– Экстерном?
   – Ну да, у нас не обязательно ходить на занятия. Желающие могут записаться в экстернат… как это по-немецки… самоволку…
   – Нет. – Джульетта невольно засмеялась. – В самоволку без разрешения уходят солдаты.
   – Ах да, конечно. Мой немецкий уже не тот, что когда-то. Но вы меня понимаете?
   Его как будто подменили. Лицо заметно оживилось. Джульетта поначалу не могла это объяснить, но со временем ей стало ясно, что учитель, наверное, очень любил Дамиана. Иначе не говорил бы о нем с таким воодушевлением, не помнил таких подробностей. Куда девалось его недоверие? Только потом она поняла: у Ортмана та же проблема, что и у нее. Дамиан так и остался для него загадкой.
   – …он вдруг перестал посещать занятия. Только ко мне ходил еще некоторое время. Другие учителя даже спрашивали, не знаю ли я, что с ним. Но я понятия не имел и не видел повода вмешиваться. В конце концов, занятия по немецкому – факультатив. Я не знал, зачем ему немецкий. Предполагал, что он просто проверяет себя – по силам ли ему или нет. Вы же сами сказали, он писал почти без ошибок. Забросил все остальное и занимался только немецким. Я слышал о какой-то ужасной ссоре с родителями. Потом все вроде бы успокоилось, и вдруг он перестал ходить на занятия, на немецкий тоже. В конце девяносто второго не появился на экзаменах и был отчислен. С тех пор я ничего о нем не слышал. Но то, что вы рассказали сегодня… Я никогда не смог бы предположить… Танцор танго. – Он покачал головой. – Никогда не знаешь, что придет человеку в голову, верно?
   Джульетта тоже с трудом верила своим ушам. Математика? Астрономия? Образцовый ученик? Неужели они говорят об одном и том же человеке? Она стала считать. 1992 год. Ему шестнадцать. Через два года он завоевал Нифес. Она могла себе представить, чего это стоит – за столь короткий срок достичь в танце такого уровня. Ничего удивительного, что он перестал появляться в школе. Ему приходилось тренироваться круглые сутки. Наверное, увидел, как кто-то танцует танго, и открыл в себе совершенно иную суть. Так бывает, и не очень уж редко. Она слышала о подобных случаях, даже в балете. Порой и настоящие звезды начинали довольно поздно.
   – Но школьные друзья, они-то, конечно, знали о его новом увлечении?
   – Видимо, нет, иначе кто-нибудь мне сказал бы, – вздохнул Ортман, возвращая наконец на стол папку, которую все это время держал на коленях. – Дамиан не только оставил школу, он перестал общаться со старыми знакомыми. Многие думали, что он переехал в другой город.
   Теперь она была уверена: Ортман очень любил Дамиана. Он хорошо помнил годы его учебы, хотя много лет не имел от него вестей.
   – А многие здесь учат немецкий?
   – Нет, не очень. Преподаю его только потому, что больше некому. По образованию я учитель английского. Английский хотят знать все. А с немецким рассчитывать ни на что особенно не приходится.
   – А семья Дамиана? У нее были какие-нибудь контакты с Германией? С чего бы ему вдруг захотелось учить немецкий?
   Ортман посмотрел на нее. Его подозрительность совершенно исчезла, и Джульетта страдала из-за комедии, которую вынужденно перед ним разыгрывала. Но делать уже нечего. Не может же она забрать назад свои выдумки? Он опять закроется. А ей так хочется услышать еще что-нибудь о Дамиане.
   – Несколько поколений предков Дамиана живут здесь. В такой молодой стране, как Аргентина, это означает примерно то же, как если бы ваш род брал начало от Абрахама или от кельтов. Поэтому людей с фамилией Альсина здесь как собак нерезаных.
   – Да, – перебила Джульетта. – Я смотрела в телефонной книге. Очень распространенная фамилия.
   – После выборов Фернандо Альсина стал государственным секретарем по вопросам экономики. Открыв любую газету, вы наверняка найдете там его фотографию. Ему в жизни удалось почти все, кроме сына… Простите, я как-то нелепо выразился…
   – Нет-нет, – успокоила она его, – я поняла, что вы имеете в виду. Наверное, Дамиан сильно огорчил семью тем, что бросил школу и выбрал такое занятие. Он мне никогда не писал об этом.
   – А простите меня за нескромность, нельзя ли вообще узнать, о чем он писал вам?
