Страница:
Первой и единственной ее мыслью было – бежать. Надо перебраться отсюда в более безопасное место. Она как в тумане поднялась, испытывая ужас при виде несомненной радости Мэрилин, нашедшей зловещую игрушку. Дотрагиваться до кольца Ли не хотела, но и оставить его на полу не могла. Схватив, она затолкала его в карман джинсов и пошла к двери.
Когда она вышла из темной комнаты, в лицо ей брызнула фотовспышка. Ослепшая Ли попятилась. Щелканье переключаемого затвора камеры показалось ей автоматной очередью. Отсчитывая кадры, перед глазами у нее рвались белые бомбы фотовспышек.
– Кто это?! – крикнула она, прикрывая рукой глаза. Слепящий свет проходил сквозь ладони, как рентгеновские лучи. Ли наткнулась на что то твердое, затем, ища защиты, отвернулась к стене.
– Поверни голову, малышка. Вот так! Улыбнись.
– Ник? – прокричала Ли. Обернуться она не могла. Свет был слишком ярким, но голос его она слышала. – Ник, что ты делаешь? – всхлипнула она.
Она стала продвигаться вдоль стены, пытаясь спастись от взрывов света. Затвор клацал не переставая, и слышался жуткий скрежещущий звук, словно не на той скорости проигрывали магнитофонную запись. Как будто хохотали демоны.
– Ты красавица, малышка! Ты просто сногсшибательно хороша.
Голос принадлежал Нику, но что это он делал? Он узнал, что она нашла кольцо, и теперь собирается ее убить?
– Пожалуйста, Ник, не надо!
Он наступал на нее, камера сверкала, и Ли попыталась было бежать, но до двери добраться не могла, он стоял там, преграждая ей путь. Тогда она развернулась и не глядя бросилась к зеркалам.
Ее ужас отразился в миллионе поверхностей, полетев во все стороны. Она видела себя – мечущуюся, в безумии бегающую кругами, налетающую на собственное отражение и отскакивающую назад. И каждый раз, когда она поворачивала голову, сотни голов вокруг повторяли ее движение. Растерявшись, Ли замерла, желая остановить жуткую карусель.
Но это ей не удалось. Малейшее движение, отражаясь, повторялось и повторялось, и этому не было конца. Она заблудилась в море отражений. Выхода отсюда не было. Где то среди всех этих зеркал сверкнула вспышка, и у Ли все поплыло перед глазами, как будто она наблюдала цепную реакцию фотовспышек. Каждая зеркальная поверхность зажглась, побежали белые изломанные лучи, словно электрическая гроза.
– Вот так, замри, сука! Делай, как я говорю, или ты умрешь… умрешь… умрешь… умрешь…
Его угроза грохотала у нее в ушах, отражаясь от стен студии. Ли, защищаясь, вскинула руки. Это Ник! Он хочет ее убить! Его серебристые солнцезащитные очки сверкали во всех зеркалах. Красная бандана, трепеща алым пламенем, надвигалась на нее.
Ли повернулась, ища пути к спасению. Зажегся мощный прожектор, потом другой, потом еще один. Всего один осветительный прибор превратился в бесконечную ленту света, и студия взорвалась кошмарным фейерверком. От света резало в глазах, едкая аммиачная вонь ударила в нос, но Ли отчаянно пыталась найти Ника. Казалось, он надвигался на нее со всех сторон. Его красная бандана и серебристые очки были повсюду.
И он держал револьвер!
– Нет! Ник… нет! – дико закричала Ли.
Оружие сияло во всех освещенных поверхностях. Она видела тусклый блеск холодного металла, гладкий круглый ствол, деревянную рукоятку в скрытой под перчаткой руке. Описав сверкающую дугу, револьвер нацелился на нее. Застыв на месте, Ли смотрела на дула миллионов револьверов, смотрела в немигающий глаз своей жизни и смерти.
– Это было весело, – с тихой издевкой прозвучал голос Ника. – Ты не думай, я здорово повеселился.
Металлический щелчок сказал ей, что пуля вошла в барабан револьвера.
В отчаянной попытке спрятаться от зеркал Ли присела. Если она будет смотреть вниз, она отсюда выберется. Если она ничего не видит, то он, должно быть, тоже ослеплен этим светом!
Грубый деревянный пол обжигал кожу, царапая ладони и колени, но она упрямо искала путь, которым пришла сюда позавчера ночью, искала дверь в кладовку. Ее отчаянная попытка спастись оказалась безуспешной – в спешке Ли толкнула одно из зеркал. Оно с грохотом упало на пол и разлетелось вдребезги, Ли наткнулась на что то прочное, на мужские ноги.
Она ударила его так сильно, что он пошатнулся.
Его голос сорвался до резкого крика, обрушившегося на нее со всех сторон:
– Тебе конец! Тебе конец! Тебе конец!
Он бросился к ней, и Ли схватила первое, что подвернулось ей под руку, – маленький табурет на колесиках. И с силой запустила им в Ника. Тот упал навзничь, и револьвер, описав огромный полукруг, ударился об пол. Ли пристально следила за его падением, стараясь, чтобы зеркала не сбили ее с толку. Он налетел на металлическую опору и рикошетом отскочил прямо к ней.
– Ли! Где ты? Ли?
Ли схватила револьвер и в шоке развернулась. Это был голос Ника, но он шел совсем с другой стороны. Ее недоуменное лицо взглянуло на нее со всех сторон, под разными углами, искаженное. Она снова безнадежно заблудилась среди зеркал, потеряв ориентацию.
Красная бандана и серебряные очки смотрели на нее из каждого зеркала, с каждой поверхности, но там появилось еще одно лицо. Лицо Ника, черные волосы развеваются, голубые глаза горят безумным огнем. Это был другой образ, но оба мужчины, казалось, беспрерывно поворачиваются и вспыхивают в темноте. Ли не могла отличить одного от другого.
– Сука! – прорычал кто то.
Ли слышала, как он идет к ней, бросается на нее сзади. Пользоваться оружием она не умела, но развернулась, и в тот момент, когда рычащее существо кинулось на нее, она автоматически нажала на курок. Тело упало к ее ногам, и резкий, пронзительный, демонический смех заполнил помещение. Серебряные очки победно заплясали в зеркалах.
– Глупая сука! – завизжал человек. – Ты только что убила не того человека!
Ли в ужасе опустилась на пол, глядя на распростертого перед ней мужчину, его плащ разметался по сторонам. На этом мужчине не было ни серебряных очков, ни красной банданы. Это был Ник, мужчина, который этой ночью занимался с ней любовью, мужчина, который поехал за котенком. Она только что его застрелила. Из его красивого рта струйкой текла кровь.
