«Сегодня днем совет директоров „Пенн-мар кемикл корпорейшн“ отверг как неадекватное, более того, „захватническое“ предложение о тендере, выдвинутое несколькими часами ранее компанией „Винс и К°“. Совет решил, исходя из интересов всех вкладчиков, рассмотреть иные, более привлекательные предложения. Совет дал распоряжение своему основному финансовому партнеру, банку „Морган Стенли“, связаться с корпорациями, которые могут проявить стратегический интерес к приобретению „Пенн-мар“».
   Фэлкон обвел взглядом собравшихся.
   — Что ж, господа, полагаю, нам незачем даже пробовать связаться с руководством «Пенн-мар». Нас хотят принести в жертву. Это война.
* * *
   Фэлкон вернулся в конференц-зал с чашкой дымящегося черного кофе. Было уже одиннадцать вечера. Чеймберс дремал, сидя на стуле; Барксдейл вышел в соседний кабинет, чтобы сделать несколько телефонных звонков. Бартоломью отправился заниматься каким-то другим делом.
   Фэлкон тихо приблизился к окну и взглянул на сверкающую огнями улицу. Может, удастся вырваться на несколько часов к Дженни. После того памятного свидания, три дня назад, они несколько раз говорили по телефону, но увидеться так и не удалось. Фэлкон засмеялся. Странно, черт возьми, с чего это вдруг Дженни так заинтересовалась его делами. Буквально по минутам просит описать день. Эндрю поднес чашку ко рту.
   — Ой!
   — Что, слишком горячий? — осведомился Чеймберс.
   — Ну да. — От неожиданности Фэлкон обернулся так стремительно, что едва не расплескал кофе.
   Глаза у Чеймберса превратились в едва заметные щелочки. Этот длинный день вымотал его.
   — Вообще-то мне следовало бы поблагодарить вас за то, что вы тогда, в Южном, сделали для меня. Но почему-то не хочется.
   Фэлкон улыбнулся и поддернул ярко-красные подтяжки.
   — Дело ваше. — Он вернулся к столу и сел напротив Чеймберса. — Позвольте задать вам один вопрос.
   — Ну, что там у вас? — пробурчал Чеймберс.
   — В тот раз, закашлявшись впервые, вы назвали одно имя. «Кэтрин, Кэтрин, помоги мне», — повторяли вы. Мне известна ваша биография. Вашу жену зовут иначе. Так вот, я и хотел спросить, может, нам следует что-то знать? — Фэлкон подмигнул старику.
   — На что это вы намекаете, мистер Фэлкон? — прошипел Чеймберс.
   — Ну, я не знаю, секретарша, приятельница дочери, — Фэлкон попытался улыбнуться как можно простодушнее.
   Чеймберс медленно поднялся со стула.
   — Вообще-то, Фэлкон, я не обязан перед вами отчитываться. И все же скажу. Кэтрин — имя моей сестры. — Чеймберс мельком взглянул на Фэлкона. — Вот сидите вы передо мной с этой дурацкой ухмылкой на лице, такой победоносный, такой молодой, — сколько вам, тридцать пять, меньше? А попробовали бы ходить с памперсом в штанах величиной с одеяло, зная, что он может понадобиться в любую минуту. Попробовали бы разжевывать филе-миньон. Ходить под себя ночью. Испытайте все это — и скажите: уверены ли вы в себе хоть чуть-чуть? Единственное, о чем я сожалею, так это о том, что меня уже не будет, когда вас настигнут эти радости. Впрочем, тогда я буду счастлив. Буду мертв. — И Чеймберс, не произнеся более ни слова, медленно вышел из комнаты.
   Фэлкон сидел, задумчиво глядя на все еще дымящийся кофе. Чеймберс прав. Старость — не радость. Он сочувствовал ему. Одно только смущало его. У Чеймберса нет сестер, только брат во Флориде. Фэлкон готов был пари держать, что Кэтрин — одна из прежних секретарш Чеймберса.
