Страница:
— Но и не всем и неряхами быть, — парировал Фэлкон. — Буду весьма признателен, если после завтрака приберешься хоть немного в холодильнике. Кстати, там есть авокадо более древнее, чем английская королева.
Не взглянув на Фэлкона, Алексис бросила на кухонный стол прихватку для сковороды. Он вышел из кухни. Спорить не хотелось. Фэлкон сказал все, и с него довольно.
Держа в руках тарелку с хлопьями, он прошел к письменному столу и бегло оглядел его. «Ни пылинки, — с гордостью подумал Фэлкон. — А ведь на дворе лето. Организованность. Вот ключ к успеху. Организованность и множество самых разных вещей. В том числе и удача».
Фэлкон поставил тарелку на стол и пробежал глазами первую полосу утреннего выпуска «Нью-Йорк таймс». Отодвигая стул, чтобы усесться поудобнее, он застыл на месте. Заголовок, набранный крупным шрифтом, гласил:
Фэлкону он всегда внушал опасение, чего он не утаивал от Чеймберса. Но тот всякий раз отмахивался. Его больше волновали возможные конкуренты — какая-нибудь крупная межнациональная химическая компания. Фэлкона неизменно поражало, отчего это Чеймберс столь легкомысленно относится к вполне реальной угрозе со стороны ФРС. Не исключено, что сейчас он близок к ответу.
Фэлкон вернулся к газетной полосе, и слова заголовка вновь поплыли у него перед глазами. Картер Филипелли мертв. Бред какой-то!
Фэлкон миновал отель «Портленд». Он мог, как в прошлый раз, позвонить из вестибюля гостиницы, но был голоден. А в нескольких шагах отсюда — кафе, где подают превосходный завтрак: яйца, бекон, тосты и самый вкусный в городе жареный картофель. От голода у Фэлкона подводило живот. Кукурузных хлопьев оказалось мало.
Картер Филипелли мертв, утонул на рыбалке в Монтане буквально за несколько дней до объявления, связанного с будущим компании «Пенн-мар». Как удачно все сошлось. А может, это излишняя подозрительность, паранойя? И все же Фэлкону не хотелось звонить из квартиры. Запах пяти миллионов становился все острее. А ведь если Борман и Барксдейл узнают, что он пытается проследить, откуда взялись немецкие миллиарды, то запросто вышвырнут его. А то и кое-что похуже. И прощай ферма в Вермонте, финансовая независимость и все прочее.
Фэлкон тщательно проверил оба телефонных аппарата в квартире на предмет наличия «жучков», но ничего не нашел. Впрочем, возможно, просто не распознал, ведь он совершенно не разбирается в электронике, механике, инженерном деле и иных практических вещах такого рода. Это вообще проклятие большинства банкиров. Они знают слишком мало о слишком многом.
«Жучок» могли запустить и в процессор, и в монитор еще до того, как оборудование доставили к нему домой. Он готов держать пари, что подслушивающее устройство установлено в квартире. Его знают слишком мало и потому не доверяют, об этом прямо было сказано.
Немцы. О них Фэлкон, как и о переводах, пытался разнюхать побольше, однако без всякого успеха. Инвестиционная фирма «Вестфалия-норд», якобы филиал «Винс и К°», не значится ни в одном из справочников. Друзья Фэлкона, правда, и дальше пытаются копать в этом направлении, но, по их же словам, шансов на успех почти нет. Вернер Прауш — тоже загадочная фигура, человек без биографии. Фэлкон не видел его и ничего не слышал о нем с той встречи в пятницу в зале заседаний правления Южного Национального.
«Винс и К°», правда, обнаружилась, хотя тех приобретений, о которых говорил Чеймберс, за ней не значится. Три месяца назад компания купила за шесть миллионов крохотную фабрику по производству пластмасс. Вот и все. Не слишком впечатляющее достижение.
Фэлкон вошел в кафе. В ноздри ему ударил запах жареного бекона, и в животе заурчало. Он стряхнул с зонта капли дождя прямо на пол, что явно не понравилось мексиканцу за стойкой.
— Два яйца всмятку, бекон, тост и жареной картошки, — еще не доходя до стойки, бросил Фэлкон. Было уже почти десять утра, кафе пустовало, переводя дух между завтраком и ленчем, когда здесь не протолкнешься.
— Кофе? — Мексиканец говорил в нос. Выражение лица его было бесстрастным.
— Да.
Мексиканец повернулся и на ломаном английском велел принести что-то, совсем не похожее на то, что заказал Фэлкон. Впрочем, это не смутило его, так здесь всегда бывает, а подают то, что надо. Мужчина, стоявший у плиты, пробурчал что-то, бросил сигарету на кафельный пол, запустил ложку в старинный на вид, серебристого цвета горшок, подцепил огромный ломоть жира и начал размазывать его по сковороде. Фэлкон поспешно отвернулся. Не зря же говорят: если видишь, как готовят сосиски, никогда не станешь их есть.
Сделав заказ, Фэлкон направился к телефонной будке. Трубка была захватана жирными пальцами, и он вдруг пожалел, что не воспользовался телефоном в гостиничном вестибюле. Бросив в прорезь четвертак, Фэлкон набрал номер. В трубке послышались гудки.
— Отдел переводов, Эдди Мартинес.
— Привет, Эдди, это Эндрю Фэлкон.
— Доброе утро, мистер Фэлкон.
— Удалось обнаружить что-нибудь?
— Боюсь, что нет, а искал я очень тщательно.
— Вот черт! — Фэлкон огляделся, желая убедиться, что поблизости нет ничего подозрительного. — Ну что ж, ничего не поделаешь, но попробуйте еще раз, ладно?
— Разумеется, разумеется. А вы уже вернулись со своего семинара?
— Нет пока.
— Долгонько что-то.
— Это уж точно. Ладно, Эдди, очень прошу, не забывайте о моей просьбе. Это действительно важно.
— Хорошо.
Мартинес первым повесил трубку. Фэлкон ему нравился. Мало кто из занимающих такое положение, как этот человек, все эти банковские белые воротнички, столь уважительно обращаются с ним. Однако, похоже, происходит нечто такое, от чего ему лучше бы держаться подальше. У него жена, дети, о них нужно заботиться. Быть может, пришла пора потолковать обо всем этом с начальством.
