Страница:
В общество никогда не входило более семи членов. По смерти одного его место в течение нескольких дней занимал другой, отобранный из длинного списка кандидатов, за которыми постоянно присматривали. Новые члены более не рекрутировались из числа студентов — эта традиция оборвалась в 1945 году. Дела, коими занимались члены общества, были слишком деликатными, чтобы посвящать в них молодых людей, еще не определивших свою политическую позицию. Новыми членами становились люди, уже снискавшие видное положение в больших корпорациях, крупных юридических фирмах, правительственных учреждениях, а также на верхних этажах Уолл-стрит. Эти люди обладали крупным капиталом, твердо придерживались консервативных взглядов и, ко всему прочему, были выпускниками Гарварда. Такие требования предъявлялись к членам «Семерки».
И люди одной породы. Они принадлежат одной политической партии, все они богаты, все придерживаются консервативных убеждений, у всех жена и дети. Никто никогда не разводился, хотя любовницы кое у кого есть. Каждый входит в самые разные гражданские объединения и благотворительные общества. И каждый может похвастать высоким происхождением. Каждый, кроме Резерфорда.
Резерфорд учился в Гарварде по, так сказать, футбольной стипендии (номинально университеты, входящие в так называемую «Лигу плюща», спортивных стипендий не выделяют, называя их материальным вспомоществованием спортсменам) — мастерства, чтобы играть за команды таких футбольных монстров, как университеты Алабамы или Нотр-Дам, ему явно не хватало, — а с другой стороны, семья была не столь состоятельна, чтобы оплачивать обучение сына в Гарварде. По завершении сильно приукрашенной карьеры игрока сборной команды университетов «Лиги плюща», Резерфорд завербовался в армию, где быстро дорос до подполковника. Затем был переведен в ЦРУ и через четыре года стал руководителем Европейского департамента этого учреждения. Резерфорд свободно говорил на испанском, русском, французском и немецком, прекрасно владел оружием и новейшими методами сбора разведывательной информации. Сентиментальностью, мягко говоря, не отличался и жизнь человеческую почти ни во что не ставил.
В 1981 году в авиационной катастрофе, прямо над Вашингтоном, погиб Ричард Стал, летевший самолетом компании «Эйр Флорида». Он исполнял тогда обязанности администратора «Семерки». Участники общества связались с Резерфордом, и тот не раздумывая принял предложение войти в его состав. Отныне он полностью посвятит жизнь повседневной деятельности «Семерки» и станет ближайшим помощником Грэнвилла Уинтропа — лидера группы. А денег будет зарабатывать в год больше, чем за всю свою карьеру в армии и ЦРУ, вместе взятых. Резерфорд ушел в отставку из ЦРУ и привел с собой в «Семерку» Феникса Грея, человека, разбиравшегося в убийствах лучше, чем Бог или Сатана.
Нынче вечером «Семерка» собралась в небольшом, в двадцать пять акров, поместье Прескотта, Уортингтон-Вэлли, — пышно поросшем зеленью участке конного завода, в двадцати милях к северу от Балтимора. Место это выбрали, во-первых, потому, что жена хозяина была в отъезде и, значит, никто их тут не потревожит, а во-вторых, на следующее утро ему предстояло быть на судебном заседании в центре Балтимора.
— Что ж, господа, начнем, — повелительно проговорил Уинтроп, и все разом умолкли. — Я счел необходимым в последний раз собрать вас перед тем, как проект «Плеяда» станет достоянием гласности. — Уинтроп немного помолчал. — Полагаю, всем вам известно о трагической гибели директора Филипелли в Монтане в минувшую субботу.
Собравшиеся дружно закивали и щелкнули пальцами. Сначала не все считали, что убийство Картера Филипелли должно входить в программу действий. Но когда выяснилось, что президент и Филипелли всерьез решили поднять налог на недвижимость до девяноста процентов, все сошлись на том, что проект «Плеяда» необходимо осуществить любой ценой. Если в цену эту входит смерть Филипелли, что ж, так тому и быть. Ведь они с президентом намерены похитить то, что собравшиеся вместе со своими семьями зарабатывали и заработали в целой череде поколений.
— Хорошо. Попрошу вас, Девон, что там у нас на сегодняшний день с «Пенн-мар кемиклз»?
Чеймберс с трудом перевел дыхание. Рак легких прогрессировал не по дням, а по часам. Из собравшихся лишь Уинтроп и Резерфорд знали, как скверно обстоят его дела. По указанию шефа последний велел Фениксу Грею проникнуть в кабинет врача Чеймберса и сделать копию истории его болезни. Позднее октября тот не протянет, именно так там и было написано. Даже сам Чеймберс не знал, как мало ему осталось, — доктор скрывал это от пациента.
— Мы объявим о предстоящей покупке в среду, — начал Чеймберс. — Объявление появится в «Уолл-стрит джорнал», на полосе финансовых новостей «Нью-Йорк таймс» и, разумеется, в «Файнэншиал кроникл». — Чеймберс кивнул в сторону Бейли Хендерсона. — Наша стартовая цена на тендере — семьдесят пять долларов за акцию.
— Как вы считаете, «Дюпон» или «Хехст» ввяжутся с нами в драку? — Прескотт, сидевший на противоположной стороне массивного старинного стола, посмотрел на Чеймберса поверх очков. Выглядел он в этих очках, в шелковом галстуке-бабочке и подтяжках весьма внушительно.
Чеймберс неловко повернулся к нему — видно было, что любое движение, даже самое незначительное, вызывает у него сильную боль.
— Даже не знаю, что сказать. У «Дюпон» работает кое-кто из моих старых друзей, я связался с ними. Выяснилось, что их люди из отдела стратегического планирования за последние двадцать лет несколько раз подступались к «Пенн-мар». Вообще-то их интересы тесно переплетаются. Правда, как раз сейчас они в этом направлении вроде бы не посматривают. Но с другой стороны, если появится конкурент, запросто ввяжутся в игру. — Чеймберс остановился и с трудом перевел дыхание. — У «Дюпон» на балансе три миллиарда наличными, а понадобится — всегда могут одолжить, учитывая их репутацию, никто не откажет. В общем, с моей точки зрения, можно смело предположить, что нашу стартовую цену они спокойно перебьют. Разумеется, слияние «Дюпон» и «Пенн-мар» вызовет серьезные возражения со стороны министерства юстиции в плане антитрестовского законодательства. Что же касается «Хехст», то это темная лошадка. Так быстро, как «Дюпон», деньги им, скорее всего, собрать не удастся. А ведь до официального объявления о тендере в их распоряжении будет только двадцать дней. — Уинтроп собрался было заговорить, но Чеймберс прервал его. — Еще одно. Прошу всех отнестись к этому с должной серьезностью. Когда я вместе с Барксдейлом и Праушем встречался в Южном Национальном с Фэлконом, тот упомянул о загадочных смертях Уэста и Кейса.
