Фрэнсис Дик. Дикие лошади

   Прежде чем я смог что-либо сказать в трубку, голос Нэша произнес:
   – Я не говорил этого, Томас.
   – Вы не могли этого сказать.
   – Я убью этого сукина сына Тайлера.
   – Оставьте его О'Харе.
   – Мы все-таки едем в Донкастер?
   – Несомненно, – ответил я. Куда угодно, только подальше от Ньюмаркета. – Будете готовы через полчаса?
   – Я буду внизу, в вестибюле.
   Я позвонил О'Харе на мобильный телефон, но поймал только автоответчик, попросивший меня оставить сообщение. Я продиктовал:
   – Прочитай «Ежедневный барабанный бой», страница шестнадцатая, колонка сенсаций, озаглавленная «Жар со звезд». Нэш и я едем на состязания. Беру с собой мобильный телефон.
   В комнате Говарда Тайлера звонил и звонил телефон, но никто не брал трубку.
   Я в рекордно короткое время принял душ, оделся, как подобает для ленча у распорядителей скачек, и спустился в холл, чтобы задать несколько вопросов доброй душе за конторкой дежурной по регистрации.
   – Мистера Тайлера нет, – подтвердила она. – Он ушел.
   – Когда он ушел?
   – Недавно, – ответила она. – Он взял газету с журнального столика и прошел в столовую на завтрак, как обычно. Так мило, что он остановился здесь, и мистер Рурк тоже, мы едва можем поверить в это… Затем мистер Тайлер выбежал из столовой пять минут спустя – он даже не позавтракал – поднялся наверх и ушел, забрав чемодан и сказав, что не знает, когда вернется. – Она выглядела встревоженной. – Я не спросила его об оплате. Я надеюсь, что не сделала ничего неправильного, – понимаю, что все счета будут предъявлены кинокомпании.
   – Не тревожьтесь об этом, – успокоил я ее. – Мистер Тайлер не говорил, куда он отбывает?
   Конечно, он не сказал. Он был в сильном волнении. Дежурная спросила его, не заболел ли он, но он не ответил. Он забрал газету с собой, однако у персонала была другая. Они все прочитали колонку. Дежурная сочла, что лучше показать ее мистеру Рурку.
   – Что будет, как вы думаете? – спросил Нэш, готовый отправиться на скачки, выслушав повторение рассказа дежурной.
   – Кратко говоря, мы сбросим Говарда с наших плеч.
   Мы вышли из отеля, сели в «Роллс-Ройс» и поехали туда, где ждал нас вертолет.
   – Я подам в суд на ублюдка, – яростно выговорил Нэш, пристегиваясь, – сказавшего, что я сожалею о своей причастности.
   – А вы?..
   – Что – я?
   – Говорили это?
   – Черт побери, Томас! Я сказал, что сожалею о том, что не остался дома со своей женой. И только один раз. А сейчас не жалею об этом.
   – Она могла бы поехать с вами.
   Он пожал плечами. Мы оба знали, почему его жена осталась дома: тяжелая беременность на четвертом месяце, с осложнениями. Она досадовала на него за то, что он согласился ехать в Ньюмаркет. Он слишком уж громко извинялся.
   – А что касается того дерьма, которое я якобы сказал о вас лично…
   – Говард вложил в ваши уста свои собственные слова, – прервал я его.
   – Забудьте это.
   Вертолет оторвался от ньюмаркетской земли и, описав круг, взял курс на северо-запад.
   Как бы небрежно я ни сказал: «забудьте это», у меня было неутешительное подозрение, что кинокомпания, наш источник финансов, обрушится на меня, как отряд линчевателей, намереваясь повесить на первом же суку. Любой запашок, приставший к объекту их вложений, заставлял их немедленно избавляться от этого объекта. О'Хара должен будет выкинуть меня вон; быть может, он даже хочет этого.
   Прощай, карьера, думал я. Это было прекрасно, пока это длилось. Я не мог поверить в то, что произошло.
