Фрэнсис Дик. Игра без козырей

   Я вернулся к себе на квартиру, взял машину и поехал в Сендаун. Стояла сухая, солнечная, теплая для ноября погода, как раз такая, чтобы собрать зрителей на стипль-чез.
   В прекрасном настроении я въехал в ворота ипподрома и припарковал машину — «Мерседес» с автоматическим управлением, удобным устройством руля и полоской на заднем стекле: «Нет ручного сигнала». Потом присоединился к толпе зрителей возле весовой. Я больше не мог туда входить. Труднее всего привыкать к тому, что весовая и раздевалка, которые в течение четырнадцати лет я считал родным домом, теперь навсегда закрыты для меня. Когда отдаешь стюардам жокейскую лицензию, теряешь не только работу — рушится весь привычный уклад жизни.
   В Сендауне уйма людей хотела поговорить со мной. Я не был на скачках больше шести недель, и каждый спешил поделиться со мной слухами и сплетнями, накопившимися за это время. Вроде бы никто не знал о моем ранении. Меня это порадовало. Погрузившись в атмосферу скачек, я чувствовал себя почти счастливым, и на час Крей отошел в моем сознании на задний план.
   Правда, это не значит, что я забыл о цели своего приезда, но в начале соревнований старший стюард виконт Хегборн нигде не задерживался надолго, и мне не удавалось с ним поговорить.
   Хотя я много лет работал с его лошадьми и всегда считал его человеком понимающим и справедливым, во многих отношениях он оставался для меня загадкой. Сдержанный, замкнутый, он, казалось, с трудом вступал в общение с людьми. К несчастью, как старший стюард он не добился большого успеха. Создавалось впечатление, что он не олицетворяет власть, а все время оглядывается на власть у себя за спиной. Я сказал бы, что он боится вызвать неодобрение небольшой группы лиц, которые фактически сами жестко и решительно управляли скачками, независимо от того, кто в данный момент сидел в совете распорядителей в кресле старшего стюарда. Лорд Хегборн откладывал решения до тех пор, пока не становилось уже поздно принимать их, и все равно оставалась опасность, что он в любой момент переменит свое мнение. Но мне так или иначе предстояло иметь с ним дело, потому что, пока не кончился год, на который он был избран старшим стюардом, он считался главной фигурой в совете распорядителей.
   Наконец мне удалось поймать его в тот момент, когда он отошел от директора ипподрома и остановился, чтобы выслушать жалобы тренера. Лорд Хегборн с не свойственным ему юмором не стал заниматься этими жалобами и приветствовал меня теплее, чем обычно.
   — Сид, как приятно вас видеть! Где вы пропадали?
   — В отпуске, — коротко объяснил я. — Сэр, могу ли я поговорить с вами после скачек? Мне настоятельно необходимо обсудить один вопрос.
   — Лучшего времени, чем сейчас, не будет, — сказал он и скосил глаз на обиженного тренера. — Рассказывайте.
   — Нет, сэр. Нужно время и все ваше внимание.
   — Хм? — Обиженный тренер был забыт. — Не сегодня, Сид. Мне хотелось бы пораньше вернуться домой. А в чем дело? Скажите в двух словах.
   — Я хотел бы поговорить с вами о том, кто стоит за попыткой захвата ипподрома в Сибери.
   — Вы хотите... — Он озадаченно смотрел на меня.
   — Да, сэр. Об этом невозможно говорить здесь, потому что в любой момент вас могут отвлечь. Если бы вы нашли двадцать минут после окончания соревнований...
   — А какое отношение к Сибери имеете вы?
   — Практически никакого, сэр. Но, возможно, вы помните, что последние два года я имел отношение к агентству Рэднора. Мы постоянно натыкаемся на факты, касающиеся Сибери, и мистер Рэднор подумал, что они могли бы вас заинтересовать. А я здесь в качестве его полномочного представителя.
   — О-о, понимаю. Очень хорошо, Сид. Когда закончится последний заезд, приходите в комнату отдыха стюардов. Если меня там не будет, подождите. Хорошо?
   — Да. Спасибо.
   Я спустился вниз по склону, поднялся по железной лестнице в сектор трибуны, предназначенный для жокеев, посмеиваясь над собой. Полномочный представитель... Приятное и очень солидное слово. Много лет назад так именовали себя коммивояжеры... Конечно, они это делали шутки ради. Теперь все завели себе новые красивые титулы: представитель службы дератизации — вместо крысолова, представитель санитарной службы — вместо мусорщика. Почему бы и мне не последовать их примеру?
