Он подошёл к Семёну, приобнял за плечи.
   — Могу обещать тебе твёрдо, — заявил священник. — Пройдя через все страдания, ваш род возвеличится. Верховенство Москвы окрепнет настолько, что сломит и степь, и Литву, и многих других врагов. Только доверься мне. Сохрани выдержку. Ведь для всего этого нужно время.
 
   Князь сильно удивился бы, узнав, что Алексий не питает к нему ответной преданности. Все улыбки, советы, доверительные беседы и дружеские наставления викария несли в себе изрядную долю лицемерия. Князь ни коим образом не подходил для его далеко идущих замыслов. Слабовольный и распутный Семён был себе на уме, и по этой причине не мог стать орудием в чьих бы то ни было руках. В отличие от митрополита, Алексий не строил на князе совершенно никакого расчёта, и потому даже не пытался наставить его на истинный путь. Поддерживая с Семёном добрые отношения, он лишь выгадывал время, готовя иное, более подходящее своим замыслам орудие.
   И оно, способное изменить ход событий, у него имелось. Живое, могущественное, взращиваемое для великих дел.
   Младенец. Пока только младенец. И требовалось время, чтобы выпестовать из годовалого мальчика воина и князя. Государя, какому не будет равных.
   А прежде всего, орудие было необходимо придумать. И поскольку бог в таких делах никудышный советчик, Алексий воспользовался иной силой. Силой чуждой, враждебной, но покорённой.
   Расчёты и пересчёты, долгие сомнения. Ошибиться было нельзя. Неторопливо, тайно и скрупулезно, готовил викарий необычный союз. И вот, шесть лет назад, второй сын Калиты, Иван Иванович взял в жёны дочь московского тысяцкого Александру Васильевну. Брак тогда многим показался странным, ведь никто, даже сами супруги, не ведал, что стоит за ним.
   Затем пять долгих лет ожидания. Это было труднее всего — ждать. Ждать, не имея уже возможности повлиять на природу и время. Ждать в страхе, что вдруг вопреки расчётам союз окажется бесплодным. Но нет, ошибки не случилось, Александра понесла в срок. И опять предстояло ждать. И снова в страхе — всё ли пройдёт как надо, не выйдет ли сглаза или порчи, а главное, родится ли сын? Родился сын. Назвали его Дмитрием.
   И теперь вновь ожидание. Пока мальчик вырастит, пока займёт княжеский престол. А ведь Дмитрий ещё даже и не наследник. Его отец не старший в роду. Но это уже дело времени. Он, Алексий, и сам ещё не митрополит. Главное дождаться. И тогда Дмитрий выполнит предназначение, станет его орудием, а он, Алексий станет орудием Дмитрия. И вместе они смогут решить любую задачу.
   Вот для того, чтобы выиграть время, он и поддерживал с правящим князем добрые отношения.
 
   Возвращаясь от Семёна, Алексий мысленно вернулся к текущим делам.
   Великокняжеское нытьё про горькую долю московского дома, вновь напомнило о восточной угрозе. Нет, нельзя с Олегом медлить. Кончать надо. Пока он во вкус не вошёл. То, что мальчишка отряд небольшой побил, это мелочь. Но вдруг вознамерится дальше пойти. Нужно ли Москве сильное государство на южных границах? Если думать сегодняшним только днём, то это означает мир, и возможность спокойно жить, в то время как Рязань воюет со степью. Но если взглянуть шире и глубже, взглянуть в будущее, то хуже некуда. Потому как, чего будет стоить Москва без угрозы, но вместе с тем и поддержки орды? Нет, она сама должна одержать победу, но не сейчас… Прежде с помощью той же степи, подчинить все русские земли. И вот тогда, только тогда, надо будет представить дело так, чтобы именно Москва освободила всех от супостата. Придумать великую битву, великих людей — героев.
 
   Пока же главное на востоке, не допустить союза Рязани и Нижнего. А для этого необходимо что-то сделать с Мещерой. Как кость в горле это непокорное княжество.
 
   Возле кельи, завернувшись в лохмотья, дремал монах.