Глава 18
Нью-Йоркская фондовая биржа. Бабушка всех остальных бирж. Само ее существование позволяет американскому бизнесу ежегодно аккумулировать сотни миллиардов долларов, идущих на пополнение текущего капитала, долгосрочные финансовые проекты, разного рода приобретения. Она также позволяет частным лицам — по крайней мере, предприимчивым частным лицам — получать суммы, значительно превышающие доходы от ценных бумаг и обычных рыночных операций. К тому же это самое азартное казино в мире. И хотя за минувшие годы расплодилось множество иных фондовых и товарных бирж, ни одна из них по своей влиятельности и возможностям не идет ни в какое сравнение с Большим табло.
Любой инвестор попадает сюда одним и тем же путем — через брокера. Любой — от менеджера средней руки с детьми, готовящимися к поступлению в колледж, и седовласой вдовы, озабоченной тем, что она оставит наследникам, до работника пенсионного фонда, через которого проходят миллиарды долларов, и консультанта тех, кто сам боится распорядиться своими деньгами. Разумеется, работник пенсионного фонда и консультант стоят в глазах брокера гораздо выше, чем рядовой менеджер или вдова, потому что играют они по куда более высоким ставкам, и, стало быть, при равных затратах энергии брокер получает куда более высокие комиссионные. Вообще-то так быть не должно. Все заслуживают одинакового внимания. Но в мире денег справедливость — редкая гостья.
После того, как брокер заведет заказы в компьютерную систему биржи, они поступают к посыльным — низкооплачиваемым клеркам, штурмующим Большое табло в надежде, как правило, бесплодной, познать тайны Уолл-стрит. Посыльные нетерпеливо переминаются возле разноцветных телефонных аппаратов, расставленных по периметру большого биржевого зала. Едва какой-нибудь из этих телефонов зазвонит и посыльный получит заказ, он стремглав бросается на поиски представителя фирмы, которому этот заказ адресован. Тот обращается к соответствующему специалисту и заключает сделку. При этом последовательность получения заказов и заключения сделок соблюдается далеко не всегда. В этом казино — и в большинстве других — любят тех, кто играет по-крупному.
Специалисты в буквальном смысле «делают рынок», каждый для своего пакета акций. Они располагаются в определенных местах биржевого зала, «на посту», — примерно так, как располагались торговцы на рыночной площади в Древней Греции. Если кто-нибудь пожелает продать или купить акции, допустим, Ай-би-эм, да и любой другой компании, ему надо найти соответствующего специалиста и выкрикнуть название фирмы. Специалист составляет список всех, кто хочет заключить сделку, и по какой цене, и на какую сумму. Таким образом, он видит рынок с обеих сторон. Если посредине образуется небольшой зазор, разницу можно положить себе в карман. На здешнем жаргоне это называется арбитражем. В казино — игрой краплеными картами. Действия специалиста — это тоже один из тщательно охраняемых секретов Уолл-стрит.
Летом посыльные и представители фирм передвигаются по заваленному бумагами полу большого биржевого зала с определенной целью, но в то же время с ленцой. Активные спекуляции, которыми отличаются последние недели весны, в июне — августе, когда все отправляются на летние каникулы, сходят на нет.
В этом смысле нынешнее июньское утро выдалось особенным. На Большом табло ощущалось напряжение. Переходя с места на место, представители фирм, посыльные, специалисты и иные работники биржи все, как один, бросали настороженные взгляды в угол, ближайший к входу в здание со стороны Уолл-стрит. В этом углу располагался «пост» «Грамман бразерз инкорпорейтед», специалистов по «Пенн-мар кемиклз». Сотрудники фирмы негромко переговаривались друг с другом и коллегами с биржи. Иные, считая, что они на короткой ноге с кем-нибудь из граммановцев, пытались выведать у них какие-нибудь сведения.
Пресс-релиз, появившийся в шесть утра и извещавший о тендере, которому, судя по всему, предстоит стать крупнейшим в истории такого рода сделок, был известен здесь всем. По слухам, циркулирующим на бирже, стартовая цена, семьдесят пять долларов за акцию, покажется правлению «Пенн-мар» несообразной и, стало быть, захватнической. По тем же слухам, как раз в настоящее время члены правления собрались для обсуждения этого вопроса в зале заседаний инвестиционного банка «Морган Стенли» в центре города. По первым признакам руководство компании, как и банкиры, рекомендуют правлению отклонить поступившее предложение. Что это за признаки и каким образом о них стало известно на бирже, никто не ведал — или не хотел в том признаваться, — однако же все сочли слух за свершившийся факт, по крайней мере, на данный момент.
Приняли на веру и то, что правление поручит банку «Морган Стенли» найти «белого рыцаря» — благорасположенного к компании участника тендера. И означать этого могло лишь одно: цена на акцию подскочит значительно выше семидесяти пяти долларов, причем даже до начала тендера, если, конечно, он вообще состоится.
Захват одного из старейших индустриальных гигантов Америки. Давненько такого не случалось, и вот вам пожалуйста — бомба разорвалась внезапно и как бы сама по себе. Словно большой рождественский подарок. Пусть никто бы в том не признался, но это возбудило всех, от ведущих трейдеров до самых мелких клерков. В воздухе запахло большими быстрыми деньгами. У всех участников торгов был такой вид, будто они нюхнули какого-то наркотика. И название этому наркотику — эйфория.
В тот день, как, впрочем, и всегда, торги на Нью-Йоркской фондовой бирже начались в девять тридцать утра. Сейчас было уже одиннадцать, а акции «Пенн-мар» все еще находились в замороженном состоянии. Распорядители придерживали их, или, как здесь говорят, держали флаг зачехленным, пока не разберутся в том, куда ветер дует. В обычный день общий пакет акций «Пенн-мар», переходящих из рук в руки, исчислялся в среднем четырьмястами тысячами. А сегодня, всего через полтора часа после открытия торгов, представители фирм получили заказы на шесть миллионов.
— Покупай пять тысяч по семьдесят четыре с четвертью! — прокричал Кент Хауард, представитель фирмы «Смит — Барни», одному из специалистов «Грамман бразерз».
— Бесполезно, по такой цене никто не отдаст!
