Фрэнсис Дик. Игра без козырей

   — Ах ты, дерьмо.
   Очаровательная девушка Дория.
   — Ничего, кое-как справляюсь.
   — Но не со мной, понял? — Лицо у нее пошло пятнами. Видимо, я задел ее больной нерв.
   — Где остальные? — Я обвел взглядом пустую гостиную.
   — Уехали куда-то с адмиралом. И ты убирайся тоже. Нечего тебе здесь делать.
   — И не подумаю. Я здесь живу, вы забыли?
   — А вчера ты быстро слинял, — фыркнула Дория. — Когда адмирал говорит: «Прыгай!» — ты прыгаешь. Ну-ка, валяй. Мне приятно глядеть, как ты будешь улепетывать.
   — Адмирал, — нравоучительно произнес я, — рука, которая кормит. Я не кусаю руку, дающую хлеб.
   — Маленький червяк ботинки готов лизать адмиралу.
   Я неприятно ухмыльнулся и уселся в кресло, потому что не очень хорошо себя чувствовал. Если быть точным, я чувствовал себя как гороховое пюре. От слабости меня бросило в пот. Но тут ничего не поделаешь, надо посидеть и подождать, пока пройдет.
   Дория стряхнула пепел и посмотрела на меня свысока, примеряясь к следующей атаке. Но она не успела ничего придумать, как дверь отворилась и на пороге появился ее муж.
   — Дория, — радостно воскликнул он, не сразу заметив меня в кресле, — куда ты спрятала мой портсигар? Я отхлещу тебя плеткой, хочешь?
   Она быстро показала рукой на кресло. Говард увидел меня и замолчал. Потом резко бросил:
   — Что вы тут делаете? — Ни в голосе, ни в лице его не осталось и капли игривости.
   — Убиваю время.
   — Убирайтесь. Я хочу поговорить с женой.
   Я покачал головой и остался сидеть.
   — Он не понимает по-хорошему, — вмешалась Дория. — Я уже пыталась. Остается только взять его за шиворот и вышвырнуть вон.
   — Если Роланд терпит его, — пожал плечами Крей, — то и мы, по-моему, можем потерпеть. — Он поднял с пола газету и сел в кресло напротив меня. Дория, надувшись, снова взобралась на подоконник. Крей принялся читать новости на первой странице. С последней страницы, посвященной скачкам, прямо на меня выпрыгнули огромные буквы заголовка:
   «ВТОРОЙ ХОЛЛИ?»
   А под ним — две фотографии: моя и какого-то мальчика, который вчера выиграл главный заезд.
   Крей не должен ни в коем случае понять, что Чарлз обманул их, представив меня совсем другим. Дело зашло слишком далеко, чтобы объяснить все шуткой. Фотография в газете была очень четкой — старый снимок, который я хорошо знал. Газеты и раньше несколько раз использовали его, потому что на нем я очень похож сам на себя. Даже если никто из гостей не прочтет колонку о скачках, как, очевидно, не прочла ее Дория, фотография на таком видном месте может броситься в глаза.
   Крей закончил читать первую страницу и стал переворачивать газету.
   — Мистер Крей, — начал я, — у вас большая коллекция кварцев?
   — Да. — Он немного опустил газету и равнодушно взглянул на меня.
   — Не могли бы вы оказать мне любезность и посоветовать, какой хороший образец не мешало бы добавить в коллекцию адмирала? Где я мог бы достать его и сколько он должен стоить?
   Он сложил газету, закрыв мой портрет, и с напускной вежливостью приступил к лекции о некоторых малоизвестных видах кварцев, которых нет у адмирала. Я подумал, что задел нужную струну... Но Дория все испортила. Она сердито подошла к мужу и резко перебила его:
   — Говард, ради бога!... Маленький червяк зачем-то умасливает тебя. Ему что-то надо, держу пари. Тебя любой одурачит, стоит заговорить об этих камнях.
   — Меня никто не может одурачить, — спокойно проговорил Крей, но глаза у него сузились от раздражения.
   — Мне хочется сделать адмиралу приятное, — пояснил я.