   — А… Пахомий, — узнал викарий. — Ну, заходи, весьма кстати твоё появление.
   Бодро вскочив, монах проследовал за священником.
   — Ну, что у тебя? — спросил тот, усаживаясь за столом.
   — Убили Химаря. Ещё зимой убили, — Пахомий перевернул над столом ладонь. — Вот и колечко его.
   — Так, — Алексий встал и прошёлся по келье. — Почему же раньше никто не узнал, не догадался?
   — Им удалось сохранить убийство в тайне. Князь приказал подручникам молчать, и те делали вид, будто печатник приболел или в отлучке. В корчме один проболтался по пьянке.
   — Но это означает, что они прознали, кто он такой, — узрел тут же Алексий. — Иначе, какой смысл скрывать?
   — Да. Его пытали. Жестоко пытали, — заверил монах.
   — Много ли он рассказал? — вслух подумал Алексий. — Вот что важно…
   — Этого выяснить не удалось, — тут же ответил Пахомий. — Но зато удалось узнать, кто стоит за этой и другими нашими неудачами. В Муроме и Мещере. А может быть и в Рязани. Правда, в Рязани скорее всего без него обошлось, Хлыст говорил, там рубили, не разбирая, кто дружинник, а кто монах…
   — Продолжай.
   — Есть в Мещере один колдун, — доложил монах. — Там их по лесу тьма тьмущая бродит, но этот особый. Зовут Сокол. Очень сильный колдун. Уважают его в тех краях. К князю вхож, на торгу споры правит…
   — Сокол?… — пробормотал Алексий. — Знакомое что-то имя.
   — Я, как всё разузнал, подкараулил его. Хотел прикончить по-тихому, но он прямо у меня из-под носа пропал, будто оборотень.
   — Дурак! — не зло заметил Алексий и назидательно добавил. — Кто тебе, убогому, позволил решать, кого и когда лишать жизни?
   Он пристально взглянул на монаха, потом махнул рукой.
   — Ну да ладно, дальше-то что?
   Пахомий склонился к самому уху викария и произнёс шёпотом
   — Ушёл Сокол. В смысле не от меня ушёл, а из Мещеры. Собрался, никому ничего не сказал и ушёл.
   — Куда? — так же тихо спросил Алексий.
   — Думаю, мальчишку искать. Видно напал на след как-то.
   — Химарь мало что знал, вряд ли рассказал, где мы его держим. Да и давно бы колдун ушел, если бы печатник проговорился. Что-то новое, верно, узнал. Вот ведь некстати…
   Алексий возбуждённо прошёлся по келье.
   — Демоны! Как бы он мне и этот замысел не обрушил. Ох, если пронюхал о серой орде… Вот что Пахомий, срочно отправляйся на Старицу. Монахов там предупреди, чтобы не дремали понапрасну. И если колдун появится, постарайся его изловить.
   — Сейчас же и поеду, — отозвался Пахомий.
   — Отдохни до утра, — возразил Алексий. — Отоспись, вымойся в бане, одежду смени. А завтра и отправляйся. Дело серьёзное. Но зря не подставляйся. И монахов не трогай, они мне там нужны. В Москву колдуна, коль изловишь, пусть другие тащат. Василий тут ватагу одну приручил, вот им и передашь. И наведи там порядок, узнай, откуда в Мещеру сведения просочились, да сочилку эту прикрой.
   — Сокол… — задумался Алексий и вдруг вспомнил. — А это не тот ли чародей, что лет тридцать назад по северу с Каликой бродил? Будто врата они там искали, райские что ли…
   Монах пожал плечами. Алексий отпустил его и вызвал печатника. Тот не промедлил явиться.
   — Пахомий завтра на Старицу отправляется. Эту ватагу свою ему перепоручи. Нашлось для неё дело. Посмотрим, на что годны твои разбойнички.
   Печатник кивнул.
   — И вот что, Василий, — добавил Алексий. — Хотел подождать, но другие дела заедают, так что кончать надо. Найди мне Евлампия, инока нашего. Быстро найди, но тихо. И сюда тащи. Есть у меня к нему разговор. Ох, пожалеет псово отродье, что на свет родился.