– Теперь тебе конец! – заверещал голос. – Теперь тебе точно конец, сука!
Осколок зеркала полоснул Ли по руке, разорвав рукав блузки и порезав кожу. Еще один угодил ей прямо в лицо, чуть не попав в глаз. Увидев в зеркалах свое окровавленное лицо, Ли в ужасе закричала. Человек бросал осколки зеркала, как ножи.
– Я перережу тебе горло!
Сверкающий кинжал нацелился на Ли, и когда нападающий бросился на нее, из груди у нее вырвался всхлип. Собрав все силы, все свое мужество, она подняла револьвер. Сжала оружие обеими руками, закрыла глаза и выстрелила, а потом снова и снова. Бесконечной какофонией взрывающегося стекла разлетались зеркала. И вместе с ними разлеталась душа Ли. Она лишила человека жизни и сейчас умирала сама.
Раздался крик, но Ли не смогла открыть глаза. Она услышала, как кто то упал. Оружие вывалилось у нее из рук, и она безвольно опустилась на пол. Вокруг царила смерть и подавляла ее своим неумолимым могуществом.
Когда она наконец открыла глаза, то увидела валявшиеся на полу серебряные очки. Рядом с ними лежал ее мучитель. Ли издала слабый звук. Ни смех, ни всхлип, это был беспомощный вой загнанного в ловушку животного. Что за жестокая, садистская шутка?
Демоническое существо, нападавшее на нее с таким неистовством, вытянулось на полу студии с изяществом балерины. Лицо мертвой Полы Купер являло собой образец женской красоты и безмятежности. Такой спокойной Ли никогда ее не видела. У Ника Монтеры получился бы великолепный портрет.
– Доусон! – бросилась к бывшему жениху Ли, как только он появился в дверях больничной комнаты ожидания.
– Как он? – спросил Доусон.
– Ничего не известно. – Она схватила его руку и сильно сжала, пытаясь остановить сотрясавшую ее дрожь. Голос срывался от переполнявших ее эмоций: – Он в операционной… Он там уже несколько часов…
Дотронувшись до локтя Ли, Доусон заставил ее замолчать, словно почувствовав ее безмерную усталость. Он выглядел странно неопрятным с выступившей на подбородке светлой щетиной, но его знакомый костюм и привычный запах одеколона как бальзам подействовали на нервы Ли.
– Хочешь узнать про Полу? – спросил он. – Но это может и подождать. Наверное, сейчас не совсем подходящий момент.
Но Ли настояла, чтобы он рассказал. Она надеялась, что это отвлечет ее от мыслей о Нике, но ничего об этом не сказала.
Доусон пристально посмотрел на нее, на его лице отразилась боль. Должно быть, он очень многое хотел бы сказать, догадалась Ли, но он лишь вздохнул и отвел ее в сторону.
– Пола находится в окружной больнице, под охраной, – объяснил Доусон. – Рекламировать шампунь она теперь будет не скоро, но поправится полностью. Пуля скользнула по ребрам и пробила легкое, но не задела ни одного жизненно важного органа.
Ли с облегчением сжала руку Доусона. Она не вынесла бы смерти Полы, невзирая на то, что совершила эта женщина. Ли было достаточно того, что она ранила двух человек и что один из них – тот, кого она любит, – может умереть.
Ли захотелось сесть, ноги ее не держали. Диванчик в углу был того же цвета, что и все в этой скромной комнате, – зеленого, но это меньше всего сейчас заботило Ли.
– Почему Пола напала на меня? – спросила она, когда они с Доусоном уселись. Она отпустила его руку, благодарная за поддержку. – Из за Ника?
Доусон снял очки и протер их подкладкой пиджака.
– Она хотела вернуть его, – сказал он, – и Макиавелли по сравнению с ней просто мальчишка. Ты никогда не была ее изначальной целью. Она напала на тебя потому, что ты разрушила ее грандиозные планы. К сожалению, ее мишенью была и Дженифер Тейрин.
– Так это Пола убила Дженифер? – спросила потрясенная Ли.
– Она убила Дженифер и подставила Ника.
– Но она же хотела его вернуть…
– Да. Поэтому ее план и оказался не только извращенным, но и блестящим. Пола считала, что Ник безумно ее любит, но просто этого не сознает. Она решила, что если спасти ему жизнь – разумеется, с большим риском для себя, – то он будет настолько благодарен, что перестанет отрицать свои истинные чувства по отношению к ней.
Ли начала понимать пугающую логику плана Полы.
– Боже мой! – в ужасе произнесла она. – Видимо, она совсем ничего не понимала. Ты говоришь, она убила Дженифер и подставила Ника, зная, что появится в последнюю минуту, чтобы спасти его?
Доусон пожал плечами:
– Она думала, Ник просто не знает своего сердца и ее предназначение – показать ему, что они две половины одного целого. Ради любви люди совершали и более странные поступки.
– Значит, насчет алиби она солгала?
– Когда ты кого то убил, ложь, даже под присягой, уже не кажется преступлением. Ник действительно возил ее в больницу и сидел с ней там целую ночь после неумелой попытки самоубийства – тут все правда, – но это случилось за несколько недель до убийства Дженифер. Видимо, Ник отдалялся от Полы, и самоубийство было ее попыткой удержать его. Это не помогло, и она запустила в действие свой великий план, для начала соблазнив не слишком умного молодого служащего той больницы. Она купила парню машину, занималась с ним сексом и все прочее.
Ли дотронулась до сережки.
– Это не любовь, это патологическая одержимость. Ей нужна помощь.
– Не волнуйся. – В голосе Доусона, который при любых обстоятельствах оставался прокурором, зазвучал цинизм. – Эта женщина, едва успев прийти в сознание, начала мобилизовывать силы. Уверен, она бы созвала пресс конференцию прямо у больничной койки, если бы ей позволили. Она даже заявила, кто возглавит группу ее защиты.
Ли ждала.
– Саттерфилд, – состроил гримасу Доусон. – Этот кровопийца опять в игре.
– Боже мой! Ты, наверное, ждешь не дождешься начала суда.
– Обвинителем буду не я.
Ли уловила категорический отказ в голосе Доусона, но сейчас ее занимало слишком много других нерешенных вопросов, поэтому она ни о чем его не спросила.
– Это Пола звонила мне, предостерегая насчет Ника?
– Да, она сама и звонила, – объяснил Доусон. – В ее квартире уже произвели обыск. У нее там нашли сотни аудиокассет… она записывала все, что происходило на сеансах съемок у Ника, и вообще все, что делала за последние несколько лет. У нее еще оказалась приставка к телефону, которая убирает из женского голоса высокие частоты, заставляя его звучать как мужской.