Все посмотрели на Уинтропа. Сам факт участия в общем деле Фэлкона настораживал каждого из присутствующих, но никто не хотел связываться с Уинтропом.
— Ну и что? — раздраженно бросил тот.
— Я подумал, как бы он не начал копаться в этих несчастных случаях, глядишь, что-нибудь и разузнает.
— Ну и пусть копается.
— Но...
— Знаешь, малыш, занимался бы ты лучше своим делом. — Уинтроп выдохнул целое облако дыма прямо в лицо Чеймберсу, и тот стал судорожно ловить ртом воздух. — А я займусь своим.
Чеймберс кивнул и потянулся за зелеными таблетками, всегда лежавшими в кармане пиджака. Лицо его от сдерживаемого кашля покраснело. Но в такой момент он не мог позволить себе проявить слабость.
— Что там у нас с деньгами, Уоллес? — Уинтроп повернулся к Борману, который отправлял в рот сандвич с ветчиной.
— Извините. — Борман откашлялся и смущенно улыбнулся. — Длинный у меня нынче день получился — только в половине шестого утра прилетел из Японии и ничего не ел с тех самых пор, как проглотил в самолете какой-то совершенно несъедобный омлет. — Борман вытер рот бумажной салфеткой. — В целом все в порядке. Собственный капитал и акции повышенного риска можем задействовать хоть сейчас. Насчет банковского долга тоже договорились, осталось уточнить несколько деталей с парой токийских банков. А в остальном — не далее как сегодня получены подтверждения из трех американских банков, трех французских и двух японских — каждый готов дать в кредит по три миллиарда. Итого — заем на двадцать четыре миллиарда плюс еще четыре из Южного Национального. А как уладим оставшиеся мелочи с японцами, будем иметь тридцать восемь, что позволит в случае необходимости поднять цену почти до девяноста долларов за акцию. К тому же не дали пока окончательного ответа еще два банка — «Креди Суисс» и «Креди Лион». — Борман помолчал. — Правда, чтобы провернуть дело с такой скоростью, пришлось заплатить банковскими гарантиями, но какое это имеет значение? Все равно после того, как Тернер покончит с этим делом в зале суда, вся компания «Пенн-мар» не будет стоить и цента. — Борман, зажав в ладони недоеденный сандвич, указал на Уинтропа. — Тут следует отдать должное Грэнвиллу. Фэлкон здорово потрудился, чтобы убедить этих ребят в том, что дело стоящее.
Борман явно не хотел повторять ошибки Чеймберса.
Уинтроп одобрительно кивнул и снова пустил струю дыма в сторону Чеймберса. Никто и не подумал сказать о вонючем запахе сигары. Уинтроп был не в духе. Сам садиться за руль он не привык — ездил с шофером, но сегодня из соображений секретности услугами его воспользоваться не мог и в результате, взяв напрокат машину на вокзале Балтимора, сбился с пути по дороге к загородному дому Прескотта.
— А можно еще раз прикинуть, каково будет после всей этой истории финансовое положение Южного Национального? — Теперь пришла очередь Бейли Хендерсона задавать вопросы Борману.
— Разумеется. — Борман отправил в рот очередной кусок сандвича. — Южный Национальный располагает приблизительно пятнадцатью миллиардами двумястами миллионами собственного и привлеченного капитала. Тринадцать миллиардов пойдут на приобретение «Пенн-мар», и после того, как Тернер обнародует информацию относительно серьезных проблем этой компании с охраной окружающей среды, они в одночасье превратятся в пыль. Позвольте также напомнить вам, что Южный Национальный выдал еще на шесть миллиардов займов, они предоставлены различным компаниям по торговле недвижимостью, находящимся под контролем «Семерки». Не пройдет и нескольких часов после того, как Тернер взорвет свою бомбу в суде Балтимора, и Южный Национальный объявит о некредитоспособности этих компаний. Таким образом, в считанные часы станет известно о потере девятнадцати миллиардов на займах, которые не следовало выдавать, и на вложениях, которые не следовало делать. Банковский капитал будет съеден на протяжении какого-то дня, и Южный Национальный перестанет существовать. Люди с разных концов света потребуют свои деньги, а банк не сможет выдать им и четвертака. Мы запросим срочной поддержки у Федеральной резервной системы, но ей для принятия решения понадобится какое-то время. — Борман кивнул Смиту, и тот широко заулыбался. — Теперь председателем Комитета фактически является Уэнделл, а он десять раз подумает, прежде чем дать Южному Национальному хоть какие-то деньги. Эти размышления, в свою очередь, превратят панику на рынках в цунами. Ну и конечно, Бейли будет начеку, и пресса...
— ...ухватится за все, что только возможно, — подтвердил Хендерсон. — Мой корреспондент ясно даст понять читателям, что банки, кредитующие компании, несущие ответственность за сохранность окружающей среды, эту ответственность разделяют. Не забудет он подчеркнуть также, что ответственность «Пенн-мар» может выразиться в сотнях миллиардов долларов. Сами понимаете, как обрадуются вкладчики Южного Национального, да и других банков, участвующих в деле.
Уинтроп с трудом сдерживал обуревающие его чувства. Подготовка прошла отлично. Все они — одна команда. Каждый игрок знает свой маневр. Работа идет с точностью часового механизма, и в основе этой точности — повторение упражнений, доведение их до автоматизма. Тренировку ничем не заменишь.
— На следующий день, — продолжал Хендерсон, — то есть сразу после того, как мы объявим о крушении Южного Национального, в «Файнэншиал кроникл» появится сообщение о том, что фирма-инвестор, куда вложены деньги президента — «Лоудстар инвестмент менеджмент», — совершила какие-то сомнительные операции с акциями «Пенн-мар» непосредственно перед тем, как ее поглотила «Винс и К°». Причем сообщение будет составлено таким образом, что читатель решит, будто президент сам распорядился приобретением этих акций, ибо располагал какой-то конфиденциальной информацией. В компьютеры «Лоудстар» соответствующие данные заложены?