За таким гвалтом никто не мог ничего расслышать. В течение каких-то секунд на «посту» «Грамман» собрались представители по меньшей мере семидесяти фирм.
— Семьдесят пять ровно!
— Мимо! Начинаем с семидесяти шести! Все считают, что «Пенн-мар» будет зубами держаться за свое! Цена начнет расти, как на дрожжах!
Хауард бегло взглянул на свои каракули. Оторвав взгляд от записной книжки, он заметил одного из своих посыльных в пронзительно-зеленой биржевой униформе. Тот подпрыгивал от нетерпения сбоку от целой толпы трейдеров. Биржевики общались на языке пальцев; посыльный не имел ни малейшей возможности врезаться в толпу и передать распоряжение на словах. Хауард перегнулся через плечо какого-то трейдера и схватил за руку специалиста.
— Покупай двадцать тысяч по семьдесят шесть! Ни одна акция не должна проплыть мимо. — Последние слова он адресовал самому себе.
— Двадцать по семьдесят шесть, — кивнул специалист. — Заметано!
Хауард почувствовал, как в него кто-то врезался на полном ходу и рухнул при столкновении на пол. Хауард опустил голову. Улыбаясь во весь рот, на него снизу смотрел Джек Вагнер, бородатый брокер, представляющий интересы компании «Пейн Уэббер».
— Ну и денек нас ожидает, Кент! Такого давненько уже не случалось.
— Это точно. — Хауард протянул ему руку. — Поднимайся, а то затопчут.
— О Господи, Лейн, от кого у тебя этот подарок? — прорычал он.
Питер Лейн заерзал в кожаном кресле.
— Что-что? — В ушах его почему-то зазвенело.
— Ты что, ничего не знаешь?
— О чем это ты? — с удивленно-невинным выражением осведомился Лейн. — Утренний выпуск «Файнэншиал кроникл» я читал. — На самом деле ничего он не читал. — Но никаких сенсаций там не обнаружил.
— Значит, плохо читал.
— Как это понять?
— Ты что, ничего не слышал?
— А что я должен был слышать? — начал раздражаться Лейн.
— Какая-то инвестиционная компания только что объявила о своем намерении заполучить «Пенн-мар кемиклз». Она готова выложить семьдесят пять долларов за акцию.
Лейн невидящими глазами посмотрел на Фаринхолта. Наконец до него дошло то, что следовало бы давно уже понять. Ему показалось, словно его молотом по лбу ударили. Лейна используют, и хотя, для чего именно, пока не совсем ясно, ничего хорошего это ему не сулит.
Он попытался сохранить самообладание, не выдать чувств.
— Что ж... это здорово. Мы чуть не в одночасье более чем удвоили состояние президента. — Лейну требовалось время, чтобы обдумать ситуацию.
— Ты что, полный идиот? Да ты хоть чуточку соображаешь, что произойдет, когда о наших делах прознают газеты? Ведь мы купили от имени президента пакет акций за считанные недели до того, как они стали мишенью каких-то налетчиков!
— Да ничего не произойдет. Ничего дурного мы не сделали. К тому же почему газеты должны что-то знать о наших инвестициях?
Фаринхолт покачал головой.
— Мы обязаны сообщать обо всех сделках, заключенных от имени выборных лиц, а газеты следят за этими сообщениями с почти религиозным рвением. — Он понизил голос. — Большую часть своей сознательной жизни я потратил на строительство этой компании, а из-за твоих действий она может рухнуть за несколько дней.
— Да что ты так разволновался? «Пенн-мар» — крупная американская компания. Что дурного в том, если президент купит десяток-другой ее акций? Больше того, с его стороны было бы весьма непатриотично не иметь их. Разве не так? — Лейн поднялся. — По-моему, ты все преувеличиваешь.
— Ничего я не преувеличиваю! — Фаринхолт грохнул кулаком по столу и, стараясь успокоиться, глубоко вздохнул. — Нас обвинят в использовании конфиденциальной информации.
— С чего бы это?
— Я убежден, что так оно и есть. — Фаринхолт посмотрел Лейну в глаза. — Я никогда не доверял тебе. Скользкий ты тип, и зачем я только с тобой связался. Предупреждали же меня промышленники — держись от него подальше.
— Знаешь что, Виктор, я остановился на «Пенн-мар» после самого тщательного анализа. Что же касается твоих личных выпадов, то об этом я даже говорить не хочу.
— После тщательного анализа? Что ж, покажи мне свои расчеты, выкладки, поделись секретами компьютерного моделирования — всем тем, что заставило тебя решить, будто «Пенн-мар» — хорошее инвестиционное поле для президента.
Лейн закашлялся. Никаких выкладок или компьютерных моделей у него не было, как и разумных оснований рекомендовать вкладываться именно в «Пенн-мар». Он просто взял деньги — четыреста тысяч долларов из пятисот, лежащих на счету в банке на Каймановых островах, — в обмен на обещание сделать так, чтобы «Лоудстар» связала президента с «Пенн-мар». Кому это понадобилось, Лейн понятия не имел. На самом деле у него была единственная встреча — с одной привлекательной девицей. Сначала та познакомилась с ним, потом передала запрос и, наконец, положила на счет полмиллиона. Она все время повторяла, что представляет интересы серьезных людей. И давала тому весомое подтверждение — наличные.
— Ты действительно анализировал ситуацию, Питер?
— Все расчеты у меня на работе.
— Не лги мне, Питер. Кто подкупил тебя? Я должен знать это. Когда вся эта история выйдет наружу, мне придется давать объяснения. И у меня нет не малейшего желания, чтобы из-за тебя пошло прахом дело моей жизни.
Лейн направился к двери, но на полпути остановился и, повернув назад, ткнул пальцем в сторону хозяина кабинета:
— Дай мне пять минут, и я соберу все нужные бумаги. Распечатку сделаю.
— Пять минут, Лейн.
Лейн захлопнул за собой дверь. Его кабинет находился слева по коридору, но он повернул направо, в сторону приемной. По мере того, как он приближался к выходу из здания, шаг его сначала сменился бегом трусцой, а потом Лейн и вовсе перешел на спринтерскую скорость.