– Неудивительно, что звонивший показался мне знакомым. – Ли рассуждала вслух. – И когда она на меня напала, я все время слышала голос Ника. Должно быть, это была запись.
– Она дьявольски умна, – признал Доусон. – И безумно его любит. – Он помолчал, глядя на Ли и словно пытаясь прочесть выражение ее лица. – А как ты, Ли? Ты тоже безумно его любишь?
Ли знала: рано или поздно этот вопрос прозвучит, но надеялась, что у нее будет хоть немного времени к нему подготовиться. Она не забыла суд и предательство Доусона, но сейчас нисколько не радовалась возможности нанести ему удар.
– Не волнуйся, – мягко заверила его Ли. – Я не одержима, как Пола. И боюсь, я действительно люблю его. А вот безумно ли? Да, в этом сомнений нет.
Он не улыбнулся в ответ.
– А ты уверена, Ли? Точно уверена? Потому что если у нас есть хоть какой то шанс…
– Уверена, – печально проговорила она. – Если Ник выживет и я буду ему по прежнему нужна, то буду принадлежать ему.
Доусон помолчал, потом заговорил:
– Если этот негодяй будет с тобой плохо обращаться, если он когда нибудь солжет, обманет или причинит тебе боль, я забуду о своей отставке и убью его.
Жесткость, прозвучавшая в голосе Доусона, поразила ее, но гораздо меньше, чем то, о чем он невольно сообщил.
– Отставка?
Он почесал переносицу. Без очков ее бывший жених казался бледным и похожим на мальчишку.
– Я завязываю со своей работой, – сказал он. – Хватит. Я столько всего натворил, особенно по отношению к тебе, что самому тошно.
– Но, Доусон…
– Дело гораздо хуже, чем ты думаешь, Ли. Когда я узнал, что Пола – убийца, только тогда я увидел, до чего докатился. Я бы всем пожертвовал, чтобы выиграть дело против Монтеры. И так и сделал. Я пожертвовал тобой. – Он помолчал. – Я люблю тебя, – наконец выговорил Доусон. От переполнявших эмоций его голос сел. – До этого момента я даже не знал, насколько сильно.
Аи не знала, что сказать. Ей хотелось остановить его, но ему явно нужно было выговориться.
– Прости меня, Доусон…
– Не надо. Я все это заслужил, вел себя как последний мерзавец. Я растоптал все – наши отношения, судебный процесс. В какой то момент я даже следил за Полой Купер, – признался он, – но не потому, что подозревал ее в убийстве. Меня беспокоила исходившая от нее угроза, ведь Дженифер могла ей что то рассказать. Пола была убийцей, а мне это даже и в голову не пришло.
– Дженифер Тейрин?
Ли вспомнила замечание Полы про отношения Доусона с той моделью.
Он колебался, не зная, продолжать или нет.
– Узнай уж все, – наконец сказал он. – Я покривлю душой, если скажу, что случившееся лежало тяжким грузом на моей совести все эти двадцать лет. Нет. Тогда я думал, что поступаю правильно. Теперь я знаю, что ошибался. Черт, я вообще ничего не знаю!
– Двадцать лет назад? Ты говоришь о суде над Ником?
– Да. – Доусон надел очки. – Я только начинал работу в офисе прокурора, когда поступило дело Монтеры, его обвиняли в убийстве и изнасиловании. Мне поручили побеседовать с Дженифер Тейрин, которая оказалась паршивой овцой в семье с большими связями. Тейрины дружили с окружным прокурором, и пока я с ней разговаривал, пришло сообщение, что если она расскажет в суде всю правду, то банда с ней поквитается. – Ли захотела убедиться, что все поняла правильно.
– Ты говоришь о ее показаниях, что она была с Ником, когда их застал главарь банды, и тогда он напал на Ника?
– Совершенно верно. Она собиралась сказать, что Монтера убил главаря в целях самозащиты, но я дал ей ясно понять, что произойдет, если она это сделает. Я объяснил, что банда будет считать ее ответственной за смерть своего главаря, потому что это она обманула его с Ником и спровоцировала нападение. Она знала, на что способны эти люди. Она сама была свидетелем разных жестокостей и на суде рассказала совершенно другую историю.
– И все ей поверили?
– Все, кроме, конечно, Монтеры, но его, еще одного подонка из баррио, никто не слушал. Мы предотвратили репрессии банды в отношении ни в чем не повинной семьи, которая – какое совпадение – имела высокопоставленных друзей. Я поступил правильно, по крайней мере это свидетельствует о том, каким я был рациональным. Я продолжал поддерживать связь с Дженифер, время от времени помогал ей деньгами… в ответ на ее молчание. И все было прекрасно, пока несколько месяцев назад она не сообщила мне, что больше не может жить с этой ложью. Она собиралась рассказать Нику всю правду и попросить у него прощения. Она заверила, что мое имя не всплывет. Она хотела только очистить свою совесть. Он тяжко вздохнул и потер подбородок.
– Мне показалось, я отговорил ее от этой затеи, но, видимо, нет. Когда она погибла, я действительно считал, что это сделал Ник, особенно когда увидел тело.
«Интересно, – подумала Ли, – не было ли столь страстное стремление Доусона добиться обвинения Ника частично продиктовано желанием защитить себя?» Он знал, что Дженифер могла в любой момент рассказать Нику правду, не умолчав и о роли Доусона, а это значило, что и у самого Доусона был мотив желать им обоим смерти.
– Я снял свою кандидатуру, – сказал он. – И подал в отставку. Я уйду по истечении своего срока.
– И чем займешься? – спросила Ли. Она чувствовала по отношению к нему то же самое, что и к Поле. Не важно, что он сделал, она не хотела, чтобы он страдал.
– Не знаю. Я устал от этой крысиной гонки. Может, построю домик в горах, буду ловить рыбу. Может, стану продавать автомобили.
Он издал звук, похожий на смех, но в нем прозвучала боль. Он отказывается от всего, поняла Ли. Возможно, он только сейчас и осознал, что любил ее, но свои политические амбиции он любил не меньше. Ей стало грустно, но она понимала, что он принял верное решение. Доусон стремился к власти и престижу, но все это были ложные цели, и поэтому его справедливость всегда оставалась под вопросом, этика его поступков зависела от людей, занимающих более высокое положение.
– Хочешь поесть? – спросил он. – Может, хотя бы шоколадку? – В комнате ожидания стояли автоматы по продаже шоколада. – Или что нибудь из кафетерия? Наверное, у них есть сандвичи и кофе.
На Ли навалилась усталость, и она откинулась на жесткую пластиковую спинку зеленого диванчика.
– Спасибо, но у меня нет сил даже на еду.
Закрыв глаза, она предоставила Доусона его проблемам. Рай – это диванчик в комнате ожидания, подумала она. Может, если она заснет, а потом проснется, окажется, что все это было только сном и Ник будет цел и невредим.
