— Слава богу, что не знал! — с чувством воскликнул я.
Смешок Корниша донесся с другого конца провода.
— Предполагалось, что Фред сам заберется в ваше агентство и поищет письмо Бринтона, но ему хотелось сходить на футбол, и он послал вместо себя Эндрюса. Фред даже не предполагал, что там будет ловушка. А револьвер он дал Эндрюсу просто для куража и не думал, что тот им воспользуется, не думал, что тот такой дурак. Но потом Эндрюс, испуганный и дрожащий, вернулся и сказал, что стрелял в вас. Тогда Фред предложил ему прогуляться в Эппинг-Форест. А там он, по его словам, случайно выстрелил в Эндрюса. Ну скажите, можно ли эту чушь подсунуть присяжным? Еще Фред говорит, что не сказал об убийстве Крею потому, что боялся его.
— Что? Фред боялся?
— По-моему, Крей произвел на него впечатление страшного человека.
— Да, это он умеет, — согласился я.
Я прочел брошюру, которую принес Чико, от корки до корки. Благодаря несчастным детям, родившимся без рук из-за того, что матери принимали талидомид, техника искусственных конечностей быстро развивалась. Когда пана полностью заживет, мне могут сделать многоцелевую руку, которая работает за счет небольших поршней, контролируемых клапанами, а управляется мускулами плеча. Кроме того, там еще есть газовый баллончик, энергией которого питаются пальцы искусственной кисти. Главное неудобство этого приспособления, насколько я понял, заключается в том, что приходится постоянно носить с собой запасной баллончик с газом, будто ты водолаз.
Многообещающим, почти фантастическим мне показалось последнее изобретение британских и русских ученых — миоэлектрическая рука. Она действует с помощью электрического тока, который дают оставшиеся мышцы руки. В брошюре бодро сообщалось, что к такой руке легко приспособиться, если ампутация сделана недавно. Чем меньшую часть конечности потерял человек, утверждал автор, тем больше у него шансов на успех. Прочитав эту фразу, я тотчас мысленно представил операционный стол и подопытную морскую свинку.
Брошюра заканчивалась победным маршем фанфар: в больнице Св. Фомы изобрели волшебную миоэлектрическую руку, которая может делать практически то же самое, что и настоящая рука, разве что на ней не растут ногти.
Руку я потерял, тут уж ничего не попишешь. Даже изуродованная и недействующая, она приносила пользу. По-моему, любая столь серьезная потеря приводит к радикальным нарушениям нервной деятельности. Мое подсознание отрицало случившийся факт: каждую ночь во сне, Целый и невредимый, я участвовал в скачках, завязывал узлы, аплодировал, делал все, что требует двух рук. Я просыпался и в отчаянии обнаруживал вместо руки культю.
Едва я положил трубку, как дверь отворилась и в палату нерешительно вошли лорд Хегборн и мистер Фотертон. Я сидел на краешке кровати в темно-синем халате и шлепанцах, забинтованная рука на перевязи, подбородок свежевыбрит, волосы причесаны, от кулаков Крея на лице почти не осталось следов. Визитеры с явным облегчением отметили эти ободряющие признаки моего возвращения к жизни и, успокоившись, удобно расположились в креслах.
— Вы уже лучше себя чувствуете, Сид? — первым заговорил лорд Хегборн.
— Да, благодарю вас.
— Хорошо. Очень хорошо.
— Как прошли соревнования в субботу? — спросил я.
Они оба вроде бы удивились моему вопросу.
— Но вы же провели их? — озабоченно настаивал я.
— Конечно, — ответил Фотертон. — Сбор от проданных билетов благодаря хорошей погоде был вполне приличным.
Мистер Фотертон, высокий худой человек с вытянутым унылым лицом, все время тремя пальцами поглаживал щеку, будто сильно нервничал.
— Усыпили не только ваших патрульных, — рассказывал лорд Хегборн. — Конюхи утром проснулись совершенно одуревшими, а старик, который должен был смотреть за бойлером, спал на полу в столовой. Оксон всех их угощал пивом. Ваши люди, естественно, доверяли ему.
Я вздохнул. Ведь я и сам мог выпить с ним, поэтому у меня не было права упрекать их.
— Вчера приезжал вызванный нами инспектор, проверял состояние бойлера, — продолжал лорд Хегборн. — Впрочем, на днях предстояла и обычная регулярная проверка. Инспектор считает, что бойлер слишком стар, чтобы выдержать перемену ритма работы, и очень удачно получилось, что не вся вода в нем выкипела. Инспектор заявил, что котел взорвался бы раньше, чем через три часа. Оксон назвал время приблизительно.
— Очень мило, — заметил я.
— Я присутствовал на заседании стюардов Сибери. Они включили в расписание на следующий месяц соревнования на ипподроме. — Лорд Хегборн будто отчитывался передо мной, что он успел сделать. — Одновременно ваш друг, хозяин отеля «Сифронт», начал сбор подписей под петицией в совет города, чтобы тот выкупил акции ипподрома, потому что соревнования дают приморскому городу престиж, служат бесплатной рекламой и полезны для торговли.
— Прекрасно, — обрадовался я.
Фотертон откашлялся и неуверенно перевел взгляд с лорда Хегборна на меня.
