Страница:
Не веря своим глазам, Ли смотрела, как Ник провел по нему пальцем, потом приподнял, словно проверяя на гибкость. Потом он начал забавляться с остальными ее пальцами, и скоро Ли уже не могла сдержать улыбки.
Его рука замерла.
– Ли? Тебе там хорошо?
Она пристально на него посмотрела, забыв о всякой осторожности.
– Пообещай мне одну вещь, Ник, хорошо? Только одну. – Он с удивлением глянул на нее из под темных ресниц. Если он и хотел что то сказать, то осекся, увидев выражение ее лица.
– Я не хочу, чтобы ты сам занимался Таггартом, – сказала она, намереваясь достучаться до него любым способом. – Придумай что нибудь. Найми детектива. Все, что угодно. Только не делай этого сам.
Когда он почувствовал, что она действительно этим озабочена, в глазах его начало таять выражение отчужденности.
– Правда, Ник, может, ты вообще все это бросишь? – не унималась она. – Преследовать такого человека очень опасно.
Он улыбнулся не сразу, но этого стоило дождаться.
– Ты что, Ли, считаешь меня сумасшедшим? – спросил он. – Впрочем, можешь не отвечать.
Они оба рассмеялись.
Казалось, мрак рассеялся, но в то же время Ник посерьезнел, словно в первый раз осознал что то.
– Ты попросила, чтобы я дал тебе обещание. Я никогда не давал тебе никаких обещаний, верно?
– Нет, никогда.
– Тогда, на мой взгляд, это исторический момент. – Он легко побарабанил по торчавшим из под пледа пальчикам Ли, словно выбивая дробь на барабане. – Даю тебе слово, Ли. Я не сделаю ничего, что может грозить мне опасностью.
Он помолчал, его пальцы замерли, когда он посмотрел на нее. В его улыбке сквозила печаль.
– Не теперь, – тихо признался он. – После этой ночи… после тебя.
Ли хотела вздохнуть, но не смогла. Неистово заколотилось сердце. Глядя на Ника, она едва посмела улыбнуться. Что то было в выражении его лица, но что – она не могла понять. Надежда? Была ли это действительно надежда? Или она просто вообразила то, что хотела увидеть? Боже, поддержи ее! Боже, помоги ей! Он дал обещание, торжественную клятву. Если Ник ее нарушит, если он так с ней поступит, она умрет.
– На тебя это так не похоже, дорогая. Ты всегда была такой разумной.
Яростно забренчали кубики льда – Ли принялась размешивать искусственный подсластитель в холодном фруктовом чае. Ей не слишком все это нравилось, но сегодняшний ленч с Кейт оказался заметной вехой в их отношениях. Ее мать настоятельно советовала ей быть более осмотрительной. Такое в истории отношений матери и дочери Раппапорт случилось впервые.
– Мне казалось, что в данном случае это разумно. – Ли попробовала чай и поморщилась. Добавила немного лимона, чтобы уменьшить сладость, и перелила смесь в свой стакан. – Не ты ли посоветовала мне встряхнуть свою жизнь, как коврик?
– Да, но ты выкинула коврик в окно, Ли. Ты выбросила в окно все коврики в доме.
Беспокойство матери заинтриговало Ли. Она, конечно, не могла назвать это «пить залпом», но Кейт уже осушила несколькими крупными глотками бокал белого вина и потянулась за бутылкой, чтобы налить себе еще. По предложению Кейт, чтобы не смущать общественность, в этот день они обедали на застекленной террасе дома Кейт в Пасадене, где выросла Ли.
– Что касается Ника Монтеры, – продолжала Кейт, – то ради него ты ввязалась в скандал и выставила себя на посмешище. Тебе не кажется, что этого достаточно? Неужели необходимо еще и встречаться с ним?
Ли откинулась на скрипучем плетеном стуле и посмотрела мимо матери на деревья в саду, где она так любила играть ребенком. В воздухе пахло нежной юной листвой и сырой плодородной землей. Наступала весна, с ее неистовой силой обновления всего на свете.
– Я решила последовать твоему совету и найти себе мужчину с эклектическим вкусом, – сказала она. – Кстати, ты была права. С ним не скучно.
Кейт фыркнула:
– Уверена, что Ник Монтера какой угодно, но только не скучный. Однако когда я рекомендовала тебе мужчину с эклектическим вкусом, то не думала о мужчине со вкусом к убийству.
– Его оправдали, – спокойно заметила Ли.
– Я знаю. – Кейт взмахнула рукой, чтобы отвлечь Ли от созерцания сада. – Но тебе не показалось странным появление этой его бывшей подруги? Как то очень вовремя. Если Доусон это не проверил, то ему следовало бы…
Ли со злостью повернулась к матери.
– Проверить что? – спросила она гневно. – Тебе кажется, люди Доусона недостаточно помотали Нику нервы? Присяжные решили, что он невиновен. Все было по закону. Его единственное преступление – это пребывание со мной, твоей дочерью.
В последнее время Ли стала получать анонимные телефонные звонки, но ей не хотелось пугать мать. В основном в трубке зловеще молчали, кто то просто молчал на том конце провода, но один раз объявился и Доусон, поинтересовался, как у нее дела. Не успела она сказать и нескольких слов, как он стал уговаривать ее вернуться к нему. Он оставлял сообщения на ее автоответчике, предостерегал от общения с Ником, словно надеялся убедить, что она совершает ошибку.
– Что ж, может, это и правда, – признала Кейт. – Но ты не можешь отрицать, что у Ника Монтеры не самая лучшая репутация в отношении женщин. – Она наклонилась вперед и, поджав губы, принялась рассматривать Ли. – Что это у тебя около рта? Он не бьет тебя?
– Да, бьет, мама. Он делает именно это. Ник Монтера меня бьет… и мне это нравится.
– Ли! Ты сошла с ума?
Ли потрогала крохотную припухлость рядом с губами, отчего ее охватил сладкий трепет. Она отодвинула чай со льдом. Хватит этой сладкой водички, она тоже нальет себе вина. Прогонит все свои страхи и заботы, громко рассмеется. Весна уже почти вступила в свои права, «самое жестокое и самое справедливое время года», а мужчина, с которым она связалась, имеет не самую лучшую репутацию в отношении женщин. Это хорошо? Или она на самом деле сошла с ума, как считает ее мать?
Анонимные звонки продолжались и в последующие дни. Каждый раз, когда телефон подавал голос, в мозгу Ли звенели предостерегающие колокольчики. Нику об этих звонках она еще не рассказала. Ей не хотелось разжигать его подозрения насчет Джека Таггарта. Ли решила, что это, должно быть, звонил Доусон или Таггарт, и была абсолютно уверена, что Ник захочет с ними разобраться.
