они ни потребовали, у него все равно не будет времени обдумать условия. Он сделал глубокий вдох, чтобы обрести голос, но дама опередила Виньяка.
— Я не привыкла разговаривать с людьми вашего звания и очень сожалею, что подвергла непосильному испытанию вашу способность сосредоточиваться. Я спросила вас, где вы сейчас занимаетесь своим ремеслом?
— Я работаю на одного фламандца в Вильжюифе.
— Кто-нибудь видел портрет герцогини, прежде чем вы послали его в замок?
— Нет, госпожа. Только мой друг, некий Люссак. Я показал портрет ему сразу после того, как закончил работу. Мы жили тогда в Бретани, где я тайно писал эту картину. Ее никто не видел, кроме, конечно, одной девушки по имени Валерия, которая несколько раз служила мне моделью. Она и передала картину…
— Я знаю. У вас есть договор с этим фламандцем?
— Нет.
— Тогда скажите ему, что больше не будете у него работать.
— Как я должен это понимать?
— Герцогиня желает взять вас на службу. Вы не можете одновременно служить двум господам. Когда вы после нашего разговора покинете этот дом, вам вручат деньги, которые позволят вам спокойно работать и не думать о заработке на пропитание. Обстановка при дворе такая, что сейчас вы не можете там появиться. Поэтому вы выполните порученную вам работу в тайне, что не составит для вас особого труда, так как вы имеете немалый опыт в этом отношении. В мою задачу не входит рассказывать вам о побудительных мотивах герцогини. Условия жизни при дворе будут для вас чуждыми и незнакомыми, а для того, чтобы исполнить порученное, вам не надо знать больше, чем я уже вам сказала. Герцогиня и король пребывают в большой опасности. Подобно вам, они преследуют одну великую цель, но чем ближе они к ней подходят, тем больше опасностей возникает вокруг. Король слеп и не видит пропасть, которая разверзлась перед ним, так же как он не видит, что особе, которая возбудила в нем ослепляющую, безумную любовь, со всех сторон грозит позор и унижение.
Ваша задача — открыть королю глаза, потому что если этого не удастся сделать, то нам всем грозит уничтожение, а Францию ожидает большая беда. На этом зиждятся и ваши собственные надежды, поэтому ради вашей собственной безопасности вам надлежит оставаться в тени и незаметно выполнить работу, которую мы вам поручим. Нет, не надо ничего говорить. Слушайте меня внимательно и запоминайте мои слова. Когда я отпущу вас, вы выйдете в помещение, какое вам укажет слуга, который стоит в приемном зале. Не пугайтесь, когда войдете туда. Вы увидите задернутый занавес. В середине помещения, которое вам укажет слуга, находится стул, на который вы можете сесть. Когда занавес откроется, вы увидите за ним нечто такое, что может показаться вам непонятным. Как я уже говорила вам, у нас нет времени на подробные объяснения. Внимательно всмотритесь в то, что вы там увидите. Когда вы все поймете, то поднимите правую руку. Занавес закроется, а вы можете покинуть помещение.
В вашем распоряжении шесть недель на то, чтобы написать эту сцену. Когда вы закончите работу, то пришлите девушку к Дзаметте, чтобы дать мне знать об этом. Потом я посмотрю работу и пришлю за ней. Более подробные инструкции вы найдете в мешке с деньгами, который вам вручит слуга. Если вы увидите, что не в состоянии выполнить работу, то не возьмете денег, покидая дом. В этом случае мы будем считать, что нашей встречи не было. Вас не станут больше беспокоить, а вы забудете все, что вы здесь увидели и услышали.
— Простите, но я не понимаю…
— Вы станете богатым человеком, Виньяк. Вы знаете только то, что вам надлежит знать, и я уверена, что вы прекрасно поняли, что от вас требуется. Ненужные знания только повредят вашей работе. Работайте тщательно и используйте лучшие материалы. Вы получите достаточно денег, чтобы купить необходимые материалы. Как вы устроите так, чтобы никто не видел, как вы работаете, мы предоставляем решать вам. Однако могу вас уверить, что только вы один отвечаете за сохранение абсолютной тайны относительно авторства картины. Теперь уходите. От имени герцогини я благодарю вас за ваш визит. Не разочаруйте ее, и это послужит лишь вашей выгоде.
