Страница:
Эпилог
Она специально поехала поездом, выгадывая время, чтобы подготовиться к этой встрече. Села в ночной состав Берлин – Париж и после легкого завтрака на вокзале Аустерлиц пересела на мадридский экспресс. Но и за испанской границей ее мысли все еще были прикованы к Берлину. Она думала о последнем разговоре с Маркусом, о встречах с Конрадом Лоэссом и с тем адвокатом накануне отъезда. Но все это были только приготовления. Приготовления к встрече, которой она с нетерпением ждала и одновременно страшилась.
Анита смотрела в окно, за которым постепенно сгущались вечерние сумерки. Зеленые поля возле горизонта превращаются в холмы. Май. Весна. Последние шесть недель совершенно измотали ее. Теперь она выкуривает по полторы пачки сигарет в день и понемногу начинает сама себя ненавидеть за эту привычку.
Поначалу они не беспокоились, хотя Джульетта даже не позвонила им после своего грандиозного успеха. Маркус весь вечер молчал, только без конца названивал дочери на квартиру. И Аните вскоре надоело задавать вопросы. Она решила сперва поговорить с Джульеттой.
Но Джульетта исчезла.
В пятницу она тоже не объявилась, и только от главного балетмейстера театра они узнали, что произошло. Около семи вечера в пятницу позвонила госпожа Дерби и, едва сдерживая гнев, сообщила, что Джульетта только что прислала ей по факсу заявление об увольнении, которое, конечно же, немедленно будет удовлетворено, что родители и могут ей передать. Дама была вне себя и сказала, что впервые в жизни, испытав столь сильное восхищение талантом, до такой степени разочарована в человеческих качествах. Прежде чем Анита успела открыть рот, она повесила трубку.
Три восторженных отзыва в ведущих ежедневных газетах до сих пор лежали на столе в гостиной.
Выходные прошли ужасно. После звонка госпожи Дерби они поехали к Джульетте на квартиру, но обнаружили там лишь следы ее поспешного отъезда. У обоих возникло вдруг ощущение дежа-вю, потому что, когда она сбежала в прошлый раз, квартира выглядела почти так же. И тут Маркус сломался. Упал на диван и стал бормотать что-то маловразумительное, лишь постепенно обретавшее черты возможного объяснения. Анита с трудом понимала, что он говорит. Мало-помалу ей удалось, однако, восстановить общую картину происшедшего, и она ужаснулась, сколько страданий его поступки принесли дочери. И он еще надеялся, что она когда-нибудь простит его? Виновного в смерти Дамиана? Ее возлюбленного? К тому же единокровного брата? Когда она представляла, через что пришлось пройти Джульетте, по спине пробегал холодок. Как же мало он знает собственную дочь! Свою любимую Джульетту, обладающую такой невероятной силой воли. Похоже, он совершенно не понимает, сколько горя ей причинил, и забыл, из какого материала она сделана. Ее страстное увлечение балетом в ущерб всему остальному, ее мужество, цельность и строжайшая самодисциплина, всегда удивлявшая его, – все эти качества формируют и ее чувства: как любовь, так и ненависть.
На следующей неделе дочь позвонила ей в больницу. Но была непреклонна. Что называется, приставила к ее груди пистолет. Мать должна поклясться никогда, ни при каких обстоятельствах не сообщать «своему мужу» о месте пребывания Джульетты. Иначе она больше никогда ничего о ней не услышит.
С тех пор она называла его только так: «твой муж».
У Аниты не было причин сомневаться в решимости дочери. Джульетта звонила ей только на работу. Казалось, она заново учится доверять своей матери. Анита ждала этих звонков с нарастающим нетерпением, старалась продлить разговор как можно дольше. Лишь через две недели Джульетта наконец сообщила ей, где находится.
Они никогда так не разговаривали друг с другом, как в эти дни по телефону. Расстояние удивительным образом сблизило их.
Анита держала слово и сообщила Маркусу лишь о том, что Джульетта звонит ей, но обещает прекратить всякие отношения при малейшей попытке с его стороны разыскать ее. Казалось, он с этим смирился: похоже, думал, что она прячется у одной из своих подруг или ненадолго уехала в отпуск. Вообще-то Анита и сама надеялась, что рано или поздно Джульетта вернется. Все-таки Берлин – ее родной город.
А потом узнала чудовищную вещь!
Даже теперь сама мысль о новой ситуации была для нее невыносима. Облегчение, которое принесла поначалу эта весть, ни в коей мере не перечеркнуло размышлений о возможных последствиях. Хотя издалека составить мнение невозможно. Но ведь ничто на свете не изменит того обстоятельства, что Джульетта – ее дочь. И в том, что касается Маркуса, Анита прекрасно ее понимала. Правда, не признавала все же, что из-за его непростительного поведения отец и дочь должны расстаться навсегда. Они ведь и так уже достаточно долго не виделись!