   Фэлкон откинул голову и прикрыл глаза. Сегодня для него исторический день. Он подготовил тендер, так как знал финансовый мир и тем самым запечатлел свое имя в анналах. Фэлкон покачал головой и открыл глаза. Конкуренты не дремлют. Носом землю роют. Он их нюхом чуял. Теперь надо защищать свое. Видит Бог, «Пенн-мар» нужна ему.

Глава 19

   Конференц-зал юридической конторы «Данлоп и Лейтем» напоминал театр военных действий. Участники их провели здесь три дня, и длинный стол был завален коробками из-под пиццы, в которых сохранились кусочки сыра, полупустыми банками от самых разнообразных прохладительных напитков, всяческими документами и вообще горами бумаги. Ковер и шторы пропахли сигарным дымом. Барксдейл так и не смог обойтись без четырех сигар, контрабандой принесенных им сюда вчера днем. Дождавшись, когда остальные удалились в кабинет Бартоломью на срочное совещание со специалистами по антитрестовскому законодательству из юридической конторы «Дэвис и Полк», Барксдейл жадно выкурил сигары одну за другой. Чеймберс по возвращении набросился на него, но было уже поздно — дело сделано. Комната провоняла дымом.
   На улице грохотал гром, отблески молний плясали по крышам небоскребов Манхэттена.
   — Этого еще только не хватало. — Фэлкон на мгновение оторвался от компьютера и бросил взгляд в окно.
   — В чем дело? — осведомился Барксдейл.
   Пальцы Фэлкона еще быстрее забегали по клавиатуре нового компьютера, установленного здесь сегодня утром.
   — Если в здание попадет молния и выбьет электричество, я все свои записи потеряю. — Фэлкон поспешно начал переводить их на дискету.
   — Что это вы делаете? — спросил Бартоломью. Никто из собравшихся здесь нынче ночью не возвращался домой и, стало быть, не имел возможности принять душ и переодеться. Но Бартоломью выглядел свежим, как обычно. На рубашке ни единой морщинки, брюки — по стрелочке, и даже мешков под глазами почти нет.
   Фэлкон снова оторвался от компьютера. Около трех утра ему пришло в голову, что спокойствие Бартоломью — отнюдь не игра на публику.
   — Вы когда-нибудь устаете? — спросил он. Ведь только Бартоломью, единственный из всех четверых, ни на минуту не прилег отдохнуть в одном из кабинетов конторы.
   Тот лишь улыбнулся в ответ. Славный малый. Острый на язык, как и большинство людей его профессии, он скрашивал томительные и скучные часы пребывания здесь.
   — Как и моему герою Наполеону Бонапарту, — ответил Бартоломью, — мне достаточно для сна пяти часов, а одну-другую ночь могу и вообще пропустить.
   — Так чем все же вы там заняты? — резко спросил Чеймберс, словно задетый тем, что Фэлкон так и не ответил Бартоломью. Но теперь он всегда разговаривал с Фэлконом таким тоном.
   — Пытаюсь понять, сколько заплатит за «Пенн-мар» этот химический монстр из Германии, «Хехст».
   — Забудьте о нем, дела там идут неважно. Займитесь лучше «Дюпон», — велел Чеймберс.
   — Пусть неважно, но проблема в том, что марка сейчас отлично стоит в соотношении с долларом и, учитывая это, немцы могут купить «Пенн-мар» довольно-таки дешево.
   Чеймберс собрался возразить, но тут на столе заверещал один из многочисленных телефонов.
   — Да? — Бартоломью немедленно поднял трубку. — Минуту. Фэлкон, это вас.
   Ну вот. Теперь и Бартоломью обращается к нему по фамилии.
   Фэлкон подошел к телефону.
   — Да?.. Да... Сейчас?.. Прямо сейчас? Ясно. — Фэлкон повесил трубку.
   — Ну, что там? — Барксдейл подался вперед.
   Фэлкон взял пульт и включил встроенный в стену небольшой телевизор. Экран засветился, и Фэлкон нашел канал Си-эн-эн.