— Обсуждался вопрос... — начал он, — и было решено спросить вас... э-э... не заинтересует ли вас предложение... стать директором-распорядителем ипподрома Сибери?
— Стать кем? — воскликнул я, чувствуя, как челюсть у меня отвисает от изумления.
— Для меня слишком большая нагрузка быть директором-распорядителем двух ипподромов сразу. — С опозданием на год Фотертон признал то, что всем было ясно с первого дня.
— Вы, можно сказать, вытащили ипподром из могилы, — вмешался лорд Хегборн с несвойственной ему решительностью. — Мы все понимаем, что это необычный шаг — предлагать должность директора-распорядителя профессиональному жокею, едва он отошел от скачек. Но стюарды Сибери единодушны в своем мнении. Они хотят, чтобы вы закончили начатую работу.
Лорд Хегборн и мистер Фотертон оказали мне исключительную честь. Я поблагодарил их и неуверенно спросил, можно ли мне подумать.
— Конечно, подумайте, — улыбнулся лорд Хегборн, — но скажите «да».
Пока они не ушли, я попросил их посмотреть фотографии. Они тщательно изучили каждый снимок, но никаких комментариев у них не было.
На следующий день после обеда меня навестила Занна Мартин и принесла огромные, нежно пахнущие бронзовые хризантемы — преобразившаяся Занна Мартин в прекрасно сшитом темно-зеленом твидовом костюме и в туфлях, которые она выбрала скорее из-за красоты, а не из удобства. Она переменила прическу, волосы стали чуть короче и локонами спускались ей на щеку. Она даже попудрилась, чуть подкрасила губы и подправила форму бровей. Шрамы были все так же заметны, а лицевые мускулы остались неподвижными, но она наконец примирилась с этим.
— Вы превосходно выглядите, — сказал я, и это была правда.
Она смутилась, но была очень довольна.
— У меня новая работа. Вчера я ходила наниматься, и они, казалось, даже не замечали моего лица. По крайней мере, они ничего не сказали. Я решилась пойти в большой офис, платят они гораздо больше, чем я зарабатывала раньше.
— Великолепно. — Я искренне поздравил ее.
— Я будто заново родилась, — сказала она.
— У меня такое же чувство.
— Я рада, что мы встретились. — Она улыбалась, не испытывая неловкости. — Вы получили папку? С ней все в порядке? Ваш юный друг, мистер Бернс, приезжал за ней.
— Да, благодарю вас.
— В ней важные документы?
— Почему вы так решили?
— Мистер Бернс выглядел очень странным, когда я дала ему папку. Он так смотрел на нее, будто хотел что-то сказать, и даже открыл рот, но ничего не сказал.
«Ну и выдам же я Чико!» — решил я.
— Обыкновенный отчет о законченном деле, — объяснил я. — Тут не о чем и говорить.
На всякий случай я попросил ее посмотреть фотографии. Она отметила, что многие снимки сделаны с бумаг, которые она сама печатала, удивилась, что кому-то понадобилось фотографировать обычные документы, и больше сказать ей было нечего.
Мисс Мартин встала, натягивая перчатки. Она по привычке наклонилась вперед, чтобы локоны упали на щеку.
— До свидания, мистер Холли. И спасибо за то, что вы изменили меня. Никогда не забуду, скольким вам обязана.
— Мы так и не позавтракали вместе, — заметил я.
— Да. — Она улыбнулась. — Это не имеет значения. Когда-нибудь в другой раз. — Она пожала мне руку. — До свидания.
Занна Мартин скрылась за дверью.
— До свидания, мисс Мартин, — сказал я ей вслед. — До свидания, до свидания, до свидания. — Я вздохнул и моментально заснул.
В пятницу утром приехал Ноэль Уэйн с раздутым от бумаг кейсом. Он был моим бухгалтером с тех пор, как в восемнадцать лет я начал зарабатывать большие деньги, и, наверное, знал меня лучше, чем кто-либо на свете. Лет шестидесяти, совершенно лысый, кроме седых прядей над ушами, невысокий, круглый человек с живыми темными глазами и скрупулезным аналитическим умом. Скорее следуя его советам, чем по собственному разумению, я превратил свои заработки в приличное состояние. И очень редко принимал важные финансовые решения, не обсудив их прежде с ним.
— В чем вопрос? — едва сняв пальто и шарф, приступил он к делу.
Я подошел к окну и посмотрел вдаль. Погода испортилась, моросило, и легкий туман закрывал море.
— Мне предложили работу. Быть директором-распорядителем ипподрома Сибери.
— Не может быть! — воскликнул Уэйн, удивившись, как и я ранее.
— Очень соблазнительно и надежно.
— Прекрасно. Значит, вы приняли предложение. — Ноэль хихикнул в кресле.
— Неделю назад я решил больше не заниматься сыскной работой.
— А-а.
— Поэтому я хочу знать, как вы отнесетесь, если я куплю партнерство в агентстве Рэднора.
Уэйн поперхнулся.
— Мне казалось, что вам не нравится это место.
— Это было месяц назад. С тех пор я изменился. И я не намерен возвращаться в прошлое. Теперь я хочу быть партнером Рэднора.
— Рэднор сам предложил вам партнерство?