Резерфорд кивнул.
— Короче говоря, господа, — подвел итог Уинтроп, — за какие-то двадцать четыре часа с президентом будет покончено. На финансовых рынках воцарится хаос, а экономика пойдет вразнос. Президенту придется отбиваться от обвинений в использовании конфиденциальной информации. В результате на президентских выборах, до которых рукой подать — всего несколько недель, — победит наш кандидат, мистер Уитмен, и мы взглянем на будущее страны и собственные перспективы с куда большим оптимизмом. — Уинтроп с силой вдавил окурок сигары в стоявшую перед ним хрустальную пепельницу. — Ну а как там насчет наших друзей, Резерфорд? — Уинтроп указал на Бормана и Чеймберса.
— Все улажено, — сказал Резерфорд. — Все сочтут, что Уоллесу Борману не удалось справиться с ситуацией в Южном Национальном, когда банк пошел напролом, и он покончил с собой, врезавшись на автомобиле в скалу. Машина, свалившись с обрыва, сгорит, и труп водителя никто не опознает, но водительское удостоверение, выданное на имя Бормана, уцелеет. Ну уж кандидата в жертвы мы подыщем. Что же касается Бормана, то с нашим трехмиллиардным резервом мы его до конца жизни обеспечим. Все это будет напоминать программу защиты свидетелей в действии, только Уоллесу обеспечена царская жизнь. Ранчо в Вайоминге уже куплено.
Уинтроп все это знал, но хотел, чтобы знали и другие.
— Что касается Девона, — продолжал Резерфорд, — то с ним проблем возникнуть не должно. Тернер уверяет, что для обвинений против него нет никаких законных оснований. Скорее всего, компания «Пенн-мар» столкнется с обвинением в отчуждении имущества, направленным на обман кредиторов, но лично Девона это не коснется. Не исключено, что ему придется предстать перед судом в качестве свидетеля, но, возможно, и этого не произойдет. — Резерфорд пристально посмотрел на Чеймберса.
Тот выдержал его взгляд. Стало быть, Резерфорд знает о том, что у него рак. Вот ублюдок. Впрочем, сбор информации — его профессия. Потому его и пригласили войти в правление после гибели Стила в авиационной катастрофе.
Уинтроп раскурил очередную сигару и обратился к Прескотту:
— Так, а что у нас с «Винс и К°»? Вы уверены, что наши уши нигде не торчат?
— В тот самый день, когда мы выиграем тендер, «Винс и К°» вольется в «Пенн-мар», после чего все следы ее исчезнут.
— А Фэлкон? — Бейли Хендерсон подался вперед. — С ним как?
Резерфорд откашлялся. Комната так пропиталась сигарным дымом, что хоть топор вешай.
— Мы все организовали так, что Эндрю Фэлкона признают виновным в использовании конфиденциальной информации. В прошлую среду мистер Фэлкон прибрел акции компании «Пенн-мар» на сумму тридцать тысяч долларов. В любой ситуации, хотя сам Фэлкон, конечно, об этом и не подозревает, он угодит в тюрьму. В тюрьму весьма строгого режима. Его убьет сокамерник.
— А к чему все эти сложности? Разве по завершении дела нельзя просто избавиться от него? Таким же, допустим, образом, как мы избавились от Картера Филипелли. Несчастный случай. Уверен, Феникс Грей справится с таким заданием. — Видно было, насколько трудно далось Девону Чеймберсу даже это небольшое выступление.
— Мы хотим избежать вопросов. Любых. В данном случае все должно выглядеть в высшей степени естественно. Фэлкона следует дискредитировать. И еще надо заставить его помучиться. Физически и душевно. — Уинтроп поднялся и грохнул кулаком по столу. — Я хочу, чтобы этот ублюдок как следует помучался!
В комнате воцарилась мертвая тишина.
Глава 17
* * *
Раскуривая длинную сигару, Грэнвилл Уинтроп обежал взглядом собравшихся. Тернер Прескотт, управляющий партнер компании «Кливленд, Миллер и Прескотт»; Девон Чеймберс, бывший председатель правления компании «Дюпон де Немур»; Уоллес Борман, председатель совета директоров Южного Национального банка; Уильям Резерфорд, бывший глава Европейского департамента ЦРУ; Уэнделл Смит, председатель правления Федерального резервного банка города Нью-Йорка; наконец, Бейли Хендерсон, президент и главный редактор «Файнэншиал кроникл». Важные люди. Влиятельные. Все как один.И люди одной породы. Они принадлежат одной политической партии, все они богаты, все придерживаются консервативных убеждений, у всех жена и дети. Никто никогда не разводился, хотя любовницы кое у кого есть. Каждый входит в самые разные гражданские объединения и благотворительные общества. И каждый может похвастать высоким происхождением. Каждый, кроме Резерфорда.
Резерфорд учился в Гарварде по, так сказать, футбольной стипендии (номинально университеты, входящие в так называемую «Лигу плюща», спортивных стипендий не выделяют, называя их материальным вспомоществованием спортсменам) — мастерства, чтобы играть за команды таких футбольных монстров, как университеты Алабамы или Нотр-Дам, ему явно не хватало, — а с другой стороны, семья была не столь состоятельна, чтобы оплачивать обучение сына в Гарварде. По завершении сильно приукрашенной карьеры игрока сборной команды университетов «Лиги плюща», Резерфорд завербовался в армию, где быстро дорос до подполковника. Затем был переведен в ЦРУ и через четыре года стал руководителем Европейского департамента этого учреждения. Резерфорд свободно говорил на испанском, русском, французском и немецком, прекрасно владел оружием и новейшими методами сбора разведывательной информации. Сентиментальностью, мягко говоря, не отличался и жизнь человеческую почти ни во что не ставил.
В 1981 году в авиационной катастрофе, прямо над Вашингтоном, погиб Ричард Стал, летевший самолетом компании «Эйр Флорида». Он исполнял тогда обязанности администратора «Семерки». Участники общества связались с Резерфордом, и тот не раздумывая принял предложение войти в его состав. Отныне он полностью посвятит жизнь повседневной деятельности «Семерки» и станет ближайшим помощником Грэнвилла Уинтропа — лидера группы. А денег будет зарабатывать в год больше, чем за всю свою карьеру в армии и ЦРУ, вместе взятых. Резерфорд ушел в отставку из ЦРУ и привел с собой в «Семерку» Феникса Грея, человека, разбиравшегося в убийствах лучше, чем Бог или Сатана.