Она справлялась с ситуацией, позволяя сообщениям скапливаться на ее автоответчике. Эта страусиная политика позволяла ей не обращать внимания на анонимные звонки и на все остальное, с чем ей не хотелось иметь дела. Она позвонила лишь матери и издательнице и коротко сказала, что напряженно работает над своим проектом и свяжется с ними, как только закончит. Она не стала уточнять, что ее проектом был Ник Монтера.
Тем временем они с Ником стали беглыми любовниками, живущими в грезах и во взятом взаймы времени. Они оба понимали, что их безмятежные дни сочтены. Средства массовой информации еще не обнаружили место их обитания, поэтому они как могли наслаждались свободой, зная, что продлится это недолго. Замаскировавшись с помощью кепок и солнечных очков, они ездили по пляжу на велосипедах, ходили по магазинам и в кино.
Ли угостила Ника своим любимым мятным мороженым, а он в ответ однажды вечером тайком привел ее в студию и на скорую руку приготовил коктейль «Маргарита» и свежие креветки, вымоченные в соке лайма, – свое любимое блюдо. Домоправительница Ника Эстела, которую тот всячески умасливал, даря предметы культа и давая клятвы вести себя хорошо, оставила в холодильнике пирог с фруктами. Ли уплетала за обе щеки, пила без меры, а потом совратила Ника заняться с ней любовью прямо на кухонном столе, под бдительным оком Мэрилин. И если она сделала это, чтобы досадить кошке, то ей это удалось. Мэрилин свернулась клубочком, накрыв нос хвостом, и в тот вечер ее больше не было видно.
Ли не очень точно помнила, что еще они с Ником делали в ту ночь. Детали расплывались в памяти, но одно Ли помнила точно – как бешено она извивалась в его руках на фоне фантастических декораций из стекла и зеркал, которые он установил в студии. Все кончилось на его кровати с водяным матрасом, на котором, измученная, она провалилась в сон и видела себя во сне русалкой, спешащей к берегу на гребне серебристо синей волны.
На следующее утро все изменилось. Когда они с Ником вернулись в ее дом, их встретили газетчики и съемочная группа с телевидения. Средства массовой информации разыскали их. Не прошло и суток, как сообщения о них появились во всех местных выпусках новостей и на первых страницах всех газет южной Калифорнии, включая «Лос Анджелес таймс». «Свидетель эксперт встречается с сексуальным волшебником!» – гласил заголовок.
– Ник! – позвала Ли, прослушав на следующий вечер сообщения на автоответчике. – «Вэнити фэр»? Ник, иди сюда! Тебе сегодня звонили из журнала «Вэнити фэр»!
Она обнаружила его в душе и вытащила оттуда, голого и мокрого. Пока он вытирался, она прослушала множество сообщений. Все звонившие интересовались им и его работой. Ли боялась, что паблисити уничтожит ее карьеру, но оно обернулось удачей для Ника.
На протяжении нескольких следующих дней его завалили предложениями от дилеров со всей страны. Критики разливались по поводу темной силы и очищающих эмоций, исходивших от его работ. Все говорили о раскрутке его карьеры в национальном масштабе, о престижных показах и мировом признании.
Всем хотелось заполучить кусочек Ника Монтеры. Продолжали поступать звонки от таких элитных журналов, как «Вог» и «Джентльменз куотерли». Историей его жизни заинтересовался Голливуд, а ведущий Эм ти ви пожелал поговорить с ним о рок музыке. Ли была потрясена этим натиском. Такая возможность бывает раз в жизни, и хотя ее одолевали заботы по поводу затруднений с собственной карьерой, она была ужасно рада за Ника. Еще она радовалась тому, что вся эта шумиха отвлекла его мысли от Джека Таггарта. Тем не менее Ли не переставала задумываться о том, как феноменальный успех Ника отразится на их отношениях.
Когда она поделилась с ним своими опасениями, он подхватил ее на руки и отнес на викторианскую постель с пологом. Ник признался Ли, как он в ней нуждается, сказал, будто хочет ее настолько, что это желание вытеснило из его жизни все другие мысли и устремления. Ли просто не могла перед ним устоять. Они занимались любовью, как при замедленной съемке в кино, словно воплощая несбыточную, безумно пьянящую мечту. Секс с ним стал наркотиком удовольствия, вводимым прямо в вену, поняла она. Она вводила себе в вену Ника Монтеру.
Но откладывать принятие решения относительно своей карьеры Ник больше не мог. Начальная цена его фотографий выросла в четыре раза, и предсказывали, что вскоре она достигнет заоблачных высот. Зная это, он, чтобы разобраться с предложениями, нанял самого лучшего агента.
В этот вечер Ли почему то нервничала, дожидаясь Ника со встречи с новым агентом. На плите булькал густой суп из индейки с фасолью, и Ли уже начала потягивать вино, поняв, что Ник задержится.
– Всего то неделю как узнала мужчину в библейском смысле слова, – пробормотала она себе под нос, – и вот уже соломенная вдова из за его карьеры.
Она сидела за кухонным столом в одной только огромной хлопчатобумажной рубашке Ника, постукивала по полу ногой и разглядывала пустой бокал. Когда она встала, чтобы налить себе еще шардонне, хлопнула входная дверь.
– Я опоздал? – спросил Ник, появляясь на пороге кухни.
На нем были джинсы и замшевый пиджак, который она особенно любила и из под которого виднелась белая рубашка с расстегнутым воротом. Иногда Ли хотелось, чтобы он не выглядел так сексуально. Все чаще и чаще, если говорить честно.
– Что случилось? – спросила она, переходя прямо к делу. В последнее время ей мало что удавалось сделать. Средства массовой информации вынудили ее запереться в четырех стенах. Она много дней не была у себя в офисе, и вынужденное заточение начало угнетать ее. Кроме того, на карту было поставлено очень многое, по крайней мере ей так казалось.
– Я уезжаю, – сказал он.
– О Боже… – вырвалось у Ли, потому что эмоции переполняли ее и сдержаться ей не удалось. Она отвернулась, прижав пальцы к губам.
– Все в порядке, – успокоил ее Ник. – Это ненадолго. Я сказал, что дней на пять, не больше.
– А куда ты едешь?
– Но Восточное побережье, в Нью Йорк. Проведу пару показов, побеседуем с представителями нескольких журналов. Поехали со мной.
– Нет…
Он как будто действительно хотел, чтобы она поехала, но они уже договорились, что не станут появляться на людях вместе, чтобы не будоражить журналистов.