   — Только идиоты смеются без причины, — раздалось у меня над ухом. — Какого черта у тебя такой довольный вид? И где ты болтался целый месяц?
   — Только не говори, что скучал без меня, — усмехнулся я, не оглядываясь. Я и так знал, кто это.
   — Лучший ипподром в Европе, — вздохнул Марк Уитни, тридцативосьмилетний тренер с разбитым, как у боксера, лицом, пострадавшим от бесчисленных падений во время скачек. Два года назад он снял жокейскую форму и с тех пор прибавил не менее трех стонов. У нас была уйма общих воспоминаний, мы соперничали во многих трудных заездах. Я очень любил его.
   — Как дела? — спросил я.
   — Ничего. Они чертовски улучшатся, если вон то проклятое животное придет хотя бы пятым.
   — Думаю, у него есть шансы.
   — Черт возьми, шансы-то есть. Только бы у него ноги не заплелись. Самая неуклюжая тварь на земле. — Марк поднял полевой бинокль и посмотрел на табло. — Опять старина Чарли не сумел сбросить вес... Этот парень из Плюмтри получает хороших лошадей. Что ты о нем думаешь?
   — Он слишком рискует, — ответил я. — И когда-нибудь сломает шею.
   — Уж кто бы говорил... Нет, я серьезно спрашиваю. Понимаешь, я хочу взять его. Как ты на это смотришь? — Он опустил бинокль. — Мне нужен жокей, который мог бы постоянно работать с моими лошадьми. А все другие, кто мне подходит, уже связаны контрактами.
   — Что ж, не самый плохой выбор. По-моему, он иногда слишком работает на публику, но, безусловно, умеет ладить с лошадью. Будет ли он слушать то, что ты ему говоришь?
   — Тут ты попал прямо в десятку. — Марк поморщился. — В этом вся загвоздка. Он всегда сам знает, как надо.
   — Жаль.
   — Можешь ты посоветовать мне кого-нибудь еще?
   — Хм... А как насчет того парня, Коттона? Правда, он еще очень молод. Но он быстро учится...
   Мы погрузились в оживленную дискуссию, а жокейский отсек постепенно заполнялся людьми, и лошади ушли на старт.
   Был объявлен заезд на три мили, и в качестве фаворита в нем участвовала одна из моих бывших лошадей. Я наблюдал за ней, но мысли крутились вокруг судьбы ипподромов.
   Несколько лет назад Сендаун одержал победу в борьбе с теми, кто предлагал покрыть его зеленые гектары маленькими коттеджами. У Сендауна могущественные друзья в совете города. Но ипподромы в Херст-парке, Манчестере и Бирмингеме отступили перед двумя убедительными аргументами: акционеры хотят получить доход, а людям нужны дома. И теперь вместо скаковых дорожек там высились кирпичные блоки многоквартирных зданий. Для того, чтобы избежать этого, ипподром в Челтенхеме был преобразован из частной компании, выплачивающей дивиденды, в бездоходный холдинговый траст. Его примеру последовали многие другие.
   Но не Сибери. У Сибери было самое скверное положение. Как и у Данстейбла. Данстейбл сейчас — это аккуратные общежития для рабочих.
   Большинство ипподромов Британии были или стали закрытыми частными компаниями, их акции нельзя купить постороннему вопреки воле акционеров. Но четыре — Данстейбл, Сибери, Сендаун и Чепстоу — остались открытыми компаниями, чьи акции свободно продаются на фондовой бирже.
   Сендаун в этой борьбе вел честную игру, и власти города и графства отклонили планы застроить его земли пригородными коттеджами. Сендаун процветал, приносил хорошую прибыль, платил акционерам по десять процентов дивидендов и в настоящий момент был неуязвим. Вокруг Чепстоу было столько незастроенных земель, что по крайней мере сейчас опасность этому ипподрому не грозила. Но маленький Данстейбл зеленел, как оазис, в растущей промышленной зоне и стал одной из первых жертв.
   Земли Сибери раскинулись на южном побережье, и со всех сторон их окружали уютные маленькие бунгало — осуществленная мечта пенсионеров, поглотившая все их сбережения. По двенадцать бунгало на акре земли — пожилые люди любят копаться в крохотных садиках. На землях ипподрома разместилось бы еще три тысячи таких домиков. Стоимость участка плюс шесть-семь тысяч за строительные работы: речь шла о сделке, превышавшей два миллиона фунтов стерлингов...