Остальные — Чеймберс, Барксдейл и Скотт Бартоломью, их коллега из юридической конторы, — сидели по одну сторону длинного стола, занимавшего большую часть зала, и о чем-то говорили, как всегда, вполголоса. Время от времени в зал незаметно проскальзывали молодые служащие с тем или другим сообщением или с бумагой на подпись. Сидевшие за столом выслушивали сообщение, подписывали документы, не обращая при этом ни малейшего внимания на курьеров. Они были слишком поглощены своим делом. Ведь речь идет о тридцати двух миллиардах долларов. Это, согласитесь, сумма.
— Ну, что там нового, Фэлкон? — с этим вопросом Барксдейл обращался к нему каждые четверть часа. Таков был его способ сбросить нервное напряжение. На курение в зале Чеймберс наложил вето, поэтому Барксдейлу требовалось что-то другое.
— Ничего. — Фэлкон бросил взгляд на часы. Три пятьдесят, десять минут до конца торгов.
И вряд ли что-то будет до четырех, когда закрываются рынки. В общем-то так всегда происходит. Другая сторона выжидает этого момента, чтобы выступить с тем или иным заявлением. Никто не хочет обнародовать информацию, способную расшатать рынок. Хотя глупо, конечно, ибо ведь в любом случае торговля продолжается в тени.
— Цена сейчас какая? — осведомился Бартоломью.
Фэлкон пробежался пальцами по клавиатуре.
— Акции «Пенн-мар» идут по восемьдесят одному доллару.
— А максимум?
— По состоянию на три часа по восемьдесят одному доллару семьдесят пять центов. За последние пятьдесят минут кривая пошла немного вниз, но зато сам пакет распух неправдоподобно — почти на пять миллионов акций. Таким образом, всего за день было продано около двадцати миллионов.
Бартоломью со свистом втянул воздух.
— Ребята-арбитры, те, что купили акции в самом начале торгов по семьдесят пять, начинают нервничать, ведь официального заявления представителей «Пенн-мар» все еще нет. Они боятся, что «Пенн-мар» примет наше предложение, и тогда цена покатится вниз, к стартовой отметке, а для них это чистая потеря денег.
— Так оно и есть. — Фэлкон обернулся к Бартоломью. — Любой из них скажет примерно так: «Слушайте, за последние несколько часов я сделал на каждой акции по пятерке. С какой же стати мне рисковать этим заработком, если новых предложений не слышно?»
Бартоломью приятно удивил Фэлкона. Он оказался гораздо более сведущ в этих делах, чем предполагал Фэлкон. Во всяком случае, всю необходимую документацию подготовил как положено.
— Но ведь восемьдесят один доллар — это на шесть больше, чем наша стартовая цена, и все должны подозревать, что вот-вот прозвучат новые предложения. — Барксдейл постучал по столу своей безвкусно-роскошной ручкой.
— Естественно. — Чеймберса было едва слышно. Его явно раздражала манера Барксдейла констатировать очевидное.
Рак. Скрипучий голос — его последствие. Фэлкон пристально посмотрел на Чеймберса. Старик выглядел хуже, чем во время их последней встречи в конференц-зале Южного Национального. Ему вдруг стало грустно. Чеймберс долго не протянет. Фэлкон мало знал этого человека, но всегда испытывал тоску, когда смерть так очевидно стучалась в дверь.
— Вернер Прауш здесь появится?
— Нет, он в Германии. — Чеймберс повернулся к Фэлкону и сузил глаза. — Но я буду держать его в курсе.
— Эндрю, как вы считаете, не пора еще связаться с руководством «Пенн-мар»? — спросил Бартоломью.
Фэлкон перевел на него взгляд. Про себя он отметил, что сдвига пока нет. Бартоломью все еще называет его по имени. Но это ненадолго. Долго этого никогда не бывает.
— Пока не время, Скотт, — проговорил Фэлкон. — Подождем еще немного, посмотрим, что будет, когда закроются рынки.
— Ну что ж, — помолчав, согласился Бартоломью. Утонув в глубоком кресле, он уперся локтями в ручки и прижал пальцы к губам, словно в молитве.
Вот что Фэлкону и нравилось в нем. Бартоломью умел думать, сдерживаться и не любил говорить только ради того, чтобы послушать себя самого. И если говорил, то по делу. Таких не часто встретишь.
Фэлкон пересел со стула в большое кожаное кресло рядом с Бартоломью.
— Нам известно, что все шишки заседают сейчас в здании банка «Морган Стенли», — начал Фэлкон, глядя в большое окно конференц-зала. Расположенное на пятьдесят четвертом этаже здания на Пятой авеню, оно открывало впечатляющий вид на полуденный Манхэттен в центральной его части. — И поверьте мне, заседать они будут долго. Очень долго.
Внезапно массивная дверь в конференц-зал распахнулась и в комнату влетела Рэчел Конвей, юная девица из штата юридической конторы. Четверо мужчин и не подумали встать.
— Извините, что врываюсь, но...
Фэлкон уже направлялся к компьютеру. Конца этой фразы он не услышал. Несколько щелчков по клавишам, и вот вам пожалуйста: официальное заявление. Лаконичное и обнадеживающее. Фэлкон считал его с экрана всем остальным:
Не взглянув на Фэлкона, Алексис бросила на кухонный стол прихватку для сковороды. Он вышел из кухни. Спорить не хотелось. Фэлкон сказал все, и с него довольно.
Держа в руках тарелку с хлопьями, он прошел к письменному столу и бегло оглядел его. «Ни пылинки, — с гордостью подумал Фэлкон. — А ведь на дворе лето. Организованность. Вот ключ к успеху. Организованность и множество самых разных вещей. В том числе и удача».
Фэлкон поставил тарелку на стол и пробежал глазами первую полосу утреннего выпуска «Нью-Йорк таймс». Отодвигая стул, чтобы усесться поудобнее, он застыл на месте. Заголовок, набранный крупным шрифтом, гласил:
«ДИРЕКТОР ФЕДЕРАЛЬНОЙ РЕЗЕРВНОЙ СИСТЕМЫ УТОНУЛ ВО ВРЕМЯ РЫБНОЙ ЛОВЛИ В МОНТАНЕ».У Фэлкона перехватило дыхание, слова расплылись у него перед глазами, по спине побежали мурашки. Фэлкон всегда считал Филипелли единственным серьезным препятствием на пути приобретения «Пенн-мар». Этот человек вполне мог угрозами заставить банки, уже пообещавшие предоставить кредит, дать задний ход, и тогда «Винс и К°», а вместе с ним и Южный Национальный останутся на мели, своих денег на покупку акций у них не хватит. Директор — фигура влиятельная.