– Ли, не волнуйся, – попросил он. – Я уеду ненадолго и принес тебе кое что, чтобы ты не скучала. Посмотри.
Ласка в его голосе наконец заставила ее повернуться.
– О, Ник!
На ладони у него сидел крохотный серый котенок. Ник, державший одинокое маленькое существо, выглядел так трогательно, что на глаза Ли навернулись слезы. Ей захотелось упасть на колени и разрыдаться от радости. Она поняла, что произошло, – она ступила с обрыва и летит сквозь сотрясающую нервную систему пустоту, а это означало, что ее душа больше ей не принадлежит. Она сходила с ума по ним обоим. По котенку и по этому мужчине.
Глава 21
Его рука замерла.
– Ли? Тебе там хорошо?
Она пристально на него посмотрела, забыв о всякой осторожности.
– Пообещай мне одну вещь, Ник, хорошо? Только одну. – Он с удивлением глянул на нее из под темных ресниц. Если он и хотел что то сказать, то осекся, увидев выражение ее лица.
– Я не хочу, чтобы ты сам занимался Таггартом, – сказала она, намереваясь достучаться до него любым способом. – Придумай что нибудь. Найми детектива. Все, что угодно. Только не делай этого сам.
Когда он почувствовал, что она действительно этим озабочена, в глазах его начало таять выражение отчужденности.
– Правда, Ник, может, ты вообще все это бросишь? – не унималась она. – Преследовать такого человека очень опасно.
Он улыбнулся не сразу, но этого стоило дождаться.
– Ты что, Ли, считаешь меня сумасшедшим? – спросил он. – Впрочем, можешь не отвечать.
Они оба рассмеялись.
Казалось, мрак рассеялся, но в то же время Ник посерьезнел, словно в первый раз осознал что то.
– Ты попросила, чтобы я дал тебе обещание. Я никогда не давал тебе никаких обещаний, верно?
– Нет, никогда.
– Тогда, на мой взгляд, это исторический момент. – Он легко побарабанил по торчавшим из под пледа пальчикам Ли, словно выбивая дробь на барабане. – Даю тебе слово, Ли. Я не сделаю ничего, что может грозить мне опасностью.
Он помолчал, его пальцы замерли, когда он посмотрел на нее. В его улыбке сквозила печаль.
– Не теперь, – тихо признался он. – После этой ночи… после тебя.
Ли хотела вздохнуть, но не смогла. Неистово заколотилось сердце. Глядя на Ника, она едва посмела улыбнуться. Что то было в выражении его лица, но что – она не могла понять. Надежда? Была ли это действительно надежда? Или она просто вообразила то, что хотела увидеть? Боже, поддержи ее! Боже, помоги ей! Он дал обещание, торжественную клятву. Если Ник ее нарушит, если он так с ней поступит, она умрет.
– На тебя это так не похоже, дорогая. Ты всегда была такой разумной.
Яростно забренчали кубики льда – Ли принялась размешивать искусственный подсластитель в холодном фруктовом чае. Ей не слишком все это нравилось, но сегодняшний ленч с Кейт оказался заметной вехой в их отношениях. Ее мать настоятельно советовала ей быть более осмотрительной. Такое в истории отношений матери и дочери Раппапорт случилось впервые.
– Мне казалось, что в данном случае это разумно. – Ли попробовала чай и поморщилась. Добавила немного лимона, чтобы уменьшить сладость, и перелила смесь в свой стакан. – Не ты ли посоветовала мне встряхнуть свою жизнь, как коврик?
– Да, но ты выкинула коврик в окно, Ли. Ты выбросила в окно все коврики в доме.
Беспокойство матери заинтриговало Ли. Она, конечно, не могла назвать это «пить залпом», но Кейт уже осушила несколькими крупными глотками бокал белого вина и потянулась за бутылкой, чтобы налить себе еще. По предложению Кейт, чтобы не смущать общественность, в этот день они обедали на застекленной террасе дома Кейт в Пасадене, где выросла Ли.
– Что касается Ника Монтеры, – продолжала Кейт, – то ради него ты ввязалась в скандал и выставила себя на посмешище. Тебе не кажется, что этого достаточно? Неужели необходимо еще и встречаться с ним?
Ли откинулась на скрипучем плетеном стуле и посмотрела мимо матери на деревья в саду, где она так любила играть ребенком. В воздухе пахло нежной юной листвой и сырой плодородной землей. Наступала весна, с ее неистовой силой обновления всего на свете.
– Я решила последовать твоему совету и найти себе мужчину с эклектическим вкусом, – сказала она. – Кстати, ты была права. С ним не скучно.
Кейт фыркнула:
– Уверена, что Ник Монтера какой угодно, но только не скучный. Однако когда я рекомендовала тебе мужчину с эклектическим вкусом, то не думала о мужчине со вкусом к убийству.
– Его оправдали, – спокойно заметила Ли.
– Я знаю. – Кейт взмахнула рукой, чтобы отвлечь Ли от созерцания сада. – Но тебе не показалось странным появление этой его бывшей подруги? Как то очень вовремя. Если Доусон это не проверил, то ему следовало бы…
Ли со злостью повернулась к матери.
– Проверить что? – спросила она гневно. – Тебе кажется, люди Доусона недостаточно помотали Нику нервы? Присяжные решили, что он невиновен. Все было по закону. Его единственное преступление – это пребывание со мной, твоей дочерью.
В последнее время Ли стала получать анонимные телефонные звонки, но ей не хотелось пугать мать. В основном в трубке зловеще молчали, кто то просто молчал на том конце провода, но один раз объявился и Доусон, поинтересовался, как у нее дела. Не успела она сказать и нескольких слов, как он стал уговаривать ее вернуться к нему. Он оставлял сообщения на ее автоответчике, предостерегал от общения с Ником, словно надеялся убедить, что она совершает ошибку.
– Что ж, может, это и правда, – признала Кейт. – Но ты не можешь отрицать, что у Ника Монтеры не самая лучшая репутация в отношении женщин. – Она наклонилась вперед и, поджав губы, принялась рассматривать Ли. – Что это у тебя около рта? Он не бьет тебя?
– Да, бьет, мама. Он делает именно это. Ник Монтера меня бьет… и мне это нравится.
– Ли! Ты сошла с ума?
Ли потрогала крохотную припухлость рядом с губами, отчего ее охватил сладкий трепет. Она отодвинула чай со льдом. Хватит этой сладкой водички, она тоже нальет себе вина. Прогонит все свои страхи и заботы, громко рассмеется. Весна уже почти вступила в свои права, «самое жестокое и самое справедливое время года», а мужчина, с которым она связалась, имеет не самую лучшую репутацию в отношении женщин. Это хорошо? Или она на самом деле сошла с ума, как считает ее мать?