   — Приятель с биржи звонил, говорит, надо смотреть Си-эн-эн. Вроде какое-то заявление передают.
   — Что за заявление? Что вообще, черт возьми, происходит? — Барксдейл потянулся за очередной сигарой.
   — Я попросил бы вас не курить здесь, — с нескрываемым раздражением сказал Бартоломью.
   Фэлкон впервые видел его таким. Похоже, и он дошел до края.
   — А ну-ка заткнитесь. — Барксдейл взял себя в руки. — Я плачу вам...
   — Ничуть не бывало! Это я плачу. — Чеймберс метнул взгляд на Барксдейла. — Уберите эту штуковину. Я четко выражаюсь?
   Посмотрев на Чеймберса, Барксдейл вернул длинную сигару на место и захлопнул крышку серебристого портсигара.
   Фэлкон продолжал манипулировать кнопками пульта — мальчик для битья, собака, которую всегда можно пнуть в бок, тот, на ком Чеймберс всегда готов сорвать зло. Вот, собственно, его роль в этой сделке.
   Диктор Си-эн-эн, глядя прямо в камеру, говорил:
   — Повторяю, компания «Дюпон де Немур» только что объявила о своем намерении участвовать в тендере на приобретение «Пенн-мар кемиклз». Предлагаемая цена — восемьдесят два доллара за акцию. Оплата наличными. Между тем, не далее, как два дня назад, нью-йоркская инвестиционная фирма «Винс и К°» заявила о своих претензиях на тех же условиях, только по семьдесят пять долларов за акцию...
   — Проклятие! — Барксдейл швырнул банку из-под пепси в стену, едва не угодив в телевизор.
   — Заткнитесь, Фил! — В этот момент Фэлкону было наплевать на то, как отреагирует Барксдейл. Мир идет с катушек, и ему необходимо услышать, что говорит диктор. События развиваются по худшему сценарию. Кошмар какой-то. Впрочем, Чеймберс давно предупреждал о такой возможности. Эндрю искоса посмотрел на него. Удивительно, но старик оставался спокоен, почти безмятежен.
   — Что-что вы сказали, Фэлкон? — взревел Барксдейл.
   — Он велел вам заткнуться и не мешать всем нам слушать. По-моему, это совсем недурной совет. — Чеймберс в упор посмотрел на вице-президента Южного Национального.
   Фэлкон недоверчиво улыбнулся. С чего бы это старик вдруг взял его сторону?
   — «...в таком случае общая цена составит примерно тридцать три миллиарда долларов, а с учетом долгов „Пенн-мар“ эта сумма вырастает еще на два миллиарда, что превращает сделку в крупнейший в истории тендер. Официальный представитель „Дюпон“ заявил, что в первое время „Пенн-мар“ будет продолжать действовать самостоятельно, но постепенно, шаг за шагом, войдет в состав финансовой империи „Дюпон“. Представитель признал, что у министерства юстиции США, с учетом требований антитрестовского законодательства, могут возникнуть возражения против слияния двух компаний, имеющих множество побочных деловых интересов, но добавил, что сейчас комментировать предполагаемые шаги министерства было бы преждевременно».
   Вновь зазвонил телефон. Фэлкон приглушил звук телевизора.
   Бартоломью поднял трубку.
   — Минуту. — Он кивнул Фэлкону.
   — Кто там?
   — Бхутто.
   Киран Бхутто возглавлял отдел по слияниям и укрупнениям в банке «Морган Стенли». Карьера, которую он сделал там после окончания Уортоновского колледжа двенадцать лет назад, вошла в легенду. Ему было сейчас тридцать восемь. Фэлкон, когда был сотрудником, а затем партнером в банке «Уинтроп, Хокинс и К°», порой выступал и в союзе с Бхутто, и против него.
   Фэлкон схватил трубку и отошел к окну.
   — Привет, Киран.