Он обернулся. Дверь, через которую он вошел сюда, была широко открыта. Он захотел еще раз взглянуть в глаза своей собеседницы, но она уже поднялась и повернулась к нему спиной. Он еще раз удивленно посмотрел на шлейф кораллово-красного платья, решительно повернулся и последовал за слугой в зал.
Одетый в ливрею слуга знаком велел ему подождать и исчез. В доме стояла мертвая тишина. Огонь в камине почти погас. Пустое кресло равнодушно смотрело на него, а ледяное дыхание холода обжигало ноги. В голове было странное ощущение одновременной пустоты и переполненности. В голове продолжал звучать чужой голос. Он подошел к входной двери и нажал на створку. Дверь не поддалась. В этот миг он услышал тихий свист лакея. Виньяк обернулся и увидел, что дверь, через которую он только что вошел в приемный зал, снова была распахнута. Виньяк еще раз обдумал заключительные слова незнакомки, взял маску, которую протянул ему слуга, надел ее на лицо и вошел в помещение.
ТРИНАДЦАТЬ
13 ОКТЯБРЯ 1598 ГОДА
Повремени, не уходи так скоро. Обними меня крепче. Согрей мне спину, приласкай своими нежными руками мой живот. Все это твое, только твое, навсегда твое. Да, я знаю, все мое тело принадлежит другому, но сейчас он далеко. Мои мысли, моя душа — с ним, я нужна ему. Но сердце мое и все, для чего в нашем бедном языке не хватает слов, — это твое и для тебя, мой единственный возлюбленный друг. Лишь к тебе стремятся мои упоительные желания, томление любви пишет в моей душе только твое имя, и я чувствую себя самой одинокой из людей, когда твой взгляд не устремлен на меня, твой голос не ласкает мой слух, а твое жаркое дыхание не согревает мое тело. Нет тебя, и черная холодная ночь сковывает мой ум, и, лишенная жизни, я лечу в леденящее пространство небытия, где даже нет Сатурна, правящего свой жестокий пир. Но стоит тебе явиться, как все вокруг исполняется будущностью и радужными обещаниями. Всю душу мою окатывает благодатная волна, я возрождаюсь. Одна только близость с тобой преображает и одушевляет мою безжизненную плоть. Приди, мой возлюбленный, целуй меня, целуй неустанно.Волна блаженства захлестнула ее. Спальня огласилась протяжным негромким вскриком, руки бессильно упали на простыню. Мужчина, приоткрыв зажмуренные до тех пор глаза, тяжело дыша, приподнялся на руках и, напряженно застыв, смотрел на лежавшее под ним любимое существо, пока черты его лица не разгладились после пережитого упоения страсти. Заметив слезы на глазах женщины, он подумал лишь о могущественном, неведомом божестве, которое, окружив, зажало его крошечное, жалкое бытие своим огромным, неохватным телом. Он начал жадно искать губами соленые слезы любимой, язык скользнул по горячему, совершенно безмятежному лицу. Они тихо улеглись рядом и застыли в неподвижности, словно два тесно обнявшихся маленьких зверька, над головами которых только что пронеслась буря.
Прошло некоторое время. Женщина высвободилась из объятий мужчины, выскользнула из кровати и подошла к окну. Слегка раздвинув тяжелые портьеры, она с удовольствием ощутила тепло упавших на влажную кожу лучей неяркого осеннего солнца. Замок и его строения были похожи на игрушки, расставленные на фоне ландшафта. Башенки — слева и справа на высокой каменной стене, сено на скошенном поле, уходящем до темного, обрамленного густым лесом горизонта. Она весело показала лесу язык, но сегодня ее озорство ударилось о равнодушную зеленую стену, отразилось назад и тяжелым камнем упало на ее обнаженные плечи.