   — А что, сильно провинился монах? — подобострастно спросил Василий.
   — За такие провинности самое малое на кол сажают, — ухмыльнулся Алексий. — Доносит он, тварь, на нас кому-то. Но ты не говори ему ничего. Я сам скажу. Сам и узнаю, кому доносит. Появилась у меня догадка.
* * *
   Рыжий вернулся домой, когда солнце уже перевалило за полдень. Настя возилась на огороде, и он взялся за починку кровли. Запас дранок наколол заранее, а теперь полез на крышу заменять подгнившие дощечки новыми. Работалось в охотку. Не большой из него мастер, но дощечки ложились ровно, одна к одной. Загляденье. Редкая работа в последнее время такое удовольствие доставляла.
   Не успел он сделать и половины намеченного, как увидел спускающегося в овраг Евлампия. Не узнать монаха, с его неуклюжей походкой, даже издалека было невозможно. Предчувствуя недоброе, Рыжий поспешил вниз и перехватил нежданного гостя у ворот.
   Догадка подтвердилась. Евлампий выглядел не просто взволнованным, он был в ужасе. Его трясло. Едва перебравшись через порог, монах грузно плюхнулся на лавку.
   Рыжему с трудом удавалось вытягивать из него слова. То и дело сбиваясь, монах пересказал подслушанный разговор и особенно ту часть, что касалась разоблачения. Сам Евлампий считал, что ему только чудом удалось выбраться из монастыря незамеченным. Рыжий же в чудеса верил мало и подумал о другом. Он сразу заподозрил в действиях викария хитрость. Хотел бы Алексий схватить Евлампия, так сделал бы это без труда и не откладывая. Но он промедлил. И дал монаху уйти. Уяснив эту простую мысль, Рыжий уселся возле окна и больше ни на миг не выпускал из виду оврага. Даже подробности разговора Алексия с одним из своих воинов он теперь слушал вполуха. Ещё будет время во всём разобраться.
   — Ты как нашёл меня? — спросил он, заранее зная ответ.
   — В корчме тебя не оказалось, — сказал монах. — Да мы на этот час и не договаривались. Но прелестная хозяйка объяснила, как найти твой дом и указала дорогу. Она зачем-то вывела меня из корчмы другим ходом.
   — Умная женщина, — чмокнул губами Рыжий. — Считай, через её мудрость, да осторожность, ты, глядишь, и живым останешься. Не забудь отблагодарить, при случае…
   И вот они показались. Три тени замерли на краю оврага, перекинулись словом и решительно принялись спускаться. Трое монахов точь-в-точь такие, каких описывали хозяева постоялых дворов, и каких видел он сам. Вспомнив, что даже Заруба сладил только с одним из чёрных воинов, да и то с великим трудом, Рыжий отнюдь не загорелся желанием встретиться с ними лицом к лицу. Он подтащил Евлампия к окну и сказал:
   — Смотри. Они следили за тобой.
   Может, зря сказал. Монах и без того трусил сверх меры, а тут вовсе рассудок начал терять.
   — Что теперь будет? — заныл он. — Ты обещал, что выручишь меня. Наврал! А теперь вместе с тобой в пыточной висеть буду на крюке. О-о…
   — Не скули! — оборвал Рыжий, собираясь с мыслями.
   В стороне послышался свист. На него отозвались с окраины выселок. Соседи предупреждали друг друга о незваных гостях.
   Овраг был достаточно глубок, чтобы задержать чернецов. Время ещё оставалось, но не так, чтобы много. Рыжий сложил в сумку всё наличное серебро, затем, достав из короба что-то из одежды, бросил монаху:
   — На-ка переоденься. А то с твоей рясой нас быстро приметят.
   Пока тот, путаясь, менял одежду, Рыжий выскочил в соседнюю комнату.
   — Собирайся, надо сматываться! — крикнул он хозяйке.
   Настя посмотрела на него как на дурного и возразила:
   — Тебе надо. Ты и сматывайся.
   Рыжий опешил.