   — Ну что, Фэлкон, как вы там? — Бхутто отличался исключительной приветливостью, как, впрочем, и все знакомые Фэлкону индийцы. Приветлив и чертовски умен.
   — Спасибо, все нормально. — Фэлкону нравился акцент собеседника и еще то, что в разговоре он порой меняет порядок слов. — А вы?
   — Да тоже вроде все путем. Слушайте, Фэлкон, не сомневаюсь, вы уже в курсе того, что «Дюпон» собирается приобрести «Пенн-мар».
   — Да, мы тут только включили Си-эн-эн. Поздравляю. Немного же вам, ребята, понадобилось времени, чтобы отыскать «белого рыцаря».
   — Работаем, работаем. Но в общем-то я звоню сообщить о том, что мой клиент, то есть «Пенн-мар», собирается разумно подойти к сложившейся ситуации.
   — А чуть подробнее нельзя, Киран? Что значит «разумно»? — Фэлкон повернулся и посмотрел на присутствующих. Они не сводили с него глаз. Он вновь обернулся к окну. Итак, партия начинается. Бхутто и пяти минут не выдержал. Ему надо точно знать, как Фэлкон воспринял известие, чтобы прикинуть шансы противника на контрнаступление.
   — Там понимают, что вы и ваши клиенты вложили в это дело немало энергии и времени. И хотят, чтобы вам воздали по справедливости.
   — Чудесно, в таком случае пусть «Дюпон» отзовет свое предложение.
   — Забавный вы малый, Фэлкон.
   — В таком случае объясните, что вы понимаете под справедливостью.
   — Мы готовы продать вам те сферы деятельности «Пенн-мар», которые покажутся вашим клиентам наиболее привлекательными. Что бы то ни было. Не знаю, европейский рынок, рынок по реализации каких-то особых продуктов. Сами решайте. Почему бы нам на следующей неделе не встретиться и не потолковать об этом? В понедельник, вторник — на ваше усмотрение.
   — Моим клиентам нужно все.
   — Фэлкон, но вам ведь известны возможности «Дюпон». К чему осложнять ситуацию? Берите кусок и радуйтесь жизни. А потом — по домам.
   — Мы перебьем предложение «Дюпон».
   — Его руководство настроено серьезно. Вам не победить. «Дюпон» последует за вами и всегда будет на очко впереди. Они полны решимости заполучить эту компанию. Вы подниметесь до восьмидесяти девяти, возможно, девяноста долларов за акцию. Все эти последние дни я считал и пересчитывал. Мне ведь известно, какие банки за вами стоят.
   — А откуда взялся основной капитал, вам тоже известно?
   На противоположном конце провода наступило молчание, и оно сказало Фэлкону все, что он хотел знать. Бхутто не до конца выполнил домашнее задание или, возможно, столкнулся с теми же препятствиями, что и он, Фэлкон, в своих неустанных поисках.
   — Ну разумеется, известно.
   — И откуда же?
   — Вы что, за дурака меня принимаете? Хотите, чтобы я все свои карты раскрыл?
   — Хоть страну назовите. Назовите страну, дающую основной капитал.
   — Да идите вы к черту, с чего бы мне с вами откровенничать?