   — Это скользкое маленькое чудовище, — настаивала Дория. — Он мне не нравится.
   Крей пожал плечами, посмотрел на газету и начал снова разворачивать ее.
   — Взаимно, папочкина куколка, — небрежно произнес я.
   Крей медленно встал, газета упала на пол, первой страницей вверх.
   — Что вы сказали?
   — Я сказал, что невысокого мнения о вашей жене.
   Он пришел в ярость и стал самим собой. Крей сделал всего один шаг по ковру, и вдруг в комнате запахло чем-то гораздо более серьезным, чем ссора у камина трех гостей в воскресное утро. Маска холодного вежливого безразличия исчезла, а вместе с ней слетело и фальшивое напускное благородство. Смутные подозрения, которые появились у меня, когда я читал его бумаги, теперь оформились в запоздалое открытие: это не ловкий спекулянт, действующий на грани закона, а мощный, опасный, крупный мошенник в расцвете сил.
   Надо же было мне ткнуть палкой в муравейник и найти там осиное гнездо! Схватить за хвост ужа и вытащить удава! Интересно, что он сделает с человеком, который перебежит ему дорогу, а не просто с пренебрежением отзовется о его жене?
   — Он вспотел, — с удовольствием объявила Дория. — Червяк тебя боится.
   — Встать, — приказал Крей.
   Я был уверен, что, если встану, он одним ударом свалит меня на пол, поэтому остался сидеть.
   — Приношу свои извинения, — сказал я.
   — Ну уж нет, — запротестовала Дория, — этого не достаточно!
   — Вынь руку из кармана, когда разговариваешь с дамой! — рявкнул Крей, глядя на меня сверху вниз.
   Они оба прочли по моему лицу, что мне это очень неприятно, и на их лицах отразилось удовольствие. Я подумал о бегстве, но это означало бы оставить им газету.
   — Ты плохо слышишь? — поинтересовался Крей. Нагнувшись, одной рукой он схватил меня за грудки, другой — за волосы и поставил на ноги. Макушка моей головы доставала ему до подбородка. Я был не в той физической форме, чтобы сопротивляться, но, когда он поднимал меня, вяло ткнул его кулаком в грудь. Дория схватила мою руку, завернула за спину и больно прижала. Ничего не скажешь — здоровая, сильная женщина, без предрассудков насчет того, что нельзя причинять людям боль.
   — Это научит его вежливости. — Дория казалась удовлетворенной.
   Мне хотелось лягнуть ее в голень, но это вызвало бы незамедлительное возмездие.
   Крей отпустил мои волосы и схватил за левую руку. Рука не действовала, но я попытался сделать все, что смог, — выставил локоть, и рука осталась в кармане.
   — Держи его крепче, — приказал Крей Дории, — он сильнее, чем выглядит.
   Она еще на дюйм загнула мне руку, а я стал извиваться, чтобы освободиться. Крей все еще держал меня за рубашку и локтем давил на горло. Я оказался зажатым между ними.
   — Смотри-ка, он корчится, — обрадовалась Дория.
   Я извивался и боролся, пока они совсем не озверели и не начали душить меня. Я задыхался. Борьба закончилась в их пользу, когда моя рана в животе так разболелась, что я не мог продолжать сопротивления. Одним рывком Крей вытащил мою руку из кармана.
   — Вот так!
   Потом он схватил меня за локоть и задрал рукав рубашки. Дория опустила мою правую руку и подошла с другой стороны, чтобы посмотреть на трофей, добытый в борьбе. Меня трясло от гнева, боли, унижения... Бог знает, от чего еще.
   — Ой, — выдохнула Дория.
   Ни она, ни муж больше не улыбались, а молча смотрели на мою левую руку, бесполезную, дряблую, искривленную, со шрамами, идущими от локтя к запястью и ладони. Рубцы остались не только от травмы, аккуратные швы от операции пересекали руку во всех направлениях. Картина была ужасной, поистине и без сомнения.
   — Так вот почему адмирал позволяет жить здесь этому маленькому гнусному чудовищу. — Дория в отвращении скривила губы.