   – Нет. То есть ну о чем пишут друг другу такие вот друзья по переписке?
   – Я и не думал, что во времена электронной почты друзья по переписке еще существуют, – сказал Ортман, вытаскивая из холодильника еще одну бутылку воды.
   – Наверное, вы правы, теперь это редкость.
   Надо уходить. А то она выдаст себя. Но Ортман, казалось, не собирается прекращать разговор, напротив, он протянул ей еще один полный стакан воды.
   – Альсина живут в Баррио-де-Пилар. Это богатый пригород Буэнос-Айреса – там в основном виллы. До него довольно трудно добираться. Хотя у них, конечно, есть и квартира в центре, в Палермо. Не так уж далеко от вашей гостиницы. Я написал вам оба телефона. Надеюсь, они еще верны. Хотя, возможно, после выборов Альсина получил не только личную охрану, но и новые телефонные номера.
   Джульетта перебила его:
   – Это не важно. Правда. Я позвоню и…
   – Может, лучше я им позвоню?
   – Не стоит. Я и так отняла у вас много времени.
   Теперь он смотрит на нее так, словно сожалеет о рассказанном. Что с ним такое? Сначала был рассеян и отстранен. Потом вдруг проникся доверием, можно сказать, впал в другую крайность. Теперь почему-то снова выглядит обеспокоенным.
   Вдруг он понизил голос и спросил:
   – Госпожа Баттин, можете ли вы поклясться, что рассказали мне правду? Зачем вы ищете Дамиана?
   Джульетта побледнела. Пот выступил на лбу. Сердце забилось как сумасшедшее. Что взбрело ему в голову? Нет, она не рассказала ему правду, но ведь и не солгала. Она ищет Дамиана по личным причинам, объяснить это очень сложно, и в ее маленькой лжи нет ничего дурного. Но тон собеседника стал вдруг угрожающим, будто он заподозрил ее в каких-то злонамеренных кознях. Она взяла себя в руки, изобразила самую скромную девичью улыбку, на какую была способна, даже покраснела слегка и сказала:
   – Потому что мне очень нравился мальчик, писавший мне письма. А сейчас мне действительно надо идти.
   Она встала. Ортман тоже поднялся. Он выглядел теперь еще более подавленным, чем в начале разговора.
   – Пожалуйста, подождите минутку.
   Сказал едва слышно. Даже подошел к двери и выглянул, чтобы убедиться, что поблизости никого нет. Потом снова повернулся к ней.
   – Отношения Дамиана с родителями нельзя назвать хорошими. Фернандо Альсина человек очень вспыльчивый. Когда Дамиан был в переходном возрасте, его отец совершил большую ошибку. Думаю, именно этого человека следует винить в том, что Дамиан повел себя вызывающе. И я не могу предсказать, как отнесется его семья к вашему звонку. Насколько я знаю, они не поддерживают отношений с сыном. Я предупреждаю вас, чтобы вы знали, на что идете…
   Джульетта кивнула и сделала шаг к двери. Прочь отсюда. Скорее прочь от этого человека, чье поведение пугает ее все сильнее. С ним что-то не так. А у нее нет желания разбираться, что именно. Больше он ничем не может помочь. Семья Дамиана ее не интересует. Она все равно не станет им звонить. Идти к учителю было глупо. Нужно расспросить танцоров, а если встретиться с ним не удастся, в субботу улететь домой. У нее уже просто нет сил. Она устала от всей этой ситуации, этого города и этих странных людей.
   – Спасибо за все, – сказала она, протягивая руку. – К сожалению, мне пора в театр.
   – Ну да, конечно. Простите.
   Так-то лучше. Теперь он извиняется. Ортман прошел вместе с ней через учительскую до двери, коротко пожал на прощание руку и, стоя на пороге, проводил взглядом, пока она спускалась по лестнице. На полпути она оглянулась, увидела долговязый силуэт на прежнем месте и махнула рукой. Он тоже слегка приподнял левую руку, глядя ей вслед, словно привидение, готовое тут же раствориться в воздухе.
   Джульетта едва сдерживала слезы. Почему все здесь так странно? Так необычно? Она опять одна. Ей предстоит провести много часов без дела, без ясной цели, без единого человека, с которым можно было бы перемолвиться словом. Она быстро пересекла холл, не обращая внимания на его пышное убранство. Снаружи солнечный день ослепил ее, горячий воздух, словно нагретое полотенце, окутал лицо. Перед зданием никого не было. По улице Болибар ползли вездесущие такси.