   — Ладно, малыш, коль скоро у вас нет на этот счет ни малейшего представления, а для меня это никакого труда не составит, слегка намекну. Я назову вам континент — Европа. Континент называется Европа. И никто — ни вы, ни «Уолл-стрит джорнал», ни «Файнэншиал кроникл», ни Си-эн-эн не знают, чьи в действительности деньги стоят за этой сделкой. — Фэлкон бросил быстрый взгляд на Чеймберса. Старик улыбался. — Покопайтесь в архивах европейских химических компаний, и вы немного приблизитесь к разгадке. «Дюпон» — большое предприятие. Очень большое. Но и ему не сравниться с нашим консорциумом. — Все это был чистый блеф, но, черт возьми, пора начинать игру в покер. — Так что у вас есть шанс самому избавиться и избавить «Дюпон» от лишних неприятностей. Не стоит перебивать наше очередное предложение. Конечно, мы предоставим «Дюпон» кое-какие возможности, так чтобы ваш клиент не выглядел полным идиотом. А потом шепнем кое-что руководству «Пенн-мар», чтобы ни вы, ни ваш банк не выглядели идиотами. Мы заверим руководство «Пенн-мар», что желаем работать после завершения сделки рука об руку. А заодно скажем, что уж «Дюпон» и месяца не пройдет, как даст им под зад. Между прочим, сами-то вы слышали сообщение корреспондента Си-эн-эн? Позвольте процитировать: «Некоторое время „Пенн-мар“ будет действовать самостоятельно, а затем постепенно вольется в компанию „Дюпон“». Или что-то в этом роде. Позвольте сказать со всей прямотой. Если «Дюпон» победит, все вы, ребята, — трупы. Как по-вашему, где в случае победы «Дюпон» будет копать в первую очередь, чтобы хоть немного возместить деньги, потраченные на эту сделку? Да в карманах тех, кто, наверное, сидит сейчас с самодовольными улыбками на физиономиях вокруг вас и слушает наш разговор. Победитель покопается в карманах ребят с хорошими чековыми книжками. Под самый дых даст им «Дюпон». Кстати, почему бы вам не переключить меня на кого-нибудь из них. Могли бы поговорить.
   — В этом нет нужды.
   — Ну так поговорите с ними сами, Киран. Окажите им эту услугу. Просветите их. Сберегите им кучу денег.
   — Я еще свяжусь с вами, Фэлкон.
   Фэлкон положил трубку и повернулся к членам команды. Все они уже были на ногах и аплодировали ему. Даже Чеймберс.
* * *
   Резерфорд не хотел слишком долго разговаривать по телефону с этой женщиной.
   — Все это время вы оказывали нам чрезвычайно ценную помощь. Мне и далее нужно бы получать информацию о Фэлконе.
   — Вы будете получать ее. То есть я и впредь собираюсь снабжать вас такой информацией. Ведь мы же условились об этом.
   Резерфорд по голосу слышал, как напряжена женщина. Она места себе не находит от страха. Именно это и было ему нужно.
   — Ну да, и мы свои обязательства выполним. Не забывайте, как и прежде, о нас, а уж мы о вас позаботимся. — Прозвучало это не лучшим образом, и Резерфорд сразу спохватился: следовало как-нибудь иначе сказать.
   — Как раз это меня и пугает. — Женщина попыталась шуткой смягчить неловкость. Она вроде бы засмеялась даже, но не очень это получилось, последние слова пришлось проглотить.
   — Нет, нет, вы меня неправильно поняли. Извините, я просто неловко выразился.
   Женщина промолчала.
   Ну и черт с ней. К тому же она права, не так ли? Когда все закончится, Феникс получит свой приз, и после нескольких часов немыслимых мучений — уж за это Резерфорд готов поручиться — о ней действительно позаботятся. Грей порежет ее на мелкие части, погрузит останки в пятидесятипятигаллоновую цистерну и бросит в океан. Малейших следов не останется. Феникс работает чисто.
   Резерфорду надоел этот разговор.
   — Ну что ж, спасибо, что уделили мне время. Уверен, это не последний наш разговор. Всего доброго.
   — Всего доброго. — Ее голос слегка дрогнул.
   Резерфорд повесил трубку. Дела складываются так хорошо, как он и помыслить не мог.

Глава 20

   Это был лишь небольшой проем в густых зарослях, место, где ветви деревьев и огромные виноградные лозы, норовящие обвиться тебе вокруг шеи, хоть немного расступались. Звезд из-за густого зеленого шатра тропического леса было не видно, и это облегчало дело — тот же шатер закрывает обозрение любопытствующим пассажирам пролетающих самолетов.
   Феникс Грей посмотрел на мерцающий циферблат электронных часов. Семь минут третьего, утро. Путь получился долгим — шесть часов, — но в конечном счете все неудобства окупятся.