— Нет. По-моему, он вполне мог бы предложить его, но не сейчас, когда офис разнесло бомбой. Теперь он не может предложить мне купить половину развалин. И проклинает себя за это, — я показал на повязку.
— Обоснованно?
— Нет, — мрачно ответил я. — Я сам пошел на риск, не ожидая такого результата.
— Чего вы не ожидали?
— Хотите все разложить по полочкам? Хорошо.
Я думал, что Крей ударит меня кочергой, чтобы сделать больно, а не разнесет мне руку вдребезги так, что ее нельзя будет спасти.
— Понимаю, — спокойно сказал Уэйн, хотя явно пришел в ужас от моих слов. — Вы собираетесь и в будущем так рисковать?
— Только в случае необходимости.
— Но вы всегда говорили, что агентство не занимается уголовными делами, — уточнил он.
— Теперь будет заниматься, если я останусь в нем. Жулики приносят слишком много бед. — Я вспомнил о несчастном Бринтоне из Данстейбла. — И представляете, продается соседний с агентством дом. Мы можем купить его и расширить помещение. Прежнее уже трещало по швам. Даже за те два года, что я был там, агентство сильно разрослось. Такое впечатление, что с каждым днем такого рода услуги требуются все больше и больше. Руководитель Bona fides — это один из отделов — станет менеджером по найму, у него нюх на такие дела. Потом страхование. Рэднор всегда пренебрегал этим. У нас нет отдела, занимающегося расследованием страховых случаев. Я бы хотел начать эту работу. Вы же знаете, как часто встречаются подозрительные иски на выплату страховой премии. Тут есть чем заняться.
— Вы уверены, что Рэднор согласится, если вы предложите ему партнерство?
— Он может вышвырнуть меня вон, но я рискну. А вы как думаете?
— Я думаю, что вы снова стали таким, каким были два года назад, — задумчиво проговорил Ноэль. — И это хорошо. Но... скажите, что вы на самом деле думаете об этом? — он кивнул на мою забинтованную руку. — Мне не надо вашего бодрого вранья. Только правду.
Я взглянул на него и ничего не ответил.
— Прошла всего неделя после того, как это случилось, — продолжал он. — Наверное, еще рано задавать такой вопрос. Но я хочу знать.
Бывает такая правда, которую немыслимо выговорить. Я сглотнул и сказал:
— Я ее потерял. Потерял, как и многое другое, что привык иметь. Придется жить без нее.
— Жить или существовать?
— Жить. Совершенно определенно, жить. — Я достал брошюру, которую принес Чико, и помахал у него перед носом: — Смотрите.
Он взглянул на обложку и слегка отпрянул, словно от удара. Ноэль не обладал здоровой жестокостью Чико. Он поднял на меня глаза и увидел, что я улыбаюсь.
— Хорошо, — угрюмо произнес он. — Вложите деньги в себя.
Ноэль объяснил, что ему надо посмотреть финансовые отчеты агентства, чтобы определить, какую сумму можно в него вложить. Еще час мы провели, обсуждая максимум, который я могу предложить Рэднору, на какое возмещение этих денег через жалованье и дивиденды можно рассчитывать и какие акции лучше всего продать, чтобы получить нужную сумму.
Когда мы покончили с финансовыми делами, я в который раз достал доводившие меня до бешенства фотографии.
— Посмотрите, — попросил я Ноэля, — я показывал их каждому, кто приходил ко мне. Никакого результата. Но эти снимки — прямая причина взрывов у меня в квартире и в агентстве, из-за них я потерял руку. И я не понимаю почему. Они сводят меня с ума.
— Полиция... — начал Ноэль.
— Полицию интересует только одна фотография — десятифунтовой купюры. Они посмотрели другие, не нашли в них ничего заслуживающего внимания и вернули Чико. Но не из-за купюры же Крей так волновался. И десять тысяч к одному, что мы снова с этим столкнемся. Нет, здесь что-то другое. Не явно преступное, но такое, ради чего Крей мог пойти на что угодно, лишь бы уничтожить это немедленно. Обратите внимание на фактор времени... Оксон в Сибери украл фотографии перед ленчем. Крей живет в Лондоне. Допустим, Оксон позвонил и предложил ему приехать посмотреть на снимки. Сам Оксон не мог уехать: на ипподроме в тот день проходили скачки. Крей приехал, посмотрел снимки и увидел... что? Моя квартира была перевернута вверх дном в пять часов.
Ноэль задумчиво кивнул.
— Крей просто обезумел, — продолжал я. — Что на этих снимках могло свести его с ума?
Ноэль взял фотографии и принялся изучать их одну за другой. Через полчаса он поднял голову и невидящими глазами уставился в окно на мелкий серенький дождик. Несколько минут он оставался совершенно неподвижным, будто в остановленном кадре мультипликации. Я знал эту его манеру сосредоточенно думать. Наконец он пошевелился и вздохнул. Потом несколько раз дернул короткой шеей, словно ему давил воротничок, и взял одну фотографию, лежавшую сверху.
— Должно быть, это, — сказал он.
Я чуть не вырвал ее у него из руки.
— Но это же только отчет о движении акций! — разочарованно воскликнул я.