   Моя бывшая лошадь выиграла, зрители приветствовали ее победу. Мы с Марком спустились по железной лестнице и направились к бару, чтобы отметить это дело.
   — Пошлешь на следующей неделе лошадей в Сибери? — спросил я. Этот ипподром был ближе всего к конюшне Марка.
   — Может быть, не знаю. Все зависит от того, как в Сибери пойдут дела. Но я могу послать лошадей и в Лингфилд и, пожалуй, пошлю их именно туда. Лингфилд выглядит гораздо более процветающим ипподромом, и владельцам лошадей он больше нравится. У Сибери теперь довольно сомнительная репутация. Ты не представляешь, каких трудов мне стоило уговорить старого Кармайкла послать его трехлетку на последние соревнования в Сибери. И что получилось?... Соревнования отменили, а мы в итоге не успели заявить лошадь на скачки в Вустере. Конечно, это не моя вина, но я уверял хозяина, что у лошади больше шансов выиграть в Сибери, и в результате его кобыла даром ела свое сено, а он проклинал меня на все лады. Теперь Кармайкл заявляет, что Сибери — проклятое место и ноги его там не будет. И еще несколько владельцев не любят Сибери. Я им говорю, что там прекрасные скаковые дорожки, но для них это не имеет значения. Владельцы лошадей видят скачки с другой стороны.
   Мы допили и пошли к весовой. Лошадь Марка добралась до финиша пятой. Я увидел его, когда ее расседлывали — он сиял, как праздничный сервиз.
   По окончании последнего заезда я направился в комнату отдыха стюардов. Несколько распорядителей скачек с женами и друзьями пили там чай, но лорда Хегборна с ними не было. Стюарды пригласили меня за стол, придвинули стул и начали обычную болтовню о скачках. Большинство из них в свое время выступали как жокеи-любители, один в недалеком прошлом был моим соперником, и я их всех хорошо знал.
   — Сид, что вы думаете об этих барьерах новой конструкции?
   — Не знаете, где можно купить хорошего молодого скакуна?
   — Мне кажется, Хэйуорд великолепно провел скачку.
   — Я видел третий заезд в Понде, и, поверьте мне, этот гнедой срезал дистанцию...
   — ...Джордж, так вы считаете, мне надо его купить?
   — ...Слышал, что Грин вчера опять сломал ребро...
   — ...Никогда не любил эту породу...
   — Сид, вы не согласитесь приехать и побеседовать с молодежью в нашем местном клубе верховой езды? Когда вам будет удобно?
   Понемногу они допили чай, попрощались и разъехались по домам. Я остался ждать. Наконец появился запыхавшийся лорд Хегборн. Он извинился и объяснил, что его задержало.
   — Итак? — Хегборн впился зубами в сандвич. — О чем пойдет речь?
   — Сибери.
   — Ах да, Сибери. Мы очень обеспокоены. Серьезно обеспокоены.
   — Мистер Говард Крей приобрел солидный пакет акций...
   — Нет, подождите минуту, Сид. Вы ведь только предполагаете это на том основании, что так было с Данстейблом. Мы пытались выяснить на фондовой бирже, кто скупает акции Сибери, и не нашли доказательств, что Крей имеет к этому отношение.
   — У Ханта Рэднора есть доказательства, что нити ведут к нему.
   — Доказательства? — Хегборн удивленно посмотрел на меня.
   — Да.
   — Какие доказательства?
   — Фотографии сертификатов о перепродаже акций.
   «Не дай бог, — подумал я, — если они не получились».
   — Ясно, — помрачнев, сказал лорд Хегборн. — Пока мы не были уверены, оставалась надежда, что подозрения ошибочны. Откуда у вас эти фотографии?
   — Я не имею права говорить об этом, сэр. Но агентство Рэднора готово попытаться остановить захват Сибери.
   — Полагаю, за хороший гонорар? — с сомнением произнес он.
   — Боюсь, сэр, именно так.
   — Я никогда не думал, Сид, что вы занимаетесь такого рода делами. — Он взглянул на часы и беспокойно заерзал на стуле.
   — Если вы забудете о том, что я был жокеем, и станете видеть во мне сотрудника мистера Рэднора, это все упростит. Во что обходится Сибери Национальному охотничьему комитету?
   Лорд Хегборн удивленно посмотрел на меня.
   — Ну... вы же знаете, там отличные скаковые дорожки, уютные трибуны и тому подобное...
   — Но в этом сезоне он не принес прибыли?
   — Да, у него было много проблем.