   Из Санто-Доминго, столицы Доминиканской Республики, он и четверо его спутников добрались машиной да Сан-Кристобаля, в сорока километрах к западу. Лимузин въехал в помещение какого-то склада на окраине города, где его пассажиров проводили вниз по длинной лестнице, ведущей сквозь туннель в другой склад. Здесь они провели еще три четверти часа, после чего, завязав им глаза, их усадили на заднее сиденье «лендровера». Два часа их подбрасывало на ухабах проселочных дорог, пролегающих через доминиканские джунгли. С каждым новым километром дороги становились все хуже, но вот, в конце концов, машина остановилась, пассажирам помогли выйти и сняли с глаз повязки. Затем еще в течение часа они пробирались тропическим лесом, кишащим насекомыми.
   Феникс стер пот со лба и прихлопнул очередного комара. Шесть часов. Долгий, кружной путь. Но осторожность не бывает лишней. Да и в конце концов, Резерфорду не обязательно знать об этой маленькой экскурсии.
   Все эти шесть часов спутники не обменялись ни словом. Они не представились друг другу, не обменялись любезностями, не вели пустых разговоров. Да и к чему бы? Никого из них Феникс Грей больше никогда не увидит. Каждый из них заплатил за этот вечер по двадцать пять тысяч долларов, но ведь не на установление же товарищеских отношений пошли эти деньги.
   Все сидели, погруженные в свои мысли, в темноте на складных стульях, расставленных полукругом по границе света, падающего из двух фонарей.
   Грей почувствовал приближение женщины еще до того, как увидел ее или услышал шаги. В ночном воздухе появился слабый запах духов, и Грей сразу уловил его. Он обладал фантастическим обонянием и всегда, когда нужно, использовал его. Годами Грей приучал себя не полагаться только на слух и зрение, и как раз умение максимально применять все способности — наряду с полной атрофией чувства сострадания — превратило его в идеальную машину для убийства.
   Феникс Грей не был крупным мужчиной. Сложением он отличался скорее средним, но оно и к лучшему, ибо это позволяло с помощью определенных косметических средств предстать человеком корпулентным, а вот здоровенному мужику не удастся выглядеть маленьким. Грей не имел никаких отличительных примет — ни шрамов, ни родимых пятен — ничего. И это тоже к лучшему. Грим ведь применить всегда можно — как, например, нынче ночью бородавку на левую ноздрю, а вместе с ней бороду, усы, накладные ресницы; все искусственное, а внешность изменяется до неузнаваемости.
   Но при всем своем небогатырском сложении, Грей обладал редкостной физической силой. А вдобавок к ней владел карате и постоянно совершенствовал его приемы. Несмотря на вес и телосложение противника, он всегда мог лишить его всех преимуществ, отключив руку или ногу. В прежние времена Грей нередко убивал противников голыми руками, правда, это было давно. Может, стоит попытаться вновь, лишь для того, чтобы убедиться: мастерство не утрачено.
   Пятеро зрителей наблюдали за тем, как двое мужчин, белый и черный, вытаскивают на освещенный участок молодую женщину. Феникс ощутил легкое нетерпение, кровь быстрее побежала по жилам; впрочем, он тут же овладел собой. Кроме туфель на высоких каблуках, на женщине ничего не было, но не нагота подогревала интерес Грея. И вообще-то что героиней представления будет женщина, его не занимало. Это мог бы быть и мужчина, как, допустим, четыре месяца назад в Бирме. Нет, не пол объекта был главным для Грея.
   Женщина негромко всхлипывала, но никто не обращал на это ни малейшего внимания. Вот только Грею понравилось, что она плачет. Это свидетельствует о том, что наркотиками ее не накачали, а ведь это понизило бы интерес к спектаклю. На вид Грей дал ей лет двадцать. Пульс участился и Грею вновь пришлось остудить себя.
   Двое мужчин развернули женщину лицом к дереву, и при помощи упругого белого шнура связали за спиной руки. Она пыталась сопротивляться, но тщетно — мужчины были слишком сильны.