Анонимные звонки продолжались и в последующие дни. Каждый раз, когда телефон подавал голос, в мозгу Ли звенели предостерегающие колокольчики. Нику об этих звонках она еще не рассказала. Ей не хотелось разжигать его подозрения насчет Джека Таггарта. Ли решила, что это, должно быть, звонил Доусон или Таггарт, и была абсолютно уверена, что Ник захочет с ними разобраться.
Она справлялась с ситуацией, позволяя сообщениям скапливаться на ее автоответчике. Эта страусиная политика позволяла ей не обращать внимания на анонимные звонки и на все остальное, с чем ей не хотелось иметь дела. Она позвонила лишь матери и издательнице и коротко сказала, что напряженно работает над своим проектом и свяжется с ними, как только закончит. Она не стала уточнять, что ее проектом был Ник Монтера.
Тем временем они с Ником стали беглыми любовниками, живущими в грезах и во взятом взаймы времени. Они оба понимали, что их безмятежные дни сочтены. Средства массовой информации еще не обнаружили место их обитания, поэтому они как могли наслаждались свободой, зная, что продлится это недолго. Замаскировавшись с помощью кепок и солнечных очков, они ездили по пляжу на велосипедах, ходили по магазинам и в кино.
Ли угостила Ника своим любимым мятным мороженым, а он в ответ однажды вечером тайком привел ее в студию и на скорую руку приготовил коктейль «Маргарита» и свежие креветки, вымоченные в соке лайма, – свое любимое блюдо. Домоправительница Ника Эстела, которую тот всячески умасливал, даря предметы культа и давая клятвы вести себя хорошо, оставила в холодильнике пирог с фруктами. Ли уплетала за обе щеки, пила без меры, а потом совратила Ника заняться с ней любовью прямо на кухонном столе, под бдительным оком Мэрилин. И если она сделала это, чтобы досадить кошке, то ей это удалось. Мэрилин свернулась клубочком, накрыв нос хвостом, и в тот вечер ее больше не было видно.
Ли не очень точно помнила, что еще они с Ником делали в ту ночь. Детали расплывались в памяти, но одно Ли помнила точно – как бешено она извивалась в его руках на фоне фантастических декораций из стекла и зеркал, которые он установил в студии. Все кончилось на его кровати с водяным матрасом, на котором, измученная, она провалилась в сон и видела себя во сне русалкой, спешащей к берегу на гребне серебристо синей волны.
На следующее утро все изменилось. Когда они с Ником вернулись в ее дом, их встретили газетчики и съемочная группа с телевидения. Средства массовой информации разыскали их. Не прошло и суток, как сообщения о них появились во всех местных выпусках новостей и на первых страницах всех газет южной Калифорнии, включая «Лос Анджелес таймс». «Свидетель эксперт встречается с сексуальным волшебником!» – гласил заголовок.
– Ник! – позвала Ли, прослушав на следующий вечер сообщения на автоответчике. – «Вэнити фэр»? Ник, иди сюда! Тебе сегодня звонили из журнала «Вэнити фэр»!
Она обнаружила его в душе и вытащила оттуда, голого и мокрого. Пока он вытирался, она прослушала множество сообщений. Все звонившие интересовались им и его работой. Ли боялась, что паблисити уничтожит ее карьеру, но оно обернулось удачей для Ника.
На протяжении нескольких следующих дней его завалили предложениями от дилеров со всей страны. Критики разливались по поводу темной силы и очищающих эмоций, исходивших от его работ. Все говорили о раскрутке его карьеры в национальном масштабе, о престижных показах и мировом признании.
Всем хотелось заполучить кусочек Ника Монтеры. Продолжали поступать звонки от таких элитных журналов, как «Вог» и «Джентльменз куотерли». Историей его жизни заинтересовался Голливуд, а ведущий Эм ти ви пожелал поговорить с ним о рок музыке. Ли была потрясена этим натиском. Такая возможность бывает раз в жизни, и хотя ее одолевали заботы по поводу затруднений с собственной карьерой, она была ужасно рада за Ника. Еще она радовалась тому, что вся эта шумиха отвлекла его мысли от Джека Таггарта. Тем не менее Ли не переставала задумываться о том, как феноменальный успех Ника отразится на их отношениях.
Когда она поделилась с ним своими опасениями, он подхватил ее на руки и отнес на викторианскую постель с пологом. Ник признался Ли, как он в ней нуждается, сказал, будто хочет ее настолько, что это желание вытеснило из его жизни все другие мысли и устремления. Ли просто не могла перед ним устоять. Они занимались любовью, как при замедленной съемке в кино, словно воплощая несбыточную, безумно пьянящую мечту. Секс с ним стал наркотиком удовольствия, вводимым прямо в вену, поняла она. Она вводила себе в вену Ника Монтеру.
Но откладывать принятие решения относительно своей карьеры Ник больше не мог. Начальная цена его фотографий выросла в четыре раза, и предсказывали, что вскоре она достигнет заоблачных высот. Зная это, он, чтобы разобраться с предложениями, нанял самого лучшего агента.
В этот вечер Ли почему то нервничала, дожидаясь Ника со встречи с новым агентом. На плите булькал густой суп из индейки с фасолью, и Ли уже начала потягивать вино, поняв, что Ник задержится.
– Всего то неделю как узнала мужчину в библейском смысле слова, – пробормотала она себе под нос, – и вот уже соломенная вдова из за его карьеры.
Она сидела за кухонным столом в одной только огромной хлопчатобумажной рубашке Ника, постукивала по полу ногой и разглядывала пустой бокал. Когда она встала, чтобы налить себе еще шардонне, хлопнула входная дверь.
– Я опоздал? – спросил Ник, появляясь на пороге кухни.
На нем были джинсы и замшевый пиджак, который она особенно любила и из под которого виднелась белая рубашка с расстегнутым воротом. Иногда Ли хотелось, чтобы он не выглядел так сексуально. Все чаще и чаще, если говорить честно.
– Что случилось? – спросила она, переходя прямо к делу. В последнее время ей мало что удавалось сделать. Средства массовой информации вынудили ее запереться в четырех стенах. Она много дней не была у себя в офисе, и вынужденное заточение начало угнетать ее. Кроме того, на карту было поставлено очень многое, по крайней мере ей так казалось.
– Я уезжаю, – сказал он.