Фэлкону он всегда внушал опасение, чего он не утаивал от Чеймберса. Но тот всякий раз отмахивался. Его больше волновали возможные конкуренты — какая-нибудь крупная межнациональная химическая компания. Фэлкона неизменно поражало, отчего это Чеймберс столь легкомысленно относится к вполне реальной угрозе со стороны ФРС. Не исключено, что сейчас он близок к ответу.
Фэлкон вернулся к газетной полосе, и слова заголовка вновь поплыли у него перед глазами. Картер Филипелли мертв. Бред какой-то!
* * *
Бело-зеленый зонт имел дурацкий вид из-за своих размеров. Но зато он надежно защищал Фэлкона от проливного дождя. И пусть другие пешеходы, которым не так уютно под их обычными зонтами, уступают ему дорогу, отпуская по его адресу саркастические замечания.Фэлкон миновал отель «Портленд». Он мог, как в прошлый раз, позвонить из вестибюля гостиницы, но был голоден. А в нескольких шагах отсюда — кафе, где подают превосходный завтрак: яйца, бекон, тосты и самый вкусный в городе жареный картофель. От голода у Фэлкона подводило живот. Кукурузных хлопьев оказалось мало.
Картер Филипелли мертв, утонул на рыбалке в Монтане буквально за несколько дней до объявления, связанного с будущим компании «Пенн-мар». Как удачно все сошлось. А может, это излишняя подозрительность, паранойя? И все же Фэлкону не хотелось звонить из квартиры. Запах пяти миллионов становился все острее. А ведь если Борман и Барксдейл узнают, что он пытается проследить, откуда взялись немецкие миллиарды, то запросто вышвырнут его. А то и кое-что похуже. И прощай ферма в Вермонте, финансовая независимость и все прочее.
Фэлкон тщательно проверил оба телефонных аппарата в квартире на предмет наличия «жучков», но ничего не нашел. Впрочем, возможно, просто не распознал, ведь он совершенно не разбирается в электронике, механике, инженерном деле и иных практических вещах такого рода. Это вообще проклятие большинства банкиров. Они знают слишком мало о слишком многом.
«Жучок» могли запустить и в процессор, и в монитор еще до того, как оборудование доставили к нему домой. Он готов держать пари, что подслушивающее устройство установлено в квартире. Его знают слишком мало и потому не доверяют, об этом прямо было сказано.
Немцы. О них Фэлкон, как и о переводах, пытался разнюхать побольше, однако без всякого успеха. Инвестиционная фирма «Вестфалия-норд», якобы филиал «Винс и К°», не значится ни в одном из справочников. Друзья Фэлкона, правда, и дальше пытаются копать в этом направлении, но, по их же словам, шансов на успех почти нет. Вернер Прауш — тоже загадочная фигура, человек без биографии. Фэлкон не видел его и ничего не слышал о нем с той встречи в пятницу в зале заседаний правления Южного Национального.
«Винс и К°», правда, обнаружилась, хотя тех приобретений, о которых говорил Чеймберс, за ней не значится. Три месяца назад компания купила за шесть миллионов крохотную фабрику по производству пластмасс. Вот и все. Не слишком впечатляющее достижение.
Фэлкон вошел в кафе. В ноздри ему ударил запах жареного бекона, и в животе заурчало. Он стряхнул с зонта капли дождя прямо на пол, что явно не понравилось мексиканцу за стойкой.
— Два яйца всмятку, бекон, тост и жареной картошки, — еще не доходя до стойки, бросил Фэлкон. Было уже почти десять утра, кафе пустовало, переводя дух между завтраком и ленчем, когда здесь не протолкнешься.
— Кофе? — Мексиканец говорил в нос. Выражение лица его было бесстрастным.
— Да.
Мексиканец повернулся и на ломаном английском велел принести что-то, совсем не похожее на то, что заказал Фэлкон. Впрочем, это не смутило его, так здесь всегда бывает, а подают то, что надо. Мужчина, стоявший у плиты, пробурчал что-то, бросил сигарету на кафельный пол, запустил ложку в старинный на вид, серебристого цвета горшок, подцепил огромный ломоть жира и начал размазывать его по сковороде. Фэлкон поспешно отвернулся. Не зря же говорят: если видишь, как готовят сосиски, никогда не станешь их есть.
Сделав заказ, Фэлкон направился к телефонной будке. Трубка была захватана жирными пальцами, и он вдруг пожалел, что не воспользовался телефоном в гостиничном вестибюле. Бросив в прорезь четвертак, Фэлкон набрал номер. В трубке послышались гудки.
— Отдел переводов, Эдди Мартинес.
— Привет, Эдди, это Эндрю Фэлкон.
— Доброе утро, мистер Фэлкон.
— Удалось обнаружить что-нибудь?
— Боюсь, что нет, а искал я очень тщательно.
— Вот черт! — Фэлкон огляделся, желая убедиться, что поблизости нет ничего подозрительного. — Ну что ж, ничего не поделаешь, но попробуйте еще раз, ладно?
— Разумеется, разумеется. А вы уже вернулись со своего семинара?
— Нет пока.
— Долгонько что-то.
— Это уж точно. Ладно, Эдди, очень прошу, не забывайте о моей просьбе. Это действительно важно.
— Хорошо.
Мартинес первым повесил трубку. Фэлкон ему нравился. Мало кто из занимающих такое положение, как этот человек, все эти банковские белые воротнички, столь уважительно обращаются с ним. Однако, похоже, происходит нечто такое, от чего ему лучше бы держаться подальше. У него жена, дети, о них нужно заботиться. Быть может, пришла пора потолковать обо всем этом с начальством.