   — А чего ты хотел? — пожала она плечами. — Тебе со мной хорошо было? Вот и я не жалуюсь. Давай на этом и поладим. Я в твои дела нос не совала, кого ты там зацепил не ведаю, нечего мне и драпать…
   На споры и уговоры времени не оставалось, да Настя и не отличалась уступчивостью.
   — Ну, прощай, коли так, — вздохнул Рыжий.
   — Ладно. Беги уж.
   Настя обняла его, поцеловала. А когда он повернулся спиной, перекрестила.
 
   В Курмыши вёл один путь, зато из Курмышей их выходило несколько. Тайные дорожки, скрытые завалами веток и сучьев, известные только местным жителям, расходились от выселок во все стороны.
   Пошарив рукой, Рыжий вытащил из-под лапника конец верёвки. Потянул с натугой, отвалив кучу в сторону. Где-то внизу, среди деревьев показалась едва приметная тропка.
   — Давай, шустрее, — подтолкнул он Евлампия.
   Тот начал неуклюже спускаться. Рыжий, кипя от злости, едва удержался, чтобы не отвесить спутнику пинка, слишком уж медлил монах, словно не от смерти спасался. Наконец, когда оба они надёжно встали на тропку, Рыжий вновь завалил тайник. Теперь, даже если алексиевские слуги каким-то чудом и отыщут проход, беглецы, к тому времени, будут уже далеко.
   Тропка вела вдоль оврага. С одной стороны нависал над ней крутой и заросший кустами склон, с другой подступало топкое дно. Тропинка, как и овраг, должна была вывести к берегу Москвы. А дальше предстояло выбираться самим.
   Рыжий размышлял на ходу. Заходить к Марии опасно. Монахи не простаки и вполне могли оставить в корчемнице пару человек. Больше схорониться негде. Все прочие его знакомые казались в этом смысле, не слишком надёжны. Нужно срочно выбираться из Москвы. Вот только как? Викарий наверняка приказал сторожить на дорогах и пристанях.
   Не будь с ним Евлампия, Рыжий, наверное, без труда выбрался бы из города. Но монах оказался определённо не приспособлен для быстрого и скрытного бегства. Он и теперь, когда опасность осталась позади, с трудом переставлял ноги и близок был к помешательству. А уж о том, чтобы пробираться с ним через явные и тайные заставы, мимо сторожевых отрядов и разъездов, не могло быть и речи.
   По большому счёту Евлампия следовало бы бросить. Дать немного денег, да отпустить на все четыре стороны. А самому пойти в противоположенном направлении. Так даже способнее стало бы удирать. Но отголоски совести, о которой Рыжий забыл и думать, не позволяли ему сделать этого. Без сомнения, монах попался бы в лапы Алексия ещё до заката. И ничего доброго в гостях у викария его не ждало. Как пить дать. Выпотрошат там прознатчика, словно праздничного кабанчика, и начинят собственным же дерьмом. Ничего опасного он конечно не расскажет. Лишь небылицу про Ольгерда, да мухрыжника сможет поведать. И если бы монаху грозили не пытки и гибель, а только, скажем, порка или ссылка в северную пустынь, Рыжий бы бросил его, не раздумывая. Но посылать доверившегося тебе человека на верную смерть, рука не поднималась. По сути, он сам, от начала и до конца, втравил Евлампия в гиблое дело. И теперь вдруг почувствовал что-то похожее на ответственность перед ним. Чудно.
   — Не робей, монах, — ударив по плечу, ободрил Евлампия Рыжий. — Выберемся, слово даю.
* * *
   После всех неприятностей, дела у Ондропа, наконец-то, пошли в гору. Да как. Одни только поставки мёда к Муромскому двору увеличили состояние втрое. Теперь он владел кораблём — двенадцативёсельной ладьёй, купленной по случаю в Елатьме. На него работало два десятка усердных слуг — когда надо гребцов, а случись что и воинов. И промышлял он теперь торговлей по всей Оке — от Нижнего до Москвы.
   К Москве и подходил сейчас купец с грузом превосходной льняной толстины и неизменным кадомским мёдом. Тяжелогружёный корабль, медленно шёл против течения, то и дело зарываясь носом в волну. Встречный ветер сделал парус ненужным и до ближайшего поворота шли на вёслах. Разом вынимая их из воды, гребцы мычали песню.