Нынче вечером «Семерка» собралась в небольшом, в двадцать пять акров, поместье Прескотта, Уортингтон-Вэлли, — пышно поросшем зеленью участке конного завода, в двадцати милях к северу от Балтимора. Место это выбрали, во-первых, потому, что жена хозяина была в отъезде и, значит, никто их тут не потревожит, а во-вторых, на следующее утро ему предстояло быть на судебном заседании в центре Балтимора.
— Что ж, господа, начнем, — повелительно проговорил Уинтроп, и все разом умолкли. — Я счел необходимым в последний раз собрать вас перед тем, как проект «Плеяда» станет достоянием гласности. — Уинтроп немного помолчал. — Полагаю, всем вам известно о трагической гибели директора Филипелли в Монтане в минувшую субботу.
Собравшиеся дружно закивали и щелкнули пальцами. Сначала не все считали, что убийство Картера Филипелли должно входить в программу действий. Но когда выяснилось, что президент и Филипелли всерьез решили поднять налог на недвижимость до девяноста процентов, все сошлись на том, что проект «Плеяда» необходимо осуществить любой ценой. Если в цену эту входит смерть Филипелли, что ж, так тому и быть. Ведь они с президентом намерены похитить то, что собравшиеся вместе со своими семьями зарабатывали и заработали в целой череде поколений.
— Хорошо. Попрошу вас, Девон, что там у нас на сегодняшний день с «Пенн-мар кемиклз»?
Чеймберс с трудом перевел дыхание. Рак легких прогрессировал не по дням, а по часам. Из собравшихся лишь Уинтроп и Резерфорд знали, как скверно обстоят его дела. По указанию шефа последний велел Фениксу Грею проникнуть в кабинет врача Чеймберса и сделать копию истории его болезни. Позднее октября тот не протянет, именно так там и было написано. Даже сам Чеймберс не знал, как мало ему осталось, — доктор скрывал это от пациента.
— Мы объявим о предстоящей покупке в среду, — начал Чеймберс. — Объявление появится в «Уолл-стрит джорнал», на полосе финансовых новостей «Нью-Йорк таймс» и, разумеется, в «Файнэншиал кроникл». — Чеймберс кивнул в сторону Бейли Хендерсона. — Наша стартовая цена на тендере — семьдесят пять долларов за акцию.
— Как вы считаете, «Дюпон» или «Хехст» ввяжутся с нами в драку? — Прескотт, сидевший на противоположной стороне массивного старинного стола, посмотрел на Чеймберса поверх очков. Выглядел он в этих очках, в шелковом галстуке-бабочке и подтяжках весьма внушительно.
Чеймберс неловко повернулся к нему — видно было, что любое движение, даже самое незначительное, вызывает у него сильную боль.
— Даже не знаю, что сказать. У «Дюпон» работает кое-кто из моих старых друзей, я связался с ними. Выяснилось, что их люди из отдела стратегического планирования за последние двадцать лет несколько раз подступались к «Пенн-мар». Вообще-то их интересы тесно переплетаются. Правда, как раз сейчас они в этом направлении вроде бы не посматривают. Но с другой стороны, если появится конкурент, запросто ввяжутся в игру. — Чеймберс остановился и с трудом перевел дыхание. — У «Дюпон» на балансе три миллиарда наличными, а понадобится — всегда могут одолжить, учитывая их репутацию, никто не откажет. В общем, с моей точки зрения, можно смело предположить, что нашу стартовую цену они спокойно перебьют. Разумеется, слияние «Дюпон» и «Пенн-мар» вызовет серьезные возражения со стороны министерства юстиции в плане антитрестовского законодательства. Что же касается «Хехст», то это темная лошадка. Так быстро, как «Дюпон», деньги им, скорее всего, собрать не удастся. А ведь до официального объявления о тендере в их распоряжении будет только двадцать дней. — Уинтроп собрался было заговорить, но Чеймберс прервал его. — Еще одно. Прошу всех отнестись к этому с должной серьезностью. Когда я вместе с Барксдейлом и Праушем встречался в Южном Национальном с Фэлконом, тот упомянул о загадочных смертях Уэста и Кейса.
Все посмотрели на Уинтропа. Сам факт участия в общем деле Фэлкона настораживал каждого из присутствующих, но никто не хотел связываться с Уинтропом.
— Ну и что? — раздраженно бросил тот.
— Я подумал, как бы он не начал копаться в этих несчастных случаях, глядишь, что-нибудь и разузнает.
— Ну и пусть копается.
— Но...
— Знаешь, малыш, занимался бы ты лучше своим делом. — Уинтроп выдохнул целое облако дыма прямо в лицо Чеймберсу, и тот стал судорожно ловить ртом воздух. — А я займусь своим.
Чеймберс кивнул и потянулся за зелеными таблетками, всегда лежавшими в кармане пиджака. Лицо его от сдерживаемого кашля покраснело. Но в такой момент он не мог позволить себе проявить слабость.
— Что там у нас с деньгами, Уоллес? — Уинтроп повернулся к Борману, который отправлял в рот сандвич с ветчиной.
— Извините. — Борман откашлялся и смущенно улыбнулся. — Длинный у меня нынче день получился — только в половине шестого утра прилетел из Японии и ничего не ел с тех самых пор, как проглотил в самолете какой-то совершенно несъедобный омлет. — Борман вытер рот бумажной салфеткой. — В целом все в порядке. Собственный капитал и акции повышенного риска можем задействовать хоть сейчас. Насчет банковского долга тоже договорились, осталось уточнить несколько деталей с парой токийских банков. А в остальном — не далее как сегодня получены подтверждения из трех американских банков, трех французских и двух японских — каждый готов дать в кредит по три миллиарда. Итого — заем на двадцать четыре миллиарда плюс еще четыре из Южного Национального. А как уладим оставшиеся мелочи с японцами, будем иметь тридцать восемь, что позволит в случае необходимости поднять цену почти до девяноста долларов за акцию. К тому же не дали пока окончательного ответа еще два банка — «Креди Суисс» и «Креди Лион». — Борман помолчал. — Правда, чтобы провернуть дело с такой скоростью, пришлось заплатить банковскими гарантиями, но какое это имеет значение? Все равно после того, как Тернер покончит с этим делом в зале суда, вся компания «Пенн-мар» не будет стоить и цента. — Борман, зажав в ладони недоеденный сандвич, указал на Уинтропа. — Тут следует отдать должное Грэнвиллу. Фэлкон здорово потрудился, чтобы убедить этих ребят в том, что дело стоящее.