   Она не представляла, куда ехать. Прошла несколько шагов, перешла через улицу Йоригожьен и вдруг оказалась в прелестном дворике одного из бывших правительственных зданий, как бы воскрешавшем колониальное прошлое страны. Первое место, хотя бы отчасти соответствовавшее сложившемуся у нее стереотипу латиноамериканского города: стены, выкрашенные белой краской, скамейки из темного дерева, яркие цветы и растения, часовня. Джульетта устроилась на одной из скамеек, рассеянно оглядывая высокие стены, окружавшие двор.
   Все напрасно. Она ошибается. Дамиан. El loco. Сумасшедший. Танцор танго из такой семьи? Он состоит из каких-то совершенно несовместимых частей. Ей вспомнился Лутц, его замечание, что Дамиан особенный и поэтому многие в Буэнос-Айресе относятся к нему враждебно. Разумеется, Дамиан знатного происхождения. Она попыталась представить себе его юным, очень одаренным и целеустремленным школьником, выигрывавшим олимпиады по математике. Ничего не вышло. Люди меняются. Но, похоже, превращение, произошедшее с Дамианом, оказалось столь резким, что даже родители отдалились от него. Разве такое бывает? Может быть, это необратимые изменения личности? Но почему тогда ей было так хорошо с ним, почему она чувствовала глубинную с ним связь? «Потому что ты очень наивна, – произнес какой-то голос внутри. – Потому что тебе ни в коем случае не надо было идти в тот вечер в театр „Хамелеон“. А теперь какому-то сбежавшему от тебя идиоту ты веришь больше, чем собственному отцу».
   Она вскочила, чтобы как-то заглушить голос. «Ну еще недельку! – выкрикнула ему. – Неделю я проведу в поисках. Хочу посмотреть ему в глаза. Я должна знать ответ». Громкий гудок вернул ее с небес на землю. В двадцати сантиметрах от ее лица выросла красная стена. Она сделала шаг назад и ошеломленно уставилась на автобус, в который чуть не влетела. Водитель яростно размахивал руками. Чьи-то усталые лица удивленно взирали на нее сверху через стекло.

8

   Зал на втором этаже кафе «Идеал» выглядел еще более замызганным, чем на первом, куда Джульетта заглядывала позавчера. Впрочем, и наверху были заметны остатки былой роскоши – колонны из розового мрамора, светильники артдеко, резной деревянный потолок. Но упадок ощущался еще сильнее: стены пожелтели от никотина, стулья обросли пылью, бело-розовые скатерти с обтрепанной каймой во многих местах были прожжены или прорваны насквозь. Вдоль стен у всех на виду тянулись толстые газовые шланги, крепившиеся к приборам, напоминавшим ламповые радиоприемники. На самом деле это были калильные сетки, подведенные к серым блестящим жестяным рефлекторам; очевидно, зимой они брали на себя функцию отопления. По сравнению с ними вентиляционные отверстия размером с колеса трактора, забранные решетками с отпечатанным на них годом производства – 1937 – казались чересчур современными. Эмалированные таблички на стенах призывали воздерживаться от плевков на пол в гигиенических целях – призыв, по счастью, с течением времени утративший актуальность.
   И атмосфера в этом зале казалась какой-то нездоровой. Общее впечатление – нечто среднее между танцами в доме престарелых и балом одиноких сердец – порождало разочарование, чтобы не сказать угнетало. Танцевальные пары изо всех сил старались двигаться в такт музыке со сложным ритмом, доносившейся из динамиков. Партнеры крепко держались друг за друга, чтобы не потерять равновесие в сложных фигурах.
   Джульетта отвергла четыре приглашения и теперь с ужасом следила, как к ней приближается пожилой господин в съехавшем набок парике, которого нисколько не испугали неудачи предшественников, – он, похоже, имел твердое намерение, несмотря ни на что, вытащить ее на площадку. Она отказала дружелюбно, но совершенно определенно, опустила глаза и отпила колу. А Дамиан-то рассказывал, что в Аргентине, мол, приглашение на танго предваряется тонкой игрой взглядов и улыбок, чтобы уберечь возможного неудачника от позора! Куда ж ей еще смотреть, чтобы они все поняли наконец, что танцевать она не желает! Не хочет и не может! И вообще через пять минут отсюда сбежит! Удручающее завершение еще одного дня – не продвинувшего ее ни на шаг.