Это был один из листов, на котором сверху стояли две буквы: И.С. — ипподром Сибери. На нем перечислялись все суммы, потраченные Креем на покупку акций ипподрома. Для меня единственная любопытная деталь заключалась в том, что этот лист был напечатан не Занной Мартин — здесь явно использовалась другая пишущая машинка. На мой взгляд, документ всего лишь давал полезную информацию о том, как идет скупка акций. Вряд ли это могло послужить достаточной причиной для истерики, устроенной Креем.
— Посмотрите внимательней, — сказал Ноэль. — На три левые колонки можете не обращать внимания, это просто таблица покупки и продажи акций, и я не вижу в них никаких противоречий.
— Их нет, я проверял, — подтвердил я.
— А последняя колонка, самая маленькая, справа?
— Банки?
— Банки.
— И что в ней незаконного?
— Сколько банков там перечислено?
Я посмотрел на список и сосчитал:
— Пять. «Бэрклэйз», Пиккадилли. «Вестминстер», Бирмингем. «Бритиш лайнен банк», Глазго. «Ллойд», Донкастер. «Нэйшнл провиншл», Ливерпуль.
— Пять банковских счетов в пяти городах. Вполне респектабельно. И во всех смыслах очень разумно. Разъезжая по стране, он всегда может получить деньги. У меня у самого счета в трех различных банках, и это помогает не путать дела моих клиентов со своими.
— Все это я знаю. Но не вижу ничего криминального в том факте, что у него счета в пяти банках. Я все еще не понимаю...
— Хм... По-моему, очень похоже, что он уклонялся от уплаты подоходного налога.
— И это все? — От негодования я чуть не задохнулся.
Ноэль, явно забавляясь, посмотрел на меня и пожевал губами.
— Да, вижу, вы все еще не понимаете.
— Боже мой, ну кто же будет ожидать от человека, подобного Крею, что он заплатит каждый пенс налога как добропорядочный гражданин?
— Никто не будет ожидать. — Ноэль довольно улыбался.
— Согласен, что это могло его беспокоить. В конце концов, в Штатах такого гангстера, как Аль Капоне, отправили в тюрьму всего лишь за неуплату налога. Однако каково максимальное наказание в Британии?
— Он мог бы получить самое большее год. Но...
— И он знал, что сумеет как-нибудь выкрутиться. А теперь, напав на меня, он не выкрутится. Теперь ему грозит три-четыре года, даже если мы не докажем, что он причинил Сибери злонамеренный ущерб. Ужасно, что он отсидит и снова начнет свои махинации. Болта, наверное, выгонят с биржи. Вы знаете, как поступают с нашкодившими биржевыми маклерами?
— Перестаньте болтать и слушайте, — перебил меня Ноэль. — Безусловно, совершенно нормально иметь больше одного банковского счета, но налоговый инспектор, принимая декларацию, может попросить подписать документ, утверждающий, что вы сообщили ему обо всех банковских счетах. Если вы умолчали об одном или двух, это классифицируется как мошенничество, и в случае, если оно будет обнаружено, вас могут судить. Предположим, Крей подписал такой документ, опустив два, а может, и три счета из пяти. И вдруг он видит фотографию одной из своих личных бумаг, где перечисляются пять банковских счетов. Как он может отрицать их существование?
Но никто бы и не заметил, — возразил я.
— Правильно. Вероятно, не заметили бы. Но ему это должно казаться чрезвычайно опасным. Преступившие закон живут в постоянном страхе, что их вина всплывет.
Они крайне чувствительны ко всему, что может их выдать. По роду своей работы я видел много таких людей.
— Даже если так... Но подкладывать бомбы... По-моему, это чересчур.
— Это полностью зависит от суммы, о которой идет речь, — отрезал Ноэль.
— То есть?
— Максимальное наказание за уклонение от уплаты налога — удвоенный налог. К примеру, у клиента сумма в десять тысяч фунтов стерлингов, а он заявил в декларации только две тысячи. Ему придется уплатить двойной налог на восемь тысяч. С учетом добавочного подоходного налога и тому подобного, расплатившись, он может остаться практически ни с чем. Очень неприятный результат.
— Это еще мягко сказано, — пораженно проговорил я.
— Хотел бы я знать, — Ноэль постукивал пальцами по столу, — какая не заявленная в декларации сумма хранится у Крея на счетах в пяти банках?
— Если судить по бомбам, огромная, — сказал я.
— Вот именно.
Наступило долгое молчание. Наконец я спросил:
— Но ведь ни мораль, ни закон не требуют, чтобы мы сообщили о своем открытии в налоговое управление?
Ноэль покачал головой.
— Но мы можем составить перечень этих пяти банков на всякий случай.
— Если хотите, — согласился он.
— А затем, я думаю, можно будет отдать Крею негативы и отпечатанные фотографии, — сказал я. — Конечно, не открывая, что я знаю, почему они ему так нужны.
Ноэль вопросительно смотрел на меня, но ничего не говорил.
— При условии, — ухмыльнулся я, — что он добровольно и открыто передаст в дар компании ипподрома Сибери весь свой пакет акций — двадцать три процента.
Смешок Корниша донесся с другого конца провода.