Она курила, глядя в окно, пытаясь одновременно представить себе новую ситуацию. Почему мысль об этом порождала в ее душе столь резкое неприятие? Из-за собственного материнского инстинкта, который она проецирует на Джульетту и теперь считает обманутым? Дамиана она помнила очень смутно. Видела его только однажды. И тогда он показался ей симпатичным. Джульетта была так сильно влюблена. А что теперь?
Маркус никогда не должен узнать об этом. Джульетта повторяла это снова и снова. Она панически боялась, что он, каким-то образом узнав правду, может снова попытаться причинить Дамиану вред. Анита очень в этом сомневалась. В конце концов, он поклялся, что ничего не знал о планах семьи Альсина. Если бы Джульетта сейчас видела Маркуса, она поняла бы, что он едва ли в состоянии кому-нибудь навредить. Аните трудно было не пожалеть его. Черты его лица мгновенно переменились. Он выглядел больным. Поведение казалось неестественным: он производил впечатление человека, нуждающегося в опоре. Почти не разговаривал и много пил. Когда Анита сообщила, что предпочла бы какое-то время пожить отдельно, он принял это без комментариев. Через несколько дней снял маленькую квартирку в Шенберге и съехал, пока она была на работе. Три недели назад. С тех пор они только два раза говорили по телефону, и все.
Анита с удивлением установила, что ей не так уж сильно его не хватает. Или это потому, что она очень тяжело переживала отсутствие Джульетты? Ее семья разрушена. Семья? Анита вытащила еще одну сигарету. Они никогда не были настоящей семьей. Отчасти она сама виновата в нездоровом симбиозе Маркуса и Джульетты. Эта тенденция появилась с тех пор, как Джульетта настояла на своем желании идти в балетную школу. Почему она так долго противодействовала стремлению дочери? Почему все эти годы стремилась отговорить ее заниматься танцами? Теперь ей и самой это непонятно. Она все делала неправильно.
Анита снова посмотрела в окно. Давно стемнело. Она бросила взгляд на часы, открыла сумочку и вытащила пакетик, переданный для племянницы Конрадом Лоэссом. Дядя Джульетты. Ей пришлось несколько раз тихонько повторить это, чтобы заставить себя поверить. Оказывается, Джульетта общалась с ним и сообщила, что мать поедет к ней в Мадрид. Тогда Конрад позвонил ей в больницу и спросил, нельзя ли передать с ней кое-что для Джульетты. Наверное, что-то очень ценное, потому что он ни за что не хотел посылать это по почте.
Они встретились вечером накануне ее отъезда в кафе неподалеку от Фридрихштрассе. Об этом Маркус тоже не должен был ничего знать. Конрад Лоэсс передал ей небольшой синий картонный пакетик, выложенный внутри чем-то мягким. Там лежали старые, очевидно, очень ценные карманные часы. Он показал Аните, как они открываются, заставил проиграть мелодию. Сказал, что почистил их и теперь надпись можно прочесть. Часы должны принадлежать Джульетте. Он очень рад, что у него есть племянница, да еще такая замечательная. Ее приезд стал для него настоящим подарком, и он тоже хочет что-нибудь подарить ей. Анита была восхищена: не столько благородством его поступка, сколько поразительным сходством с Маркусом.
Рассматривая часы, она прочитала надпись на циферблате: «Баттин. Жоайе и Орложе. Лион». Так вот почему Маркус выбрал себе это имя! Конрад Лоэсс сказал, что часы никогда не принадлежали Маркусу. Последним хозяином был их отец. Но он не отдал никаких распоряжений насчет того, к кому они перейдут после его смерти.
Не выпуская из рук ценную вещь, она крутила ее так и эдак, поворачивая к свету, и, наконец, прочитала выгравированную надпись. Латынь. Прошло уже много лет с тех пор, как ее учили расшифровывать латинские изречения. Но она сумела.
Sicut nubes. Quasi naves. Velut umbra.
Как облака. Подобно кораблям. Только тень.
Она захлопнула крышку, продолжая еще некоторое время держать часы в правой руке, потом снова убрала их в конверт.
По реакции других пассажиров Анита поняла, что поезд замедляет ход, и вот уже со скоростью пешехода он ползет по окраинам Мадрида. Большинство пассажиров уже сняли сумки и чемоданы с багажных полок.