   — Но это не извиняет его поведения, — возразил Крей. — Я заставлю его в будущем держать язык за зубами. — Ребром ладони свободной руки он ударил по самому уязвимому месту на моем запястье.
   — Ох, — вздрогнул я, — не надо.
   — Он пожалуется адмиралу, если ты причинишь ему слишком сильную боль, — предупредила мужа Дория. — По-моему, уже достаточно.
   — Я не согласен, но...
   В этот момент донесся скрип гравия, и машина Чарлза проехала мимо окна. Он вернулся.
   Крей отпустил мой локоть. От слабости у меня подогнулись колени, и я опустился на ковер, совершенно не притворяясь.
   — Если ты расскажешь об этом адмиралу, — предупредил Крей, — я буду все отрицать, и мы знаем, кому он поверит.
   Я тоже знал, кому он поверит, но рассказывать не собирался. Газета, из-за которой началось сражение, лежала рядом со мной на ковре. Хлопнула дверца машины. Крей оставили меня в покое, подошли к окну и прислушались. Я подобрал газету, встал и направился к двери. Они не остановили меня и не заметили, что я взял газету. Я вышел, закрыл за собой дверь и, скрючившись, побрел через холл в маленькую гостиную. Подниматься наверх не было сил. Я захлопнул дверь, спрятал газету и сполз в любимое кресло Чарлза, чтобы переждать, когда утихнут физические и душевные страдания.
   Немного спустя зашел Чарлз, чтобы взять новую пачку сигарет.
   — Привет, — бросил он через плечо, открывая шкаф. — Я думал, ты еще в постели. Миссис Кросс сказала, что утром ты не очень хорошо себя чувствовал. Тебе здесь не холодно? Почему бы тебе не пойти в гостиную?
   — Там Крей... — начал я и замолчал.
   — Они же не укусят тебя! — Он повернулся с пачкой сигарет в руках и внимательно посмотрел мне в лицо. — Почему у тебя такой вид? — И затем, наклонившись ко мне, требовательно спросил: — Что случилось?
   — О, ничего. Вы видели сегодняшнюю «Санди хемисфер»?
   — Нет, еще не видел. Тебе она нужна? По-моему, она в гостиной среди других газет.
   — Нет, она в верхнем ящике вашего стола. Взгляните.
   Он озадаченно открыл ящик, вынул газету и развернул ее, безошибочно начав с раздела о скачках.
   — Боже! — воскликнул он в ужасе. — Ну и денек выдался! — Он пробежал глазами колонку и улыбнулся. — Ты, конечно, уже читал?
   — Нет, я только забрал ее, чтобы спрятать, — покачал я головой.
   — Прочти! — Он протянул мне газету. — Это повысит твою самооценку. «Юный Финч, — вслух прочел он, — почти приблизился к решительности и волшебной точности великого Сида». Как тебе нравится? И это только начало.
   — Да, конечно, но у меня другие заботы. — Я усмехнулся. — Если не возражаете, Чарлз, ленч сегодня обойдется без меня. Ведь для гостей я вам больше не нужен.
   — Конечно, если не хочешь, не приходи. Тебе приятно будет услышать, что они уедут самое позднее в шесть. — Он улыбнулся и пошел к своим гостям.
   Прежде чем спрятать газету, я прочел колонку о скачках. Чарлз был прав, приятное чтение для самоутверждения. Конечно, репортер, которого я знал много лет, несколько преувеличил мою былую силу. Тот самый случай, когда миф превосходит реальность. Но все равно приятно, в особенности после того унижения и постыдного скандала, который великий Сид только что пережил.

* * *

   На следующее утро мы с Чарлзом снова меняли этикетки на образцах кварца и упаковывали их в большой ящик для отправки в фонд Карвера. Когда мы все уложили, выяснилось, что одного камня не хватает.
   — Ты уверен, что мы не сунули образец в ящик, не поменяв этикетку? — спросил Чарлз.
   — Абсолютно уверен.