— Предполагалось, что Фред сам заберется в ваше агентство и поищет письмо Бринтона, но ему хотелось сходить на футбол, и он послал вместо себя Эндрюса. Фред даже не предполагал, что там будет ловушка. А револьвер он дал Эндрюсу просто для куража и не думал, что тот им воспользуется, не думал, что тот такой дурак. Но потом Эндрюс, испуганный и дрожащий, вернулся и сказал, что стрелял в вас. Тогда Фред предложил ему прогуляться в Эппинг-Форест. А там он, по его словам, случайно выстрелил в Эндрюса. Ну скажите, можно ли эту чушь подсунуть присяжным? Еще Фред говорит, что не сказал об убийстве Крею потому, что боялся его.
— Что? Фред боялся?
— По-моему, Крей произвел на него впечатление страшного человека.
— Да, это он умеет, — согласился я.
Я прочел брошюру, которую принес Чико, от корки до корки. Благодаря несчастным детям, родившимся без рук из-за того, что матери принимали талидомид, техника искусственных конечностей быстро развивалась. Когда пана полностью заживет, мне могут сделать многоцелевую руку, которая работает за счет небольших поршней, контролируемых клапанами, а управляется мускулами плеча. Кроме того, там еще есть газовый баллончик, энергией которого питаются пальцы искусственной кисти. Главное неудобство этого приспособления, насколько я понял, заключается в том, что приходится постоянно носить с собой запасной баллончик с газом, будто ты водолаз.
Многообещающим, почти фантастическим мне показалось последнее изобретение британских и русских ученых — миоэлектрическая рука. Она действует с помощью электрического тока, который дают оставшиеся мышцы руки. В брошюре бодро сообщалось, что к такой руке легко приспособиться, если ампутация сделана недавно. Чем меньшую часть конечности потерял человек, утверждал автор, тем больше у него шансов на успех. Прочитав эту фразу, я тотчас мысленно представил операционный стол и подопытную морскую свинку.
Брошюра заканчивалась победным маршем фанфар: в больнице Св. Фомы изобрели волшебную миоэлектрическую руку, которая может делать практически то же самое, что и настоящая рука, разве что на ней не растут ногти.
Руку я потерял, тут уж ничего не попишешь. Даже изуродованная и недействующая, она приносила пользу. По-моему, любая столь серьезная потеря приводит к радикальным нарушениям нервной деятельности. Мое подсознание отрицало случившийся факт: каждую ночь во сне, Целый и невредимый, я участвовал в скачках, завязывал узлы, аплодировал, делал все, что требует двух рук. Я просыпался и в отчаянии обнаруживал вместо руки культю.
* * *
В среду утром я позвонил своему бухгалтеру и спросил, когда он свободен. Несколько озадаченный неожиданным изменением планов, он ответил, что свободен в пятницу. В двух словах я объяснил, что случилось и где я нахожусь. Он сказал, что навестит меня и что небольшое путешествие и морской воздух будут ему полезны.Едва я положил трубку, как дверь отворилась и в палату нерешительно вошли лорд Хегборн и мистер Фотертон. Я сидел на краешке кровати в темно-синем халате и шлепанцах, забинтованная рука на перевязи, подбородок свежевыбрит, волосы причесаны, от кулаков Крея на лице почти не осталось следов. Визитеры с явным облегчением отметили эти ободряющие признаки моего возвращения к жизни и, успокоившись, удобно расположились в креслах.
— Вы уже лучше себя чувствуете, Сид? — первым заговорил лорд Хегборн.
— Да, благодарю вас.
— Хорошо. Очень хорошо.
— Как прошли соревнования в субботу? — спросил я.
Они оба вроде бы удивились моему вопросу.
— Но вы же провели их? — озабоченно настаивал я.
— Конечно, — ответил Фотертон. — Сбор от проданных билетов благодаря хорошей погоде был вполне приличным.
Мистер Фотертон, высокий худой человек с вытянутым унылым лицом, все время тремя пальцами поглаживал щеку, будто сильно нервничал.
— Усыпили не только ваших патрульных, — рассказывал лорд Хегборн. — Конюхи утром проснулись совершенно одуревшими, а старик, который должен был смотреть за бойлером, спал на полу в столовой. Оксон всех их угощал пивом. Ваши люди, естественно, доверяли ему.
Я вздохнул. Ведь я и сам мог выпить с ним, поэтому у меня не было права упрекать их.
— Вчера приезжал вызванный нами инспектор, проверял состояние бойлера, — продолжал лорд Хегборн. — Впрочем, на днях предстояла и обычная регулярная проверка. Инспектор считает, что бойлер слишком стар, чтобы выдержать перемену ритма работы, и очень удачно получилось, что не вся вода в нем выкипела. Инспектор заявил, что котел взорвался бы раньше, чем через три часа. Оксон назвал время приблизительно.
— Очень мило, — заметил я.
— Я присутствовал на заседании стюардов Сибери. Они включили в расписание на следующий месяц соревнования на ипподроме. — Лорд Хегборн будто отчитывался передо мной, что он успел сделать. — Одновременно ваш друг, хозяин отеля «Сифронт», начал сбор подписей под петицией в совет города, чтобы тот выкупил акции ипподрома, потому что соревнования дают приморскому городу престиж, служат бесплатной рекламой и полезны для торговли.