Борман явно не хотел повторять ошибки Чеймберса.
Уинтроп одобрительно кивнул и снова пустил струю дыма в сторону Чеймберса. Никто и не подумал сказать о вонючем запахе сигары. Уинтроп был не в духе. Сам садиться за руль он не привык — ездил с шофером, но сегодня из соображений секретности услугами его воспользоваться не мог и в результате, взяв напрокат машину на вокзале Балтимора, сбился с пути по дороге к загородному дому Прескотта.
— А можно еще раз прикинуть, каково будет после всей этой истории финансовое положение Южного Национального? — Теперь пришла очередь Бейли Хендерсона задавать вопросы Борману.
— Разумеется. — Борман отправил в рот очередной кусок сандвича. — Южный Национальный располагает приблизительно пятнадцатью миллиардами двумястами миллионами собственного и привлеченного капитала. Тринадцать миллиардов пойдут на приобретение «Пенн-мар», и после того, как Тернер обнародует информацию относительно серьезных проблем этой компании с охраной окружающей среды, они в одночасье превратятся в пыль. Позвольте также напомнить вам, что Южный Национальный выдал еще на шесть миллиардов займов, они предоставлены различным компаниям по торговле недвижимостью, находящимся под контролем «Семерки». Не пройдет и нескольких часов после того, как Тернер взорвет свою бомбу в суде Балтимора, и Южный Национальный объявит о некредитоспособности этих компаний. Таким образом, в считанные часы станет известно о потере девятнадцати миллиардов на займах, которые не следовало выдавать, и на вложениях, которые не следовало делать. Банковский капитал будет съеден на протяжении какого-то дня, и Южный Национальный перестанет существовать. Люди с разных концов света потребуют свои деньги, а банк не сможет выдать им и четвертака. Мы запросим срочной поддержки у Федеральной резервной системы, но ей для принятия решения понадобится какое-то время. — Борман кивнул Смиту, и тот широко заулыбался. — Теперь председателем Комитета фактически является Уэнделл, а он десять раз подумает, прежде чем дать Южному Национальному хоть какие-то деньги. Эти размышления, в свою очередь, превратят панику на рынках в цунами. Ну и конечно, Бейли будет начеку, и пресса...
— ...ухватится за все, что только возможно, — подтвердил Хендерсон. — Мой корреспондент ясно даст понять читателям, что банки, кредитующие компании, несущие ответственность за сохранность окружающей среды, эту ответственность разделяют. Не забудет он подчеркнуть также, что ответственность «Пенн-мар» может выразиться в сотнях миллиардов долларов. Сами понимаете, как обрадуются вкладчики Южного Национального, да и других банков, участвующих в деле.
Уинтроп с трудом сдерживал обуревающие его чувства. Подготовка прошла отлично. Все они — одна команда. Каждый игрок знает свой маневр. Работа идет с точностью часового механизма, и в основе этой точности — повторение упражнений, доведение их до автоматизма. Тренировку ничем не заменишь.
— На следующий день, — продолжал Хендерсон, — то есть сразу после того, как мы объявим о крушении Южного Национального, в «Файнэншиал кроникл» появится сообщение о том, что фирма-инвестор, куда вложены деньги президента — «Лоудстар инвестмент менеджмент», — совершила какие-то сомнительные операции с акциями «Пенн-мар» непосредственно перед тем, как ее поглотила «Винс и К°». Причем сообщение будет составлено таким образом, что читатель решит, будто президент сам распорядился приобретением этих акций, ибо располагал какой-то конфиденциальной информацией. В компьютеры «Лоудстар» соответствующие данные заложены?
Резерфорд кивнул.
— Короче говоря, господа, — подвел итог Уинтроп, — за какие-то двадцать четыре часа с президентом будет покончено. На финансовых рынках воцарится хаос, а экономика пойдет вразнос. Президенту придется отбиваться от обвинений в использовании конфиденциальной информации. В результате на президентских выборах, до которых рукой подать — всего несколько недель, — победит наш кандидат, мистер Уитмен, и мы взглянем на будущее страны и собственные перспективы с куда большим оптимизмом. — Уинтроп с силой вдавил окурок сигары в стоявшую перед ним хрустальную пепельницу. — Ну а как там насчет наших друзей, Резерфорд? — Уинтроп указал на Бормана и Чеймберса.
— Все улажено, — сказал Резерфорд. — Все сочтут, что Уоллесу Борману не удалось справиться с ситуацией в Южном Национальном, когда банк пошел напролом, и он покончил с собой, врезавшись на автомобиле в скалу. Машина, свалившись с обрыва, сгорит, и труп водителя никто не опознает, но водительское удостоверение, выданное на имя Бормана, уцелеет. Ну уж кандидата в жертвы мы подыщем. Что же касается Бормана, то с нашим трехмиллиардным резервом мы его до конца жизни обеспечим. Все это будет напоминать программу защиты свидетелей в действии, только Уоллесу обеспечена царская жизнь. Ранчо в Вайоминге уже куплено.
Уинтроп все это знал, но хотел, чтобы знали и другие.
— Что касается Девона, — продолжал Резерфорд, — то с ним проблем возникнуть не должно. Тернер уверяет, что для обвинений против него нет никаких законных оснований. Скорее всего, компания «Пенн-мар» столкнется с обвинением в отчуждении имущества, направленным на обман кредиторов, но лично Девона это не коснется. Не исключено, что ему придется предстать перед судом в качестве свидетеля, но, возможно, и этого не произойдет. — Резерфорд пристально посмотрел на Чеймберса.
Тот выдержал его взгляд. Стало быть, Резерфорд знает о том, что у него рак. Вот ублюдок. Впрочем, сбор информации — его профессия. Потому его и пригласили войти в правление после гибели Стила в авиационной катастрофе.
Уинтроп раскурил очередную сигару и обратился к Прескотту:
— Так, а что у нас с «Винс и К°»? Вы уверены, что наши уши нигде не торчат?
— В тот самый день, когда мы выиграем тендер, «Винс и К°» вольется в «Пенн-мар», после чего все следы ее исчезнут.
— А Фэлкон? — Бейли Хендерсон подался вперед. — С ним как?