   — Все же лучше проверить. Боюсь, мы положили камень со своей этикеткой.
   Мы снова вынули все кварцы из большого ящика. Коллекция особо ценных кристаллов, которую Чарлз по моему настоянию каждую ночь забирал в свою спальню и держал под подушкой, была полной. Мы все же проверили ее, чтобы убедиться, не положили ли в нее пропавший камень по ошибке. Но образец как в воду канул.
   — "Камень святого Луки", — прочел я на этикетке. — Я помню, где он лежал — на верхней полке с правой стороны.
   — Да, — подтвердил Чарлз, — довольно скучный на вид осколок размером с кулак. Надеюсь, мы не потеряли его.
   — Потеряли? — удивился я. — Крей его свистнул!
   — О нет, не может быть! — воскликнул Чарлз.
   — Позвоните в фонд и спросите, сколько этот камень стоит.
   Чарлз недоверчиво покачал головой, но все же пошел к телефону и вернулся с хмурым видом.
   — В фонде сказали, что сам по себе камень не представляет особой ценности, но это исключительно редкий вид метеорита. Он никогда не встречается в шахтах и каменоломнях. Приходится ждать, пока он упадет с неба. Такая вот хитрая штука.
   — Именно тот кварц, которого нет у нашего друга Крея.
   — Но он же понимает, что я заподозрю его, — возразил Чарлз.
   — Вы бы никогда не заметили, что камень пропал, если бы это и в самом деле была коллекция вашего покойного кузена. На полке не было заметно никакого пробела. Он передвинул другие образцы. Откуда ему знать, что вы тщательно проверите всю коллекцию, едва он уедет?
   — Значит, нет никакой надежды получить «Святого Луку» назад?
   — Никакой, — согласился я.
   — Да, хорошо, что ты настоял на страховании коллекции. Фонд Карвера ценит этот осколок дороже, чем все остальные кварцы, вместе взятые. За всю историю нашли лишь один столь же редкий метеорит — «Камень святого Марка». — Чарлз вдруг улыбнулся. — Выходит, что мы потеряли нечто равноценное «Черному двухпенсовику» — редчайшей марке.

Глава 5

   Через два дня я переступил порог украшенного портиком и колоннами входа в агентство Рэднора гораздо более бодрым, чем когда выходил отсюда в последний раз.
   Почти оглушенный радостным приветствием телефонистки, я поднялся по винтовой лестнице и был встречен свистом и шквалом соленых шуточек отдела скачек. Меня самого удивило, что я чувствовал себя так, будто вернулся домой. Ведь я никогда не считал, что действительно принадлежу к агентству, пока в Эйнсфорде не понял, что мне очень не хотелось бы покинуть его. Запоздалое открытие. Машину уже занесло, и мне вряд ли удастся ее выправить.
   — Так ты все-таки справился? — Чико просто сиял.
   — Пожалуй, да.
   — Я имею в виду, снова будешь ворочать жернова?
   — Ага.
   — Но, — Чико вытаращил глаза на часы, — как обычно, опаздываешь.
   — Пошел ты!
   — Наш Сид вернулся, — Чико обвел рукой улыбающиеся лица агентов отдела скачек, — и по-прежнему чертовски обаятелен. Наконец-то работа агентства придет в норму.
   — Но, как я вижу, у меня по-прежнему нет стола, — проворчал я, обводя глазами комнату. Ни стола. Ни корней. Ни настоящей работы. Как и прежде.
   — Садись на стол Долли, она старательно вытирала пыль с того места, где ты сидел.
   Долли, улыбаясь, смотрела на Чико, и жажда материнства слишком явно читалась в ее взгляде. Она считала свою жизнь бессмысленной и бесплодной из-за того, что не могла родить ребенка. И то, что у нее прекрасная голова, одна из лучших в агентстве, а ум работает со скоростью и точностью компьютера, и то, что она крупная, энергичная, уверенно стоящая на земле женщина сорока лет с двумя браками в прошлом и старым холостяком, увивавшимся возле нее сейчас, для Долли не имело никакой цены. Она была потрясающим работником, очаровательной женщиной, прекрасным компаньоном для выпивки, но всегда оставалась печальной. Очень печальной.