   Со стороны Говарда было благоразумно убраться за пределы досягаемости моих кулаков. Я мог бы убить его. Но пока спокойно сидел в вертолете, смотрел на линкольнширский пейзаж, проплывающий внизу, и чувствовал, как желудок скручивает тошнота.
   Я понимал, что всегда самой нелюбимой персоной при создании любого фильма является режиссер. Режиссер заставляет людей делать вещи, которые они считают ненужными, нелепыми, неправильными. Режиссер требует от актеров слишком многого и игнорирует их хорошо продуманную интерпретацию ролей. Режиссер никогда не бывает довольным, он тратит время на пустяки, загоняет всех до смерти, не обращает внимания на оскорбленные чувства, не делает скидок на технические трудности, ожидает невозможного, кричит на людей.
   Но, с другой стороны, я также понимал, что от режиссера требуется всеохватывающий взгляд на работу в ее развитии, пусть даже детали изменяются в ходе дела. Режиссер должен стараться привнести это видение в создаваемую на экране жизнь. Излишнее сочувствие и снисходительность к съемочной группе только вредят, нерешительность влечет за собой потерю денег, а бесхарактерность лишает проект управления. Успех в кино достигается проведением политики твердой руки.
   Моей натуре больше соответствовали уговоры, нежели людоедские замашки, но иногда, как в случае с Говардом, когда уговоры не помогали, наружу вылезал людоед. Я также знал, что именно этого ожидал и фактически требовал от меня О'Хара. Пользуйтесь своей властью, говорил он.
   Теперь уже все работающие над фильмом прочли заметку в «Барабанном бое». И еще половина Ньюмаркета. Даже если О'Хара оставит меня на должности, работать мне будет трудно, почти невозможно, ведь весь мой авторитет пропал. Но если придется, я буду бороться за его восстановление.
   Вертолет приземлился у донкастерского финишного столба, где уже ждала официальная делегация, чтобы воздать Нэшу должные почести и проводить его к высшим чинам. Когда я спрыгнул на траву вслед за ним, мой мобильный телефон зажужжал, и я сказал Нэшу, чтобы он шел вперед, а я присоединюсь к нему, поговорив с О'Харой, если это действительно звонит О'Хара.
   Нэш пристально посмотрел на меня и попросил встречающих подождать.
   Я ответил на вызов:
   – Томас слушает.
   – Томас! – О'Хара буквально кричал. – Где ты? – Нэш, должно быть, услышав, как он вопил, вздрогнул.
   – Донкастерский ипподром.
   – Мне звонили из Голливуда. Там еще нет пяти утра, но компания уже в ярости. Кто-то позвонил им, а потом послал факс из «Барабанного боя».
   Я тупо переспросил:
   – Факс?
   – Факс, – подтвердил он.
   – Кто его послал?
   – Босс, с которым я говорил, не сказал.
   Я сглотнул ком в горле. Сердце мое выпрыгивало из груди. Рука, в которой я держал телефон, заметно подрагивала. Надо успокоиться, подумал я.
   – С кем говорил Тайлер? – гневно спросил О'Хара.
   – Я не знаю.
   – Не знаешь?
   – Нет. Он жаловался любому, кто готов был слушать. Он даже мог не знать, что плачется журналисту – если кто-нибудь вообще знает журналистов.
   – Что он сказал об этом?
   – Он сбежал в ту же минуту, как увидел газету. Никто не знает, куда он отбыл.
   – Я звонил на его домашний номер! – заорал О'Хара. – Там сказали, что он в Ньюмаркете.
   – Скорее уж на Луне.
   – Босс, с которым я говорил, хочет получить твою голову.
   Вот оно, подумал я, онемев, и я не мог придумать, что сказать. Мне нужно было страстно молить о прощении. Но я молчал.
   – Ты здесь, Томас?
   – Да.
   – Он сказал, что ты уволен.
   Я промолчал.
   – Ад и пламя, Томас, представь же какие-нибудь оправдания!
   – Я вчера предупредил Говарда, чтобы он держал рот на замке, но теперь думаю, что к тому времени он уже разинул его.