Резерфорд откашлялся. Комната так пропиталась сигарным дымом, что хоть топор вешай.
— Мы все организовали так, что Эндрю Фэлкона признают виновным в использовании конфиденциальной информации. В прошлую среду мистер Фэлкон прибрел акции компании «Пенн-мар» на сумму тридцать тысяч долларов. В любой ситуации, хотя сам Фэлкон, конечно, об этом и не подозревает, он угодит в тюрьму. В тюрьму весьма строгого режима. Его убьет сокамерник.
— А к чему все эти сложности? Разве по завершении дела нельзя просто избавиться от него? Таким же, допустим, образом, как мы избавились от Картера Филипелли. Несчастный случай. Уверен, Феникс Грей справится с таким заданием. — Видно было, насколько трудно далось Девону Чеймберсу даже это небольшое выступление.
— Мы хотим избежать вопросов. Любых. В данном случае все должно выглядеть в высшей степени естественно. Фэлкона следует дискредитировать. И еще надо заставить его помучиться. Физически и душевно. — Уинтроп поднялся и грохнул кулаком по столу. — Я хочу, чтобы этот ублюдок как следует помучался!
В комнате воцарилась мертвая тишина.
Глава 17
Струи дождя, подгоняемые сильными порывами ветра, били в окна небольшой двухкомнатной квартиры Эндрю Фэлкона. Он приоткрыл окно в гостиной и, опустившись на колени, прижался носом к стеклу. Десятью этажами ниже пролегала Восемьдесят вторая улица. Люди спешили на работу. Съежившись под зонтами самых разных размеров и цветов, они обгоняли друг друга, толкались, лишь бы не опоздать.
Глядя на них, Фэлкон вспомнил детство, те моменты, когда отец за какую-нибудь провинность оставлял его дома и ему приходилось смотреть в окно своей комнаты, как во дворе играют приятели. Чарли Ричардс. Его отец. Бадди, как звали его в литейном цехе. Ублюдок Бадди. Он никогда не улыбался, никогда и ни с кем не пытался сблизиться. Потому-то так мало людей пришло на похороны его жены. Кому какое дело?
Фэлкон вздохнул. Мать его, славная женщина, только одно в жизни и знала — семью: Бадди, Эндрю и его сестренку Сару. Но Бадди был мужчина суровый. И злобный. Обращался с женой ужасно. Быть может, ей повезло, что в ту ночь, возвращаясь от матери, жившей в Трентоне, она потеряла управление. Фэлкона всегда интересовало, был ли то и впрямь несчастный случай. Перед деревом никаких следов резкого торможения не осталось. С другой стороны, мать наверняка понимала, что, убивая себя, отнимает жизнь и у Сары, потому никогда не решилась бы на самоубийство.
Мать Дженни тоже умерла молодой, и по этой причине его так тянуло к ней. Они много говорили о том, какое впечатление произвела эта смерть на Дженни, тогда еще девочку, и пришли к выводу, что отчасти она стала сильнее, а отчасти слабее. Дженни не сомневалась, что в будущей жизни встретится с матерью, и не раз повторяла это Фэлкону. Он же никогда не упоминал о несчастном случае, оставившем его сиротой. Фэлкон не допускал такой степени близости ни с кем.
Внимание Фэлкона привлек какой-то мужчина. Он отличался от других пешеходов. У него не было зонтика, и он никуда не спешил. Более того, разлегся на капоте голубого седана, хохоча как безумный и воздев руки к небу, с которого лились потоки воды. Фэлкон узнал этого типа — Вест-Сайд Уилли, необъятных размеров бездомный, терроризировавший обитателей этой части Вест-Сайда постоянным попрошайничеством. Внешность его устрашала — похоже, не мылся он никогда. Примерно раз в неделю его забирали в полицейский участок за нарушение общественного порядка или неприличный вид, но через двадцать четыре часа он возвращался на улицу, ибо никогда не совершал ничего серьезного, а серьезным правонарушением в Нью-Йорке считается изнасилование или убийство.
Внезапно, без малейшего повода, эта горилла соскочила с капота и с пронзительным воплем врезалась в группу людей, собравшихся у автобусной остановки. От неожиданности очередь немного расступилась, но тут же сомкнулась вновь, словно защищаясь от вторжения. Вест-Сайд Уилли остановился, обернулся, вновь высоко вскинул руки, заверещал громче прежнего и наконец пошел прочь, пиная по пути припаркованные машины. Фэлкон со смехом покачал головой. Всегда найдется какой-нибудь сумасшедший. Скверно то, что в Нью-Йорке они исчисляются тысячами.
Фэлкон со стоном поднялся с колен. Чувствовал он себя совершенно вымотанным. Чтобы поспеть к среде — сроку, установленному Чеймберсом, — вкалывать приходилось круглыми сутками. Вместе с юристами он проделал кучу бумажной работы — составил страховые документы, документы, связанные с антитрестовским законодательством, соглашения по банковским кредитам, соглашения по залогам акций повышенного риска и, разумеется, саму заявку на тендер — в сокращенном виде она появится завтра в утренних выпусках всех газет, а в полном ее отправят почтой всем зарегистрированным держателям акций «Пенн-мар». И тогда — конец. Но перед тем, как отправлять заявку для публикации в «Файнэншиал кроникл», «Уолл-стрит джорнал» и «Нью-Йорк таймс», надо нынче утром еще раз внимательно просмотреть ее.
Завтра всему миру станет известно, что «Винс и К°» намерена скупить все до единой акции «Пенн-мар кемиклз». И это крупнейшая в таком роде сделка всех времен затмит прежний рекорд, установленный в 1989 году. Да и вообще тут любые сравнения меркнут. Фэлкон засмеялся. А ведь ему с помощниками и трех недель не понадобилось, чтобы справиться с такой работой. Просто не верится. А еще труднее поверить в то, что он вот-вот положит в карман пять миллионов долларов. О Боже всемогущий, если только ты есть, пусть все так и будет! Забавно, право, какими путями люди приходят порой к религии.
Фэлкон прошел на кухню, такую же маленькую, как и вся квартира. Две тысячи триста долларов в месяц приходится платить за нее, а дверь холодильника открывается наполовину из-за тесноты. Но это Нью-Йорк. Люби его или беги от него, ибо сам он тебе сочувствия не выкажет.