   — Вообще-то слишком много, чтобы это было случайностью, вы не находите?
   — Что вы имеете в виду?
   — Национальный охотничий комитет никогда не задумывался над тем, что эти проблемы... э-э... могут быть подстроены?
   — Неужели вы всерьез считаете, что мистер Крей... Я хотел сказать... что кто-то целенаправленно наносит вред Сибери? Чтобы довести его до разорения и перекупить акции?
   — Да, я полагаю, что такая вероятность не исключена.
   — Боже мой! — От его расслабленности не осталось и следа.
   — Злонамеренный ущерб, — продолжал я. — Если хотите, саботаж. В промышленности можно встретить сколько угодно прецедентов. Агентство Рэднора расследовало подобный случай в прошлом году. На маленькой пивоварне намеренно был нарушен ферментационный процесс. Возбудили судебное преследование, и владельцы получили возможность продолжить свой бизнес.
   — Смешно даже думать, что Крей может быть замешан в чем-то подобном. Он принадлежит к одному из моих клубов. Это богатый и уважаемый человек.
   — Знаю, я встречался с ним, — заметил я.
   — Тогда вы должны понимать, о каком человеке идет речь.
   — Да, я прекрасно это понимаю.
   — Разве можно серьезно предполагать... — снова начал лорд Хегборн.
   — Но ведь не будет вреда, если мы проясним вопрос, — перебил я его. — Вы можете познакомиться с цифрами. Сибери действительно лакомый кусочек.
   — Какими цифрами вы располагаете?
   Мне показалось, что он искренне заинтересован, и я начал:
   — Ипподром Сибери располагает капиталом в восемьсот тысяч фунтов стерлингов, заключенным в полностью оплаченных однофунтовых акциях. Земля была куплена в те годы, когда эта часть побережья оставалась малозаселенной, и сумма, заплаченная тогда, не имеет никакого отношения к сегодняшней стоимости этого места. Любая компания, оказавшаяся в таком положении, просто умоляет, чтобы ее захватили. Теоретически необходимо иметь пятьдесят один процент акций, чтобы осуществлять полный контроль над компанией, но пример Данстейбла показывает, что и сорока процентов вполне достаточно. Вероятно, контроль возможен и при обладании значительно меньшей долей, но чем больше акций покупатель сосредоточит у себя до объявления о своих намерениях, тем больше будет его доход. Главная трудность при захвате компании, владеющей ипподромом, и, по сути дела, ее единственная защита заключается в том, что ее акции редко выбрасываются на рынок. Насколько я знаю, на фондовой бирже не всегда можно купить даже одну-две акции того или другого ипподрома. Люди, которые владеют ими, обычно энтузиасты скачек и, если получают хотя бы маленькие дивиденды, не продают свои ценные бумаги. Но очевидно, что не каждый может позволить себе вложить капитал в совершенно невыгодное предприятие, и, когда ипподром начинает терпеть убытки, появляется искушение вложить деньги во что-то другое. Сегодня цена акций Сибери — тридцать шиллингов, что примерно на четыре шиллинга выше, чем два года назад. Если Крею удастся скупить сорок процентов акций в среднем по тридцать шиллингов за каждую, они обойдутся ему примерно в сорок восемь тысяч фунтов стерлингов. Владея сорока процентами акций и рассчитывая, что другие мелкие акционеры уступят искушению вложить деньги в более выгодное предприятие, Крей без труда проведет в своих интересах голосование и продаст компанию, владеющую Сибери, строительной фирме. Разрешение на застройку он получит легко, потому что земля тут не представляет эстетической ценности и уже окружена домами. Я предполагаю, что строительная фирма заплатит за Сибери примерно миллион фунтов, а сама удвоит эту сумму, продав землю маленькими участками. Естественно, есть еще налоги, но в любом случае акционеры Сибери получат восемьсот процентов прибыли на свои первоначальные вложения, если эта схема сработает. Для мистера Крея эта сумма, вероятно, составит четыреста тысяч фунтов стерлингов. Вам удалось узнать, сколько он получил на перепродаже Данстейбла?
   Лорд Хегборн не ответил.
   — Сибери всегда был оживленным, преуспевающим, любимым зрителями ипподромом, — продолжал я. — А сейчас он чахнет просто на глазах. Удивительное совпадение: как только крупный делец заинтересуется землей, дела у ипподрома быстро начинают катиться вниз. В прошлом году Сибери выплатил дивиденды только по шесть пенсов на одну акцию, а в этом году у них убыток в три тысячи семьсот четырнадцать фунтов. Если в ближайшее время не принять меры, в будущем году Сибери уже не будет.