   – Две недели назад он пытался уговорить боссов уволить тебя, если помнишь. Тогда я успокоил их. Но это!.. – У него тоже не было слов.
   Наконец-то я начал протестовать:
   – Мы укладываемся по времени. Мы не вылезаем из бюджета. Сама компания настаивала на изменениях в сценарии. Мы делаем хорошую денежную картину, и неправда, что у нас царят споры и разногласия, разве что с самим Говардом.
   – Что он говорит? – нетерпеливо спросил Нэш.
   – Я уволен.
   Нэш выхватил телефон из моей руки.
   – О'Хара? Это Нэш. Скажите нашим дубоголовым хозяевам, что я не говорил того, что приписывает мне «Барабанный бой». Ваш парень проводит отличную работу с этим фильмом, и если они выкинут его с должности, они действительно получат помойку вместо фильма и, более того, я больше не подпишу с ними ничего, пусть свистят, пока не лопнут.
   Ошеломленный, я вырвал у него телефон.
   – Нэш, вы не можете так поступить. О'Хара, не слушайте его.
   – Дайте мне его снова.
   Я передал телефон Нэшу, покачав головой. Нэш некоторое время слушал О'Хару, а потом сказал:
   – Вы сказали, чтобы я верил ему. Я верю. И картина идет хорошо. Теперь вы поверьте мне, поверьте моему чутью в этих вопросах.
   Он выслушал ответ, сказал «Хорошо» и нажал кнопку отключения.
   – О'Хара говорит, что перезвонит вам через пять часов, когда все это обсудят в Голливуде. Они намерены собраться за завтраком в девять по тамошнему времени, когда все шишки проснутся. О'Хара присоединится к совещанию по телефону.
   – Благодарю вас, – сказал я. Он коротко улыбнулся.
   – Моя репутация поставлена на карту, как и ваша. Я не хочу, чтобы мой «маяк» оказался вне фарватера.
   – Не окажется.
   – Плохие отзывы вызывают у меня несварение желудка.
   Мы вместе с терпеливо ожидавшими нас встречающими пересекли трек и поднялись в помещения, отведенные распорядителям. На всем пути головы резко поворачивались в нашу сторону, когда присутствующие один за другим осознавали, что видят Нэша. Мы просили не делать публичных объявлений о визите – кинокомпания была помешана на секретности, – так что только в высших эшелонах знали, чье прибытие ожидается. Я осознал, что счастлив оказаться неизвестной личностью.
   Они не стали задерживать ленч. Даже ради суперзвезд расписание скачек нельзя было изменить. Примерно двадцать распорядителей и их друзей поглощали свой ростбиф и подаваемый к нему йоркширский пудинг.
   Если не считать сверкания вилок, встреча была такой теплой и благоприятной, какой только могло пожелать самое напыщенное «я», а «я» Нэша, в чем я уже успел убедиться, было куда более простым и непритязательным, чем вроде бы полагалось при его высоком положении.
   Я трепетал перед ним до того, как встретился. Метафорически говоря, я приближался к нему на коленях, но обнаружил не темпераментного любителя безупречности, которого ожидал увидеть, судя по зловещим намекам, а именно того человека, каким я видел его много раз на экране, человека, который и в кино, и в жизни был наделен разумом, интеллигентностью и сильной волей.
   Я надеялся, что донкастерские распорядители, их жены и остальные гости не были страстными почитателями колонки «Жар со звезд» в «Барабанном бое», и с облегчением заметил, что две газеты, попавшиеся мне на глаза, оказались «Скаковой газетой» и «Дейли Кейбл» – обе лежали открытыми на странице с некрологом о Валентине.
   Нэш и я пожали изрядное количество рук и были усажены на почетные места, и пока Нэш просил потрясенную до немоты официантку принести минеральной воды, едва не доведя ее до обморока тем фактом, что на нее устремлены самые сексуальные глаза в киномире, я прочитал обе прощальные статьи про Валентина и нашел, что в них старику воздавалось должное. «Скаковая газета» отметила также, что кремация назначена на 11 часов утра в понедельник, а поминальная служба состоится позже. Если я действительно вылетел с работы, смутно подумал я, то смогу пойти на обе церемонии.