   Посреди освещенного полукруга в большой пластмассовой ванне лежал огромный кусок льда. Ровно тридцать дюймов в высоту, с поверхностью площадью шесть футов в длину, четыре в ширину, лед ждал свою жертву — женщину. Жаркий воздух тропической ночи делал свое дело — лед уже начал таять. Грей в очередной раз стер пот со лба. Интересно, как это, — подумал он, — умудрились они притащить эту ледяную громадину в самую гущу тропического леса.
   Двое головорезов перенесли женщину на льдину, а сами встали по обе стороны от нее. Со связанными за спиной руками, на каблуках-шпильках, она едва держалась в вертикальном положении. Грей искоса посмотрел на пожилого мужчину, сидевшего рядом с ним. Все то время, что пара наемников занималась своим делом, тот не сводил с женщины плотоядного взгляда. Ему-то уж точно не был безразличен пол жертвы.
   Женщина вдруг вскрикнула и попыталась вырваться. На мгновение показалось, что оба мужчины вот-вот потеряют равновесие и упадут. Этот рывок явно застал их врасплох. Все же на ногах они удержались и, не мешкая, принялись за свое. Женщина продолжала сопротивляться, но это было бесполезно. Куда ей против такой силы? Она была беззащитна.
   Феникс Грей улыбнулся. Смотри-ка, а ведь она боец. Вечер обещал стать весьма интересным, двадцати пяти тысяч не жалко. Что бы сказал Резерфорд, узнав об этом приключении? Впрочем, ответ на этот вопрос был Грею известен.
   С ветки высокого дерева зловеще свисала петля. Белый мужчина просунул в нее голову женщины и немного затянул, чтобы петля захлестнулась вокруг ее шеи. Веревка свисала с ветки свободно, до конца оставалось еще несколько дюймов. Это позволит зрителям в полной мере насладиться представлением. Чернокожий мужчина что-то прошептал женщине на ухо и вместе с напарником осторожно соскочил с льдины.
   Зрительный зал молча наблюдал за происходящим на сцене. В лесу не было слышно ничего; на умоляющие всхлипывания женщины никто не обращал ни малейшего внимания.
   Вскоре на поверхности льда начали образовываться лужицы, а веревка незаметно, понемногу, натягивалась. Чувствуя, как она все больше и больше сдавливает ей горло, женщина быстро проговорила что-то по-испански. Она пронзительно кричала, рыдала, сулила мучителям все, что они пожелают, но никто опять-таки не слушал ее. Тогда женщина перешла на английский, произнося единственно известные ей слова: «Помогите, ну помогите же, умоляю», — с тем же результатом. Эти люди приехали сюда посмотреть, как она умирает.
   Они и смотрели. Вот она собралась вроде бы оторвать ноги от поверхности льда, чтобы поскорее положить конец страданиям, но так и не решилась. Инстинкт жизни оказался сильнее. Но он лишь продлил ее агонию — и вместе с тем продлил извращенное удовольствие публики.
   Наблюдая за этой борьбой со смертью, Грей задрожал. Сколько времени уже продолжается это представление? Он понятия не имел, и оттого спектакль нравился ему еще больше. Он позволял забыть все остальное.
   По мере того, как таял под ногами лед, подбородок женщины задирался все выше, веревка затягивалась все сильнее. Сопротивляясь, она пыталась подняться на цыпочках, но подошвы туфель скользили, и с каждым ее усилием петля затягивалась все туже и туже. Конец был уже близок, это все чувствовали.
   Поверхность льда настолько истончилась, что женщина не могла больше держаться на ней. Длинные темные пряди волос заструились по спине, ее тело начало дергаться и извиваться.
   Время от времени она яростно дрыгала ногами, пытаясь упереться ими во что-то твердое, но уже ничего не было — только воздух. Женщина хотела вскрикнуть, но натянувшаяся веревка заглушила звук, превратив его в ужасающий хрип.