   Как же ей выяснить, есть ли тут хоть кто-нибудь из знакомых Дамиана? Перед ней танцуют тридцать, а то и все сорок пар. А она даже не знает, насколько высоко котируется данное заведение в местной тусовке танго! В Берлине ей казалось, что танго популярно среди молодежи, но теперь очевидно, что это совершенно не так. Стараясь избегать ищущих мужских взглядов, она принялась исподтишка рассматривать тех немногих, кто был не намного старше ее. Вот через несколько столиков, возле лесенки, ведущей на площадку, сидят две молодые женщины. Ни та, ни другая пока не танцуют. Джульетта предположила, что они туристки. Как и молодой парень через столик позади них. Кажется, он пришел один. Но танцевал. Не исключено, конечно, что аргентинцы тоже бывают рыжие и с веснушками, но она могла бы поклясться, что парень – американец. Наверное, танцует уже давно, потому что очень уверенно двигается в потоке людей, видимо, обладает каким-то особым умением чувствовать других танцоров. Многие переглядываются, но большинство прямо и недвусмысленно выражают желание потанцевать. То ли те традиции и обычаи, о которых рассказывал Дамиан, понемногу утрачивают актуальность, то ли это место по каким-то причинам нетипично.
   Джульетта листала журнальчик, полученный на входе. На обложке было напечатано название – «Тангуата». Похоже, в нем помещают рекламу всех заведений, так или иначе связанных с танго. Конечно, она не понимает ни слова, но многочисленные фотографии и рекламные объявления не оставляют сомнений. Какова бы ни была роль этого кафе в здешнем мире танго, очевидно одно: это всего лишь крохотный мыс огромного континента. В журнальчике рекламируется целая куча других подобных заведений. И пока она сидит в «Идеале», еще шесть клубов борются за внимание поклонников этого танца. На следующей странице приведена сводная таблица всех курсов и практикумов по танго с указанием времени и места. Далее перечисляются все милонги, где по вечерам танцуют танго, – этих заметно меньше. Джульетта с удивлением обнаружила, что в каждый момент времени имеется около дюжины разных возможностей так или иначе прикоснуться к миру танго. К концу недели число их удваивается. Отыскала она и полный список всех заведений, связанных с танго: больше четырех столбцов. Учителей примерно столько же. Через несколько секунд взгляд ее натолкнулся на объявление. Возле названия кафе «Катулл» было написано: Нифес Кабрал. Адрес не указан, зато дан телефонный номер. On parle franзais 93. Дамиан нигде не упоминался.
   Через некоторое время подняв глаза, она увидела знакомое лицо. Мужчина, стоящий слева от входной двери. Несмотря на расстояние, она чувствовала, что он за ней наблюдает. Лучистый взгляд. Человек из автобуса. Случайность? Скорее всего. Наверное, тоже узнал ее и удивился, встретив в подобном месте. А может, услышал ее разговор с девушкой на автобусной станции? Они много раз произнесли название кафе… Мужчина развернулся и направился к выходу. Может, он из тех, кто преследует понравившуюся женщину, потому что не решается заговорить? Нет, она сразу отвергла эту мысль. Кажется, она начинает видеть то, чего нет.
   Во всяком случае, здесь больше нечего делать. План оказался полным безумием. Не ходить же, в самом деле, от столика к столику, расспрашивая, не знает ли кто Дамиана? Немыслимо. Она снова взяла журнал, положила на стол рядом с чеком три песо и приготовилась уйти, как только закончится музыка. Надо позвонить Лутцу. И почему ей это сразу не пришло в голову? Вдруг он знает адрес Дамиана? Или кого-нибудь, кто поможет найти его здесь… Неужели она так и не найдет его?
   Пары скользили мимо, но настроение Джульетты упало, внимание рассеялось, она почти не слышала музыки – просто ждала, когда та закончится, безучастно следя за движениями ног, оказавшихся в ее поле зрения, и размышляя, что еще можно предпринять в этот вечер. Может, в кино сходить или поспать, пока не спадет жара?