Потом она увидела хорошо освещенную платформу. Встала, опустила стекло и выглянула наружу. Воздух был теплым, с каким-то чужим, но приятным запахом. Поезд прополз еще несколько метров и, слегка подавшись назад, остановился. Анита оглядела платформу. И увидела двух молодых людей, которые, держась за руки, медленно шли вдоль вагонов, стараясь рассмотреть лица пассажиров через стекло.
Она приехала.
Анита смотрела в окно, за которым постепенно сгущались вечерние сумерки. Зеленые поля возле горизонта превращаются в холмы. Май. Весна. Последние шесть недель совершенно измотали ее. Теперь она выкуривает по полторы пачки сигарет в день и понемногу начинает сама себя ненавидеть за эту привычку.
Поначалу они не беспокоились, хотя Джульетта даже не позвонила им после своего грандиозного успеха. Маркус весь вечер молчал, только без конца названивал дочери на квартиру. И Аните вскоре надоело задавать вопросы. Она решила сперва поговорить с Джульеттой.
Но Джульетта исчезла.
В пятницу она тоже не объявилась, и только от главного балетмейстера театра они узнали, что произошло. Около семи вечера в пятницу позвонила госпожа Дерби и, едва сдерживая гнев, сообщила, что Джульетта только что прислала ей по факсу заявление об увольнении, которое, конечно же, немедленно будет удовлетворено, что родители и могут ей передать. Дама была вне себя и сказала, что впервые в жизни, испытав столь сильное восхищение талантом, до такой степени разочарована в человеческих качествах. Прежде чем Анита успела открыть рот, она повесила трубку.
Три восторженных отзыва в ведущих ежедневных газетах до сих пор лежали на столе в гостиной.
Выходные прошли ужасно. После звонка госпожи Дерби они поехали к Джульетте на квартиру, но обнаружили там лишь следы ее поспешного отъезда. У обоих возникло вдруг ощущение дежа-вю, потому что, когда она сбежала в прошлый раз, квартира выглядела почти так же. И тут Маркус сломался. Упал на диван и стал бормотать что-то маловразумительное, лишь постепенно обретавшее черты возможного объяснения. Анита с трудом понимала, что он говорит. Мало-помалу ей удалось, однако, восстановить общую картину происшедшего, и она ужаснулась, сколько страданий его поступки принесли дочери. И он еще надеялся, что она когда-нибудь простит его? Виновного в смерти Дамиана? Ее возлюбленного? К тому же единокровного брата? Когда она представляла, через что пришлось пройти Джульетте, по спине пробегал холодок. Как же мало он знает собственную дочь! Свою любимую Джульетту, обладающую такой невероятной силой воли. Похоже, он совершенно не понимает, сколько горя ей причинил, и забыл, из какого материала она сделана. Ее страстное увлечение балетом в ущерб всему остальному, ее мужество, цельность и строжайшая самодисциплина, всегда удивлявшая его, – все эти качества формируют и ее чувства: как любовь, так и ненависть.
На следующей неделе дочь позвонила ей в больницу. Но была непреклонна. Что называется, приставила к ее груди пистолет. Мать должна поклясться никогда, ни при каких обстоятельствах не сообщать «своему мужу» о месте пребывания Джульетты. Иначе она больше никогда ничего о ней не услышит.
С тех пор она называла его только так: «твой муж».
У Аниты не было причин сомневаться в решимости дочери. Джульетта звонила ей только на работу. Казалось, она заново учится доверять своей матери. Анита ждала этих звонков с нарастающим нетерпением, старалась продлить разговор как можно дольше. Лишь через две недели Джульетта наконец сообщила ей, где находится.
Они никогда так не разговаривали друг с другом, как в эти дни по телефону. Расстояние удивительным образом сблизило их.
Анита держала слово и сообщила Маркусу лишь о том, что Джульетта звонит ей, но обещает прекратить всякие отношения при малейшей попытке с его стороны разыскать ее. Казалось, он с этим смирился: похоже, думал, что она прячется у одной из своих подруг или ненадолго уехала в отпуск. Вообще-то Анита и сама надеялась, что рано или поздно Джульетта вернется. Все-таки Берлин – ее родной город.
А потом узнала чудовищную вещь!
Даже теперь сама мысль о новой ситуации была для нее невыносима. Облегчение, которое принесла поначалу эта весть, ни в коей мере не перечеркнуло размышлений о возможных последствиях. Хотя издалека составить мнение невозможно. Но ведь ничто на свете не изменит того обстоятельства, что Джульетта – ее дочь. И в том, что касается Маркуса, Анита прекрасно ее понимала. Правда, не признавала все же, что из-за его непростительного поведения отец и дочь должны расстаться навсегда. Они ведь и так уже достаточно долго не виделись!