«Прошу тебя, Боже, дай ему выжить! Если он умрет, то это из за меня, и тогда я тоже не смогу жить. Я слишком его люблю».
Возглас ужаса заставил Ли открыть глаза.
Она вскочила с диванчика как раз в тот момент, когда Кейт Раппапорт вошла в комнату и замерла при виде дочери. В воздухе запахло истерикой, и Ли чуть не рассмеялась. Она и не представляла, что настолько жутко выглядит.
Через секунду Кейт пришла в себя и бросилась к дочери приводить в порядок ее растерзанную одежду. В минуты кризиса Кейт всегда вела себя так, Ли это знала. Она не умела выражать материнские чувства и прибегала к наведению порядка.
И пока в течение нескольких минут Ли описывала матери кошмар последних дней, Кейт суетилась, придавая Ли цивилизованный вид.
– Ты похожа на жертву землетрясения, – бормотала Кейт. Ли улыбнулась:
– Ты никогда не думала, что твоя дочь может попасть в такую скандальную историю, да?
– Я никогда не думала, что моя дочь обладает таким мужеством. Я вижу, как я ошибалась.
Кейт перестала суетиться и на мгновение встретилась глазами с Ли. И та ощутила тревогу матери. Она ее увидела. Во взгляде Кейт сквозила боль, когда она взяла Ли за руку. Воцарилось неловкое молчание, когда женщины обнялись. Им случалось прикасаться друг к другу подобным образом, но никогда за этим не стояли такие чувства, как сейчас.
Охватившее их взаимное чувство тепла было и физическим, и эмоциональным. Осознав это, они нерешительно улыбнулись друг другу. Их пальцы переплелись, словно они возвращались к жизни, словно только что покинули какое то холодное место.
– Мисс Раппапорт?
Ли оглянулась и увидела, что в комнату вошел врач.
– Мужчина, в которого вы стреляли, – сказал он, – будет жить.
Ли выпустила руку матери и покачнулась, испытывая неимоверное облегчение. И если бы Кейт ее не подхватила, она упала бы на пол.
Ли стояла в стороне от небольшой группы людей, окруживших койку Ника, и смотрела, как его домоправительница хлопочет вокруг раненого воина. В сердце Нику никто не стрелял. Ли попала ему в солнечное сплетение, довольно прилично промахнувшись, если говорить о сердце. Но сегодня Эстелу эти подробности не интересовали. Она ломала руки и возносила хвалу небесам за то, что они спасли такого недостойного, такого закоренелого грешника, как Ник.
Ли добродушно улыбнулась. Это продолжалось все утро. Сегодня Ника в первый раз позволили навестить, и после завтрака к нему толпой валили посетители. Кроме того, одна за другой приходили медсестры, озабоченные тем, чтобы дать ему судно, и время от времени прорывался какой нибудь журналист. Явился, хоть и ненадолго, даже Алек Саттерфилд, принеся Нику бутылку русской водки и в итоге налив глоток себе, прежде чем бежать на встречу с журналистами, разбившими лагерь у входа в больницу. В настоящий момент своей очереди засвидетельствовать почтение дожидался Манни Ортега.
– Ты настоящий бандит, парень! – радостно завопил он, ударяя по руке, которую ему протянул Ник. – Теперь у тебя есть и пулевая, и ножевая раны.
– Это что за разговор? – Эстела, подчеркнуто не обращая внимания на Манни, произнесшего такое богохульство, сердито посмотрела на Ника. – Какой пример ты подаешь этому мальчику? – заворчала она. – Ты меня послушай, мистер Большой Выстрел Ник Монтера. Ты послушай Эстелу Торрес. Вот кто скажет тебе, что делать! Она говорит, чтобы ты обратил свой Богом данный талант на фотографии природы… цветы, деревья, а? Подай хороший пример для el pequeno muchacho.
– Я не маленький мальчик! – запротестовал Мэнни. Ник предостерегающе качнул головой.
– Не спорь с ней, muchacho. Она склонила большого мальчика на свою сторону. Эстела, для своего следующего проекта я подумываю о коллекции ястребов, львиц и кротов. Ну как тебе?
Поймав взгляд Ли, Ник подмигнул ей.
С губ Ли рвалась улыбка, хотя она постаралась сделать ее безразличной. Горло горело и стягивало от невысказанных слов. Это началось с самого утра, когда Ли вошла в палату и увидела, что мужчина, которого она чуть не потеряла, сидит в кровати и выглядит почти совсем так, как всегда, – таким живым и полным золотого тепла. Волосы его были забраны в хвост, но одна прядь выбилась и все время падала на глаза, заставляя его периодически встряхивать головой, чтобы отбросить ее. Кто бы мог подумать, что он покажется ей таким сексуальным и беззащитным в больничном халате!
Эстела фыркнула:
– Куда тебя ранило? В голову?
– Нет, – заверил ее Ник, продолжая пристально смотреть на Ли. – В сердце. Ты впервые оказалась права, Эстела. Мне попали прямо в сердце.
Ли больше не могла притворяться и безразлично улыбаться. Эстела закатила глаза и покраснела. Манни сморщился.
– Ну вот, – высказал он свое мнение.
– Послушайте! – попросил внимания Ник, раскинув руки и как бы обнимая всех присутствующих. – Может, вы оставите нас наедине с женщиной, которая стреляла в меня? Нам есть о чем поговорить.
Только тогда они по одному стали выходить из палаты. Манни этого явно не хотелось, и он, помедлив, обернулся у двери.
– Ну так кто же ты все таки, великий любовник или еще кто? – спросил он Ника. – Женщины сходят по тебе с ума?
Ник прицелился в него из воображаемого пистолета.
– Послушай, muchacho, – сказал он, – что касается женщин… Главное – вовремя пригнуться.
– Это слишком просто, – улыбнулся Манни, делая вид, что поймал пулю Ника.
Следующей уходила Эстела.
– Если он будет тебе докучать, стреляй в него снова, – прошептала она Ли, проходя мимо нее.
Ли подождала, пока и все остальные, до последнего человека, выйдут из палаты, и плотно закрыла дверь. Она не запиралась, но Ли подставила под дверную ручку стул. Покончив с этим, она повернулась и медленно направилась к кровати Ника.
Он с большим интересом смотрел на ее вызывающее приближение.
– Значит… ты не убийца, – тихо проговорила Ли.
– Ты разочарована?
Она дотронулась до сережки.
– Ну, в этом было что то – гадать, то ли ты меня поцелуешь, то ли убьешь, – признала она.