– О Боже… – вырвалось у Ли, потому что эмоции переполняли ее и сдержаться ей не удалось. Она отвернулась, прижав пальцы к губам.
– Все в порядке, – успокоил ее Ник. – Это ненадолго. Я сказал, что дней на пять, не больше.
– А куда ты едешь?
– Но Восточное побережье, в Нью Йорк. Проведу пару показов, побеседуем с представителями нескольких журналов. Поехали со мной.
– Нет…
Он как будто действительно хотел, чтобы она поехала, но они уже договорились, что не станут появляться на людях вместе, чтобы не будоражить журналистов.
– Ли, не волнуйся, – попросил он. – Я уеду ненадолго и принес тебе кое что, чтобы ты не скучала. Посмотри.
Ласка в его голосе наконец заставила ее повернуться.
– О, Ник!
На ладони у него сидел крохотный серый котенок. Ник, державший одинокое маленькое существо, выглядел так трогательно, что на глаза Ли навернулись слезы. Ей захотелось упасть на колени и разрыдаться от радости. Она поняла, что произошло, – она ступила с обрыва и летит сквозь сотрясающую нервную систему пустоту, а это означало, что ее душа больше ей не принадлежит. Она сходила с ума по ним обоим. По котенку и по этому мужчине.
Глава 21
Звонил телефон, а Ли никак не могла открыть дверь. Большая часть журналистов последовала за Ником в Нью Йорк, поэтому она предприняла стремительный набег на круглосуточно работающий магазин, чтобы купить кошачьей еды. По счастью, никто ее не заметил, но зато, кажется, заело замок! Конечно же, это звонит Ник. Она знала, что Ник.
Покупки с грохотом упали на цементный пол. Консервные банки выкатились из пакета. Ли яростно крутила ключ, кривясь от боли, когда его края врезались ей в пальцы. Если она не успеет ответить, то умрет! Он отсутствовал уже три дня, но еще ни разу и не позвонил. Сейчас около девяти вечера, значит, в Нью Йорке за полночь, но у него такое напряженное расписание. Возможно, у него только теперь появилась возможность позвонить.
– А ах! – воскликнула она от боли и облегчения, когда ключ наконец повернулся и замок открылся.
Распахнув дверь, она увидела Скромника, серо белый комок пуха, который получил свою кличку за сдержанный нрав. Котенок несся к ней по прихожей.
– Скромник, все в порядке!
Ли метнулась к телефону и успела схватить трубку на последнем звонке, прежде чем включился автоответчик.
– Алло?
Ее голос отозвался эхом, как в пустом туннеле. Абонент на том конце, похоже, отключился, хотя гудка не было. Опять анонимный звонок? При других обстоятельствах она не ответила бы на звонок. Ли подождала, все еще надеясь, что это Ник. Может, он положил трубку как раз в тот момент, когда она ответила, и невольно блокировал линию… превратив ее в мертвое пространство, через которое не прорвется ни один звонок, ни к ней, ни от нее.
– Алло? Вы слышите меня?
Ли разочарованно ткнула в кнопку разъединения, но тишина, словно сопротивляясь ей, никуда не делась. Линия действительно оказалась блокированной.
– Доктор Ли Раппапорт? – Ли подпрыгнула.
– Да!
Мужской голос звучал тихо, но очень ясно, словно человек находился рядом с ней в комнате. Ли огляделась, пытаясь взять себя в руки. Это не Ник, но, возможно, это его агент.
– Кто это?
– Вы в опасности, доктор.
Ли замерла, слушая звонившего. На голос Доусона не похоже, но и на других ее знакомых тоже. Она не смогла бы сказать, звонил ли этот человек раньше, но мужской голос был жутким. Казалось, человек стоит позади нее и шепчет ей на ухо, настолько четкой была слышимость.
– Если вы мне не верите, – сказал он, – поезжайте в студию Ника Монтеры. Посмотрите в темной комнате.
– Кто это?
Подозрения Ли разгорелись с новой силой. Этот человек говорит о Нике. Это или журналист, желающий состряпать сенсационный материал, или кто то, нанятый Доусоном, чтобы разыграть злую шутку.
– Вы хотите умереть, как Дженифер Тейрин, доктор? – Ли даже не попыталась скрыть раздражения:
– Если вы сейчас же не назоветесь, я повешу трубку! – Он продолжил, как если бы она молчала:
– В студии есть боковая дверь. Ключ в двери. Поезжайте туда, доктор. Поезжайте и посмотрите, что сделал ваш любовник.
Связь резко оборвалась.
– Наверное, какой то псих, – твердо произнесла Ли, кладя трубку. – Ненормальный, которого хлебом не корми – дай попугать людей. Или отчаянно нуждающийся в материале журналист.
Но когда она обернулась и увидела Скромника, подглядывавшего за ней из за приоткрытой двери, то вполне разделила страх котенка.
Ключа в двери не было.
Ли шарила в темноте на ощупь, пытаясь открыть боковую дверь в студию Ника и чувствуя себя полной дурой оттого, что попалась на удочку звонившего. Но по крайней мере никакие журналисты ее здесь не ждали. Папарацци исчезли сразу же, как Ник улетел в Нью Йорк, хотя они могли прятаться где нибудь в кустах, снимая на видеопленку, как она вламывается к нему в дом.
А ей действительно придется вломиться, поняла она, поворачивая дверную ручку. Дверь была заперта кое как. Она даже не совсем плотно сидела на петлях, так что Ли, пожалуй, с ней справится. В последнее время немного похолодало, и на Ли был теплый стеганый жакет.
И вот теперь, собираясь выломать дверь, она надеялась, что подплечники как то предохранят ее плечо. В первый раз она толкнула потихоньку, пробуя свои силы и проверяя прочность двери. В следующие удары она вкладывала все больше силы, пока не услышала, как что то треснуло в дверной коробке. Тогда Ли двумя руками ухватилась за ручку, уперлась ногой в косяк и стала тянуть, пока дверь не поддалась.
Дверь открылась в непроглядную тьму. Недоумевая, почему не догадалась захватить фонарик, Ли ощупью стала пробираться вдоль стены, ища выключатель, и очень скоро добралась до другой двери. К ее огромному облегчению, дверь оказалась не заперта и вела прямо в студию.
Помещение тускло освещалось мигающими лампочками под потолком. В центре комнаты было расставлено несколько похожих на леса сооружений, образуя что то вроде лабиринта в комнате смеха. И над всем этим доминировали огромные кривые зеркала всех мыслимых видов. Они были закреплены на лесах, свисали с потолка, подвешенные на проводах, стояли повсюду внизу. Когда Ник приводил ее сюда есть креветки и пить коктейли, они с ним танцевали среди еще не до конца смонтированных декораций. Сейчас они были почти готовы. Он работал над ними при каждом удобном случае, готовясь к предстоящим съемкам.