Фэлкон вынул из холодильника полупустую пачку молока, отметив, что внутри — стараниями Алексис — царит беспорядок, — захлопнул дверцу и залил молоком кукурузные хлопья. Они захрустели, и Фэлкон вдруг почувствовал, как его охватила дрожь. Завтра он сам объявит о совершении крупнейшей в истории Уолл-стрит финансовой сделки. Самому не верится. И это будет нулевая ступень. Так он именует наступающий момент. Момент, когда сделка начинает жить сама по себе. И ты уже не подталкиваешь ее, а просто стараешься не отстать. Скорость происходящего приближается к сверхзвуковой, и надо держаться. Это нелегко, ибо одновременно происходит множество событий, а упустить нельзя ни одно. Но именно в такие моменты, контролируя каждую мелочь, и зарабатывают свои бешеные гонорары оборотистые банкиры — специалисты по инвестициям. В это время они едины в трех лицах — отчасти врач-психиатр, отчасти военачальник, отчасти игрок в покер. Но главное — сохранять полное спокойствие. Продавцы-покупатели могут позволить себе эмоциональный срыв, но банкир — ни за что. Вот почему Фэлкон так легко освоился в этой среде. Спокойствие — естественное для него состояние.
Нулевая ступень. Сделка с компанией «Пенн-мар» достигла этой стадии. Завтрашнее объявление о ней породит на Уолл-стрит настоящий взрыв, и Фэлкон, Барксдейл, Чеймберс, вообще все, хоть каким-то образом с ней связанные, окажутся в самом центре водоворота. И это будет тот еще ураган.
Ощутив присутствие Алексис, Фэлкон оторвался от завтрака. Она стояла перед ним совершенно нагая. Судя по всему, дома одежда не нужна Алексис, а нагота ничуть не смущает ее. «Наверное, это вообще свойственно манекенщицам, — подумал Фэлкон, — им одинаково комфортно и в одежде, и без нее. В любой ситуации».
— Доброе утро, Фэлкон! — В голосе Алексис не было ни приветливости, ни отчужденности. — Она подошла к нему, чмокнула в небритую щеку и протиснулась к холодильнику.
Наклонившись, Алексис вынула оттуда бекон и яйца. Конечно, она немало для него сделала в эти последние дни. По крайней мере, не донимала капризами, не мешала работать, явно понимая важность того, что делает Фэлкон. Более того, раз или два даже приготовила ужин, хотя вообще стряпню ненавидит и больше, чем на приготовление завтрака, ее не хватает.
Алексис положила продукты на кухонный стол и, гремя кастрюлями и банками, начала искать все необходимое для готовки.
— Присоединишься? — Она обернулась к Фэлкону.
Он покачал головой и улыбнулся.
— Что смешного? — Алексис включила плиту.
— Да вот, подумал, что, может, тебе стоило бы затеять гастрономическое шоу на каком-нибудь из пятисот кабельных каналов, за которые мы отваливаем такие деньги. Имела бы колоссальный успех. Для начала, разумеется, надо придумать костюм. На мой взгляд, подошел бы прозрачный фартук, что-нибудь вроде «И какая же пышечка эта кухарка, так бы и проглотил». Деньги дождем польются. И мне не придется думать о продолжении банковской карьеры.
— А как назвать шоу? — Алексис со смехом бросила на сковородку огромный кусок сливочного масла.
— Как насчет «Сластены Годивы»?
— А что, мне нравится. Агентом моим будешь? — Алексис швырнула на сковородку бекон, даже не потрудившись разделить его на ломтики.
Фэлкона всегда удивляло, что она так много ест, но не прибавляет ни фунта. И кожа ничуть не портится. У других его знакомых манекенщиц комплексы развивались из-за необходимости соблюдать диету. Алексис не из таких.
— Слушай, раздели ломтики, тогда они зажарятся равномерно.
— Наплевать мне на равномерность, мистер аккуратист. — В голосе Алексис послышалось раздражение. — Не все такие помешанные на аккуратности, как ты. Это же надо, все костюмы у тебя в шкафу висят на своих вешалках и на своем определенном месте. То же самое — туфли, рубашки, носки, галстуки.
Глядя на них, Фэлкон вспомнил детство, те моменты, когда отец за какую-нибудь провинность оставлял его дома и ему приходилось смотреть в окно своей комнаты, как во дворе играют приятели. Чарли Ричардс. Его отец. Бадди, как звали его в литейном цехе. Ублюдок Бадди. Он никогда не улыбался, никогда и ни с кем не пытался сблизиться. Потому-то так мало людей пришло на похороны его жены. Кому какое дело?
Фэлкон вздохнул. Мать его, славная женщина, только одно в жизни и знала — семью: Бадди, Эндрю и его сестренку Сару. Но Бадди был мужчина суровый. И злобный. Обращался с женой ужасно. Быть может, ей повезло, что в ту ночь, возвращаясь от матери, жившей в Трентоне, она потеряла управление. Фэлкона всегда интересовало, был ли то и впрямь несчастный случай. Перед деревом никаких следов резкого торможения не осталось. С другой стороны, мать наверняка понимала, что, убивая себя, отнимает жизнь и у Сары, потому никогда не решилась бы на самоубийство.
Мать Дженни тоже умерла молодой, и по этой причине его так тянуло к ней. Они много говорили о том, какое впечатление произвела эта смерть на Дженни, тогда еще девочку, и пришли к выводу, что отчасти она стала сильнее, а отчасти слабее. Дженни не сомневалась, что в будущей жизни встретится с матерью, и не раз повторяла это Фэлкону. Он же никогда не упоминал о несчастном случае, оставившем его сиротой. Фэлкон не допускал такой степени близости ни с кем.
Внимание Фэлкона привлек какой-то мужчина. Он отличался от других пешеходов. У него не было зонтика, и он никуда не спешил. Более того, разлегся на капоте голубого седана, хохоча как безумный и воздев руки к небу, с которого лились потоки воды. Фэлкон узнал этого типа — Вест-Сайд Уилли, необъятных размеров бездомный, терроризировавший обитателей этой части Вест-Сайда постоянным попрошайничеством. Внешность его устрашала — похоже, не мылся он никогда. Примерно раз в неделю его забирали в полицейский участок за нарушение общественного порядка или неприличный вид, но через двадцать четыре часа он возвращался на улицу, ибо никогда не совершал ничего серьезного, а серьезным правонарушением в Нью-Йорке считается изнасилование или убийство.