   Чико терпеть не мог, чтобы его нянчили, и вообще к матерям относился настороженно. К любым матерям, не только к тем, которые подбрасывают своих детей в прогулочной коляске на порог полицейского участка возле моста Бернс. Он подшучивал над Долли и ловко избегал ее попыток проявить материнскую заботу.
   Я уселся на угол стола Долли, мое давнее привычное место, и покачал ногой.
   — Долли, любовь моя, как идет работа?
   — Необходимо, — шутливо ответила она, — чтобы ты чуть больше работал и чуть меньше дерзил.
   — Тогда дай мне работу.
   — А-а, сейчас. — Она задумалась. — Ты мог бы... — начала она и замолчала. — Хотя нет... Скорее всего нет. Пусть лучше Чико поедет в Лембурн, там тренер хочет проверить одного подозрительного конюха...
   — А для меня ничего нет?
   — Э-э... Понимаешь... нет, ничего нет, — ответила Долли. Это «нет» она уже говорила прежде сотни раз. И ни разу не сказала «да».
   Я состроил ей гримасу, придвинул к себе телефон, нажал нужную кнопку и попал в приемную Рэднора.
   — Джоанн? Это Сид Холли. Да... вернулся из ниоткуда. Шеф занят? Я хотел бы переброситься с ним парой слов.
   — Тише! Великое мгновение, — провозгласил Чико.
   — Сейчас у него клиентка, — ответила Джоанн. — Когда она уйдет, я спрошу и перезвоню вам.
   — Хорошо. — Я положил трубку.
   Долли вскинула брови. Как руководитель отдела она была моим непосредственным начальником, и, попросив о встрече с Рэднором, минуя ее, я пренебрег правилами субординации. Но я был уверен, что Долли по прямому указанию Рэднора ни разу не дала мне задания. Если я хочу открыть шлюзы, то надо самому пойти и поднять заслонки. Или я так и буду сидеть на углу стола до старости.
   — Долли, любовь моя, мне надоело болтать ногами, сидя на столе, даже таком гостеприимном, как твой. Хотя вид отсюда восхитительный.
   Долли обычно носила блузки с глубоким треугольным вырезом, и сейчас на ней была кремовая шелковая блузка с вырезом настолько глубоким, что, будь на ее месте молоденькая девушка, в отделе скачек вспыхнул бы бунт. Но и у Долли это выглядело очень привлекательно. Природа щедро одарила ее своей милостью.
   — Хочешь распрощаться? — Чико быстро сообразил, зачем я иду к шефу.
   — Все зависит от него. Он и сам может вышвырнуть меня.
   В отделе все задумались и замолчали. Они знали, как мало я делаю для агентства и это меня устраивает. Долли отвела глаза в сторону, что не очень обнадежило.
   С шумом появился рассыльный Джонс с подносом безупречных чайников без сколотой эмали. Грубый, своевольный, черствый, в свои шестнадцать лет он был, наверно, лучшим рассыльным в Лондоне. Густые волосы доходили ему до плеч — волнистые и очень чистые. Он стригся в дорогой парикмахерской, и беспорядочная копна волос на самом деле была стильной прической, которая сзади делала его похожим на девушку, что Джонса вовсе не трогало. Половину своей зарплаты и все воскресенья он тратил в увеселительных заведениях, а вторую половину и будние ночи отводил охоте на девушек. Судя по его рассказам, охота часто бывала удачной. Но ни одна девушка ни разу не появилась в офисе, чтобы подтвердить его версию.
   Под его розовой рубашкой билось каменное сердце, на лице под стильной прической постоянно блуждал вопрос: «Ну и что?» Но благодаря тому, что это забавное, честолюбивое, антиобщественное создание всегда приходило на работу раньше положенного времени, чтобы подготовиться к дневным заданиям, они нашел меня раньше, чем я умер. Из этого факта при желании можно было вывести какую-нибудь мораль.