Света было достаточно, но Ли постояла в дверях, чтобы быстро обшарить взглядом помещение и убедиться, что она одна.
Ник говорил, что его домоправительница бывает здесь только днем, и никого другого, подъезжая к дому, Ли на участке не заметила. Все его жилище было погружено в темноту, включая и жилые комнаты. Эстела наверняка уже давно ушла домой.
Темную комнату Ли нашла практически сразу. От заливавшего ее красного света становилось как то не по себе, но это была необходимая предосторожность. Ли слабо разбиралась в процессах проявки и печати и не хотела испортить не проявленную пленку.
Глядя на ряды фотографий, вывешенных для просушки, Ли очень удивилась. Ник говорил ей, что только и мечтает вернуться к работе, но она не знала, что в последние дни он фотографировал. Первая группа снимков оказалась скорее беспорядочно нащелканными на улице фотографиями, а не тщательно подготовленными студийными работами, но что то в этих снимках ее насторожило.
Ей было трудно сфокусировать взгляд, и сначала она подумала, что пятна крови на фотографиях кажущиеся, из за света. Но при ближайшем рассмотрении увидела, что на всех на них были запечатлены страшные по своей жестокости сцены. Зверски зарезанный мужчина лежал на оживленном перекрестке, а мимо спокойно проезжали машины. Крохотный ребенок плакал над другим ребенком – мертвым, может, своим старшим братом. Водитель в смятом автомобиле с раздавленной о руль грудной клеткой, шелудивая собака, убитая выстрелом в голову.
Ли сделалось нехорошо. Неужели звонивший имел в виду это? Фотографии были страшными, но она не понимала, почему этот человек решил, что они грозят ей опасностью. Она повернулась к фотографиям, висевшим позади нее. На них была, кажется, одна и та же женщина, которую снимали, все больше приближая объектив. Она лежала на постели обнаженная, руки раскинуты, она явно спала, и падающие на нее крест накрест тени создавали впечатление, будто она связана.
Фотографии приковывали внимание, пугали, и Ли шагнула ближе, чтобы разглядеть их.
– О Господи! – выдохнула она, осознав, на кого смотрит.
Распростершаяся на кровати обнаженная женщина была она! На первом снимке она была вся целиком, но на остальных фотографиях он брал в объектив только верхнюю часть ее тела и снимал со все большим увеличением. На последнем снимке были только ее голова и шея, и падавшие тени создавали иллюзию, словно она задушена.
В красном свете эта сцена казалась еще более жуткой, а женщина – мертвой. Ли попятилась, ей захотелось убежать из комнаты. На пол грохнулся лоток. Она развернулась и натолкнулась на что то еще, на рабочий стол стойку. Нечаянно сбила электрический таймер, на кафельный пол упал и разлетелся вдребезги мерный стакан. Все вокруг нее рушилось! Метавшиеся красные тени придавали комнате зловещий вид, а запах аммиака окутал ее как облаком, щекоча ноздри.
Она сорвала один из снимков крупным планом и выскочила из комнаты, смяв фотографию в руке. Даже в огромной, похожей на ангар студии она долго не могла отдышаться. Когда он ее сфотографировал? Только в ту ночь, когда они здесь оставались. В ту ночь, когда она перебрала коктейлей и любви.
Ли привалилась к закрывшейся двери в темную комнату. У нее было такое чувство, будто ее изнасиловали. Нет, она этому не верит. Он не мог так с ней поступить – фотографировать ее обнаженной без ее ведома. Он не мог так грубо вторгнуться в ее жизнь. Ник никогда не воспользовался бы их отношениями для собственной выгоды.
Из за тусклого освещения в студии мало что можно было рассмотреть, но Ли решила найти телефон. Когда она попыталась пройти по комнате, ей показалось, будто она снова пьяна. Она позвонит Нику и расскажет о своей находке, пусть он объяснит ей, что все это значит. Это, должно быть, какой нибудь фототрюк.
Напротив кладовки, через которую она вошла, находился маленький кабинет. Мебели там почти не было, и казалось, комнатой почти не пользуются, но на столе стоял телефон, а номер Ника она запомнила. Если ничего не изменилось, он должен быть в «Меридиэне», гостинице на Манхэттене.
Мгновение спустя гостиничная телефонистка соединила ее с его комнатой. Голос у Ника был сонный, но Ли испытала острое облегчение, услышав его. Он звучал настолько ободряюще нормально, что все ее страхи начали рассеиваться.
– Я звоню из твоей студии, – сказала она. Бросив скомканный снимок на стол, она торопливо объяснила, что случилось. – Когда ты меня сфотографировал, Ник? И почему не сказал мне?
Воцарилась тишина. Она напугала Ли.
– Ник, ты слышишь меня?
– Что ты делаешь в моей студии, Ли? – поинтересовался он. – Как ты проникла туда?
Он спросил это таким жестким и холодным тоном, что Ли не смогла ответить. Она чуть не до боли сжала трубку, в шоке глядя на снимок… на крупный план своего символического удушения. Покачиваясь в немом отчаянии, она положила трубку на аппарат.
Телефон зазвонил, когда она встала, чтобы отнести посуду в мойку. Звякнули фарфоровый чайник и чашка, торопливо поставленные в нержавеющую мойку, когда Ли бросилась к телефону. Она была уверена, что это звонит Ник, что просто произошло какое то недоразумение.
– Доктор Раппапорт?
– Да?
Ли вцепилась в стол. Очень осторожно присела на один из высоких табуретов у стойки. Это был он, человек, предостерегавший ее насчет Ника. Первым ее побуждением было повесить трубку, но она подавила его, осознав, что голос как будто знаком ей. Если человек пытается изменить его, то может допустить промах – сказать что нибудь, что позволит ей узнать его.
– Теперь вы мне верите? – спросил он. – Я предупреждал, что ваша жизнь в опасности. Скоро он на вас нападет, возможно, даже сегодня ночью.
– Кто нападет?
– Ник Монтера.
Ли отпустила стол, пальцы у нее побелели.
– Ник в Нью Йорке! Я с ним говорила.
– Он возвращается…
– Это абсурд.
– Вы ему мешаете, доктор. Вы слишком много знаете.