– С радостью сделал бы и то и другое. – Голос его стал хриплым от желания, когда он увидел, как она ведет пальцем по золотому колечку. – Особенно когда ты теребишь эту проклятую сережку.
Когда она вышла из темной комнаты, в лицо ей брызнула фотовспышка. Ослепшая Ли попятилась. Щелканье переключаемого затвора камеры показалось ей автоматной очередью. Отсчитывая кадры, перед глазами у нее рвались белые бомбы фотовспышек.
– Кто это?! – крикнула она, прикрывая рукой глаза. Слепящий свет проходил сквозь ладони, как рентгеновские лучи. Ли наткнулась на что то твердое, затем, ища защиты, отвернулась к стене.
– Поверни голову, малышка. Вот так! Улыбнись.
– Ник? – прокричала Ли. Обернуться она не могла. Свет был слишком ярким, но голос его она слышала. – Ник, что ты делаешь? – всхлипнула она.
Она стала продвигаться вдоль стены, пытаясь спастись от взрывов света. Затвор клацал не переставая, и слышался жуткий скрежещущий звук, словно не на той скорости проигрывали магнитофонную запись. Как будто хохотали демоны.
– Ты красавица, малышка! Ты просто сногсшибательно хороша.
Голос принадлежал Нику, но что это он делал? Он узнал, что она нашла кольцо, и теперь собирается ее убить?
– Пожалуйста, Ник, не надо!
Он наступал на нее, камера сверкала, и Ли попыталась было бежать, но до двери добраться не могла, он стоял там, преграждая ей путь. Тогда она развернулась и не глядя бросилась к зеркалам.
Ее ужас отразился в миллионе поверхностей, полетев во все стороны. Она видела себя – мечущуюся, в безумии бегающую кругами, налетающую на собственное отражение и отскакивающую назад. И каждый раз, когда она поворачивала голову, сотни голов вокруг повторяли ее движение. Растерявшись, Ли замерла, желая остановить жуткую карусель.
Но это ей не удалось. Малейшее движение, отражаясь, повторялось и повторялось, и этому не было конца. Она заблудилась в море отражений. Выхода отсюда не было. Где то среди всех этих зеркал сверкнула вспышка, и у Ли все поплыло перед глазами, как будто она наблюдала цепную реакцию фотовспышек. Каждая зеркальная поверхность зажглась, побежали белые изломанные лучи, словно электрическая гроза.
– Вот так, замри, сука! Делай, как я говорю, или ты умрешь… умрешь… умрешь… умрешь…
Его угроза грохотала у нее в ушах, отражаясь от стен студии. Ли, защищаясь, вскинула руки. Это Ник! Он хочет ее убить! Его серебристые солнцезащитные очки сверкали во всех зеркалах. Красная бандана, трепеща алым пламенем, надвигалась на нее.
Ли повернулась, ища пути к спасению. Зажегся мощный прожектор, потом другой, потом еще один. Всего один осветительный прибор превратился в бесконечную ленту света, и студия взорвалась кошмарным фейерверком. От света резало в глазах, едкая аммиачная вонь ударила в нос, но Ли отчаянно пыталась найти Ника. Казалось, он надвигался на нее со всех сторон. Его красная бандана и серебристые очки были повсюду.
И он держал револьвер!
– Нет! Ник… нет! – дико закричала Ли.
Оружие сияло во всех освещенных поверхностях. Она видела тусклый блеск холодного металла, гладкий круглый ствол, деревянную рукоятку в скрытой под перчаткой руке. Описав сверкающую дугу, револьвер нацелился на нее. Застыв на месте, Ли смотрела на дула миллионов револьверов, смотрела в немигающий глаз своей жизни и смерти.
– Это было весело, – с тихой издевкой прозвучал голос Ника. – Ты не думай, я здорово повеселился.
Металлический щелчок сказал ей, что пуля вошла в барабан револьвера.
В отчаянной попытке спрятаться от зеркал Ли присела. Если она будет смотреть вниз, она отсюда выберется. Если она ничего не видит, то он, должно быть, тоже ослеплен этим светом!
Грубый деревянный пол обжигал кожу, царапая ладони и колени, но она упрямо искала путь, которым пришла сюда позавчера ночью, искала дверь в кладовку. Ее отчаянная попытка спастись оказалась безуспешной – в спешке Ли толкнула одно из зеркал. Оно с грохотом упало на пол и разлетелось вдребезги, Ли наткнулась на что то прочное, на мужские ноги.
Она ударила его так сильно, что он пошатнулся.
Его голос сорвался до резкого крика, обрушившегося на нее со всех сторон:
– Тебе конец! Тебе конец! Тебе конец!
Он бросился к ней, и Ли схватила первое, что подвернулось ей под руку, – маленький табурет на колесиках. И с силой запустила им в Ника. Тот упал навзничь, и револьвер, описав огромный полукруг, ударился об пол. Ли пристально следила за его падением, стараясь, чтобы зеркала не сбили ее с толку. Он налетел на металлическую опору и рикошетом отскочил прямо к ней.
– Ли! Где ты? Ли?
Ли схватила револьвер и в шоке развернулась. Это был голос Ника, но он шел совсем с другой стороны. Ее недоуменное лицо взглянуло на нее со всех сторон, под разными углами, искаженное. Она снова безнадежно заблудилась среди зеркал, потеряв ориентацию.
Красная бандана и серебряные очки смотрели на нее из каждого зеркала, с каждой поверхности, но там появилось еще одно лицо. Лицо Ника, черные волосы развеваются, голубые глаза горят безумным огнем. Это был другой образ, но оба мужчины, казалось, беспрерывно поворачиваются и вспыхивают в темноте. Ли не могла отличить одного от другого.
– Сука! – прорычал кто то.
Ли слышала, как он идет к ней, бросается на нее сзади. Пользоваться оружием она не умела, но развернулась, и в тот момент, когда рычащее существо кинулось на нее, она автоматически нажала на курок. Тело упало к ее ногам, и резкий, пронзительный, демонический смех заполнил помещение. Серебряные очки победно заплясали в зеркалах.
– Глупая сука! – завизжал человек. – Ты только что убила не того человека!
Ли в ужасе опустилась на пол, глядя на распростертого перед ней мужчину, его плащ разметался по сторонам. На этом мужчине не было ни серебряных очков, ни красной банданы. Это был Ник, мужчина, который этой ночью занимался с ней любовью, мужчина, который поехал за котенком. Она только что его застрелила. Из его красивого рта струйкой текла кровь.
– Теперь тебе конец! – заверещал голос. – Теперь тебе точно конец, сука!
Осколок зеркала полоснул Ли по руке, разорвав рукав блузки и порезав кожу. Еще один угодил ей прямо в лицо, чуть не попав в глаз. Увидев в зеркалах свое окровавленное лицо, Ли в ужасе закричала. Человек бросал осколки зеркала, как ножи.