Глава 18
ПРЕСС-РЕЛИЗ
Нью-йоркская инвестиционная фирма «Винс и К°», специализирующаяся на стратегическом партнерстве с предприятиями по производству пластмасс и химикатов, распространила сегодня утром через ведущие средства массовых коммуникаций и информационные агентства сообщение о намерении приобрести все находящиеся в наличии акции «Пенн-мар кемиклз корпорейшн» (ПМКК). Предлагаемая стартовая цена — 75 долларов за акцию. Официальный представитель «Винс и К°» подтвердил, что для осуществления данной сделки компания располагает банковским кредитом, иными долговыми обязательствами, а также собственным капиталом и не нуждается, таким образом, в привлечении дополнительных средств. Ведущим консультантом и со-инвестором «Винс и К°» является Южный Национальный банк. Тот же представитель добавил, что руководство компании рассчитывает завершить процесс приобретения акций к началу августа, когда будут выполнены требования Акта Уильямса.
Нью-Йоркская фондовая биржа. Бабушка всех остальных бирж. Само ее существование позволяет американскому бизнесу ежегодно аккумулировать сотни миллиардов долларов, идущих на пополнение текущего капитала, долгосрочные финансовые проекты, разного рода приобретения. Она также позволяет частным лицам — по крайней мере, предприимчивым частным лицам — получать суммы, значительно превышающие доходы от ценных бумаг и обычных рыночных операций. К тому же это самое азартное казино в мире. И хотя за минувшие годы расплодилось множество иных фондовых и товарных бирж, ни одна из них по своей влиятельности и возможностям не идет ни в какое сравнение с Большим табло.
Любой инвестор попадает сюда одним и тем же путем — через брокера. Любой — от менеджера средней руки с детьми, готовящимися к поступлению в колледж, и седовласой вдовы, озабоченной тем, что она оставит наследникам, до работника пенсионного фонда, через которого проходят миллиарды долларов, и консультанта тех, кто сам боится распорядиться своими деньгами. Разумеется, работник пенсионного фонда и консультант стоят в глазах брокера гораздо выше, чем рядовой менеджер или вдова, потому что играют они по куда более высоким ставкам, и, стало быть, при равных затратах энергии брокер получает куда более высокие комиссионные. Вообще-то так быть не должно. Все заслуживают одинакового внимания. Но в мире денег справедливость — редкая гостья.
После того, как брокер заведет заказы в компьютерную систему биржи, они поступают к посыльным — низкооплачиваемым клеркам, штурмующим Большое табло в надежде, как правило, бесплодной, познать тайны Уолл-стрит. Посыльные нетерпеливо переминаются возле разноцветных телефонных аппаратов, расставленных по периметру большого биржевого зала. Едва какой-нибудь из этих телефонов зазвонит и посыльный получит заказ, он стремглав бросается на поиски представителя фирмы, которому этот заказ адресован. Тот обращается к соответствующему специалисту и заключает сделку. При этом последовательность получения заказов и заключения сделок соблюдается далеко не всегда. В этом казино — и в большинстве других — любят тех, кто играет по-крупному.
Специалисты в буквальном смысле «делают рынок», каждый для своего пакета акций. Они располагаются в определенных местах биржевого зала, «на посту», — примерно так, как располагались торговцы на рыночной площади в Древней Греции. Если кто-нибудь пожелает продать или купить акции, допустим, Ай-би-эм, да и любой другой компании, ему надо найти соответствующего специалиста и выкрикнуть название фирмы. Специалист составляет список всех, кто хочет заключить сделку, и по какой цене, и на какую сумму. Таким образом, он видит рынок с обеих сторон. Если посредине образуется небольшой зазор, разницу можно положить себе в карман. На здешнем жаргоне это называется арбитражем. В казино — игрой краплеными картами. Действия специалиста — это тоже один из тщательно охраняемых секретов Уолл-стрит.
Летом посыльные и представители фирм передвигаются по заваленному бумагами полу большого биржевого зала с определенной целью, но в то же время с ленцой. Активные спекуляции, которыми отличаются последние недели весны, в июне — августе, когда все отправляются на летние каникулы, сходят на нет.
В этом смысле нынешнее июньское утро выдалось особенным. На Большом табло ощущалось напряжение. Переходя с места на место, представители фирм, посыльные, специалисты и иные работники биржи все, как один, бросали настороженные взгляды в угол, ближайший к входу в здание со стороны Уолл-стрит. В этом углу располагался «пост» «Грамман бразерз инкорпорейтед», специалистов по «Пенн-мар кемиклз». Сотрудники фирмы негромко переговаривались друг с другом и коллегами с биржи. Иные, считая, что они на короткой ноге с кем-нибудь из граммановцев, пытались выведать у них какие-нибудь сведения.
Пресс-релиз, появившийся в шесть утра и извещавший о тендере, которому, судя по всему, предстоит стать крупнейшим в истории такого рода сделок, был известен здесь всем. По слухам, циркулирующим на бирже, стартовая цена, семьдесят пять долларов за акцию, покажется правлению «Пенн-мар» несообразной и, стало быть, захватнической. По тем же слухам, как раз в настоящее время члены правления собрались для обсуждения этого вопроса в зале заседаний инвестиционного банка «Морган Стенли» в центре города. По первым признакам руководство компании, как и банкиры, рекомендуют правлению отклонить поступившее предложение. Что это за признаки и каким образом о них стало известно на бирже, никто не ведал — или не хотел в том признаваться, — однако же все сочли слух за свершившийся факт, по крайней мере, на данный момент.
Приняли на веру и то, что правление поручит банку «Морган Стенли» найти «белого рыцаря» — благорасположенного к компании участника тендера. И означать этого могло лишь одно: цена на акцию подскочит значительно выше семидесяти пяти долларов, причем даже до начала тендера, если, конечно, он вообще состоится.
Захват одного из старейших индустриальных гигантов Америки. Давненько такого не случалось, и вот вам пожалуйста — бомба разорвалась внезапно и как бы сама по себе. Словно большой рождественский подарок. Пусть никто бы в том не признался, но это возбудило всех, от ведущих трейдеров до самых мелких клерков. В воздухе запахло большими быстрыми деньгами. У всех участников торгов был такой вид, будто они нюхнули какого-то наркотика. И название этому наркотику — эйфория.
В тот день, как, впрочем, и всегда, торги на Нью-Йоркской фондовой бирже начались в девять тридцать утра. Сейчас было уже одиннадцать, а акции «Пенн-мар» все еще находились в замороженном состоянии. Распорядители придерживали их, или, как здесь говорят, держали флаг зачехленным, пока не разберутся в том, куда ветер дует. В обычный день общий пакет акций «Пенн-мар», переходящих из рук в руки, исчислялся в среднем четырьмястами тысячами. А сегодня, всего через полтора часа после открытия торгов, представители фирм получили заказы на шесть миллионов.