В замке Монсо было тихо. Под окном простирался пустынный внутренний двор. В разных местах его лежали тяжелые глыбы итальянского мрамора, ожидавшие возвращения каменотесов, ушедших из замка на ужин. У колодца стояла брошенная карета, словно лошадей выпрягли, напоили и увели в конюшню, забыв прихватить экипаж. О близости расположенной неподалеку деревни напомнил собачий лай и одинокий плач ребенка. Потом за узким рядом деревьев стихли и эти звуки, и в замке снова воцарилась первозданная от сотворения мира тишина.
Она почувствовала, что он подошел к ней сзади. Спиной она ощутила изливающееся на ее обнаженную спину тепло его большого и сильного тела, шею опалило огненное дыхание. Он прижался к ней, и груди ее набухли, когда она ощутила, как его ласковые руки скользнули вниз, к тому месту где его восставшая мужская плоть вошла между ее бедер. Вдруг ей померещилось, что из леса выехали всадники. Она оцепенела. Руки мужчины нерешительно застыли на месте Видение исчезло так же неожиданно, как и появилось, но призрак его остался перед глазами, наполнив ее сердце страхом и заставив прислушаться.
Бельгард вернулся в спальню. Она услышала шелест простыней и приглушенный звук упавшей на пол подушки.
— Идите ко мне, — прошептал он, — вам просто что-то показалось.
Внезапно он вскинул вверх руку.
— Нет, останьтесь, — вскричал он, — останьтесь там, где вы стоите.
Габриэль вопросительно взглянула на возлюбленного, но остановилась.
Мужчина сел на пол перед кроватью. Угол красной простыни, задержавшись между его ног, бросал темную тень на его чресла. Сидя на полу, Бельгард пил взором красоту своей возлюбленной, как ароматный восхитительный напиток. Она была везде — перед ним, над ним, вокруг него. В полутьме осеннего вечера она возвышалась над ним, глядя на него с едва заметной насмешливой улыбкой. Постояв некоторое время, она вдруг исчезла в соседней комнате, вход в которую был задрапирован ковром. Через несколько мгновений она вышла, одетая в шелковый пеньюар, сквозь который, матово поблескивая, как марципан, соблазнительно просвечивала ее атласная кожа.
Бельгард застыл, прижавшись спиной к кровати.
Она села рядом с ним и прижалась головой к его груди.
«О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна. Волосы твои — как стадо коз, сходящих с горы Галаадской. Как лента алая губы твои, и уста твои любезны…»
Она поцеловала его своими дивными губами, заставив онеметь.
— Не говорите ничего, Бельгард, прошу вас. Моя голова тоже переполнена словами и мыслями, но я не желаю ни думать, ни говорить. Когда мы стояли у окна, мне показалось, что он возвращается и может застать нас, как тогда, в Кевре. Чем я обязана ему? И к тому же я не чувствую никакой вины. Разве не должны мы следовать зову своих сердец? Но что делать, если один король требует себе места в том сердце, где уже властвует другой король?
— Разделяй и властвуй, — прошептал Бельгард и обнял свою нежную возлюбленную.
— Вы только так говорите, однако сразу убегаете, когда приближается другой.
— Но чего вы хотите? Вы желаете, чтобы я вызвал своего короля на поединок? Кроме того, вы любите меня так же, как его, и так же, как люблю его я.
Она закрыла глаза и еще теснее прижалась к груди кавалера.
— О да, я люблю вас, Бельгард, люблю всей душой, но я люблю и моего повелителя и короля. Как это возможно? Почему одна моя любовь не отравляет другую? Почему, насытившись одной из них, я сразу начинаю жаждать другую?
Мужчина рассмеялся.
— Каждый из нас может дать вам то, чего нет и не может быть у другого. Я могу сделать вас лишь королевой моего сердца. Но стать королевой Франции вы можете только рядом с другим.
— О, Бельгард, вы так говорите, будто это уже свершилось.
Он поцеловал волосы герцогини, потом нашел губами ее ушко и зашептал:
— Пока мы с вами лежим в этой постели, в Фонтенбло заседает Совет, который решает, кого послать в Рим, а кого в Юссон, чтобы окончательно добиться развода короля.
Габриэль выпрямилась.
— От кого вы это узнали? Бельгард поцеловал ее в губы.