   Вдруг что-то привлекло ее внимание. В нескольких сантиметрах от ее столика девушка вдруг резким движением остановила партнера посреди вращения, быстро отодвинув его ногу. Шаги Дамиана! Заключительная фигура его варианта «примера хунта» – то, что она видела в студии у Клаудии. Эта женщина танцует его sacada. Джульетта вскинула глаза, чтобы ее запомнить. Но женщина уже сделала шаг в сторону и теперь, сбоку от партнера, двигалась мимо, так что лица не было видно. Потом пару заслонила другая, а когда девушка все же повернулась лицом, расстояние было уже слишком велико.
   До сих пор Джульетта не обращала на нее внимания. Но исполненная ею фигура стала единственным светлым пятном в череде огорчений сегодняшнего вечера. И теперь она вытягивала шею, пытаясь не потерять девушку в толпе извивающихся тел, и не могла дождаться момента, когда та снова выпрямится и ее будет видно. Вскоре Джульетте показалось, что знакомая фигура мелькнула в противоположном конце зала, хотя их разделяло множество других пар. Потом появилась на сцене. Ее партнер как раз развернулся к Джульетте спиной и застопорился: не мог двигаться дальше, поскольку дорогу ему преградили две другие пары. В этот момент женщина подняла голову, и Джульетта успела заметить ее загорелое лицо и светлые глаза. Русые волосы коротко подстрижены. Рот и нижняя часть лица спрятаны за плечом партнера. Она разглядела руку на его плече: тонкая кисть с длинными пальцами и массивными кольцами на безымянном и среднем. Вот она прижалась к партнеру, пальцы двинулись вдоль его шеи, и закрыла глаза. Они все еще не продвинулись с места, но при этом странным образом кажется, что они одни в этом зале двигаются в такт музыке. Мягко покачиваясь, они излучали полный покой. И вдруг снова закружились, покоряя пространство, словно в ответ на усиливающееся сопение бандониона, доносившееся из динамиков. Через несколько мгновений они снова промчались мимо Джульетты. Но на этот раз она успела хорошенько их рассмотреть. Глаза женщины закрыты. Верхняя часть тела словно приклеена к груди партнера, а ноги невероятно далеко от его ног, так что в целом пара напоминала перевернутое латинское «V». Одно тело с четырьмя ногами. Лишь изредка, когда движение потока замедлялось, женщина слегка приподнимала левую руку, протягивала ее в зал поверх его плеча и вновь смыкала мягкое объятие. В ее движении ощущалась одновременно инициатива и пассивность, словно она попала в собственноручно расставленную ловушку. Но что бы это ни было на самом деле, очевидно одно: эта женщина получала от происходящего наслаждение. На ней были светлые льняные брюки и тонкая белая блузка, под которой проглядывали контуры бюстгальтера. Стройная девичья фигура, движения очень точные и хорошо продуманные. Правда, танцует она иначе, чем аргентинки, которых Джульетта видела в Берлине, и явно не следует классической традиции. Она танцует гораздо лучше, чем большинство присутствующих, хотя определенно не является профессиональной танцовщицей. Впрочем, это не имело значения. Важно одно: женщина брала уроки у Дамиана. Во всяком случае, это весьма вероятно. Хотя она танцует достаточно хорошо, чтобы запомнить и воспроизвести шаги, просто увидев их один раз в его исполнении.
   Джульетта решила выяснить хотя бы это. Возможно, женщина говорит по-английски или по-французски. Нужно спросить, откуда она знает эту фигуру. По крайней мере с этого начать.
   Ей на помощь пришел случай. Когда музыка подошла к концу, нужная пара оказалась в нескольких метрах от ее столика. Партнеры разжали объятия, обменялись несколькими словами. Мужчина слегка поклонился – похоже, благодарил даму за танец – и подвел ее к краю танцплощадки, прямо к тому столику, за которым сидела Джульетта. Она расслышала ее слова: «…enjoyed it very much, thank you…» 94. Мужчина в ответ улыбнулся и пошел прочь. Очевидно, они не вместе. Что за странный танец! Такая степень близости между совершенно незнакомыми людьми! Женщина как раз шла мимо столика Джульетты, когда их взгляды на мгновение встретились. Джульетта поднялась и быстро сказала:
   – Excuse me, can I ask you something? 95 – Женщина остановилась.
   – Sure. Why not? 96
   По-английски она говорила безукоризненно. Но это не был британский английский. Впрочем, не походил он и на американский. Джульетта старалась мобилизовать все свои знания, чтобы объяснить, что ей нужно.
   – Я смотрела, как вы танцуете… У вас очень приятный стиль.
   – Спасибо, – ответила девушка, слегка покраснев.