   Лорд Хегборн молчал, уставясь в пол, держа в руке недоеденный сандвич.
   — Кто занимался этой арифметикой? — наконец спросил он. — Рэднор?
   — Нет... Я. Это очень просто. Я поехал в Торговую палату и там просмотрел балансовые отчеты Сибери за несколько последних лет. Утром позвонил биржевому маклеру и узнал нынешнюю стоимость акций. Вы легко можете проверить эти цифры.
   — О нет, я не сомневаюсь в ваших данных. Я вспоминаю сейчас, что ходили слухи, будто вы к двадцати годам сделали себе состояние, играя на бирже.
   — Люди склонны преувеличивать, — улыбнулся я. — Мой первый учитель, тренер, у которого я начинал, посоветовал вкладывать деньги в акции, и удача иногда улыбалась мне.
   — Хм...
   Снова долгая пауза. Он колебался, какое принять решение. Я не торопил его, но вздохнул с облегчением, когда он наконец спросил:
   — Вы выполняете поручение Рэднора, и он знает все, что вы сказали мне?
   — Да.
   — Хорошо. — Он встал, отложив сандвич. — Можете передать Рэднору, что я согласен на расследование и надеюсь убедить своих коллег в его необходимости. Полагаю, вы приступите к работе немедленно?
   Я кивнул.
   — На обычных условиях?
   — Не знаю, — ответил я. — Об этом, наверно, лучше поговорить с мистером Рэднором.
   Я не знал, каковы у агентства обычные условия, и не хотел их обсуждать.
   — Хорошо, Сид. Вы, конечно, понимаете, что не должно быть никакой утечки информации? Мы не можем позволить, чтобы Крей подал на нас в суд за клевету.
   — Агентство всегда обеспечивает конфиденциальность.
   Я мысленно усмехнулся. Рэднор прав. Люди платят за конфиденциальность. Почему бы и нет?

Глава 6

   Когда на следующее утро я пришел в агентство, в отделе скачек царила тишина, главным образом потому, что Чико уехал сопровождать лошадей. Остальные, включая Долли, углубились в документы.
   — Ты опять опоздал, — со вздохом заметила Долли, бросив на меня укоризненный взгляд. — Шеф хочет тебя видеть.
   Я подмигнул ей и спустился вниз. Джоанн взглянула на часы.
   — Он уже полчаса назад спрашивал о вас.
   Я постучался и вошел. Рэднор сидел за столом и с карандашом в руках читал какие-то бумаги. Он посмотрел на меня и нахмурился.
   — Почему так поздно?
   — Живот болел, — сказал я.
   — Не смешно, — резко ответил он и уже спокойнее добавил: — Впрочем, наверно, это не шутка.
   — Нет, не шучу, но все же извиняюсь за опоздание. — На самом деле я даже был рад, потому что в агентстве впервые заметили, что меня нет. Раньше никто бы и слова не сказал, хотя бы я прогулял весь день.
   — Как прошел разговор с лордом Хегборном? — спросил Рэднор. — Он заинтересовался?
   — Да. Он согласился на расследование. Я сказал, чтобы об условиях он договаривался с вами.
   — Хорошо. — Рэднор нажал кнопку на столе. — Джоани, свяжи меня с лордом Хегборном. Сначала позвони в его лондонскую квартиру.
   — Да, сэр, — негромко прозвучал из селектора ее голос.
   — Вот. — Рэднор придвинул ко мне большую коричневую картонную коробку. — Посмотри.
   В коробке лежала толстая пачка глянцевых фотографий. Я просмотрел их одну за другой и с облегчением вздохнул. Резкость и чистота изображения оказались вполне удовлетворительны, кроме тех кадров, которые я делал, меняя экспозицию.
   На столе у Рэднора зазвонил телефон. Он поднял трубку.
   — Доброе утро, лорд Хегборн. Говорит Рэднор. Да, совершенно верно. — Он жестом указал мне на кресло. — И, разумеется, в случаях, подобных этому, мы должны подрузамевать доплату, если наши оперативники подвергнутся профессиональному риску... Да, как и в деле Кэленса. Да, именно так. Через несколько дней вы получите от нас предварительный отчет. Да... До свидания.
   Рэднор положил трубку, задумчиво потер подбородок, затем сказал:
   — Хорошо, Сид. Действуй.
   — Но... — начал я.
   — Никаких «но». Это твое дело. Вот ты и раскручивай его.