   К тому времени, когда подали кофе, над столом замелькали страницы «Барабанного боя», и немедленно кто-то стал выражать Нэшу сочувствие по поводу той каши, которую его режиссер делает из фильма. По мере осознания, кто я такой, что было заметно по шепоту вокруг стола, в мою сторону устремлялись неодобрительные взгляды.
   Нэш высказался непререкаемо, его уверенный голос легко заставил смолкнуть все остальные разговоры:
   – Никогда не верьте тому, что пишут в газетах. Мы в Ньюмаркете делаем превосходный фильм. Нас облил помоями ничтожный, дрянной человечишко. Я не говорил того, о чем сообщается в статье, и я полностью доверяю Томасу. Я обращусь с жалобой в газету и потребую, чтобы они напечатали опровержение.
   – Подайте на них в суд, – сказал кто-то.
   – Возможно, я так и сделаю.
   – А что касается вас, Томас, – сказал один из распорядителей, которого я знал лично, – вы должны непременно подать в суд.
   – Я не уверен, что могу это сделать, – ответил я.
   – Конечно, сможете! – Он ткнул в статью пальцем. – Это же невероятная клевета!
   – Трудно подать в суд на кого-либо за то, что он задает вопросы, – возразил я.
   – Что?
   – Эти клеветники пишут осторожно, в форме вопросов. Вопросы словно бы означают намерение внести определенность, а не испортить репутацию.
   – Я не могу в это поверить!
   Сидящий чуть дальше за столом тяжело кивнул.
   – Оскорбительные предположения, если они выражены в форме вопроса, могут быть, а могут и не быть расценены как клевета. Это неясно.
   Мой знакомый распорядитель негодующе сказал:
   – Но это несправедливо!
   – Таков закон.
   – Вы знали это? – спросил Нэш у меня.
   – М-м…
   – А Говард знал?
   – Тот, кто написал эту статью, определенно знал.
   – Дерьмо! – выразился Нэш, и никто не стал спорить.
   – Что действительно нужно Нэшу, – сказал я, – так это достоверные сведения касательно Линкольнского заезда.
   Все засмеялись и с облегчением вернулись к серьезным текущим делам. Я вполуха слушал вполне понятные мне разговоры и думал, что пять часов могут быть очень долгими и мучительными. А ведь прошло едва сорок минут. Мое сердце продолжало неистово колотиться от волнения. Быть может, вся моя жизнь в мире кино зависела от того, хорошо ли выспались этой ночью боссы, собирающиеся на совещание за завтраком. Субботнее утро. День для игры в гольф. Мною будут недовольны вдвойне.
   Вместе с Нэшем и парой других гостей я спустился посмотреть лошадей, ходящих по паддоку перед первым забегом. Нэш смотрел на лошадей; толпа собравшихся на скачки неотрывно смотрела на Нэша. Казалось, он принимал это внимание как должное, как принимал бы это дома, в Голливуде, и даже с отменной вежливостью раздал несколько автографов подросткам, пялившимся на него с особым усердием.
   – А как мне поставить деньги на лошадь? – спросил он, отведя меня в сторону.
   – Я сделаю это за вас, если хотите. На какую лошадь и сколько?
   – Черт знает. – Он быстро вскинул глаза и указал на лошадь, на которую в тот момент как раз садился жокей в алом и желтом. – Вот на эту. Двадцать.
   – С вами все будет в порядке, если я покину вас на некоторое время?
   – Вы же знаете, что я уже взрослый мальчик. Усмехнувшись, я повернулся и направился к кассам тотализатора, поставив двадцать фунтов на лошадь по имени Оса. Нэш, окруженный поклонниками, ждал, пока я спасу его. Вместе мы вернулись в комнату распорядителей и оттуда наблюдали, как Оса скромно пришла пятой.