Внезапно, без малейшего повода, эта горилла соскочила с капота и с пронзительным воплем врезалась в группу людей, собравшихся у автобусной остановки. От неожиданности очередь немного расступилась, но тут же сомкнулась вновь, словно защищаясь от вторжения. Вест-Сайд Уилли остановился, обернулся, вновь высоко вскинул руки, заверещал громче прежнего и наконец пошел прочь, пиная по пути припаркованные машины. Фэлкон со смехом покачал головой. Всегда найдется какой-нибудь сумасшедший. Скверно то, что в Нью-Йорке они исчисляются тысячами.
Фэлкон со стоном поднялся с колен. Чувствовал он себя совершенно вымотанным. Чтобы поспеть к среде — сроку, установленному Чеймберсом, — вкалывать приходилось круглыми сутками. Вместе с юристами он проделал кучу бумажной работы — составил страховые документы, документы, связанные с антитрестовским законодательством, соглашения по банковским кредитам, соглашения по залогам акций повышенного риска и, разумеется, саму заявку на тендер — в сокращенном виде она появится завтра в утренних выпусках всех газет, а в полном ее отправят почтой всем зарегистрированным держателям акций «Пенн-мар». И тогда — конец. Но перед тем, как отправлять заявку для публикации в «Файнэншиал кроникл», «Уолл-стрит джорнал» и «Нью-Йорк таймс», надо нынче утром еще раз внимательно просмотреть ее.
Завтра всему миру станет известно, что «Винс и К°» намерена скупить все до единой акции «Пенн-мар кемиклз». И это крупнейшая в таком роде сделка всех времен затмит прежний рекорд, установленный в 1989 году. Да и вообще тут любые сравнения меркнут. Фэлкон засмеялся. А ведь ему с помощниками и трех недель не понадобилось, чтобы справиться с такой работой. Просто не верится. А еще труднее поверить в то, что он вот-вот положит в карман пять миллионов долларов. О Боже всемогущий, если только ты есть, пусть все так и будет! Забавно, право, какими путями люди приходят порой к религии.
Фэлкон прошел на кухню, такую же маленькую, как и вся квартира. Две тысячи триста долларов в месяц приходится платить за нее, а дверь холодильника открывается наполовину из-за тесноты. Но это Нью-Йорк. Люби его или беги от него, ибо сам он тебе сочувствия не выкажет.
Фэлкон вынул из холодильника полупустую пачку молока, отметив, что внутри — стараниями Алексис — царит беспорядок, — захлопнул дверцу и залил молоком кукурузные хлопья. Они захрустели, и Фэлкон вдруг почувствовал, как его охватила дрожь. Завтра он сам объявит о совершении крупнейшей в истории Уолл-стрит финансовой сделки. Самому не верится. И это будет нулевая ступень. Так он именует наступающий момент. Момент, когда сделка начинает жить сама по себе. И ты уже не подталкиваешь ее, а просто стараешься не отстать. Скорость происходящего приближается к сверхзвуковой, и надо держаться. Это нелегко, ибо одновременно происходит множество событий, а упустить нельзя ни одно. Но именно в такие моменты, контролируя каждую мелочь, и зарабатывают свои бешеные гонорары оборотистые банкиры — специалисты по инвестициям. В это время они едины в трех лицах — отчасти врач-психиатр, отчасти военачальник, отчасти игрок в покер. Но главное — сохранять полное спокойствие. Продавцы-покупатели могут позволить себе эмоциональный срыв, но банкир — ни за что. Вот почему Фэлкон так легко освоился в этой среде. Спокойствие — естественное для него состояние.
Нулевая ступень. Сделка с компанией «Пенн-мар» достигла этой стадии. Завтрашнее объявление о ней породит на Уолл-стрит настоящий взрыв, и Фэлкон, Барксдейл, Чеймберс, вообще все, хоть каким-то образом с ней связанные, окажутся в самом центре водоворота. И это будет тот еще ураган.
Ощутив присутствие Алексис, Фэлкон оторвался от завтрака. Она стояла перед ним совершенно нагая. Судя по всему, дома одежда не нужна Алексис, а нагота ничуть не смущает ее. «Наверное, это вообще свойственно манекенщицам, — подумал Фэлкон, — им одинаково комфортно и в одежде, и без нее. В любой ситуации».
— Доброе утро, Фэлкон! — В голосе Алексис не было ни приветливости, ни отчужденности. — Она подошла к нему, чмокнула в небритую щеку и протиснулась к холодильнику.
Наклонившись, Алексис вынула оттуда бекон и яйца. Конечно, она немало для него сделала в эти последние дни. По крайней мере, не донимала капризами, не мешала работать, явно понимая важность того, что делает Фэлкон. Более того, раз или два даже приготовила ужин, хотя вообще стряпню ненавидит и больше, чем на приготовление завтрака, ее не хватает.
Алексис положила продукты на кухонный стол и, гремя кастрюлями и банками, начала искать все необходимое для готовки.
— Присоединишься? — Она обернулась к Фэлкону.
Он покачал головой и улыбнулся.
— Что смешного? — Алексис включила плиту.
— Да вот, подумал, что, может, тебе стоило бы затеять гастрономическое шоу на каком-нибудь из пятисот кабельных каналов, за которые мы отваливаем такие деньги. Имела бы колоссальный успех. Для начала, разумеется, надо придумать костюм. На мой взгляд, подошел бы прозрачный фартук, что-нибудь вроде «И какая же пышечка эта кухарка, так бы и проглотил». Деньги дождем польются. И мне не придется думать о продолжении банковской карьеры.
— А как назвать шоу? — Алексис со смехом бросила на сковородку огромный кусок сливочного масла.
— Как насчет «Сластены Годивы»?
— А что, мне нравится. Агентом моим будешь? — Алексис швырнула на сковородку бекон, даже не потрудившись разделить его на ломтики.
Фэлкона всегда удивляло, что она так много ест, но не прибавляет ни фунта. И кожа ничуть не портится. У других его знакомых манекенщиц комплексы развивались из-за необходимости соблюдать диету. Алексис не из таких.
— Слушай, раздели ломтики, тогда они зажарятся равномерно.
— Наплевать мне на равномерность, мистер аккуратист. — В голосе Алексис послышалось раздражение. — Не все такие помешанные на аккуратности, как ты. Это же надо, все костюмы у тебя в шкафу висят на своих вешалках и на своем определенном месте. То же самое — туфли, рубашки, носки, галстуки.