– Я перережу тебе горло!
Сверкающий кинжал нацелился на Ли, и когда нападающий бросился на нее, из груди у нее вырвался всхлип. Собрав все силы, все свое мужество, она подняла револьвер. Сжала оружие обеими руками, закрыла глаза и выстрелила, а потом снова и снова. Бесконечной какофонией взрывающегося стекла разлетались зеркала. И вместе с ними разлеталась душа Ли. Она лишила человека жизни и сейчас умирала сама.
Раздался крик, но Ли не смогла открыть глаза. Она услышала, как кто то упал. Оружие вывалилось у нее из рук, и она безвольно опустилась на пол. Вокруг царила смерть и подавляла ее своим неумолимым могуществом.
Когда она наконец открыла глаза, то увидела валявшиеся на полу серебряные очки. Рядом с ними лежал ее мучитель. Ли издала слабый звук. Ни смех, ни всхлип, это был беспомощный вой загнанного в ловушку животного. Что за жестокая, садистская шутка?
Демоническое существо, нападавшее на нее с таким неистовством, вытянулось на полу студии с изяществом балерины. Лицо мертвой Полы Купер являло собой образец женской красоты и безмятежности. Такой спокойной Ли никогда ее не видела. У Ника Монтеры получился бы великолепный портрет.
– Доусон! – бросилась к бывшему жениху Ли, как только он появился в дверях больничной комнаты ожидания.
– Как он? – спросил Доусон.
– Ничего не известно. – Она схватила его руку и сильно сжала, пытаясь остановить сотрясавшую ее дрожь. Голос срывался от переполнявших ее эмоций: – Он в операционной… Он там уже несколько часов…
Дотронувшись до локтя Ли, Доусон заставил ее замолчать, словно почувствовав ее безмерную усталость. Он выглядел странно неопрятным с выступившей на подбородке светлой щетиной, но его знакомый костюм и привычный запах одеколона как бальзам подействовали на нервы Ли.
– Хочешь узнать про Полу? – спросил он. – Но это может и подождать. Наверное, сейчас не совсем подходящий момент.
Но Ли настояла, чтобы он рассказал. Она надеялась, что это отвлечет ее от мыслей о Нике, но ничего об этом не сказала.
Доусон пристально посмотрел на нее, на его лице отразилась боль. Должно быть, он очень многое хотел бы сказать, догадалась Ли, но он лишь вздохнул и отвел ее в сторону.
– Пола находится в окружной больнице, под охраной, – объяснил Доусон. – Рекламировать шампунь она теперь будет не скоро, но поправится полностью. Пуля скользнула по ребрам и пробила легкое, но не задела ни одного жизненно важного органа.
Ли с облегчением сжала руку Доусона. Она не вынесла бы смерти Полы, невзирая на то, что совершила эта женщина. Ли было достаточно того, что она ранила двух человек и что один из них – тот, кого она любит, – может умереть.
Ли захотелось сесть, ноги ее не держали. Диванчик в углу был того же цвета, что и все в этой скромной комнате, – зеленого, но это меньше всего сейчас заботило Ли.
– Почему Пола напала на меня? – спросила она, когда они с Доусоном уселись. Она отпустила его руку, благодарная за поддержку. – Из за Ника?
Доусон снял очки и протер их подкладкой пиджака.
– Она хотела вернуть его, – сказал он, – и Макиавелли по сравнению с ней просто мальчишка. Ты никогда не была ее изначальной целью. Она напала на тебя потому, что ты разрушила ее грандиозные планы. К сожалению, ее мишенью была и Дженифер Тейрин.
– Так это Пола убила Дженифер? – спросила потрясенная Ли.
– Она убила Дженифер и подставила Ника.
– Но она же хотела его вернуть…
– Да. Поэтому ее план и оказался не только извращенным, но и блестящим. Пола считала, что Ник безумно ее любит, но просто этого не сознает. Она решила, что если спасти ему жизнь – разумеется, с большим риском для себя, – то он будет настолько благодарен, что перестанет отрицать свои истинные чувства по отношению к ней.
Ли начала понимать пугающую логику плана Полы.
– Боже мой! – в ужасе произнесла она. – Видимо, она совсем ничего не понимала. Ты говоришь, она убила Дженифер и подставила Ника, зная, что появится в последнюю минуту, чтобы спасти его?
Доусон пожал плечами:
– Она думала, Ник просто не знает своего сердца и ее предназначение – показать ему, что они две половины одного целого. Ради любви люди совершали и более странные поступки.
– Значит, насчет алиби она солгала?
– Когда ты кого то убил, ложь, даже под присягой, уже не кажется преступлением. Ник действительно возил ее в больницу и сидел с ней там целую ночь после неумелой попытки самоубийства – тут все правда, – но это случилось за несколько недель до убийства Дженифер. Видимо, Ник отдалялся от Полы, и самоубийство было ее попыткой удержать его. Это не помогло, и она запустила в действие свой великий план, для начала соблазнив не слишком умного молодого служащего той больницы. Она купила парню машину, занималась с ним сексом и все прочее.
Ли дотронулась до сережки.
– Это не любовь, это патологическая одержимость. Ей нужна помощь.
– Не волнуйся. – В голосе Доусона, который при любых обстоятельствах оставался прокурором, зазвучал цинизм. – Эта женщина, едва успев прийти в сознание, начала мобилизовывать силы. Уверен, она бы созвала пресс конференцию прямо у больничной койки, если бы ей позволили. Она даже заявила, кто возглавит группу ее защиты.
Ли ждала.
– Саттерфилд, – состроил гримасу Доусон. – Этот кровопийца опять в игре.
– Боже мой! Ты, наверное, ждешь не дождешься начала суда.
– Обвинителем буду не я.
Ли уловила категорический отказ в голосе Доусона, но сейчас ее занимало слишком много других нерешенных вопросов, поэтому она ни о чем его не спросила.
– Это Пола звонила мне, предостерегая насчет Ника?
– Да, она сама и звонила, – объяснил Доусон. – В ее квартире уже произвели обыск. У нее там нашли сотни аудиокассет… она записывала все, что происходило на сеансах съемок у Ника, и вообще все, что делала за последние несколько лет. У нее еще оказалась приставка к телефону, которая убирает из женского голоса высокие частоты, заставляя его звучать как мужской.
– Неудивительно, что звонивший показался мне знакомым. – Ли рассуждала вслух. – И когда она на меня напала, я все время слышала голос Ника. Должно быть, это была запись.
– Она дьявольски умна, – признал Доусон. – И безумно его любит. – Он помолчал, глядя на Ли и словно пытаясь прочесть выражение ее лица. – А как ты, Ли? Ты тоже безумно его любишь?