— Прекрасно, — обрадовался я.
Фотертон откашлялся и неуверенно перевел взгляд с лорда Хегборна на меня.
— Обсуждался вопрос... — начал он, — и было решено спросить вас... э-э... не заинтересует ли вас предложение... стать директором-распорядителем ипподрома Сибери?
— Стать кем? — воскликнул я, чувствуя, как челюсть у меня отвисает от изумления.
— Для меня слишком большая нагрузка быть директором-распорядителем двух ипподромов сразу. — С опозданием на год Фотертон признал то, что всем было ясно с первого дня.
— Вы, можно сказать, вытащили ипподром из могилы, — вмешался лорд Хегборн с несвойственной ему решительностью. — Мы все понимаем, что это необычный шаг — предлагать должность директора-распорядителя профессиональному жокею, едва он отошел от скачек. Но стюарды Сибери единодушны в своем мнении. Они хотят, чтобы вы закончили начатую работу.
Лорд Хегборн и мистер Фотертон оказали мне исключительную честь. Я поблагодарил их и неуверенно спросил, можно ли мне подумать.
— Конечно, подумайте, — улыбнулся лорд Хегборн, — но скажите «да».
Пока они не ушли, я попросил их посмотреть фотографии. Они тщательно изучили каждый снимок, но никаких комментариев у них не было.
На следующий день после обеда меня навестила Занна Мартин и принесла огромные, нежно пахнущие бронзовые хризантемы — преобразившаяся Занна Мартин в прекрасно сшитом темно-зеленом твидовом костюме и в туфлях, которые она выбрала скорее из-за красоты, а не из удобства. Она переменила прическу, волосы стали чуть короче и локонами спускались ей на щеку. Она даже попудрилась, чуть подкрасила губы и подправила форму бровей. Шрамы были все так же заметны, а лицевые мускулы остались неподвижными, но она наконец примирилась с этим.
— Вы превосходно выглядите, — сказал я, и это была правда.
Она смутилась, но была очень довольна.
— У меня новая работа. Вчера я ходила наниматься, и они, казалось, даже не замечали моего лица. По крайней мере, они ничего не сказали. Я решилась пойти в большой офис, платят они гораздо больше, чем я зарабатывала раньше.
— Великолепно. — Я искренне поздравил ее.
— Я будто заново родилась, — сказала она.
— У меня такое же чувство.
— Я рада, что мы встретились. — Она улыбалась, не испытывая неловкости. — Вы получили папку? С ней все в порядке? Ваш юный друг, мистер Бернс, приезжал за ней.
— Да, благодарю вас.
— В ней важные документы?
— Почему вы так решили?
— Мистер Бернс выглядел очень странным, когда я дала ему папку. Он так смотрел на нее, будто хотел что-то сказать, и даже открыл рот, но ничего не сказал.
«Ну и выдам же я Чико!» — решил я.
— Обыкновенный отчет о законченном деле, — объяснил я. — Тут не о чем и говорить.
На всякий случай я попросил ее посмотреть фотографии. Она отметила, что многие снимки сделаны с бумаг, которые она сама печатала, удивилась, что кому-то понадобилось фотографировать обычные документы, и больше сказать ей было нечего.
Мисс Мартин встала, натягивая перчатки. Она по привычке наклонилась вперед, чтобы локоны упали на щеку.
— До свидания, мистер Холли. И спасибо за то, что вы изменили меня. Никогда не забуду, скольким вам обязана.
— Мы так и не позавтракали вместе, — заметил я.
— Да. — Она улыбнулась. — Это не имеет значения. Когда-нибудь в другой раз. — Она пожала мне руку. — До свидания.
Занна Мартин скрылась за дверью.
— До свидания, мисс Мартин, — сказал я ей вслед. — До свидания, до свидания, до свидания. — Я вздохнул и моментально заснул.
В пятницу утром приехал Ноэль Уэйн с раздутым от бумаг кейсом. Он был моим бухгалтером с тех пор, как в восемнадцать лет я начал зарабатывать большие деньги, и, наверное, знал меня лучше, чем кто-либо на свете. Лет шестидесяти, совершенно лысый, кроме седых прядей над ушами, невысокий, круглый человек с живыми темными глазами и скрупулезным аналитическим умом. Скорее следуя его советам, чем по собственному разумению, я превратил свои заработки в приличное состояние. И очень редко принимал важные финансовые решения, не обсудив их прежде с ним.
— В чем вопрос? — едва сняв пальто и шарф, приступил он к делу.
Я подошел к окну и посмотрел вдаль. Погода испортилась, моросило, и легкий туман закрывал море.
— Мне предложили работу. Быть директором-распорядителем ипподрома Сибери.
— Не может быть! — воскликнул Уэйн, удивившись, как и я ранее.
— Очень соблазнительно и надежно.
— Прекрасно. Значит, вы приняли предложение. — Ноэль хихикнул в кресле.
— Неделю назад я решил больше не заниматься сыскной работой.
— А-а.
— Поэтому я хочу знать, как вы отнесетесь, если я куплю партнерство в агентстве Рэднора.
Уэйн поперхнулся.
— Мне казалось, что вам не нравится это место.