* * *
Чехол открылся, флаг взвился, и на бирже начался настоящий бедлам.— Покупай пять тысяч по семьдесят четыре с четвертью! — прокричал Кент Хауард, представитель фирмы «Смит — Барни», одному из специалистов «Грамман бразерз».
— Бесполезно, по такой цене никто не отдаст!
За таким гвалтом никто не мог ничего расслышать. В течение каких-то секунд на «посту» «Грамман» собрались представители по меньшей мере семидесяти фирм.
— Семьдесят пять ровно!
— Мимо! Начинаем с семидесяти шести! Все считают, что «Пенн-мар» будет зубами держаться за свое! Цена начнет расти, как на дрожжах!
Хауард бегло взглянул на свои каракули. Оторвав взгляд от записной книжки, он заметил одного из своих посыльных в пронзительно-зеленой биржевой униформе. Тот подпрыгивал от нетерпения сбоку от целой толпы трейдеров. Биржевики общались на языке пальцев; посыльный не имел ни малейшей возможности врезаться в толпу и передать распоряжение на словах. Хауард перегнулся через плечо какого-то трейдера и схватил за руку специалиста.
— Покупай двадцать тысяч по семьдесят шесть! Ни одна акция не должна проплыть мимо. — Последние слова он адресовал самому себе.
— Двадцать по семьдесят шесть, — кивнул специалист. — Заметано!
Хауард почувствовал, как в него кто-то врезался на полном ходу и рухнул при столкновении на пол. Хауард опустил голову. Улыбаясь во весь рот, на него снизу смотрел Джек Вагнер, бородатый брокер, представляющий интересы компании «Пейн Уэббер».
— Ну и денек нас ожидает, Кент! Такого давненько уже не случалось.
— Это точно. — Хауард протянул ему руку. — Поднимайся, а то затопчут.
* * *
Виктор Фаринхолт наклонился над столом в своем кабинете «Лоудстар инвестмент менеджмент» и, повернувшись к Питеру Лейну, яростно потряс какой-то бумажкой.— О Господи, Лейн, от кого у тебя этот подарок? — прорычал он.
Питер Лейн заерзал в кожаном кресле.
— Что-что? — В ушах его почему-то зазвенело.
— Ты что, ничего не знаешь?
— О чем это ты? — с удивленно-невинным выражением осведомился Лейн. — Утренний выпуск «Файнэншиал кроникл» я читал. — На самом деле ничего он не читал. — Но никаких сенсаций там не обнаружил.
— Значит, плохо читал.
— Как это понять?
— Ты что, ничего не слышал?
— А что я должен был слышать? — начал раздражаться Лейн.
— Какая-то инвестиционная компания только что объявила о своем намерении заполучить «Пенн-мар кемиклз». Она готова выложить семьдесят пять долларов за акцию.
Лейн невидящими глазами посмотрел на Фаринхолта. Наконец до него дошло то, что следовало бы давно уже понять. Ему показалось, словно его молотом по лбу ударили. Лейна используют, и хотя, для чего именно, пока не совсем ясно, ничего хорошего это ему не сулит.
Он попытался сохранить самообладание, не выдать чувств.
— Что ж... это здорово. Мы чуть не в одночасье более чем удвоили состояние президента. — Лейну требовалось время, чтобы обдумать ситуацию.
— Ты что, полный идиот? Да ты хоть чуточку соображаешь, что произойдет, когда о наших делах прознают газеты? Ведь мы купили от имени президента пакет акций за считанные недели до того, как они стали мишенью каких-то налетчиков!
— Да ничего не произойдет. Ничего дурного мы не сделали. К тому же почему газеты должны что-то знать о наших инвестициях?
Фаринхолт покачал головой.
— Мы обязаны сообщать обо всех сделках, заключенных от имени выборных лиц, а газеты следят за этими сообщениями с почти религиозным рвением. — Он понизил голос. — Большую часть своей сознательной жизни я потратил на строительство этой компании, а из-за твоих действий она может рухнуть за несколько дней.
— Да что ты так разволновался? «Пенн-мар» — крупная американская компания. Что дурного в том, если президент купит десяток-другой ее акций? Больше того, с его стороны было бы весьма непатриотично не иметь их. Разве не так? — Лейн поднялся. — По-моему, ты все преувеличиваешь.
— Ничего я не преувеличиваю! — Фаринхолт грохнул кулаком по столу и, стараясь успокоиться, глубоко вздохнул. — Нас обвинят в использовании конфиденциальной информации.
— С чего бы это?
— Я убежден, что так оно и есть. — Фаринхолт посмотрел Лейну в глаза. — Я никогда не доверял тебе. Скользкий ты тип, и зачем я только с тобой связался. Предупреждали же меня промышленники — держись от него подальше.
— Знаешь что, Виктор, я остановился на «Пенн-мар» после самого тщательного анализа. Что же касается твоих личных выпадов, то об этом я даже говорить не хочу.
— После тщательного анализа? Что ж, покажи мне свои расчеты, выкладки, поделись секретами компьютерного моделирования — всем тем, что заставило тебя решить, будто «Пенн-мар» — хорошее инвестиционное поле для президента.
Лейн закашлялся. Никаких выкладок или компьютерных моделей у него не было, как и разумных оснований рекомендовать вкладываться именно в «Пенн-мар». Он просто взял деньги — четыреста тысяч долларов из пятисот, лежащих на счету в банке на Каймановых островах, — в обмен на обещание сделать так, чтобы «Лоудстар» связала президента с «Пенн-мар». Кому это понадобилось, Лейн понятия не имел. На самом деле у него была единственная встреча — с одной привлекательной девицей. Сначала та познакомилась с ним, потом передала запрос и, наконец, положила на счет полмиллиона. Она все время повторяла, что представляет интересы серьезных людей. И давала тому весомое подтверждение — наличные.
— Ты действительно анализировал ситуацию, Питер?
— Все расчеты у меня на работе.
— Не лги мне, Питер. Кто подкупил тебя? Я должен знать это. Когда вся эта история выйдет наружу, мне придется давать объяснения. И у меня нет не малейшего желания, чтобы из-за тебя пошло прахом дело моей жизни.