   Москва вот-вот должна была появиться. Не за этой излучиной, так за следующей. Люди предвкушали отдых и угощение, хозяин — важные разговоры и неизбежную прибыль.
   Предаваясь приятным размышлениям, Ондроп заметил, как от берега отвалила небольшая лодка и направилась наперерез ладье. В лодке сидели двое. Для разбоя слишком мало, к тому же никакого оружия при них Ондроп не увидел, и потому не проявил обычного своего беспокойства.
   Когда лодка подошла ближе, сидящие в ней люди попросились подняться на корабль. Для важного разговора с хозяином, как они сообщили. Ондроп позволил, — бывает, что перекупщики суетятся, когда товара какого недостаёт и самые ушлые из них пытаются подешевле перехватить привоз на подходе. С Ондропом, разумеется, это дело не выгорит, но отчего и не послушать людей, не уяснить лишний раз, чего ждать на торгу.
   Скоро двое путников предстали перед купцом. Один из них выглядел полным дурачком. Его брюхо не помещалось ни в штаны, ни в рубаху, и белело неприкрытым телом. Лицо второго показалось Ондропу знакомым.
   — Ба! Купец! Из Кадома! — воскликнуло знакомое лицо.
   И тут Ондроп узнал парня.
   — Ах ты, бестия! — закричал купец. — Так это ты? Тот самый, что надоумил меня везти железо в Муром? А ну-ка, ребята, держите его покрепче.
   — Постой купец, — поднял руку Рыжий. — Если ты хочешь меня отблагодарить, то незачем звать стольких помощников.
   — Отблагодарить? — возмутился Ондроп. — Да знаешь ли ты, что я чуть не прогорел с тем твоим советом?
   Обоих беглецов обступили дюжие, неплохо вооружённые ондроповские слуги. Рыжий огляделся и улыбнулся.
   — Я смотрю у тебя новая ладья, купец, — заметил он. — Добрый корабль. Недешёвый, наверное?
   — Недешёвый и что? — подозрительно спросил Ондроп.
   — Стало быть, ты вовсе и не прогорел? — предположил Рыжий. — А даже напротив…
   — Твоей заслуги в этом нет никакой, — возразил с гневом купец, но воинов придержал, сделав им знак, чтобы встали рядом.
   Заметив это, Рыжий перешёл в наступление:
   — Слушай, я тебе говорил, что железо в Муроме ты с выгодой продашь? Говорил?
   — Говорил, — согласился купец, — но…
   — Ты продал? — перебил его Рыжий.
   — Продал. Но…
   — С выгодой? — нажал Рыжий.
   — С выгодой, — согласился купец. — Только не тебя за это благодарить надо, а княжичей, что подсобили мне от железа избавиться.
   — Княжичей? — спросил Рыжий, как бы с недоверием, но на самом деле довольный, что удалось втянуть купца в разговор. В таких случаях как теперь, это считай половина дела, а то и больше.
   — Да, самых настоящих, — подтвердил Ондроп. — Один муромский, другой суздальский. Они меня и спасли от разорения.
   — Ну так и что ж? Пусть княжичи. Я и не говорил, что без княжичей обойдётся.
   — Хватит зубы-то забалтывать. Сейчас в реку окунёшься, там рыбам забалтывай.
   — Ладно, ладно, — сдался Рыжий. — Знаешь, я ведь могу возместить потери. Прямо сейчас. Серебра у меня достаточно.
   — Возместить? — не поверил купец.
   — И не только, — продолжил тот. — Я хочу нанять твой корабль.
   — По какой надобности? — с любопытством спросил Ондроп, тут же забыв об обиде.
   — Отвези меня в Мещёрск, — как о каком-то пустяке попросил Рыжий. — Срочно!
   — То есть повернуть обратно? — вновь возмутился Ондроп. — Ты в своём уме? Я с товаром в Москву пришёл не для того, чтобы у самого порога назад поворачивать.
   — Я покупаю у тебя весь твой груз, — выпалил Рыжий. — Даю московскую цену. Давай купец, соглашайся. Тебе прямая в том выгода. Не надо отдавать мыто, платить за вымолы, за постой… Да и товар, скорее всего, за тобой останется.
   — Ты кто? — ухмыльнулся Ондроп. — Чингизидов отпрыск что ли, или разбойник с большой дороги? В последнее я уверую быстрее. И нет у тебя с собой таких денег. Не может быть. Столько серебра одному не унести.
   Рыжий вывернул сумку. С впечатляющим звоном на настил вывалились гривны и монеты.
   — Это получишь сейчас, — сказал он. — Как залог. Остальное, по прибытии в Мещёрск. И не сомневайся, мне сам князь в этом деле порукой.
   Ондроп задумался. Ну, про князя любой сказать может. Далеко до него, не проверишь. Но на счёт серебра этот пройдоха нисколько не шутил. Вот оно, на досках блестит, закатом играя. И судя по всему, не последние то запасы. Но как-то необычно всё… Сомнительно…
   — А что за спешка? — спросил он, так ни на что и не решившись.
   Рыжий подумал, можно ли довериться кадомскому купцу? Но за излучиной уже появилась Москва, а более подходящего корабля ему всё равно не найти. И решился. Подошёл к Ондропу вплотную и шепнул на самое ухо:
   — Ты Сокола знаешь?
   — Чародея? — удивился Ондроп. — Кто же его не знает?
   — Так вот в Москве против него великая шкода замышляется… По его надобности я здесь. Из-за него и обратно спешу.
   — Да ну? Чего же ты сразу не сказал?
   Шёпот стал едва различимым шелестом:
   — Тайное это дело.
   Рыжий вернулся к монаху, оставив Ондропа в смятении. Тот почесал голову, крякнул и крикнул во всё горло своим подручным:
   — Назад поворачиваем! И поживее, поживее, вурды вас заешь!
   Люди, не задавая хозяину лишних вопросов, засуетились. Увлекаемая течением, ладья быстро повернулась в обратную сторону.
   — Лоч с братьями, парус ставить! — крикнул Ондроп. — Остальные на вёсла!
   Проводив взглядом едва показавшуюся Москву,Рыжий перевёл дух. Всё вышло как нельзя лучше. Погони не было. Однако что-то терзало его, не позволяя насладиться победой…
   Настя. Жаль, что она осталась. Доведётся ли ещё увидеть её?
* * *
   Не успела ладья ткнуться носом в песок, как Рыжий соскочил на берег и помчался наверх, к городу. Два дружинника, что следили за порядком на вымолах, проводили его удивлёнными взглядами и подошли к Ондропу, который только ещё покидал корабль.
   — Чего это с Ромкой? — спросил один из воинов.
   — Небось, опять какую шутку отколол, — почти не сомневаясь, высказался второй.
   — Да нет, — махнул Ондроп рукой. — К Соколу он побежал. С предупреждением.
   — Так нет Сокола-то.
   — Нет? — удивился купец. — А где же он?
   — Ушёл Сокол. Тут весь город гудит, что улей пчелиный. Как чародей ушёл, так и поднялся галдёж. Говорят, конец света не за горами. Вот к тем горам Сокол, мол, и отправился.
   — По вам не видать что-то, — не поверил Ондроп.
   — Так мы люди служивые, — дружинник с ухмылкой развёл руками. — Скажет нам князь с нечистью биться — будем биться. Скажет драпать, так побежим не оглядываясь.
* * *
   Не ведая ещё последних новостей, Рыжий подошёл к чародейскому дому. Вошёл как всегда без стука. И обомлел, увидев вместо хозяина сидящих за столом двух самых всамделишных вурдов.
   Вурды ели. Но ели вовсе не чародея. На столе перед ними лежала горка лепёшек и миска с мёдом. Необычные жильцы отламывали кусочки и перед отправкой в рот, макали печево в мёд.
   Рыжий слыл парнем смышлёным, кроме того давно уж привык к коленцам, что бывало выделывал Сокол. И потому его замешательства никто не успел заметить. Когда вурды повернулись к гостю, тот уже согнал с лица испуг и нахмурил брови.