   – Я сама не танцую, – продолжала Джульетта, – но собираюсь учиться. А учителей так много. И когда чей-нибудь танцевальный стиль мне нравится, я спрашиваю, у кого учились.
   Ее английский оставлял желать лучшего, но в целом собеседница поняла, что она говорит. И с удивлением на нее посмотрела. Потом сказала:
   – Спасибо за комплимент. Ты откуда?
   – Из Германии.
   – Вот оно что.
   Джульетта почувствовала на себе ее оценивающий взгляд. Вопрос показался странным? Они по-прежнему стояли. Танцплощадка тем временем опустела, в зале теперь то и дело вспыхивали огоньки зажигалок.
   – В Буэнос-Айресе впервые?
   Джульетта кивнула.
   К ним подошел старичок в парике, пытавшийся раньше пригласить Джульетту, и что-то сказал по-испански. Девушка покачала головой и ответила ему тоже по-испански. Он разочарованно отвернулся и поковылял дальше.
   – Мне нужно покурить. Подходи к нашему столику, там и поболтаем.
   – К вашему столику? Спасибо, сейчас. Только схожу умоюсь, – ответила Джульетта.
   – Мы сидим там, справа. – Девушка указала рукой на столик, почти примыкавший к половине зала, оккупированной гостями-мужчинами. – До скорого. Как тебя зовут?
   Джульетта представилась.
   – А тебя?
   – Линдсей.
   – Из Америки?
   – Из Канады. Монреаль.
   – Тогда ты, наверное, говоришь по-французски? – с надеждой спросила по-французски Джульетта, используя при этом вместо неопределенного английского «you» вежливое французское «вы».
   – Да, конечно.
   – Мне так гораздо проще.
   – Мне тоже. Но только если ты будешь обращаться ко мне на ты.
   – До скорого, Джульетта.
   Почему-то ей было приятно слышать свое имя из чужих уст. Линдсей ушла, и чуть ли не все мужчины вокруг проводили ее взглядами.
   Джульетта привела в порядок волосы. Вымыла руки, плеснула в лицо водой, потом осторожно промокнула его полотенцем, поправила макияж, одновременно пытаясь привести в порядок мысли. И торопливо отвела взгляд от своего лица в зеркале: слишком много вопросов. Все тех же. «Что ты здесь делаешь? – спрашивал внутренний голос. – Ни один мужчина этого не стоит!» Но что-то в ней продолжало упорствовать: «Я не могла ошибиться».

9

   Когда Джульетта вернулась в зал, Линдсей издалека увидела ее и помахала рукой, так что она направилась прямо к ее столику.
   – Надеюсь, я не заняла ничье место? – спросила она, прежде чем устроиться на стуле, заметив возле пепельницы вторую пачку сигарет.
   – Рахель танцует, – отозвалась Линдсей, не объясняя, кто такая Рахель, протянула ей пачку. – Ты куришь?
   – Спасибо, нет.
   Джульетта села.
   – Ты здесь одна?
   Джульетта ожидала подобного вопроса, решив придерживаться своей балетной истории. Соврав один раз, гораздо проще в дальнейшем использовать ту же версию.
   – Я балерина, – начала она, – и принимаю участие в мастер-классе. Мне приходилось видеть танго в Берлине. Ну, раз уж я здесь, захотелось увидеть, так сказать, в оригинале.
   – В оригинале? – Линдсей поморщилась. – Здесь? В этом кафе?
   История с мастер-классом совершенно не удивила ее, гораздо острее она отреагировала на предположение Джульетты, что здесь можно увидеть настоящее танго.
   – Скорее уж оригинальное, чем в оригинале, – пояснила она.
   Джульетта не знала, что сказать. Словно в подтверждение слов ее новой знакомой, пара, как раз проплывавшая мимо них, изобразила такое вращение, будто мужчина просто хочет сломать партнерше позвоночник. Он остановил левую ногу своей дамы и теперь пытался правой ногой повернуть ее, хотя это было совершенно невозможно, потому что в данный момент женщина опиралась именно на эту ногу и благодаря его неожиданной инициативе чуть не упала. К счастью, вскоре им удалось вновь обрести равновесие. Линдсей наклонилась к Джульетте и, приподняв левую бровь, глазами указала на горе-танцоров. Потом вынула изо рта сигарету, откинулась на сиденье, выпуская в пространство струю дыма, взяла со стола бокал с водой и в два глотка его осушила.