— Это было месяц назад. С тех пор я изменился. И я не намерен возвращаться в прошлое. Теперь я хочу быть партнером Рэднора.
— Рэднор сам предложил вам партнерство?
— Нет. По-моему, он вполне мог бы предложить его, но не сейчас, когда офис разнесло бомбой. Теперь он не может предложить мне купить половину развалин. И проклинает себя за это, — я показал на повязку.
— Обоснованно?
— Нет, — мрачно ответил я. — Я сам пошел на риск, не ожидая такого результата.
— Чего вы не ожидали?
— Хотите все разложить по полочкам? Хорошо.
Я думал, что Крей ударит меня кочергой, чтобы сделать больно, а не разнесет мне руку вдребезги так, что ее нельзя будет спасти.
— Понимаю, — спокойно сказал Уэйн, хотя явно пришел в ужас от моих слов. — Вы собираетесь и в будущем так рисковать?
— Только в случае необходимости.
— Но вы всегда говорили, что агентство не занимается уголовными делами, — уточнил он.
— Теперь будет заниматься, если я останусь в нем. Жулики приносят слишком много бед. — Я вспомнил о несчастном Бринтоне из Данстейбла. — И представляете, продается соседний с агентством дом. Мы можем купить его и расширить помещение. Прежнее уже трещало по швам. Даже за те два года, что я был там, агентство сильно разрослось. Такое впечатление, что с каждым днем такого рода услуги требуются все больше и больше. Руководитель Bona fides — это один из отделов — станет менеджером по найму, у него нюх на такие дела. Потом страхование. Рэднор всегда пренебрегал этим. У нас нет отдела, занимающегося расследованием страховых случаев. Я бы хотел начать эту работу. Вы же знаете, как часто встречаются подозрительные иски на выплату страховой премии. Тут есть чем заняться.
— Вы уверены, что Рэднор согласится, если вы предложите ему партнерство?
— Он может вышвырнуть меня вон, но я рискну. А вы как думаете?
— Я думаю, что вы снова стали таким, каким были два года назад, — задумчиво проговорил Ноэль. — И это хорошо. Но... скажите, что вы на самом деле думаете об этом? — он кивнул на мою забинтованную руку. — Мне не надо вашего бодрого вранья. Только правду.
Я взглянул на него и ничего не ответил.
— Прошла всего неделя после того, как это случилось, — продолжал он. — Наверное, еще рано задавать такой вопрос. Но я хочу знать.
Бывает такая правда, которую немыслимо выговорить. Я сглотнул и сказал:
— Я ее потерял. Потерял, как и многое другое, что привык иметь. Придется жить без нее.
— Жить или существовать?
— Жить. Совершенно определенно, жить. — Я достал брошюру, которую принес Чико, и помахал у него перед носом: — Смотрите.
Он взглянул на обложку и слегка отпрянул, словно от удара. Ноэль не обладал здоровой жестокостью Чико. Он поднял на меня глаза и увидел, что я улыбаюсь.
— Хорошо, — угрюмо произнес он. — Вложите деньги в себя.
Ноэль объяснил, что ему надо посмотреть финансовые отчеты агентства, чтобы определить, какую сумму можно в него вложить. Еще час мы провели, обсуждая максимум, который я могу предложить Рэднору, на какое возмещение этих денег через жалованье и дивиденды можно рассчитывать и какие акции лучше всего продать, чтобы получить нужную сумму.
Когда мы покончили с финансовыми делами, я в который раз достал доводившие меня до бешенства фотографии.
— Посмотрите, — попросил я Ноэля, — я показывал их каждому, кто приходил ко мне. Никакого результата. Но эти снимки — прямая причина взрывов у меня в квартире и в агентстве, из-за них я потерял руку. И я не понимаю почему. Они сводят меня с ума.
— Полиция... — начал Ноэль.
— Полицию интересует только одна фотография — десятифунтовой купюры. Они посмотрели другие, не нашли в них ничего заслуживающего внимания и вернули Чико. Но не из-за купюры же Крей так волновался. И десять тысяч к одному, что мы снова с этим столкнемся. Нет, здесь что-то другое. Не явно преступное, но такое, ради чего Крей мог пойти на что угодно, лишь бы уничтожить это немедленно. Обратите внимание на фактор времени... Оксон в Сибери украл фотографии перед ленчем. Крей живет в Лондоне. Допустим, Оксон позвонил и предложил ему приехать посмотреть на снимки. Сам Оксон не мог уехать: на ипподроме в тот день проходили скачки. Крей приехал, посмотрел снимки и увидел... что? Моя квартира была перевернута вверх дном в пять часов.
Ноэль задумчиво кивнул.
— Крей просто обезумел, — продолжал я. — Что на этих снимках могло свести его с ума?
Ноэль взял фотографии и принялся изучать их одну за другой. Через полчаса он поднял голову и невидящими глазами уставился в окно на мелкий серенький дождик. Несколько минут он оставался совершенно неподвижным, будто в остановленном кадре мультипликации. Я знал эту его манеру сосредоточенно думать. Наконец он пошевелился и вздохнул. Потом несколько раз дернул короткой шеей, словно ему давил воротничок, и взял одну фотографию, лежавшую сверху.
— Должно быть, это, — сказал он.
Я чуть не вырвал ее у него из руки.