Она курила, глядя в окно, пытаясь одновременно представить себе новую ситуацию. Почему мысль об этом порождала в ее душе столь резкое неприятие? Из-за собственного материнского инстинкта, который она проецирует на Джульетту и теперь считает обманутым? Дамиана она помнила очень смутно. Видела его только однажды. И тогда он показался ей симпатичным. Джульетта была так сильно влюблена. А что теперь?
Маркус никогда не должен узнать об этом. Джульетта повторяла это снова и снова. Она панически боялась, что он, каким-то образом узнав правду, может снова попытаться причинить Дамиану вред. Анита очень в этом сомневалась. В конце концов, он поклялся, что ничего не знал о планах семьи Альсина. Если бы Джульетта сейчас видела Маркуса, она поняла бы, что он едва ли в состоянии кому-нибудь навредить. Аните трудно было не пожалеть его. Черты его лица мгновенно переменились. Он выглядел больным. Поведение казалось неестественным: он производил впечатление человека, нуждающегося в опоре. Почти не разговаривал и много пил. Когда Анита сообщила, что предпочла бы какое-то время пожить отдельно, он принял это без комментариев. Через несколько дней снял маленькую квартирку в Шенберге и съехал, пока она была на работе. Три недели назад. С тех пор они только два раза говорили по телефону, и все.
Анита с удивлением установила, что ей не так уж сильно его не хватает. Или это потому, что она очень тяжело переживала отсутствие Джульетты? Ее семья разрушена. Семья? Анита вытащила еще одну сигарету. Они никогда не были настоящей семьей. Отчасти она сама виновата в нездоровом симбиозе Маркуса и Джульетты. Эта тенденция появилась с тех пор, как Джульетта настояла на своем желании идти в балетную школу. Почему она так долго противодействовала стремлению дочери? Почему все эти годы стремилась отговорить ее заниматься танцами? Теперь ей и самой это непонятно. Она все делала неправильно.
Анита снова посмотрела в окно. Давно стемнело. Она бросила взгляд на часы, открыла сумочку и вытащила пакетик, переданный для племянницы Конрадом Лоэссом. Дядя Джульетты. Ей пришлось несколько раз тихонько повторить это, чтобы заставить себя поверить. Оказывается, Джульетта общалась с ним и сообщила, что мать поедет к ней в Мадрид. Тогда Конрад позвонил ей в больницу и спросил, нельзя ли передать с ней кое-что для Джульетты. Наверное, что-то очень ценное, потому что он ни за что не хотел посылать это по почте.
Они встретились вечером накануне ее отъезда в кафе неподалеку от Фридрихштрассе. Об этом Маркус тоже не должен был ничего знать. Конрад Лоэсс передал ей небольшой синий картонный пакетик, выложенный внутри чем-то мягким. Там лежали старые, очевидно, очень ценные карманные часы. Он показал Аните, как они открываются, заставил проиграть мелодию. Сказал, что почистил их и теперь надпись можно прочесть. Часы должны принадлежать Джульетте. Он очень рад, что у него есть племянница, да еще такая замечательная. Ее приезд стал для него настоящим подарком, и он тоже хочет что-нибудь подарить ей. Анита была восхищена: не столько благородством его поступка, сколько поразительным сходством с Маркусом.
Рассматривая часы, она прочитала надпись на циферблате: «Баттин. Жоайе и Орложе. Лион». Так вот почему Маркус выбрал себе это имя! Конрад Лоэсс сказал, что часы никогда не принадлежали Маркусу. Последним хозяином был их отец. Но он не отдал никаких распоряжений насчет того, к кому они перейдут после его смерти.
Не выпуская из рук ценную вещь, она крутила ее так и эдак, поворачивая к свету, и, наконец, прочитала выгравированную надпись. Латынь. Прошло уже много лет с тех пор, как ее учили расшифровывать латинские изречения. Но она сумела.
Sicut nubes. Quasi naves. Velut umbra.
Как облака. Подобно кораблям. Только тень.
Она захлопнула крышку, продолжая еще некоторое время держать часы в правой руке, потом снова убрала их в конверт.
По реакции других пассажиров Анита поняла, что поезд замедляет ход, и вот уже со скоростью пешехода он ползет по окраинам Мадрида. Большинство пассажиров уже сняли сумки и чемоданы с багажных полок.
Потом она увидела хорошо освещенную платформу. Встала, опустила стекло и выглянула наружу. Воздух был теплым, с каким-то чужим, но приятным запахом. Поезд прополз еще несколько метров и, слегка подавшись назад, остановился. Анита оглядела платформу. И увидела двух молодых людей, которые, держась за руки, медленно шли вдоль вагонов, стараясь рассмотреть лица пассажиров через стекло.
Она приехала.