— От Ла-Варена. Он вчера уехал в Фонтенбло, а сегодня уже прибыл назад. Собственно, Совет созвали для того, чтобы определить, что делать в будущем году, но сначала речь зашла о вашем бракосочетании с королем. Хотя большинство высказалось против такого союза, было все же решено послать господина Ланглуа в Юссон, чтобы добиться согласия Маргариты на развод. Как только от нее будет получена доверенность, Силлери немедленно отправится в Рим. Частности, впрочем, не обсуждались. Как вы знаете, во время заседаний Совета у короля случился приступ.
— Какой позор, какой стыд, я лежу с вами в постели, когда король страдает в Фонтенбло.
— Если принять в расчет природу его болезни, то надо сказать, что он вряд ли смог бы меня заменить.
— Бельгард!
— Тс-с, могут услышать.
— Я не позволю вам так говорить о нем. Он ни разу не причинил вам зла и всегда прощал вам ваши ошибки и промахи.
— Даже ту ошибку, что я полюбил вас?
— Нет. Где нет ошибки, там нет и порицания. Генрих — великий король. Франция обязана ему всем, но не испытывает ни малейшей благодарности. Но нельзя требовать от человека того, что недоступно даже богам. Он любит меня, хотя знает, что тот, кто привел меня к нему, навеки обрел приют в моем сердце. Он может уничтожить вас, но не делает этого, так как вы — его друг. А мы платим ему за доверие подлым обманом. Да, мы подлы, но как она сладка, эта подлость.
Бельгард погладил Габриэль по волосам и откинул голову на подушку. Некоторое время они молчали, прислушиваясь к дыханию друг друга. Габриэль прикрыла глаза и постаралась отогнать мысли, которые пробудил в ней только что состоявшийся разговор. Когда это не удалось, она попыталась отвлечься, стараясь дышать в такт с возлюбленным. Она вдруг уверила себя в том, что неминуемо задохнется, если через минуту не попадет в ритм дыхания Бельгарда.
— Роже, я боюсь. Что будет, если с ним что-нибудь случится? Что станется с моими детьми? Никто из окружения короля не защитит меня.
— В этом нет никакой необходимости, король все сделает сам. Вот что я скажу вам, любимая, прекрасная, нежная Габриэль: вы для него — словно теплый луч света в холодном мраке. Не сомневайтесь в его верности. Я знаю короля, как самого себя. Почитайте его письма, загляните в его глаза, когда он входит в ваши покои и смотрит на вас, окруженную детьми. Если бы не этот злокозненный, нежеланный брак с Маргаритой, он давно бы возвел вас на трон.
Она знала, что он говорит правду. Письма короля. Разве могут существовать на свете более веские доказательства любви? Мое верное сердечко, вы жалуетесь, что не получали от меня вестей целых два дня, но это случилось единственно от того, что я был в отлучке и сильно занемог. Только что я прибыл сюда и сразу шлю вам свой привет. Сколько бы я ни старался, я не могу освободиться от меланхолического состояния духа, но думаю, что завтра я найду средство, которое поможет мне. Но ничто не поможет мне так, как один ваш взгляд, который и есть единственное средство, которое неизменно помогает мне от всех моих скорбей и печалей. Я прибыл бы к вам завтра же, если бы не эта злосчастная необходимость руководить Советом и заниматься делами будущего года. При нашей следующей встрече я расскажу вам все новости. Посылаю вам письма для Фурси, Мармора и хочу еще раз сказать, что господин де Ла-Ривьер окажет вам любую услугу, если таково будет ваше желание. Доброй ночи, мое верное сердечко. Целую вас миллион раз. 13 октября 1598 года…
Бельгард с любопытством взглянул на нее.
— Хотелось бы в это поверить. — Она прижалась к нему и глубоко вздохнула. Потом, едва слышно, словно шепча молитву, проговорила: — Боже, если бы мне удалось подарить ему еще одного сына…
Солнце зашло за горизонт, и из-под тяжелой портьеры виднелась лишь узкая полоска тусклого света. Бельгард задумчиво посмотрел на комочек, прижавшийся к его лону, но не стал вслух проявлять то беспокойство, которое вызвала в нем ее последняя фраза.