– Мешаю ему? Что…
Связь оборвалась, прежде чем она успела закончить мысль. Что он имел в виду? Ли смотрела на зажатую в руке трубку, словно она превратилась в оружие, и в каком то смысле так и было. За последние несколько недель этот аппарат вторгался в ее личную жизнь и причинял ущерб рассудку. А теперь он стал угрожать ее чувству безопасности, заставляя ее опасаться за свою жизнь.
Ли положила трубку на место и скрестила руки на груди, крепко ухватившись за плечи. Казалось, она летит в бесконечном пространстве по воле ветров и приливов. За последние дни и недели изменилась вся ее жизнь, разорвались почти все связи. И вот теперь уничтожена и последняя, с Ником. У нее ничего не осталось.
Покупки с грохотом упали на цементный пол. Консервные банки выкатились из пакета. Ли яростно крутила ключ, кривясь от боли, когда его края врезались ей в пальцы. Если она не успеет ответить, то умрет! Он отсутствовал уже три дня, но еще ни разу и не позвонил. Сейчас около девяти вечера, значит, в Нью Йорке за полночь, но у него такое напряженное расписание. Возможно, у него только теперь появилась возможность позвонить.
– А ах! – воскликнула она от боли и облегчения, когда ключ наконец повернулся и замок открылся.
Распахнув дверь, она увидела Скромника, серо белый комок пуха, который получил свою кличку за сдержанный нрав. Котенок несся к ней по прихожей.
– Скромник, все в порядке!
Ли метнулась к телефону и успела схватить трубку на последнем звонке, прежде чем включился автоответчик.
– Алло?
Ее голос отозвался эхом, как в пустом туннеле. Абонент на том конце, похоже, отключился, хотя гудка не было. Опять анонимный звонок? При других обстоятельствах она не ответила бы на звонок. Ли подождала, все еще надеясь, что это Ник. Может, он положил трубку как раз в тот момент, когда она ответила, и невольно блокировал линию… превратив ее в мертвое пространство, через которое не прорвется ни один звонок, ни к ней, ни от нее.
– Алло? Вы слышите меня?
Ли разочарованно ткнула в кнопку разъединения, но тишина, словно сопротивляясь ей, никуда не делась. Линия действительно оказалась блокированной.
– Доктор Ли Раппапорт? – Ли подпрыгнула.
– Да!
Мужской голос звучал тихо, но очень ясно, словно человек находился рядом с ней в комнате. Ли огляделась, пытаясь взять себя в руки. Это не Ник, но, возможно, это его агент.
– Кто это?
– Вы в опасности, доктор.
Ли замерла, слушая звонившего. На голос Доусона не похоже, но и на других ее знакомых тоже. Она не смогла бы сказать, звонил ли этот человек раньше, но мужской голос был жутким. Казалось, человек стоит позади нее и шепчет ей на ухо, настолько четкой была слышимость.
– Если вы мне не верите, – сказал он, – поезжайте в студию Ника Монтеры. Посмотрите в темной комнате.
– Кто это?
Подозрения Ли разгорелись с новой силой. Этот человек говорит о Нике. Это или журналист, желающий состряпать сенсационный материал, или кто то, нанятый Доусоном, чтобы разыграть злую шутку.
– Вы хотите умереть, как Дженифер Тейрин, доктор? – Ли даже не попыталась скрыть раздражения:
– Если вы сейчас же не назоветесь, я повешу трубку! – Он продолжил, как если бы она молчала:
– В студии есть боковая дверь. Ключ в двери. Поезжайте туда, доктор. Поезжайте и посмотрите, что сделал ваш любовник.
Связь резко оборвалась.
– Наверное, какой то псих, – твердо произнесла Ли, кладя трубку. – Ненормальный, которого хлебом не корми – дай попугать людей. Или отчаянно нуждающийся в материале журналист.
Но когда она обернулась и увидела Скромника, подглядывавшего за ней из за приоткрытой двери, то вполне разделила страх котенка.
Ключа в двери не было.
Ли шарила в темноте на ощупь, пытаясь открыть боковую дверь в студию Ника и чувствуя себя полной дурой оттого, что попалась на удочку звонившего. Но по крайней мере никакие журналисты ее здесь не ждали. Папарацци исчезли сразу же, как Ник улетел в Нью Йорк, хотя они могли прятаться где нибудь в кустах, снимая на видеопленку, как она вламывается к нему в дом.
А ей действительно придется вломиться, поняла она, поворачивая дверную ручку. Дверь была заперта кое как. Она даже не совсем плотно сидела на петлях, так что Ли, пожалуй, с ней справится. В последнее время немного похолодало, и на Ли был теплый стеганый жакет.
И вот теперь, собираясь выломать дверь, она надеялась, что подплечники как то предохранят ее плечо. В первый раз она толкнула потихоньку, пробуя свои силы и проверяя прочность двери. В следующие удары она вкладывала все больше силы, пока не услышала, как что то треснуло в дверной коробке. Тогда Ли двумя руками ухватилась за ручку, уперлась ногой в косяк и стала тянуть, пока дверь не поддалась.
Дверь открылась в непроглядную тьму. Недоумевая, почему не догадалась захватить фонарик, Ли ощупью стала пробираться вдоль стены, ища выключатель, и очень скоро добралась до другой двери. К ее огромному облегчению, дверь оказалась не заперта и вела прямо в студию.
Помещение тускло освещалось мигающими лампочками под потолком. В центре комнаты было расставлено несколько похожих на леса сооружений, образуя что то вроде лабиринта в комнате смеха. И над всем этим доминировали огромные кривые зеркала всех мыслимых видов. Они были закреплены на лесах, свисали с потолка, подвешенные на проводах, стояли повсюду внизу. Когда Ник приводил ее сюда есть креветки и пить коктейли, они с ним танцевали среди еще не до конца смонтированных декораций. Сейчас они были почти готовы. Он работал над ними при каждом удобном случае, готовясь к предстоящим съемкам.
Света было достаточно, но Ли постояла в дверях, чтобы быстро обшарить взглядом помещение и убедиться, что она одна.
Ник говорил, что его домоправительница бывает здесь только днем, и никого другого, подъезжая к дому, Ли на участке не заметила. Все его жилище было погружено в темноту, включая и жилые комнаты. Эстела наверняка уже давно ушла домой.
Темную комнату Ли нашла практически сразу. От заливавшего ее красного света становилось как то не по себе, но это была необходимая предосторожность. Ли слабо разбиралась в процессах проявки и печати и не хотела испортить не проявленную пленку.
Глядя на ряды фотографий, вывешенных для просушки, Ли очень удивилась. Ник говорил ей, что только и мечтает вернуться к работе, но она не знала, что в последние дни он фотографировал. Первая группа снимков оказалась скорее беспорядочно нащелканными на улице фотографиями, а не тщательно подготовленными студийными работами, но что то в этих снимках ее насторожило.