   — Вижу, труп вернулся. — Джонс окинул меня взглядом.
   — Благодаря тебе, — лениво пробормотал я. Но он понял, что я имел в виду. Впрочем, ему было наплевать.
   — Твоя кровь и всякая всячина просочилась сквозь щели в линолеуме и пропитала дерево под ним. Шеф беспокоился, не начнет ли оно гнить и не покроется ли плесенью, — сообщил Джонс.
   — Джонс, — возмутилась Долли, — убирайся к черту или заткнись!
   У нее на столе зазвонил телефон. Она подняла трубку, выслушала, посмотрела на меня и сказала:
   — Хорошо. Шеф хочет тебя видеть. Прямо сейчас.
   — Прощальный привет? — с интересом спросил Джонс.
   — Не суй нос не в свое дело, — рассердился Чико.
   — А пошел ты знаешь куда...
   Я, улыбаясь, вышел. Долли в который раз принялась разнимать сцепившихся Чико и Джонса. Это у них было своего рода утренней зарядкой. Внизу я пересек холл, миновал маленькую приемную Джоанн и вошел в кабинет Рэднора.
   Он стоял у окна и наблюдал за движением на Кромвель-роуд. Комната, в которой клиенты излагали свои проблемы, располагала к покою и размышлениям: стены в мягких серых тонах, шторы и ковры — в темно-красных, удобные глубокие кресла, возле них столики с пепельницами, картины, вазы с цветами. Если бы не маленький письменный стол Рэднора, стоявший в углу, кабинет ничем не отличался бы от обыкновенной гостиной. Все считали, что Рэднор купил обстановку этой комнаты вместе с домом — настолько она соответствовала представлению об изящном городском здании конца викторианской эпохи. У Рэднора была теория, что в мирной атмосфере люди меньше искажают и преувеличивают факты, чем в официальном строгом кабинете.
   — Входи, Сид, — пригласил он, обернувшись.
   Я подошел к нему. Мы пожали друг другу руки.
   — Ты уверен, что совсем поправился? Тебе потребовалось меньше времени, чем я ожидал. Хотя, зная тебя... — Он чуть улыбнулся, изучая меня взглядом.
   Я заверил его, что чувствую себя хорошо. Он сделал несколько замечаний о погоде, запарке в агентстве, политическом положении и наконец подошел к теме, которая, как мы оба знали, была главной.
   — Итак, Сид, полагаю, теперь тебе надо немного оглядеться!
   «Лучше сразу внести ясность», — подумал я.
   — Если я хотел бы остаться здесь...
   — Если? — Он едва заметно покачал головой.
   — Если на других условиях, я согласен.
   — Мне очень жаль, что ничего не получилось. — В его голосе слышалось искреннее сожаление, но легче от этого не стало.
   — В течение двух лет вы ни за что платили мне жалованье, — осторожно начал я. — Теперь дайте мне шанс отработать то, что я получил. По правде говоря, я не хочу от вас уходить.
   Он насторожился, как пойнтер, почуявший след, но ничего не сказал. Я продолжал:
   — Я готов служить у вас даром, но только если работа будет настоящая. Я не могу больше протирать стулья, это доведет меня до сумасшествия.
   Он окинул меня тяжелым взглядом и вздохнул.
   — Слава богу, наконец-то, — проговорил он. — Понадобилась пуля, чтобы это произошло.
   — Что вы имеете в виду?
   — Сид, ты когда-нибудь видел, как просыпается зомби?
   — Нет, — пробормотал я. — Это выглядело так ужасно?
   Он пожал плечами.
   — Не забывай, я видел, как ты проводил скачки. Ведь там всегда заметно, как из души наездника уходит огонь. Так вот, у нас в агентстве все это время вместо тебя работала куча пепла, перемещавшаяся с места на место. Вот и все.
   — Тогда считайте меня ожившим, — усмехнулся я. — И я принес загадку, которую очень хотел бы разгадать.
   — Длинная история?
   — Да, довольно длинная.
   — Тогда давай лучше присядем.