   — Могу ли я воспользоваться данными Bona fides и других отделов? — спросил я, вставая с пакетом фотографий в руках.
   — Сид, задействуй все ресурсы агентства, какие тебе нужны. — Он сделал приглашающий жест. — Но следи за расходами. Мы не можем позволить, чтобы высокая цена наших услуг привела к банкротству агентства. Если тебе понадобится кто-то в помощь, действуй через Долли или других руководителей отделов. Хорошо?
   — Это не покажется им странным? Я хочу сказать... ведь раньше я почти не работал...
   — Если они не выполнят твою просьбу, обращайся ко мне. — Взгляд Рэднора ничего не выражал.
   — Хорошо. — Я направился к дверям. — Э-э-э... А кто... — Я остановился на пороге. — Кто получит деньги за профессиональный риск? Оперативник или агентство?
   — Ты говорил, что готов работать бесплатно, — сухо заметил Рэднор.
   — Именно так, — засмеялся я. — А на расходы дадут?
   — Эта твоя машина просто уничтожает бензин.
   — Не больше, чем другие, — запротестовал я.
   — Ладно. Рассчитывай в среднем на тридцать в неделю. А на прочие расходы приложишь счета.
   — Спасибо.
   Он неожиданно улыбнулся одной из своих редких улыбок, так не соответствовавших его военной выправке, и начал плести очередную сложную метафору:
   — Старт дан. Как ты проведешь заезд — зависит от твоего мастерства и своевременности действий. Я поручился репутацией агентства, что ты получишь результат. Мы не можем позволить себе проиграть. Помни об этом.
   — Хорошо, — ответил я.
   Превозмогая боль в животе, я потащился в Bona fides на третий этаж, размышляя, что пора бы Рэднору установить в здании лифт. Какая удача, что мне не надо обращаться в отдел розыска пропавших лиц, который разместился в заоблачных высотах шестого этажа. Очень характерно для Рэднора, размышлял я, что он выбрал это потрясающе пропорциональное, солидное здание на углу Кромвель-роуд, а не плоский современный офис, в котором его сотрудникам было бы гораздо удобнее и который, несомненно, оказался бы раз в десять дороже.
   В подвале, кроме кухни, размещались архивы картотеки. На первом этаже с кабинетом Рэднора соседствовали две приемные, они же комнаты для бесед с клиентами, и отдел разводов. На втором этаже — отдел скачек, бухгалтерия, еще одна комната для бесед с клиентами и секретариат агентства. Еще выше — Bona fides, а над ним еще два этажа сужавшегося кверху здания занимали отдел розыска пропавших лиц и отдел охраны клиентов. Только отдел розыска пропавших лиц располагался в двух помещениях.
   В Bona fides стоял обычный рабочий гул — шесть человек одновременно разговаривали по телефону. Руководитель отдела, утонув в кресле, одной рукой прижимал к себе трубку, а пальцем другой затыкал ухо. Этот высокий лысый мужчина в очках с полукруглыми стеклами, как всегда, был без пиджака, в потрепанном пуловере и поношенных серых фланелевых брюках. Казалось, у него имеется неиссякаемый запас старой одежды и по этой причине он никогда не носит новую. Рассыльный Джонс рассказывал в курилке, что жена пополняет его гардероб на распродажах.
   Я подождал, пока он закончит длинный разговор с председателем правления стекольной фабрики. Бесценное качество Джека Коупленда заключалось в том, что он быстро и обстоятельно схватывал суть самых разных дел. Он говорил о стекольном производстве так, будто всю жизнь только этим и занимался. И я знал, что через пять минут с таким же знанием дела и обстоятельностью Джек сможет побеседовать с клерком городского управления. Существует основной список качеств, по которым работодатели судят о сотруднике: честность, добросовестность, уравновешенность и благоразумие. Джек не ограничивался ими и сочетал в себе также множество других. Доверие, которое испытывали к нему управляющие крупных промышленных фирм, свидетельствовало о его профессионализме и точности наблюдений. Он располагал огромной властью, но, казалось, не сознавал это, что делало его весьма милым начальником. После Рэднора он был самым влиятельным человеком в агентстве.
   — Джек, — сказал я, когда он положил трубку, — пожалуйста, проверь для меня одного человека.
   — Что случилось в отделе скачек, старина? — спросил Джек.
   — Он не имеет отношения к скачкам.
   — Кто же это?
   — Некий Говард Крей. Не знаю, есть ли у него профессия. Он спекулирует на рынке акций. Страстный коллекционер кварцев.