Ей было трудно сфокусировать взгляд, и сначала она подумала, что пятна крови на фотографиях кажущиеся, из за света. Но при ближайшем рассмотрении увидела, что на всех на них были запечатлены страшные по своей жестокости сцены. Зверски зарезанный мужчина лежал на оживленном перекрестке, а мимо спокойно проезжали машины. Крохотный ребенок плакал над другим ребенком – мертвым, может, своим старшим братом. Водитель в смятом автомобиле с раздавленной о руль грудной клеткой, шелудивая собака, убитая выстрелом в голову.
Ли сделалось нехорошо. Неужели звонивший имел в виду это? Фотографии были страшными, но она не понимала, почему этот человек решил, что они грозят ей опасностью. Она повернулась к фотографиям, висевшим позади нее. На них была, кажется, одна и та же женщина, которую снимали, все больше приближая объектив. Она лежала на постели обнаженная, руки раскинуты, она явно спала, и падающие на нее крест накрест тени создавали впечатление, будто она связана.
Фотографии приковывали внимание, пугали, и Ли шагнула ближе, чтобы разглядеть их.
– О Господи! – выдохнула она, осознав, на кого смотрит.
Распростершаяся на кровати обнаженная женщина была она! На первом снимке она была вся целиком, но на остальных фотографиях он брал в объектив только верхнюю часть ее тела и снимал со все большим увеличением. На последнем снимке были только ее голова и шея, и падавшие тени создавали иллюзию, словно она задушена.
В красном свете эта сцена казалась еще более жуткой, а женщина – мертвой. Ли попятилась, ей захотелось убежать из комнаты. На пол грохнулся лоток. Она развернулась и натолкнулась на что то еще, на рабочий стол стойку. Нечаянно сбила электрический таймер, на кафельный пол упал и разлетелся вдребезги мерный стакан. Все вокруг нее рушилось! Метавшиеся красные тени придавали комнате зловещий вид, а запах аммиака окутал ее как облаком, щекоча ноздри.
Она сорвала один из снимков крупным планом и выскочила из комнаты, смяв фотографию в руке. Даже в огромной, похожей на ангар студии она долго не могла отдышаться. Когда он ее сфотографировал? Только в ту ночь, когда они здесь оставались. В ту ночь, когда она перебрала коктейлей и любви.
Ли привалилась к закрывшейся двери в темную комнату. У нее было такое чувство, будто ее изнасиловали. Нет, она этому не верит. Он не мог так с ней поступить – фотографировать ее обнаженной без ее ведома. Он не мог так грубо вторгнуться в ее жизнь. Ник никогда не воспользовался бы их отношениями для собственной выгоды.
Из за тусклого освещения в студии мало что можно было рассмотреть, но Ли решила найти телефон. Когда она попыталась пройти по комнате, ей показалось, будто она снова пьяна. Она позвонит Нику и расскажет о своей находке, пусть он объяснит ей, что все это значит. Это, должно быть, какой нибудь фототрюк.
Напротив кладовки, через которую она вошла, находился маленький кабинет. Мебели там почти не было, и казалось, комнатой почти не пользуются, но на столе стоял телефон, а номер Ника она запомнила. Если ничего не изменилось, он должен быть в «Меридиэне», гостинице на Манхэттене.
Мгновение спустя гостиничная телефонистка соединила ее с его комнатой. Голос у Ника был сонный, но Ли испытала острое облегчение, услышав его. Он звучал настолько ободряюще нормально, что все ее страхи начали рассеиваться.
– Я звоню из твоей студии, – сказала она. Бросив скомканный снимок на стол, она торопливо объяснила, что случилось. – Когда ты меня сфотографировал, Ник? И почему не сказал мне?
Воцарилась тишина. Она напугала Ли.
– Ник, ты слышишь меня?
– Что ты делаешь в моей студии, Ли? – поинтересовался он. – Как ты проникла туда?
Он спросил это таким жестким и холодным тоном, что Ли не смогла ответить. Она чуть не до боли сжала трубку, в шоке глядя на снимок… на крупный план своего символического удушения. Покачиваясь в немом отчаянии, она положила трубку на аппарат.
* * *
Ли не могла заставить себя проглотить больше одного двух глотков ромашкового чая, который сварила, чтобы успокоить нервы. Она уже около часа находилась дома, но от все нараставшего внутреннего напряжения кружилась голова и болело сердце. Она не могла замедлить лихорадочного бега мыслей или прекратить снова и снова проигрывать в памяти мучительные воспоминания о том, что увидела в студии Ника. Он с таким же успехом мог ударить ее. Такое впечатление произвела на нее его холодная ярость.Телефон зазвонил, когда она встала, чтобы отнести посуду в мойку. Звякнули фарфоровый чайник и чашка, торопливо поставленные в нержавеющую мойку, когда Ли бросилась к телефону. Она была уверена, что это звонит Ник, что просто произошло какое то недоразумение.
– Доктор Раппапорт?
– Да?
Ли вцепилась в стол. Очень осторожно присела на один из высоких табуретов у стойки. Это был он, человек, предостерегавший ее насчет Ника. Первым ее побуждением было повесить трубку, но она подавила его, осознав, что голос как будто знаком ей. Если человек пытается изменить его, то может допустить промах – сказать что нибудь, что позволит ей узнать его.
– Теперь вы мне верите? – спросил он. – Я предупреждал, что ваша жизнь в опасности. Скоро он на вас нападет, возможно, даже сегодня ночью.
– Кто нападет?
– Ник Монтера.
Ли отпустила стол, пальцы у нее побелели.
– Ник в Нью Йорке! Я с ним говорила.
– Он возвращается…
– Это абсурд.
– Вы ему мешаете, доктор. Вы слишком много знаете.
– Мешаю ему? Что…
Связь оборвалась, прежде чем она успела закончить мысль. Что он имел в виду? Ли смотрела на зажатую в руке трубку, словно она превратилась в оружие, и в каком то смысле так и было. За последние несколько недель этот аппарат вторгался в ее личную жизнь и причинял ущерб рассудку. А теперь он стал угрожать ее чувству безопасности, заставляя ее опасаться за свою жизнь.
Ли положила трубку на место и скрестила руки на груди, крепко ухватившись за плечи. Казалось, она летит в бесконечном пространстве по воле ветров и приливов. За последние дни и недели изменилась вся ее жизнь, разорвались почти все связи. И вот теперь уничтожена и последняя, с Ником. У нее ничего не осталось.