   – Я вам должен, – сказал Нэш. – В следующем забеге выберите сами вместо меня.
   Скачки, как всегда, передавались телесетью ипподрома по телевизорам, установленным в барах и на трибунах. Сейчас на мониторе в комнате распорядителей был повтор только что окончившегося забега, Оса финишировала пятой, жокей суетился до самого финиша.
   Я не дыша уставился на экран.
   – Томас! Томас, – громко сказал Нэш прямо мне в ухо, – вернитесь оттуда, куда погрузились.
   – Телевидение, – произнес я. Нэш иронически отозвался:
   – Вы ведь знаете, его уже изобрели.
   – Да, но… – Я взял номер «Скаковой газеты», лежащий на столе, и перелистнул страницы с некролога о Валентине на донкастерскую программу. Телевизионный обзор спортивных событий, как я и надеялся, делала коммерческая станция, обещавшая каждый день полный показ скачек для миллионов признательных зрителей. При торжественном открытии сезона Равнинных скачек эта компания будет здесь в силе.
   – Томас, – повторил Нэш.
   – Э-э… – сказал я, – насколько сильно вы хотите спасти наш фильм? Или фактически… меня?
   – Не настолько сильно, чтобы спрыгнуть с обрыва.
   – Как насчет интервью по ТВ?
   Он уставился на меня.
   Я пояснил:
   – Вы сможете сказать по телевизору, что мы не делаем помойку из фильма? Вы хотите этого?
   – Конечно, – легко согласился он, – но это увидит отнюдь не каждый читатель «Барабанного боя».
   – Нет. Но что если О'Хара сможет передать это интервью в Голливуд? Пусть боссы увидят его за завтраком. Ваше собственное лицо на экране сможет сделать то, чего не добьется О'Хара со своими уверениями. Только… что вы думаете насчет того, чтобы попытаться?
   – Черт возьми, Томас, приступайте.
   Я вышел на зрительский балкон и нажал кнопку на телефоне, вызывая О'Хару; и пусть это будет не автоответчик, молился я.
   Он немедленно ответил сам, как будто ждал звонка.
   – Это Томас, – сказал я.
   – Еще слишком рано для вестей из Голливуда.
   – Это кое-что другое. – Я рассказал ему то, что предложил Нэшу, и он немедленно стал нащупывать подводные камни.
   – Сначала, – с сомнением произнес он, – ты должен уговорить телекомпанию взять интервью у Нэша.
   – Это я могу сделать. Я только не уверен, получится ли передать интервью на экран в конференц-зале Голливуда. Репортажи регулярно транслируются из Англии в Штаты, но я не знаю, каким путем. Если бы мы могли передать его на лос-анджелесскую станцию, чтобы они сделали там запись, которую наши боссы могли бы прокрутить на видео…
   – Томас, стоп. Я могу ухватить лос-анджелесский конец. Передача из Англии… – Он помолчал. – О какой станции идет речь?
   Я объяснил ему.
   – Люди, которых здесь держит эта компания, – инженеры и операторы, продюсер и трое-четверо корреспондентов и комментаторов, но они не имеют ни власти, ни оборудования, чтобы вести передачу за океан. «Добро» можно получить из их главной студии в Лондоне. Они посылают туда репортажи с Донкастерских скачек. А оттуда их могут передать куда угодно. Номер компании должен быть в телефонной книге…
   – И ты мечтаешь, чтобы я забил этот гвоздь. – Судя по голосу О'Хары, он вроде бы уже смирился, но предвидел трудности.
   – Хм, – сказал я, – если ты хочешь, чтобы «Неспокойные времена» вышли на экраны, то стоит попытаться. Я хочу сказать: ты же знаешь, что это и твой фильм. Твоя голова тоже ляжет на плаху за то, что ты пригласил меня.
   Он помолчал.
   – Хорошо, я приступаю. Чертовски много хлопот.
   – Они должны оправдать себя.
   – Нэш с тобой?
   – В нескольких метрах от меня.