Ли знала: рано или поздно этот вопрос прозвучит, но надеялась, что у нее будет хоть немного времени к нему подготовиться. Она не забыла суд и предательство Доусона, но сейчас нисколько не радовалась возможности нанести ему удар.
– Не волнуйся, – мягко заверила его Ли. – Я не одержима, как Пола. И боюсь, я действительно люблю его. А вот безумно ли? Да, в этом сомнений нет.
Он не улыбнулся в ответ.
– А ты уверена, Ли? Точно уверена? Потому что если у нас есть хоть какой то шанс…
– Уверена, – печально проговорила она. – Если Ник выживет и я буду ему по прежнему нужна, то буду принадлежать ему.
Доусон помолчал, потом заговорил:
– Если этот негодяй будет с тобой плохо обращаться, если он когда нибудь солжет, обманет или причинит тебе боль, я забуду о своей отставке и убью его.
Жесткость, прозвучавшая в голосе Доусона, поразила ее, но гораздо меньше, чем то, о чем он невольно сообщил.
– Отставка?
Он почесал переносицу. Без очков ее бывший жених казался бледным и похожим на мальчишку.
– Я завязываю со своей работой, – сказал он. – Хватит. Я столько всего натворил, особенно по отношению к тебе, что самому тошно.
– Но, Доусон…
– Дело гораздо хуже, чем ты думаешь, Ли. Когда я узнал, что Пола – убийца, только тогда я увидел, до чего докатился. Я бы всем пожертвовал, чтобы выиграть дело против Монтеры. И так и сделал. Я пожертвовал тобой. – Он помолчал. – Я люблю тебя, – наконец выговорил Доусон. От переполнявших эмоций его голос сел. – До этого момента я даже не знал, насколько сильно.
Аи не знала, что сказать. Ей хотелось остановить его, но ему явно нужно было выговориться.
– Прости меня, Доусон…
– Не надо. Я все это заслужил, вел себя как последний мерзавец. Я растоптал все – наши отношения, судебный процесс. В какой то момент я даже следил за Полой Купер, – признался он, – но не потому, что подозревал ее в убийстве. Меня беспокоила исходившая от нее угроза, ведь Дженифер могла ей что то рассказать. Пола была убийцей, а мне это даже и в голову не пришло.
– Дженифер Тейрин?
Ли вспомнила замечание Полы про отношения Доусона с той моделью.
Он колебался, не зная, продолжать или нет.
– Узнай уж все, – наконец сказал он. – Я покривлю душой, если скажу, что случившееся лежало тяжким грузом на моей совести все эти двадцать лет. Нет. Тогда я думал, что поступаю правильно. Теперь я знаю, что ошибался. Черт, я вообще ничего не знаю!
– Двадцать лет назад? Ты говоришь о суде над Ником?
– Да. – Доусон надел очки. – Я только начинал работу в офисе прокурора, когда поступило дело Монтеры, его обвиняли в убийстве и изнасиловании. Мне поручили побеседовать с Дженифер Тейрин, которая оказалась паршивой овцой в семье с большими связями. Тейрины дружили с окружным прокурором, и пока я с ней разговаривал, пришло сообщение, что если она расскажет в суде всю правду, то банда с ней поквитается. – Ли захотела убедиться, что все поняла правильно.
– Ты говоришь о ее показаниях, что она была с Ником, когда их застал главарь банды, и тогда он напал на Ника?
– Совершенно верно. Она собиралась сказать, что Монтера убил главаря в целях самозащиты, но я дал ей ясно понять, что произойдет, если она это сделает. Я объяснил, что банда будет считать ее ответственной за смерть своего главаря, потому что это она обманула его с Ником и спровоцировала нападение. Она знала, на что способны эти люди. Она сама была свидетелем разных жестокостей и на суде рассказала совершенно другую историю.
– И все ей поверили?
– Все, кроме, конечно, Монтеры, но его, еще одного подонка из баррио, никто не слушал. Мы предотвратили репрессии банды в отношении ни в чем не повинной семьи, которая – какое совпадение – имела высокопоставленных друзей. Я поступил правильно, по крайней мере это свидетельствует о том, каким я был рациональным. Я продолжал поддерживать связь с Дженифер, время от времени помогал ей деньгами… в ответ на ее молчание. И все было прекрасно, пока несколько месяцев назад она не сообщила мне, что больше не может жить с этой ложью. Она собиралась рассказать Нику всю правду и попросить у него прощения. Она заверила, что мое имя не всплывет. Она хотела только очистить свою совесть. Он тяжко вздохнул и потер подбородок.
– Мне показалось, я отговорил ее от этой затеи, но, видимо, нет. Когда она погибла, я действительно считал, что это сделал Ник, особенно когда увидел тело.
«Интересно, – подумала Ли, – не было ли столь страстное стремление Доусона добиться обвинения Ника частично продиктовано желанием защитить себя?» Он знал, что Дженифер могла в любой момент рассказать Нику правду, не умолчав и о роли Доусона, а это значило, что и у самого Доусона был мотив желать им обоим смерти.
– Я снял свою кандидатуру, – сказал он. – И подал в отставку. Я уйду по истечении своего срока.
– И чем займешься? – спросила Ли. Она чувствовала по отношению к нему то же самое, что и к Поле. Не важно, что он сделал, она не хотела, чтобы он страдал.
– Не знаю. Я устал от этой крысиной гонки. Может, построю домик в горах, буду ловить рыбу. Может, стану продавать автомобили.
Он издал звук, похожий на смех, но в нем прозвучала боль. Он отказывается от всего, поняла Ли. Возможно, он только сейчас и осознал, что любил ее, но свои политические амбиции он любил не меньше. Ей стало грустно, но она понимала, что он принял верное решение. Доусон стремился к власти и престижу, но все это были ложные цели, и поэтому его справедливость всегда оставалась под вопросом, этика его поступков зависела от людей, занимающих более высокое положение.
– Хочешь поесть? – спросил он. – Может, хотя бы шоколадку? – В комнате ожидания стояли автоматы по продаже шоколада. – Или что нибудь из кафетерия? Наверное, у них есть сандвичи и кофе.
На Ли навалилась усталость, и она откинулась на жесткую пластиковую спинку зеленого диванчика.
– Спасибо, но у меня нет сил даже на еду.
Закрыв глаза, она предоставила Доусона его проблемам. Рай – это диванчик в комнате ожидания, подумала она. Может, если она заснет, а потом проснется, окажется, что все это было только сном и Ник будет цел и невредим.
«Прошу тебя, Боже, дай ему выжить! Если он умрет, то это из за меня, и тогда я тоже не смогу жить. Я слишком его люблю».