   — Вы кто такие? — спросил он строгим голосом, обхватив для убедительности рукоять кинжала. — И где Сокол?
   Вурды разглядывали его безо всякого уважения, будто он в чужой дом без спросу вломился.
   — Ты смотри, храбрый какой, — вместо ответа произнёс один из них и тут же отправил в рот очередной ломоть.
   — Да-а… — протянул второй. — Ну, народ наглый пошёл, даже вурдов уже ни во что не ставит. Смотрит так, словно чужих коров в собственном огороде повстречал…
   С этими словами он кинул кусочек лепёшки псу, который, поймав лакомство на лету, тут же его проглотил. Рыжий перевёл взгляд на пса. Тому новые жильцы, видимо, пришлись по душе. Ещё бы так баловать животное. Пёс крутился вокруг них, играя, словно щенок малый. Тёрся о ноги и только что не мурлыкал от удовольствия. А ведь какая смирная была псина.
   — Где Сокол? — повторил Рыжий.
   — А ты собственно, кто такой? — спросил, облизывая липкие пальцы, старший из вурдов.
   — Товарищ Сокола, — ответил Рыжий, немного растерявшись.
   — Тогда садись, откушай с нами, товарищ, — предложил молодой. — Сокола сегодня не будет.
   Тут уж Рыжий не сдержался, вышел из себя. Рявкнул на обоих:
   — Спасать чародея надобно, ковры вы плешивые. Лежите тут на боку в его доме, шерсть уж слежалась, небось. А Соколу опасность грозит и немалая. Его предупредить срочно нужно, от беды упасти.
   Вурды замерли, не донеся до ртов, сочащиеся мёдом, куски. Затем Быстроног крадучись подошёл к Рыжему и, заглянув в глаза, переспросил:
   — Ты сказал упасти? Я не ослышался?
   — Ну да, — раздражённо подтвердил Рыжий, чувствуя какой-то подвох.
   — Так что мы стоим здесь как глупые овцы? — взорвался Быстроног. — Ты слышал, Влас? Собирайся, мы отправляемся спасать господина чародея.
 
   Власорук тотчас вскочил и принялся проверять свой нож, будто ему предстояло вот прямо здесь и сейчас вступить в битву. Сам Быстроног, сунув голову под лавку, начал доставать оттуда всякие полезные в походе вещи. Брякнул об пол котелок, шлёпнулся моток верёвки, за ним пустой мешок…
   Тут в дверь постучали, и на пороге возник Ондроп. Выглядывая из-за его спины, переминался с ноги на ногу Евлампий.
   — Ты чего, Роман, монаха своего бросил? — спросил купец и кивком поприветствовал вурдов.
   — А чёрт! — ругнулся Рыжий. — К Соколу спешил, но не застал вот.
   — Да уж, — согласился Ондроп. — Говорят, ушёл он. Неотложное дело у чародея случилось.
   — Ну и ну…— осерчал Рыжий. — Не вовремя как…
   — Да, — встрял Евлампий. — Вроде шептались у викария, что колдун ваш куда-то пропал. Потому и поймать его задумали…
   Вурды с любопытством разглядывали нового гостя.
   — И где же теперь его искать? — расстроился Рыжий.
   — Он с князем говорил перед уходом, — бросил Власорук, не спуская глаз с монаха. — Ук, верно, знает.
   — Ладно, Роман, давай о нашем деле поговорим, — предложил Ондроп, полный достоинства, присаживаясь на лавку.
   — О каком ещё деле?
   — Ты расплатиться по прибытии в Мещёрск обещал, не помнишь? Всё же убыток от тебя немалый получился. Шутка ли — от самой Москвы назад повернули.
   — А.. — вспомнил Рыжий. — Не беспокойся. Будет тебе серебро.
   — Ну ты жук, купец, — вмешался возмущённый Быстроног. — Человек, можно сказать, Сокола примчался спасать, а ты серебро…
   — Так уговор же… — начал оправдываться Ондроп.
   — Уговор… — передразнил Быстроног. — Эх, давно мы тебя не пужали…