   Он указал мне на кресло, сам сел напротив и приготовился слушать, спокойно и сосредоточенно, что всегда помогало ему быстро проникнуть в суть проблемы.
   Я рассказал о том, что Крей скупает ипподромы — о тех двух случаях, про которые я знал, и о других, о которых догадывался. Когда я кончил, он невозмутимо спросил:
   — Откуда у тебя эти сведения?
   — Мой тесть, Чарлз Роланд, подбросил мне эти факты, когда я проводил у него прошедший уик-энд. Он пригласил Крея к себе в качестве гостя.
   «Хитроумный старый лис Чарлз, — подумал я, — бросил меня на глубину и заставил барахтаться».
   — А откуда об этом знает Роланд?
   — Директор-распорядитель ипподрома в Сибери рассказал ему, что все они очень озабочены необычайным движением акций. В свое время у Крея был контрольный пакет акций в Данстейбле, а потом он продал землю ипподрома под строительство. Они боятся, что такая же судьба ждет и Сибери.
   — А остальное, то, что ты сейчас сообщил мне, это твои предположения?
   — Да.
   — Основанные на твоей оценке Крея, сделанной за один уик-энд?
   — Да. И отчасти на том, как он проявил себя за эти два дня. А отчасти на его бумагах, которые я прочел... — После минутного сомнения я рассказал Рэднору, как влез в кейс Крея и сделал снимки. — Остальное всего лишь интуиция.
   — Хм, это надо проверить... Ты принес пленки?
   Я кивнул, достал их из кармана и положил перед ним на столик.
   — Я отдам их в проявку и печать. — Рэднор задумчиво барабанил пальцами по подлокотнику кресла. Затем, будто приняв решение, отрывисто сказал: — Теперь главное, что нам нужно — это клиент.
   — Клиент? — растерянно переспросил я.
   — Конечно. Мы же не полиция, мы работаем ради прибыли. Расследования и жалованье сотрудникам агентства налогоплательщики не оплачивают. Все оплачивают клиенты.
   — А-а... да, конечно.
   — Наиболее вероятный клиент в этом случае — распорядители ипподрома в Сибери или Национальный охотничий комитет. И думаю, что прежде всего надо поговорить со старшим стюардом. Никогда не вредно начать сверху.
   — Он может предпочесть обратиться в полицию, — заметил я. — Они работают бесплатно.
   — Дорогой Сид, знаешь, чего хотят люди, когда обращаются к частным сыщикам? Чтобы сыск оставался частным делом. Они за это платят. Когда полиция что-то расследует, об этом знают все. Когда расследуем мы, об этом не знает никто. Поэтому к нам иногда попадают уголовные дела, хотя, казалось бы, гораздо дешевле обратиться в полицию.
   — Понимаю. Значит, вы поговорите со старшим стюардом...
   — Нет, — перебил он, — с ним поговоришь ты.
   — Я?
   — Разумеется. Это твое расследование.
   — Но это ваше агентство. Он привык вести переговоры с вами.
   — Ты тоже знаком с ним, — возразил Рэднор.
   — Я работал с его лошадьми, и это ставит меня в неудобное положение. Для него я жокей, бывший жокей. Он не воспримет меня серьезно.
   — Если ты хочешь разоблачить Крея, тебе нужен клиент, — пожал плечами Рэднор. — Иди и найди клиента.
   Я хорошо знал, что он никогда не посылал вести переговоры даже старших оперативных сотрудников, тем более неопытных. И я не сразу поверил, что он намерен поручить переговоры мне. Но он молчал, и мне ничего не оставалось, как встать и направиться к дверям.
   — Сегодня скачки в Сендауне, — бросил я пробный шар. — Он должен быть там.
   — Прекрасная возможность. — Рэднор смотрел поверх моей головы, но не на меня.
   — Я попытаюсь там переговорить с ним.
   — Правильно.
   Он не дал мне задания, но и не выгнал меня. Все еще не веря в то, что произошло, я вышел и, закрывая дверь, услышал неожиданный гулкий, громкий, короткий смешок. Триумфальное фырканье, похожее на счастливый смех.