Возглас ужаса заставил Ли открыть глаза.
Она вскочила с диванчика как раз в тот момент, когда Кейт Раппапорт вошла в комнату и замерла при виде дочери. В воздухе запахло истерикой, и Ли чуть не рассмеялась. Она и не представляла, что настолько жутко выглядит.
Через секунду Кейт пришла в себя и бросилась к дочери приводить в порядок ее растерзанную одежду. В минуты кризиса Кейт всегда вела себя так, Ли это знала. Она не умела выражать материнские чувства и прибегала к наведению порядка.
И пока в течение нескольких минут Ли описывала матери кошмар последних дней, Кейт суетилась, придавая Ли цивилизованный вид.
– Ты похожа на жертву землетрясения, – бормотала Кейт. Ли улыбнулась:
– Ты никогда не думала, что твоя дочь может попасть в такую скандальную историю, да?
– Я никогда не думала, что моя дочь обладает таким мужеством. Я вижу, как я ошибалась.
Кейт перестала суетиться и на мгновение встретилась глазами с Ли. И та ощутила тревогу матери. Она ее увидела. Во взгляде Кейт сквозила боль, когда она взяла Ли за руку. Воцарилось неловкое молчание, когда женщины обнялись. Им случалось прикасаться друг к другу подобным образом, но никогда за этим не стояли такие чувства, как сейчас.
Охватившее их взаимное чувство тепла было и физическим, и эмоциональным. Осознав это, они нерешительно улыбнулись друг другу. Их пальцы переплелись, словно они возвращались к жизни, словно только что покинули какое то холодное место.
– Мисс Раппапорт?
Ли оглянулась и увидела, что в комнату вошел врач.
– Мужчина, в которого вы стреляли, – сказал он, – будет жить.
Ли выпустила руку матери и покачнулась, испытывая неимоверное облегчение. И если бы Кейт ее не подхватила, она упала бы на пол.
* * *
– Ай ай ай! – драматично причитала Мария Эстела Инконсолата Торрес. – Это судьба! Я знала, что когда нибудь женщина выстрелит ему в сердце!Ли стояла в стороне от небольшой группы людей, окруживших койку Ника, и смотрела, как его домоправительница хлопочет вокруг раненого воина. В сердце Нику никто не стрелял. Ли попала ему в солнечное сплетение, довольно прилично промахнувшись, если говорить о сердце. Но сегодня Эстелу эти подробности не интересовали. Она ломала руки и возносила хвалу небесам за то, что они спасли такого недостойного, такого закоренелого грешника, как Ник.
Ли добродушно улыбнулась. Это продолжалось все утро. Сегодня Ника в первый раз позволили навестить, и после завтрака к нему толпой валили посетители. Кроме того, одна за другой приходили медсестры, озабоченные тем, чтобы дать ему судно, и время от времени прорывался какой нибудь журналист. Явился, хоть и ненадолго, даже Алек Саттерфилд, принеся Нику бутылку русской водки и в итоге налив глоток себе, прежде чем бежать на встречу с журналистами, разбившими лагерь у входа в больницу. В настоящий момент своей очереди засвидетельствовать почтение дожидался Манни Ортега.
– Ты настоящий бандит, парень! – радостно завопил он, ударяя по руке, которую ему протянул Ник. – Теперь у тебя есть и пулевая, и ножевая раны.
– Это что за разговор? – Эстела, подчеркнуто не обращая внимания на Манни, произнесшего такое богохульство, сердито посмотрела на Ника. – Какой пример ты подаешь этому мальчику? – заворчала она. – Ты меня послушай, мистер Большой Выстрел Ник Монтера. Ты послушай Эстелу Торрес. Вот кто скажет тебе, что делать! Она говорит, чтобы ты обратил свой Богом данный талант на фотографии природы… цветы, деревья, а? Подай хороший пример для el pequeno muchacho.
– Я не маленький мальчик! – запротестовал Мэнни. Ник предостерегающе качнул головой.
– Не спорь с ней, muchacho. Она склонила большого мальчика на свою сторону. Эстела, для своего следующего проекта я подумываю о коллекции ястребов, львиц и кротов. Ну как тебе?
Поймав взгляд Ли, Ник подмигнул ей.
С губ Ли рвалась улыбка, хотя она постаралась сделать ее безразличной. Горло горело и стягивало от невысказанных слов. Это началось с самого утра, когда Ли вошла в палату и увидела, что мужчина, которого она чуть не потеряла, сидит в кровати и выглядит почти совсем так, как всегда, – таким живым и полным золотого тепла. Волосы его были забраны в хвост, но одна прядь выбилась и все время падала на глаза, заставляя его периодически встряхивать головой, чтобы отбросить ее. Кто бы мог подумать, что он покажется ей таким сексуальным и беззащитным в больничном халате!
Эстела фыркнула:
– Куда тебя ранило? В голову?
– Нет, – заверил ее Ник, продолжая пристально смотреть на Ли. – В сердце. Ты впервые оказалась права, Эстела. Мне попали прямо в сердце.
Ли больше не могла притворяться и безразлично улыбаться. Эстела закатила глаза и покраснела. Манни сморщился.
– Ну вот, – высказал он свое мнение.
– Послушайте! – попросил внимания Ник, раскинув руки и как бы обнимая всех присутствующих. – Может, вы оставите нас наедине с женщиной, которая стреляла в меня? Нам есть о чем поговорить.
Только тогда они по одному стали выходить из палаты. Манни этого явно не хотелось, и он, помедлив, обернулся у двери.
– Ну так кто же ты все таки, великий любовник или еще кто? – спросил он Ника. – Женщины сходят по тебе с ума?
Ник прицелился в него из воображаемого пистолета.
– Послушай, muchacho, – сказал он, – что касается женщин… Главное – вовремя пригнуться.
– Это слишком просто, – улыбнулся Манни, делая вид, что поймал пулю Ника.
Следующей уходила Эстела.
– Если он будет тебе докучать, стреляй в него снова, – прошептала она Ли, проходя мимо нее.
Ли подождала, пока и все остальные, до последнего человека, выйдут из палаты, и плотно закрыла дверь. Она не запиралась, но Ли подставила под дверную ручку стул. Покончив с этим, она повернулась и медленно направилась к кровати Ника.
Он с большим интересом смотрел на ее вызывающее приближение.
– Значит… ты не убийца, – тихо проговорила Ли.
– Ты разочарована?
Она дотронулась до сережки.
– Ну, в этом было что то – гадать, то ли ты меня поцелуешь, то ли убьешь, – признала она.
– С радостью сделал бы и то и другое. – Голос его стал хриплым от желания, когда он увидел, как она ведет пальцем по золотому колечку. – Особенно когда ты теребишь эту проклятую сережку.