— Но это же только отчет о движении акций! — разочарованно воскликнул я.
Это был один из листов, на котором сверху стояли две буквы: И.С. — ипподром Сибери. На нем перечислялись все суммы, потраченные Креем на покупку акций ипподрома. Для меня единственная любопытная деталь заключалась в том, что этот лист был напечатан не Занной Мартин — здесь явно использовалась другая пишущая машинка. На мой взгляд, документ всего лишь давал полезную информацию о том, как идет скупка акций. Вряд ли это могло послужить достаточной причиной для истерики, устроенной Креем.
— Посмотрите внимательней, — сказал Ноэль. — На три левые колонки можете не обращать внимания, это просто таблица покупки и продажи акций, и я не вижу в них никаких противоречий.
— Их нет, я проверял, — подтвердил я.
— А последняя колонка, самая маленькая, справа?
— Банки?
— Банки.
— И что в ней незаконного?
— Сколько банков там перечислено?
Я посмотрел на список и сосчитал:
— Пять. «Бэрклэйз», Пиккадилли. «Вестминстер», Бирмингем. «Бритиш лайнен банк», Глазго. «Ллойд», Донкастер. «Нэйшнл провиншл», Ливерпуль.
— Пять банковских счетов в пяти городах. Вполне респектабельно. И во всех смыслах очень разумно. Разъезжая по стране, он всегда может получить деньги. У меня у самого счета в трех различных банках, и это помогает не путать дела моих клиентов со своими.
— Все это я знаю. Но не вижу ничего криминального в том факте, что у него счета в пяти банках. Я все еще не понимаю...
— Хм... По-моему, очень похоже, что он уклонялся от уплаты подоходного налога.
— И это все? — От негодования я чуть не задохнулся.
Ноэль, явно забавляясь, посмотрел на меня и пожевал губами.
— Да, вижу, вы все еще не понимаете.
— Боже мой, ну кто же будет ожидать от человека, подобного Крею, что он заплатит каждый пенс налога как добропорядочный гражданин?
— Никто не будет ожидать. — Ноэль довольно улыбался.
— Согласен, что это могло его беспокоить. В конце концов, в Штатах такого гангстера, как Аль Капоне, отправили в тюрьму всего лишь за неуплату налога. Однако каково максимальное наказание в Британии?
— Он мог бы получить самое большее год. Но...
— И он знал, что сумеет как-нибудь выкрутиться. А теперь, напав на меня, он не выкрутится. Теперь ему грозит три-четыре года, даже если мы не докажем, что он причинил Сибери злонамеренный ущерб. Ужасно, что он отсидит и снова начнет свои махинации. Болта, наверное, выгонят с биржи. Вы знаете, как поступают с нашкодившими биржевыми маклерами?
— Перестаньте болтать и слушайте, — перебил меня Ноэль. — Безусловно, совершенно нормально иметь больше одного банковского счета, но налоговый инспектор, принимая декларацию, может попросить подписать документ, утверждающий, что вы сообщили ему обо всех банковских счетах. Если вы умолчали об одном или двух, это классифицируется как мошенничество, и в случае, если оно будет обнаружено, вас могут судить. Предположим, Крей подписал такой документ, опустив два, а может, и три счета из пяти. И вдруг он видит фотографию одной из своих личных бумаг, где перечисляются пять банковских счетов. Как он может отрицать их существование?
Но никто бы и не заметил, — возразил я.
— Правильно. Вероятно, не заметили бы. Но ему это должно казаться чрезвычайно опасным. Преступившие закон живут в постоянном страхе, что их вина всплывет.
Они крайне чувствительны ко всему, что может их выдать. По роду своей работы я видел много таких людей.
— Даже если так... Но подкладывать бомбы... По-моему, это чересчур.
— Это полностью зависит от суммы, о которой идет речь, — отрезал Ноэль.
— То есть?
— Максимальное наказание за уклонение от уплаты налога — удвоенный налог. К примеру, у клиента сумма в десять тысяч фунтов стерлингов, а он заявил в декларации только две тысячи. Ему придется уплатить двойной налог на восемь тысяч. С учетом добавочного подоходного налога и тому подобного, расплатившись, он может остаться практически ни с чем. Очень неприятный результат.
— Это еще мягко сказано, — пораженно проговорил я.
— Хотел бы я знать, — Ноэль постукивал пальцами по столу, — какая не заявленная в декларации сумма хранится у Крея на счетах в пяти банках?
— Если судить по бомбам, огромная, — сказал я.
— Вот именно.
Наступило долгое молчание. Наконец я спросил:
— Но ведь ни мораль, ни закон не требуют, чтобы мы сообщили о своем открытии в налоговое управление?
Ноэль покачал головой.
— Но мы можем составить перечень этих пяти банков на всякий случай.
— Если хотите, — согласился он.
— А затем, я думаю, можно будет отдать Крею негативы и отпечатанные фотографии, — сказал я. — Конечно, не открывая, что я знаю, почему они ему так нужны.
Ноэль вопросительно смотрел на меня, но ничего не говорил.
— При условии, — ухмыльнулся я, — что он добровольно и открыто передаст в дар компании ипподрома Сибери весь свой пакет акций — двадцать три процента.