Король скорее всего вернется через несколько дней. Но даже если он прибудет и раньше, у него, Бельгарда, все равно будет достаточно времени, чтобы незаметно выскользнуть из спальни герцогини. Ла-Варен рассказал ему, что приключилось с Генрихом. Вечером в воскресенье, после первого заседания Совета в Фонтенбло, у него обострилась застарелая болезнь, пошла мутная моча, а потом началась сильная лихорадка. Какая-то опухоль в промежности уже давно причиняла королю страдания во время верховой езды, а теперь дали себя знать и камни в мочевом пузыре. Болезнь стала устрашающей. Врач короля Ла-Ривьер ждал разрешения Наварры начать лечение, но Генрих боялся вмешательства. Бельгард всегда приписывал этот отказ от лечения обычному страху перед операцией, но слова Габриэль выставили болезнь короля в новом и неожиданном свете. Существует ли возможность, что король.. Нет, этого просто не может быть. Бельгард задержал дыхание, словно это могло помочь отогнать странную мысль. Но вместо нее пришла другая, не менее, чем первая, изумившая кавалера. Он едва отважился даже мысленно произнести то, что пришло ему в голову: что будет, если король после операции потеряет способность к зачатию? От этой мысли сердце Бельгарда бешено застучало. Он почувствовал таившуюся в этом смутную опасность и открывшиеся возможности, которые он, однако, не мог сейчас полностью оценить.
Но кто знает, может быть, король уже давно пребывает в таком состоянии? Наследник престола — главная забота Генриха. Он мог защитить детей Габриэль после своей смерти только их признанием законными наследниками короны. Но оба его сына были зачаты во грехе. Их притязания на трон всегда оставались бы спорными. Но если бы Генрих сейчас женился на Габриэль и если бы она родила ему сына, то никто не осмелился бы выразить сомнение в легитимности такого принца.
Едва только мысль оформилась, как все строение начало расползаться по швам от одной возможности, что Генрих после операции лишится детородной способности. Какой чудный план можно построить на этом. Разве не зависит все от того, сможет ли женщина, которая сейчас мирно спит в его объятиях, благословенно зачать от короля и уже в качестве супруги родить ему законного наследника?
Бельгард чувствовал, что покрывается жаркой испариной. Не поэтому ли оказывает ему Габриэль такую неслыханную милость все эти годы? И быть может… но нет, это просто немыслимо. Неужели сам король?.. Он рывком приподнял женщину и приблизил ее голову к своему лицу. Но он не увидел ничего. Сейчас их разделяла тьма, и он чувствовал только ее жаркое дыхание и вдыхал аромат ее кожи, и прежде чем Бельгард успел вымолвить хотя бы слово, он упал в темноту жадно раскрытых мягких губ, прикосновений опытных рук и проворного, как гусеница, языка, нежно ищущего его уста.
Издалека донесся приближающийся топот копыт и звон упряжи несущихся во весь опор лошадей. Бельгард приподнялся и прислушался. В замке слышалось хлопанье дверей. Было слышно, как по двору бегают люди, в спальне запахло смолой горевших факелов, свет которых проникал в окно. Прежде чем успели заскрежетать открываемые железные ворота, Бельгард, полностью одетый, уже стоял у открытого окна и выглядывал во двор из-за портьеры. Вдоль опушки леса рысью скакали лошади. Лошадей было не меньше восьми или десяти, не считая запряженных в карету, которую сопровождали окружавшие ее всадники. Вернувшись в спальню и подойдя к кровати, он нашел ее уже покинутой. Бельгард бесшумно скользнул к двери, приоткрыл ее, потом снова плотно закрыл, поспешил обратно к окну и через секунду очутился на балюстраде. Прежде чем спрыгнуть на покрытую мхом крышу навеса, он услышал настойчивый стук в дверь спальни. Пробежав по крыше, он спрятался в нише и затаился, ожидая, когда лошади въедут во двор замка. Только после этого отважился Бельгард спрыгнуть с крыши и смешаться с толпой бегущих людей, заполнивших внутренний двор.