   – Соедини меня с ним.
   Нэш вышел из комнаты и взял телефон.
   – Я дам интервью. Томас сказал, что может устроить это. Нет проблем. – Он выслушал ответ. – Ага. Если он говорит, что может, то я полагаю, что может. Он никогда не обещает то, чего не может сделать. О'Хара, по-моему, стоит оторвать от стула задницу и представить меня и Томаса этому сборищу! Чертовски глупо позволять сукину сыну Тайлеру топить корабль. – Он снова послушал, потом сказал: – Сделайте это, О'Хара. Приложите усилия. Я не желаю быть побитым этим писакой.
   Я с трепетом внимал тому, как «маяк» излучает свой свет, и мысленно благодарил судьбу, что он смотрит на меня как на союзника, а не как на крепостного.
   Он отключил связь, отдал мне телефон и спросил:
   – Где мы будем искать корреспондента?
   – Идите за мной. – Я попытался сказать это небрежно, но актер из меня был никудышный. Нэш молча спустился вслед за мной в паддок, где после забега расседлывали коней. Лошадей предыдущего забега уже увели оттуда.
   – Вы знаете, кого высматриваете? – спросил он, когда я стал вертеть головой в разные стороны. – Не проще ли спросить?
   – Мне это не нужно, – сказал я, сознавая – пусть даже сам Нэш игнорировал это, – что все смотрят на него. – Эти ребята из телекомпании бродят по паддоку вместе с комментатором, который рассказывает о лошадях, бегущих в предстоящем забеге, а кое-кто берет интервью у выигравших жокеев и тренеров после забега, и именно его я ищу… и я знаю его.
   – Это кое-что.
   – А вот и он, – сказал я, указывая. – Подойдем?
   Затем я проскользнул между группами людей, толпившихся внутри ограды около весовой, а следом за мной толпа расступалась, как воды Красного моря, чтобы дать дорогу Нэшу. Мой знакомый корреспондент начал было здороваться со мной, но увидел, с кем я пришел, и застыл с открытым ртом.
   – Нэш, – представил я, – это Грег Компасс. Грег… Нэш Рурк.
   Грег пришел в себя моментально, как и положено закаленному телевизионщику, и с неподдельной радостью пожал руку, выпустившую столько безвредных пуль.
   – Он здесь, чтобы посмотреть Линкольнский заезд, – объяснил я. – Как насчет некоторой частной информации?
   – Галлико, – сразу предложил Грег. – Говорят, он просто из кожи вон лезет. – Он задумчиво посмотрел на Нэша и спросил без всякого нажима: – Как вы думаете, не показать ли мне, что вы здесь? Я полагаю, Томас говорил вам, что я делаю задушевные беседы для ленивых местных жителей?
   – Говорил.
   – Мы с Томасом, – пояснил Грег, – состязались друг с другом на скачках, когда были жокеями и были молоды.
   – Вы все такие высокие, – выразил удивление Нэш.
   – На скачках с препятствиями жокеи по большей части высокие. Бывшие жокеи часто становятся комментаторами скачек или журналистами и тому подобное. Сначала живешь этим. Потом говоришь об этом. – Он смеялся над собой, хотя в действительности он был когда-то выдающимся жокеем, а не любителем, как я. Сейчас ему было сорок, он был строен, подтянут, стильно одет. – Ну так?.. – выдохнул он.
   – Вы, несомненно, можете сообщить, что я здесь, – заверил его Нэш.
   – Отлично. Хм… – Грег замялся.
   – Спроси его, – с улыбкой подбодрил его я. Грег посмотрел на меня, потом опять на Нэша.
   – Я полагаю… я могу пригласить вас для интервью?
   Нэш искоса взглянул на меня и своим лучшим убийственным басом сказал, что не видит причин, почему бы и нет.
   – Я слышал, что вы сейчас в Ньюмаркете снимаетесь в фильме, – произнес Грег. – Я могу про это сказать?
   – Конечно. Томас – режиссер этого фильма.
   – Да, ходили слухи.
   Я достал из кармана сложенный номер «Барабанного боя» и протянул его Грегу.
   – Если ты позволишь, – сказал я, – Нэш хотел бы коротко опровергнуть то, что написано в колонке «Жар со звезд».
   Грег быстро прочитал заметку, и выражение его лица из любопытного стало возмущенным.
   – Трудно притянуть к суду, – заключил он. – Одни вопросы. Это правда?
   – Правда только то, что история в фильме отличается от книжной, – ответил я.
   Нэш уверил его:
   – Я не говорил этого и даже не думал. Съемки фильма идут хорошо. Все, что я хотел бы сказать, если вы мне позволите, это то, что не следует верить газетам.
   – Томас, – Грег поднял брови, глядя на меня, – ты меня используешь, так?
   – Да. Но эта статейка убивает меня. Если Нэш сможет сказать с телеэкрана, что это неправда, мы сможем переслать это денежным мешкам в Голливуд в надежде не дать им принять эту статью всерьез.
   Грег подумал над этим и вздохнул.
   – Хорошо, но только вскользь, О'кей? Я вас обоих помещу в кадр.
   – Невиновность по ассоциации, – признательно сказал я.
   – Ты всегда был умным мальчиком. – Грег посмотрел на часы. – Что, если после Линкольнского заезда?.. Это будет через час. После того, как я поговорю с выигравшими тренерами, жокеями и владельцами, если они здесь. К тому времени я все устрою. Скажу моему продюсеру. Томас, ты помнишь, где находится камера? Подходите туда после заезда. И, Томас, ты мне должен.
   – Два места на премьере, – пообещал я. – Без тебя она может вообще не состояться.
   – Четыре места.
   – Целый ряд, – расщедрился я.
   – Заметано. – Грег посмотрел на Нэша. – А что, этот зазнавшийся и невежественный шут гороховый действительно годится в режиссеры?
   – Хуже, – отозвался Нэш.
   Мы с Нэшем давали интервью, сидя рядышком. Грег представил нас зрителям, спросил, ставил ли Нэш на победителя Линкольнского заезда – Галлико, поблагодарил его и выразил надежду, что Нэшу понравилось в Британии.
   Нэш сообщил:
   – Я снимаюсь здесь в фильме. Это очень радует. – Он любезно кивнул, потом вскользь добавил еще несколько подробностей, как и хотел Грег, и не оставил у зрителей ни малейших сомнений в том, что фильм о скачках, который мы снимаем в Ньюмаркете, будет отличным.
   – Но ведь я читал неблагожелательный отзыв… – насмешливо напомнил Грег.
   – Да, – согласился Нэш, кивнув. – Слов, которые эта статья вкладывает в мои уста, я никогда не говорил. Но что в этом нового? Никогда не стоит верить газетам.
   – Вы играете тренера, не так ли? – Грег задал вопрос, как мы его и просили – словно он только что пришел ему в голову. – Как у вас с верховой ездой?
   – Я могу сидеть на лошади, – улыбнулся Нэш. – Но не могу ездить верхом, как Томас.
   – Вы снимаетесь в фильме как наездник? – спросил меня Грег.
   – Нет, – ответил вместо меня Нэш, – но иногда он берет лошадь после съемок и скачет галопом по Хиту. А все же я могу выиграть у него партию в гольф.
   Добрые чувства в его голосе сказали больше, чем тысячи слов. Грег на доброжелательной ноте завершил интервью и передал микрофон комментатору паддока, чтобы тот представил участников следующего забега.
   – Спасибо огромное, – сказал я.
   – Целый ряд, – кивнул Грег, – не забудь. – Он помолчал и с усмешкой добавил: – Ты играешь в гольф, Томас?
   – Нет.
   – Значит, я всегда могу выиграть у него, – сделал вывод Нэш.
   – Сговорились! – воскликнул Грег.
   О'Хара смотрел интервью в главной студии телекомпании в Лондоне и позвонил мне, прежде чем я смог найти спокойный уголок, чтобы связаться с ним.