Лейн направился к двери, но на полпути остановился и, повернув назад, ткнул пальцем в сторону хозяина кабинета:
— Дай мне пять минут, и я соберу все нужные бумаги. Распечатку сделаю.
— Пять минут, Лейн.
Лейн захлопнул за собой дверь. Его кабинет находился слева по коридору, но он повернул направо, в сторону приемной. По мере того, как он приближался к выходу из здания, шаг его сначала сменился бегом трусцой, а потом Лейн и вовсе перешел на спринтерскую скорость.
* * *
Сидя за небольшим письменным столом в углу зала заседаний юридической фирмы «Данлоп и Лейтем», превратившегося в штаб-квартиру их общей команды, Фэлкон вглядывался в цифры, прыгающие на экране компьютера. Оборудование поставили сюда по его просьбе, чтобы по ходу рутинной работы фирмы, пока другие члены команды составляют план на день, он мог бы отслеживать движение цен на рынке. Одно только плохо — показания экрана ему явно не нравились.Остальные — Чеймберс, Барксдейл и Скотт Бартоломью, их коллега из юридической конторы, — сидели по одну сторону длинного стола, занимавшего большую часть зала, и о чем-то говорили, как всегда, вполголоса. Время от времени в зал незаметно проскальзывали молодые служащие с тем или другим сообщением или с бумагой на подпись. Сидевшие за столом выслушивали сообщение, подписывали документы, не обращая при этом ни малейшего внимания на курьеров. Они были слишком поглощены своим делом. Ведь речь идет о тридцати двух миллиардах долларов. Это, согласитесь, сумма.
— Ну, что там нового, Фэлкон? — с этим вопросом Барксдейл обращался к нему каждые четверть часа. Таков был его способ сбросить нервное напряжение. На курение в зале Чеймберс наложил вето, поэтому Барксдейлу требовалось что-то другое.
— Ничего. — Фэлкон бросил взгляд на часы. Три пятьдесят, десять минут до конца торгов.
И вряд ли что-то будет до четырех, когда закрываются рынки. В общем-то так всегда происходит. Другая сторона выжидает этого момента, чтобы выступить с тем или иным заявлением. Никто не хочет обнародовать информацию, способную расшатать рынок. Хотя глупо, конечно, ибо ведь в любом случае торговля продолжается в тени.
— Цена сейчас какая? — осведомился Бартоломью.
Фэлкон пробежался пальцами по клавиатуре.
— Акции «Пенн-мар» идут по восемьдесят одному доллару.
— А максимум?
— По состоянию на три часа по восемьдесят одному доллару семьдесят пять центов. За последние пятьдесят минут кривая пошла немного вниз, но зато сам пакет распух неправдоподобно — почти на пять миллионов акций. Таким образом, всего за день было продано около двадцати миллионов.
Бартоломью со свистом втянул воздух.
— Ребята-арбитры, те, что купили акции в самом начале торгов по семьдесят пять, начинают нервничать, ведь официального заявления представителей «Пенн-мар» все еще нет. Они боятся, что «Пенн-мар» примет наше предложение, и тогда цена покатится вниз, к стартовой отметке, а для них это чистая потеря денег.
— Так оно и есть. — Фэлкон обернулся к Бартоломью. — Любой из них скажет примерно так: «Слушайте, за последние несколько часов я сделал на каждой акции по пятерке. С какой же стати мне рисковать этим заработком, если новых предложений не слышно?»
Бартоломью приятно удивил Фэлкона. Он оказался гораздо более сведущ в этих делах, чем предполагал Фэлкон. Во всяком случае, всю необходимую документацию подготовил как положено.
— Но ведь восемьдесят один доллар — это на шесть больше, чем наша стартовая цена, и все должны подозревать, что вот-вот прозвучат новые предложения. — Барксдейл постучал по столу своей безвкусно-роскошной ручкой.
— Естественно. — Чеймберса было едва слышно. Его явно раздражала манера Барксдейла констатировать очевидное.
Рак. Скрипучий голос — его последствие. Фэлкон пристально посмотрел на Чеймберса. Старик выглядел хуже, чем во время их последней встречи в конференц-зале Южного Национального. Ему вдруг стало грустно. Чеймберс долго не протянет. Фэлкон мало знал этого человека, но всегда испытывал тоску, когда смерть так очевидно стучалась в дверь.
— Вернер Прауш здесь появится?
— Нет, он в Германии. — Чеймберс повернулся к Фэлкону и сузил глаза. — Но я буду держать его в курсе.
— Эндрю, как вы считаете, не пора еще связаться с руководством «Пенн-мар»? — спросил Бартоломью.
Фэлкон перевел на него взгляд. Про себя он отметил, что сдвига пока нет. Бартоломью все еще называет его по имени. Но это ненадолго. Долго этого никогда не бывает.
— Пока не время, Скотт, — проговорил Фэлкон. — Подождем еще немного, посмотрим, что будет, когда закроются рынки.
— Ну что ж, — помолчав, согласился Бартоломью. Утонув в глубоком кресле, он уперся локтями в ручки и прижал пальцы к губам, словно в молитве.
Вот что Фэлкону и нравилось в нем. Бартоломью умел думать, сдерживаться и не любил говорить только ради того, чтобы послушать себя самого. И если говорил, то по делу. Таких не часто встретишь.
Фэлкон пересел со стула в большое кожаное кресло рядом с Бартоломью.
— Нам известно, что все шишки заседают сейчас в здании банка «Морган Стенли», — начал Фэлкон, глядя в большое окно конференц-зала. Расположенное на пятьдесят четвертом этаже здания на Пятой авеню, оно открывало впечатляющий вид на полуденный Манхэттен в центральной его части. — И поверьте мне, заседать они будут долго. Очень долго.
Внезапно массивная дверь в конференц-зал распахнулась и в комнату влетела Рэчел Конвей, юная девица из штата юридической конторы. Четверо мужчин и не подумали встать.
— Извините, что врываюсь, но...
Фэлкон уже направлялся к компьютеру. Конца этой фразы он не услышал. Несколько щелчков по клавишам, и вот вам пожалуйста: официальное заявление. Лаконичное и обнадеживающее. Фэлкон считал его с экрана всем остальным: